Глава XX
«УР-62 дает жару-2»

Просыпаюсь от тренькания гитары, это кто же в теремке живет, тьфу блин, то есть на гитаре играет? Оглядываюсь, чуть дальше меня в окопе сидит давешний Ежуров и, по-моему, подбирает аккорды, ну или настраивает, я ж не спец. Ну, молодец, пробежаться бы, но не та ситуация, встаю и делаю просто разминочку, отжимания и упражнения на пресс с растяжкой. И, наверно, все читатели сейчас ждут, «вот Константин берет гитару и тихим голосом поет». Причем – «Любэ», «Кино», Кинчева, Высоцкого, на крайняк «Генералы песчаных карьеров», и ни разу, например «Яллу», или «Сябры», или вообще Утесова. Но, увы мне, братва-читатели, я в этих делах ни фига. Почему? Дело вовсе не в том, что я оригинальничаю.

Начнем с того, что в русском языке есть такая идиома: «медведь на ухо наступил», и она точно не обо мне. Потому что на моих ушах долго и счастливо жило стадо слонов, мамонтов, мастодонтов и прочих диплодоков, стегозавров и бронтозавров. Потом на моих ушах устроили стоянку трейлеров, седельных тягачей и другой тяжелой техники, типа Магирус, Кенворт, Бел АЗ и Мо АЗ. Кажется, потом еще целая дивизия самых тяжелых танков (маусов всяких, да тигров номер 2) тоже квартировал годочек. Короче, уши, да и слух оттоптан капитально, навечно и офигенно во всех ипостасях.

И на гитаре я могу исполнить лишь одну песню (на остальных инструментах, начиная от комуза и кончая органом, вообще корень из минус единицы). А называется эта песня – «Смерть парохода», если кто ее не знает, то расскажу. Дергаем толстую струну, и раздается звук, подобный прощальной сирене парохода, все, песня кончилась, вот такой я музыкально-эстетически развитый. И потому из меня певун, как из сапожной щетки синхрофазотрон, ну или вариант, как из расчески ТТУ (твердо-топливный ускоритель). Ну, это та фигня, из-за которой навернулся «Челленджер», кто помнит – это многоразовый американский челнок космический.

А Володя начал лабать, то есть бацать, видимо, уже настроил, ну и я подсел, послухать трохи, лабаловство (лабать+баловаться) брата-погранца. Тот начал петь какие-то песни, строки приводить не буду, потому что не запомнил, но примерный смысл таков: «я тя любил, а ты меня чёта ваще-то не очень».

Ну и слушал Ежурова, постепенно рядом стал собираться народ (на Отечественной войне музыка нужна вдвойне), а потом командира (это меня) позвали завтракать (остальных, кстати, тоже). Я, оправившись (я, если что, о форме) и приняв молодецкую выправку, пошел в ДОТ поесть, тем более уже желудок сигнал SOS посылает, соскучился по немецким консервированным сосискам. Вчера в бюссинге набрали и сосисок, и галет немецких, так что пока байрам и дастархан огромных размеров.

В ДОТе Денис (ну который Полуэктов) организовал довольно ничёшный стол, и я, Абдиев, Нечипоренко, Круминьш и сам Денис позавтракали довольно вкусно, да еще и с кофе, опять же спасибо немчуре за поставки питания. Тем более, бойцы завтракают тем же, из-за особенностей нашего войска у нас нет деления на нижние чины, с последующим разделением котлов и паек, прям раннефеодальная демократия времен гиксосов и тому подобных варваров, хотя они (гиксосы и раннефеодалы) жили в разных странах, да и, по-моему, в разных временах. После трапезы преподобный латыш Круминьш толкнул речь:

– Товарищи командиры, наша оборона направлена только во фронт ДОТа, а если неприятель нанесет удар с тыла, что тогда? Тем более мы знаем, немцы мастера воевать оригинально и изворотливо, зная силу фронтовой части ДОТа, они попрут именно с тыла. Я уверен, что местные штабы уже не то что почувствовали, но и приказ отдали, чтобы нас выбили из ДОТа к чертовой кузине (кстати, как правильно, к чертовой матери или к чертовой бабушке?).

Также я уверен, что сегодня они и начнут экзекуцию, потому предлагаю готовиться соответственно ожиданиям. С дороги перетащить неисправные танки в тыл ДОТа, оборудовать позиции и быть готовым к удару с тыла. Неисправные танки двигаться не могут, но стрелять-то они могут, а это пушка (какая-никакая) и три пулемета на каждом, да и пулемет МГ в обороне, очень неприятная для нападающего вещь. Это же готовые микро-ДОТы, вот пусть и встретят врага их же танки. Еще добавим пулеметов из наших запасов, можно также два броневика перевести назад, ну и одну «косилку» с минометом или двумя. Да все это расставить в центре и по флангам, замаскировав… И все готово, ласкаво просимо, гости незваные и ни разу, ни одним местом нежданные.

– Артур, ты прав, надо сразу после завтрака начать транспортировку подбитых танков, затем чуть подучить бойцов как стрелять из танковой пушки, ну и пулемета тоже, – говорит Ержан.

– Да, все по делу, хорошего нам специалиста Абвер подготовил, – говорю, подло усмехаясь я.

– Да и вам, товарищ старший лейтенант, спасибо за то, что меня в тот день не расстреляли, я же говорил, что пригожусь, – подытоживает Артур, сводя на нет всю вонь от моей улыбки.

– Ну, тогда, Нечипоренко, бери свои танки, Абдиев – свои броневики, а если возникнет нужда, можете даже грузовики с повозками привлечь для перетаскивания подбитых танков, а бойцов пока отправим рыть позиции. Ты, Дениска, как опытный артиллерист, подбери позиции для четырех трешек, так как только в четырех наследственных танках пушки и пулеметы в порядке, то и позиции надо подобрать четыре. Немцы, конечно, злы на нас, но навряд ли натравят всю группу армий «Центр», у пате Фон Бока и без нас дел до черта. Так вот, бойцы сразу пусть начинают рыть капониры и накладывать брустверы, – закончив давать ЦУ, встаю из-за стола, остальные также поднимаются и разбегаются.

С Полуэктовым выходим в тыловую зону ДОТа, чтобы прикинуть, куда танки зарывать. Денис опытным глазом накидывает восемь мест для капониров. Почему восемь? Потому что четыре капонира для трешек, два для броневиков и еще два для броневиков в резерв, броневики-то ходячие, вот и будут стрелять то из одного капонира, то из другого. А танки безногие, им бегать не с руки (или не с ноги?). Уже подходят позавтракавшие и полные сил красноармейцы, и начали рыть капониры, тут я подумал и говорю Полуэктову (шанцевые работы, конечно, не сахар, но чем боец глубже в земле, тем он дольше жив и боеспособен):

– Слушай, Денис, я вот думаю, надо убрать курсовые пулеметы с танков, мы ж их зароем, а курсовой пулемет низко расположен, при таком раскладе он как бы вообще не нужен, не в свой же капонир стрелять, лучше снимем и установим дополнительные пулеметные гнезда, то есть плюс четыре пулемета, увеличим плотность огня, причем два на правый фланг, а два остатних – на левый.

– Наверное, соглашусь с вами, товарищ комиссар дивизии, так оборона будет более насыщенной. И фашистам больше радости от горячей встречи. Да, не подумали мы о том, что у зарытого танка курсовые пулеметы будут ниже ватерлинии.

– Ниже чего? Денис, ты что, флибустьер или буканьер, морским языком заговорил?

– Какой такой браконьер?

– Неважно, проехали, надо акмурзинских подучить и из пулемета и танковой пушки стрелять, вот пусть займут эти позиции. Черт с ним, если не будут попадать, по теории вероятности и обезьяна из пушки выстрелить сможет, да и попасть чисто теоретически.

– Какой такой теории, товарищ командир?

– Расслабься, Денис, это так, приговорка, или, как говорит наш гуран Ильиных, прибаска.

– Хорошо, я распоряжусь, товарищ старший лейтенант, – и Полуэктов ускакал искать Акмурзина с его группой.

Пошел к ДОТу, ну чтобы залезть на него и оглядеть окрестности, как Маша (не моя, а из сказки) из короба, который на спине ведмедя, правда, короб у меня гигантский получается. Не может быть, что немцы не захотят нас отметелить, тем более у них, как говорил И. В. Сталин, «Головокружение от успехов», через полгодика на каждый партизанский взвод по батальону кидать будут. Ну, а пока они РККА недооценивают, считают, что мы типа Польши или Франции, и дивизии РККА ротами своих недошвейков гонять могут. А ихние кадеты Биглеры с ихними же подпоручиками Дубами думают победно командовать своими недошвейками.

Это в Польше, ну или в других странах, завоеванных раньше, немчура шла парадным маршем, с песнями да минимальными потерями. Бельгию вон чуть ли не взводом диверсантов взяли, те бедолаги мУльены потратили, какие-то страшенные укрепления настроили, а тут бац с неба два десятка наглых теффтонов, и все, смертельный ДОТ в руках. Максимум сопротивления тех народов немецким оккупантам – плевок на дорогу, по которой проходил часика два назад немец (ни в коем случае не раньше, фашисты могут же и в ответ плюнуть). Я ваще торчу от всяких чехословаков, поляков и других завоеванных немцами европейцев, по-моему, кроме Югославии, никто из них нормально и не подлянил немцам. Резистансы гребаные, наверно, все эти движения сопротивлений, вместе взятые, немцам вреда принесли как один из самых лоховитых партизанских отрядов СССР (да, само собой без Югославии).

Тисяча извэнэний, как говорил Жорик Вартанов в моей реальности, за отступление от темы. Осматриваю с верхушки окрестности, пока тишина. Тут прибегает радист, приносит радиограмму от Старыгина, это ответ на вечерний отчет, вечером мы отчет о проделанной работе посылали, забыл черкнуть тут:

«Заминируйте автомобильный мост, будьте начеку, в случае окружения превосходящими силами уходите, взорвав мост. Не рисковать! Старыгин».

Правильно, батя заботится о нас, если немцы окружат нас, мы их покрошим, конечно, немерено, но и они нас пресекут на корню. Потому, наверно, уже пора позаботиться о путях отхода, все мы знаем, что сейчас немцы планируют мыслимые и немыслимые подляны против нас. Свербит от нас у фашистов, во всех отверстиях. Мимо пробегает Круминьш:

– Артур, если свободен, найди Ежурова, и поднимайтесь вдвоем сюда, надо обсудить кое-что.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант, сейчас, пять минут.

И через пяток хвилын Володя с Артуром уже стоят рядом, и я начинаю:

– Ребята, к колдуну не ползай, то есть к гадалке не ходи, но немцы уже подтягивают силы, чтобы раздолбать нас как бог бегемота. Командование предлагает не стоять насмерть, навести максимальный шорох, и смазать пятки самым скоростным салом. Мы нужны командованию не геройски погибшими, а геройски выжившими, а геройски (или не очень) пусть погибает неприятель. Поэтому предлагаю заранее подготовить два пути отхода, первый основной (демонстративный и пошуметь на нем), и второй резервный (реальный), кроме того, заминировать, конечно, и мосты, и ДОТ. Причем желательно так, чтобы они потом взорвались, когда немцы будут и там и тут. Хотя это, так, пожелание, а вовсе не приказ.

– Товарищ комиссар дивизии, я предлагаю заложить два фугаса на мосту, и применить двойную систему минирования в ДОТе, если не сработает первая система, то сработает вторая, – умничает Артур, – тем более Абдиев со своими притаранили из немецкого склада боепитания шесть авиабомб стокилограммовых. Мосту и ДОТу хватит и еще останется немного.

– Тогда, Артурчик, возьми саперов и озаботься минированием, тя Абвер этому учил, на народные денежки причем (ну да, а чем немцы не народ), а ты, Володя, возьми двух-трех ребят, осмотри окрестности и подготовь пути отхода, оба. Не забудь, отходим-то с техникой, поэтому путь отхода должен быть преодолим для техники. И красноармеец Ежуров, первый путь отхода следует рассматривать как отход с шумом, с размахом, как Волго-Дон строили, а второй путь в стиле тихо-мирно, шито-крыто. Пусть если что, немчура засады на первом пути сажает, а мы скромно, без почестей удалимся по второму. Все, товарищи, расходимся и выполняем, – скомандовал я, и парни ушли выполнять свои дела, а сам решил пройтись по всему нашему плацдарму. Но начал с радиста, со связи с базой.

И к Старыгину ушла радиограмма следующего содержания:

«Вас поняли, готовы к любым исходам, нам нужны четыре мехвода, у нас прибыль в четыре коробки, будем благодарны»

Почти сразу же пришел ответ:

«Ронандахо бо гурухи Онищук то обеда ба рох мебароянд, то шаба мерасанд, барор!»

Это я на случай отступления позаботился, не оставлять же четыре танка немцам, пусть трешка не БТ, но тоже танк, а некоторые не очень патриотичные товарищи даже треху того периода считали круче БТ, ну и запас, как говорится, Гохран не дерет. Ну, или Гохран запасы не дерет, да черт его знает, не филолог я, и с Гохранами не дружил, не служил, не тужил и не жил.

Тыловые укрепления уже готовы, бедные красноармейцы прошли курс подготовки матерого крота (кротам у нас еще поучиться), правда, обездвиженный танк легче зарывать, чем нормальный, нормальному же нужно еще запасные позиции вырыть, плюс пути для перехода из позиции на позицию. Акмурзин со своими ребятами отрыли для себя пулеметные гнезда с путями сообщений. Поленились пути вырыть в полный рост, но ползком, да и на карачках по ним спокойно можно передвигаться, черт с ними, бездельниками. И потом под началом опытного пулеметчика начали тренироваться стрельбе, в лагере-то всех учили стрелять из ДП, МГ и даже «максимки». То есть азы всем знакомы, пусть потренируются, да и пристреляют территорию, патронов пока до черта. Пусть восьмерки рисовать очередями они не умеют, и тем более автографы свои, зато горизонтальной очередью хоть напугают.

Но почему так подозрительно тихо, чего это немцы не лезут, а? Что, они испугались нас и сепаратный мир заключили с СССР, что ли?

Ого, видимо, накаркал, слышен вой моторов, по звуку понятно, что самолеты (привыкли уж ДВС фашистские различать), и потому кричу:

– ВООООЗДУУУХ! – все в укрытия.

Ну и сам руки в ноги, или нет ноги в руки, хотя тоже иррационально, то есть короче, жму на газ и, включив форсаж, бегу к парням в окопы (там вероятность поражения осколком бомбы поменьше, а жизнь всем сладка).

– Товарищи красноармейцы, личному составу укрыться, пока мы в окопах, бомбой нас убить очень сложно.

Все послушно укрываются (каждый на своей шкуре уже испытал подлость бомберов люфтвафлей), и окопы ощетинились стволами.

– По немецким стервятникам с упреждением в полкорпуса ОГОНЬ! – последние мои слова потонули в визге и вое пикирующих немецких крылатых говновозов.

Четверка немецких пикировщиков (хорошо фронт далеко, не то наслали бы фашисты на нас не четверку, а гораздо больше) с угрожающим воем летела на нас. Но ребята не растерялись, немцев встретили очереди из МГ и ДП, одиночные (но дальнобойные) выстрелы из Мосинок и карабинов германских, да еще обе «косилки» начали работать по девичьей специальности. Первая пикировка у немцев прошла очень хорошо (без потерь для них), но на второй наши пули стали более агрессивно встречать их (чуть пристрелялись бойцы), и один «Юнкерс» задымил (с «косилки» обласкали). Другие тоже испугались, видя дым из собрата по воздушному разбою, и, побросав бомбы куда попало, отвернули от нас, а задымивший замедлил полет. Видимо, у фрица летучего что-то с мотором, а сотни злых пуль калибра 7,62 и 7,92 начали зверски ласкать металлическое тело «Юнкерса». Так тебе, сука крылато-говнистая, «не смеют крылья черные над Родиной летать» (над нашей, конечно), летал бы себе в каком-нибудь Вюртемберге, мы бы не стреляли.

«Юнкерс» (может, Арадо какой, нам неважно, да хоть F-17) полетел от нас как-то вбок, отчаянно дымя, и рухнул в пределах видимости, остальные рванули подальше от опасного с воздуха ДОТа. Короче, отбой воздушной тревоги, тут кто-то крикнул:

– Танки с тыла!

Оббегаю ДОТ, в бинокль вижу, что с тыла, пыля меж деревьями, ползут восемь танков при сопровождении пехоты, три Т-I и пять «двоек», ну это не страшно, с нашими пушками мы справимся. Они бы еще кюбель-вагены послали бы, даже двухбашенный «Т-26» (пулеметный) по сравнению с немецкой единичкой гений конструкторской мысли. И потому голосом чуть громче шепота говорю:

– Не стрелять, подпускаем ближе, они не знают, что у нас тут зарыты танки и БА, пусть будет сюрпризом, стреляем только по моей команде. Пулеметчики, первая очередь длинная, затем короткими прицельными очередями. Бойцы, что в танках, бронетехнику противника бьем прицельно, метров с пятисот, а пока молчим. Танкистам кричать бы надо, они подальше у леска, будут бить немчуру с фланга, но ребята и так свой маневр знают.

Немецкие танки ползут, солдаты тоже бегут, прикрываясь броней, они не ожидают, видимо, что их тут встретит, и вот до крайних пулеметных гнезд остается метров триста. Молчим, ждем, спешить некуда, пусть втянутся в центр нашего огневого мешка.

Немцы уже в двухстах метрах от края дуги, пора:

– ОООГОНЬ!

Почти одновременно бухают шесть пушек (четыре танковые и две БА), более опытные пушкари броневиков, тем более стреляя с фланга в упор, пробивают своих противников, танки же наши безногие, пока стрельнули вкривь и вкось. Но один умудрился повредить гусеницу своего крестоносного визави, плюс два горят (те, кого броневики обласкали), у немцев полные штаны сюрпризов, так как солистов-пушкарей поддерживает аккомпанемент из стрелкового оружия. Развивая успех, снова раздаются выстрелы, новички, сидящие в трофейных танках, уже исправляются и, приноровившись, поджигают еще один танк, три с половиной минус. Тут стреляют броневики, эти-то опытные и с 200 метров промаха не дают, их еще с довоенного времени учили, плюс опыт польского похода, да и с 22 июня парни воюют. То есть у немцев остался один танк на ходу и другой без гусеницы (хотя нет, гусеница валяется рядом), бедный немец на последнем танке разворачивается, но скорострельность пушек немецкой трешки и прицел не зря хвалят, в этот последний танк попадает сразу три снаряда из трофейных трешек. Полный аллес капут, какой-то абгемахт от разрыва боезапаса, башня делает кульбит (в корму башни сразу залетело три снаряда, немчура тут вам не там, ваши не пляшут).

Пока танкисты колотили немецкие танки, пулеметчики и стрелки тоже не менее успешно покосили пехоту, из четырех-пяти десятков наступавших немцев, разбежался десяток, остальные лежат. Правда, мертвы они или просто ранены, мы не знаем, из танка с рваной гусеницей выскальзывают танкисты и пытаются сбежать, но куда им, Акмурзин одной очередью из экипажа танка делает органическое удобрение. Все, можно прошвырнуться, совместить сбор оружия и трофеем с добиванием недобитых фрицев (победный каламбур), посылаю бойца позвать кого-нибудь из нечипоренковцев, чтобы гусянку на двойке заделать, и еще один халявный танчик прибавить к нашей бронеколлекции.

Бойцы во главе с Акмурзиным полезли крысятничать, ну и немцев дотушить, додавить. Прибывает Нечипоренко с экипажем и, сноровисто начав, быстро ставят гусеницу двушке на место, так-то она в полном наряде, тьфу в поряде. При таких темпах придется нам открывать в лесу танковое училище, а то танкеров уже нехватка. Ну, двойке гусянку починили, поврежденный трак заменили (запасной с борта этого же танка сняли) и Нечипоренко собственной персоной отогнал новый танк ДОН-16 в один из капониров, что в передней части ДОТа вырыты.

Акмурзинцы притащили штук пять МП и охапку карабинов, плюс десятка полтора немецких гранат, которыми можно даже гвозди забивать. И само собой, что патронов принесли от пуза, а танкисты еще пошли рыться в танках, там можно пулеметы снять, опять же снаряды и патроны, не во всех же боекомплект рванул.

Время уже три часа дня, обед из-за немцев мы пропустили, но дежурные разнесли еду по окопам и казематам, танкам и броневикам, и все быстренько поели, до вечера далече. А немцы скоро полезут, теперь, наверно, придумают какой новый макар, новый гешефт, каким нас захотят нагнуть, и потому мы должны быть готовы разогнуться и нагнуть их в ответ.

Но немцы так до вечера и не полезли, за это время саперы заминировали автомобильный мост, да не жалели авиабомб, целых четыре сотки потратили, уходя так рванем, что им мало не покажется, ну и само собой, черта с два восстановят, арийцы хреновы.

Так прошел день, наступил вечер, немцы ночером не воюют (комфорт любят гнидоразы), и нам можно расслабиться и спокойно поужинать. Ну, правда, и часовые стоят, где положено, и секреты выставлены, и танкисты-броневики в своих коробках сидят (ну или рядом, чтобы чуть что в коробку и огонь на заражение, то есть на поражение). После ужина еще часик посидели, потрындели, затем Ежуров начал концерт, типа Дидюля, и долго импровизировал, потом стал петь, ну и все тоже, кто мог петь, пели. За исключением таких бесталанных глухопердий, как я.

Все, на этом закончилось и 13 июля страшного для нашей родины года, воскресенье, однако.