Глава 21. Победителей не судят
Перед нами сидело двенадцать человек, четверо из которых были творцами, остальные — новым руководством корпорации. Ради того чтобы допросить нас и по случаю окончания войны собрались все.
Ожидаемо главой был выбран Ратский, глава нашего филиала на момент теракта был уже стар, часто болел и глава творцов подменял его, так что опыт у него имеется. Аналитиков возглавил глава Западной корпорации, безопасность взял на себя Диего, а место главы творцов занял заместитель Ратского. Это из тех, кого я знала, но были и люди, которых я видела впервые и с которыми только-только познакомилась.
Я смотрела на обновленный состав руководства и понимала, что он мне нравится, что происходящее сейчас правильно, верно и так и должно быть дальше.
— Ты считаешь, мы должны поставить ультиматум?
— Конечно. Посмотри на них.
— А они пойдут нам навстречу?
— Куда они денутся?
Наш диалог не остался незамеченным и Ратский, приподняв брови, заметил:
— Не хотите ли вы и нас посвятить в свои секреты? А то мы по горло сыты неизвестностью.
Мы переглянулись, и Калеб кивнул мне.
— Все началось с теракта, который унес много жизней. Изначально все было ясно и понятно. Юг захотел власти, мы боролись, их действия были понятны, наши тоже. Дальше все изменилось, — начала я.
— Теракт не вписывался в схему, которую предполагали аналитики. Тогда мы и поняли, что все изменилось, что теперь предстоит хаос и борьба, в которой любые жертвы оправданы. А значит, следовало менять план, необходимо было преимущество и быстро. Диего подкинул нам идею.
Это уже сказал Родригес.
— Да, мы в курсе легенды про Воина и Хранительницу, — кивнул головой главный аналитик. — Но я не понимаю, что это нам дает.
— Такие, как мы с Калебом, рождаются нечасто и лишь тогда, когда корпорация остро нуждается в помощи, когда приходят тяжелые времена. И я предположила, что раз мы можем вносить столь глобальные изменения, то находимся вне системы, а значит, аналитики не могут нас просчитать, творцы не в состоянии предугадать, а время потворствует. И мы решили рискнуть.
— Отправились на разведку в прошлое, в логово Юга, и проникли в их информационный центр. Если следовать логике, то это был очень рискованный план, где лишь удача дает мизерный процент на выигрыш, но нам удалось, — продолжил Калеб.
— И тогда мы поняли, насколько творцы и корпорация полагаются на аналитиков в просчитывании возможных ситуация и выгодных решений. А значит, у нас было то самое преимущество перед Югом, ведь ясно, что нас просчитать они не могли, а значит и уничтожить их должны были только мы.
— Почему не рассказали нам? — нахмурилась бабушка.
— Они в прошлый раз намекнули. Потому что мы — часть уравнения времени и если бы вы все узнали, эту ситуацию можно было бы просчитать.
— Да, — кивнул Калеб. — В связи с этим мы попросили каждого из творцов об услуге, не объясняя, зачем она нужна, а сами в одиночку сплели паутину. Вера хорошо разобралась в натуре Аслана, он же знал, что она в силу своей природы, то не сможет принять участие в его уничтожении, и решил, что мы используем для этого технику. Но мы поступили иначе.
— Решили, что раз они все затеяли, то пусть и горят в собственном огне, и использовали силу Аслана против его же корпорации. Не зря же я до этой войны выполняла несколько заданий в Трое. Вот мы и подсунули им «коня», который их и сгубил, — подытожила я.
— И нам очень жаль, что при этом погибли невинные люди, — тихо добавил Калеб. — Но когда пришлось выбирать между своими и чужими… Тем более что нельзя было бы определить, кто из них насколько причастен к противостоянию и убийствам.
— Значит, теперь все? — спросил Ратский.
— Да, — кивнул главный аналитик и продолжил: — Теперь мы можем спокойно восстановить свои филиалы и встать на ноги. Все будет как раньше.
— Нет, — решительно возразила я, и все посмотрели на меня в удивлении. — Корпорация должна остаться объединённой, как сейчас.
В комнате воцарилась тишина, которую нарушил хохот моего деда. Он, как и бабушка, все поняли и кивнули нам. Их поддержка у нас уже есть.
— Корпорация должна быть единой. Когда-то произошел раскол и направил нас не по тому пути, — продолжил Калеб. — Того, что происходило в последние месяцы, не было бы, если бы в свое время не допустили ошибки и не раскололи Лемнискату. И мы намерены это исправить.
— Кто это «мы»? — приподнял брови Ратский. — Вы навязываете нам свое мнение?
В комнате поднялся невообразимый шум и гам. Все спорили, кричали, обсуждали, негодовали… а мы с Калебом и остальными творцами сидели и просто смотрели на все это, ждали, когда схлынет первое потрясение и утихнут протесты.
Через какое-то время, видимо, Родригесу надоели дебаты, что пошли по второму, а то и по третьему кругу, и он, призвав энергию, смел все со столов.
И снова в комнате воцарилась тишина. Положив руку на его плечо, успокаивающе сжала.
— Думаю, разумнее дать нам договорить.
— А вы еще не все сказал? — ехидно осведомился главный аналитик.
— Даго! — одернул его Диего.
— Не все. За столетия с момента раскола корпорация многое пережила. Она боролась с инквизицией, невежеством, правительствами, дуовитами и все это закончилось внутренними противостояниями. Посмотрите, механизм работы Лемнискату нарушен, каждый филиал пострадал, мы у руин. Пройдет немало времени, прежде чем все войдет в колею. А что потом? Снова противостояние? Снова опасность? У творцов достаточно опасностей в прошлом и притом на каждом шагу, нас с детства учат выживать, а вы снова хотите добавить к этому еще и опасения за свою жизнь в случае попадания на чужую территорию?
Я встала и прошлась по комнате.
— Ради чего? Разделение вам что-то даст?
— Если объединяться, то придется переосмысливать весь устав существования Лемнискату, а мы и так сейчас простаиваем, — заметил Ратский.
— Да мы сейчас практически полуразрушены! Неужели за ближайший год или два история, которую мы перестанем столь жестко контролировать, сильно изменится? Или для вас привычка и собственное удобство важнее нашей безопасности?
— Ты передергиваешь, — нахмурился Даго.
— Нет. Много чего случилось, мы многое пережили, многих потеряли. Нам удалось за это время победить как внешних врагов, так и собственную разрозненность. Через столько лет круг наконец замкнулся. Это наш шанс на то, чтобы стать едиными, и упускать его глупо. Лично я в этом участвовать не буду. Или буду работать на единую корпорацию, или не буду работать вообще.
— Вера, это глупость… — начал Ратский.
— Поддерживаю! — перебил его Калеб.
— Что? — вскинулся Даго.
— И я, — кивнул нам Давид.
— Мы тоже поддерживаем, — сказала бабушка, переплетя свои пальцы с пальцами деда.
Оба кивнули.
— Поддерживаю, — твердо произнесла немногословная Лукреция.
Мы сидели и смотрели на растерянный совет, никто из них не мог нам ничего сказать.
— Да это бунт! — хмыкнул Давид.
— Раз вы снова хотите разрозненности, вам не привыкать, — отрезал Калеб.
— А не боитесь, что Лемнискату может и повлиять на ваше решение? — мрачно спросил Ратский.
Тут Калеб прохладно улыбнулся.
— Думаю, вы все забыли, что я, как Воин, могу сплотить всех творцов и научить их… отстаивать свою точку зрения, а Вера обеспечит нас крепостью духа и здоровьем. Думаю, мы будем тверды в своих взглядах.
— Особенно, если учесть, что мы с Калебом вне уравнения и аналитикам не просчитать наши действия ни в настоящем, ни в будущем, — я бросила красноречивый взгляд на Даго.
Тот лишь скривился.
— Нам надо подумать, — подытожил Ратский.
— Лукреция, помнишь, ты мне обещала? Что они решат? — я прямо посмотрела на женщину.
Словно просканировав взглядом каждого присутствующего в комнате, она слегка мне улыбнулась.
— Они согласятся.
* * *
Первое время после победы, а совет действительно дал добро на объединение, работать пришлось много и всем. А в особенности нам с Калебом: раз мы все это затеяли, как они выразились.
Теперь Цитаделей будет несколько, и они, вместе с официальными зданиями корпорации и различными научными центрами, образуют своеобразную сеть, окутывающую мир. Что-то останется таким, как сейчас, кое-что закроют и переоборудуют.
По всему миру будут открыты новые библиотеки, а кое-какие старые будут «окультурены», как, например, та, в которой побывали мы с Калебом. Знания должны распределяться равномерно и дублироваться, чтобы на любом континенте быть под рукой.
Какие-то нововведения были предусмотрены для творцов, какие-то — для аналитиков и ученых. В новом плане развития было учтено, кажется, все, хотя каждый понимал, что осуществляться это будет не сразу.
Но было кое-что, что начали сооружать в первую очередь, а именно — огромный памятник, чтобы почтить погибших и как напоминание о случившемся.
Война корпораций и раздрай внутри организации не выносились на всеобщее обозрение, исключение составили теракты. В Лемнискату не было принято выносить сор из избы и тем не менее государства ощутили кое-какое беспокойство.
Воздвигнутая на месте Цитадели статуя богини Фемиды была словно символ равновесия и мира не только для посторонних зрителей, но и для нас самих.
Когда спустя пару месяцев все наладилось и более-менее вошло в колею, монумент, построенный в ускоренном темпе, уже был готов к открытию. И не только он.
Делать достоянием гласности степень близости наших личных отношений с Родригесом мне не хотелось, но Калеб уперся рогом и не отступал от своей идеи. Он считал, что до визита к моим родственникам все должны узнать о серьезности происходящего между нами.
Я не совсем понимала, почему для него это так важно. Настолько, что я даже ощущала внутри его души отголоски страха и напряжения.
Что было тому виной? Традиции? Тайна, о которой я ничего не знаю? Неужели после всего, что мы с ним пережили, меня ждут еще какие-то сюрпризы?
Перед тем как мы отправились на официальную церемонию открытия памятника «Мира», мне на палец надели обручальное кольцо. Не слишком шикарное, но элегантное, с крупным желтым бриллиантом — цвет моего дара. Выбранное и подаренное с любовью.
Оторвав восхищенный взгляд от кольца, я подняла глаза на Калеба.
— Калеб, успокой меня и скажи, что ничего не случилось. Прошу.
— Чего ты опасаешься? — удивился он.
— Меня тревожит твое беспокойство и желание всем объявить о нашей помолвке. Разве это так важно?
— Для меня — да. Пусть и корпорация, и весь мир знают, что ты принадлежишь мне. А особенно Ратский.
Я облегченно выдохнула, поняв, что Калеб слышал наш разговор, состоявшийся сразу после того, как совет довел до нашего ведома свое решение об объединении. Тогда Иван Иванович подошел и тихо спросил, не пожалею ли я о слиянии, если через какое-то время наши с Родригесом отношения распадутся?
Я тогда просто промолчала, лишь отрицательно мотнула головой, а вот Родригес услышал и все это время испытывал беспокойство.
Притянув своего мужчину за шею ближе и поцеловав, прошептала:
— Пока ты этого хочешь, я с тобой.
— А я с тобой навсегда.
— Вот и выяснили все, — пробормотала я.
А меня стиснули в объятьях и крепко и тепло-тепло поцеловали.
Через несколько часов мы стояли недалеко от водопада Виктория, рядом с которым теперь высилась прекрасная статуя, белая и невероятно изящная и красивая.
Пышное мероприятие, море радости для всех, в том числе и для нас, тех, кто знал ее истинную цену. А мы стояли, взявшись за руки, и слушали перешептывания репортеров. Заголовки завтра будут не только об архитектурном шедевре, но и о том, что русская аристократка пленила сердце «расчетливого дельца».
Вот только утром триумф Калебу подпортило одно письмо — его приглашали посетить с официальным визитом резиденцию моей семьи.
* * *
Перед путешествием в Россию Калеб решил, как он мне сказал, подстраховаться и стребовал с меня подтверждение того обещания, которое я дала ему рядом со статуей Христа-Искупителя. А именно: я должна полностью довериться ему в выборе способа празднования нашей свадьбы.
И как я ни упрашивала и ни пыталась отсрочить этот момент, у меня ничего не получилось. И вот в один из дней, рано утром, мне завязали глаза платком и, усадив в машину, куда-то повезли.
Мучило сильное любопытство и волнение, внутри все трепетало, но снять повязку или хоть что-то подсмотреть мне не дали.
— Калеб, ну куда мы летим?
— Не скажу.
— Ну пожалуйста!
— Потерпи, испортишь сюрприз.
Наконец мы приземлились и меня снова куда-то повели. Дорога, пол, ступеньки и чьи-то руки, в которые меня бесцеремонно сунули.
— Калеб? — тревожно выдохнула я.
— Помни о своем обещании!
А следом шаги и захлопнувшаяся дверь.
В то же мгновение я сорвала повязку и увидела перед собой Еву, а за ее спиной еще несколько женщин-бразильянок.
— Что здесь происходит? — настороженно спросила у единственного знакомого человека.
— Ты выходишь замуж! — радостно ответила Ева.
Пока я стояла в ступоре, осознавая, что Калеб затеял все это всерьез, меня взяли в оборот и начали готовить к церемонии.
Мои запоздалые возражения никого не впечатлили. Сначала меня накрасили, потом облачили в красивое белое платье и фату закрепленную красивым гребнем.
А вот мне было очень интересно, как Калеб обойдет тот момент, что я православная, а он католик, но после того, как мне раз пять напомнили о собственном обещании, я уже послушно выполняла все команды.
Ева проводила меня до церкви, я поднялась по ступенькам, а едва открылись двери, как зазвучала чудесная фортепианная музыка. Мелодия лилась, все поднимаясь кверху, создавая волшебную атмосферу, а я шла и не могла отвести взгляд от ждущего меня впереди мужчины. Мужчины, который стал моей жизнью, стал частью меня и тем, ради кого каждый день бьется мое сердце.
Не было священника, были лишь клятвы, которые мы принесли друг другу, и гражданский регистратор, который без проблем соединил нас узами брака. Калеб предоставил ему для этого все нужные документы.
Но в тот момент я ни о чем таком думать не могла. Калеб целовал меня, а мне хотелось прижаться к нему как можно теснее и остаться вот так, соединенными, до конца наших дней.
Поцелуй прервали аплодисменты, они заставили нас оторваться друг от друга и обратить внимание на гостей. На ближайшей лавочке сидела и, не жалея ладоней, хлопала нам наша команда, все те, кто сопровождал нас в эти трудные дни и встречал на равных с нами опасность.
Подхватив меня на руки, мой муж крикнул одно слово:
— Гуляем!
* * *
— Калеб, не волнуйся. Когда ты приходил с визитом к нам домой в первый раз, я не заметила в тебе подобного трепета. Что сейчас-то не так?
Мы как раз подлетали к дому моих родителей.
— Раньше я не был твоим женихом. Что, если они не одобрят наш брак? Ведь я — никто, ни семьи, ни происхождения…
— Не считая нескольких миллионов в банке.
— Это другое. Вряд ли за деньги высший свет простит мне мое плебейское происхождение.
— Уверяю тебя, за деньги свет простит тебе все что угодно, кроме пренебрежения им самим. А сейчас мы тебя продемонстрируем, я похвалюсь и мы улетим на несколько дней в отпуск.
— Ты меня сейчас утешить пытаешься?
— Не получается?
— Нет.
Выбравшись из машины, Родригес помог выйти мне. Оказавшись на твердой земле, я обхватило его лицо руками.
— Послушай меня. Раз дедушка и бабушка тебя одобрили, значит опасаться тебе нечего, семья примет мой выбор. А вообще, просто будь собой и все. Тебя невозможно не полюбить.
На губах Калеба появилась улыбка, и я потащила его к двери.
Дверь распахнула мама и ― дежавю ― стало слышно детский визг со второго этажа.
Я в ужасе посмотрела за плечо родительницы.
― Добрый день, мама. У нас что, гостит вся семья?
― Здравствуй, Вера. Калеб, ― ответила матушка, отступая назад и пропуская нас. ― Конечно, все приехали. Ты же замуж выходишь!
Калеб нервно сглотнул.
― Вы ведь всерьез решили жениться на моей дочери? — повернулась она уже к Калебу.
— Ма!
― Вообще-то уже женился, ― твердо ответил Родригес.
― Как, без семьи?! ― вознегодовала Ксения.
― Мы еще не праздновали! — успела вставить я.
— Хорошо хоть праздника не лишили. Я займусь организацией!
Мы оба закивали.
― Замечательно! Пойдемте за стол. Калеб, я говорила, что вам надо лучше питаться? Вы очень худой.
Улыбнувшись друг другу, мы стали раздеваться.
― Калеб, пойдем… ― начала я, как только мы разоблачились, но тут в холл вышел отец.
— А, жених моей дочери? — посмотрел он поверх очков на Родригеса.
— Муж.
— Вы мне как будто немного знакомы.
— Несколько месяцев назад, под Рождество, я имел счастье быть у вас в гостях.
— Да-да, припоминаю. Обеспечить мою дочь сможете?
— Па!
— У меня своя фирма, — и Калеб озвучил известный бренд, — и приличный счет в банке. К тому же я работаю.
— То, что вы работаете, это прекрасно. Пожалуй, на первое время хватит, а потом мы с вами поговорим об удвоении капитала.
— Непременно, — кивнул творец, а я спрятала лицо в руках.
― Мне надо выпить… ― начала я, но меня снова прервали.
К нам примчались дети и утащили Калеба с собой. Они еще с прошлого раза были от него в восторге, я тогда еле отбила у них творца после часовой игры в прятки.
Взъерошенные и слегка помятые, мы уже решили было подняться ко мне, чтобы побыть вдвоем, как в холл вышла бабушка.
— Что, уже переобщались со всей семьей?
— А по нам не видно? — уныло поинтересовалась я.
— А то! Пойдемте, будем испытывать твоего мужа, — и Анастасия поманила нас за собой.
— Но ужин… — начала я.
— Я договорилась с Ксенией насчет закусок. Не переживайте, зато вы хорошо позавтракаете.
Переглянувшись, мы направились вслед за бабушкой в ее любимую гостиную, где на диване уже расположился дед и шесть двухлитровых бутылок, наполненных разной по цвету жидкостью.
— Домашнее вино Разинских, — объявил Фордайс. — Проверяет, кто чего стоит. Рискнешь?
Калеб закашлялся, но кивнул.
— Вот и хорошо, — прищурилась бабушка. — Жена может помогать.
Прекрасно зная коварность этого предложения, я не могла оставить Калеба им на съедение.
Присев рядом с Калебом напротив дедушка и бабушки, я смотрела, как Фордайс разливает по рюмкам «огненную воду».
— Начали! — выдохнула Анастасия и мы выпили.
Что было после второй рюмки, помню плохо, но к утру Калеб получил полное благословление и стал своим.
* * *
Вторым испытанием для Родригеса стал бал, устроенный корпорацией и императором в честь нескольких государственных событий, к каковым приплюсовали и нашу свадьбу.
Мы поднимались по ступеням сверкающего дворца, а я смотрела на напряженного Калеба.
— Ну, что на этот раз? — поинтересовалась, пряча улыбку.
— Туфли жмут. Ненавижу лакированную обувь!
— О! Так все дело в этом? Надо было мне сказать. Хочешь, я попрошу нашего водителя и он съездит за твоими замшевыми?
— Спасибо, обойдусь. Мужчина должен уметь преодолевать различные испытания.
— Понимаю, — улыбнулась я. — Это, конечно, не крокодилы…
— Дались они тебе.
— О! Я их запомню на долгие, долгие годы!
— Значит, поедешь со мной через пару месяцев на охоту?
— Спасибо, обойдусь.
— А вот я сегодня пошел вместе с тобой на растерзание хищникам.
— Они не настолько плохи, — защищала я высший свет.
— Неужели?
— Хорошо, уговорил.
В зал мы вошли рука об руку, улыбаясь и выглядя совершенно счастливыми. Впрочем, так оно и было. Даже куча знакомых и дальних родственников, которые вдруг вспомнили, что они по мне соскучились, и рвались общаться, не испортили настроения.
— Ах, Вера… Как поездка?
— Как прошло торжество…
— А расскажи вашу историю…
Но все когда-то заканчивается, вот и любопытство присутствующих после пары часов общения притупилось. И у меня, и у Калеба были заранее заготовлены ответы на большинство вопросов.
Так что когда пришло время поприветствовать императора, мы даже были рады этому, как избавлению.
Реверансы, поклоны, поздравления с вступлением в брак… Мы благодарно поклонились и нас отпустили снова на растерзание гостям. Но, на наше счастье, наконец начались танцы.
Кружась в вальсе, мы чувствовали, как растворяемся в музыке, как она укрывает нас от окружающего мира и оставляет наедине друг с другом.
— Когда можно будет сбежать? — склонился к моему уху Калеб.
— Какой ужас! Что подумают гости, если мы так рано уйдём?! — наигранно ужаснулась я.
— Мы молодожёны, ты не забыла? Что они могут о нас подумать? Правду и только правду.
— Какой конфуз!
— А если серьезно?
— Пожалуй, еще пара танцев, предупредим родных и можем уходить.
— Это прекрасно.
И так мой муж посмотрел на меня, что я всерьез подумала: а может, ну его, весь этот этикет?
Однако, несмотря на то что мы хотели покинуть высшее общество, оно совсем не горело желанием расставаться с нами и, едва танец закончился и мы отошли в сторону отдохнуть, как меня тут же нашли три заклятые подружки.
Раньше при встречах в обществе я довольно равнодушно сносила их насмешки по поводу своих платьев и поведения, а вот они пророчили мне участь старой девы. И вот жизнь, словно в насмешку, подарила мне мужа раньше, чем им.
Проигнорировать их, раз уж они подошли, я не могла, это откровенная грубость, пришлось представить их мужу.
Родригес мгновенно уловил мое настроение. Внешне мы стойко улыбались и вели светскую беседу, мысленно же обсуждали «милых» девушек.
— Дай угадаю, твои «любимые» подруги?
— Не льсти им. Но надо отдать им должное, они пренеприятные личности.
— Ах, Вера, ты бы подсказала нам, где найти таких мужей. Поделись опытом, — кокетливо стрельнула глазками в Родригеса Галя.
— Где были, там больше нет.
И тут Галина, самая главная (и самая наглая) из них, решилась на вопрос:
— Может, позволишь своему мужу потанцевать с кем-то из нас?
— Нет. И советую держать руки подальше от моего мужа, а то ведь я их и повырывать могу. Так сказать, отучить раз и навсегда от чужого.
Девушки в шоке посмотрели на меня, а я широко оска… улыбнулась.
— Шутка!
Они машинально вяло заулыбались, посматривая на меня как-то по-новому.
— Простите нас, дамы, но нам с молодой женой не терпится поскорее оказаться дома. Прошу нас извинить.
Уже уходя, я обернулась и подмигнула этим гарпиям. Пусть не думают, что я спокойно, как было раньше, буду терпеть их выходки. Теперь мне есть что терять и за что бороться.
Любовь! Она стоит того, чтобы за нее биться!
