37. Обрыв
…если смотреть прямо наверх и при этом прищурить глаза – кажется, что сквозь завесу туч проглядывает золотое сияние солнца. Облака наливаются медью, расползаются клочьями, и вот оно вспыхивает прямо перед глазами – сочное яблоко светила, дающего миру свет и жизнь. Слепящими брызгами рассыпаются у побережья волны, и чайки мечутся, плаксиво кричат над морем:
– Ан! Дай! Дай!
Маленькие ладошки тянутся вверх. Настойчивый тонкий голосок возвращает из мира грез в реальность, и солнечное сияние превращается обратно в колышущиеся на осеннем ветру кроны деревьев. Над ними по-прежнему плывут бесстрастные серые облака, а шум волн превращается в журчание лесного ручейка.
– Да тише ты, Лиса! – мальчик поднимает руку с ножом выше. – Еще не готово!
– Ова? – брови девочки поднимаются домиком, и глаза становятся круглыми, словно у настороженного зверька.
– Не го-то-во! – по слогам повторяет он, и снимает ножом тонкую берестяную кожицу. – Вот это будет парус.
Примостившись на мшистом, пахнущем лесной сыростью камне, мальчик аккуратно прилаживает бересту к выструганной плоской чурочке. Лезвие ножа тускло поблескивает, словно чешуя только что пойманной отцом плотвы. Так же, как мать счищает с нее чешую, он аккуратно срезает с деревянных брусочков лишние сучки. Оставшиеся от них округлые следы похожи на иллюминаторы настоящего корабля.
Когда-нибудь (когда вырастет) он поедет на юг, чтобы стать моряком. Тогда и сестра немного подрастет, и не нужно будет столько времени проводить с ней, пока родители заняты на работе. Правда, мать хочет, чтобы ее сын стал художником или музыкантом, и собирает деньги, чтоб отправить его весной на учебу в большой город. Надо лишь пережить одну зиму…
Мальчик спрыгивает с камня и убирает нож за пояс. Кораблик вышел неказистым, но в глазах сестры это верх мастерства. Она снова тянет к нему маленькие ручки.
– Кобаль!
– Корабль, – поправляет ее брат. – Держи, только аккуратно. Сейчас мы спустим его вниз по ручью.
Девочка торжественно кивает белокурой головой. Ее личико сосредоточенно и даже насуплено, как бывает всегда перед каким-то очень ответственным событием – вроде запуска по ручью самодельного кораблика. Они осторожно спускаются по скользким камням, и мальчик поддерживает сестру за капюшон.
– Ты должен защищать сестру, как старший брат и мужчина, – так всегда говорит мама.
Но девочка дергает плечом, сбрасывает его руку. Ей не терпится приблизиться к ручью. Кораблик лежит в ее ладошках, словно самое дорогое сокровище. Она торопливо переступает ногами, перепрыгивает через камни.
– Стой! – кричит ей мальчик.
Но она не слушает. Наклоняется над бегущей водой. Мелкие буруны водоворотами вспениваются у камней, катятся вниз, несут на себе веточки и опавшие листья. Девочка всем телом наклоняется вниз, протягивает кораблик, как подношение доброму лесному богу.
– Стой, Лиска!
Мальчик тоже перепрыгивает сразу несколько камней. Поскальзывается, но не падает. Но эта секундная заминка оказывается решающей: девочка теряет равновесие, взмахивает руками. Кораблик с гулким всплеском падает в воду, и его сразу закручивает в потоке.
– Ай! Кобаль! – пищит она.
И соскальзывает вниз.
Но брат уже рядом – в последнюю секунду он хватает сестру за рукав ее курточки. Тяжесть тела тянет вниз, и мальчик едва не падает сам, но упирается коленями в мокрые камни. Руку девочки выкручивает, и она испуганно плачет. Ее ноги в новых кожаных ботиночках заносит влево по течению. Шерстяные гетры сразу набухают водой.
– Держись! – кричит мальчик.
Он подтягивает сестру за рукав, второй рукой перехватывает ее за капюшон, потом за плечо.
– Больно! – плачет она.
Она почти выскальзывает из куртки, но брат тянет ее наверх. Перехватывает за другую руку. Вес трехлетнего ребенка теперь кажется непосильной ношей. Руки устают почти сразу, но последнее усилие – и они оба валятся на камни, мокрые и испуганные одновременно.
Девочка плачет – не столько от нависшей угрозы, сколько от боли и обиды.
– Кобаль… – всхлипывает она.
Мальчик дышит тяжело, отбрасывает со лба мокрые волосы. Первым делом ему хочется закричать, может даже врезать сестре подзатыльник, но сестра плачет растерянно и безутешно. Возможно, она даже не осознает всю серьезность нависшей над ней опасности. И лишь утрата кораблика – ее детского чуда, – кажется невосполнимой.
– Ну, хватит реветь! – грубовато говорит мальчик.
Он еще напуган и рассержен, но счастливое спасение и слезы сестренки уже смягчили сердце. Где-то далеко слышится стрекот лопастей, и сам вертолет грязно-оранжевым пятном проплывает над переплетенными лапами елей. Но мальчику не до него, да и мало ли вертолетов пролетает над их деревней по воздушному пути от границы и дальше на север и северо-восток.
– Сделаю я тебе завтра другой корабль. Ну? Пошли домой, Лисенок!
Он подхватывает сестру под мышки, одергивает мокрую куртку.
– Дугой кобаль? – сквозь всхлипы переспрашивает девочка.
– Да, сделаю завтра, – обещает он. – Еще лучше. С парусами и даже с матросами. Обещаю. Но маме мы об этом не скажем, хорошо?
Девочка сглатывает слезы и кивает. Она уже готова забыть о случившемся, ведь брат сделает ей новый корабль, лучше и красивее прежнего. А уж он всегда сдерживает свои обещания.
Но только не в этот раз. Завтра для них так и не наступает…
…завтра не наступит и в том случае, если монстр доберется до Лизы раньше Виктора.
Сейчас он чувствовал себя, словно летящим с высокого обрыва вниз. Ветер, будто поршневая помпа, беспрерывно накачивал воздухом легкие. Сердце колотилось от волнения и переизбытка кислорода, в такт реву вращающегося вертолетного винта.
– Смотрите, профессор!
Виктор приоткрыл глаза.
Ощущение падения не проходило, но даже усилилось, как только он проследил за вытянутой рукой сержанта Матьяса (того самого, что сопровождал Виктора из разрушенной лаборатории). Проплывающее внизу море деревьев расступилось, обнажив извилистый шрам железнодорожного полотна. Вертолет снизился, так что теперь можно было увидеть поврежденные и изъязвленные до черноты рельсы.
– Вы были правы, он прошел здесь, – резюмировал сержант.
Виктора вовсе не обрадовало признание его правоты. По правде говоря, он бы предпочел ошибиться. Но вскоре на насыпи стали появляться обломки железа и стекла. А затем и целые вагоны – разорванные, смятые, словно были сделаны не из металла, а из обычной бумаги. Среди этой мешанины железа и копоти то тут, то там виднелись точки распластавшихся на снегу людей. Некоторые фигурки двигались, и Виктор вопросительно поглядел на сержанта. Тот успокаивающе махнул рукой.
– Не волнуйтесь, следом за нами вылетели спасатели.
Конечно, было глупо думать, что военные выделят всего два вертолета для подобной операции. Но они вылетели первыми, имея под фюзеляжем аэрозольные установки для распыления яда.
– Поверни-ка к северо-западу, – крикнул Матьяс пилоту.
В стороне от насыпи виднелось несколько поваленных деревьев. Кора на них также была разъедена, словно из колбы капнуло химическим реактивом – Виктор не хотел знать, является ли это слюной чудовища или какой-либо другой секрецией. И сам удивился собственному равнодушию. Ведь еще совсем недавно он душу продал бы за подтверждение существования затерянного племени и оплакивал невозможность собрать в пробирку жижу, оставленную болотниками. Совсем недавно… но не теперь.
Иногда ему казалось, что он вовсе потерял некоторую долю фанатичности, присущую всем увлеченным людям. Но сейчас это ни в коей мере не волновало его. Все его мысли были сосредоточены на Лизе. На Лизе – и чудовище, по пятам следующем за ней.
Поваленные деревья и оставленные на снегу черные язвы следов безошибочно вели их в верном направлении. Но цели они достигли даже раньше, чем предполагали.
Когда из-за деревьев блеснул медный панцирь, Виктор почему-то подумал о тевтонских рыцарях. О тех захватчиках, кто величественно и уверенно шел по льду Чудского озера, не думая о тяжести своих доспехов, не имея ни тени сомнения в собственной победе.
То же упорство вело и монстра, и Виктор был склонен думать, что это именно сознательное действие, а не инстинкт – изменившись внешне, бывший дарский офицер вряд ли утратил присущий ему ум. Но теперь это играло против него.
«Васпы излишне самоуверенны», – сказал когда-то Виктору безымянный хирург из Выгжела.
Виктор сощурил глаза и смахнул выступившие от напряжения слезы: снег и небо сливались в одну белесую пелену, панцирь чудовища сверкал, узоры на его спине хаотично менялись, словно картинки в калейдоскопе. В этом было что-то завораживающее, гипнотическое. Виктору тут же захотелось велеть пилоту не смотреть. Но второй вертолет тем временем вырвался вперед. Визгливо застрекотал пулемет, огненный дождь веером просыпался на землю. Спину монстра в нескольких местах озарили белые сполохи.
– Идиоты! Кто там открыл огонь?! – завопил Матьяс.
Тело монстра заворочалось. Словно фонарь глубоководного удильщика, вспыхнул круглый фасетчатый глаз. Узорчатая спина выгнулась дугой, затем начала распрямляться, поднимая вверх первые сегменты туловища, на котором Виктор разглядел зарождающиеся слюдяные рудименты крыльев.
Под ним на снегу голубело что-то крохотное и неподвижное, и профессору стало нехорошо – он узнал голубую куртку Лизы.
– Не стреляйте, – тем не менее, успел выдавить он. – Там…
И не договорил.
Над деревьями развернулась лента медного пламени. Воздух наполнился таким грохотом, словно прямо под ними разверзлись глубины Эреба. Нечто острое и длинное, похожее на многократно увеличенное лезвие стилета, прочертило горизонтальную полосу между кабиной парящего неподалеку второго вертолета и вращающимся пропеллером. Вошло мягко, как в топленое масло.
В то же мгновенье винт отделился от кабины. Все еще продолжая вращение, он некоторое время бумерангом пикировал над лесом. Затем его лопасти взрезали кроны деревьев, перемалывая их в черную труху. Сам же летательный аппарат тяжело рухнул вниз, будто провалился в воздушную яму. Матьяс только успел, что выругаться, когда внизу прогремел взрыв.
Тугое оранжево-черное облако («Похоже на толстую осу», – подумалось Виктору) с утробным гулом взметнулось над деревьями. Жаркая волна опалила профессору лицо, и он отшатнулся и прикрыл глаза, не в силах глядеть, как части упавшего вертолета разлетаются крошевом.
Там, внизу, он видел голубую куртку Лизы…
Виктор почувствовал слабость в коленях. Сквозь гул и грохот он слышал, как сержант велит пилоту не упустить тварь. Краем зрения профессор заметил мелькнувшую между деревьями медную спину чудовища. Голубой куртки не было видно.
– Мы не можем распылять яд, – слабым голосом сказал он. – Внизу женщина. Я говорил вам.
– Она может быть уже мертва! – Матьяс перекрикивал рев винта. – Вы видели, что это существо сделало с поездом!
Виктор упрямо затряс головой. Он был уверен – Лиза все еще была там и была жива.
– Он не убьет ее.
Единственное, на что он надеялся, это добраться до девушки раньше зверя. Но чуда не произошло и на этот раз. Поэтому он поспешил добавить:
– Зета-циперметрин опасен для человека тоже. Он может вызвать отравление и спазмы верхних дыхательных путей. А доза у нас достаточно велика.
– Тем не менее, мы должны попробовать! – возразил Матьяс. – Я не хочу подвергать сомнению ваши слова, но подумайте сами! Рисковать жизнями миллионов живущих на земле людей?
Виктор молчал. Ветер хлестал в лицо, и глаза начало сильно щипать. Он опустил подбородок в воротник.
– Эта тварь может уйти в тайгу или в пещеры, – продолжал сержант. – Представьте только последствия этого для всех нас! И потом, – он ухватил Виктора за плечо, и тот нервно вздрогнул, – за нами следуют спасатели и военные. Если ничего не получится у нас, они целиком зачистят этот участок! А если получится – мы спасем и девушку!
Виктор слабо кивнул.
Он должен был предусмотреть это. В конце концов, для насекомых эти яды куда опаснее, чем для человека. Если они все сделают быстро, Лизу действительно удастся спасти.
Если она все еще осталась Лизой.
– Тогда следуем первоначальному плану, – хрипло произнес он.
Пилот аккуратно повел вертолет на снижение.
На установленных под фюзеляжем баках открылись заслонки. Ядовитый порошок, прошедший через направляющие трубы, был выброшен через патрубки воздушным потоком. Серое облако, оседая вниз, смешивалось с дымом и пеплом. И некоторое время Виктор не видел ничего, кроме огня, сизой пелены и копоти.
– Он идет на нас, – вдруг сообщил пилот.
Откуда-то издалека донесся скрежет и глухой рев, словно прозвучала труба пятого архангела. Из облака дыма прямо под вертолетом возникла чудовищная голова зверя – его глаз пылал, будто все огни болот сплелись в один-единственный клубок. Зверь беззвучно раскрыл жвала, и на какое-то мгновение Виктору показалось, что он ухмыляется. Тогда сержант Матьяс закричал пилоту:
– Давай!
Снаряд вошел прямо в разверстую пасть.
Зверь поперхнулся, и пламя занялось тут же, окружив его морду оранжевым ореолом.
– Получил, сука! – закричал сержант Матьяс и расхохотался.
Издав трубный рев, монстр поднял коготь и наотмашь полоснул им по боку вертолета. Затем чудовище тяжело рухнуло вниз. Пламя потекло по его броне, словно волны морского прибоя. Вертолет отнесло в сторону, его еще крутило по инерции от удара зверя, но они уже теряли высоту.
– Сядем, Крис? – обеспокоено спросил Матьяс.
– Попробуем, – процедил пилот сквозь сжатые зубы.
Виктор снова закрыл глаза. Тошнота подкатывала к горлу, дым разъедал легкие, мешал дышать. К нему примешивался химический привкус, и это было совсем нехорошо. Они вполне могли сами получить отравление, но сейчас это меньше всего беспокоило профессора.
Попали они или нет? Кроме отравляющего препарата в снаряд было заложено и взрывчатое вещество – военные действовали наверняка.
Сержант Матьяс что-то ободряюще кричал ему в уши, но о собственной смерти Виктор не думал. Затем грубый толчок снизу подбросил его, так что он не сильно ударился макушкой о потолок кабины.
– Сели, мать твою! – радостно прокомментировал Матьяс.
Виктор расклеил веки. Кабина вертолета вибрировала, внизу текли ручьи подтаявшего снега. Позади них вздымалась пелена огня и дыма.
Виктор уперся ладонями о края кабины и высунул голову.
– Лиза! – закричал он.
Стрекотание винта поглотило его слова, и он попробовал снова.
– Лиза!
На его плечо легла рука сержанта. Он сказал что-то, но профессор сбросил руку и спрыгнул из кабины на снег. Его колени подогнулись, и Виктор едва не упал. Но все же удержался и шагнул по подтаявшему насту вперед.
– Лиза!
На трясущихся от усталости и переживаний ногах Виктор обогнул вертолет. Там, где деревья были повалены, на коре и снегу виднелись черные отметины. Там прошел зверь. А, значит, там могла быть и Лиза.
Он закричал снова и прислушался. Тишина, разбавленная лишь гудением огня да щелчками вертолетных лопастей, пугала его. Он сделал еще несколько шагов. И тут увидел.
Прикрытая снегом земля в нескольких саженях от него обрывалась вниз. Туда стекали мутные черные струйки, от которых тянулся сизый дымок. Краем глаза Виктор заметил, как на дне обрыва что-то шевелится, взбухает болотными пузырями. Но он уже не обращал на это внимания, потому что на краю лежала Лиза.
Ее голубая куртка была порвана, волосы спутанными мокрыми прядями ложились на снег. Виктор с шумом втянул в себя воздух. Спотыкаясь и увязая в снегу, он бросился к девушке. Упал на колени рядом с ней, прямо в вязкую чернильную лужу. В нос ударил запах аммиака. Виктор осторожно перевернул ее за плечи, и тело поддалось чересчур легко. Голова Лизы запрокинулась, волосы отяжелели и свесились вниз, открыв ее закопченное и поцарапанное лицо.
Лиза была без сознания, но с ее губ слетали белые облачка пара. Трясущимися руками Виктор погладил ее по щекам, прижал обмякшее тело к груди. К запаху аммиака почему-то примешался другой – тонкий, еле уловимый запах ацетона.
– Как она? Жива? – к ним уже бежал сержант Матьяс.
Виктор нашел силы лишь на то, чтобы кивнуть. Матьяс помог ему поднять девушку с земли, и вдвоем они донесли ее до вертолета.
– Кажется, с чудовищем покончено, – сказал сержант. – Я видел, эта тварь горела, как хороший факел. А повреждения у нас не значительные, так что, думаю, мы сможем вылететь прямо сейчас.
Виктор аккуратно положил Лизу на сиденье, пригладил волосы. Потом повернулся к сержанту и сказал твердо:
– Летите без меня.
Матьяс недоуменно наморщил лоб.
– В чем дело?
– Летите! – повторил Виктор. – Лизу надо срочно госпитализировать, у нее может развиться кома. Но я не могу сейчас сопровождать вас.
Он коснулся губами ее бледного лба, потом решительно поднял лежащий на полу кабины автомат.
– Меня подберут спасатели! – крикнул он, снова спрыгивая на снег. – Я должен кое в чем удостовериться!
И бросился обратно к обрыву.
Ему сейчас было все равно, что подумает о нем сержант. Главное, чтобы они как можно скорее доставили Лизу в больницу. Запах ацетона в выдыхаемом воздухе – признак диабетического кетоацидоза. Сколько она пробыла без инсулина? И каким образом повлияла на нее встреча с монстром? Виктор скрипнул зубами. Но за спиной у него с удвоенной силой заработали вертолетные лопасти. И он на миг остановился, чтобы проводить глазами поднимающийся в воздух вертолет.
«Теперь Лиза в безопасности, – повторял он про себя. – В безопасности… Но я начал это. И я должен завершить».
Согнув колени, Виктор начал осторожно спускаться вниз по склону. Вязкие ручьи напоминали расплывающиеся в воде нефтяные пятна. Чем ниже спускался ученый, тем шире становились эти черные потеки, то тут, то там натекали целые лужи, в которых плавало что-то вроде обломков скорлупы. На их испачканных вязким веществом боках плясали язычки пламени.
На самом дне оврага ручьи и лужи становились больше, они соединялись в один большой вязкий поток, и этот поток клубился и омывал густой болотной жижей лежащую на земле человеческую фигуру.
Виктор крепче стиснул приклад автомата и мелкими шажками, стараясь не вступить в пахнущие аммиаком лужи, подошел ближе.
На теле человека кое-где еще виднелись сверкающие медью обломки панциря, но и те истончались, растрескивались, оплывали пузырящейся черной смолой. Дымок с шипением поднимался от тела, в некоторых местах через обожженную плоть проглядывала кость. Но даже не это заставило Виктора похолодеть от страха, а булькающий, истеричный смех, срывающийся с почерневших губ.
– Ведьма… права… – разобрал Виктор гортанные слова. – я ошибся… ошибся…
Безумная ухмылка расколола лицо пополам, словно все чувства, годами копящиеся под спудом, теперь прорывались наружу.
– Все равно… – прохрипело существо. – Однажды она придет за мной…
Он закашлялся, изо рта выплеснулась черная жижа. Его тело дергалось и вскипало пузырями, а безумный смех рвался из горла вместе с истеричным, все нарастающим криком:
– И она придет за мной… Она придет за мной! О! Моя Королева придет за мной!
– Нет, – коротко отрезал Виктор.
Крик оборвался на высокой ноте. Выпученный налитый кровью глаз глянул на ученого в упор.
– Никто не придет, – произнес профессор.
Но все слова вдруг куда-то пропали, а палец соскользнул со спускового крючка. Поднеся к глазам правую ладонь – испачканную смазочным маслом и копотью, – Виктор увидел, что она была абсолютно, девственно гладкой.
