10. В болезни и здравии
– Ну? Что стоим? – повторно рявкнул главнокомандующий, обводя взглядом подчиненных. – Мне на себе это дерьмо тащить?
Люди заколебались, переминаясь с ноги на ногу, послышались вздохи.
– Полковник, а может… это, – отозвался один из военных, – и не нужно никого никуда тащить?
Виктор непонимающе воззрился на говорившего – румяного молодчика с жидкими усиками на верхней губе.
– Я хочу сказать, – продолжил тот развивать свою мысль, – это же васпа, верно?
Виктор почувствовал горячую волну, которая прокатилась по его телу и схлынула также быстро, как появилась. Ему снова представился шанс – освободиться от страшного попутчика. Обрести свободу и легкость, наконец-то вернуться домой и залезть в горячую ванну, и лежать, пока кожа на пальцах не сморщится и все события последних дней не обратятся в пар.
– Кларк, не дури! – это произнес Ингвар.
Все это время он устало сидел на ступенях, отрешенно глядя перед собой, но теперь поднял голову и выглядел сердитым и возмущенным.
– Если бы они не предупредили нас, – сказал он, – кто знает, пережил бы ты эту ночь. И не твой ли младший братишка оказался бы завтра в коконе.
Румяный Кларк нетерпеливо махнул рукой.
– Ерунда! – убежденно выпалил он. – Кто его хватится? Все другие васпы мертвы. И этот – если не сдох сейчас, то сдохнет скоро, так или иначе. Или его сожрут болотники. Или волки сожрут.
Болотники…
Виктор сглотнул нервный комок в горле. Разве Ян не спас его там, на болотах?
«Ему нельзя верить», – сказала потом Нанна.
Но это не отменяло факта, что Ян, рискуя и своей жизнью, увел Виктора в подземные катакомбы, когда васпы взрывали Улей, и вытащил его потом из лап болотных чудовищ.
Разве после этого он не заслужил хоть немного благодарности?
– Мы не можем оставить его там, – начал Виктор.
– Да, да! – перебил Кларк. – Слушайте меченого! Будто он бросит своего паразита, как же! Они все заодно!
Виктор почувствовал, что начал закипать. Этот горлодер теперь перешел на личности. А такого Виктор стерпеть никак не мог.
– В таком случае, – сердито сказал он, сам не замечая, как сжимает кулаки, – я иду к мэру. И пусть он решает, нарушать свое же слово или нет.
– Да? А кто поручится за нашу безопасность потом? – не унимался румяный.
– Кларк, ты придурок, – устало сказал Ингвар.
– А ты слюнтяй! – огрызнулся Кларк. – Хватит уже ныть по своему дорогому братику!
– Заткнись! – Ингвар вскочил, побелев как полотно.
Его кулаки сжались до того, что побелели костяшки. Казалось, он вот-вот бросится на обидчика, но зычный рев главнокомандующего пресек зарождающуюся ссору.
– Отставить! – рявкнул он. – Сию минуту, или отправитесь на гауптвахту! Оба!
Кларк, криво усмехаясь, привалился к стене плечом. Ингвар все еще стоял со сжатыми кулаками, но попытки к драке не предпринимал.
– Профессор прав. Приказ был доставить обоих обратно в целости и сохранности, – продолжил полковник. – А уж потом мэр разберется, что делать. У кого еще есть возражения?
Солдаты молчали. Главнокомандующий удовлетворенно кивнул.
– Отлично. Ты и ты, – он указал на Кларка и Ингвара, – за носилками. Остальным приступить к зачистке.
Кларк закатил глаза, но перечить командованию не посмел.
– Позвольте, я помогу, – поспешно сказал Виктор.
– Конечно, – сдержанно ответил полковник и поджал губы.
Снегопад усиливался. Теперь снег покрывал тело Яна сплошным пуховым покрывалом. В сугробе утонула часть лица, изуродованная траурной повязкой, слипшиеся от крови волосы, сейчас подернутые инеем, приобрели какую-то чистую, торжественную белизну.
«Будто коконы в далеких ульях Дара».
Виктор вдруг подумал, что Ян гораздо моложе, чем ему показалось вначале. Теперь он не дал бы ему больше тридцати.
Солдаты приблизилась к поверженному васпе осторожными рывками, преодолевая отвращение. Словно с каждой минутой ожидая, что он поднимется, схватит их за руки или полоснет стеком. Они останавливались всякий раз, как только тело Яна сводили судороги. Но боялись напрасно. Ян так и не открыл единственного глаза, и почти не шевелился, только дрожь сотрясала его тело. Посеревшие губы были полуоткрыты и стянуты корочкой. Грудь под мундиром тяжело вздымалась, дыхание было хриплым, учащенным. Осмелев, Виктор дотронулся пальцами до бледного лба – будто коснулся раскаленного железа.
– У него жар, – удивленно прокомментировал ученый.
– Тогда его нужно срочно доставить в медицинский блок, – ответил Ингвар.
Кларк не сказал ничего, просто молча положил носилки рядом и с видимой брезгливостью с помощью Ингвара перетащил обездвиженного Яна на носилки. Голова Яна отяжелела и моталась из стороны в сторону, так что повязка съехала на бок, приоткрыв давно заросшую впадину раны на месте глаза. Виктор отвел взгляд, почувствовав подступающую дурноту. Ему снова вспомнился открытый электрический щиток с обрывками проводов, а вслед за ним в памяти всплыло разбитое лицо Линды – осколки черепа смешались с кашей из крови и грязи.
Виктор поспешно отвернулся, сделав вид, что подбирает стек – его он хотел положить на носилки рядом с Яном, но передумал и оставил при себе.
Когда Яна доставили в медицинский блок, он покрылся той восковой бледностью, что бывает у покойников, и Виктору почему-то стало очень страшно. Несмотря на то, что Ян был весь в крови, а мундир разорван в нескольких местах, кажется, сильных повреждений ему нанесено не было. И, тем не менее, состояние продолжало стремительно ухудшаться.
«Меньше чем через двадцать четыре часа ты умрешь», – вспомнил Виктор слова верзилы Рихта. Но Рихт умер сам, и сейчас его тело превращалось в снежный сугроб далеко за воротами Выгжела. Ночью полакомиться им придут волки или болотники. Не побрезгуют.
Что, если этой ночью им наконец-то достанется и мертвое тело Яна?
– Кладите его сюда, – доктор в стерильном зеленом костюме указал на каталку.
Яна переложили довольно небрежно, так что он стукнулся затылком о поручень, но так и не очнулся, и ни одного звука не сорвалось с посиневших губ. С чувством выполненного долга Кларк поспешил прочь, тщательно вытирая ладони о штаны, будто имел дело с куском гнилого мяса. Ингвар задержался в дверях.
– Доктор, как брат? – с надеждой в голосе осведомился он.
– С ним все в порядке, подлатали – будет жить, – успокоил его врач.
Ингвар кивнул, по-дружески хлопнул Виктора по плечу и закрыл за собой дверь.
Потом доктор аккуратно, не без опаски приблизился к васпе, осмотрел осторожно и быстро. С особым интересом оглядел рану над коленом, потрогал пальцем.
– Рану надо было лучше обработать, – сказал он. – Выйдите пока из бокса, здесь стерильно. Марта, подойди!
В дверях Виктор столкнулся с той самой женщиной, что брала у него кровь.
– Простите, – машинально пробормотал он и в изнеможении опустился на скамью.
«Да пошло оно все! – в сердцах подумал Виктор. – Пошло оно все с ульями, с болотниками, с васпами, да и с Сумерками в придачу! Господи, я бы сейчас все отдал за горячую ванну и чистую постель».
Он устало, круговыми движениями потер лицо. И тут только вспомнил про офицерский стек Яна. Виктор осторожно взял его в руки. Это был гладкий и гибкий прут цвета красного дерева и толщиной примерно в два пальца. С одного конца к стеку была приделана черная прорезиненная рукоять с петлей, другой оканчивался узким лезвием длиной чуть больше ладони. Сейчас на нем виднелись следы запекшейся крови.
Виктор снова почувствовал подступившую к горлу дурноту и отвернул стек острым краем от себя, продолжая нервно поигрывать на рукояти. Большим пальцем он нащупал какое-то мягкое углубление на торце, которое тут же машинально нажал. Лезвие исчезло.
Виктор удивленно моргнул. Он снова повернул к себе стек другим концом и осмотрел тщательно. Теперь он увидел узкий и почти незаметный разъем на конце. Тогда Виктор нажал на рукоять снова. Лезвие выскочило из паза и остановилось в нескольких сантиметрах от его лица.
«Совсем как жало», – подумал Виктор.
На всякий случай он опять нажал на потаенную кнопку, скрыв лезвие в глубине стека. Так Виктору было гораздо спокойнее.
Потом из бокса вышел доктор. Виктор напряженно поднялся.
– Как? – сорвалось с губ только одно слово.
– Он жив, – сказал доктор, помолчал и добавил. – Пока.
– Он ранен?
– Не существенно. Неглубокие порезы на животе и груди. Но их мы зашили. Рану на ноге тоже… Скажите, это было огнестрельное ранение?
Виктор сразу понял, о чем хочет спросить доктор, и согласно кивнул.
– Да. Пулю он вынимал сам.
– Понятно, – печально ответил врач. – Я так и думал. Вы знаете, эти болваны самоуверенны до идиотизма, когда дело касается антисептики. Пуля засела, по-видимому, глубоко, а операция вряд ли была произведена стерильно…
– Это ведь не сепсис? – Виктор, наконец, сказал то, что давно вертелось у него на языке.
– О, нет, не волнуйтесь! – отозвался врач. – Это могло быть им, но все обошлось. Как ни крути, организм у этих.. эээ.. существ достаточно крепкий. Но вот что я хотел спросить…
Доктор сделал паузу. Снял очки, подышал на стекла, протер рукавом и снова водрузил на переносицу.
– Марта сказала, что делала ему укол, – наконец сказал он. – Точнее, два. В одном была ваша кровь. В другом что-то еще.. вы не знаете, что именно?
«Это лучше лекарства…»
– Я не уверен точно, – растерянно ответил Виктор. – Какая-то жидкость… Она была у него в колбе, на шее… Он сказал, что это какая-то эссенция. Так он ее назвал. Эссенция королевы.
«А теперь ее не было. И Ян умрет менее чем через двадцать четыре часа».
Но если дело не в ранении и не в заражении крови, тогда…
– Что же с ним, доктор? – холодея, спросил Виктор.
– Анафилактический шок.
Круглыми от удивления и непонимания глазами Виктор смотрел на врача.
– Мне думается, он принял яд, – пояснил врач. – Скорее всего, яд какого-то насекомого. Либо в очень большой, либо в очень концентрированной дозе. Мы ввели ему раствор адреналина и гидрокортизона, но улучшения пока нет. Вы не знаете, почему он сделал это?
Виктор молча покачал головой. В животе снова заворочался неприятный сгусток в преддверии беды. В правой руке появился зуд, и он неосознанным движением поскреб ладонь ногтями.
«Но разве Рихт не говорил что-то про иммунитет?» – вдруг вспомнил Виктор.
– Постойте, – вслух сказал он. – Но ведь он ввел себе и мою кровь? Ведь это что-то для них значит, так?
– Знаете, я не силен в генетике васпов, – с сожалением ответил доктор. – Могу только предполагать, что таким образом он пытался вакцинировать себя. Иногда так делают, чтобы приобрести иммунитет. Я имею в виду, вводят готовые антитела в виде сыворотки. В таком случае, есть два выхода. Либо эта своеобразная вакцина окажется сильнее яда, либо…
Доктор покачал головой и закончил:
– Я знаю, как лечить людей, но здесь… не совсем то, вы понимаете? Лекарства могут не помочь. Боюсь, если ваш товарищ впадет в состояние коллапса и комы, мы больше ничего не сможем для него сделать.
Виктор почувствовал слабость в ногах и снова опустился на скамью.
– Но зачем он это сделал? – в недоумении произнес он.
– Как раз об этом я спрашивал у вас, – напомнил доктор. – И мой вам совет: последите лучше за своим здоровьем. А еще лучше сдайте анализы. Хотите, мы сделаем это прямо сейчас?
– Это еще зачем? – спросил Виктор.
– У вас раздражение и отек на правой руке, – указал врач. – Вы ведь заключали с ним договор, значит, и его кровь попала в ваш организм. А разве вы не знали, что васпы ядовиты?
– Что?!
Виктор подскочил, как ужаленный, и с пристрастием оглядел ладонь. Действительно, в районе крестообразного шрама виднелась припухлость, и кожу покрывали мелкие красные пупырышки крапивницы.
– И насколько они ядовитые? – спросил Виктор.
– Примерно, как осы, – улыбнулся доктор и протянул Виктору мензурку. – Стаканчик возьмете?
Виктор молча забрал стакан.
Его вдруг обуяла страшная злость на Яна. Ведь с момента его появления проблем в жизни ученого стало куда как больше, не говоря уже о подстерегающих на каждом шагу опасностях (также и в лице самого Яна).
«Пусть сдыхает к чертям, – мстительно думал Виктор, совершая в туалете унизительную процедуру, а затем стеснительно отдавая мензурку дежурной медсестре. – Пусть сдыхает и катится к своим болотницам и ведьмам».
А он, Виктор, скоро отправится домой. Мэр как раз должен был связаться с Институтом, и скоро ученого заберут обратно в Дербенд.
Конечно, Виктор немного побаивался разговора с министерскими шишками, которые наверняка начнут расспрашивать о результатах экспедиции и будут очень недовольны отсутствием материалов, равно как и отсутствию большей части экспедиторов. Но что он мог рассказать? Бабкины сказочки, которыми вечерами пугают непослушных детишек?
«Вот не будешь слушаться, и за тобой прилетят ядовитые чудища, заберут тебя далеко-далеко на север, в вечную мерзлоту, чтобы закатать в противный кокон и сделать одним из них».
Виктор вернется домой и выкинет все свои прошлые статьи. Порвет все экземпляры книги и напишет большое опровержение. Да, это не будет красить его, как ученого. Да, это будет идти вразрез со всем, что он говорил раньше. Но видит Бог! Есть вещи, в которые лучше не вмешиваться. Люди жили бок о бок с чудовищами и до него, Виктора. Да и поверят ли ему на юге? Что скажет научный мир, услышав из уст единственного выжившего сказки о гигантских насекомых с клешнями и жалами. Саранче, насланной древним богом за человеческие грехи? Чтобы не быть голословным, надо предъявить крепкое доказательство. А чтобы предъявить доказательство, надо скрупулезно исследовать его самому.
Конечно, потом он расскажет о Дарском подразделении военным. Но лишь для того, чтобы сбросить на их мерзкие гнезда бомбы. Вот тогда и положат конец этому отродью. Не будут больше красть и закатывать в коконы невинных детей, и васпов не будет тоже. А когда умрет последний – и память о них будет стерта.
«Так и будет, – злорадствовал Виктор, наконец-то забираясь в постель в комнате, которую мэр любезно предоставил гостю. – И не останется никаких упоминаний. И всем тогда станет жить лучше. Мир станет куда чище без них…»
Так думал он, погружаясь в сон.
А снился ему дым….
…Черный дым до самого горизонта… Даже вечные хмурые тучи – наследие Сумерек – теперь полностью скрыты за его плотной завесой. Глаза разъедают слезы, в ушах – истошные крики и низкий гул моторов. Мальчик ползет по камням, обдирая колени. Он знает, что ему не убежать. Ведь они чуют… Всегда чуют терпкий запах свободы, и стекаются стаями, жадно сверкают голодными глазами. Они приносят мрак и холод. От них нет спасения.
Даже земле больно, когда по ней идут васпы…
Мальчик слышит их голоса: совсем близко, может, всего в полутора саженях. Они напоминают ровное жужжание работающих механизмов, лишены эмоций, и смысл сказанного почему-то ускользает от мальчика. Ему нужно затаиться, подождать, но растет беспокойство за сестру. Она осталась одна, в пустом доме, где-то в середине этого бурлящего пламени, за стеной зловонного дыма.
Почему дым так пахнет? Пылают бревенчатые избы, плавятся стекла окон… К горлу подкатывает тошнота. Запахи дурманят голову. И к ним примешивается еще один.
Почему-то мальчику вспоминается теплая ночь, ветви ив, склоненные к воде, прыгающие языки костра, и печеный на углях хлеб с тонкими ломтиками телячьей грудинки…
Мальчик узнает его – запах горелого мяса…
Виктор поднялся на постели, обливаясь потом. В голове еще раздавался гул моторов, к горлу подступала тошнота. Но не было ни черного дыма, ни пылающей деревни.
Странный сон.
Виктор прошлепал босыми ногами в ванную и стал пить воду прямо из-под крана. Ночной кошмар постепенно уходил в небытие, но чувство беспокойства не проходило. И вскоре ученый вспомнил, что было тому причиной.
Ян.
Теперь ему было даже неловко за те злорадные мысли, что посетили его перед сном. Анализы ничего страшного не показали, разве только чуть повышенный сахар, но и тот был в пределах нормы. Поэтому доктор просто выдал Виктору пачку таблеток и строго велел отслеживать самочувствие. И вместе с тем, как проходило опасение за собственную жизнь, так же разрасталось в душе чувство вины перед Яном.
Мысли по кругу ходили в голове Виктора. Он снова попытался уснуть, но вместо этого вздыхал, вертелся с одного боку на другой, и сон не шел.
Промучившись так без малого час, Виктор решил успокоить свою совесть. Медицинский блок находился недалеко, так что быстренько сбегать туда и обратно представилось ему делом не трудным. Заглянуть в бокс, просто посмотреть, все ли в порядке. Или на худой конец спросить о состоянии пациента у дежурной сестры.
Виктор быстро оделся и проскользнул в коридор.
Он помнил, что по пути в бокс они сворачивали налево, потом еще раз налево, а потом уже прямо по коридору и находилась дверь с нарисованным на ней красным крестом. Пару раз ему приходилось поспешно прятаться за колоннами, когда мимо проходили часовые, но лишь оттого, чтобы не возникало лишних вопросов.
В медицинском блоке стояла тишина, лишь слабо потрескивали лампы, и не было видно ни души. Виктор осторожно прошел к боксу, куда вечером занесли Яна. Никакой дежурной медсестры здесь не было, но у дверей мирно посапывали двое солдат – на всякий случай мэр приставил охрану к опасному пациенту. Никто из них не проснулся, даже когда Виктор дернул дверь. Она оказалась не заперта.
В полумраке ночника Виктор увидел пустую теперь каталку – Ян лежал на кушетке возле стены. Он по-прежнему находился без сознания. Болезненные хрипы вырывались из его легких, но становились все слабее и реже, пока вдруг Виктору не показалось, что Ян не дышит вовсе.
– О, Господи, – сказал он, а потом закричал:
– Сюда! Скорей, он умирает!
Похолодев, Виктор ворвался в бокс, но остановился, пораженный зрелищем.
Потому что в боксе Ян был не один. Возле его кушетки сидело что-то, чему Виктор сначала не мог подобрать название – оно было бело-голубым и прозрачным, так что сквозь него Виктор мог видеть белый подоконник и капельницу у кушетки.
Потом это что-то повернуло голову, и Виктор узнал…
Длинные льняные волосы, тонкий нос породистой северянки и молочно-белые глаза, которые ученый видел только у одной женщины.
Нанна.
Это действительно была она, или ее призрак. Но, кажется, ведьма тоже узнала Виктора. Потому что улыбнулась ему и приложила палец к губам.
Шшш…
Виктор замер, не веря своим глазам.
Тогда бесплотный призрак ведьмы склонился над Яном, узкие ладони нежно и ласково погладили его по лицу. А потом Нанна наклонилась и поцеловала его в губы – очень долго, словно делала искусственное дыхание, словно вдыхала в него жизнь.
Ян дернулся. Раз, другой. Его грудь снова начала вздыматься и опускаться. Тогда только Нанна отстранилась и снова погладила его по щеке, по шрамам, выбегающим из-под черной повязки. Еще раз поцеловав Яна, но уже нежно, мягко, она повернула к Виктору прозрачное лицо. Ее губы шевельнулись беззвучно, но в голове Виктора вспыхнули слова:
«Не позволяй ему сделать это…»
Затем она начала таять.
Сначала растворился подол платья, затем грудь, лицо.. Последней растаяла ладонь, гладившая Яна по изуродованной щеке.
И, хотя Ян все еще находился без сознания, теперь он дышал ровно и свободно. Исчезла восковая бледность и синюшность с губ.
«В болезни и здравии…»
Теперь Виктор видел в этих словах смысл.