9
Экран телевизора вспыхнул, одна рекламная вставка сменила другую. Повернувшись к нему, и приподняв над покрывалом кудрявую голову, она с каким-то загадочно-веселым упреком глядя на него, комически-бессильно шевельнула рукой:
– Пожалуйста, сумку мою дай.
В два прыжка перелетев комнату, он поставил ее тяжелую сумку перед ней на покрывало.
– И сока там, из пакета, достань, налей.
Вскочив вторично, он наполнил и протянул ей стакан.
Достав из сумки какую-то упаковку, она, выдавив из нее таблетку и бросив ее в рот, сделала несколько глотков из стакана.
Бездумно глядя на нее, машинально вспомнив, что она ему сказала, когда он предложил ее поберечь, он с какой-то бессмысленной заботливостью инстинктивно шевельнулся к ней.
– Это та самая таблетка?
– Ага.
– А она надежная? Может, все-таки стоило…
Весело блеснув глазами, она отдала ему стакан.
– Стопроцентная, – задорно, словно довольная чем-то, она открыто взглянула на него. – Самая надежная, какая есть. Самая дешевая и самая вредная. За границей такие после изнасилований дают.
– Но я ж тебя не насиловал.
– Ты? – Чуть подавшись назад, словно впервые его видя, она деловито осмотрела его. – Изнасиловал. – Словно поддавшись мгновенному бессилию, она откинулась назад, все так же комически-строго глядя на него. – Ты меня вы…л и высушил.
Упав на спину, будто разговаривая сама с собой, она мечтательно посмотрела в потолок:
– Ворона, ты какая? Никакая. – Словно вновь вдруг заметив его, она весело отвернулась. – Все, отъе…сь от меня. Я – ворона. – Секунду пролежав так, она хитро скосила на него глаза. – Только сначала что-нибудь поесть дай.
Вскочив с кровати, он вытащил и разложил на столе все купленное им в магазине. Включив свет, стоя у выключателя, он выжидающе посмотрел на нее. Секунду поколебавшись, словно раздумывая, и наконец как будто церемонно приняв его предложение, она с неторопливостью холеной боярской дочери села на кровати, с улыбкой вытянув вперед круглые белые руки. Бездумно, словно плывя в какой-то приподнятой, кружащей волне, он, подойдя, как белую лебедь, поднял ее с кровати. Мгновенье постояв в его объятиях, весело взглянув на еду поверх его плеча, она, подойдя к столу, быстрыми, летящими движениями сделав несколько бутербродов, разложив их на тарелке, с ногами забравшись в кресло, кивнула ему:
– Наливай.
Сев на краешек кресла напротив нее, он разлил мартини. Быстро чокнувшись и выпив, легко отбросив волосы со лба и откинувшись в кресле, она весело прищуренными глазами взглянула на него, словно подмываемая желанием что-то сказать или спросить. На секунду опустив глаза, она бросила на него быстрый хитрый взгляд поверх стакана, который держала в руке у лица:
– Ты мне ничего не подливал?
– Как это?
– Ну, бывают же всякие капли возбуждающие, для любви, ну, чтоб там все усиливать. Не подливал ничего?
Бездумно-легко помотав головой, он ожидающе подался к ней:
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
Весело блеснув глазами, она спрятала взгляд:
– Да так, показалось.
Хитро-загадочно оглядев комнату и словно не выдержав, она озорно взглянула на него:
– Просто у меня случай был года два назад. Я перед Новым годом с одним встречалась, мы с ним вместе на студии работали. Это мой бывший мужчина. Ну, он говорит: «Давай сегодня пить не будем». Я говорю: «Ладно, давай». Выпили воды какой-то, и все. Ну, потом как обычно – полночи он меня раздевает, я уже от него ничего не хотела, но его чего-то переклинило, ладно, думаю, может, быстрее отстанет. – Она широко открытыми глазами взглянула на него. – А потом вдруг что-то такое началось, я чуть сознание не потеряла, никогда до этого такого не было. Я потом лежу, думаю, что такое, ни х… не понимаю, что ж это такое случилось, может, во мне женщина проснулась? А он мне потом говорит: «Я тебе просто капель возбуждающих подлил». Я потом все повторить хотела, но все как-то не получалось, да и не с кем было, даже обидно, неужели, думаю, никогда больше такого не будет, а сейчас как ударило, я прям свои ощущения вспомнила, ну, не совсем такие, по-другому как-то, но все равно классно, даже лучше, я чуть не отключилась по дороге. Ну я и думаю: может, капли? – Она, словно извиняясь, быстро-смешливо взглянула на него. – Просто трудно поверить, чтоб просто так с мужчиной такое было.
Пьянея от нее, он с надеждой подался вперед:
– Значит, сейчас хорошо было?
С лучистыми глазами, словно радуясь оттого, что может обрадовать его, она кивнула:
– Нормально. И сначала, и потом. Потом – вообще. Особенно, когда… – Озорно блеснув глазами, она быстро-напоминающе сделала движение языком.
– Тебе понравилось? Ты ж сначала не хотела…
– Ну, сначала… Я ж не знала, как все будет.
– А потом понравилось?
– Ну да. Даже не ожидала. – Она как-то легко повела плечом. – Пять минут – и все получилось.
Не решаясь с первого раза поверить, что правильно ее понял, он с надеждой взглянул на нее:
– Мне показалось, но я не был уверен.
С довольной улыбкой она выставила ладонь:
– Не беспокойся. Все, что надо.
– А раньше у тебя так было?
Быстро взглянув на него и словно секунду поколебавшись, она, опустив глаза, нарочито свободно помотала головой:
– Не-а.
– Так это в первый раз?
– Угу.
Ошарашенный, он недоверчиво взглянул на нее:
– Тебе что, раньше никто не лизал?
На секунду задумавшись, она с достоинством повела плечом:
– Ну – целовали…
Взволнованный, он убежденно помотал головой.
– Целовать недостаточно. Нужно – целенаправленно.
Быстро взглянув ему в глаза, словно насквозь видя и понимая его, она встречно-радостно кивнула:
– Ага.
– Как же так… Но ты ж как-то удовольствие получала?
Серьезно отнесясь к его вопросу, она кивнула:
– Ну, приятно же, когда мужчина тебя хочет, желает…
Переживая, не дослушав ее, он, вспомнив кем-то сказанную фразу, покивал:
– Ну, понятно. Двадцать мужиков, и все плохие.
Быстро вскинув глаза, она с задорным вызовом взглянула на него:
– Почему двадцать? Может, сорок?
Опустив глаза, словно сводя какие-то счеты с собой, она помотала головой:
– Нет. Не все плохие.
Подняв на него глаза, она почти с гордостью посмотрела на него:
– Одно время у меня сразу двое было.
– Как это?
– Ну так. Получилось как-то. Парень со студии – не тот, о котором рассказывала, а другой, мы с ним в одной квартире комнаты снимали. Я с ним два года жила. Он мне с самого начала предложение сделал, я отказалась, ну, жила и жила. И другой, в институте учился, на три года младше меня, он там тоже комнату снимал, большая квартира, в старом доме под снос, ее из пригорода приезжим сдавали. – Блестя глазами, она светло взглянула на него. – Не могла я их разделить. Сейчас вспоминаю, как все было, прям внутри все колотит, не понимаю, как жила тогда. И их мучила, и сама мучилась, каждый день разборки всякие, ни тот, ни другой ничего не понимает, я сама ничего не понимала. – Светло радуясь, она покачала головой. – Парень этот молодец. Сам меня бросил. Я потом не знала, что со мной было, по улицам ходила, глазами искала его. Представляешь? По улицам ходила, в метро спускалась, думала, может, встречу.
– Нашла?
– Нет. Потом студию разогнали, я с квартиры съехала с этой, на Профсоюзную вернулась, пришлось снова работу искать. Наши все разбрелись кто куда, я и того, первого парня потеряла. Потом, как на мебельный склад поступила, совсем другая жизнь началась.
Оживившись, словно вспомнив что-то, она с быстрыми искорками в глазах повернулась к нему:
– Сегодня, как на встречу с тобой собиралась, мне Лариска, наша учетчица, говорит: «Ты куда?» «Ну, – я говорю, – вот, с мужчиной встречаюсь». – «Это тот, что по телефону звонил?» – «Ну как бы да». – «Так у тебя новый мужчина? Новый?» Еле отлепилась от нее.
– А новый мужчина – это такое событие?
На секунду задумавшись, она легко пожала плечом.
– Не знаю. Раньше нет, наверно. – Она хитровато-уклончиво опустила глаза. – Ну сейчас, когда у меня секс бывает раз в полгода…
С безотчетной радостью от ее слов, он шевельнулся к ней.
– Опусти ноги.
– Зачем?
– Я тебя голой толком и не видел.
– Ага.
Опустив до того подтянутые к груди ноги, она вытянула их, перебросив через плюшевый подлокотник кресла. Чуть согнутые в коленях, ее длинные ноги белели перед ним, широкие гладкие икры были тщательно выбриты. С нежностью подумав, что крупность и полноту своей фигуры она, видимо, неосознанно старается исправить заботливостью ухода и тщательным выбором парфюма и косметики, он светло посмотрел на нее.
– Мне нравится, что у тебя такие большие ступни.
Удивленная, она весело-признающе вскинула на него глаза.
– Таких комплиментов мне еще никто не делал.
– Чего тебе сейчас хочется? Скажи.
– Мне?
– Ну да.
– Не знаю. Вроде и так классно все.
– Ну скажи. Я все сделаю.
Она задорно взглянула на него:
– Все-все?
– Ну да.
– Ладно.
Весело раздумывая, она мечтательно подняла глаза к потолку:
– Хочу – арбуз.
Он изумленно взглянул на нее:
– И все?
– Пока – да.
– А он где-нибудь продается?
Она уверенно кивнула.
– В коммерческих магазинах. Только дорого очень.
Вскочив, он оглянулся в поисках одежды.
– Где это – объяснишь?
– А тебе не влом идти?
– Нет. Я быстро, только дождись, пожалуйста. – Он махнул рукой. – Впрочем, не надо ничего объяснять. Сам все найду.
Лучистыми глазами глядя на него, словно понимая его, она с улыбкой кивнула.
– Подожди. Сейчас вместе пойдем.
– А тебе не влом?
– Нет. А чего, пройдемся, нормально.
Допив мартини, она легко встала, забросив руки за голову и потянувшись. Чувственно вздрогнув, увидев ее во весь рост, он, быстро подойдя, обнял ее. Весело постояв секунду в его объятиях, легко отъединившись, она подняла с пола одежду. Быстро одевшись, они вышли на улицу. Вдоль улицы стлался ветер. Оглянувшись, она знающе повернула направо, он двинулся вслед за ней. Высокая и статная, она неторопливо шагала рядом с ним, глядя по сторонам, в спокойно-веселых глазах отражалось небо, заходящее солнце высвечивало ее веснушки. Переполненный радостью оттого, что она идет рядом с ним, он, чуть опередив ее, заглянул ей в лицо:
– Знаешь, ты какая? Ты – ясноокая.
Ответив ему задорной улыбкой, она, вздернув нос, огляделась кругом. Перейдя улицу, они завернули на проспект, двинувшись мимо рядов неоновых вывесок и богатых витрин. Свет и покой были разлиты в мире. Незаметно дойдя до светлых стекол магазина, они миновали автоматически раздвинувшиеся двери, войдя в торговый зал с европейским интерьером; подойдя к витрине, где были разложены фрукты, увлеченно-серьезно, по-крестьянски обстоятельно она выбрала арбуз, по-хозяйски передав его ему; оплатив все у кассы, с тяжелым пакетом в руке он вышел из магазина вслед за ней. Ничего не говоря, просто идя по улице рядом друг с другом, они проделали путь обратно. Поднявшись в номер и войдя в комнату, он вынул арбуз из пакета и поставил на стол; найдя на подносе в тумбочке ножик, она склонилась над арбузом, разрезая его. Увидев ее бедра под вздернутой юбкой и напружиненные полно-длинные икры, он, подойдя, обнял ее и развернул к себе. С вспыхнувшим огоньком удовольствия и интереса, она влажно-весело следила за ним, ожидая, что он сделает с ней. Снимая с нее платье, он вдруг понял, что она в восторге именно от неожиданности и непредсказуемости его действий; блестя глазами, она сама начала раздевать его, расстегнув его джинсы, она обрадовано-смешливо вскинула на него глаза:
– Ты что, не один вернулся?
Отбросив платье, он опрокинул ее на диван, быстро снимая с уже лежащей все остальное. Движениями тела помогая ему, она с радостным любопытством следила за ним. В летящем головокружении, вновь увидев близко ее поднятые бедра, широко-белые, тяжелые икры у себя на плечах, ступни с высоким подъемом у своего лица, он снова пронесся через туго-щемящее единение с ней, уже лучше приноровившись к ней, он видел, как сладость снова несколько раз пропутешествовала сквозь нее. Догнав ее, он повалился набок. Несколько секунд они валялись рядом, взявшись за руки, уже погрузившаяся во тьму комната подсвечивалась празднично-голубоватыми всполохами телевизора. Придя в себя и спеша восстановить прервавшуюся за эти несколько мгновений связь с ней, он, приподнявшись на локте, ждуще склонился над ней. Веселыми глазами, в которых отражалась синева экрана, она снизу вверх смотрела на него. Угадав, как ему показалось, желание в ее глазах, он, вскочив и включив свет, подбежал к столу, собирая на поднос еду, чтобы принести ей. Жестом остановив его, она, быстро поднявшись, босиком прошла в туалет, покачиваясь на высоких ногах; вернувшись, она весело-размашисто уселась в кресло, снова перекинув длинные ноги через подлокотник, капризно поведя головой, она с комической претензией вскинула на него глаза:
– Мне писать больно.
Обеспокоенный, он мгновенно придвинулся к ней:
– Я тебе натер?
Развалившись в кресле, притворно, по-детски обиженно надув губы, она с достоинством отстранилась:
– Ты меня изнасиловал. Уже второй раз. Маньяк. Насильник.
Растерянно, он подался к ней:
– Не понимаю. Все ж было – минут пятнадцать всего…
Смеющимися глазами, она прищурено-светло смотрела на него:
– Пятнадцать? А час с лишним – не хочешь?
Взглянув на часы, он увидел, что действительно прошло больше часа.
– Пятнадцать минут…
Словно чем-то довольная, увлеченно сияя глазами, она комически-надменно ткнула в него пальцем:
– Ты мне должен.
Почувствовав ее игру, в радостном ожидании он подался к ней:
– Должен? А что?
– Все.
Блестя глазами, увлеченно загибая пальцы, она подняла глаза к потолку:
– Ты мне должен закаты, ты мне должен рассветы, ты мне должен все песни, что вместе не спеты…
Безоглядно он помотал головой:
– Проси чего хочешь.
– А ты все можешь дать?
– Все.
Предупреждающе, она задорно блеснула на него глазами.
– Мне много чего нужно.
– Я все сделаю, говори.
– А ты будешь записывать?
– Я запомню.
– А ты точно запомнишь?
– Я все запомню. Ты только говори.
– Ага, ну тогда ладно.
Блаженно раскинувшись в кресле, положив ноги на столик, она весело-обстоятельно вскинула глаза к потолку:
– Мне хочется: крабовых палочек, красивой музыки, чипсов, новые туфли удобные, азалии цветок в горшочке, заколку новую, сережки аметистовые, мир во всем мире, колготки новые, чтоб не рвались, квартиру, машину, дачу – нет, дачу не надо, затрахалась уже грядки пропалывать, мартини, новое платье, детей кучу, еще одно новое платье, стиральную машину, и чтоб отжимала тоже, золотую цепочку, погода чтоб всегда хорошая была, костюм с юбкой и с брюками, чтоб моего размера, посуды классной много, обои новые наклеить, на море съездить, и купальник нормальный, чтоб сиськи влезали, клубники со сливками, соленых огурчиков, демократии, чтоб космонавтов почаще запускали, как раньше, плеер чтоб починили, не работает, аквариум с рыбками, кофеварку, жирафа плюшевого, чтоб бакс пятьдесят копеек стоил, чтоб салюты по вечерам устраивали, микроволновку, поросенка фарфорового, джинсы белые, фирменные, чтоб в очке не рвались, в Австралию слетать, посмотреть на кенгуру, белья классного, кружевного, мягкую мебель, чесночку головку, еще одни туфли…
Поцелуем он прервал ее.
– Ты чего мне рот затыкаешь? Еще один аквариум, шляпку из соломки с цветочками, зажигалку такую, чтоб не терялась, еще одного поросенка…
Присев рядом с ней на корточки и обхватив ее колени, он заглянул ей в глаза:
– А сейчас чего хочешь?
На секунду задумавшись, она капризно взглянула на него:
– Есть хочу.
– Арбуз тебе порезать?
– Порежь.
Взяв нож, он быстро порезал на куски арбуз; накатившийся с улицы ветер шевельнул форточку. Повинуясь неожиданному импульсу, он, подойдя к мерцавшему золотыми огоньками черному квадрату, распахнул окно, из заоконного черного простора в комнату вкатился пласт холодящего воздуха и отдаленные удары дискотечной музыки. Неожиданно отложив тарелку с арбузом и вскочив, она, быстро подойдя к нему, оттащила его от подоконника и с треском закрыла окно. Повернувшись, она непонимающе-обиженно, широко раскрытыми глазами взглянула на него:
– Ты что, с ума сошел? Ты куда с голым мальчиком под холодный ветер лезешь? Застудить себе все хочешь?
Секунду он смотрел на нее. Потрясенный до глубины души, лишь несколько мгновений спустя обретя дар речи, он с комком, подступившим к горлу, бессильно уронив руки вдоль тела, смотрел на нее:
– Я… Ты… Наташа, я все для тебя сделаю… Все на свете. Все что хочешь.
Кажется, не очень поняв его, еще раз оглянувшись на окно, она, возвращаясь, еще с прежним сердитым выражением сделала шаг к нему:
– Совсем о…ел.
Шагнув к ней, он обхватил ее. Меняя гнев на милость, она, подняв на него глаза, с удовольствием приняла его поцелуй. Несколько секунд они стояли обнявшись. Неожиданно отъединив губы, она, с любопытством подняв глаза, весело кивнула на что-то за его плечом. Непонимающе, он полуобернулся. Сквозь вскрики и шум телевизора негромко, но отчетливо доносился звонок телефона. Мгновенье постояв, не сразу осознавая, что это такое и что может означать, он, отпустив ее, двинулся к нему; подойдя к телевизору, она приглушила звук. Оказавшись у тумбочки в изголовье дивана, где стоял телефон, уже поняв, что это за звонок и что он может означать, Сергей с каким-то замедленным усилием восстанавливал в памяти все то, о чем успел уже забыть за последние два дня. Вспоминая все это без неудовольствия, даже с радостью, но одновременно с каким-то удивлением, как что-то, происшедшее на другой планете, он присел на диван у телефона; внутренне встряхнувшись, как-то легко и играючи восстановив в себе состояние озабоченной деловитости, в котором надо было вести подобные разговоры, он снял трубку.
– Алло?
– Сергей?
– Да, Петр Николаевич, добрый вечер.
– Ну, слава богу. Что ж ты, Сергей, меня, пожилого человека, пугаешь, битый час уже трубку не берешь?
– Извините, Петр Николаевич, в магазин выходил, за продуктами.
– В магазин… Да вроде рано тебе еще в магазин, дело сделаешь, так и в магазин будешь бегать, может, и мне, своему старшему товарищу, бутылку поставишь, а сейчас-то чего? Как там у тебя дела, как вообще обстановка?
– Как всегда, Петр Николаевич, обстановка реальная, давление – атмосферное.
– А настроение?
– Настроение боевое.
– Это хорошо. Ну так что, Сергей, – на тебя теперь смотрит вся Европа.
– Уже вся? Хорошо ж вы работаете там, в Москве.
– Ну что ж ты все к словам старшего товарища-то придираешься. Ну не вся Европа, ну так уж наше руководство – точно. А оно стоит и Европы, и Америки.
– И Австралии.
– И Австралии, и Новой Зеландии, и чего хочешь. Короче, докладываю тебе. Спекся ваш пирог, можешь приступать к выполнению командировочного предписания.
– Подписали договор?
– Договор еще во вторник подписали, сегодня деньги перечислили. Я тут последние ботинки стоптал, пока по финуправлению бегал, узнавал всякие там номера платежек. Финуправление-то наше, оно ж на всех кладет, ему и генерал наш не указ, только с самого верха указания может послушаться, а так, договор не договор, хрен его знает, когда деньги переведут. Ну, короче, сегодня утром перевели, я уж Андрею звонил, номер поручения сказал, потом и ксерокс платежки сам ему отвозил, так что можешь позвонить ему, если хочешь, он тебе подтвердит, мы свое дело сделали.
– Понял, Петр Николаевич.
– Ну хорошо. Настроение, значит, боевое?
– Боевое.
– Как ты там, не скучаешь?
– Нет, нормально. Решаю вопросы с местными товарищами.
– Это хорошо. Ну, сейчас главный вопрос решать надо. Так что давай, занимайся теперь основным вопросом, разбирайся там в темпе, что первично, что вторично.
– Что первично, Петр Николаевич, я никогда не забываю.
– Вот это правильно. Прям приятно тебя послушать иногда. Ну так что давай действуй. Я тебе прокукарекал, теперь твое дело рассвет организовывать. Все понятно?
– Все.
– Ну тогда успехов. Так что теперь – до встречи.
– До встречи, Петр Николаевич.
Положив трубку, он поспешно оглянулся. Вновь усевшись в кресле, забросив ногу на ногу и весело покачивая длинной ногой, она с радостным любопытством смотрела на него, словно ожидая, чем он сможет снова развлечь или развеселить ее. Поспешно перейдя комнату и снова присев у ее ног на корточки, он накрыл сцепленными руками ее колени, все так же весело-ожидающе она смотрела на него сверху вниз. Чувствуя гладкую наполненность ее ног под своими руками, он посмотрел на нее, пытаясь мыслями и чувствами вписаться в поворот, произошедший только что, ее глаза вопросительно-весело смотрели на него, ее ноги были близко; шевельнувшись, он ощутил предплечьем среди теплоты и нежности ее голени легкое касание нескольких несбритых волосков. То, что сказал Сергачев, почему-то не нарушало той радости, через которую он летел сейчас, а наоборот, вписывалось в нее, составляя вместе какой-то единый, летящий поток жизни. Машинально все еще думая о тех вещах, которые он должен будет сделать завтра, чувствами отвергая, почти пугаясь той ситуации, когда, на время расставшись с ней, он будет вынужден ждать и разыскивать ее снова, он с легкостью очевидного решения поднял голову:
– Тебе завтра на работу к скольким?
Почувствовав что-то новое, она с огоньками интереса встретила его взгляд:
– К девяти. А что?
– Отпроситься сможешь?
– Отпроситься? Зачем?
– У меня тут дело за городом, часа два на электричке, кое-что привезти надо. Поехали вместе?
Что-то быстро соображая, она с сожалением, почти виновато взглянула на него:
– Не знаю… У нас завтра, может быть, если фура будет, не получится отпроситься.
– А если не будет?
– Тогда – да.
– Узнать можешь?
Взглянув на часы, она, быстро потянувшись, взяла со столика свою большую сумку.
– Если только Стасика, нашего старшего, застану.
Открыв сумку, она зашелестела страницами большой записной книжки.
Рванувшись в угол и подтащив телефон с вьющимся черным шнуром, он нетерпеливо сел рядом с ней на подлокотник кресла; найдя в книжке нужный телефон, она набрала номер.
– Стасик, ты? Привет, это Лидина. Стасик, у нас завтра фура будет? Нет? Слушай, можно я завтра не приду? А потом на вечерних отработаю. На выписках? На выписках Танька заменит. Почему не знает? Знает. Да я потом проверю. Ладно? Можно? Угу. Хорошо. – Слушая его, она переложила трубку в другую руку. – Я? В гостях. Почему это? …Что? – Нагнув голову, она залилась беззвучным смехом. – Сами себе купите. А чего, я ж не отказываюсь. Ладно. Ну так я завтра не приду? Чего? Да пошел ты. Ладно, целую. Пока.
Положив трубку, она, смеясь глазами, повернулась к нему:
– Он говорит: «Все гуляешь».
Опьяненный легкостью, с которой все произошло, он, еще не веря, взглянул на нее:
– Значит, мы завтра вместе?
– Угу.
Ошеломленный, словно еще не зная, что делать со свалившимся на него счастьем, он с надеждой вскинул на нее глаза:
– Как дело сделаем, сходим куда-нибудь?
Словно радуясь за него, она кивнула:
– Сходим. Только мне вечером домой надо.
Он поспешно закивал:
– Я тебя отвезу.
С улыбкой, понимающе она смотрела на него:
– Классно. А сейчас что делать будем?
Поспешно оглянувшись, он кивнул:
– Я сейчас придумаю.
Со смешливыми искорками в глазах она разглядывала его:
– Может, поедим?
– Давай.
Оглянувшись на столик, она потянулась за пакетом. Привстав, она уперлась коленом в кресло, повернувшись вполоборота к нему, ее бедро крупно круглилось перед ним. Чувственно вздрогнув, он, привстав, потянулся к ней. Обняв и развернув ее к себе, он опрокинул ее в кресло и, подхватив ее ноги, туго закинул их себе на плечи. Смеясь и пытаясь что-то сказать, она сделала движение, чтобы помешать ему, но, ощутив его в себе, ойкнув, опустила веки. Улыбка сбежала с ее губ, черты лица словно расправились. Откинув голову, она закрыла глаза.
