Глава 11
Кассандра открыла глаза и ничего не увидела. Это ее испугало сильнее, чем невыносимо громкий звук падения камней много времени тому назад. Много… а сколько? Попытавшись понять, как давно произошел обвал, она закрыла глаза. Это движение, естественное во всех других обстоятельствах настолько, что девушка не отдавала себе отчет в том, что моргает, как и в том, что дышит, далось сейчас неимоверно тяжело.
В глазницы засыпан горячий песок,
И мысли в ином измерении,
И жизни иной предвкушения сок
Я пью, торопясь, в наслаждении…
Стоп, стоп!
«Что это, стихи? Чьи? Немедленно прекратить», – приказала она себе, усмиряя дыхание. Что угодно, только не стихи. Но что, собственно, угодно? Что происходит?
В том, что произошла катастрофа, она не сомневалась. Каково положение дел сейчас, надо было выяснить немедленно. А для этого надо хотя бы осмотреться. Вот только как это сделать ослепшей, да еще в темноте?
Приказав для начала пошевелиться своей руке, она почувствовала, как пальцы с трудом двигаются, скованные твердыми и сухими перчатками. Обвал. Произошел обвал. Это уже ясно. Неизвестно только, насколько обширный и что случилось с агентом. Он был с той же стороны, что и выход из часовни. Но не пострадал ли он? В сумбурную полифоническую музыку, которую играл оркестр ее мыслей, влилась незнакомая мелодия. Тихий вежливый голос агента что-то успокаивающе говорил и говорил. Девушка начала терять сознание.
«Бедная, бедная Эмили! Она была замурована в темном и мрачном подземелье, как маленькая принцесса. Только ее не искал никакой прекрасный принц, чтобы освободить и разбудить несчастную. Старая няня, привыкшая изъясняться знаками, чтобы не раздражать больную лишними звуками, была единственным человеком, чей вид не ввергал Эмили в очередной приступ горячки.
Даже сестры могли навещать ее лишь изредка – после приема лекарств, когда Эмили становилась вялой и полусонной. Отец раз в неделю спускался в подвал и молился со своей дочерью. Часовня снова стала молельней, как и в те времена, когда наверху был огромный монастырь, с тысячью монахов и огромным числом проезжих странников, останавливавшихся в гостином дворе.
Эмили казалось, что отец приходил каждый день, – так спуталось для нее время. Каждый раз, заслышав мягкие шаги отца, девочка изо всех сил старалась прийти в себя. Она щипала свои бледные щеки, чтобы вернуть им румянец. Сердце ее колотилось как бешеное, и отец каждый раз убеждался, что дочь вовсе не идет на поправку, а напротив, с каждым шагом все ближе к могиле.
Как-то он вынужден был уехать в Вест-Индию по важным делам. Поездка, предполагавшаяся продлиться два месяца, неожиданно затянулась на полгода. Сэр Эбнер ежедневно молился о здоровье своей девочки, и единственное, о чем он просил Бога, это вернуться до кончины любимой дочери.
Однако вопреки всем ожиданиям Эмили стало лучше. Арабэлла не решалась писать отцу всю правду, боясь вспугнуть долгожданное улучшение, и поэтому с крайней осторожностью высказывалась по этому поводу в редких письмах отцу. Чем невольно подтверждала его опасения.
Но Эмили действительно становилось лучше. Сама она объясняла это окончанием сезона восточного ветра, тлетворным влиянием которого в большей степени объяснялась болезнь. Нет, она вовсе не считала, что избежала могильного хлада и начинает выздоравливать окончательно. Она лишь надеялась, что смерть дала краткий миг передышки, чтобы попрощаться с сестрами, насладиться последними розами в саду, написать еще одно стихотворение…
Тоненькая, как иссохшая столетняя старушка, почти невидимая под теплым пледом, она неподвижно сидела в кресле, в котором ее выносили на воздух из подвала, и чутко следила за каждым дуновением ветерка, для всех остальных незаметного, но смертельного для нее самой. Вернувшись, отец вознес хвалу Господу за возможность увидеть дочь живой. Еще раз помолиться вместе, сжимая в руке слабые тоненькие пальчики. Снова вернулся злой восточный ветер, снова Эмили слегла.
Всю зиму она страдала от невыносимых болей. Перенесла пневмонию, от которой так страстно захотела умереть, что отец, вызванный из Лондона Арабэллой, укорил ее за отсутствие христианского смирения. Эмили выжила.
Точно так же прошли следующие пять лет. Пока не стали приходить письма от молодого человека, который назвался Робертом Миллером. Это оказался поэт, юноша восторженный и горячий. Одаренный фантазией достаточной, чтобы влюбиться в Эмили заочно, вообразив прекрасную деву по ее стихам. Сам он тоже писал стихи, признанные публикой совершенно непонятными, а критиками многообещающими, но не до конца раскрывающими талант их автора.
Завязавшаяся переписка волновала Эмили. Сначала она страшно испугалась, затем заинтересовалась, а после увлеклась письмами и их автором. Но встретить его в реальности она страшилась едва ли не больше, чем умереть до того, как она сможет увидеть тайного обожателя. Никаких посетителей она никогда не допускала, общаясь со знакомыми исключительно посредством пера и бумаги. Вордсворт рекомендовал Роберта Миллера, после того как тот попросил об этом, хотя и не думал, что это склонит Эмили к решению принять его лично.
Целый месяц Роберт ежедневно приезжал в дом, но к Эмили допущен не был ни разу. Всякий раз после нескольких чашек чая, предложенных Арабэллой и выпитых в ее молчаливом обществе, он получал отписку с горничной о внезапном ухудшении здоровья мисс Эмили и возвращался обратно в Лондон.
Письма страстные, горящие большим и незнакомым Эмили чувством, сделали свое дело, и она уже начала допускать гипотетическую вероятность встречи или беседы в каком-нибудь отдаленном будущем.
Однажды, когда восточного ветра не было и в помине, когда Эмили, немного оправившись от очередного ухудшения здоровья, на полшага отошла от края бездны, из которой веяло ледяным дыханием смерти, это случилось.
Гостю пришлось выпить не одну чашку бледного чая в благовоспитанном обществе Арабэллы, прежде чем горничная собрала Эмили, и слуги вынесли ее на кресле в гостиную, где дожидался гость.
Что же увидел наш страстный влюбленный? Он увидел создание больше похожее на фею. Черные волосы обрамляли узкое худое лицо, на котором влажным блеском волнения горели огромные черные глаза. Закутанная в многочисленные шали, изможденная болезнью и вынужденным заточением девушка была настолько слаба, что говорила голосом едва слышным и еле нашла в себе силы поднять руку для того, чтобы Арабэлла ее пожала. Она была в таком замешательстве, что тихий лепет ее походил больше на бред.
Испугало ли это зрелище Роберта? Нет и нет! Он воспылал еще большей любовью к ней. Он в первый же свой визит пал к ее ногам и страстно просил ее руки, чем вынудил Арабэллу призвать его к приличию или покинуть их дом. Но, уехав, Роберт снова закидал свою возлюбленную письмами. Он молил ее и Всевышнего только об одном счастье – иметь возможность навеки оставаться подле своего ангела.
Она отвечала теперь с большим приятием. Вид молодого, пышущего здоровьем и отчаянным желанием любить ее человека внушил ей желание перед смертью испытать такое счастье, о котором она – больная, почти калека – не могла и мечтать.
Как ни странно, подобного рода шоковая терапия благотворно сказалась на здоровье умирающей девушки. Она стала оживать. День ото дня, час от часу ей становилось лучше. Постепенно она смогла уже самостоятельно подниматься навстречу Роберту, когда он наносил ей еженедельный визит.
Вот уже она в силах была сидеть в кресле в саду, пока юноша собирал для нее там цветы. Затем она стала прогуливаться с ним сначала в парке, а затем и в лесу за домом. Наконец настал день, когда он вымолил у нее позволения обратиться к ее отцу с просьбой ее руки, так как сердце он уже получил от самой хозяйки.
Все сестры от души радовались за Эмили, все в один голос восхищались такой романтичной историей и таким, несомненно, романтичнейшим из всех героев. Они уже тайком известили тетушек о возможной перемене в положении их горячо любимой сестры. Втайне надеясь также, что и сами вскоре последуют ее примеру.
Но все надежды рухнули в одночасье. Отец, высокомерно выслушав молодого человека, категорично отказал ему в самых несветских выражениях. Запретил тому раз и навсегда не только заикаться об этом предложении, но вообще показываться на глаза кому бы то ни было из членов его семьи.
Приехав в дом, сэр Эбнер страшно накричал на Арабэллу, обвинив ее в пособничестве темным делишкам мистера Миллера и в преданном доверии отца. Эмили была вне себя, не понимая, что именно так настроило отца против избранника. Ну не стесненные же средства последнего, в самом деле! Какое отношение деньги имеют к чувствам? Нет, она решительно не могла понять.
На следующий день после отъезда отца девушка в одиночестве прогуливалась по берегу пруда. В нем плавали кувшинки, те самые, видом которых наслаждалась она в обществе Роберта. Эмили перечитывала письмо с предложением бежать и венчаться тайно, а затем поселиться вместе в Италии, во Флоренции, которую он так живо описывал в одну из недавних встреч.
Тело Эмили нашли плавающим в пруду слишком поздно, чтобы надеяться, что она еще жива».