Выйдя из лаборатории профессора Сингха, Иван Тарасов намеревался просто отработать день, пытаясь не думать ни о чём, кроме своих обязанностей охранника в больнице. Он делал эту работу хорошо, и ему нравилась её рутинная повторяемость: в это время пройди по этому коридору, проверь, что двери в эти комнаты заперты, и…

И вот он здесь. Иван заметил, как в его сторону идёт Джош Латимер. Его вид, даже с расстояния, немедленно вызвал поток воспоминаний Доры, включая тот странный звонок больше года назад, когда он позвонил ей – он отсюда, из Вашингтона, ей в Лондон, отец, пропустивший все её школьные пьесы, и её переезд в Англию, и свадьбу, и похороны матери, позвонил, чтобы убедиться, что отыскал правильную Дору, удостоверился, что её девичья фамилия Латимер, что она родилась в Мэриленде, что её день рождения 6 августа и потом, проверив всё это, объяснил, что он её давно пропавший отец и нельзя ли ему приехать, чтобы встретиться лично. И в маленьком ресторане на Пикадилли-сёркус, после того, как они попытались уместить три десятилетия жизни в час разговора, он сказал ей, зачем он её искал и что ему от неё нужно.

Также были и воспоминания о том, что было после того, как они расстались. О том, как она разговаривала со своим доктором, со своей лучшей подругой Мэнди, со своим духовником, и как она в конце концов решила, что должна это сделать; она не может его отвергнуть.

Латимер был одет в зелёный больничный халат и джинсы. Под взглядом Ивана он повернулся и вошёл в палату. Маршрут Ивана пролегал мимо этой палаты, и он внезапно обнаружил, что толкает дверь, входит и закрывает дверь за собой.

Латимер сидел на стуле рядом со своей кроватью. За окном через улицу было видно здание общежития имени Жаклин Кеннеди Онассис Университета Джорджа Вашингтона. Латимер вскинул голову, явно удивлённый появлению в палате охранника.

Иван почувствовал, как у него закипает кровь; один лишь вид Латимера приводил его в ярость.

– Как вы могли? – спросил он.

Латимер нахмурился.

– Что?

– После того, что вы сделали с Дорой, как вы могли просить её о таком – чтобы позволила себя разрезать и отдала вам часть собственного тела. Как вы могли?

Латимер нашарил на стоящем рядом столике очки, развернул их и надел.

– Я вас не знаю, – сказал он. – А вы не знаете меня. Мою память читает женщина – медсестра. Дженис чего-то-там.

– Фалькони, – сказал Иван, кивнув; он знал по именам всех здешних врачей и медсестёр. – Я вас не читаю. Я читаю вашу дочь Дору.

Латимер ничего не сказал.

– Вы думаете, что она не может этого помнить – потому что если бы помнила, то никогда не согласилась бы вам помочь. И она, возможно, и правда не помнит. Зато помню я.

– Я не знаю, о чём вы говорите, – сказал Латимер.

Это разозлило Ивана ещё больше.

– Не лгите мне, – сказал он, подходя ближе. – Не смейте мне лгать.

– Что вы собираетесь сделать? – спросил Латимер.

– Я собираюсь рассказать Доре, – сказал Иван. – Она заслуживает того, чтобы знать.

– Вы не можете, – сказал Латимер, вставая.

– Да? – Иван повернулся к выходу, и…

Звук, движение, рывок…

И Латимер выхватил пистолет у него из кобуры. Иван крутанулся назад и увидел дуло, направленное ему в грудь.

– Без пересадки я умру, – сказал Латимер. – Вы будете держать язык за зубами – обо всём .

– Или что? – спросил Иван, гордясь тем, что смог ненадолго заглянуть Латимеру в глаза.

– Или я выстрелю, – ответил Латимер.

– Вас посадят.

– Хотите пари? Я только что разговаривал с Джиллеттом, адвокатом. Он говорит, что сейчас идеальное время для того, чтобы сделать что-то безумное, потому что любой компетентный юрист сможет вас оправдать. Взболтанные мозги? Память других людей? Никто не виноват. Это грёбаный карт-бланш .

– Ни один судья на такое не купится, – сказал Иван.

– Да ну? – Латимер махнул пистолетом. – Вы пришли сюда, угрожали. Была борьба, я завладел пистолетом, он выстрелил. Всего-то…

Оставив президента Джеррисона, Сьюзан направилась на четвёртый этаж и сильно удивилась, встретив по пути Оррина Джиллетта.

– Вы что здесь делаете? – спросила она.

– У меня была встреча с Джошем Латимером, – ответил он.

– Да? Он тоже не хочет, чтобы Сингх разорвал его связь?

– Э-э… нет. Но я с ним встречался не по этому поводу. Я представляю его интересы в иске против больницы, касающемся его пересадки почки.

– Я слышала, что операцию перенесли на понедельник, – сказала Сьюзан.

– Пусть так, – ответил Джиллетт. – Мой клиент невыносимо страдал. И я также должен вам сказать, что нам может понадобиться допросить вас по этому делу.

Сьюзан потёрла глаза.

– Я так устала, – сказала она. – Устала от всего этого. Я просто хочу, чтобы это закончилось – но вы всё время пытаетесь всё усложнить, вы и Рэйчел Коэн с вашими требованиями к Сингху не разрывать связь.

– У нас есть права, агент Доусон.

– Как и у других людей, подвергшихся воздействию, – сказала Сьюзан, – включая и меня. Потребности многих перевешивают потребности немногих.

– Тут вам не «Звёздный путь», – сказал Джиллетт. – Отдельные личности имеют личные права.

– С кем вы, говорите, связаны?

– Со здешним охранником.

– О, да, – сказала Сьюзан. – Иван Тарасов. Так вот, он приходил к Сингху сегодня утром, и он хочет от него прямо противоположного: он желает, чтобы связь была ликвидирована как можно быстрее.

Джиллетт нахмурился, предположительно, вспоминая это.

– Да, было такое. Я, как я понимаю, ему приходится нелегко; я искренне рад тому, что связи – как это говорил Сингх? – только первого порядка. Мне бы очень не хотелось видеть то, что видит Иван, и… твою мать!

– Что?

– До меня только что дошли его воспоминания. Иван с моим клиентом, Джошем Латимером, и – Господи!

– Что?

Джиллетт на секунду задумался.

– Он мой клиент, но чёрт побери! Я не могу позволить ему это сделать. Джош отобрал у охранника пистолет и наставил на него.

– Что? Когда? Когда это произошло?

– Сегодня. После того, как я ушёл от Джоша… то есть, в последние минут пятнадцать.

– В какой он палате?

– Я не знаю. Я встречался с ним в холле, но его палата где-то на этом этаже.

Сьюзан проговорила в рукав:

– Доусон Центральной. Номер палаты Джоша Латимера, пациента Лима Танго?

– Две секунды, Сью, – ответил голос в ухе. Затем: – Палата 411.

– Мне нужно там подкрепление, – сказала Сьюзан, разгоняясь. На бегу она читала таблички на дверях: 419, 417, 415, 413…

Она вытащила из кобуры «зиг P299» и, держа его вертикально двумя руками перед собой, пнула дверь палаты 411.

– Бросить оружие! – гаркнула Сьюзан, оценивая обстановку. Латимер, должно быть, услышал грохот её шагов: левой рукой он охватывал шею Тарасова, прижимая его к себе в классическом положении взятия заложника. Пистолет – a.38, как заметила Сьюзан – был направлен Тарасову в правый висок.

– Я сказала бросить оружие! – повторила Сьюзан. Если бы Латимер целился в того, кого она охраняла, вопросов бы не было – она бы уже его застрелила. Но сейчас она подумала, что сумеет отговорить Латимера. Сьюзан блокировала единственный выход. Из коридора донеслись панические возгласы – её вход в палату Латимера был далеко не бесшумным. Она полностью вошла в палату и ногой захлопнула за собой дверь. Голос в ухе произнёс:

– Подкрепление в пути.

– Вы не оставляете мне выбора, мистер Латимер, – сказала Сьюзан. – Бросьте пистолет.

– И что тогда? – спросил Латимер.

– Мы просто забудем об этом.

– «Забудем», – повторил Латимер, словно это было финальной фразой анекдота. – В этом вся грёбаная проблема, не так ли? Никто не может ничего забыть.

– Просто опустите пистолет, – сказала Сьюзан.

Иван Тарасов всё это время оставался неподвижен, словно статуя, хотя Сьюзан видела, что его лоб взмок от испарины, а глаза выкачены.

– Всё шло так хорошо, – сказал Латимер. – Я нашёл свою дочь.

И тут Тарасов заговорил. Сьюзан думала, он станет просить не убивать его, но ошиблась.

– Я знаю, что он сделал, – сказал Тарасов Сьюзан. – Я вам говорил.

– Тарасов! – рявкнула Сьюзан. – Закройте рот!

– Он надругался над собственной дочерью, – сказал Тарасов. – Вы это знаете.

– Вы ничего не знаете, – сказал Латимер. – Вы не сможете ничего доказать.

– Она может не помнить, но помню я, – сказал Тарасов. – Я дам против вас показания.

– Заткнитесь! – гаркнула Сьюзан. – Латимер, всё будет в порядке. Суд не примет полученные по сцепке воспоминания в качестве доказательства. Опустите пистолет, и мы все спокойно выйдем отсюда.

– Он хотел рассказать Доре, – сказал Латимер. – Он собирается всё разрушить.

Тарасов дёрнулся в его хватке.

– Она должна знать.

– Нет! – сказали Латимер и Сьюзан одновременно, и Сьюзан добавила: – Чёрт вас дери, Тарасов, заткнитесь и дайте мне вас защитить.

– Так же, как вы защитили Джеррисона? – спросил Тарасов. – Вы представления не имеете, что я вижу прямо сейчас! Прямо сейчас! Жуткие вещи, которые видела маленькая девочка – вещи, которые он с ней творил.

Перед Этим Латимер немного ослабил хватку и чуть-чуть опустил пистолет, но сейчас, словно в замедленной съёмке, как это случается в по-настоящему кризисные моменты, она видела, как он снова поднимает пистолет и как шевелится его палец на спуске…

Бах!

Сьюзан ощутила, как её толкает назад…

Господи!

…отдача её собственного пистолета.

Она никак не могла стрелять Латимеру в грудь – она была прикрыта туловищем Тарасова. Поэтому она стреляла чуть выше правого глаза, разворотив ему всю правую часть головы и забрызгав всё вокруг мозгом и кусочками кости.

Кровь Латимера хлынула Тарасову на лицо. Охранник выглядел так, словно не был уверен, в кого попала пуля, а Латимер…

Глаза Латимера по-прежнему были открыты – очень, очень широко открыты – и двигались; рот приоткрылся, словно он хотел что-то сказать. Сьюзан уже выбирала место для второго выстрела, но тут Латимер рухнул навзничь на пол.

Тарасов быстро развернулся и забрал свой пистолет.

Сердце Сьюзан неистово колотилось. Её к этому готовили, и готовили, и готовили – но прежде ей ещё не доводилось убивать. Её руки тряслись, когда она убирала пистолет в кобуру.

Тарасов сделал несколько шагов и добрался до стула; он тяжело опустился на него и схватился руками за заляпанную кровью голову.

Сьюзан подняла ко рту руку с микрофоном в рукаве, но это оказалось излишним. Дверь резко распахнулась, и за ней оказались двое агентов с оружием наготове. Быстро оценив обстановку, они вошли.

– Сью, – сказал один из агентов, в то время, как второй кинулся к лежащему на полу Латимеру. – Что пошло не так?

Сьюзан посмотрела на них, потом на развороченный бок Латимеровой головы в увеличивающейся луже натёкшей крови. Она не смогла ничего ответить и принялась искать стул.