Глава 6
– ЭЭГ хаотична!
– Давление продолжает падать!
– Мы его теряем!
Эрик Редекоп поднял голову и посмотрел на свою команду, продолжая прямой массаж сердца. Сестра по имени Энн Дженьюари промокнула ему лоб салфеткой.
– Нет, – сказал он. – Не теряем. Я не останусь в истории как хирург, не сумевший спасти президента.
Никки Ван Хаузен смотрела на свои руки – и образ их, залитых кровью, заполнял её разум. Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от ужасного видения – но оно вернулась ещё более ярким: её руки, залитые красным, с них капает…
Господи!
И они держат нож, и его лезвие мокрое и красное.
Новые видения: разрезаемая кожа, брызжущая из раны кровь.
Снова: ещё один разрез, снова кровь. И снова: разрез глубже, кровь бьёт струёй.
Она сидела и смотрела – по-настоящему смотрела – на свои руки: гладкая бледная кожа, крошечный шрамик на боку правого указательного пальца – от фужера, который она разбила, когда мыла его, серебряное кольцо с бирюзовым кабошоном, раскрашенные ногти – да, красные, но не кроваво-красные.
Однако образ рук, залитых кровью, снова возвращался к ней. И под кровью виднелись перчатки. Как у убийцы, который знает, что иначе оставит отпечатки.
Её сердце тяжело колотилось.
– Что происходит? – тихо спросила она, хотя никто не обращал на неё внимания. Она повысила голос: – Что со мной происходит?
Это привлекло внимание доктора, проходившего мимо неё по четвёртому этажу Мемориальной больницы Лютера Терри.
– Мисс? – сказал он.
– Что со мной происходит? – снова спросила она, поднимая руки, словно и он тоже мог увидеть на них кровь. Но, разумеется, они были сухи – она это знала, она это видела . И тем не менее образ их, поблёскивающих от крови, продолжал возвращаться, но…
Но её настоящие руки тряслись, а те, окровавленные, никогда не дрожали; она откуда-то это знала.
Доктор посмотрел на неё.
– Мисс, вы пациентка?
– Нет, нет. Я пришла к брату, но… но что-то случилось .
– Как вас зовут? – спросил доктор.
И она собралась ответить, но…
Но это было не её имя! И не её адрес! Даже город не тот! Никки почувствовала, что её шатает. Она по-прежнему держала руки перед собой, и она упала на доктора, уперевшись ладонями ему в грудь.
Новые странные мысли зароились у неё в голове. Нож, прорезающий жир и мускулы. Падение с ног на футбольном поле – нечто, чего с ней никогда не случалось. Похороны… о Боже, похороны её матери, а ведь он жива и здорова.
Её глаза закрылись, когда она упала, но теперь она открыла их, посмотрела вниз и увидела пластиковый бэджик на груди доктора: «Ю. Стёрджесс, M.D.», и она знала, хотя никогда раньше его не видела, что «Ю» означает «Юрген», и внезапно поняла, что знает, что «M.D.» – это не «Medical Doctor», как она всегда думала, а его латинский эквивалент – Medicinae Doctor .
В этот момент мимо прошли две медсестры, и она услышала, как одна из них говорит что-то на своём медицинском жаргоне. Вернее, это должно было звучать для неё как медицинский жаргон; секунду назад она понятия не имела, что означают слова медсестры, но…
Но она ясно услышала: «амитриптилин». И она знала, как оно пишется, и что это трициклический антидепрессант, и что… Господи!.. она знала, что «трициклический» означает наличие трёх колец атомов в его структурной химической формуле, и…
Её ладони сжались в кулаки и ударили в грудь доктора.
– Прекратите! – сказала она. – Прекратите это!
Доктор – Юрген, он плохо играет в гольф, у него две дочери, он разведён, любит суши – подозвал проходящих сестёр.
– Хизер, Тамара – помогите, пожалуйста.
Одна из сестёр – Тамара, она знала , что это Тамара – повернулась и взяла Никки за плечо, а вторая, Хизер, сняла трубку с телефона на стене и набрала четыре цифры; если она вызывает охрану…
Да откуда же она всё это знает?
Если она вызывает охрану, то наберёт 4-3-2-1.
Никки полуобернулась и оттолкнула Тамару, не потому что не хотела её помощи, а потому что всё её существо взвыло о том, что нельзя, нельзя, нельзя касаться сестёр в рабочее время.
Ей, однако, снова стало дурно, и она снова начала искать опору, ухватившись за стетоскоп доктора Стёрджесса, свободно свисавший с его шеи; он выскользнул, и она внезапно начала падать на спину. Хизер подхватила её.
– Она под кайфом? – спросила сестра?
– Не знаю, – ответил Стёрджесс, но Никки это предположение взбесило.
– Я не под кайфом, чёрт вас дери! Что происходит? Что здесь творится? Что вы сделали?
Тамара придвинулась поближе.
– Охрана сейчас будет, доктор Стёрджесс. Они пришлют кого-нибудь с пятого; все, кто обычно дежурит на этом этаже, сейчас внизу, помогают охранять президента.
Президента.
И внезапно она увидела его , Джеррисона, с развороченной грудной клеткой, и её руки погружаются в неё, хватают его сердце, сжимают…
И снова это имя: Эрик Редекоп .
– Остановите это! – сказала Никки. Она схватилась руками за голову и нажала, словно пытаясь выдавить из неё чужие мысли. – Остановите!
– Тамара, – сказал Стёрджесс, – дайте ей секобарбитал.
Никки обнаружила, что знает: это седатив.
– Всё будет хорошо, – сказал Стёрджесс Никки успокаивающим тоном. – Всё будет в порядке.
Она вскинула голову и заметила белого мужчину средних лет: худого, лысого, бородатого, одетого в зелёный хирургический халат и…
– Эрик! – крикнула она. – Эрик!
Он продолжал приближаться с озадаченным выражением на лице.
Стёрджесс обернулся и тоже посмотрел на Эрика.
– Эрик! Господи, как там… – он взглянул на Никки. – Как там ваш, э-э… особый пациент?
У Эрика был усталый голос.
– Мы едва его не потеряли, но сейчас он стабилен. Джоно его зашивает.
– А вы? – спросил Стёрджесс, касаясь руки Эрика. – Как вы?
– Устал, – ответил Эрик. – Устал до смерти. – Он покачал головой. – Куда катится мир?
У Никки голова шла кругом. Она никогда в жизни не видела Эрика, но точно знала, как он выглядит, и даже – Боже! – как он выглядит голым. Она знала его, этого Эрика, этого мужчину, который…
…который родился пятьдесят лет назад, 11 апреля, в Форт-Уэйне, штат Индиана; у которого есть старший брат по имени Карл; который играет в шахматные поддавки; у которого аллергия на пенициллин; который – да! – только что завершил операцию, спасшую жизнь президенту.
– Эрик, – сказала она, – что со мной случилось?
– Мисс, – ответил он, – мы знакомы?
Его слова поразили Никки, как нож – как скальпель . Разумеется, он должен её знать, раз она знает его. Но он не знал. На его лице не было ни намёка на узнавание.
– Я Никки, – сказала она, словно это могло для него что-то значить.
– Рад знакомству, – озадаченно ответил Эрик.
– Я вас знаю, – сказала Никки умоляющим тоном. – Я знаю вас, Эрик.
– Прошу прощения, гмм, Никки. Я не думаю, что мы когда-либо встречались.
– Чёрт возьми, – сказала Никки. – Это какое-то безумие!
– Что с ней? – спросил Эрик Стёрджесса.
Тамара указывала на кого-то; Никки обернулась, чтобы посмотреть. Это был охранник в форме.
– Нет, – сказала она. – Юрген, простите, что я вас ударила.
Стёрджесс вскинул брови.
– Откуда вы знаете, как меня зовут?
И правда, откуда она знает его имя? А имя Эрика?
И тут её осенило: она знает имя Юргена, потому что его знает Эрик. Они старые друзья, хотя на вкус Эрика Юрген несколько грубоват и мрачноват. Она знает… да, в общем-то, всё , что знает Эрик.
– Всё хорошо, – сказал Эрик, жестом прося охранника остановиться. – Сестра Энрайт за вами присмотрит. Мы окажем вам помощь.
Но это оказалось ещё хуже: внезапно Никки затопил поток воспоминаний – буйные пациенты, пациенты, изрыгающие ругательства, плотный мужчина наносит удар, другой падает и кричит – череда проблемных пациентов, с которыми Эрик имел дело за все эти годы.
– Я… я не такая, – Никки отшатнулась.
Эрик прищурился.
– Не какая?
Господи, она агент по недвижимости, а не какая-то долбанная паранормалка. Её сестра верила во всё это дерьмо, но она – нет. Это невозможно – у неё, должно быть, инсульт, или галлюцинации или хотя бы что-нибудь .
– Пойдёмте со мной, – сказала Хизер Энрайт. – Мы о вас позаботимся.
– Эрик, пожалуйста! – взмолилась Никки.
Но Эрик зевнул, потянулся, и они с Юргеном пошли прочь, погрузившись в обсуждение операции, которую Эрик только что делал. Она сопротивлялась усилиям Хизер увлечь её в противоположном направлении, пока Эрик не свернул за угол и не исчез с глаз долой.
Но в голове остался.
