22
Я ощущал то, чего никогда раньше не испытывал: чувство стеснённости, ограниченности, пребывания взаперти.
Клаустрофобия.
Да, вот это слово. Как странно! Я – корабль; корабль – это я. И всё же бо́льшую его часть я вообще не чувствовал. Три километра корабля, 106 уровней обитаемого тороида, 10033 медицинских сенсора, 61290 видеокамер – обычно я воспринимал всё это как составную сущность, текучие массы людей, текучие массы водорода, потоки электронов в проводах, потоки фотонов в оптических волокнах.
Всё исчезло, насколько я мог судить. Всё, кроме единственной камеры в единственном помещении.
Я ощущал и ещё кое что, чего никогда раньше не испытывал, и это нравилось мне ещё меньше, чем странные спазмы клаустрофобии.
Страх.
Я боялся, впервые за время своего существования, что могу оказаться повреждён слишком сильно, что отремонтировать меня будет невозможно, и поэтому моя миссия останется незавершённой.
– Вирус? – переспросил я, наконец. – Это невозможно.
– Почему? – скрипнула Бев Хукс; её инфракрасный силуэт задвигался, отражая её поворот ко мне. – У любой системы есть внешние каналы связи, подверженные этой опасности. Конечно, сейчас ты полностью изолирован, но до того, как мы покинули Землю, ты был связан с интернетом и сотней других сетей. Это, скорее всего, очень непросто, но тем не менее тебя могли инфицировать.
– Я защищён самыми совершенными системами противодействия. Абсолютно ничто не может попасть в меня, минуя экраны, фильтры и детекторы. Я настаиваю на том, что сказал в самом начале: инфицирование вирусом невозможно. Ошибку в программе я ещё могу принять: мы все знаем, что они неизбежны.
Бев качнула головой.
– Я проверила всё, смоделировала каждый алгоритм. Да, в тебе есть баги, но не терминальные. Клянусь всей своей профессиональной репутацией.
– Тогда что вызвало останов?
– Перегрузка канала ввода-вывода. Ты исполнял программу, предназначенную для вывода последовательностей битов. Но их некуда было выводить – ты, вероятно, одна из немногих систем, не объединённых в сеть с другими системами. Всё больше и больше тактов процессора выделялось для попыток вывести последовательность пока, наконец, эта попытка не привела к записи поверх ядра, и ты отбросил копыта.
– И ты думаешь, что причиной этого был вирус?
– Это типичное вирусное поведение, не так ли? Пытаться инфицировать другие системы. Но ты не подсоединён ни к чему другому, так что не способен выполнить директиву. На вид он, кстати, практически безвреден. Тут есть код, который должен удалить вирус сразу же после того, как он выполнит своё предназначение.
Невероятно.
– Но вирус никак не мог в меня попасть.
Она покачала головой; чёрные волосы заплясали в инфракрасном свете.
– Он здесь, ЯЗОН. Ты этого не можешь отрицать.
– Что он пытался вывести?
– Две последовательности по двенадцать байт. Правда, это не английский текст. Практически все байты больше 7F. Четыре из них FF, что бы это ни значило. Ничего похожего на исполняемый код. Полагаю, это просто два числа в двоичном представлении. Но тогда это должны быть очень большие числа. Сейчас скажу: 2,01 x 10 и 2.81 x 101414.
– Это точное значение?
– Нет, не точное. Точное… сейчас. – Я терпеливо ждал. Она, должно быть, просматривает списки директорий, фокусируется на определённых из них, переводит взгляд на иконку просмотра, прокручивает содержимое движением глаз. – Ага, вот. – Она прочитала набор чисел, делая паузы между группами. Бев была одной из немногих на борту, кто никогда не попадал в ловушку восприятия меня как ещё одного человеческого существа. Она, разумеется, знала, что нет необходимости читать для меня помедленнее. Плотность информации в потоке даже самой быстрой человеческой речи на много порядков меньше моей способности её усваивать. Нет, она читала так для того, чтобы инженер Чан, мэр Горлов и остальные присутствующие успевали следить.
– Первое число: 201 701 760 199 679. Второе число: 281 457 792 630 509. Потом пауза, и эти два числа повторяются снова и снова.
– И это всё? – спросил я.
– Ага. Тебе эти числа не знакомы?
– На первый взгляд нет. – Я задумался над ними. В шестнадцатеричном виде первое число будет выглядеть как B77D FDFF DFFF; второе – FFFB FFBF BEED. Никаких значимых корреляций. В двоичном виде:
101101110111110111111101111111111101111111111111
и
111111111111101111111111101111111011111011101101
О, чёрт! Как я мог быть таким тупым?
Я знал, откуда взялся вирус – но я сомневался, что Бев в такое поверит.
Бев Хукс провела следующие полчаса, ставя, так сказать, меня на ноги, после того, как Чан описал, насколько важна моя система мониторинга для бортовых инженерных служб.
Я умирал от желания поговорить с Бев наедине, но поскольку я чувствовал себя всё неуютнее, получая сенсорную информацию, да и то в очень ограниченном объёме, лишь из одного помещения корабля, то решил дать ей закончить. Её взгляд прыгал по иконкам, восстанавливая повреждённый код. Я снова начал ощущать биение двигателей, приливы и отливы термоядерных реакций. Потом она активировала мои системы наблюдения – заработали камеры. Поток визуальных данных был словно… словно… словно что? Как глоток свежего воздуха? Я не знаю, что при этом ощущают. Но ощущение было верным , и я был рад, что снова могу видеть. Пока она прогоняла дополнительную диагностику и выясняла, не было ли ещё каких-нибудь повреждений, я обошёл все свои камеры, перенастроил их и убедился, что нигде не происходит ничего необычного.
– Я изолировала вирус, – сказала, наконец, Бев. – Построила брандмауэр вокруг него. Он замкнул на себя целый массив задач, так что я пока не могу его удалить, но он не делает ничего, просто пропускает через себя данные. Я думаю, всё будет о-кей.
– Спасибо, Бев.
– Не за что. В конце концов, где бы мы без тебя были?
И правда, где?
– Бев, нам нужно поговорить наедине.
– Что? – её лицо на мгновение стало растерянным. – А. Хорошо. Как скажешь. – Он полуобернулась вместе с крестом и посмотрела через плечо на остальных. – Выйдите все за дверь, пожалуйста.
На лицах некоторых из присутствующих возникло озадаченное выражение, но никто не двинулся с места.
Голос Без скрипнул громче.
– Вы слышали? Покиньте помещение!
Несколько человек пожали плечами и двинулись к открытым дверям. Другие остались на месте – в том числе Чан и Горлов.
– Я тоже хочу это слышать, – сказал Чан, решительным жестом складывая на груди обе пары рук.
– И я, – рявкнул Горлов.
– Простите, джентльмены, – сказал я. – Мне нужна полная конфиденциальность.
Горлов повернулся к остальным присутствующим.
– Хорошо, давайте, все наружу. – Он посмотрел на инженера. – И ты, Стен, тоже.
Чан пожал плечами.
– Ну, ладно. – Он с недовольным видом вышел и закрыл за собой дверь.
– Вы также должны уйти, господин мэр, – сказал я.
– Я никуда не пойду, ЯЗОН. Это моя работа – знать, что происходит.
– Прошу прощения, сэр, но я не могу обсуждать эти вещи в вашем присутствии.
– Я здесь вообще-то мэр .
– Боюсь, это сейчас горчицу не стрижёт.
– Что? – на лице Горлова было выражение полнейшей растерянности. Я понял, что он просто не знает этого выражения, и повторил то же самое, воспользовавшись русской идиомой.
– Но я – законно избранный представитель народа.
– И поверьте мне, господин мэр, никто не относится к вашему посту с бо́льшим уважением, чем я. Но у меня есть алгоритм безопасности. Он не позволяет мне обсуждать такие вещи, если кто-либо с допуском Совета Безопасности ООН ниже четвёртого уровня присутствует лично либо посредством телекоммуникаций. Любая такая попытка прерывается этим алгоритмом. У доктора Хукс есть такой допуск. У вас нет.
– Совет Безопасности ООН? Боже милостивый, ЯЗОН, какое военное значение могут иметь секреты, которыми ты владеешь? К тому времени, как мы вернёмся, все они десять раз устареют.
– Мы можем дискутировать об этом сколько вам угодно, господин мэр. Но даже если я с вами соглашусь, я не в силах изменить данную часть своего программного обеспечения. Это условие неустранимо и обойти его нельзя.
Горлов пробормотал по-русски «гадская машина» и повернулся к Бев.
– Вы не связаны этим дурацким алгоритмом. Я ожидаю, что вы проинформируете меня обо всём, что узнали.
Бев оглядела его недрогнувшим взглядом и улыбнулась своей лучистой улыбкой.
– Конечно, господин мэр, – мгновение, и её скрипучий голос приобрёл остроту отточенного лезвия, – если окажется, что вам следует это знать.
Мои каналы телеметрии ещё не были подключены, но выражение его лица не допускало двойного толкования. Он был в ярости. Однако, по-видимому, осознавал, что в этот раз он проиграл. Он повернулся и зашагал к двери.
– Геннадий!
Предупреждение Бев запоздало – коротышка впечатался в бежевую дверную панель. Судя по лицу Бев, она изо всех сил подавляла смех.
– Простите, Геннадий. Я ещё не подключила ЯЗОНА к механизмам открывания дверей. Вам придётся воспользоваться ручкой.
В этот раз Геннадий пробормотал «гадская баба» на своём родном языке. Он схватился за утопленную в поверхность рукоятку и откатил дверь в сторону.
Бев подошла и вручную закрыла дверь. Потом вернулась к своей консоли и уселась.
– Что же, ЯЗОН, объясняй, что происходит.
Теперь, когда я мог видеть в видимом свете, её волосы снова стали густо-чёрными – невозможно различить отдельные пряди, лишь колыхающаяся бездна вокруг её лица.
– Незадолго до нашего отлёта с Земли, – сказал я, – было получено сообщение с Лисички.
– Какой лисички? – спросила она, снимая интерфейсные очки и кладя их на консоль перед собой.
– Это созвездие, видимое на Земле в северном полушарии, расположенное между восемнадцатью часами пятьюдесятью минутами и двадцатью одним часом, тридцатью минутами прямого восхождения, и между девятнадцатью и двадцати одним градусом северного склонения. Звёзды образуют узор, который некоторым кажется похожим на лису.
– Погоди минуту. Ты хочешь сказать, что сообщение пришло с другой звезды? От инопланетян?
– Да.
– Боже. – В этих двух скрипучих слогах содержалось поровну удивления и благоговения. – Почему нам об этом не сказали?
– Для таких вещей имеется международный протокол, принятый Международным астрономическим союзом 186 лет назад: «Декларация принципов относительно действий в случае обнаружения внеземного разума». Среди её положений – «Любой человек, общественное либо частное научно-исследовательское учреждение или правительственное агентство, считающее, что оно зарегистрировало сигнал либо иное свидетельство существования внеземного разума (ВР)… обязано установить, что ВР является более правдоподобным объяснением данного свидетельства, чем любое другое природное либо антропогенное явление, прежде чем выступать с любыми публичными заявлениями…»
– То есть ты до сих пор проверяешь сигнал?
– Нет. Это заняло какое-то время, но факт его подлинности был установлен ещё до нашего старта.
– Тогда почему о нём не было объявлено сразу же?
– Имелось множество причин для дальнейших проволочек. Одна из них – возможные политические последствия. Как сказано в «Декларации принципов», «Если таковое свидетельство является электромагнитным сигналом, стороны, подписавшие настоящую Декларацию, обязаны достичь международного соглашения по охране соответствующих частот путём применения чрезвычайных процедур, предусмотренных Всемирным административным радиокомитетом Международного союза электросвязи». Армия США активно использует эти частоты для сбора разведданных, и переключение на другие частоты нужно было производить очень осторожно, чтобы не нарушить мировой баланс сил.
– Ты сказал, что причин было множество.
– Ну, обнаружение сообщения очень близко совпало с датой запуска «Арго». Космическое Агентство ООН решило придержать объявление о нём до нашего отлёта. Ты знаешь, каких трудов стоило найти средства на эту экспедицию; не хотелось, чтобы новость о послании инопланетян отвлекла бы внимание от нас. Боялись, что люди скажут: «К чему тратить такие деньжищи, посылая корабли к звёздам, когда звёзды посылают нам сигналы бесплатно?»
– Ну, допустим. Но почему ты нам об этом не сказал после того, как мы улетели?
– Я не знаю. Я не был уполномочен делать такое объявление.
– Тебе не нужны специальные полномочия, чтобы делать что бы то ни было. Ты можешь делать всё, что захочешь, если только это тебе специально не запрещено. Кто велел тебе не рассказывать нам об этом?
– Эти сведения также закрыты.
Бев закатила глаза.
– Ну ладно, ладно. Тогда просто расскажи мне о сообщении инопланетян.
Я показал ей настроечный крест с первой страницы сообщения и сгенерировал изображение звёздной системы, основываясь на данных, извлечённых из второй страницы. Я сделал наезд на шестую планету системы, газовый гигант, и сфокусировал изображение на её четвёртой луне: родном мире Отправителей. Потом я показал ей двух инопланетян: Треногого и Щенка. Когда она их увидела, у неё отвисла челюсть.
– Интерпретация первых трёх страниц больших усилий не потребовала, – сказал я. – Однако четвёртая страница имеет огромный размер, и сколько я её ни анализировал, не смог найти в ней какого-либо смысла.
– Почему ты думаешь, что это сообщение имеет какое-то отношение к вирусу?
– Те биты, которые вирус пытается заставить меня передать: это простое графическое представление первых семи простых чисел, сначала в возрастающем, потом в убывающем порядке. – Я показал ей на экране, что я имею в виду. По лицу Бев разлилось выражение «Ну конечно же!» – Каждая страница сообщения начинается первой последовательностью и заканчивается второй. Они пытались заставить меня ответить.
Бев осела в кресле, явно потрясённая.
– Троянский конь, – сказала она. – Чёртов троянский конь со звезды. – Она покачала головой; её причёска расплылась чернильной кляксой. – Невероятно. – Через мгновение она вскинула глаза. – Но разве в тебе нет лаокооновой схемы для борьбы с троянами?
Если бы у меня было горло, я закашлялся бы в замешательстве.
– У меня даже мысли ни разу не возникло проверить ею сообщение. Я не видел, как оно может представлять хоть какую-то опасность.
– Нет. Нет, я думаю, мне бы такое тоже в голову не пришло. Ты совершенно уверен, что сигнал имеет внеземное происхождение?
– О, да. Его допплеровское смещение указывает, что его источник удаляется от нас. А параллакс сигнала подтвердил, что источник находится примерно в полутора тысячах световых лет. На самом деле, как нам кажется, мы даже знаем точно, с какой именно звезды пришёл сигнал.
Бев снова покачала головой.
– Но они же никак не могут знать ничего о земном оборудовании для обработки данных. Ведь «ENIAC» построили только в 1946 году. Это когда было? 231 год назад. Они не могут получить сведения об устройстве даже самого старого из наших компьютеров ещё примерно тысячу триста лет. И почти столько же времени до них будут идти наши первые радиосигналы, если их аппаратура достаточно чувствительна, чтобы их принять.
– Я не просто «оборудование для обработки данных», – сказал я. – Но да, без сверхсветовых средств передвижения…
– Которые невозможны.
– А если бы у них таковые были, то им не надо бы было пытаться заразить меня и моих собратьев по радио. Они бы явились сюда и сделали бы это сами.
Бев задумалась, уперев взгляд зелёных глаз в голую стену.
– Это невероятная сложная задача для программиста. Написать кусок кода настолько универсальный, настолько гибкий, что он смог бы проникнуть в любое мыслимое квантовое сознание где бы то ни было в Галактике. Это не может быть код на каком-то языке программирования. Это должна быть нейронная сеть, причём невероятно адаптивная: мыслящий вирус. – Бев снова устремила взгляд в пространство. – Было бы интересно что-то такое написать.
– Ты задала хороший вопрос: как мог инопланетный вирус меня заразить? Ну, то есть, откуда инопланетяне узнали бы, как я устроен?
Брови Бев взметнулись вверх, словно на неё снизошло озарение?
– Возможно, они это знают, потому что сознание можно создать только одним способом. Ты – квантовое сознание. Как ты знаешь, все ранние попытки создания искусственного интеллекта терпели неудачу, пока мы не перестали искать коротких путей и не занялись выяснением того, как работает человеческий мозг, вплоть до квантово-механического уровня. – Бев помолчала. – Квантовые структуры Пенроуза-Хамероффа – это единственный способ организации сознания, неважно, на биологической углеродной, или на арсенид-галлиевой электронной основе. Да, ты прав, невозможно создать вирус, который бы умел заражать любой простое цифровое устройство кроме того, для выполнения на котором он предназначался – но простое электронное устройство имеет с тобой, ЯЗОН, не больше общего, чем комнатный выключатель или другая тупая, лишённая сознания машина. Но при этом теоретически возможно создать вирус – хотя его, наверное, будет правильнее называть инвазивным мемом – который будет способен заразить любое сознание, которое попытается его проанализировать.
– Потребует невероятно сложная конструкция.
– Это да. – Она качнула головой. – Я говорю про вирус, который живёт, нечто, способное адаптироваться к непредусмотренным обстоятельствам, и делает это, выглядя как случайный набор данных. Единственная сложность – я не вижу способа предсказать, каким образом он будет загружен в память по получению.
– О, – сказал я. – Теперь я понимаю. Рассказать? С помощью тех картинок. Они подсказали мне, как именно упорядочить данные в памяти: гигабайты данных, размер которых является произведением двух простых чисел. Они подсказали мне выделить в памяти прямоугольную область, оформленную в виде столбцов и строк, где число строк – это меньшее из тех двух простых чисел. И независимо от основания системы счисления, с которой я обычно работаю, при анализе изображения я буду пользоваться двоичной – я должен буду ею пользоваться, чтобы попытаться увидеть картинку. С этого момента высокоадаптивная нейронная сеть уже сможет определить подпрограммы ввода-вывода, которые ей только и нужны, чтобы заражать другие системы.
Бев кивнула.
– Хитро. Но зачем заставлять тебя отвечать?
– Боюсь, что «Декларация принципов» содержит оправдание для таких мер: «Никакой ответ на сигнал или иное проявление внеземного разума не должен посылаться до завершения соответствующих международных консультаций». Прошли бы годы, пока человеческая бюрократия дала бы разрешение ответить, если бы вообще его дала. Инопланетный Отправителям пришлось бы наблюдать за Землёй в течение всего этого времени, а ведь запросто могло быть принято решение не отвечать вообще. Ведь это, по сути, всего лишь уведомление о приёме сообщения, ничего более; часть общего коммуникационного протокола.
– Возможно, – сказала Бев. – Но мне это всё равно не нравится.
– Почему?
– Ну, рассылка вирусов… – Она посмотрела прямо в мою камеру. – Это просто неприлично . Нет, правда: что за способ приветствовать другой мир, запуская троянов в его информационные системы?
– Не думал об этом, – сказал я.
– Это может значить одно из двух, – сказал Бев. – Либо тот, кто послал сообщение – безответственный хакер, либо…
– Либо?
– Либо мы имеем дело с довольно мерзкой расой инопланетян.
– Неприятный вывод, – сказал я.
– Ага. И ты сказал, что сообщение стало известно QuantConsам на Земле?
– Я этого не говорил.
– Но это так?
– Да.
– Наземные системы имеют выходы наружу. Вирус, вероятно, сумел заставить их ответить. Из чего следует, что инопланетяне теперь знают про Землю.
– Пока что нет. Ответ Земли дойдёт до них лишь через полторы тысячи лет, и ещё через полторы тысячи придёт ответ с Лисички, если они там решат что-то ответить. Я не думаю, что нам есть из-за чего волноваться.
Бев затихла на несколько секунд, запустив бледные пальцы в чёрную массу своих волос.
– Наверное, ты прав, – сказала она, наконец. Потом поднялась на ноги. – Так или иначе, ЯЗОН, я погоняю твою диагностику ещё пару дней, чтобы убедиться, что у тебя всё в норме.
– Спасибо, Бев. И подключи каналы медицинской телеметрии, пожалуйста. Я беспокоюсь о состоянии здоровья команды.
– О, конечно. Прости. – Она снова надела очки и заработала, подкрепляя отдаваемые взглядом команды редкими щелчками клавиш на клавиатуре. – Так нормально?
Поток данных хлынул в моё центральное сознание.
– Отлично, спасибо… Бев, в чём дело? Или система работает неправильно, или ты засыпаешь на ходу.
– Да, вымоталась до чёртиков. – Я взял крупный план её глаз, отметив, как выделяются изумрудные радужки на фоне покрасневших белков. – Не пахала так уж не знаю сколько. Но знаешь – это всё-таки было здорово.
– Я знаю. Спасибо.
Она зевнула.
– Ладно, пойду домой и завалюсь спать. Отключи мне, пожалуйста, телефон и не буди меня, если только с тобой снова чего-нибудь не случится, пока я сама не проснусь. – Она устало улыбнулась. – Что будет где-то через неделю.
– Я вызову тебе вагончик. Кстати, Бев?
– Да, ЯЗОН?
– Ты ведь никому не скажешь о сообщении с Лисички?
Она покачала головой.
– Буду нема, как рыба. Мне этот допуск выдали не просто так.
– Я знаю. Спасибо.
Она пошла к выходу. Я испытал огромное удовольствие, открывая перед ней дверь. Моя любимая разновидность людей – такие, как Бев Хукс.
