– Дело «Калифорния против Хаска», протокол ведётся. Присяжные не присутствуют. Хорошо, мистер Райс, вы можете начинать.

– Ваша честь, я хотел бы выступить в поддержку двух ходатайств защиты, поданных миз Катаямой вчера.

– Продолжайте.

– Во-первых, касательно нашего нового свидетеля…

– Мне не нравится, когда новые свидетели вводятся в процесс на столь позднем этапе, – сказала Прингл.

– Мне тоже. Но это особый случай. Свидетель – доктор Карла Эрнандес, которая ассистировала, когда Хаску делали операцию. Разумеется, она не была никак с ним связана, пока его не подстрелили, и поэтому не могла быть введена в процесс раньше.

– Ваша честь, – сказала Зиглер, – это дело об убийстве доктора Клетуса Колхауна. Всё, что случилось после, не имеет значения в рамках данного разбирательства.

– Показания доктора Эрнандес касаются событий, имевших место до убийства.

– Хорошо, – сказала Прингл. – Разрешаю.

– Спасибо, ваша честь. Теперь о моём ходатайстве о том, чтобы остальные тосоки были удалены из зала на время показаний доктора Эрнандес…

– Я могу понять это в отношении тосоков, находящихся в списке свидетелей, если то, что собирается сказать Эрнандес, может повлиять на их показания, однако это касается только Келкада, Станта, Геда и Доднаскака.

– Как указано в моей пояснительной записке, – сказал Дэйл, – в прямой зависимости от её показаний мне может понадобиться расширить список свидетелей.

– Хорошо, – сказала Прингл. – Я прикажу удалить их всех из зала, и я попрошу их избегать сообщений прессы о показаниях Эрнандес.

– Спасибо, ваша честь. Теперь, к ещё одной моей просьбе – чтобы сторонам процесса и жюри было позволено посетить звездолёт пришельцев.

Линда Зиглер развела руками, словно взывая к здравому смыслу.

– Обвинение решительно возражает против этой театральщины, ваша честь. Убийство имело место на Земле. Если бы мистер Райс предложил жюри посетить место преступления в Университете Южной Калифорнии, то обвинение могло бы поддержать такое ходатайство. Однако для чего везти присяжных на звездолёт? Только для того, чтобы произвести на них впечатление достижениями пришельцев?

– Суд склонен согласиться, – сказала Прингл. – Мистер Райс, я не вижу в вашей пояснительной записке ничего, что могло бы склонить меня к согласию с вашей просьбой. Кроме того, на этапе расследования вы имели возможность затребовать любые улики, какие считали нужным.

– Ваша честь, – сказал Дэйл, – защита имеет основания полагать, что показания доктора Эрнандес положат начало новой линии расследования, которая может быть осуществлена лишь на борту базового корабля. – Он повернулся к Зиглер. – Вообще-то полиция должна была обыскать жилище обвиняемого, и в том, что это не было сделано, виновато обвинение. Мы имеем право за компенсаторные меры за это упущение.

Зиглер снова развела руками.

– Господи, ваша честь, но ведь тосокский корабль находится вне юрисдикции полиции Лос-Анджелеса. Вообще вне чьей бы то ни было юрисдикции. Никто не в силах выдать ордер на его обыск, который имел бы законную силу.

– Но если капитан Келкад согласится позволить присяжным…

– Нет, – сказала Прингл, качая головой. – Нет, даже если он согласится, это ничего не изменит. Слишком большой риск. Если кто-то из присяжных пострадает, судебные иски будут неимоверные.

– Мы могли бы попросить присяжных подписать отказ от претензий, – сказал Дэйл.

– А если хотя бы один из них откажется? – спросила Прингл. – Тогда всё, несостоятельный процесс.

– Есть запасные…

– Я не собираюсь сама устраивать ситуацию, в которой мне придётся снова залезать в корзинку с запасными. Нет, мистер Райс, если вы думаете, что улики на борту звездолёта, найдите способ представить их мне в зале суда. А теперь зовите присяжных, и давайте работать.

Дэйл оглядел два ряда пустых тосокских сидений, и повернулся лицом к судье.

– Защита вызывает доктора Карлу Эрнандес.

Женщину усадили на свидетельскую скамью и привели к присяге.

– Доктор Эрнандес, – сказал Дэйл, – кем вы работаете?

– Я завотделением хирургии в Университетском медицинском центре в Лос-Анджелесе.

– И в этом качестве вы получили возможность принять участие в хирургической операции над пациентом-тосоком?

– Да.

– Опишите, пожалуйста, сопутствующие этому обстоятельства.

– Обвиняемый Хаск получил огнестрельное ранение восемнадцатого мая. Ему требовалась немедленная операция по извлечению застрявшей в его теле пули. Другой тосок по имени Стант выполнил операцию, и мне посчастливилось ассистировать ему при этом.

– Когда операция выполняется над человеком, он обычно в это время полностью одет?

Эрнандес улыбнулась.

– Нет.

– То есть та часть тела, где производится хирургическое вмешательство, обычно обнажена, не так ли?

– Да.

– Была ли с Хаска перед операцией снята одежда?

– Да, я сняла с него его жилетку, а потом накрыла его стерильными простынями так, чтобы оставить открытой только область вокруг входного отверстия.

– Вы это сделали до или после того, как Стант вошёл в операционную?

– До того. Стант в это время получал инструктаж относительно пользования нашими хирургическими инструментами в точно такой же соседней операционной.

– То есть в тот день только вы видели тело Хаска полностью?

– Нет, три медсестры также его видели.

– Но Стант не видел?

– Нет. Стант попросил меня сомкнуть рану после того, как пуля была удалена. К тому времени, как с тела Хаска были удалены накрывавшие его простыни, Стант уже покинул операционную.

– Когда вы увидели обнажённый торс Хаска, вы заметили что-то необычное?

– Ну, в тосокской анатомии для нас всё необычно. Мне как врачу была интересна каждая её деталь.

– Конечно, конечно, – сказал Дэйл. – Я имел в виду вот что: было ли пулевое отверстие единственным следом недавнего ранения на торсе Хаска?

– Нет.

– Какие ещё следы вы заметили?

– Я заметила три длинных приподнятых над поверхностью тела линии фиолетового цвета.

– Эти линии напомнили вам что-то из виденного ранее?

– Да.

– Что же именно?

– За исключением цвета они выглядели очень похоже на недавние шрамы.

– Какого рода шрамы?

– Ну, при обычных обстоятельствах я бы сказала, что это были шрамы от незашитых ран, но…

– Что вы имеете в виду под «обычными обстоятельствами»?

– По краям хирургических шрамов обычно имеются маленькие участки рубцовой ткани, образующиеся вследствие того, что на разрез накладывается шов.

– То есть, то были не хирургические рубцы?

– Да нет, наоборот, я думаю, как раз хирургические. Стант говорил, что его народ не пользуется швами – по крайней мере, сейчас – для смыкания раны. Но рану нужно же как-то сомкнуть, иначе она так и останется открытой. Эти линии были очень тонкими и очень ровными – такие, какие обычно оставляет скальпель. Их края явно были чем-то стянуты.

Дэйл залез в лежащую на его столе сумку и извлёк из неё куклу-тосока; «Маттел» выбросила их на рынок вскоре после прибытия пришельцев на Землю.

– Доктор Эрнандес, вы не могли бы показать на этой кукле, на каком месте были шрамы?

– Конечно. – Она начала было вставать с о свидетельского места, но Дэйл остановил её жестом руки. Он подошёл сам и протянул ей куклу и фиолетовый маркер.

– Один был здесь, – сказала она, проводя вертикальную линию между передней рукой и левой ногой в нижней части туловища.

– Второй был здесь, – сказала она, рисуя горизонтальную линию под левым передним дыхательным отверстием.

– И третий был здесь, – сказала она, проводя диагональную линию ниже и чуть-чуть левее передней руки. – Возможно, были и другие шрамы; я не видела его спины.

– Значит, доктор Эрнандес, – сказал Дэйл, – вы – единственный человек, ассистировавший при хирургической операции над тосоком, не так ли?

– Да.

– Вы следили за информацией о тосокской анатомии, которая стала известна в ходе этого процесса?

– Да. Как вы знаете, тосоки не слишком откровенны в таких вещах, но в интернете есть группы, пытающиеся собирать и суммировать то, что нам известно о физиологии тосоков; я участвую в работе одной из таких групп со дня её основания.

– Если эти шрамы и правда оставлены хирургическим вмешательством, то, предположительно, на какие органы это вмешательство могло быть направлено?

– Одно из тосокских сердец, одно из тосокских лёгких, и один из органов, которые, согласно тому, что нам удалось узнать, выполняют функции, сходные с нашими почками и селезёнкой.

– Спасибо, доктор Эрнандес. Миз Зиглер, свидетель ваш.

Зиглер неуверенно поднялась на ноги. Она явно не имела понятия, к чему Дэйл клонит. Однако её природный инстинкт дискредитировать всё, что защита вносит в качестве доказательств, взял своё.

– Доктор Эрнандес, вы осматривали Хаска после того, как зашили пулевое отверстие на его теле?

– Нет.

– Он всё ещё носит наложенные вами швы?

– Нет.

– Что с ними стало?

– Мне сказали, что Стант их удалил.

Зиглер помедлила, видимо, ожидая от Дэйла возражения «C чужих слов!», но тот молчал. Она продолжила:

– Но наложили эти швы вы сами?

– Наложение швов требует определённой сноровки. Снять же их гораздо проще – просто разрезаете нить ножницами и вытягиваете обрезки. Стант спросил меня, как это делается, и я рассказала; он сказал, что справится сам.

– То есть вы не можете сказать, что когда-либо видели тосокскую рубцовую ткань?

– Я думаю, что видела, в тех трёх местах, что я показала на кукле.

– Но вы никогда не видели того, о чём бы вы знали с полной уверенностью, что это тосокская рубцовая ткань.

– Не со стопроцентной уверенностью, но исходя из всего моего медицинского опыта – это была она.

– Но, доктор Эрнандес, мы все хорошо знаем, что тосоки сбрасывают кожу – мы даже наблюдали этот процесс воочию в этом самом зале. Разве старые шрамы не должны уйти вместе со старой кожей?

– Все клетки кожи человека обновляются примерно за семь лет, миз Зиглер. Однако я до сих пор ношу шрамы, полученные в детстве. Из того, что я заметила при осмотре раны Хаска, я делаю вывод, что кожный покров у тосоков многослойный, и так называемой новой коже, которая становится видна после сброса старой, на самом деле к этому моменту уже несколько лет, просто до тех пор она была спрятана под старой. Собственно, так и должно быть, если принять во внимание, что линька может быть вызвана искусственно в любой момент. Если вы прорежете все эти внешние покровы, чтобы добраться до внутренних органов, то я уверена, что вы оставите шрам, который переживёт линьку.

– Что вы можете сказать о способностях тосоков к регенерации? Ранее мы слышали показания капитана Келкада о том, что тосоки могут заново отращивать повреждённые органы. Разве у существ, способных на такое, будут на долгое время оставаться шрамы?

– Одно с другим совершенно не связано, – сказала Эрнандес. – Рубцовая ткань – это не замена для кожи, которая там когда-то была, это добавка, попытка помочь закрыть рану и защитить её от повторного повреждения. Никто сможет сказать наверняка, разумеется, но моё профессиональное мнение таково, что шрамы на теле Хаска появились сравнительно недавно, но до последней линьки.

Во время перерыва на ланч Фрэнк и Дэйл пошли прогуляться. Сначала им, конечно, пришлось протиснуться сквозь плотную толпу репортёров и зевак, но они сделали это и выбрались на Бродвей. Было солнечно, так что как только они вышли из зала суда, Дэйл сразу же надел солнечные очки. Фрэнк же выудил из кармана пиджака пару дымчатых клипс и прицепил к своим обычным очкам.

И после этого остановился, как вкопанный.

– Вот что не давало мне покоя! – воскликнул он.

– Прошу прощения? – не понял Дэйл.

– Альфа Центавра – тосоки. Что-то в этой паре всё время не складывалось. – Фрэнк двинулся вперёд, и Дэйл зашагал следом. – Я даже съездил на «Пи-би-эс», чтобы пересмотреть одну старую передачу Клита об Альфе Центавра. Что вы знаете об Альфе Центавра?

– Что туда летели Робинсоны в «Затерянных в космосе», – сказал Дэйл.

– Что-нибудь ещё?

Дэйл покачал головой.

– Так вот, как вы слышали в зале суда, Альфа Центавра – это не одна звезда – это три звезды, очень близкие друг к другу. Мы называем эти звёзды A, B и C в порядке убывания яркости. Тосоки утверждают, что происходят с планеты, обращающейся вокруг Альфы Центавра A, и я склонен этому верить. Если бы они происходили с B, основное освещение на борту их корабля было бы оранжевым, а не жёлтым.

– Допустим.

– Альфа Центавра A – это практически близнец нашего Солнца. Мы относим её к классу G2V, к тому же спектральному классу, к которому относится Сол, и…

– Сол?

Фрэнк улыбнулся.

– Простите. «Солнце» – это общий термин. Любая звезда, имеющая планеты, является для них солнцем. «Сол» – это собственное имя нашего солнца, взятое, как и положено, из римской мифологии – у них это солнечный бог.

Дэйл кивнул.

– Так вот, как я сказал, – продолжил Фрэнк, – Альфа Центавра A – это практически близнец нашего солнца, Сола. У неё тот же цвет, та же температура и так далее. И она примерно того же возраста – разве что чуть-чуть старше. Но в одном весьма важном аспекте Альфа Центавра A отличается от Сола.

– И в каком же?

– В яркости. Альфа Центавра A гораздо ярче – на пятьдесят четыре процента ярче, чем наше солнце.

– И что?

– А то, что здесь, у нас, даже в пасмурный день все тосоки носят свои жукоглазые очки. Если они происходят из мира с более яркой звездой, наше более тусклое солнце не должно бы их беспокоить.

– Может быть, у них другая атмосфера – не такая прозрачная, как наша.

Фрэнк уважительно кивнул.

– Это было бы отличное объяснение, если бы не один факт: тосоки прекрасно дышат в нашей атмосфере, и когда Клит был на их звездолёте, он там дышал их воздухом без затруднений. И как вы видели на той видеоплёнке, воздух этот совершенно прозрачен.

– Ну, тогда, может, их планета находится дальше от их солнца, чем Земля – от нашего.

Они подошли к парковой скамейке. Дэйл жестом предложил присесть.

– Именно, – сказал Фрэнк, усаживаясь. – Когда я разговаривал с Келкадом о том, сколько времени понадобится на изготовление запчастей для их корабля, он очень расстроился, когда я сказал, что два года – но сразу успокоился, когда Хаск напомнил ему, что речь идёт о земных годах. Тосокский год, очевидно, гораздо дольше земного, а поскольку у Альфы Центавра A практически такая же масса и размер, как и у Сола, то чтобы иметь более длинный год, планета тосоков должна находиться на существенно более дальней орбите от своего солнца, чем мы от своего.

– Я не разбираюсь в астрономии, – сказал Дэйл, – но звучит логично.

– Так-то оно так… Но вспомните: Альфа Центавра A имеет тот же размер, но в 1,54 раза ярче, чем наше солнце. Таким образом, планета, обращающаяся вокруг неё на том же расстоянии, что Земля вокруг Сола, получит от неё в 1,54 раза больше света.

– Допустим.

– Но если вы удвоите расстояние, то станете получать вчетверо меньше света. Таким образом, планета, которая обращается вокруг Альфы Центавра A на расстоянии двух а.е. – на удвоенном расстоянии между Землёй и Солом – получит четверть от 1,54 того света, что Земля получает от Сола. Что составляет… сейчас прикину… где-то сорок процентов от того, что есть у нас.

– Ну, это бы объяснило, почему они всюду носят очки, даже когда облачно. Но разве из-за этого их мир не будет гораздо холоднее нашего?

Фрэнк улыбнулся.

– Для того, кто не разбирается в астрономии, вы задаёте на удивление верные вопросы. Именно так: Клит говорил, что температура воздуха на их корабле, даже за пределами помещения для гибернации, была около пятидесяти градусов по Фаренгейту. Но как далеко должна быть планета от звезды класса G2V, чтобы на её поверхности сохранялась такая температура? Ответ зависит от того, как много в атмосфере миры тосоков двуокиси углерода, водяного пара и метана. Вы слышали о парниковом эффекте? Он вызывается слишком высоким содержанием этих газов, которые, кстати, совершенно прозрачны и бесцветны. Это планетарные джокеры. Если парниковый эффект достаточно силён, планета может быть дальше от нашего солнца, и всё равно иметь температуру поверхности, сравнимую с земной – теоретически, землеподобная планета может существовать даже на орбите Юпитера, если на ней хватает парниковых газов, чтобы удерживать достаточно тепла.

– То есть вот он, ваш ответ, – сказал Дэйл. – Тосоки происходят с планеты, которая отстоит от своей звезды гораздо дальше, чем наша – от своей.

– А, но вы забываете ещё кое-что, когда говорите «от своей звезды», в единственном числе. Альфа Центавра – кратная система. Когда Альфа Центавра A и B сходятся на минимальное расстояние, то оказываются всего в одиннадцати а.е. друг от друга – чуть больше миллиарда миль.

Дэйл нахмурился.

– Вы хотите сказать, что звезда B может согревать планету тосоков, несмотря на то, что она отстоит далеко от звезды A?

– Нет-нет, даже при наибольшем сближении Альфа Центавра B будет давать в сто раз меньше света, чем наше солнце. Это всё равно в миллион раз ярче полной луны – из чего следует, что ночи на планете тосоков, когда А уже села, а B ещё над горизонтом, довольно светлые, но вряд ли светлее, чем при нашем уличном освещении.

– Вот как.

– Нет, проблема не в свете Альфы Центавра B, а в её гравитации. Клит всё это объяснял в своей передаче. Согласно законам небесной механики планетарные орбиты в двойных системах стабильны лишь до тех пор, пока их радиусы не превышают пятой части минимального расстояния между компонентами. Поскольку A и B могут сближаться на одиннадцать а.е., орбита планеты вокруг A будет стабильна, если её радиус не больше двух а.е. с хвостиком – удвоенного расстояния между нашим солнцем и Землёй.

– А если дальше, то нестабильна?

Фрэнк кивнул.

– А нестабильная орбита может грозить им полным уничтожением. И в этом случае возможно, что они явились не просто в гости. Возможно, тосоки ищут себе новый дом.

– Хотите сказать, они собираются захватить наш?

Фрэнк пожал плечами.

– Возможно.

– Господи…

– Именно, – сказал Фрэнк. – И подумайте о пропавших частях тела. Глаз – это, безусловно, наиболее хрупкий компонент нашего организма. А гортань? Вы слышали, что сказал профессор Уилли – из-за его конструкции мы запросто можем подавиться и задохнуться. И аппендикс, орган, который способен лопнуть и убить хозяина, если помощь не будет оказана немедленно. – Он помолчал, пристально глядя на старого адвоката. – Вы знаете, чем Линда Зиглер заставила заниматься Паквуда Смазерса – искать способ убить тосока на случай, если присяжные вынесут смертный приговор. Возможно, тосоки заняты тем же самым – ищут путей уничтожить всех нас, чтобы освободить место для себя.