И на этом всё закончилось. Тело Дианы кремировали, а пепел поместили в хранилище до нашего возвращения на Землю. Если бы она умерла на Земле, Аарон и его семья соблюдали бы шиву по его умершей жене, прервав на неделю все свои занятия.

Но Диана больше не была его женой, и у неё не было здесь семьи, которая бы соблюдала по ней траур. Кроме того, кое-какие дела на ангарной палубе не могли ждать, и Аарон не собирался перепоручать их своим подчинённым.

Надев поверх рубашки с коротким рукавом тяжёлый антирадиационный костюм высшей степени защиты, Аарон отвинтил заслонку технологического отверстия в правом борту «Орфея». Его движения были не так скованы, как обычно, он был более рассеян, почти беспечен. Он расстроен, это понятно, но ему надо делать дело. Пытаясь немного поднять ему настроение, я спросил:

– Ты будешь делать ставку на сегодняшний матч?

– Во сколько начнётся? – без особого интереса спросил он.

– В шесть вечера.

Заслонка отошла от корпуса, и он занялся подключением тестового стенда к потрохам «Орфея» пучком оптоволоконных кабелей. Наконец, словно через световые годы, он ответил:

– Поставь за меня две тысячи на «Инженерных Таранов».

– Ставишь на аутсайдера, – заметил я.

– Как всегда.

Этот стенд тринадцать месяцев назад он собрал в мастерской электроники с помощью И-Шинь Чана, квотербека «Таранов» в сегодняшней игре. В отличие от штатного оборудования корабля это устройство не являлось моей периферией. Когда они его собирали, я предложил несколько вариантов подключения его ко мне, но они не видели в этом надобности, и тогда мне показалось ненужным настаивать. Однако теперь… теперь я удалю всё это дерево решений, когда дойду до него.

Аарон перекинул крайний в ряду тумблеров на стенде. Стенд, загудев, ожил, его электролюминесцентная панель засветилась голубым светом. В этом устройстве был какой-то глюк, из-за которого сразу после загрузки на экране всегда появлялись произвольные символы, но ни Аарон, ни Чан не смогли выяснить, чем это вызвано. Ну да ладно. Такая неидеальная работа типична для машин, сделанных не другими машинами.

Аарон переключил ещё четыре тумблера, и стенд начал посылать гелий-неоновые лазерные импульсы в волоконно-оптическую нервную систему челнока.

– Начни звукозапись, пожалуйста, – попросил Аарон.

Я подумал о том, что сейчас он похож на коронера, выполняющего вскрытие, но ничего не сказал. Мне это казалось смешным – а у меня есть чувство юмора, что бы там себе ни думали программисты – но Аарон мог со мной не согласиться. Так что я просто активировал таблетку памяти, подключенную к микрофону в шлеме радиационного костюма Аарона и стал послушно записывать его слова.

– Предварительное обследование посадочного корабля «Орфей», производство «Спар Аэроспэйс», контракт номер DCL148, бортовой номер 118. – Аарон говорил монотонным, лишённым энергии голосом. Меня удивило, что он помнил и номер контракта, и бортовой номер «Орфея». Меня всегда удивляло, какие вещи люди запоминают легко, а какие просто не задерживаются у них в голове. Конечно, Аарон провёл последние два года, обслуживая корабли, которые совершенно ничего не делали, так что, полагаю, у него было достаточно времени, чтобы заучить их номера. – Корабль был выведен в таранное поле доктором Дианой Чандлер позавчера, – он взглянул на медицинский имплант – прекрасная иллюстрация того, что действительно важную информацию, такую, как сегодняшняя дата, они запомнить не в состоянии, – шестого октября, и до сих пор сохраняет высокий уровень радиации. – Он замолчал, вероятно, вспоминая слова Кирстен, сказанные ей вчера, потом посмотрел в объективы спаренных камер на потолке. – Есть мысли по этому поводу?

Я приготовил ответ на этот неизбежный вопрос много часов назад, но намеренно его задержал, создавая впечатление, что я обдумываю его прямо сейчас.

– Нет. Это очень загадочно.

Он покачал головой и я, такой уж я вежливый тип, понизил чувствительность его микрофона, чтобы, если он когда-нибудь будет проигрывать эту запись, на ней не было слышно «шух-шух» с которым его волосы шуршат по задней поверхности шлема, словно ковбойские штаны самого Бога.

Очевидно, что несмотря на решительность, с которой Аарон винит себя в смерти Дианы, Кирстен всё же удалось немного раздуть те угольки сомнения, и теперь они уверенно светились.

– Она была снаружи всего восемнадцать минут, – сказал он. Вообще-то ближе к девятнадцати, чем к восемнадцати, но я не видел смысла об этом напоминать.

Аарон пошёл вокруг «Орфея», снова принявшись диктовать.

– Корабль никогда прежде не летал, кроме как на полигоне в Садбери на Земле. Выглядит неповреждённым. Видимые следы нарушения целостности корпуса отсутствуют. Однако поверхность сильно выглажена. – Он наклонился и всмотрелся в глянец, созданный на обшивке потоком заряженных частиц. – Да, ему не помешает новый слой краски. – Он пригнулся, чтобы осмотреть нижнюю поверхность крыла. – Абляционное покрытие как будто не повреждено. – Обычно, осматривая челнок, Аарон пинал резиновые шины на концах телескопических опор, но сегодня, кажется, было не время для таких легкомысленных жестов. Он продолжил обход и остановился возле сопел двигателя. – Оба выходных отверстия немного опалены. Вероятно, нужно сказать Мэрилин очистить их. Кормовые ходовые огни… – И так далее, до завершения обхода. Наконец, он вернулся к своему тестовому стенду и изучил его показания. – Бортовые автоматические системы неработоспособны, кроме как под дистанционным управлением извне. Системы жизнеобеспечения в порядке; системы связи тоже. Все механические системы, включая посадочные шасси и воздушный шлюз, выглядят рабочими, хотя, конечно, должны быть протестированы перед дальнейшим использованием. Двигатели, по-видимому, тоже в рабочем состоянии. Маршевые включались однажды, двигатели ориентации в сумме семь раз. Сенсоры подачи окислителя на обоих бортах по-прежнему рабочие. Небольшой засор во втором топливопроводе. Топливный бак заполнен на… что за хрень?

– В чём дело, Аарон?

– Топливный бак пуст на восемьдесят три процента!

Пауза. Один. Два. Три. Говорю:

– Возможно, течь…

– Нет. Стенд говорит, структурная целостность не нарушена. – Он попытался почесать подбородок, но рука наткнулась на визор радиационного костюма. – Как Ди могла сжечь столько топлива всего за восемнадцать минут?

В этот раз я запротестовал.

– На самом деле ближе к девятнадцати. Восемнадцать минут сорок секунд.

– Какая на хрен разница?

Какая разница?

– Я не знаю.

Аарон отключил тестовый стенд одним движением руки и зашагал к выходу из ангара. Когда он подошёл ближе к моей камере, установленной над дверью, внезапно, на одно короткое мгновение мне показалось, что я и правда увидел что-то, какой-то намёк на его потаённые мысли в его многоцветных глазах. В самом их центре как будто пылало крошечное пламя сомнения.