20. Дела семейные

Дальше: 21. По меньшей мере один заговор раскрыт

Териза хотела отправиться вместе с Джерадином за Артагелем. Только она видела, как Артагель был ранен, только она видела его поражение. Видела, как он упал, сражаясь за ее спасение. Но если бы она даже не была свидетелем — если бы вообще не знала Артагеля, — она все равно порывалась бы отправиться с Джерадином. На лице пригодника, все еще не пришедшего в себя после удара Гарта, ясно читалось отчаяние. Его волнение за брата было настолько велико, что он не обращал внимания больше ни на что. Он вырвался из рук удерживавших его стражников и, словно не замечая ни задававшего ему вопросы Смотрителя, ни толпы изумленных зевак, последовал за носилками Артагеля. Увидев его в таком состоянии, Териза решила, что нужна ему. И, несмотря на страх, все еще сохранившийся в ней, она хотела идти вместе с ним.

Ее не пустила Элега.

Леди подошла к ней, как только солдаты бросились на поиски Бретера верховного короля. Держа Теризу за руку и вытирая кровь с ее щеки, она что-то тихо успокаивающе говорила, и в ее устах это было как-то неестественно. Териза хотела с отвращением оттолкнуть ее и убежать подальше.

Но она не могла этого сделать. Когда каждый мускул ее рук и ног дрожал, ее желудок скручивало — он, видно, еще не решил, как реагировать на кровь Артагеля. Поэтому она осталась на месте, когда Джерадин, спотыкаясь, торопился за носилками, на которых лежал его брат.

Смотритель Леббик, проявляя нечто, подобное жалости, позволил ему уйти.

Но когда Смотритель повернулся и начал задавать вопросы Теризе, и намека на жалость не было в его голосе.

Однако за нее вступилась Элега.

— Смотритель, — решительно вмешалась она, — вас не удивило, что у леди Теризы есть враг, желающий ее смерти. Вас удивило лишь то, что он, человек чрезвычайно опасный и весьма значительный — Бретер верховного короля — с такой свободой передвигается по Орисону, хотя контролировать подобное входит в ваши обязанности.

Мускулы на челюстях Смотрителя вздулись желваками.

— Мне кажется, вы согласитесь, — продолжала она, — что леди Териза — совсем не тот человек, который может удовлетворить ваше любопытство. Что ей известно о тайнах Кадуола — или о защитных укреплениях Орисона? Если вам нужно будет уточнить у нее какие-то детали, будьте добры, сделайте это в ее комнатах, когда она немного оправится от пережитого…

Вместо ответа Смотритель взглянул на Теризу так, что у нее душа ушла в пятки. Затем с неохотой кивнул, приказал выделить для двух женщин сопровождение и резко отвернулся от них.

Элега проводила Теризу до ее павлиньих комнат.

Первое, что стало заботить Теризу — что она не чувствовала боли в щеке. Сначала, со странной уверенностью человека, пребывающего в шоке, она считала, что слишком замерзла, чтобы чувствовать боль. Затем принялась размышлять, не было ли оружие Гарта смазано ядом…

Через какое-то время относительное тепло Орисона и ощущение усталости в ногах от прогулки вернули ей воспоминание о сверкающем металле, лизнувшем ее щеку. Ранка была едва заметной чтобы болеть, и ощущение от нее мало походило на боль. Остался лишь след, длинное влажное прикосновение, похожее на прикосновение языка.

Когда-то, пытаясь объяснить Мисте свое восприятие жизни до появления здесь, Териза сказала: "Это похоже на умирание без боли. Это не больно". Сейчас эта мысль подняла в ней новую волну паники. Если бы щека болела, она бы знала, как с этим справиться. Внезапно ей нестерпимо захотелось, чтобы здесь было зеркало, любое, чтобы она могла посмотреть, насколько изуродовано ее лицо.

Она практически не слушала, что говорила Элега, пока леди не остановила ее, взяла за плечи и сказала:

— Териза, я знаю, что вы напуганы, но все же, прошу вас, постарайтесь понять, что я говорю. Может показаться, что причины для страха исчезают, если о них не думать, но, уверяю вас, это не так. Наоборот, уменьшить опасность можно лишь если постоянно думать над ней и искать возможность с нею бороться.

В этот момент Элега казалась женщиной, которой не ведомо понятие "страх".

Они стояли на ступеньках лестницы, ведущей к комнатам Теризы. Элега, казалось, не обращала внимания на сопровождающих их стражников; видимо, она считала, что важность этих вопросов перевешивает осторожность. Но Териза не хотела вообще ни о чем говорить; у нее не было ни малейшего желания излагать свои мысли в присутствии двух мужчин, которых она совершенно не знала. Где-то в Орисоне лекарь пытался спасти жизнь Артагеля. И там же был Джерадин… Она удивилась, услышав раздражение в своем голосе, спрашивающем:

— Так что, по вашему мнению, я должна делать?

— Отбросить страхи и попытаться докопаться до правды, — не задумываясь ответила Элега. — Должна же быть причина того, что Бретер верховного короля рискует своей жизнью, пытаясь лишить вас вашей.

Териза пристально посмотрела на леди и задумалась. Элега действительно верит, что у меня есть какое-то могущество. Вот почему хочет привлечь меня на свою сторону. Вместе с принцем Крагеном. И Найлом. Но через миг она сообразила, что рассуждения Элеги были куда сложнее. Леди предполагала, что Териза сама участвует в каких-то интригах — в заговоре, настолько скрытном и в то же время всеобъемлющим, что сам верховный король Фесттен решил персонально вмешаться в это. Заговоре, о котором Элега ничего не знает; заговоре, который может помешать ей, спутать все ее планы.

Подчеркнуто устало, Териза спросила:

— Вы действительно предпочитаете обсуждать подобные вопросы на лестнице?

Элега приподняла бровь и посмотрела по сторонам. Румянец залил ее щеки. Она смутилась собственной неосторожности? Неожиданно Элега начала поспешно подниматься по ступенькам. Подавив в себе желание сбежать в противоположном направлении, Териза последовала за ней.

Когда они оказались в безопасности павлиньих комнат и закрыли за собой дверь, Элега налила им обеим по бокалу вина. К ней уже вернулось самообладание. Посматривая сквозь бокал на Теризу, она сделала несколько глотков. Затем, словно на что-то решившись, отставила вино в сторону.

— Вы должны простить меня за то, что я в такое время заговорила о подобных вещах. Я понимаю, что вы были сильно напуганы. Не сомневаюсь, что сейчас вы переживаете за судьбу Артагеля. Но вы должны понять, что игнорировать то, о чем я говорю — чистейшей воды безумие. Териза… — Только глаза казались живыми на ее бледном лице, — вы ведь наверняка догадываетесь, почему Гарт хотел убить вас. Невозможно поверить, что вы представляете такую опасность для верховного короля, сама не подозревая об этом.

Териза вздохнула. Она не хотела иметь ничего общего с Элегой. У нее было желание лечь и поспать годик-другой. И, одновременно, желание пойти и отыскать Артагеля. Ощущение влажного следа на щеке начало переходить в боль. Когда она выпила, ранка стала печь сильнее. Териза осторожно потрогала пальцами щеки. На пальцах осталась засохшая кровь. Ее лицо, возможно, пострадало. Испугавшись, она вдруг спросила:

— Насколько ужасна эта рана?

Элега обеспокоенно нахмурилась; но ее лицо быстро приняло нейтральное выражение. Жестом попросив Теризу подождать, она направилась в ванную и вернулась оттуда с мокрым полотенцем, затем заставила Теризу сесть на диванчик. Когда Териза устроилась поудобнее, Элега принялась осторожно протирать щеку полотенцем, смывая кровь и грязь с раны.

Внимательно изучив порез, леди объявила:

— Ранка не загрязнилась. Слегка кровоточит… — Она прижала полотенце к щеке Теризы, — но это только лучше очистит ее. Можно вызвать для вас лекаря, если хотите, но я сомневаюсь, что он необходим. Царапина длиной с мой палец, — на мгновение ее пальцы показались Теризе удивительно длинными, — и неглубокая. Когда все заживет, останется узенькая полоска, заметная только при определенном освещении. — После секундного колебания она добавила: — Шрам можно будет заметить лишь стоя совсем рядом с вами.

Затем нейтральным тоном высказала резюме:

— Когда эта царапина заживет, большинство мужчин сочтут, что вы стали еще прекраснее.

— Мне хотелось бы взглянуть на нее, — откровенно призналась Териза. — Там, откуда я пришла, именно для этого мы используем зеркала. Чтобы видеть самих себя.

Все тем же нейтральным тоном Элега ответила:

— Мы для этого используем служанок, чтобы женщины, которые придают своему внешнему виду значение, не занимались всякими глупостями. — Но она не смогла скрыть, что слова Теризы крайне заинтриговали ее. И быстро, без интонации, спросила: — Значит, все зеркала в вашем мире — плоские?

Теризе едва удалось сдержать вздох разочарования.

— Да.

— И вы не производите с их помощью никаких воплощений?

— Нет.

Леди поднялась. Обратив взгляд в сторону камина, она сунула руки под мышки, сложив их на груди, словно, спрятав их, она спрятала и свои эмоции.

— Вы утверждаете, что вы самая обычная женщина. Вероятно, в вашем мире это так. Но, может быть, вы все же проводите воплощения и не знаете об этом — или воспринимаете это как нечто естественное? Здесь, у нас, говорят, что всякий, кто посмотрит в плоское зеркало и увидит в нем самого себя, лишится разума в бесконечной череде воплощений. Но что, если вы — если все люди вашего мира, — обладаете силой, которой нет у нас? Силой управлять самыми грозными проявлениями воплотимого? Вы, вероятно, не подозреваете об этом — и тем не менее для нас это может быть основанием для пересмотра всех наших воззрений.

— Нет, — Териза отвергла эту идею, так же, как отвергала все подобное с первой минуты появления здесь. — Там, откуда я прибыла, зеркала — всего лишь вещи. В них нет ничего магического. — Стремясь поскорее закончить эту беседу, она вдруг обнаружила, что сама приняла точку зрения Элеги. — Я действительно не знаю, почему Бретер верховного короля хочет убить меня.

Элега отвела взгляд от камина, и в глазах ее тоже был огонь.

— Но этого не может быть.

Териза плотнее прижала полотенце к щеке, чтобы скрыть, что она начинает злиться.

— Тем не менее, это правда.

— Тогда… — вскричала Элега, но тут же взяла себя в руки; мысли замелькали в ее глазах настолько явно, что, казалось, поднапрягшись, их можно было прочесть. — В таком случае, вам необходима защита.

— Защита?

— Король не станет заниматься этим. Он не понимает, что происходит. А так как король не разбирается в обстановке, то Смотритель не может предпринять конкретные шаги. Он слишком ограничен в своих действиях. И он понимает, что не может помешать даже появлению Гарта в Орисоне.

Лорды провинций тоже не могут оказать вам помощи. Тор превратился в старого пьяницу. Поведение Армигита оскорбляет память его отца. Файль не знает, чему следует верить. Ни Термигана, ни Пердона нет здесь. Что же касается Гильдии, — леди Элега сделала пренебрежительный жест, — Мастера слишком погрязли в своих перебранках, чтобы защищать кого-то. Они все теперь стали напоминать либо Мастера Квилона, слишком пугливого для риска, либо Мастера Барсонажа, слишком заботящегося о репутации Гильдии, — либо Мастера Эремиса, слишком самовлюбленного, чтобы интересоваться чем-нибудь еще. Териза…

Элега, казалось, заколебалась, стоит ли ей заканчивать начатую фразу. Но нерешительность была чужда ее натуре. И, словно доверяя Теризе очень многое, она сказала:

— Вы должны позволить мне защищать вас.

Териза настолько изумилась, что не вымолвила ни слова.

— В настоящий момент, говоря откровенно, — поспешила заявить Элега, — я не могу помочь вам ничем, кроме как спрятать. Но спрятать вас я смогу очень надежно. Мои знания секретов Орисона весьма обширны. Однако вскоре я буду способна защитить всякого, кого мне будет угодно. Я могу гарантировать вашу безопасность, если вы доверитесь мне.

Ей очень хотелось рассуждать логично (это было очень важно — рассуждать логично), и потому голова Теризы шла кругом. Ей казалось, что она поняла Элегу. С другой стороны, она получила бы больше информации, если изобразила бы непонимание. И в то же самое время ее щека болела, она беспокоилась об Артагеле и Джерадине и боялась, что Элега значительно хитрее. И поэтому чувствовала раздражение…

С трудом Теризе удалось заставить себя вместо того, чтобы потерять терпение, спросить:

— Как? Вы достаточно долго объясняли мне, что вы ни в чем не замешаны. Что вы не имеете никакого отношения к тому, что здесь происходит. Как же вы собираетесь меня защитить?

Элега встретила взгляд Теризы спокойно.

— Я могу гарантировать вашу безопасность, — повторила она, — только если вы доверитесь мне. — Затем добавила: — Териза, неужели вы сомневаетесь в моем отношении к вам? Я желаю только добра вам — и спасения Морданта — и покончить со всем недобрым в королевстве. Но если вы не доверитесь мне, я ничего не смогу поделать.

У вас наверняка есть какие-то предположения, почему Гарт хочет убить вас.

Это было слишком.

— Для этого вам нужно будет использовать власть, — резко сказала Териза. — А откуда вы собираетесь ее взять? Я знаю только один источник. У вашего отца. Но он просто так ее вам не отдаст. Он никогда не пойдет на это. Значит, вы собираетесь предать его. Вы собираетесь каким-то образом сместить его с трона. Вы, вместе с принцем Крагеном. — Она едва успела притормозить и не сказать: и с Найлом. — Вы даже брата Джерадина настроили против него. — Выражение ужаса на лице Элеги свидетельствовало, что Териза зашла уже слишком далеко. — Я не хочу иметь с этим ничего общего.

— Но почему? — Сквозь изумление леди прорвалась ярость: — У вас есть какая-то альтернатива? Вы настолько чисты, что можете найти решение проблем Морданта без предательства?

— Он ваш отец. Это должно приниматься во внимание в первую очередь.

Элега выпрямила спину и расправила плечи. Фиалковые сполохи глаз придавали ей уверенный царственный вид, вид женщины, умеющей пользоваться своими правами.

— Уверяю вас, миледи, — сказала она сурово, — что это принимается во внимание в первую очередь. Вы понимаете меня настолько хорошо, что мне печально видеть, как мало вы во мне понимаете.

И, кивнув Теризе на прощание, так четко и заносчиво, словно вызывая ее на дуэль, леди Элега покинула комнату.

Териза долго смотрела на дверь после того, как та закрылась. Она допустила серьезную ошибку; она лишилась последней возможности выяснить, каким образом Элега и принц Краген собираются отобрать Мордант у короля Джойса. Она собралась уже было осыпать себя проклятиями — но душа у нее к этому не лежала. Ведь то, что предлагала ей Элега, не имело никакого смысла.

Спрятать ее. Надолго? До конца зимы? До тех пор, пока не появится армия Аленда? До тех пор, пока Орисон не будет в кольце осады? Двадцать, тридцать, сорок дней?

Это не имело смысла.

Териза не хотела даже думать об этом. Это было безумно и невозможно. Чего она сейчас хотела — так это знать, что случилось с Артагелем и Джерадином.

И кроме того, она хотела знать, что сделало ее столь ценной, что люди готовы были ради нее рисковать своими жизнями. Неужели с ней все же было связано что-то очень значительное, заслуживающее ненависти Гарта и крови Артагеля?

А за окном ярко светило солнце, словно радуясь самому факту своего появления.

Если бы Териза долго оставалась в одиночестве, она совершила бы какую-то глупость. Точнее сказать, она совершила бы что-то, и была уверена, что чего бы она ни сделала — это было бы глупым. К счастью, пока она собиралась с мыслями, у дверей ее комнат появился Джерадин.

Багровые пятна горели на его щеках, взгляд был почти остекленевшим; он хмурился, как будто испытывал боль; его пальцы постоянно порывались чем-то заняться, хотя руки он держал прижатыми к бокам. И тем не менее он пришел к ней.

Выросшая в доме, где проявления чувств были редки, она не бросилась в объятия Джерадина, чтобы успокоить его и себя. Она втянула его в комнату, закрыла дверь и, проглотив комок в горле, тихо спросила:

— Как он?

Джерадин приложил усилия взглянуть на Теризу — вырваться из своего оцепенения и посмотреть на нее. Затем осторожно протянул руку и легонько коснулся кончиками пальцев ее порезанной щеки. Каким-то образом ему удалось улыбнуться.

— Больно? Выглядит не так уж страшно. Я рад, что с тобой все в порядке.

— Джерадин, как он?

Его самоконтроль тут же оказался сломан. Улыбка исчезла, а глаза наполнились слезами.

— Лекарь сделает все, что в его силах. Он не знает, чего ожидать. Артагель потерял слишком много крови. Он может умереть.

Он сгорбился и прижал руки к груди, словно поддерживая себя — будто настолько пал духом, что нуждался в физической поддержке.

Мгновение Териза стояла неподвижно. Затем, отвергнув все, чему ее учили о людях и боли, бросилась к нему и обняла его так крепко, как только могла.

Они долго стояли, прижавшись друг к другу.

Когда она в конце концов отпустила его, он сначала не смотрел на нее. Потирая лицо, он чуть слышно заговорил:

— Не знаю, рассказывал ли я тебе об этом раньше… Моя мать умерла, когда я был еще совсем ребенком. Какая-то лихорадка — мы так и не узнали, что это было, но она мучила ее долгое время. Мне, во всяком случае, это время показалось страшно долгим. Мне исполнилось всего лишь пять лет, — и я был ее самым младшим ребенком, и потому она хотела, чтобы я находился с ней, — и я видел как она умирает, и мне казалось, что меня разрывает на куски. И я поклялся… — Он медленно поднял голову, позволяя Теризе увидеть его горе, — мне было всего пять лет, но я поклялся, что никогда не позволю умереть никому, кого я люблю.

Затем он вздохнул, и постепенно выражение его лица смягчилось.

— Я могу только надеяться, что Артагель не подведет меня, потому что практически ничего не могу сделать для его спасения.

— Мне очень жаль, — она не знала, что еще можно сказать. — Во всем виновата лишь я одна. Я была единственной, кого хотел убить Гарт. Правда, никак не могу понять, почему.

Он шмыгнул носом, чтобы прочистить его.

— Не говори глупостей. Виноват Гарт, а не ты. — Пока он пытался успокоить ее, к нему вернулась озабоченность и он нахмурился. — Точно так же можно утверждать, что виноват я, раз не сумел остановить его. Или, если взглянуть на это с другой стороны, виноват верховный король Фесттен. Ведь Гарт всего лишь Бретер верховного короля. Он просто исполняет его приказы. Можно даже утверждать, что в этом виноват король Джойс. Если бы он не был настолько скрытен, то верховный король не посмел бы послать сюда Гарта.

— Так что… — Джерадин совершил не увенчавшуюся успехом попытку улыбнуться ей, — если рассуждать таким образом и дальше, можно убедиться, что ты единственная ни в чем не виновная.

Он неправильно понял ее. Она ощущала не вину, а скорее сожаление, такое же острое, как клинок. Но различия между этими понятиями сейчас не имели особого значения. Вместо того, чтобы попытаться объясниться, она сказала, словно продолжая ту же тему:

— Я в этом все же не уверена. Мне кажется, что я совершила что-то ужасно глупое.

Из-за растерянности он понял ее слишком буквально.

— Минутку… Ты хочешь сказать, что Гарт напал на тебя потому, что ты совершила какую-то глупость?

Териза покачала головой.

— Элега проводила меня до моих комнат, сюда. Она предложила мне свою защиту.

Джерадин уставился на нее. Его челюсти были сжаты. Териза внезапно осознала, что его можно испугаться; пристальность, с которой он смотрел на нее, вызывала холодок в груди. И, словно сдерживая вспышку гнева, он осторожно сказал:

— Может быть, ты лучше расскажешь мне более подробно?

Териза как можно проще описала ему беседу с Элегой, наблюдая при этом, как растет его негодование.

— Упомянув о принце Крагене, я лишилась последнего шанса на то, что она когда-нибудь расскажет мне о своих намерениях. Она уже не будет со мной откровенна.

Джерадин отвернулся, чтобы спрятать от нее свое лицо.

— Зеркала и осколки! — страстно выдохнул он. — Сейчас она предупреждена. И станет более осторожной. И вскоре заметит Аргуса и Рибальда. Как только это случится, они больше не смогут следить за ней. Мы проиграли, даже не начав игру.

На этот раз Териза могла бы сказать: "Мне очень жаль", — и была бы правильно понятой. Но извинение, которое она могла была произнести, было бессмысленным, потому что все это было ничем в сравнении с тем, что ему еще предстояло услышать. Мгновение она колебалась. Почему бы не сохранить это в тайне? Хотя бы до тех пор, пока столь не характерная для него ярость немного поутихнет? Будет ли от этого кому-то хуже?

Однако ответ был ей уже известен. Она хорошо усвоила урок в этой обители тайн. Каждый раз, узнавая правду, он будет страдать. Но сокрытие ею от него правды означало предательство их дружбы.

Глотнув побольше воздуха, чтобы набраться смелости, она сказала:

— Может быть, все еще не настолько плохо.

Джерадин обернулся, чтобы снова встретится с нею взглядом.

Он выглядел таким усталым и измученным, что она едва нашла в себе силы сказать:

— Элега оставила меня с этим портным одну. Я закончила с ним раньше, чем она вернулась, и вышла из его лавки. — Вспомнив, что произошло потом, она вдруг ощутила головокружение. — В толпе я увидела Найла.

Ярость Джерадина внезапно испарилась.

— Я последовала за ним — не знаю, почему. Кажется, я хотела узнать, почему он так быстро избавился от тебя. — Отчаяние в Теризе становилось все сильнее. Джерадин возненавидит ее за это. — Внутри той самой палатки он встретился с незнакомцем. Тот человек не видел меня, но я его видела. И я догадалась, кто он.

Она снова заколебалась. Джерадина, казалось, сейчас стошнит от отвращения.

— Это был знахарь. Тот самый, о котором мы говорили. Но этот раз я узнала его. Я знаю, кто он такой. Я уверена в этом. — Поспешно, чтобы он не успел перебить, она сказала: — Тот знахарь — принц Краген. Он встречался с Найлом в этой палатке.

Секунду Джерадин выглядел именно таким удивленным и болезненно переживающим, как она боялась. Любовь к семье была одной из его главных особенностей, — а она сейчас обвинила его брата в том, что он участвует в интригах, готовя предательство. Она не могла смотреть на столь полное неприкрытое отчаяние, появившееся на его лице.

Но через несколько секунд его поза переменилась. Спина и плечи словно бы сами собой распрямились, делая его выше. Выражение лица стало более мрачным и волевым, будто вся слабость из него вдруг испарилась. В его глазах появился холодный безжалостный блеск, свойственный человеку, привыкшему, чтобы ему повиновались.

— Это все объясняет, — сказал он спокойно. — Неудивительно, что он старался держаться подальше от меня и Артагеля. — Затем добавил: — В это его втянула Элега.

Териза прекрасно понимала, кризис еще не миновал — возможно, это было только начало, — но его реакция настолько успокоила ее, что она едва не осыпала его поцелуями.

— Так что совсем не все потеряно, — выдохнула она. — Ты можешь сказать Аргусу и Рибальду, чтобы они перестали следить за Элегой. Пусть следят за Найлом.

Казалось, что Джерадин не слушал; он выглядел так, словно все его внимание было занято собственными мыслями. Но он тихо ответил:

— Если они смогут его найти. Это будет довольно трудно. Если они найдут его, может быть, нам удастся остановить его прежде, чем он сделает что-то такое, что король Джойс не сможет простить ему.

Внезапно он воспрял духом.

— Пошли. Нам обязательно нужно кому-нибудь рассказать об этом.

Он в миг оказался у двери. Глядя ему в спину, Териза произнесла:

— Кому рассказать? Зачем?

— Пожалуй, не королю Джойсу, — ответил Джерадин, словно рассуждая вслух. — Он, скорее всего, не захочет ничего слушать. А Смотритель Леббик, возможно, отреагирует слишком бурно. Он может сразу же схватить Найла. Лучше всего — Тору. — Джерадин держался за ручку двери так, словно продолжать оставаться здесь стоило ему больших усилий. — Это единственное, что мы можем сделать сейчас для защиты Найла. Если мы не остановим его, и он будет пойман, вероятно, его накажут не так сильно, если кто-то будет заранее предупрежден о его намерениях.

Он произнес это с такой убежденностью, что Териза ему поверила. Забыв про грязную одежду и кровь на щеке, она поспешила за ним.

Он повел ее прямиком в королевские апартаменты. В палаты короля их пропустили беспрепятственно, потому что самого короля здесь не было.

— Полагаю, удалился куда-то со своим воплотителем, — произнес Тор в качестве объяснения. — Он по-прежнему безупречно вежлив, но почти не разговаривает со мной — говорит ровно столько, чтобы удержать меня от воя.

Его голос был хриплым и басистым, словно рождался где-то в толще его жира и, пока выбирался наружу, изрядно пропитывался вином. Многие дни бессменного ношения оставили на его зеленом одеянии отметки в виде пятен от вина и остатков пищи. Небритые щеки и сальные волосы наглядно показывали, как мало времени он уделял своему внешнему виду.

— Я терпеливое существо, юный Джерадин, — признался Тор, приложившись к фляге. — Я прожил в этом мире не так уж мало лет и выучил, что жир выносливее камня. Но правда в том, что все обернулось совсем не так, как я рассчитывал. — Тор махнул рукой, обращая внимание Теризы на отсутствие короля за игральным столом. — Он просто перенес свои игры в другое место.

Тор разочарованно вздохнул, и его глаза подернулись пеленой.

— В моем возрасте печально быть покинутым всеми.

Слушая Тора, Териза начала терять терпение. Но Джерадин, казалось, переживал слишком сильно, чтобы проявлять должное уважение.

— Вы объявили себя советником, милорд, — напомнил он Тору. — Вы сказали, что будете действовать от имени короля. А действовать от его имени значительно легче, когда его самого здесь нет — когда некому отменять ваши решения.

Тор мрачно посмотрел на Джерадина.

— Ты слишком юн, чтобы понять. Если бы я утке на завтрак предпочел баранину, мне стоило лишь заикнуться об этом. Если бы я решил пару деньков поразвлечься, прихватив с собой всех леди Орисона, без служанок, мне не нужно было бы даже повышать голоса. У кого здесь хватит сил возражать старому другу короля? — Он рукой вколачивал каждое слово в кресло, и ярость его по мере этого возрастала. — Если бы я объявил завтра войну, то, не сомневаюсь, никто не посмел бы мне возразить. — Но король, юный Джерадин! — он поднялся с места, чтобы подчеркнуть свои слова. — Где же король? Где человек, который должен был бы устыдиться, что кто-то распоряжается от его имени? Скрылся, играя в перескоки с Знатоком Хэвелоком, в то время, когда его королевство трещит по всем швам.

Тор медленно опустился в кресло.

— Что же касается Смотрителя Леббика, — он вздохнул, — в его руках сейчас сосредоточена вся настоящая власть, которая еще осталась в Орисоне. Но даже он считает, что не может полностью игнорировать мое присутствие. Однако он не хочет подвергать свои решения моему суду, поэтому просто старается избегать меня. Я подозреваю, что он даже втайне обдумывает все мои приказы, прежде чем выполнять их.

Похоже, я выбрал глупый способ горевать о смерти своего сына.

Териза попыталась встретиться взглядом с Джерадином; она хотела мысленно предупредить его ничего не говорить Тору об Найле и Элеге. Старый лорд начал напоминать ей преподобного Тетчера.

Но Джерадин не понял ее намека. Он пристально смотрел на Тора, и выражение его лица смягчилось, хотя в манерах суровость сохранилась.

— Прошу прощения, милорд, — сказал он грубо, — у меня нет времени горевать вместе с вами. — Под слоем жира лицевые мускулы Тора опасно дрогнули; но Джерадин продолжил, не останавливаясь: — Мне необходимо поговорить с королем Джойсом. Раз его здесь нет, я хотел бы поговорить с вами. Я не могу обсуждать этот вопрос со Смотрителем. Я не стал бы говорить об этом ни с кем, кто не был другом моего отца.

Его слова вызвали у Тора интерес.

— Я считаю себя другом Домне, — медленно признался лорд. — И твоя обычная в прошлом вежливость перевешивает твою нынешнюю грубость. — Он смахнул с глаз винную пелену; его взгляд стал внимательным. — Я готов выслушать то, что ты собирался рассказать королю.

Териза внезапно устыдилась себя. Вместо того, чтобы не доверять бессилию Тора, Джерадин протягивал ему руку помощи. От этой мысли она внутренне сжалась. Териза никогда не делала ничего, чтобы помочь преподобному Тетчеру. Она выслушивала его в течение многих часов, но никогда не пыталась что-нибудь для него сделать.

— Вы, наверное, знаете слух, что король Джойс считает, будто леди Элега плетет против него заговор. — Джерадину не нужно было изображать ярость; холодная решимость, которая привела его сюда, добавляла в его голос хриплые нотки. — Так вот, это правда.

И отбросив в сторону всякую деликатность, Джерадин рассказал Тору все, что ему было известно об Элеге, принце Крагене и Найле. Изложив все известные факты, он добавил:

— Двое моих друзей — двое стражников — следили за ней. Но сейчас она знает о наших подозрениях. Она примет меры предосторожности. Я собираюсь просить своих друзей перестать следить за ней и сосредоточить все внимание на Найле. — Джерадин произнес имя брата с преувеличенной отстраненностью. — Может быть, это поможет нам получить ответы на интересующие нас вопросы.

Взгляд Тора застыл; его глаза походили на куски стекла.

— До меня доходит множество слухов, — заметил он, когда Джерадин закончил свое изложение. — Служба у дверей довольно скучная штука, и стражники развлекают друг друга сплетнями. Я прослышал, что твой брат Артагель, славящийся лучшим фехтовальщиком Морданта, встретился лицом к лицу с Бретером верховного короля и оказался побежден. — Его намерения были непонятны, пока он не спросил: — Он серьезно ранен?

Джерадин конвульсивно сглотнул:

— Да.

Тор какое-то время не мигая изучал Джерадина. Затем сказал:

— Я потерял сына. И не допущу, чтобы у Домне был повод утверждать, что я пьяный просиживал задницу, пока одного из его сыновей убивал Бретер верховного короля, а второй продавал себя алендскому монарху. Чего ты хочешь, чтобы я сделал?

Джерадин мгновенно ответил:

— Не позволяйте вмешиваться Смотрителю Леббику. Пусть он оставит Найла в покое. — Он явно выказывал желание не касаться темы Артагеля. — И прикажите ему откомандировать ко мне Аргуса и Рибальда. Скажите, что я оказал вам какую-то услугу и сейчас нуждаюсь в помощи. — Он говорил четко, уверенно, словно всю жизнь имел дело с подобными ситуациями. — В последний раз, когда они пытались помогать мне, он из них чуть было не сделал жаркое. От них было бы больше пользы, если им не приходилось бы прятаться от него все время.

Он, казалось, был настолько уверен в своих действиях, что Теризе захотелось вознаградить его аплодисментами.

Однако лоб его покрылся капельками испарины.

Тор какое-то время мрачно разглядывал Джерадина. Затем повернул голову и издал душераздирающий рык, который заставил Теризу подпрыгнуть, а стражников — влететь в комнату.

— Да, милорд Тор? — спросил один из них. Он, видимо, был уже хорошо знаком с повадками самозваного советника. — Вы изволили издать рев?

— Ублюдок! — буркнул Тор. — Это был не рев, а вежливая попытка привлечь к себе внимание. — Его хмыканье больше напоминало отрыжку. — Если бы ты имел несчастье услышать мой рев, то не говорил бы об этом так спокойно. Но раз уж ты сюда явился, — он закатил глаза в потолок, словно размышляя, какие желания высказать, — я хотел бы, чтобы к утке, которую повар почему-то не торопится мне доставить, подали клюквенный соус. Я хочу вина. Я хочу мира или войны с нашими врагами, в зависимости от того, что доставит им больше хлопот, — он почесал жирной рукой свою щетину. — Я не отказался бы от брадобрея. Да, но больше всего, — внезапно в его голосе прорезались повелительные нотки, — я хочу видеть Смотрителя Леббика. — И, оживившись, добавил: — Будь так добр сообщи ему, что я отниму у него совсем немного времени — да поживее.

— Как пожелаете, милорд Тор. — С улыбкой на лице, стражник ретировался.

Тор посмотрел на Джерадина и пожал плечами.

— Возможно, он не придет прямо сейчас, но я буду ворчать, пока он не явится.

— Благодарю вас, милорд Тор, — облегченно вздохнул Джерадин. — Ваша помощь будет очень полезна.

Отмахнувшись рукой, Тор не принял благодарность. После минутного колебания он серьезным тоном сказал:

— Юный Джерадин, твоя репутация растяпы явно преувеличена. Только что ты доказал мне, что король действительно нуждается в своем советнике, хотя я уже начал сомневаться в этом. Мне даже кажется, что я начал понемногу обретать веру в себя. — Ткнув толстым пальцем в пригодника, он добавил нравоучительным баском: — Кстати, я бы посоветовал тебе остановить Найла прежде, чем он зайдет слишком далеко. Объединение провинций становится все более хрупким, и открытый конфликт между королем и провинцией Домне не принесет нам ничего хорошего.

Он поспешил осушить свою флягу. Затем с довольным видом потянулся.

— Если вы не возражаете, я бы взял на себя заботу о воспитании леди Элеги.

Какое-то мгновение Теризе хотелось расхохотаться. Мысль о том, как старый толстый лорд будет отчитывать царственно величественную принцессу, не могла вызвать ничего, кроме смеха. Но ее веселье было недолгим; едва она взглянула на Джерадина, оно испарилось. Его улыбка болезненно имитировала улыбку Артагеля во время схватки.

К счастью, Тор тоже обратил внимание на выражение его лица.

— Теперь вы можете идти, юный Джерадин, — уверенно сказал он, — или вы хотите поведать нам еще о каком-то предательстве? Предупреждаю — своей уткой я не собираюсь делиться ни с кем. Пошлите ко мне кого-нибудь с вестью, как только определиться состояние Артагеля.

— Благодарю вас, милорд, — и Джерадин поспешно направился к двери.

Териза хотела поблагодарить Тора более многословно, дать ему понять, как много он сделал для Джерадина. Но она не могла сделать это и при этом не отставать от пригодника.

Но старый лорд, похоже, и без того все понял.

— Присмотрите за ним, миледи, — пробормотал он, отпуская ее. — Он нуждается в вас.

Подарив ему самую очаровательную из своих улыбок, Териза покинула апартаменты и бросилась по ступенькам вслед за Джерадином.

Через пролет или два он замедлил свои шаги, чтобы она смогла догнать его.

— Я слишком надолго оставил Артагеля, — сказал он. — Надеюсь, ты извинишь меня? Я бы попросил тебя составить мне компанию, но лекарь тебя просто не впустит. Я сам прорвался к нему чуть ли не с боем. Ты ведь сможешь сама найти обратную дорогу к себе? С тобой будет все в порядке?

— Джерадин… — Териза положила свою руку на его, заставляя выслушать себя, — ты правильно поступил с Тором. Ты дал ему то, в чем он так нуждался. — Не привыкшая произносить подобные речи, она говорила очень скованно и ненавидела себя за это. Но она не могла и остановится на половине высказывания. — Я горжусь тобой.

Это его тронуло. Морщины вокруг глаз моментально исчезли, и нечто похожее на улыбку появилось в уголках его рта.

— Он мне нравится, — просто объяснил он.

— Со мной все будет в порядке, — пообещала она. — Иди, присматривай за Артагелем. И дай мне как-нибудь знать, если что-то изменится.

Он кивнул и бегом поспешил к брату.

Териза вернулась в свои комнаты и остаток вечера провела, стараясь ни о чем не думать.

На следующее утро лекарь Артагеля высказал уверенность что пациент скорее всего выздоровеет.

Минуту спустя уставший и обезумевший от радости Джерадин сообщил эту новость Теризе, перед тем, как сам отправился отдыхать.

— Теперь все зависит от инфекции, — сообщил он. — Если он справится с ней, то будет жить.

И потом добавил:

— Тор сделал все, что пообещал. Аргус и Рибальд сейчас работают на меня. Смотрителю Леббику это не понравилось — но я подозреваю, Тор сказал ему, что у меня есть некие идеи насчет защиты тебя от Гарта. Однако им пока не удалось найти Найла.

Теризе хотелось, чтобы он остался с ней. В одиночестве она теряла всякую надежду на покой. Когда она оставалась одна, то Бретер верховного короля, Смотритель Леббик и Мастер Эремис словно бы кружились в хороводе вокруг нее, ожидая самого неподходящего момента, чтобы возникнуть в ее воображении. И она чувствовала себя лишь немного лучше, сосредоточивая свои мысли на Элеге, Найле или Алендском Претенденте, или беспокоясь за судьбу Мисте и Воина, или пытаясь найти взаимосвязь между Мастером Квилоном, Знатоком Хэвелоком и королем Джойсом, или размышляя о той странной способности к воплощению, которой она или Джерадин могли обладать. Любой из этих вопросов был опасным.

Но Джерадин выглядел таким уставшим — выжатым как эмоционально, так и физически, — что ей стало просто жалко его. И самым уверенным тоном, каким могла, она отослала его, приказав не возвращаться, пока он хорошенько не выспится.

И она просидела весь день одна в том же настроении, с которым часто проводила вечера у себя в апартаментах в своем мире; словно единственное, для чего можно было использовать время — это поиски призрачного и при этом необходимого смысла собственного существования.

То, что было видно из окон, на некоторое время отвлекло ее. Ранняя оттепель, похоже, установилась надолго. Солнце согревало окрестности Орисона, растапливая все больше снега и обнажая все больше земли. Толпа на базаре была такая же возбужденная, как и в предыдущий день. Телеги и повозки катились по дороге, ведущей к воротам замка, и их окованные железом деревянные колеса месили снег и грязь. И Териза хотела снова выбраться наружу. Но — в одиночку — не могла.

Она снова ощущала себя потерянной.

Ее посетил портной Миндлин, чтобы вернуть оставленные ему старые вещи и объявить об ожидании доставки заказанных материалов завтра или, самое позднее, послезавтра, если погода не переменится. И поскольку она друг леди Элеги, он будет заниматься ее заказом в первую очередь, и потому может заверить ее, что новые платья будут готовы для первой примерки не позднее, чем через шесть дней.

К несчастью, вопрос, как они должны выглядеть, уже не мог вызвать ее заинтересованности. Она думала совсем о другом.

Где же Мастер Эремис?

Что она делает здесь?

Как ей без зеркал убедится, что она существует?

Почему она способна прикасаться к Джерадину только тогда, когда он в печали? Почему продолжает хранить от него тайны и не вполне доверяет ему?

Если бы она смогла ответить на эти вопросы, возможно, это восстановило бы ее душевное равновесие. Но эти вопросы без ответов лишь напоминали о том, чего ей не хватало. И отрицали то, что у нее уже было: дружбу Джерадина и Артагеля, уважение Тора; и, вероятно, благодарность Мисте, если Мисте еще жива.

Териза была рада прервать свои размышления, когда раздался стук в дверь, возвещавший о появлении нового гостя. Это должен быть Мастер Эремис. Впрочем, она была бы рада даже визиту Смотрителя Леббика.

Это оказался Мастер Барсонаж.

Визит магистра Гильдии был для Теризы настолько неожиданным, что она поначалу не обратила внимание на изменения в его внешнем облике. Однако то, что он избегал встречаться с ней взглядом, словно боялся ее, сразу же удивило и смутило ее.

— Входите, Мастер Барсонаж.

— Благодарю вас, миледи. — Несколько неловко, как бы не совсем понимая, что делает, он, едва волоча ноги, прошел в ее комнаты.

Он выглядел сдувшимся; это было единственное подходящее слово для описания его внешнего облика. Когда Териза впервые увидела его, он был поперек себя шире. Кустистые брови напоминали заросли. Кожа цветом и фактурой походила на сосновую доску. Но сейчас желтизна стала болезненного оттенка, а кожа на лысой голове повисла складками. Брови поредели; на щеках проявились морщины. Его манера двигаться соответствовала внешнему виду: его движения были медленными и вялыми.

— Какая честь, — Териза сказала это без сарказма, потому что Мастер выглядел таким жалким и, похоже, даже не подозревал этого. — Что привело вас сюда?

Его глаза упорно избегали ее взгляда.

— Не знаю, миледи.

Но не может она же так и оставить его стоять посреди цветастого ковра!

— Почему бы вам не присесть? — Териза показала на одно из кресел. — Не хотите ли немного вина?

Он согласился сесть и слабым движением руки отказался от вина. Когда он говорил, в его голосе сквозила та же бесцельность, как и в его поведении.

— На вас было совершено нападение, миледи.

При этих словах Териза мысленно застонала. Она уже наслушалась об этом гораздо больше, чем ей хотелось. Затем подумала: ведь это не ее вина, что Мастер Барсонаж выглядит таким несчастным. Несколько резче, чем рассчитывала, она ответила:

— Да, опять. В третий раз.

Мастер моргнул, уставившись примерно в ее сторону.

— Третий?

— Разве Мастер Эремис не рассказал вам о втором? Сразу после встречи с лордами. Принц Краген и Пердон едва не погибли.

— Нет, — выдохнул он. Его голос тоже был сдувшимся. — Мастер Эремис не упоминал об этом. Он уехал из Орисона. Отправился домой, в Эсмерель, по его словам. Вчера, когда началась оттепель. Естественно, я вернул ему мантию. Против него нет никаких доказательств. Он сказал, что больше не может терпеть наши пустые споры. — Не замечая ее реакции, он спросил бесхитростно, словно они оба были детьми. — А почему на вас напали, миледи?

Его ответ заставил ее сердце бешено заколотиться в груди. Значит, была причина тому, что Мастер Эремис так и не пришел повидаться с ней после нападения Гарта. Он, скорее всего, покинул Орисон до того, как все это произошло. С другой стороны, он даже не попрощался…

Сконфуженная и расстроенная, она попыталась сосредоточить внимание на магистре.

— Все хотят знать, почему на меня напали, — сказала Териза таким тоном, каким мать обычно отсылала ее к себе в комнату. — Вы, Смотритель Леббик, Джерадин и Артагель, принц Краген, — она заставила себя не упоминать об Элеге, — даже король Джойс. Даже я хочу знать, почему на меня напали. Но почему же это интересно вам, Мастер Барсонаж?

Но и сейчас он не поднял на нее глаз. Казалось, он был неспособен гневаться. Все тем же бесхитростным тоном Мастер ответил:

— Я посвятил этому делу всю свою жизнь. А сейчас Гильдия уничтожена, миледи.

— "Уничтожена"? — Это было еще более неожиданно, чем его появление. — Каким образом? Что вы имеете в виду?

— Мы — распущены.

Она уставилась на него.

— Минуточку. Еще раз. Вы распустили Гильдию?

— Название, впрочем, еще существует. Король Джойс не хочет, чтобы наша деятельность прекратилась. Поэтому мы продолжаем копошиться. Но это ничего не значит. Мы уничтожены — невероятным идеализмом короля и тем, что он забыл о нас. Каждый из мастеров хочет идти своим путем — и будет идти своим путем… Разве что вы скажете мне, почему на вас напали.

Кровь, которую гнало ее сердце, вдруг стала словно мокрая липкая водоросль, холодя грудь и вызывая тошноту.

— Миледи, мы спорили и спорили — до хрипоты. И едва не сошли с ума. Я не буду перегружать вас доводами. Но без цели мы — ничто. Предатель Мастер Гилбур или нет — неважно. В любом случае сделанного не изменишь. Мы все равно не в состоянии добраться до него. Было ли воплощение Воина ошибкой или нет? И в этом мы ничего не можем изменить. У нас нет зеркала, чтобы вернуть его в собственный мир. И мы не можем добраться до него с помощью какого-любого другого воплощения. Было ли воплощение, которое привело вас к нам, ошибкой или нет? И в этом случае мы ничего не можем сделать. Разве что узнаем…

— Узнаете — что?

Его пухлые руки сделали бессмысленный жест.

— Мы могли бы служить вам, миледи, если у вас есть причина для пребывания здесь. Бретер верховного короля рискует своей жизнью, пытаясь лишить вас вашей. Неужели вы не представляете такой угрозы? Неужели вы не воплотитель? Повернитесь к нам лицом, миледи. Объясните свои цели. Позвольте служить вам.

Нет. Это уже слишком. Нет. Териза отвела свой взгляд в сторону.

— А вы не боитесь, что я могу оказаться врагом?

Он безвольно пожал плечами.

— Бретер верховного короля рискует своей жизнью, чтобы лишить вас вашей, — повторил он. — Вы не друг Кадуола. В этом мы твердо уверены. Мы поверим вам — если вы дадите нам цель.

Он не мог поступать с ней так. Она не должна позволять ему переложить на нее ответственность за Гильдию — всех Мастеров, презиравших ее, презиравших Джерадина. Это был тот самый человек, который запретил информировать ее, как только она появилась здесь.

Териза с горечью воскликнула:

— Поскольку у вас не оказалось легких ответов, вы решили вообще отбросить вопрос. Вы уже сообщили об этом Джерадину?

Мастер Барсонаж тихо признался:

— У меня не хватило смелости. — И затем добавил: — Ни одному из пригодников ничего не сообщили. Они продолжают поддерживать огонь в рабочих помещениях, чтобы мы могли продолжать свою работу — если сможем обрести какую-то цель.

На мгновение ей захотелось рассказать ему то, чего она никогда не рассказывала Джерадину — и никому другому, — рассказать, что она видела трех всадников из своего сна в предсказании Гильдии. Но мысль о том, как он воспримет эту информацию, остановила ее.

Он может переложить ответственность за Гильдию на ее плечи, взвалив на нее вопросы, решить которые она не сможет, но и не будет знать, как избавиться от них.

— Мастер Барсонаж, — сказала она, ощущая в висках бешеное биение пульса, — вам не кажется, что вы просите слишком о многом? Вы едва снизошли до вежливости, когда я сюда прибыла. Вы тогда не снизошли до того, чтобы считаться со мной. Вы не обращали внимания на мое незнание обстановки — как не обращаете на него внимания и сейчас. И вы продолжаете игнорировать меня. Я не знаю, почему Гарт пытался меня убить. Там, откуда я пришла, зеркала всего лишь показывают то, что находится перед ними. Они не могут ничего сделать. Я не воплотитель.

И все равно он отказывался смотреть ей в глаза. Вместо этого он сделал несколько глубоких вдохов, словно пытался надуть себя, и сжал руки в кулаки.

— Миледи, это неправильно. Гильдия — необходима, что бы о ней ни думал сейчас король Джойс. Она стоит между нами и кровавым хаосом — между Мордантом и ужасом. Война — это всего лишь война. Женщины этого не понимают. Сначала начнутся битвы, потом обязательно наступит мир. Но без Гильдии, которая контролирует воплощения, на невинных могут обрушиться такие напасти…

И так оно и будет, миледи. Это обязательно произойдет. Даже если каждый воплотитель будет стараться использовать свои возможности как человек доброго сердца, его воплощения в конце концов обратятся во зло. Потому что он попадет к верховному королю Фесттену — или к алендскому монарху — или тому, кто захватит власть в Орисоне, — и новые правители используют воплощения в целях разрушения. Они будут обязаны сделать это, потому что идет война. Но сами они при этом страдать не будут. Заплатят, и полной ценой, все остальные, совершенно невинные.

И поскольку король Джойс повернулся к нам спиной, иной надежды у нас нет. Только Гильдия сможет предотвратить все это. Если она будет сохранена и будет обладать силой — если для этого у нее будет цель.

Вы — единственный ответ, который нам удалось получить, миледи. И потому вы не должны бросить нас в такой ответственный момент.

Речь Мастера тронула Теризу. Несмотря на то, что она испытывала злость и невольное отвращение. Возможно, его вера в то, что Териза может помочь, была чистой иллюзией; однако страх, который привел его сюда, был реальностью.

— Мастер Барсонаж, — ответила она тихо, — клянусь вам, я не знаю, что происходит. Я ничего в этом не понимаю. Но вы правы. Я согласна с вами, что воплощения не должны использоваться в целях разрушения. И я расскажу вам всю правду о себе — как только узнаю ее сама. Если это сможет послужить ответом, она будет полезна нам обоим.

Териза не могла бы сказать, понял ли он ее слова. Трудно было определить, слышал ли он ее вообще. Его глаза избегали ее глаз, его лицо нахмурилось, словно она полностью отказалась слушать его.

Через какое-то время он встал с кресла и поковылял к двери.

Оставив Теризу с еще одной ужасной новостью, которую ей предстоит рассказать Джерадину.

Зато теперь она совершенно перестала цепляться за свое существование. Она слишком беспокоилась о Джерадине, чтобы бояться исчезнуть.

На следующий день, приблизительно в полдень, Джерадин пришел в ее комнаты, чтобы вместе с ней пойти проведать Артагеля.

Териза провела ночь, набираясь смелости. Но деликатного способа сообщить обо всем этом она так и не нашла и потому просто рассказала о своей беседе с магистром. Затем прикусила губу и затаила дыхание, ожидая его реакции.

К ее ужасу, он отреагировал на новость взрывом смеха.

Он смеялся так сильно, что ему пришлось прислониться к стене — смех сотрясал его тело, хотя не было слышно ни звука. Он скорчился, словно рыдал, слезы текли по его щекам, словно от сильного горя. И тем не менее было очевидно: он смеется столь увлеченно, что это напоминает истерику. Он несколько раз хлопнул в ладони, словно аплодируя.

— Ну, в общем, ты должна признать, — выдавил он, между приступами хохота, — что все это вполне логично.

Териза совершенно не знала, что делать. Неужели у него действительно истерика? Такого вполне можно было от него ожидать: он долго находился под постоянным стрессом. Не дать ли ему пощечину?

Следовало рассказать ему о всадниках из ее сна. Териза знала это. Но не могла этого сделать. Она боялась.

— Все возвращается к тебе. — Пытаясь прекратить смех, он зубами стиснул палец, настолько сильно, что чуть не прокусил его до крови. Боль помогла ему остановиться. — Даже если ты не имеешь ко всему этому никакого отношения. Даже если ты оказалась здесь лишь потому, что у меня открылся поразительный талант, о котором никто раньше не догадывался. Все равно должна существовать причина. Причина, по которой я воплотил именно тебя, а не кого-то другого. В противном случае — это была всего лишь ошибка. Ничего не значащая. Однако и то, и другое дает ответ на основной вопрос воплотимого. Ты — ответ на этот вопрос.

Как и Мастер Барсонаж, он не хотел встречаться с ней взглядом.

— Распущена… Вся моя жизнь — с тех пор, как я прибыл в Орисон… О, Териза.

Но он не позволил ей коснуться его.

— Возможно, это не так уж и плохо, — сказал он, делая галантную, хотя и жалкую попытку казаться веселым. — Большую часть своей жизни я провел, пытаясь не совершать ошибок в своей работе. Теперь я могу сосредоточиваться на более важных вещах.

После этого он грубовато настоял на том, чтобы она составила ему компанию для визита к Артагелю.

Всю дорогу он шел, словно человек, внутри которого что-то сломалось, только он еще не подозревает об этом. Тем не менее он продолжал идти. Его самоконтроль был настолько жестким, что он производил впечатление человека, который ранен, но сам этого еще не знает.

Комнаты Артагеля находились в той части Орисона, которую Териза посещала до этого лишь однажды, во время экскурсии Джерадина — обширный кроличий садок жмущихся друг к дружке комнат, построенных чуть ли не одна над другой. Она не сочла бы их эквивалентом бараков, если бы они с Джерадином не встретили здесь так много стражников и если бы она не заметила несколько небольших плацев, где муштровали солдат. Оглядывая все это, Териза решила, что в лучшем случае на каждого человека здесь приходится по одной комнате; большие комнаты, вероятно, занимали несколько человек. Но у Артагеля была прекрасная квартирка: спальня, гостиная, кухня и ванная, которые, вместе взятые, по площади лишь немного уступали ее спальне в павлиньих комнатах.

На большей части апартаментов царило запустение, мебели почти не было; видимо, их обитатель прожил в Орисоне недостаточно долго, чтобы беспокоиться о своих комнатах. А может быть, чувство «дома» относилось лишь к Хауселдону. Но какова бы ни была причина, единственным украшением квартиры служил длинный ковер на стене, увешанный множеством разнообразных сломанных мечей и шпаг.

— Это все — клинки, которые когда-то угрожали его жизни, — шепотом объяснил Джерадин, ведя Теризу в спальню.

Артагель лежал на примитивной кровати, представлявшей собой деревянную раму, на которую натянута ткань. Комната не обогревалась, и воздух был холодным. Вдобавок Артагель лежал раздетым до пояса. И тем не менее на его лбу была испарина, а глаза горели темным пламенем, словно тайные сигнальные костры.

Джерадин предупреждал, что у Артагеля лихорадка; но Териза поразилась, увидев застывшую на его лице улыбку; выражение его лица было таким, словно он готовился отражать очередную атаку Гарта.

Она заранее приготовилась сказать слова благодарности, но не смогла выдавить из себя ни слова. На его теле совсем не было жира, мускулы отчетливо проступали под гладкой кожей. Испарина делала более заметными его шрамы, так что Териза не могла не обратить на них внимания. А шрамов у него было много — часть его груди выглядела так, словно в него когда-то воткнули кол, а наросшего мяса оказалось недостаточно для закрытия раны. Под корпией же зияла еще одна рана…

Ее глаза наполнились слезами, и Артагеля словно бы заволокло туманом.

— Мне так жаль, я не знаю, почему он собирался меня убить. Клянусь, я не знаю этого.

— Миледи, — его глаза сверкнули; голос звучал почти обычно. — Ваша щека почти зажила. Это неплохо. Когда он ранил вас, я не успел рассмотреть, насколько это серьезно. Мне показалось, что я опоздал. А когда этот растяпа, — он кивнул в сторону Джерадина, — прыгнул на него и чуть не сломал себе шею, мне показалось, что с вами обоими покончено. Я рад, что у вас достаточно быстрая реакция.

Пока Териза моргала, сгоняя с глаз слезы, он добавил:

— Я все раздумывал над ударом, который он нанес мне. Сейчас мне кажется, что я смог бы ним справится.

— Если у тебя будет шанс это проверить, — мрачно заметил Джерадин. — Я, например, собираюсь связать тебя и не отпускать, пока все не закончится. Так что ему не доведется проверить, сможет ли он победить тебя три раза подряд. Еще раз я этого не выдержу.

На лице Артагеля вспыхнула улыбка. — Вот в чем твоя проблема. Ты мне ни сколько не доверяешь.

День у Джерадина сегодня был не из лучших. Мгновение Теризе казалось, что он вот-вот сорвется. Однако ему все-таки как-то удалось улыбнуться брату.

— Ох, замолчи, — сказал он густым басом, — ты разбиваешь мне сердце.

— Вы слышали его, миледи, — Артагеля неожиданно начало клонить в сон. — Если одним прекрасным утром вы проснетесь и обнаружите, что вас убили, а рядом на полу мертвым валяюсь я, можете не сомневаться, отчего это все случилось. Недостаток доверия. — Он закрыл глаза и тут же тихо заснул.

Териза с Джерадином оставили его отдыхать.

Еще два дня прошли без событий. Оттепель стала слабее, но не прекратилась. Миндлин прислал сообщение, что ткани поступили. Аргус и Рибальд так и не смогли найти Найла. Чтобы убить время, Териза предпринимала длинные бесцельные прогулки по Орисону; она даже снова посетила базар, так как хотела побыть на свежем воздухе. Но стоило ей выйти из своих комнат, как минимум один из стражников непрерывно следовал за ней: Смотритель Леббик отдал приказ об усилении ее охраны. Но она нигде не нашла ни единого следа ни принца Крагена, ни Бретера верховного короля.

На третий день в ее комнаты вскоре после завтрака пришел Джерадин.

— Я только что беседовал с Тором, — объявил он, стараясь казаться беззаботным. К сожалению, он был слишком огорчен, чтобы скрыть свои чувства.

Териза задала вполне естественный вопрос:

— Чего он хотел?

— Он хотел рассказать мне о своем разговоре с Элегой.

— И как прошел этот разговор?

— Не слишком хорошо. Думаю, он недооценил ее, — Джерадин покачал головой. Ему не нравилось то, о чем он думал. — Ты помнишь, он собирался "позаботится о ее воспитании". К сожалению, повоспитывать ее не удалось. "Я достаточно взрослая, чтобы меня еще и воспитывали," — заявила она. И, фактически, не дала ему ни единого свидетельства о своей связи с принцем Крагеном. Это само по себе весьма плохо, — заметил он. — Каким бы ни был ее план, пока что он осуществляется. И она уверена, что мы не сможем ее остановить. Но… — Он скривился и печально посмотрел на Теризу, — она вела себя настолько уверенно, что Тор засомневался в нашей информации.

Териза сжалась.

— Он произнес по этому поводу целую речь. Он сказал мне, что прежде, чем я снова вознамерюсь обвинять в предательстве моего собственного брата и старшую дочь короля, мне следует постараться запастись хотя бы одним, а лучше двумя свидетелями, а не высказывать подозрения, взятые с потолка.

— Но я видела, как Найл и принц Краген встречались, — запротестовала Териза.

Джерадин снова покачал головой.

— Оба просто вышли из одной палатки. Возможно, они оказались там одновременно совершенно случайно.

— Ты считаешь, что я не права?

— Нет, — не задумываясь ответил Джерадин. — Он ведет себя слишком странно. Этому должно быть объяснение. — И тут же обеспокоенно добавил: — Но я не хотел бы, чтобы Смотритель Леббик засадил его в подземелье на основании лишь тех ничтожных доказательств, какие у нас есть.

Но уверенности Джерадина было недостаточно, чтобы Териза почувствовала себя лучше.

Джерадин вернулся, чтобы составить ей компанию на вечер. Они беседовали, когда пришел стражник с сообщением от Аргуса и Рибальда.

Оно было криптографичным:

"Нашли Найла. Видели Артагеля".

И Териза с Джерадином отправились к Артагелю.

Он уже полусидел на своей кровати, подложив под спину множество подушек, и выглядел немного лучше. Улыбка его была слегка печальной и отрешенной. — Найл заглянул ко мне в гости, — пояснил Артагель. — Они пристроились за ним после его ухода.

— Не понимаю, — пробормотал Джерадин. — Найл прятался много дней. Почему же он вдруг решил повидаться с тобой?

Артагель попытался пожать плечами; движение вызвало у него новый приступ боли.

— Если ты не знаешь, то не жди от меня каких-либо объяснений, — ответил он, и в его тоне не было сарказма. — Я понимаю его не больше, чем понимаю тебя.

Джерадин проигнорировал это замечание.

— О чем он хотел поговорить? Что сказал?

Воспоминание об этом погрузило Артагеля в странную печаль. Он тихо сказал:

— Похоже, он не порадовался, увидевшись со мной. Подозреваю, это из-за моей раны. Но ему приходилось видеть меня раненым и раньше. Во всяком случае, я не мертв. Если он беспокоился обо мне, то разве это не повод для радости — видеть, что я поправлюсь?

Он спросил меня, нет ли новостей из Хауселдона. Но он уехал оттуда позже меня. Он также спросил… — Артагель старался избегать взгляда Джерадина, — не собираешься ли ты перестать позорить семью и вернуться домой, заняв надлежащее тебе место. Я не пытался ответить на это.

Джерадин промолчал.

— Затем он спросил меня, что случится с Орисоном в случае осады — ведь у нас в стене такая брешь. Последний раз, когда я видел ее, та заплатка, которую начал строить Смотритель Леббик, не произвела на меня особого впечатления. Он спросил, есть ли у нас какие-то возможности для защиты. Он спросил, как долго, по моему мнению, придется ждать, прежде чем король Джойс ввергнет нас в состояние войны с кем-нибудь. Однако он не слушал моих ответов.

Затем… — Артагель уставился в потолок, и морщины на его лице стали отчетливее. — Затем он сказал мне, как сильно он меня любит. Что я был для него примером — всегда. Первое, что он запомнил в своей жизни, это желание походить на меня. Но у него не было такой уравновешенности и такой реакции. И ему не доставало сил, чтобы управляться с двуручным мечом. Но в семье от него не ожидали большего, все принимали его таким, как он есть, тогда как ему хотелось быть совсем другим. Это терзало его сердце болью. Никто не ожидал от него, что он преуспеет хоть в чем-то. Все гордились мной. А все надежды возлагали на тебя. Все ожидали, что ты женишься на Элеге и станешь великим воплотителем. Но никто ничего не ожидал от него. И потому никто не помогал ему стать другим.

С трудом сглотнув, Артагель остановился.

— И все? — коротко спросил Джерадин. — Больше он ничего не сказал?

— Я тебе уже все рассказал, — огрызнулся Артагель. — И не жди от меня объяснений. — Но его ярость была направлена не на Джерадина. — Лучшее, что пришло мне в голову, это спросить его, как ему удается преклоняться предо мной, когда у меня нет ни дома, ни женщины, которую бы связывали со мной какие-то постоянные отношения, не говоря уже о детях, и я лежу здесь с идиотской дырой в боку после того, как Бретер верховного короля дважды победил меня.

Джерадин положил руку на плечо брата.

— Не беспокойся об этом. Чего бы ты ни сказал, это не повлияло бы на его решение. Он уже принял его, — тон Джерадина был более решительным, чем выражение лица. — Он просто пытался извиниться.

— Извиниться? За что?

— За то, что перешел на другую сторону. — Джерадин говорил так убежденно, словно все прекрасно понял. — Если планы леди Элеги и принца Крагена осуществятся — и мы с тобой не повернемся к королю Джойсу спиной, — то в итоге Найл может обнаружить, что именно он ответственен за нашу гибель. — Нотка надежды прозвучала в его голосе. — Вот почему мы должны остановить его. Он не сможет заставить себя жить дальше, если на его совести будут две наши жизни. В довесок ко всему остальному.

Териза смотрела, как оба брата внимательно изучают друг друга. Наконец Артагель криво улыбнулся. — Я, в общем-то, ничем не могу помочь. Лекарь поклялся, что забьет меня палкой, если я попытаюсь подняться с постели слишком рано. Но, вероятно, во всем Орисоне нет ни одного стражника, не знающего, что Аргус и Рибальд пытаются оказать тебе услугу ради меня. Ты сможешь получить максимально возможную поддержку.

Джерадин хмыкнул:

— Честно говоря, я предпочел бы тебя. Но, в крайнем случае, сойдет и тысяча-другая лучших людей Смотрителя Леббика. — Затем он вздохнул. — Надеюсь, он не заставит нас ждать слишком долго. Я хочу знать, что происходит.

Териза хотела того же.

Случилось так, что Найл действительно не заставил их ждать долго. Если бы Аргус и Рибальд не выследили его тогда, они наверняка упустили бы этот момент. На следующий день, под утро, еще до рассвета, когда Териза видела во сне, как клинок Гарта приближается к ней, словно сверкающая звезда, ее разбудил стук и голос Джерадина.

— Териза, Териза.

Естественно, она решила, голос доносится от двери тайного хода. Она завернулась в простыню и, дрожа, выбралась из постели, чтобы впустить Мастера Квилона или Знатока Хэвелока. Но это было явной глупостью. Почему они стучат так громко, когда она забыла оставить в гардеробе кресло, блокирующее вход?

Наконец она сориентировалась. Неужели действительно так холодно, или ей все это снится? Ее халат лежал на кресле, которому надлежало находиться в гардеробе; Териза схватила его, сунула руки в рукава, завязала пояс вокруг талии. Джерадин? Дрожа так, что едва держалась на ногах, она отправилась в гостиную и открыла дверь.

Свет ламп из коридора проник в комнату, а вместе с ним проскользнул и Джерадин.

— Идем, — сказал он без вступления, — нам нужно торопиться. Он собирается уезжать.

— Уезжать? — Ее голос дрожал. — О чем ты? Который час?

— Почти рассвело. — Он тяжело дышал: видимо, бежал. — Я говорю о Найле. Это наш единственный шанс выяснить, чем он занимается. Может быть, нам удастся остановить его.

— Уезжает? — переспросила она. Ее халат, казалось, совсем не держал тепло. — Как — уезжает? Куда?

— Это мы как раз и собираемся узнать, — прошипел Джерадин. — И — побыстрее… Он был уже в конюшнях, когда Аргус и Рибальд наконец выяснили, что он собирается делать. Сейчас он, скорее всего, проезжает через двор. Пока ты будешь одеваться, он выедет за ворота. Так что побыстрее.

Наконец она начала хоть как-то соображать и тут же приступила к поискам одежды. Что одеть? Конечно же, свои старые рубашку и штаны. И овчинный полушубок. Теплые сапоги. В камине светился маленький огонек. Почему же ей так холодно?

— Как мы сможем преследовать его? — спросила она, пытаясь взять себя в руки. — Ведь он уже фактически уехал.

Джерадин позволил себе недовольно зарычать.

— Аргус будет нас ждать. Рибальд последует за Найлом. Он будет оставлять знаки. Идем же.

Териза заставила себя двигаться, причем максимально быстро.

Из-за дрожи руки не слушались ее. Несмотря на то, что старые вещи были привычны ей, она с трудом смогла их надеть. Из ванной спросила Джерадина:

— Что случилось с погодой? Я насквозь продрогла.

— Испортилась, конечно, — проворчал он. — Оттепель закончилась — по крайней мере, на какое-то время. Погода задержит всякого, кто мог на нас выступить. И нам будет легче следовать за Найлом.

Где-то в глубине души она порадовалась, что слишком замерзла и поэтому практически не задумывается о своих действиях. Если она задумается, то скорее всего поймет, на какой безумный шаг отваживается. Но комнаты напоминали ей о ее кошмарах. Так что, с другой стороны, будет неплохо поскорее избавиться от них.

Через несколько минут она натянула на себя полушубок и вышла из ванной.

— Я готова, — сказала она, хотя, вероятно, это заявление не было правдой. — Пойдем.

Он взял ее за руку, и они вышли.

По лестнице они спускались почти бегом. Держа его за руку, Териза надеялась, что сможет удержать его от падения; но он не споткнулся. О конюшнях она помнила только то, что они находились поблизости от того крольчатника, где квартировали стражники. Дорога, которую он выбрал, казалась бесконечной, потому что они миновали множество длинных прямых коридоров и ходов, ведущих в самых разнообразных направлениях. Когда он привел ее туда, где Орисон зимой содержал своих лошадей, под ее полушубком от движения скопилось немного тепла.

Стражник у бокового входа сонно кивнул и сказал:

— Аргус ждет. Ведите себя тихо. Здесь не следует появляться так рано. Потревожите лошадей. — И после этого разрешил им войти.

Низкий потолок подпирало невероятное количество каменных колонн и толстых деревянных перегородок, разграничивающих пространство. Вдобавок большую часть денников сооружали наспех, и в результате проходы между ними отличались кривизной и запутанностью. Трудно было оценить подлинные размеры помещения. Это можно было сделать лишь в центральных проходах, которые, словно дороги, соединялись в центре конюшни.

Во время экскурсии по замку Джерадин привел Теризу в центр и показал ей, что стойла, словно пещеры, тянутся на сотни ярдов в каждом направлении.

Потолок усиливал звуки; впрочем, сейчас в этом месте было значительно тише, чем ей помнилось. Воздух наполнял постоянный шорох соломы, подчеркиваемый стаккато копыт и вздохов. От такого количества животных, поворачивающихся во время сна, портящих воздух, дергающихся и бьющих копытами о перегородки, исходило достаточно тепла, чтобы обогреть конюшни, но по той же причине здесь повсюду ощущался резкий сладковатый запах лошадиного навоза и мочи, впитавшейся в солому. Однако все вместе — шум, тепло и запах — были до странного приятны, словно возвращение в примитивное зародышевое состояние. Атмосфера женского чрева усиливалась тем, что ночью конюшни освещались лишь несколькими маленькими лампами, расположенными далеко друг от друга. Воздух казался настолько густым, что Териза с трудом втягивала его в легкие.

Джерадин внезапно приложил палец к губам и повел Теризу вперед.

Она со всем старанием пыталась обходить коричневые «яблоки», украшавшие пол, но мысли ее были заняты совсем другим. Сейчас, почувствовав себя наконец проснувшейся, она стала ощущать возбуждение и страх. Она собирается наружу. Впервые за все время она увидит Орисон снаружи. С другой стороны, подсознательно она была убеждена, что обязательно произойдет что-то нехорошее…

Джерадин приметил Аргуса. Стражник стоял рядом с одной из ламп, держа за повода трех лошадей, уже оседланных. Они перебирали ногами и слегка пофыркивали, возмущаясь тем, что их подняли в такую рань. Джерадин помахал рукой и заторопился к медведеподобному ветерану.

Внутренне собравшись, приготовившись к грубым шуточкам Аргуса, Териза последовала за Джерадином.

Поверх кожаных доспехов Аргус надел кольчугу и наколенники, поверх кольчуги плащ, сделанный, похоже, из медвежьей шкуры. На его поясе с одной стороны болтался меч, с другой — кинжал; пику он с собой не взял. Когда Джерадин и Териза подошли к нему, он ухмыльнулся, демонстрируя во рту дыры от выбитых зубов.

— Отлично, — прошипел он, — я раздобыл лошадей. К тому же у меня есть бренди, — он указал на небольшую флягу, привязанную к одному из седел. — Ты раздобыл женщину. Это будет приятнее, чем стоять на часах.

Джерадин пропустил его реплику мимо ушей.

— Как ты думаешь, далеко он уже уехал?

— Она передо мной в долгу, тебе не кажется? — продолжал ту же тему Аргус. — Меня не очень важно, насколько шикарна леди. Но чем шикарней, тем лучше. Я дважды рисковал своей шкурой ради нее. Она просто обязана отблагодарить меня.

Его мозолистая рука коснулась щеки Теризы.

— Аргус. — Джерадин внезапно схватил стражника за кисть и, хотя Аргус был намного крупнее, отвел его руку. — Нам не до шуток. — В его голосе ощущалась сила — сила, которую Териза не замечала в нем уже давно. — Найл, мой брат… Насколько он опередил нас?

Аргус недовольно скривился.

— У него своя лошадь, — ответил он таким тоном, словно удивился, что кто-то смог совладать с ним. — Ему не нужно было получать разрешение выезжать отсюда. И ему не пришлось стоять здесь неизвестно сколько, ожидая вас. Но Рибальд следует за ним. Мы сможем нагнать его.

— Так вперед, — нетерпеливо сказал Джерадин. Эхо прокатилось по помещению. — Какая лошадь для кого?

— Вот эта — моя. — Шлепнув по крупу, Аргус отогнал в сторону костлявого жеребца. — Тебе кобыла, — он показал на меньшую лошадь цвета свежей колесной смазки. — Это дама с норовом, любит лягаться, но ты с ней справишься. А леди достанется мерин.

Териза обнаружила, что перед ней стоит лошадь с блеклыми глазами, крапчатая, с выражением полного безразличия на морде.

Она затрудненно откашлялась и слабо выговорила:

— Вообще-то я не умею ездить верхом.

Аргус бросил на нее взгляд, в котором была то ли ярость, то ли насмешка.

— Джерадин предупредил меня об этом. Хотя и не объяснил, зачем вам тащиться с нами. Я хочу сказать, если вы не можете ездить верхом и считаете себя слишком порядочной, чтобы расставить ножки для человека, который спасал вашу жизнь, то к чему все эти хлопоты? — Он судорожно пожал плечами. — Хорошо хоть он предупредил меня.

Этот мерин может причинить вам вред только в одном случае — если он наступит на вас. Его мозгов хватает лишь на то, чтобы следовать за тем, что он сумеет распознать, а единственное, что он способен распознавать, — это другая лошадь. Так что держитесь за луку седла, а все остальное предоставьте ему.

Она все еще испытывала неуверенность. Джерадин и Аргус внимательно смотрели на нее. Вдруг Джерадин подошел к ней и подвел ее к лошади. Держа повод, сказал:

— Поставь левую ногу в стремя, хватайся за луку и перебрасывай через седло другую ногу. Когда ты усядешься, мы подгоним стремена.

Она вопросительно посмотрела на него и увидела, что его глаза потемнели от желания побыстрее отправиться в путь. И, совладав с волнением, кивнула. Поспешно, чтобы не успеть впасть в панику, она сунула ногу в стремя и потянулась вверх.

Аргус подхватил ее с другой стороны и устроил в седле. Потолок оказался в опасной близости. Аргус и Джерадин принялись подгонять стремена, не советуясь с ней. Мерин стоял неподвижно. Она вцепилась в луку седла так, что пальцы заболели. Ни к кому конкретно не обращаясь, она спросила:

— И чего ради я все это делаю?

— Исключительно ради того, — ответил Аргус, оскалив остатки зубов, — чтобы мы могли убедиться, верен ли слух, что несколько часов, проведенные женщиной на лошади, заставляют ее отчаянно возжелать мужчину.

Джерадин в этот момент вскочил на кобылу.

— Если ты не прекратишь дразнить ее, — сказал он, — то как только мы отъедем на несколько миль, я переломаю тебе ноги и отправлю добираться обратно пешком.

Аргус издал радостный гогот, который несколько из окружающих их лошадей встретили сонным протестом, и бросил взгляд на стоящего рядом дежурного конюшего, которого Териза раньше не замечала. Однако не стал садиться на лошадь. Бормоча что-то себе под нос, он взял мерина за уздцы и повел его за собой.

Териза крепко цеплялась за седло, пока Аргус выводил ее и Джерадина сначала в один из главных проходов, затем дальше, к закрытым дверям, ведущим на двор.

Стражники у выхода молча открыли ворота; видимо, Аргус предупредил их. Но когда он и его спутники достигли ворот, ведущих на двор, — Териза вновь задрожала от резкого перепада температуры, — он остановился и несколько минут о чем-то беседовал со стражниками. Она видела, как он указывает на Джерадина, и слышала, как упоминает имя Артагеля… Наконец ворота открылись, и лошади застучали копытами по промерзшей грязи двора.

— Еще одни ворота, — тихо сказал ей Джерадин. — Затем мы сможем ехать быстрее.

Небо над высокими темными крепостными стенами Орисона начало светлеть, большая часть звезд исчезла, вымытая серым усиливающимся потоком рассвета. Воздух был ледяным настолько, что жег Теризе горло; она ощущала холод всем объемом своих легких, покалываемых, словно иголками. С высоты лошади земля казалась далекой и опасной. Мороз, похоже, сделал кожу седла скользкой; и поскольку ей не удавалось держаться за нее, она попыталась во время неровной трусцы мерина сохранять равновесие. Джерадин, как тень, мелькал где-то рядом. Аргус был почти невидим на темном фоне приближающейся стены.

На дворе замка появились люди, куда-то направляясь, готовясь к новому дню. Небольшие огоньки зажглись внутри окон. Несколько огоньков засветилось на базаре, среди них — один или два костерка для приготовления пищи. Териза почти ничего из этого не замечала.

Предрассветный сумрак и тень стены скрывали ворота, но она помнила их — массивные бревна, поднимаемые или опускаемые с помощью лебедки. Поскольку Мордант пребывал в состоянии мира, в течение дня ворота были открыты. Но на ночь закрывались.

Когда они подъехали к этим воротам, Аргус слез со своей лошади и отправился беседовать с охраной. По какой-то причине, может быть, потому что он стоял спиной — его голос был едва слышим, но каждое слово стражника доносилось отчетливо.

— Ты сошел с ума, Аргус.

Аргус что-то ответил.

— Мы должны были выпустить его. Он — сын Домне. У нас нет приказа о его задержании.

Снова Аргус что-то сказал.

— Попытайся объяснить это Смотрителю.

Джерадин в раздражении заерзал в седле. Териза чувствовала, как ее лицо постепенно превращается в ледяную маску.

И наконец:

— Хорошо. Он тоже сын Домне. И ты приставлен к нему. И с вами, похоже, какая-то шлюшка. Но если вы не вернетесь, то я лично позабочусь о том, чтобы у тебя никогда не было детей.

Тихий разговор закончился. Джерадин с облегчением приглушенно вздохнул, когда Аргус вернулся к своей лошади. Идя по земле, он издавал такой звук, словно ступал по стеклу. Через мгновение Териза услышала скрип веревки, поднимающей ворота.

Она смотрела, как массивные ворота медленно ползут ввысь, открывая более светлый прямоугольник.

— Поехали, — пробормотал Аргус. Снова схватив уздцы коня Теризы, он пришпорил своего жеребца, и тот бросился вперед так быстро, что Териза завопила и чуть не свалилась с седла.

Когда они миновали ворота, Джерадин набросился на Аргуса:

— Отлично проделано, — прохрипел он насмешливо. — Ты хотел, чтобы она упала?

— Не придуривайся, — ответил стражник. — Я-то и не знал, что она умеет визжать.

Теризе показалось, что он улыбается.

Она слегка расслабилась, более спокойно держась за луку, и снова попыталась сесть на спине мерина так, чтобы сохранять равновесие.

Бледнеющее небо впереди казалось невероятно близким. На ближайших к замку холмах совсем не было деревьев, потому что Смотритель Леббик хотел видеть, как враги подкрадываются к нему; в рассветном воздухе пустые склоны холмов казались необъятным простором, подобным небесам, огромным в сравнении с теснотой Орисона. Несмотря на испытываемые неудобства, Териза чувствовала, как ее возбуждение растет.

Но воздух здесь был еще холоднее. Дорога, разбитая колесами телег и фургонов, большей частью превратилась в топкую грязь; но там, где ноги лошадей находили снег, цокот подков по твердой земле сопровождался странным резонирующим звуком, хрустом, когда копыта проламывали лед замерзших луж, образовавшихся во время оттепели. Серое небо стало еще светлее, уже можно было различать деревья, растущие вдоль дороги после развилки. От развилки один путь, как она помнила, вел на юг; второй на северо-запад, а третий продолжал уводить на северо-восток, по направлению к провинции Пердон; куда ни поедешь — везде будут тайны и неожиданности. Этот мир она лишь едва-едва начала познавать.

Хотя уже почти наступила весна, солнце было еще слишком далеко на юге; само светило показалось над горизонтом только тогда, когда они почти доехали до развилки. В этот момент деревья осветились, словно запылали огнем. За ее спиной солнечные лучи холодно высвечивали башни и зубцы стен, делая Орисон менее зловещим — и каким-то большим по размерам. Хотя определить подлинность размеров снаружи было невозможно. Снаружи серый камень выглядел более неприступным, чем ей казалось изнутри.

У развилки, увидев солнце, Териза понадеялась, что скоро холод уменьшится, и она перестанет ощущать его колкие прикосновения на своем лице.

— Что теперь? — спросил Джерадин у Аргуса. — Как мы узнаем, по какой дороге нам ехать?

— Это забота Рибальда, — сказал Аргус осматривая землю. — Он должен оставлять знаки. Скорее всего, на снегу возле дороги. — Отпустив уздцы мерина, он взял к левому краю. — Начинай искать.

Джерадин принялся осматривать другую сторону. Двое мужчин стали внимательно оглядывать окрестности развилки. Териза для пробы приподнялась в стременах, оперлась на них, как это делали ее спутники, и осторожно ударила мерина, пытаясь заставить его следовать за Джерадином. Но мерин вместо этого отправился за Аргусом.

Когда Аргус расхохотался, она посмотрела туда, куда он указывал, и увидела в снегу след, похожий на стрелу. Он был довольно торопливо изображен желтой жидкостью.

Северо-запад.

Джерадин подъехал посмотреть и невольно улыбнулся.

— Такое мог учудить только он.

— Конечно. Теперь мы можем ехать быстрее. — Стражник взглянул на Теризу, словно ждал возражений. — Но все же следует быть внимательными. Они могут свернуть.

Джерадин кивнул и повернул свою кобылу к северной дороге. Хотя он не держался в седле ловко или особенно изящно — локти ударяли по бокам, а тело подергивалось в такт с шагами кобылы, — его опытность была очевидна. Он знал, как ехать верхом так, чтобы не думать постоянно только об этом.

Аргус решил не брать под уздцы мерина.

— Ну, давай сама. Нужно же когда-то учиться.

Поглядывая на нее через плечо, он помчался вперед, крикнув Джерадину держаться западной стороны дороги.

Териза все еще прикидывала, как сильно нужно ударить ногой своего скакуна, когда тот вдруг рванул вперед, устремляясь за жеребцом.

Это мгновение показалось Теризе бесконечным, потому что она застыла от страха и холода и бросила поводья, вцепившись в луку седла; но мерин трусил рысцой и Теризу трясло так сильно, что она выпустила из рук луку и начала падать.

Но так и не упала, и не сразу сообразила, почему. Через некоторое время боль в ногах подсказала ей, что она сжимает животное коленями.

Это открытие ошеломило ее настолько, что она вернула на луку лишь одну руку. А другой подняла поводья. Затем в приливе восторга лихо пришпорила мерина, заставляя его сравняться с жеребцом Аргуса.

Стражник одобрительно кивнул ей, хотя на лице у него было разочарование, и сосредоточил свое внимание на дороге.

Спина ее скакуна ходила вверх-вниз. Он так часто менял направление, а ноги и перед Теризы так сильно бились о кожу седла, что у нее было желание закричать: "Неужели нужно ехать так быстро?" Но остаток здравого смысла нашептывал ей, что Аргус и Джерадин едут медленнее, чем могли бы. Она, стиснув зубы, продолжала путь.

Орисон казался странно далеким. Териза оглянулась через левое плечо, чтобы увидеть замок. Пурпурный флаг, поднятый для встречи рассвета, гордо реял над Королевской башней. Затем дорога поднялась на холм, спустилась в низину, и Орисон скрылся из вида.

Через некоторое время дорога прошла мимо деревушки, расположенной в небольшой живописной лощине. Большинство из двух или трех десятков домов были деревянными, но некоторые, похоже, были возведены из камня. Снег стаял с покатых крыш; дым курился над трубами там, где развели огонь для обогрева и приготовления пищи. Косые лучи солнца позволили Теризе разглядеть овчарни на краю холма. Эти люди производили для замка мясо.

В случае войны на время осады им придется покинуть свои дома и перебраться в Орисон.

Джерадин не нашел знаков, указывающих, что Рибальд куда-то свернул. Все трое поскакали дальше.

Руки Теризы покраснели и замерзли, несмотря на ее постоянные усилия удержаться на спине скакуна. Ее лицо было таким напряженным, что, казалось, может лопнуть. Постепенно она поняла, что сидеть будет удобнее, если лошадь побежит немного быстрее. Но Аргуса и Джерадина все равно не удовлетворял выбранный темп. К тому же им приходилось искать знаки, оставленные Рибальдом. У подножия очередного холма они внезапно наткнулись на повозку, нагруженную — Териза сказала бы перегруженную — бочками всевозможных размеров. Направляясь явно к Орисону, она почему-то, без всякой видимой причины, стояла у края дороги. При взгляде на повозку и седока Териза не могла бы сказать кто из них выглядит более жалко: лохматая, понурившая голову жалкая кляча, или возница, согнувшийся на скамье, руки которого едва выглядывали из-под шерстяной попоны, в которую он усиленно кутался. Через мгновение возница, словно бы очнувшись, ворчливо выкрикнул:

— Аргус? Один из вас Аргус?

Жеребец остановился рядом с повозкой.

— Я Аргус, — сказала стражник, изучая возницу.

— Стражник, похожий на тебя, дал мне серебряный дублон, чтобы я дожидался вас здесь. — Он говорил так, словно задыхался под тяжестью попоны. — Но здесь слишком холодно. Очень холодно было ждать вас.

— Ну, так почему же Рибальд совершил такой странный поступок? — поинтересовался Аргус.

Глаза мужчины алчно загорелись.

— Слишком холодно. Один серебряный дублон… — его лошадь хрипло заржала, — слишком мало.

При этих словах Аргус хмыкнул.

— Дерьмо собачье! Доставка этого груза в Орисон не принесет тебе больше полдюжины медяков. Ты уже утроил свою выручку. Не испытывай судьбу.

Возница в попоне вздрогнул. Потом издал щелкающий звук, и его лошадь запрядала ушами. Когда он махнул поводьями, лошадь двинулась и потянула за собой повозку.

Джерадин тихо выругался. Но Аргус был невозмутим. Перекрикивая скрип колес повозки, он прокомментировал:

— Что-то пить хочется. Прежде, чем ты отправишься дальше, думаю следует проковырять тебе несколько дыр в бочках. — Он обнажил свой двуручный меч. — Конечно же, все это — гадкое пойло, но, может быть, среди него найдется что-то пригодное для питья.

Возница тут же остановил лошадь. Мгновение поразмыслив, он сказал:

— Я всегда рад помочь стражникам короля. Стражник, похожий на тебя, свернул здесь с дороги. Он просил меня сообщить об этом.

— В каком направлении? — требовательно спросил Джерадин.

— На север.

Пригодник направил кобылу к северной стороне дороги и почти тут же он воскликнул:

— Я вижу следы. Здесь проскакали по меньшей мере двое всадников.

Аргус сунул свой меч в ножны и насмешливо кивнул вознице. Затем вежливым тоном сказал:

— Да, пожалуй, не стоит пробовать, конечно же все здесь — гадкое пойло, — и присоединился к Джерадину.

Мерин Теризы с неиссякаемым терпением последовал за ними.

Она изумилась тому шуму, как много шуму они стали издавать, когда съехали с дороги. Хруст при проламывании мерзлого снежного наста и стук копыт о землю были настолько громкими, что должны были быть слышными с расстояния полумили — звуки, представляющие нечто среднее между треском стекла и отдаленной канонадой. Однако Аргус перевел своего жеребца на более быстрый шаг и вырвался вперед. Через мгновение Териза сообразила, что он пытается гнать скакуна по следам Рибальда, стараясь ехать по уже сломанному насту. Когда Джерадин выстроился за ним и мерин перевел все свое внимание с жеребца на кобылу, их продвижение стало гораздо менее шумным.

Следы Рибальда вели через узкую долину между двумя холмами, затем пересекали хребет холма и повели вниз. Впереди показался лес. Стена леса становилась все ближе, в то время как окружающие холмы все круче. Аргус ехал по следам прямиком к лесу.

Здесь им пришлось сбавить скорость. Земля в лесу не создавала дополнительных помех при движении, и деревья росли не слишком плотно. Но ветки опускались достаточно низко, чтобы хлестать всадников.

Двигаясь сейчас легким галопом, прислушиваясь к металлическим отзвукам цоканья, которые отдавались деликатным эхом, казалось, от каждого дерева, и удивляясь, почему ей все время хочется затаить дыхание, Териза спустилась за Джерадином в овраг, посреди которого вскоре проявился быстрый ручей, несущий осколки льда и ледяную воду. Деревья вокруг смыкались все плотнее, протягивая свои темные ветки, похожие на пальцы.

Ноги Теризы ныли. Руки словно оледенели. У нее сложилось впечатление, что холод уже проморозил ее лицо до самых костей. Как еще можно было объяснить ощущение тупой боли в щеках, шее и носу? Она, наверное, выглядела сейчас не менее жалкой, чем тот возница и его лошадь.

Но чувствовала себя прекрасно.

И почему-то была готова услышать звуки рогов.

Затем ручей пошел по долине, где соединился с узкой речушкой, который прокладывал свой путь среди холмов. Долина тянулась с запада на восток и северная стена ее была довольно крутой, но на нее можно было подняться. Скоро Аргус прошипел предупреждение и показал вперед, и Териза увидела привязанную лошадь, стоявшую в небольшой низине около места слияния ручья.

Рибальд был здесь: он вскарабкался на хребет северной стены и смотрел через его край на ту сторону; плащ делал его похожим на причудливый камень. Он повернул голову, посмотрел вниз и махнул им рукой, подзывая к себе.

— Похоже, мы на месте, — пробормотал Джерадин. — Холм скорее всего не пропускает туда звуки. Но все же следует вести себя тихо.

— Точно.

Аргус спешился, и Териза последовала его примеру. Пока он привязал своего жеребца, так же, как Рибальд, к части поваленного дерева, торчащей из-под снега, она чуть не упала, потому что ее ноги внезапно свела судорога. Она только теперь почувствовала, как они замерзли. И ее ноги забыли, что такое почва; она ожидала, что они будут передвигаться сами по себе, как у ее мерина.

Ее спутники принялись карабкаться по склону холма.

Не желая оставаться одной, Териза последовала за ними.

Подниматься оказалось легче, чем ей думалось поначалу. Под снегом лежало достаточно камней и осенних опавших листьев, чтобы она могла надежно ступать по ним; и ее ноги словно радовались тому, чем им приходится заниматься, лишь бы снова не сжимать бока жеребца. Она достигла Рибальда всего через миг или два после Джерадина и Аргуса.

— Вы прибыли как раз вовремя, — прошептал Рибальд, скривив шрам, проходящий между глаз от линии волос до рта. — Он ждал их здесь. Остальные прибыли только что.

Пристроившись на коленях рядом с Джерадином, Териза выглянула из-за края холма на равнину, похожую на ту, что осталась у нее за спиной. Прямо перед ней на холоде стояла лошадь. Рядом с ней человек, лицом к небольшому костерку, горящему почти бездымно. Териза решила, что это Найл. Костер казался таким чудесным, что она почти ощущала его тепло.

По другую сторону холма четверо мужчин стреноживали лошадей. Трое из них выглядели телохранителями.

Четвертым был принц Краген.

Назад: 19. Последствия ранней оттепели

Дальше: 21. По меньшей мере один заговор раскрыт