21
БЕТЕШУ
КАК я уже сказал, говорящий леопард прервал Мит-сер'у. И меня самого прервал писец моего командира, когда я описывал ту ночь. Мы должны идти к командиру и ждать сагана. Я пошел, но с собой принес кожаный футляр со свитком, перо и чернила. Сейчас мы сидим во внешнем дворе его дома. Чаниу, Тотмактеф, Сахусет, мой друг капитан и я. Я могу писать. Капитан говорит, что мы можем прождать весь день, и очень этим недоволен. Мне, наоборот, хорошо, потому что нужно написать об очень важных делах. Когда я это сделаю, я еще и перечитаю то, что написал.
— Говорит Великий Сет, — сказал нам леопард. Его голос, который казался глубоким, но мягким, при этих словах обжег, как удар бича. — Римлянин Луций заслужил его благосклонность. Сахусет из Миама заслужил его благосклонность. Оба должны придти в его храм и оставаться там до рассвета. Слушайте слова Красного Бога.
Сахусет склонился до палубы. — Мы слушаем и повинуемся.
Мит-сер'у, более храбрая, чем я мог подумать, прошептала: — Латро любит меня. Что обо мне?
— Красный Бог не сказал ничего относительно тебя, — сказал ей леопард Бетешу. Его слова казались таким же темным бархатом, как и его шкура. — Он спас тебя. Неужели ты это забыла, так быстро?
— Даже он не сможет защитить ее от меня, Бетешу, — сказала Сабра. — Клянусь. — Именно так я узнал имя говорящего леопарда.
— Воск действительно вернул себе форму, — сказал Бетешу. — Должен ли я остаться с тобой, Святой?
— Нет, но приходи на мой зов тогда, когда я попрошу, — сказал ему Сахусет.
— Тогда зови меня, когда захочешь, — сказал ему Бетешу и, быстрее бегущей воды, прыгнул с носа корабля на причал. И здесь произошло настолько странное событие, что мое камышовое перо замирает, пытаясь описать его. Я вижу, как огромный черный кот прыгает на пирс. Но в верхней точке его прыжка оказывается только пустой свет луны.
Он — злое существо. Так говорит Урей. Я не так уверен в этом, и знаю, что Мит-сер'у, наоборот, считает самого Урея злом, а Бетешу любит. — Ударить его — все равно, что ударить меня, — сказала она и поцеловала меня.
Должен ли я описать его? Не сомневаюсь, что он может изменять форму. Он не такой большой как лев, но намного больше кота. И самого черного из черных цветов. Его глаза горят золотом.
И тут заговорил Сахусет. — Латро, у меня был фамилиар, который принимал форму кота. Чаниу пригласил жрецов этой земли и они изгнали его. Тогда я попросил Красного Бога послать мне другого. Он сделал так, как я просил, и послал вместе с ним Бетешу. Бетешу — слуга Апопа. Красный Бог победил его и подарил мне. Апоп — глава злых ксу, ужасный враг и опасный друг. Бетешу — очень мудр, но не торопится делиться своей мудростью. Иногда он появляется как человек, черный и высокий, даже выше меня. Его глаза никогда не меняются — хотя тело может принимать самую разную форму, так учит наше священное знание. Но, человек или кот, он всегда очень быстро убивает.
— Тогда почему ты не хочешь, — сказал я, — чтобы он убил Чаниу?
— Я не хочу, чтобы Чаниу умер, — ответил Сахусет и ушел.
В АБУ Мит-сер'у и я сошли на берег. Мы ели в гостинице вместе с Муслаком, Нехт-нефрет и Тотмактефом. Мит-сер'у говорит, что здесь пиво лучше, чем в той гостинице, где мы были прошлой ночью, и Нехт-нефрет добавляет, что здесь и еда лучше. Мы танцевали, пели и вообще радовались жизни. Мит-сер'у и я занимались любовью и какое-то время спали. Она еще спит. Я выспался, пока мы ждали сагана, Муслак даже заказал обед. Сейчас мне не хочется спать, но мучают жажда и беспокойство. Голова болит. Хотел бы я смешать вино с водой и выпить хорошую чашу, но здесь вообще нет вина, только дурно пахнущая вода из колодца. Я пишу в саду, при первых лучах солнца.
Саган оказался человеком из Парса с лицом, сплошь покрытым шрамами. Чаниу отдал ему послание князя. Саган должен дать Чаниу письмо царю Нубии и послать с нами человека. Этот человек еще не пришел и письмо не готово, так что мы должны ждать в городе.
Раньше я написал, что леопард назвал меня Римлянин Луций. Это очень важно, если, конечно, Бетешу не соврал. Я должен спросить Сахусета и Муслака. Мит-сер'у я уже спросил, когда мы вернулись на корабль. Она говорит, что река, по которой мы плывем, впадает в Великое Море, и Муслак плавал за это море, чтобы привести меня сюда. Эта страна называется Кемет. Я спросил, действительно ли все страны мира называются по их цветам, как ее. Она говорит, что таких только две, и еще есть остров, который назван по цвету розы. Когда-то она знала человека с этого острова. Я спросил, что за вторая страна, названная по цвету. Она ответила, что это Красная Земля. Красный Бог, объяснила она, бог этой страны. Она его боится и должна бояться. В пустыне нет воды и там ничего не растет. Это земля пыли и камней, солнца и ветра. Я не знаю, был ли там, но чувствую, что был — и много страдал.
Нет ничего более странного, чем Леопард Бетешу, и со мной случилась еще одна странная вещь, и я должен об этом написать. Хозяин гостиницы освещал нам дорогу в комнату, которую мы сняли на ночь, и оставил нам лампу, когда мы пожелали ему доброй ночи. (Это такой обычай.) Мит-сер'у задула лампу перед тем, как снять с себя платье. Позже, когда я проснулся, мне показалось, что наша лампа была из серебра и имела форму голубя. И еще мне показалось странным, что хозяин оставил гостям такую дорогую вещь. Я встал, ощупал ее пальцами и поднес к окну, чтобы посмотреть на нее при свете луны. Самая обыкновенная глиняная лампа. Любой может купить на рынке дюжину таких за несколько медных монет. Кто же был у нас и принес серебряную лампу?
За обедом Тотмактеф рассказывал об этом городе. — Абу — ворота на беззаконный юг, — сказал он, — последний цивилизованный город перед первым порогом.
— Я слышал, что здесь есть канал, — сказал Муслак.
— Да, — ответил Тотмактеф, — и я думаю, что нам придется уплатить, чтобы воспользоваться им.
Муслак кивнул. — Надо будет пойти в город и нанять ослов, которые потащат корабль. Чаниу все это предвидел.
— Сегодня я видела женщину, — сказала Мит-сер'у, — черную, как мой парик.
Мы все видели черных людей, хотя я ей этого не сказал.
— Все люди в Куше черны, как твой парик, — сказал ей Тотмактеф, — и они там правят.
— Они хорошие лучники, — сказал я, — такие же хорошие, как и люди из Парса.
Тотмактеф кивнул. — Когда мой народ был на вершине могущества, мы нанимали тысячи наемников из Куша и Нисы, именно по этой причине. Наши собственный солдаты так же храбры, как и любые другие, и мы вообще самый старый и лучший народ в мире, но…
— А почему ты заговорил о Нисе? — спросила Нехт-нефрет. — Я думала, что мы плывем в Ям.
— Мы поплывем так далеко, как нас понесет река, — улыбнулся Тотмактеф. — И она безусловно занесет нас глубоко в Нису — мой господин сказал это нам всем не так давно, и ты должна была услышать. Конечно, путешествие может занять год или даже больше.
(Я почувствовал, как Мит-сер'у схватила под столом мою руку и сильно сжала ее.)
— Ты постоянно обижаешь мою жену, — пожаловался Муслак.
— Конечно, если она и дальше будет прерывать меня.
— Он такой сердитый, потому что у тебя есть речная жена, а у него нет, — сказала Нехт-нефрет Муслаку. — Я уже видела все это раньше.
— Тогда он должен сердиться и на меня с Латро, — сказала Мит-сер'у. — Тотмактеф, как ты? Что плохого мы тебе сделали?
— Ничего. — Тотмактеф опять улыбнулся. — Конечно Нехт-нефрет права. И я хочу предложить вам обоим добрый совет. Вам нужно быть добрее и вежливее с теми, у кого есть деньги. Допустим Латро бросит тебя, потому что ты будешь его слишком часто прерывать. Ты прерываешь его?
Мит-сер'у покачала головой. — Только тогда, когда мы играем.
— Тогда тебе нечего бояться. И конечно он не будет обращать внимание на всякие мелочи, как Муслак. Но, допустим, станет. Тогда тебе понадобится другой защитник, и им не будут ни солдаты, ни моряки Муслака. У них нет денег. Мой господин слишком стар, как мне кажется. Остаются Сахусет, эллин и я. Можешь ли придумать кого-нибудь другого?
— Если ты… — начала Нехт-нефрет.
Тотмактеф прервал ее. — Конечно, ты можешь попытаться присоединиться к женщинам города. То есть ты можешь попытаться, если твой нынешний защитник побьет тебя и прогонит прочь, а мы будем в городе. Но женщины, они же закидают тебя камнями, верно?
— Я пойду в храм Хатхор, — тихо сказала Мит-сер'у. — И Нехт-нефрет тоже.
Тотмактеф кивнул. — Да, хотя бы один здесь должен быть. И ты сможешь туда пойти. Но я очень сомневаюсь, что есть хотя бы один к югу от порога.
Вошел толстый человек среднего возраста, с курчавыми, начавшими уже седеть волосами. Нехт-нефрет махнула ему рукой. — Присоединяйся к нам, благородный Агафокл. Для тебя всегда найдется место.
Он принес стул и сел между Нехт-нефрет и мной. — Я какое-то время не видел тебя, — сказал он мне на новом языке. — У тебя все в порядке?
Я ответил на языке Кемета. — Я рад тебя видеть, но тебе лучше говорить как все, иначе остальные решат, что мы что-то замышляем.
— Они встретил нас мясом речной лошади, — сказала ему Нехт-нефрет. — Ты можешь себе такое представить? Раньше такое ели только наши фараоны. Нам, в дельте, никогда не дают такого.
— Я тоже никогда не ел его, — сказал Агафокл.
— И мы, но мы его заказали. Говорят, что это деликатес.
— Я только надеюсь, — сказал Тотмактеф, — что это действительно речная лошадь, а не свинья. — Он поглядел прямо на Нехт-нефрет и добавил. — Сахусет ест свинину. Он сам мне сказал.
— Ниже по течению, там, где правит бог-волк, едят овец, — сказала Мит-сер'у.
— Его имя — Ап-уат, — сказал Тотмактеф, — а его город называется Асуат. И они действительно едят овец. Но не я.
— Конечно нет!
— А свинину? Ты ешь свинину?
Он яростно тряхнул головой.
— Ну а я ем, — сказал Агафокл. — Дома.
— А! — Тотмактеф улыбнулся опять. — Я вижу, что Сахусет и наш новый друг устранились. Я остался один, Нехт-нефрет.
Муслак кивнул. — Нехт-нефрет, тебе лучше быть с ним полюбезнее, и не прерывать. Только не слишком любезной. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Похоже я пришел посереди чего-то, — прошептал Агафокл.
— Все уже кончилось, — сказал ему Муслак.
Все было тихо, пока служанка не пришла с пивом, которое заказал Агафокл. И тут Мит-сер'у сказала: — У Сахусета тоже есть жена. Латро и я видели ее ночью. Но я думаю, что он уже забыл.
Я действительно забыл, но прочитал об этом в свитке и кивнул. — Ее зовут Сабра.
— Такой женщины нет на моем корабле, — сказал Муслак.
— Я думаю, что мы видели ее здесь. — Мит-сер'у взглянула на меня в поиске поддержки.
— Она должна знать, что мы пошли в город; без сомнения Сахусет сказал ей об этом, когда уходил, — сказал я. — Не могла ли она нанять лодку?
Муслак пожал плечами. — Хорошо, пусть путешествует с нами, если ее муж разрешил ей и благородный Чаниу не возражает.
— А что обо мне, капитан? — сказал Тотмактеф. — Ты везешь жену, и твой друг Латро, тоже. Может быть и я могу себе раздобыть кого-нибудь?
Муслак засмеялся. — Неужели ты думаешь, что я найду тебе девушку?
— Нет, зачем. Я сам себе найду.
— Тогда, если Чаниу все равно, то и мне все равно.
22
МУДРЫЙ СОВЕТ
ЗНАЯ язык всегда стоит послушать. Поэтому, прежде чем Мит-сер'у задула лампу, я спросил ее, действительно ли Тотмактеф собирается этой ночью найти женщину.
Она потянулась и рыгнула. — Я замечательно провела время, мы танцевали и все такое, но сейчас я бы хотела, чтобы пива было поменьше. Тогда я бы сумела как следует наброситься на тебя, о мой любовник и защитник. Потому что сегодня — и много раз раньше — ты был невероятно глуп.
Я засмеялся и сказал, что очень рад, что забыл предыдущие разы.
— А я нет, но тоже хотела бы забыть. Разве ты не заметил, как он ускользнул, стоило мне взять в руки лютню?
— Конечно заметил. Потому и спросил.
— Ну, ты мог бы пойти искать девушку в любое время ночи, и мог бы набить себе немало шишек на голове. Можно снять этот амулет?
— Нет, — сказал я, — и если ты все-таки снимешь, я надену его на тебя, когда ты уснешь.
Она зевнула и потянулась. — Двадцать дней за луну ты засыпаешь быстрее меня. Нет, мой самый дорогой Латро, этот юный жрец — не тот человек, который будет рыскать по городу после захода солнца. Ничего, если я лягу?
Я сказал, что предпочитаю такое положение.
— И я. — Она сняла парик, повесила его на столбик и вытянулась на кровати во весь рост. — Дай мне договорить прежде, чем нам станет не до разговоров. — Она опять зевнула. — У Тотмактефа есть девушка. Когда он ушел от нас, он отправился либо к ней, либо за ней. Или одно, или другое. Он никогда бы не заговорил так, как он говорил — перед Нехт-нефрет и мной — если бы у него ее не было. Он мог — именно мог, говорю я — поговорить о ней с капитаном наедине еще утром. Но я сомневаюсь. Он…
— Агафокл и я тоже были там.
— А, и ты? Дай мне договорить. То, что ты сказал, только подтверждает мое мнение. Но кое-что он точно сделал, и ты может поспорить на свой меч, который ты так любишь, что он спросил Чаниу. Наедине, конечно. Эти двое всегда шепчутся друг с другом. Потом он пошел и выбрал себе девушку в здешнем храме Хатхор. Он мог заранее договориться встретиться с ней сегодня вечером здесь, или мог снять комнату в другой гостинице. Я думаю, что скорее первое, потому что так он экономит на еде. А уж потом он попросил капитана, зная, что никто его не любит и что благородный Чаниу разрешил ему нанять ее.
— Какая же ты умная, — сказал я. — Я сам никогда бы не догадался.
— Конечно нет, — сказала Мит-сер'у и рыгнула. — Благородный Чаниу сказал, мой высокий дурачок, что я должна напоминать тебе обо всем.
— Да, я конечно забываю, — сказал я. — Но я знаю, что он мой командир.
— Если он скажет местному правителю разрубить нас на кусочки и бросить крокодилам, нас тут же разрубят. Тебя, меня, Нехт-нефрет, Муслака, всех. Он — ну, он конечно благородный, и из Парса, но он ухо иностранного князя. Ты забыл об этом князе, но не я. А теперь поцелуй меня.
МИТ-СЕР'У все еще спала, когда я вернулся в нашу комнату после прогулки по городу. Рынок завален самыми разными товарами. Я поразился, как много сортов мяса продается на нем.
Важно то, что я заходил в храм Тота. Жрец, которого я повстречал там, сказал, что двери храма открыты на рассвете любого дня. Я попросил его показать мне дорогу к храму Хатхор. Он сказал, что в городе нет ее храма. И дальше на юг от Нехена, тоже. Его собственный бог — мужчина с головой ибиса.
УРЕЙ требует, чтобы я записал то, что случилось. Мит-сер'у собрала в кучу всю свою и Нехт-нефрет грязную одежду, и попросила, чтобы мой раб нашел честную прачку, которой они заплатят, когда одежда вернется к ним чистой. Я и забыл, что у меня есть раб. Мит-сер'у описала его, назвала его имя и сказала, что он скорее всего в трюме.
Я спустился вниз через люк. В трюме темно, тихо и очень жарко, потому что здесь нет ветра, и воняет трюмной водой. Я позвал — Урей! Ты здесь? — Он тут же ответил, но я его не видел и пошел за ним к корме. Когда я прошел довольно далеко и никого не нашел, я повернулся и обнаружил, что он стоит прямо за мной и кланяется. — Ты слишком тихий, — сказал я ему.
Он согласился. — Хозяин, это моя дурная привычка, и был случай, когда кое-кто наступил на меня. Я прошу тебя, на наказывай меня за это.
— На тебя кто-то наступил — вполне достаточное наказание. Но я надеюсь, что это был не я. — Потом я объяснил ему, что хотят женщины, и спросил, был ли он в этом городе.
— Да, хозяин. Ты ушел, и я пошел в город, чтобы поесть.
— И выпить пива. Тебе хватило денег?
— Более чем хватило, хозяин, но я не пью пива. И пошел только за едой.
— Ты вообще не пьешь?
— Воду, хозяин. Или молоко. Я люблю молоко, и всегда пью, когда могу его найти.
— Возможно ты его найдешь, — сказал я, — когда будешь искать прачку. Поднимись на палубу, найди Мит-сер'у и сделай все, что она тебе скажет.
Я не мог выйти на палубу до него: путь через трюм очень узкий, везде ящики с товарами. Он первым дошел до лестницы, вышел на палубу и я потерял его из виду. Только я поставил ногу на лестницу, как голос сзади меня прошептал: — Луций, постой. Мы должны поговорить, ты и я.
Я немедленно повернулся, рука уже лежала на рукоятке меча. Я думал, что в трюме больше никого нет.
В темноте, ближе к носу, в воздухе горели два желтых огненных пятна. — Тебе не понадобится твой благословенный меч. Это я, Бетешу, твой друг. Подойди и поговорим. Садись.
Я подошел к нему поближе. Огненные пятна оказались глазами, но сам он остался невидимым в темноте, потому что огонь ничего не освещал. Я спросил, знаю ли я его.
— О, да. Мы уже встречались, и у нас один повелитель.
— Благородный Чаниу? — Я прочитал то, что Мит-сер'у недавно сказала мне.
— Нет. — Он не засмеялся, но я увидел его зубы, белее пены. — Великий Сет. Тебе знакомо это имя?
Я сказал, что нет.
— Сетх? Нет, я вижу, что и его ты не знаешь. Сутех?
Мне показалось странным, что он может в темноте видеть выражение моего лица, но я только сказал. — Нет. А кто он такой?
— Бог Пустыни. — Бетешу какое-то время молчал, и я очень хотел бы увидеть его лицо, как он видел мое. — Вот тебе небольшой кусочек мудрости. Запиши эти слова вокруг свитка, чтобы ты мог прочитать их каждый раз, когда берешь свиток в руки. Настоящий бог — бог пустыни. Ты понимаешь это, Луций?
— Нет, — сказал я. — Мне кажется, что всякий бог — настоящий бог. А если нет, это не бог.
— Мы оба правы. Повтори то, что я тебе сказал.
Я повторил.
— Ты не вспомнишь эти слова. Тем не менее ты можешь вспомнить то, что слышал раньше, когда увидишь его снова. На последнем пороге.
Я подумал, что на первом, судя по тому, что говорят моряки.
— Эта река рождается далеко на юге. Шесть порогов стоят между ней и морем. Этот последний. До него все тихо и безопасно. Солдаты Парса и Кемета поддерживают мир, и меджаи, как в старые добрые времена, охраняют порядок во многих местах. Но за ним все не так. Мудрый человек, идущий на юг, должен узнать свое будущее.
Я спросил, как человек может узнать его.
— Если он не видит его сам, он должен обратиться к тому, кто может. Сет хочет, чтобы я открыл тебе твое будущее. Выслушаешь ли ты его?
— С удовольствием, — сказал я.
— Очень хорошо. — Он положил руку ко мне на плечо, и только тогда я осознал, что он больше меня, хотя я сам больше любого моряка на этом корабле.
Ты не против компании красивой женщины? — спросил он.
— Никакой мужчина не будет против, — ответил я.
— Ты ошибаешься. Но ты не против. И я. Создание Сета! Подойди!
Крышка длинного ящика, лежавшего недалеко от открытого люка, медленно поднялась. И к нам присоединилась юная прекрасная женщина, с ожерельем на шее и множеством колец и браслетов на руках и ногах. — Ты знал, что я подслушивала тебя, хитроумный Бетешу.
Я верю, что тот, кто назвал себя Бетешу, улыбнулся. — Я подслушал твое дыхание.
— Я не дышала, — сказала она ему.
— Как же я мог так ошибиться? Хочешь, Луций возьмет тебя в жены? Я знаю, тебе это хочется.
Я вспомнил, как Мит-сер'у говорила мне, что она — моя жена, и сказал, что у меня уже есть жена, и я не в состоянии содержать так много женщин.
— Мне не надо еды или пива, — объявила женщина. — Я не могу делать тяжелую работу, о драгоценность моего сердца, но я могу делать все, что делают другие женщины, и ты никогда не услышишь от меня злого слова. Бетешу, могу ли я подойти к Латро?
— А твой нынешний муж? Ты перережешь ему горло, если я скажу «да»?
— А ты?
Бетешу не ответил.
— Ты стоишь надо мной так же высоко, как звезды, Бетешу. Как жаль!
— Тогда больше не говори таких слов. — Голос Бетешу был мягче ночного ветра, но сегодня ночью этот ветер зло зарычал. — Только убей своего мужа, и будешь уничтожена. Не кто иной, как мой господин тут же уничтожит тебя. — Он помедлил и выдохнул. — И я. — Он вытянул руку, дунул на нее и из его ладони ударил красный огонь.
Сегодня я видел множество черных людей. Они разгружали корабль на дальней стороне пирса. Большинство из них были черны, как смола, но их ладони совсем не такие черные. В свете пламени я увидел ладонь Бетешу, и эта ладонь была чернее угля.
Не произнеся больше ни одного слова, женщина вернулась к своему ящику, подняла крышку и закрыла ее за собой.
— Нас прервали. — Голос Бетешу опять смеялся. — Ты осуждаешь меня за ее вмешательство?
Я покачал головой. — За такое я бы не осудил никого.
— Это менее, чем справедливо. Ты сам виноват в нем. Твое присутствие возвращает ее к жизни. Вот почему она хочет быть с тобой всегда. Ты это знаешь?
Я не знал, и честно сказал ему.
— Но это правда. Ты видишь богов и призраков, когда они рядом с тобой, видимы они или нет. Был случай, когда я должен был спрыгнуть с корабля, чтобы ты больше не видел меня. Ты, конечно, не помнишь этого. — Он прикрыл рукой свои пламенные глаза и стал невидим.
Я засмеялся, как смеются люди, испуганные до смерти.
— У тебя есть власть надо мной, — сказал Бетешу. — И у меня есть власть над тобой. Я могу убить тебя, если пожелаю, тем не менее я твой друг. Тебе нечего бояться меня.
— Я друг, — сказал я ему, — тем, кто мне друзья.
— Я должен рассказать тебе о твоем рабе. Он — кобра, взятый с короны одного бога. Ты не должен пытаться убить его. Но если попытаешься, он убьет тебя.
— Я даже не подумаю пытаться, — сказал я. — Что за люди убивают своих рабов?
— Всякие люди.
Какое-то время мы сидели молча. Все это время из люка доносились слабые голоса. Все это время ноги шлепали по палубе над нашими головами. Я чувствовал, что мы могли бы сидеть так долгие годы, бок о бок, до тех пор, пока бы не вернулся Золотой Век. И пускай за это время корабль вокруг нас превратился бы в труху.
— Одни люди обрекают своего раба на смерть непосильной работой, — сказал мне Бетешу. — Другие напиваются пьяными и забивают их до смерти. Ты должен ударить, чтобы убить. У раба нет других рабов. Имей это в виду.
Он исчез, и я остался один в воняющем трюме, пот градом катился с меня. Я рассказал Урею то, что Бетешу сказал мне, и он потребовал, чтобы я записал в свиток правду. Я должен верить в это.
22
ВОДЯНАЯ ДОРОГА
Канал, огибающий порог, длинный и утомительный. Так говорит Кха, человек, которого правитель посылает к царю Нубии. Чаниу думает, что он не такой уж длинный, но в нем долго плыть.
Кха пришел на корабль сегодня, почти сразу после писца и его жены. Алала выше Кха, худая, молодая и молчаливая женщина. У нее кожа цвета зрелых оливков. Моя жена говорит, что не видела ее раньше. Алала привела с собой павиана, очень большого, но спокойного и хорошо обученного. Писца зовут Тотмактеф, он молод и на две ладони ниже своей жены. Его бритая голова показывает, что он жрец. (Его жена сказала, что Тота, но я не знаю такого бога.) Сейчас он много улыбается и еще больше говорит, но, быть может, это из-за того, что у него новая жена. Мне нравится и он и она, но я спрашиваю себя, могу ли я им доверять. Именно на тех, которых мы больше всего любим, не всегда можно полагаться.
Кха — человек средних лет с большим животом. Он ходит гордо, с достоинством, как Чаниу. Он саган, хотя родился в Кемете. Так говорит Муслак и объясняет, что есть люди, которые своими советами и честностью заслужили право быть ухом правителя.
Кха пришел, когда Чаниу разговаривал с Тотмактефом и Алалой. Он пригласил Кха присоединиться к нему, но не отослал Тотмактефа и Алалу прочь. Все четверо хотели поговорить так, чтобы их никто не слышал, но, хотя этот корабль больше других, на нем слишком много народа. Я видел, как Нехт-нефрет и Мит-сер'у стояли недалеко, и еще подвинулись поближе, чтобы лучше слышать. Муслак сделал то же самое.
Чаниу представился и объяснил, то он наш командир и саган сатрапа. Кха поклонился и представился. Чаниу представил своего писца, Тотмактефа, его жену и все четверо сели. Кха спросил, можно ли доверять Алале. Тотмактеф сказал, что ей можно доверять безгранично. Тогда Кха спросил то же самое у Алалы.
— Твой главный долг — долг перед правителем, — сказала Алала. (Она говорит тише, чем остальные, и Кха сложил ладони чашечкой и приставил к уху, чтобы лучше слышать.) Главный долг жены — долг перед мужем. Все, что ты скажешь мне, останется во мне.
— А что о твоих подругах? — поинтересовался Кха. — Тех, с которыми ты привыкла делиться тайнами.
— У меня нет таких подруг.
— Тогда твоими сестрами.
— Мои сестры не делятся со мной своими тайнами, — сказала Алала, — я не делюсь с ними.
— И их нет на корабле, — прошептал Чаниу.
— Отплывем ли мы сегодня? — спросил Кха.
— Мы отплываем немедленно, — сказал Чаниу, — если нет никаких причин для задержки.
Муслак сделал вид, что не расслышал эти слова, я видел, какой взгляд он бросил на Азибааля.
— Мои вещи уже на борту, — сказал Кха.
— И мои, — прошептала Алала.
Они заговорили о том, где надо спать и есть, но я не буду записывать это все.
— Я должен попросить Царя Сиаспига показать вам золотые копи, — сказал Кха. — Он может отказаться, хотя, я думаю, все-таки не откажет в моей просьбе. Но, уверяю вас, любая шахта, которую он покажет, будет выработанной до конца.
— Я понимаю, — сказал Чаниу.
— Могу ли я спросить, почему вы хотите увидеть их?
— У меня с собой эллин, который знаком с методами, которые используют на серебряных шахтах его родного города. Мы надеемся, что на этих шахтах он узнает как добывали в Кемете золото в старые времена.
— Ты не должен даже упоминать об этом в разговоре с Царем Сиаспигом. Эти копи в его страна. Они — его и только его.
Чаниу кивнул. — Ты дал очень мудрый совет. Я даже не упомяну о методах добычи золота Царю Сиаспигу.
— А этот эллин, он здесь? — прошептала Алала. — Почему бы ему не присоединиться к нам?
— Я бы послал за ним, если бы он был на корабле, — сказал Чаниу. — Он встретит нас за порогом.
Кха еле заметно улыбнулся. — Этот эллин очень мудр; он избавил себя от длинного и утомительного пути.
— Если ты предпочитаешь…
Кха покачал головой. — Мне одинаково не нравится идти пешком или ехать на осле.
Алала прошептала Тотмактефу: — Он мог бы поехать в повозке или нанять носилки. Он хочет узнать все о корабле прежде, чем мы доберемся до Напаты.
Кха услышал ее шепот, как и я. Он опять улыбнулся и кивнул. — Похоже ты выбрал себе хорошую жену, Тотмактеф.
Тотмактеф, не вставая, поклонился ему. — Да, я знаю.
— У меня есть основания надеяться, что мы найдем Царя Сиаспига к югу от его столицы. Если будет на то воля богов, мы встретимся с ним к северу от второго порога.
Они еще долго говорили, но я не буду записывать их слова. Наконец Чаниу позвал меня и представил Кха, после чего сказал. — На борту есть еще Святой Сахусет, ученый человек из Кемета. Возможно ты знаешь его?
Кха покачал головой.
— Сатрап послал его помогать мне. Он говорит на языке Нубии. — Чаниу повернулся ко мне. — Ты можешь найти его, Луций?
Аахмес, которого я спросил, сказал, что Сахусет сошел на берег. Я взял его с собой и еще четырех солдат Кемета. Вскоре мы нашли Сахусета.
Когда мы вернулись на корабль, Мит-сер'у и Нехт-нефрет разговаривали с Алалой. Чаниу отослал меня и я присоединился к ним.
— Мой отец — жрец храма Тота, — сказала Алала. — Он часто говорил мне, что я должна выйти замуж за жреца, но здесь нет никого подходящего. Мой новый муж молод и добр, и очень мне подходит.
— Он — наш друг, — сказала ей Мит-сер'у. — Как и мой муж, он ухо Чаниу, и очень важная персона. Ты уже встречала моего мужа?
Алала сказала, что нет, и Мит-сер'у познакомила нас. — Латро иностранец, — объяснила она, — но он говорит на нашем языке почти так же хорошо, как и мы.
Алала так приятно улыбнулась, что сразу же мне понравилась. — Меня вы тоже можете считать иностранкой. Я родилась здесь, но мои родители приехали с юга.
Я спросил, можно ли называть ее нубийкой — или уроженкой Яма, как говорят на языке Кемета.
— Мы так не говорим. Есть два народа. Мой собственный, меджаи, — Народ Льва. Старики говорят на языке Царя Сиаспига. Он — царь нехасу, Народа Крокодила.
— В Кемете, — сказала Нехт-нефрет, — мы называем меджаями тех, кто сторожит могилы царей и проводят к судьям людей, нарушающих законы.
— Это мы и есть, — сказала ей Алала. — Ты можешь заплатить нашим воинам, и они будут охранять могилы твоих предков и поймают тех, кто придет грабить и убивать.
— Ты сама говоришь на языке Царя Сиаспига? — спросил я.
— Лучше, чем на этом, — ответила она и заговорила на языке, который я не понимал.
— Для чего ты привела на корабль твоего домашнего зверя?
— У меня нет никакого зверя. — Она удивленно посмотрела на меня. — У моей мамы есть кот. Ты ее знаешь?
Я больше ничего не сказал, но, прежде, чем отложить перо в сторону, должен записать еще кое-что, чем пренебрег раньше. Увидев Сахусета на рынке, я сказал об этом Аахмесу и протиснулся к нему сквозь толпу. Когда мы остались одни, Аахмес спросил меня, как я так быстро нашел Сахусета, ведь рынок был переполнен народом. Я объяснил, что Мит-сер'у указала на него мне сегодня утром, еще до того, как он сошел на берег, и я увидел его зверюшку.
— Но у него нет никакой зверюшки, — сказал Аахмес. И это несмотря на то, что, когда мы привели его к Чаниу, на плече Сахусета ехала обезьянка. Я спросил Мит-сер'у, действительно ли я вижу зверей, которых не видит никто. Она сказала, что не может сказать, что я вижу. И испуганно посмотрела на меня.
Урей говорит, что моя память принадлежит богам, и не хочет объяснить свои слова.
МЫ в канале. Он длинный, извилистый и в нем есть течение, хотя вода не бежит так быстро, как через порог. Десять пар быков тащат наш корабль, идя по берегу канала. Мне это кажется очень медленным, но Мит-сер'у говорит, что и по реке мы часто плыли не намного быстрее. Я могу идти намного быстрее. Мит-сер'у говорит, что я забуду о своем желании, и Урей подтвердил ее слова. Завтра я сойду с корабля, пойду впереди и увижу то, что можно будет увидеть. Я попросил их всех напомнить мне об этом.
ЭТИМ утром Мит-сер'у сказала мне, что я хотел идти перед нашим кораблем до того, как солнце начнет греть по настоящему. Она заставила меня пообещать, что я возьму с собой Урея. Чаниу подслушал наш разговор. Он сказал, что я могу идти, но должен взять с собой двух солдат. И мы все четверо отправились в путь: Аахмес, Багину из Парса, Урей и я.
Почва здесь поднимается, из-за порога. Багину говорит, что как только начнется равнина, Кемет останется позади. Он всадник, и хотел бы, чтобы мы ехали верхом. Вообще было бы лучше, так он сказал, чтобы сатрап послал нас на лошадях. Возможно, но тогда нам пришлось бы все припасы везти на лошадях или ослах. И, как я думаю, здесь вообще мало лошадей, а ослы слишком медлительны. Да, кораблям нужна смола, полотно для парусов и немного дерева для починки, но корабль не надо кормить и поить каждую ночь, и он редко болеет и умирает.
Я ПЕРЕСТАЛ писать, чтобы поговорить с женщиной. Она говорила со своим мужем, и Мит-сер'у объяснила мне, что это писец Чаниу.
Это женщина очень много рассказала мне. — Люди Кемета считают себя очень умными, — сказала она, — но они почти ничего не знают об юге. Их предки знали больше, но теперь все забыто. — И она рассказала о пятнистых оленях, которые выше деревьев, и показала изображение одного такого на золотой застежке, скрепляющей ее плащ. Олени не бывают такими высокими, как она говорит.
— Люди Кемета говорят о стране Ям, но давным-давно нет такой страны, только воспоминание. Еще они говорят о Куше, как если бы Куш — все земли на юге. Есть речное царство с таким именем, там выращивают замечательных лошадей. И там очень жестокие люди. — Она указала на юг и на восток.
Я сказал, что люди Куша не могут быть жестоки к своим лошадям, иначе они бы не были такими замечательными. Она согласилась.
Ее народ тоже выращивает лошадей и пасет скот, следуя за травой. Я не знаю, что это значит, но не стал спрашивать. Из-за этих лошадей и собак сатрап платит им, и они охраняют границы Кемета. И они отличные следопыты.
Я ничего этого не знал, пока мы шли по дороге вслед за быками. Мы видели маленького оленя, очень красивого и изящного, с острыми рогами. Багину хотел застрелить одного, но я сказал, чтобы он подождал до вечера, когда мы должны будем остановиться и поесть. Урей отвел меня в сторонку и сказал, что Мит-сер'у может лечь с другим, пока нас нет. Я спросил, почему он так думает, и он сказал, что это из-за того, что она заставила меня взять его с собой. Я понял, что его слова мудры, и остановился, как только солнце начало припекать по настоящему. Корабль догнал нас около полудня. Чаниу спросил меня о деревне, которую мы видели на другой стороне канала.
24
АГАФОКЛ
НА КОРАБЛЬ пришел эллин. Мит-сер'у говорит, что он был с нами и раньше. Он ей не нравится и она жалуется, что он все время глазеет на нее. Как и моряки и мои солдаты, но Мит-сер'у остается в нашей палатке, чтобы этот эллин ее не видел.
Мы разбили лагерь рядом с городом из обожженных кирпичей, стоящим недалеко от реки. У его жителей такая же темная кожа, как у Алалы. Я спросил, есть ли у них храм Красного Бога, потому что прочитал в свитке, как о нем говорил человек, державший в руке огонь. У них нет. Только обратная сторона ладоней Алалы по настоящему черная; так и у этих людей. В свитке написано, что ладонь того, кто держал огонь, была черна везде.
Эллин долго говорил с Сахусетом. Хотел бы я знать о чем, но они сидели перед палаткой Сахусета и замолкали, когда кто-нибудь подходил поближе.
Я НЕ в состоянии хорошо писать. Слишком много выпил. И все-таки я должен записать то, что видел. Мит-сер'у и я вернулись в палатку очень поздно. Если бы не моя рука, она бы упала. Перед палаткой Сахусета сидел павиан. Он ел обезьянку, очень быстро, и, как собака, трещал ее костями. Я постарался, чтобы Мит-сер'у этого не видела. Я пишу около нашего огня.
УЖЕ все готово, но мы до сих не отчалили и совещаемся в тени паруса, который моряки растянули на шестах. Чаниу не хочет, чтобы Мит-сер'у сидела с нами, но я обычно рассказываю ей кое-что из того, что было сказано, и, как мне кажется, Нехт-нефрет рассказывает все. Нехт-нефрет здесь, потому что Тотмактеф в деревне, и Алала не хочет сидеть с нами одна, без другой женщины. Мит-сер'у осталась в нашей палатке. Поэтому капитан позвал Нехт-нефрет. Алала улыбнулась и сейчас они сидят рядом.
— Мы все можем стать богатыми и уважаемыми людьми, — сказал Агафокл. — Кое-кто из вас уже и так знают об этом. Сахусет знает все и полностью согласен со мной.
Сахусет кивнул.
— Сатрап послал Сахусета, чтобы он представлял народ этой страны — большинство из вас это знает. Знает это и благородный Чаниу. Он представляет самого сатрапа, как вы все знаете. Прежде, чем принять решение, он хочет услышать ваши советы, потому что хочет учесть все возможные обстоятельства.
Первым заговорил капитан: — Нам нечего сказать, пока мы не узнаем, о чем идет речь.
Агафокл кивнул. — Я один из вас, если вы примете меня в свою компанию, но меня послал не сатрап, а мой друг Чартхи, который принадлежит к одному из самых благородных семейств Кемета. Его сын, Камес, отправился на поиски копей фараона и не вернулся. Чартхи пообещал вознаградить меня, если я найду его. Я не собираюсь это скрывать. Если бы не богатое вознаграждение, я бы вообще не пошел на юг.
— Ты хочешь разделить его с нами? — спросила Нехт-нефрет. — Неужели оно так велико?
Агафокл покачал головой. — Нет. Я собираюсь заработать его и сохранить для себя, но я вижу и возможность более богатого вознаграждения. Большая его часть пойдет, конечно, благородному Чаниу, но и нам останется достаточно много. Я хочу потребовать свою долю, но не буду завидовать вашим. Много лет назад у фараонов были золотые копи в пустыне к западу от Великой Реки. Все знают, что они там и остались, и многие путешествовали в эту страну, чтобы увидеть их. Есть и другие копи, на востоке, дальше от реки. Кто-нибудь видел их?
— Я слышал о них, — сказал Кха, — слухи ходят, по меньшей мере. Говорят, что они полностью истощены.
— Кто говорит?
Кха пожал плечами. — Это то, что я слышал.
— Царь Сиаспиг показывает истощенные копи, лежащие рядом с рекой, — сказал Сахусет, — тем, кто спрашивает о копях. И никто в Уавате не говорит о восточных копях. Слишком опасно.
— Я боюсь не Царя Сиаспига, — прошептала Алала, — но моего мужа. Без его разрешения я не буду говорить о таких вещах.
Многие еще говорили, но ничего важного, пока не вернулся Тотмактеф и ему не объяснили предмет разговора. — Ее муж, — сказал он, — испытывает благоговейный страх перед благородным Чаниу.
Чаниу улыбнулся, кивнул и сказал: — Попроси твою жену рассказать нам, — и Тотмактеф так и сделал.
— Есть такие места, где воины нехасу не разрешают нам пасти скот, — тихо сказала Алала. — Там везде камни и мало травы, так что мы не воюем из-за них. Те же самые воины покупают наш скот. — Она пожала плечами.
— Есть ли там шахты? — спросил Кха.
Она опять пожала плечами. — Я не знаю, что это такое, но в одном из таких мест у нас есть храм. У нас есть и другие храмы, но именно в этом мы не можем приносить жертвы. Из-за этого мой отец разозлился и потребовал от воинов начать войну.
— И?… — Чаниу ободряюще улыбнулся.
— Его послали на север, когда война еще не началась.
— Очень интересно, — объявил Агафокл.
Чаниу кивнул. — Ты знаешь, где находятся эти места, Алала?
Она коснулась рукой мужа и тот разрешил ей говорить.
— Я сама их не видела, — прошептала она. Ее голос был едва громче дыхания. — Я родилась в Абу, но старики и наши старшие воины конечно знают. И наши жрецы.
— Пока вы медленно плыли по каналу, — сказал Агафокл, — я прямиком отправился в Миам и поговорил с людьми, с которыми торгую. Они отправили меня к другим. — Он вытянул правую руку и потер ее ладонь пальцами другой. — Я убедил их рассказать мне все, что они знают, и обнаружил много интересного. Я поделился своими знаниями с благородным Чаниу и Святым Сахусетом. И, по требованию благородного Чаниу, сейчас готов разделить их с вами. Я не прошу клясться, но вы вскоре сами увидите, что будет лучше, если мои слова не пойдут дальше. — Он остановился и подождал, не заговорит ли кто-нибудь другой.
Наконец заговорил Сахусет. — Они бы не пошли дальше, если бы вы приняли мой совет.
Чаниу покачал головой. — Я не одобряю твое предложение. Ты можешь выполнять его сам, если тебе нравится. Против кого ты возражаешь?
— Против всех!
— Тогда я отвечу один за всех, — сказал Чаниу. — У нас есть множество времени для этого. Ты веришь, что Агафокл скроет эту информацию от благородного Чартхи?
— Конечно нет, — ответил Агафокл. — Я здесь только по его милости.
— И я ее не скрою от сатрапа, — сказал Чаниу, — по той же самой причине. Он доверяет мне и я не собираюсь обманывать его доверие. Допустим, что я буду действовать путем, который Муслак найдет неразумным и необъяснимым. Скроет ли он мои действия, если сатрап спросит его?
Муслак покачал головой.
— Нет, не скроет, — продолжал Чаниу, — отлично зная, что сатрап все равно узнает об этом от других и накажет его, и это будет справедливо. Луций ведет наших солдат. Он подчинится моим приказам без всяких объяснений. Я это знаю. Но он подчинится намного охотнее, если будет понимать причины моих приказов.
Чаниу остановился и улыбнулся нам: — Сахусет, ты возражаешь против всех, кроме меня и, значит, возражаешь и против сагана Кха. Но он представляет правителя Абу, и пришел к нам на помощь, потому что правитель подчиняется сатрапу. Какой прием нам окажут в Абу при возвращении, если мы будем действовать, не сообщая ничего ему? Какой доклад пошлет правитель сатрапу?
Сахусет не ответил.
— Святой Тотмактеф мне как сын. У меня нет от него секретов. Если я умру или заболею, он поступит как хороший сын, и поведет вас от моего имени. Разве я могу скрыть информацию от него, если я вообще ничего от него не скрываю? Его жена из меджаев, и может сослужить нам огромную службу — но только в том случае, если будет понимать, что и почему мы делаем. Она захотела, чтобы Нехт-нефрет присутствовала здесь, ибо, согласно обычаю ее народа, замужняя женщина не может находиться одна среди мужчин, если рядом нет ее мужа. Я знаю, Нехт-нефрет очень умна, и наш капитан с полным основанием доверяет ей. Кого же ты хочешь отослать, Сахусет?
— Я знаю их язык, — сказал Сахусет.
Чаниу кивнул. — Да, знаешь, но позволь нам дойти до этого места. Агафокл?
— Мои информаторы говорят, что золото поступает из шахт с востока. Не слишком много, но поступает. Они еще говорят, что там есть высокий молодой раб из Кемета, и его заставляют работать на шахте. Они не знают его имя. Ни один из тех, с кем я беседовал, не разговаривал с ним.
— Человек, который послал тебя найти своего сына, — сказал я, — должен был дать тебе способ узнать его, когда бы ты его не встретил.
— Нет, он этого не сделал. Но я видел Камеса несколько раз перед тем, как он уехал из дома.
— Ты узнаешь его?
Агафокл кивнул. — Если он не слишком изменился за это время. Кроме того я задам ему несколько вопросов о доме его отца: имена слуг и все такое. Я знаю некоторых из них, потому что их посылали ко мне за вином. Он вырос в этом доме и должен знать их всех. — Он широко раскинул руки. — Это просто как день, не правда ли? Отец послал его посмотреть на шахты и проверить, есть ли там еще золото. Он добрался до Миама и узнал, что есть. После чего он, скорее всего, попытался нанять кого-нибудь, кто повел бы его дальше. И там его схватили.
— Они не убили его, да? — спросила Нехт-нефрет. — Я бы убила, если бы была на их месте.
Чаниу покачал головой. — Ты умная девушка, но тебе еще многому надо научиться. Он сын влиятельного иностранца. Такой сын — как меч в руке того, кто завладел им.
— Совершенно точно, — хихикнул Агафокл. — Если они убьют его, то потеряют его, а если привезут в Миам или Мероэ, он расскажет о шахтам людям, которым это знать не полагается. Так что скорее всего они держат его в шахте. Всякий, с кем он там может говорить, и так все знает, и он может работать, добывать руду.
— И нас они схватят, — сказал Сахусет, — если мы пойдем тем же путем. Они могут арестовать нас и держать там, куда мы так стремимся. Агафокл сказал тебе, что мы договорились. Вот это и есть то, относительно которого мы все согласились.
— Сатрап послал нас изучить юг, — спокойно сказал Чаниу. — Мы интересуемся копями, потому что они на юге. Таким образом мы выполняем свою миссию.
Кха, я прикажу моему писцу написать сатрапу письмо, в котором расскажу ему все, что мы узнали, и, возможно, то, что мы собираемся делать. Я подпишу и запечатаю его. И мой писец напишет второе письмо правителю Абу. Там будет сказано только то, что он должен взять у гонца первое письмо и отправить его сатрапу. Не хочешь ли быть таким гонцом? Если хочешь, то можешь.
Кха покачал головой. — Нет, мне поручено совсем другое. Я останусь с тобой, о самый благородный Чаниу, если ты разрешишь это мне.
— Конечно разрешаю. Капитан, есть ли у тебя подходящий человек? Ему не нужно идти дальше Абу, и, передав письма правителю, он может вернуться к нам.
Муслак кивнул. — У нас есть маленькая лодка. Могу ли я ее использовать?
— Конечно.
— Тогда он поплывет по каналу, намного быстрее нас — течение поможет ему. Я пошлю Азибааля. Он надежный и преданный мне человек.
— Хорошо. Пошли его ко мне сегодня вечером. Оба письма будут уже готовы.
Потом Чаниу улыбнулся, как и раньше. — Теперь я хочу рассказать о настоящей проблеме, которую должен решить. Я попрошу совета у всех, начиная с самого молодого. Вообще я обнаружил, что всегда надо спрашивать в первую очередь молодых, чтобы они не повторяли слов более старших советников.
Он повернулся к Алале. — Моя дорогая, ты здесь самая молодая, насколько я могу судить. Юношу из Кемета по имени Камес держат рабом в шахте, хотя он вовсе не раб. Он — подданный Великого Царя, и, следовательно, мой долг освободить его, если я могу. Ты — мой советник. Должен ли я попытаться сделать это?
Алала заговорила так тихо, что мы невольно наклонились к ней, чтобы услышать. — Я не понимаю. Если на шахтах добывают чуть-чуть золота, и люди охотно рассказали этому человеку, — она указала на Агафокла, — то, что знают, почему Царь Сиаспиг держит в плену этого Камеса?
— По-моему тут все ясно, — сказал Агафокл. — Они добывают намного больше, чем чуть-чуть, и Камес об этом узнал.
— Эллин мог сказать правду, моя дорогая, — сказал Чаниу. — Но быть может этот царь ревнив и не хочет, чтобы кто-нибудь чужой знал о золоте, хотя его и мало. Или это малое он тратит на своих шпионов. Или какая-нибудь другая причина. Мы не знаем, и я хотел бы поговорить с Камесом. И освободить его, как я сказал. Как я бы мог сделать это?
— Попросить помощи у моего народа, Людей Льва, — сразу сказала Алала. — Они берут золото Великого Царя, чтобы сражаться за него и стеречь северную границу. Они опять возьмут золото, победят людей Царя Суаспига и освободят Камеса.
— Хорошая мысль, — сказал Чаниу, — и я обдумаю ее.
Он повернулся к Нехт-нефрет. — Моя дорогая, я верю, что ты самая юная после жены моего писца. Можно узнать твои мысли?
Нехт-нефрет пожала плечами. — Если ты хочешь их знать. Я никогда не храню свои советы только для себя. Я не думаю, что мы знаем достаточно, чтобы разработать хороший план. И, чтобы узнать побольше, я бы нашла красивую девушку и поручила бы ей поближе познакомится с тем, кто распоряжается этими шахтами. Очень скоро она бы узнала тысячи подробностей, которые тебе надо знать, если, конечно, она подходит для такой работы. Быть может она даже смогла бы сама освободить Камеса. — Нехт-нефрет помедлила и облизала губы. — И она должна будет получить награду за свою работу. Я уверена, ты понял меня.
Чаниу кивнул, с улыбкой. — Она может сказать, что убежала от меджаев, которые украли ее на севере. Истощенная, она с трудом брела по пустыне.
Нехт-нефрет кивнула. — Да, примерно так. Это просто и может сработать.
— Я обдумаю и эту идею. Святой Тотмактеф, я бы сказал, что ты следующий.
— Они пишут так же, как и мы, — сказал Тотмактеф, — потому что научились писать от нас. Я уверен, что на каждой шахте должен быть писец, который пишет отчеты и прослеживает путь золота, которое они добывают, сообщает о приказах, которые им требуются, — и еще о сотнях других вещей. Он не может быть все время на шахте, во всяком случае я так думаю. И когда он не там, он должен зайти в храм Тота в том городе, где он находится. Я могу поговорить с жрецами всех храмов, мимо которых мы будем проплывать. Этот Камес — сын богатого человека. Наверняка он получил хорошее образование в Доме Жизни в Уасете. И если они не полные дураки, вряд ли они заставили его таскать корзины с камнями.
Чаниу кивнул. — Он может помогать одному из их писцов, как ты и сказал. Или такой писец может знать о нем, хотя он сам нет. Заходи в храмы Тота и узнавай все, что можешь. Луций?
— У тебя две проблемы, — сказал я. — Во первых ты должен узнать, где Камес. Во-вторых, освободить его. Они не продадут его за золото. Если бы они хотели сделать это, то давно бы потребовали выкуп у отца, у которого его полно и который готов заплатить.
Агафокл кивнул. — Да, это очевидно.
— Значит мы должны украсть его или освободить силой. Есть ли у меджаев хорошие лошади?
Чаниу кивнул Алале.
— Да, — сказала она. — Самые лучшие. Люди с севера покупают их, чтобы тащить свои повозки, но наши люди ездят на них верхом. Моя мать часто делает так.
— А ты сама умеешь? — спросил я.
Алала кивнула.
— У меня есть три солдата из Парса. Они все хорошие наездники, во всяком случае они так говорят. Я слышал их разговоры, и они часто обсуждают лошадей и луки. У тебя есть родственники среди меджаев. Ты знаешь их имена?
Алала опять кивнула.
— Посети их и представь им своего мужа. Благородный Чаниу, который относится к твоему мужу как к сыну, может послать тебя и его к ним, а также меня и всадников Парса, чтобы защищать тебя. Меджаи могут знать, где находится Камес, но, если нет, они точно знают, где он может находиться. Твой муж даст им достаточно золота и наговорит много красивых слов. Если они берут золото за то, что стерегут Кемет, они не могут питать вражду к Кемету или Великому Царю — никто не будет поручать охрану себя тем, кто ненавидит его, и еще платить ему золотом.
Чаниу, не переставая улыбаться, кивнул. — Мудро сказано. Ты говоришь, что готов скакать в восточную пустыню? Вместе с Тотмактефом, его женой, и тремя солдатами? Вшестером?
Я покачал головой. — Всемером. Мне придется часто разговаривать с женщинами меджаев. Мит-сер'у должна пойти с нами и быть второй женщиной.
Сейчас она хочет задать мне много вопросов. Все остальное я запишу через какое-то время.
МЫ купили лошадей. Солдаты из Парса были нашими главными советниками и сейчас очень счастливы. За лошадей заплатили Агафокл и Тотмактеф. Если все пройдет хорошо, Тотмактеф продаст этих лошадей, когда мы вернемся на корабль и вернет большую часть денег, которые мы потратили.
Мит-сер'у хочет, чтобы мой раб ехал с нами. Он тоже. Тотмактеф стал возражать: Чаниу дал ему деньги на семь лошадей, а не на восемь. Мит-сер'у захотела, чтобы я купил лошадь для раба, которого зовут Урей. Я не захотел. Тогда она сказала: — Если у него будет лошадь — купленная не на золото Чаниу — ты разрешишь ему ехать с нами?
Я сказал, что не вижу причины не разрешить. Тот, кто служит нам, сохранит нам время и силы. И, более важно, то, что у меня будет раб, поддержит мою репутацию среди моих людей. Я поговорил с Тотмактефом и сказал, что Урей может служить также ему и его жене. Похоже, я его убедил.
У нас не будет ни тележек, ни вьючных лошадей, так что мы не сможем вести с собой много запасов. Оружие, и немного одежды. Мит-сер'у берет с собой свои драгоценности, опасаясь, что иначе их украдут моряки Гадеса. Не сомневаюсь, что она права, хотя Нехт-нефрет могла бы присмотреть за ними. Я беру пару сандалий, запасную тунику, Фалькату, кожаный футляр с этим свитком и два одеяла. Еще я купил сапоги. Я не нашел таких, каких хотел — тех, которые лучше всего подходят всаднику. Эти, однако, почти такие. Завтра я одену их.
Мы видели скачущих меджаев и Алала поговорила с ними, а Мит-сер'у, Агафокл и Тотмактеф стояли рядом. У них босые ноги. Они вооружены копьями и ножами, и так ловко сидят на лошади, что я даже позавидовал. Алала говорит, что они ничего не знают о копях, но указали ей путь к клану отца.
25
КАК ЭТО ПРЕКРАСНО!
МЫ разбили лагерь среди камней песка и травы, под звездами. Сегодня мы очень долго скакали. Когда мы разбивали лагерь, я не знал, зачем я прискакал сюда и кто такие остальные всадники. Моя жена заставила меня перечитать свиток. Я прочитал, но все равно мало что понимаю. Тем не менее я решил записать все, что узнал от жены, нашего слуги и жреца.
Моих лучников зовут Багину, Вайу и Какиа. Они подчиняются мне, как и должны. (Я проверил.)
Жрец, Святой Тотмактеф — наш командир. Я подчиняюсь ему. Мой слуга говорит, что наш командир часто просит меня дать ему совет. Высокую юную женщину зовут Алала, она жена нашего командира.
Моя собственная жена тоже очень молода. Мне нравятся обе женщины, но моя — самая лучшая. Она сидит близко от меня, хотя она говорит, что не может прочитать то, что я пишу. Наш слуга — самый старый из всех нас и, кажется, самый мудрый. У него такая же шляпа, как у меня. Мои солдаты носят шлемы. Женщины закрыли головы шалями, защищаясь от солнца. У меня шляпа из полосатой материи, похожая на мешок без дна. Голова жрец полностью выбрита. Он должен держать ее в тени, когда солнце высоко.
У меня на шее висел жук из золота и эмали. Наш слуга говорит, что я не снимал его. Кто же мог его украсть? Не он, иначе он не предупредил бы меня. Жрец, у которого и так полный мешок золота? Его глаза говорят, что он не крал. Возможно Какиа, я должен понаблюдать за ним.
Жрец называет эту пустыню Красной Землей. Он очень удивляется, что во многих местах она зеленая. Я думаю, что она прекрасна, хотя здесь слишком сухо для пшеницы или ячменя. Со сворой собак и несколькими хорошими лошадьми здесь можно жить и охотиться долгие годы. Здесь есть высокие холмы из обломанного камня, валуны и …
НЕДАЛЕКО от нас заревел лев. Наши лошади испугались, и наши женщины, тоже. Я разделил ночь на четыре стражи и первую взял себе, начиная с восхода луны; Багину будет сторожить, пока луна высоко, Вайу — до того момента, как она скроется за холмами, Какиа — до восхода солнца. Завтра каждый будет сторожить раньше: Багину — первый, а я последний. Если какая-нибудь лошадь сорвется с привязи, часовой должен разбудить меня.
Я потребовал, чтобы мы разбили лагерь именно здесь, потому что здесь есть вода, хотя и немного. Мы выкопали небольшую яму для нас самих, и вторую, побольше, для лошадей. Обе наполнились, но вода скоро потеряется в песках русла высохшей реки. Мой слуга нашел камень с рисунками. Я бы сказал, что рисунки очень старые, но хорошо сохранились, потому что чем-то покрыты. Жена жреца говорит, что такие рисунки делает ее народ, и тот, кто соскабливает их, оскорбляет богов. Я в любом случае не собираюсь их соскабливать. Мои люди кинули копья в животное с длинным носом и длинными клыками. Если в этой стране много таких, я бы хотел увидеть еще одно.
Я нашел место и вырезал на камне мое имя: ЛАТРО. И нарисовал наш лагерь: костер, людей и лошадей. Нас шестеро мужчин и две женщины. Моя жена поет и играет для нас. Сейчас она спит, но холодный ветер все еще поет мне, и звезды глядят на меня сверху.
НАС уже семь мужчин и две женщины. Вот что случилось сегодня утром…
Я ХОЧУ написать, и заставил остальных рассказать мне все. Я их выслушал, но все еще пишу. Мит-сер'у говорит, что я забыл то, что должен записать, и я чувствую, что она права.
Когда я проснулся, то обнаружил, что моя голова лежит на руках у черного воина с головной повязкой, украшенной перьями. — Тебя не было среди нас, когда я лег спать, — сказал я. — Это Багину привел тебя в наш лагерь?
Он засмеялся. Я думаю, что и раньше любил его, но после этого смеха полюбил его намного больше, чем раньше. Его смех богатый и теплый, и мне самому захотелось рассмеяться вместе с ним. — Я иду туда, куда хочу, — сказал он мне, — и могу проползти под дверью.
— Тогда я приветствую тебя. Мы пришли с миром. Ты здесь охотишься?
— Да, — сказал он. — но не я один.
В этот момент ко мне подошел один из солдат Парса. — С кем ты говоришь, командир?
— Я не знаю, как его зовут, — ответил я. — Мы только что встретились, но он пришел как друг.
— Но здесь никого нет!
— Что ты за часовой, — зло спросил я у него, — если не видишь мужчину, сидящего прямо перед тобой?
Я поискал в себе свое имя, не нашел, но вспомнил, как называет меня жена, и, обратившись к незнакомцу с перьями, сказал: — Я Латро, — и предложил свою руку.
Он ее пожал так, как делают друзья. Лучник — его зовут Какиа — смотрел на это выпучив глаза, потом отскочил назад и выхватил боевой топор.
Подошел Урей и очень низко поклонился незнакомцу, который вежливо сказал: — Приветствую тебя, Урей Сесостриса. Рад нашей встрече! — На эти слова Урей шагнул назад, все еще кланяясь.
К этому времени солнце уже взошло. Я извинился перед незнакомцем, сказав, что, наверно, невольно положил свою голову ему на руки, пока спал.
— О, я только слегка помог тебе, — сказал он. — Я надеюсь, что ты поможешь мне намного больше. — Все это он сказал на моем родном языке, а не на языке, на котором разговаривают местные люди или мои солдаты. Но тогда я не обратил на это внимания.
Наш разговор разбудил мою жену. — Кто это, Латро?
— Друг, — сказал я.
Он ей улыбнулся. — Твое племя называет меня Добрым Товарищем. Мы рады видеть тебя здесь, маленькая кошечка Хатхор, но лучше тебе накинуть на себя платье, иначе тебя ждут неприятности.
Так она и сделала, и очень быстро, хотя оно и сморщилось после стирки, которую она устроила перед сном.
— Хорошо ли охраняет тебя этот мужчина, кошечка?
— О да! Он сильный, очень храбрый и любит меня.
— Приятно слышать. Прими мое благославление, маленькая кошечка.
— Благодарю тебя, господин. — Мит-сер'у поклонилась. (В этом поклоне не было и намека на издевку, как часто бывало в ее словах и жестах.) Но ты должен благословить и его, господин. Благослови Латро.
— Он уже и так благословлен. — Потом незнакомец обратился ко мне. — Латро, меня зовут Аренснуфис.
— Добро пожаловать! — сказал я.
— Теперь мы должны поговорить обо мне. У меня много имен в других местах и для других людей, как и у тебя. И мне требуется твоя помощь. Ты можешь мне помочь?
— Конечно, — ответил я, — если смогу.
— Латро должен делать то, что ему приказывает Тотмактеф, — торопливо сказала Мит-сер'у, — потому что он — его командир.
В то же мгновение к нам присоединился Тотмактеф. Быть может он подошел к нам потому, что услышал свое имя, но я чувствую, что Аренснуфис перенес его; я не могу этого объяснить.
— Я — Тотмактеф, — сказал он и поклонился.
— Я — Онурис, — сказал ему Аренснуфис и встал. Он на две головы выше меня, а головная повязка с блестящими перьями делает его еще выше. Он вооружен сетью и копьем, таким же высоким, как он сам.
Сейчас он разговаривает с Тотмактефом, Алалой и Мит-сер'у. Я уже не помню, как мы разбивали лагерь прошлым вечером или какая лошадь здесь моя, хотя точно знаю, что еще вчера это помнил. Тотмактеф хочет помочь Аренснуфису и предлагает множество способов, как это можно сделать. Но Аренснуфис хочет только меня и говорит, что помощь остальных ему не поможет. Он не говорит, что именно он хочет от меня, но я знаю, что он скажет, когда придет время.
СЕГОДНЯ мы остановились рано из-за дождя. Аренснуфис не намок, но тоже остановился ради меня. Я принес немного еды, и вокруг полно воды, текущей с камней. Я напился так, что больше не хочу пить.
Трава стала еще зеленее.
Под большим камнем он разжег огонь, использовав сушеный помет — потому что в этой стране нет деревьев, совсем. Прежде, чем солнце село, он попросил меня прочитать ему мой свиток. Я начал с самого начала, с Муслака, прочитал про корабль и храм. Теперь я знаю, где нахожусь, но не кто я такой и не как так получилось, что я не помню сам себя.
Сейчас Аренснуфис, не обращая внимания на дождь, стоит на одной ноге на вершине холма. Его перья не мокнут, и они такие блестящие, что я вижу все их цвета с того места, где сижу. Он несет восход солнца.
Мы будем охотиться за его женой, Мехит, которую он ловит и приручает каждый раз в это время. Он хочет, чтобы я помог ему, потому что я могу увидеть ее среди холмов, хотя другие люди не могут: юная львица, ярко сияющая и очень большая.
Я видел других богов, о которых прочитал здесь. Но никто из них не так добр, как он, Хороший Товарищ, который разжег для меня костер.
Сет — бог юга. Так я прочитал совсем недавно. Я думаю, что я на юге.
За сегодня мы дважды видели черные стада. Пастухи — черные, их лошади — многоцветные, собаки — тоже черные, и у животных, которых они гонят, острые уши, как у волков, и длинные ноги. Они бегают очень быстро. Пастухи увидели меня и поскакали ко мне, но потом, кажется, забыли обо мне и повернули обратно. Я уверен, что это работа Аренснуфиса. Они не видят и не ощущают его. Так он мне сказал. И, стоит ему произнести слово, как они больше не видят и меня, и тут же обо мне забывают. Так я думаю.
МЫ поймали ее. Я увидел отпечатки ее следов на грязи и мы гнались за ней много миль. Это золотая львица, самое прекрасное животное из всех, которых я когда-либо видел, и я загнал ее в сеть Аренснуфиса, крича и размахивая мечом. Она не могла понять, каким образом я ее вижу. Я прочитал это в ее глазах.
Я не поверю сам себе, когда перечитаю свиток. Я точно знаю это, хотя пишу одну правду. Когда Аренснуфис поймал ее, он воткнул в нее копье. Но из нее не пошла кровь. Вместо этого она стала красивой женщиной, такой же высокой и темной, как он, одетой в львиную шкуру. Они обнялись и исчезли.
Ее львиная шкура лежала позади меня. Я боялся прикоснуться к ней. Наконец я решился, и она медленно исчезла, как утренний золотой туман, оставив один единственный волос, который ярко сверкает. Я закатал его в свиток, чтобы однажды опять увидеть его и вспомнить об Аренснуфисе.
26
В ШАХТЕ
ЗДЕСЬ мало света и совсем неудобно. Наш друг Камес принес мне свиток, камышовые перья и коробочку с чернильным порошком, все в кожаном футляре. Я смочил перо водой для питья, которой у нас так мало, и пишу, а он глядит на меня. Он редко появляется здесь, но Мит-сер'у сказала ему, что я часто пишу и записываю все, что со мной происходит, на этот свиток. Он рассказывает мне много о ней. Так же делает мужчина, который приходит и уходит, и Тотмактеф.
ПРИШЛА Мит-сер'у. Она — моя жена. Так говорит Тотмактеф. Он уже говорил мне о ней раньше, но не сказал, как она молода и прекрасна. Она поцеловала меня; потом мы шепотом поговорили.
Она очень напугана. Ее взяли силой, много раз, и она хочет убить человека, который сделал это. Я сказал ей, что она не должна никого убивать, это дело мужчины и я это сделаю.
И сделаю.
Она принесла немного воды. Мы поблагодарили ее и попросили еще. Я попросил вторую лампу. Здесь темно, кроме того времени, когда они приносят факелы и заставляют нас копать. Я могу писать только потому, что человек, который приходит и уходит, принес еще масла для вот этой лампы, которую он принес нам раньше. Он хочет, чтобы я прочитал ему мои записи. Я прочитал про бога с перьями и много других вещей.
ПРИШЕЛ Камес и предостерег меня. Он говорит, что один из моих людей рассказал им о лысом человеке, сказав, что он мой слуга. Он говорит, что они будут меня спрашивать о нем. Пока он был с нами в шахте, пришла жена жреца. Она сказала, что ее бы изнасиловали, но боятся, потому что она из меджаев. Я спросил ее об этих меджаях, и оказалось, что это пастухи, о которых я читал в этом свитке. Принц сказал, что они были предками его народа, много лет назад. Сейчас он копает, как и все мы.
Вскоре пришли охранники и привели меня в эту хижину с плавильной печью. Они спросили меня о футляре, в котором я держу свиток, и, когда я показал то, что в нем, они попытались его забрать. Я ударил их цепью и потом задушил. Теперь у меня есть два кинжала — два длинных лезвия. Если кто-нибудь придет сюда днем, я его убью, тоже. Когда придет ночь я выйду наружу и мы посмотрим.
ПОЯВИЛСЯ человек, который уходил. Он ходит так тихо, что встал передо мной прежде, чем я понял, что он пришел. Он сказал, что они ищут тех двоих, которых я убил. Скоро они придут искать сюда. Я буду сражаться, пока они не убъют меня.
СНАРУЖИ шум и возбужденные голоса. Я слышу голос Камеса. Он говорит на одном языке, потом на другом. Говорит женщина. Возможно это Мит-сер'у, о которой я только что читал. Он не жена жреца — голос той я помню. Эта женщина говорит громко и ее голос не такой мягкий.
Уже почти темно. Кто-то играет на лютне.
УРЕЙ и я унесли мертвых и спрятали их среди камней. Эти нубийцы — плохие сторожа. Урей хочет украсть их лошадей и привести помощь. Я сказал, что не брошу остальных. Он не хотел оставить меня здесь, но я приказал ему идти. Он — мой раб, так он говорит. Он сказал, что около лошадей наверняка есть охранник, и спросил, можно ли убить его. Я ответил, что можно убить любого, кто попытается помешать ему выполнить мой приказ.
УРЕЙ вернулся. Лошадей нет. Он говорит, что здесь мало травы и они взяли их туда, где выпас получше. Незадолго до заката он опять исчез.
Солнце село, и я вышел наружу. Недалеко от хижины стояло четверо с копьями и громко разговаривали. Я хотел вернуться в шахту, но перед ней горит костер и много охранников с копьями, щитами и мечами. У костра говорила новая женщина. Я подполз поближе, чтобы лучше слышать. Она говорила на языке Кемета. Потом Камес заговорил так, как говорят нубийцы. Потом заговорил другой, и Камес сказал женщине — и мне — то, что он сказал. Так и пошло.
Женщина: — Это большое сокровище, поверь мне! Магическое сокровище. Восковая женщина, которая становится настоящей по моему приказу. У тебя будет четыреженщинывместо трех.
Еще одна женщина заговорила по нубийски, и они ударили ее.
Камес: Пий спрашивает, почему, как ты думаешь, они так легко дали заманить себя в ловушку? Если твои друзья придут, они могут освободить принцаНасахму.
Женщина: — Дай мне одного человека и трех лошадей, и я привезу тебе это сокровище через день, настоящее магическое сокровище, за которое царь даст тебе мешок золота. Тогда ты сможешь жениться на мне, Пий, и мы будем вечно счастливы.
Камес: — Он говорит, что тебе нужнытолько еда, отдых и лошадь. Потом ты убежишь от него. Он говорит «Скажи, где находится сокровище. Я пошлю за ним солдат. Они принесут его сюда, и тогда ты сможешь показать мне свою магию. Но если не сможешь, тебе будет очень плохо.»
Она сказала им, где, и мы с Уреем ушли оттуда прежде, чем он послал солдат. Мы нашли ящик и мертвую лошадь, которая несла его. Теперь мы втроем ждем их.
Я слышу голоса.
ПИЙ послал четырех своих темнокожих солдат с пятью лошадями. Мы дали им возможность найти ящик и убедиться, что там нет никакой женщины. Потом Сабра подошла к ним и показала жестами, что в ящике была она. Солдаты ей не поверили. Тогда она легла в ящик и, когда один из них наклонился над ней, ударила его ножом в горло.
Еще одного укусил Урей. Тот упал в конвульсиях, я не понял почему. Оставшихся двоих я заколол своими кинжалами. Мы взяли ящик, лошадей и копья солдат, и поскакали к тому месту, где я развел костер. Я съел то, что было в седельных мешках, а Урей в это время охотился среди камней. Сабра говорит, что она не ест, но питается кровью женщин. Я не поверил ей.
— Нехт-нефрет смочила меня своей кровью и произнесла заклинание, которое пробудило меня, — объяснила Сабра. — Так мы планировали. Сейчас меня разбудила любовь.
— Я не люблю тебя, — сказал я ей. Она очень красива, но я знаю, что никогда не полюблю ее и не смогу ей доверять.
— Да, ты любишь твою маленькую поющую девушку. Эту глупышку, которая играет на лютне.
Теперь я знаю, кто играет на лютне, которую я слышал, и что я люблю ее. Я написал так много для того, чтобы не забыть. Урей настаивает, чтобы я так делал. Сабра, женщина из воска, легла в свой ящик. Я тоже должен поспать.
САБРА, Урей и я поговорили этим утром, как нам освободить Мит-сер'у и остальных. Я не поверил, что Урей может сделать так, как он сказал, но он позвал кобр и они выползли их под камней. Он сказал, чтобы я взял одну, а Сабра — двух других. Мы так и сделали, и они споскойно лежат у нас в руках. После чего Сабра и я поскакали на шахту.
— Вот ваш пленник, — сказала она им. — Я вновь поймала его, для вас.
Прежде, чем лечь в ящик, который мы принесли с собой, она сказала мне: — Иди в шахту, парень!
Я так и сделал, и на мне была цепь, с которой было так трудно скакать.
Остальные радостно встретили меня, потому что боялись, что меня убили. — Я убежал, — коротко сказал я им, — и скоро мы все освободимся. Я все приготовил.
Принц — его имя Насахма — сказал: — Но тебя же вновь схватили!
— Только потому, что я этого сам захотел. Я вернулся за вами. — Из под туники я вынул ножи и кинжалы. Их было шесть. Камес был наверху, так что я дал один князю, один Тотмактефу, и по одному для каждого из моих солдат. Один я оставил себе.
— Сейчас мы нападем на охранников? — спросил Багину.
Я покачал головой. — Нет, тогда, когда я отдам приказ. Если вы все будете сражаться храбро и искусно, мы освободимся. А теперь замолчите, все.
Все молчали, пока, наконец, Тотмактеф не прошептал: — Лютня… — Его уши лучше моих.
— Значит она начала танцевать, — сказал я.
— Моя жена?
Я покачал головой. — Сабра. Она говорит, что ты ее знаешь.
Тотмактеф изумленно посмотрел на меня.
— Женщина по имени Нехт-нефрет принесла ее. Сабра говорит, что ты и ее знаешь.
— Как и мы все, — сказал Багину. — Она — жена капитана.
— Сабра снова стала воском, как только я расстался с ней, — объяснил я Тотмактефу. — Нехт-нефрет должна поранить себе руку и смазать лицо Сабры кровью, так они договорились. Когда Нехт-нефрет наклонилась над ней, чтобы произнести заклинание, Сабра должна была прошептать, что Камес и Нехт-нефрет должны делать, чтобы уцелеть. Сейчас она пляшет, чтобы дать Нехт-нефрет время поговорить с ними.
Вайу прошептал. — Я не верю, что хоть кто-нибудь из нас понимает тебя, центурион.
— Скоро с ног Сабры упадут браслеты, — объяснил я, и все увидят, что это не украшения, а живые кобры. Зеленая кобра крепко обвилась вокруг ее пояса, под платьем. Она упадет на пол и позовет остальных, которые ждут в камнях. Мы надеемся…
Багину схватил меня за руку. — Это лев! Слышишь?
— Время! — сказал я. — За мной!
Наши охранники уже убежали от входа. Бой с неорганизованной массой людей, многих из которых уже укусили кобры, едва ли можно назвать сражением.
Мы собрали все мертвые тела, погрузили их на лошадей и бросили в вади. Завтра мы вернемся к реке, но сначала должно стемнеть и мы с Мит-сер'у займемся приятным делом. Я думаю, что Тотмактеф и Алала тоже.
У Мит-сер'у было сто вопросов, но нет необходимости записывать их здесь.
— Откуда взялась эта гигантская кобра, Латро? Я никогда не видела и вполовину такой большой.
— Урей сделал ее для нас своей магией. Он оставил Сабру и меня, предупредив, что вернется и скажет, что мы должны делать.
— Что вы делали, пока были одни?
— Разговаривали, — сказал я. — Она рассказала мне все, что она и Нехт-нефрет придумали, и мы спланировали, что будем делать сегодня.
— Только разговаривали?
— Только разговаривали, — сказал я.
— Я надеялась, что ты поимел ее. Да?
Я покачал головой.
— Шесть из них поимели меня, — сказала Мит-сер'у. — Если я кричала или сопротивлялась, они били меня. — Она показала мне царапины на лице и ее глаза наполнились слезами. — Ты отошлешь меня?
— Конечно нет.
— Они изнасиловали и Алалу, тоже. Восемь или десять из них поимели ее. — Видя, что я не верю ей, она добавила: — Она понравилась им больше меня!
Я пожал плечами. — Возможно Тотмактеф отошлет ее обратно к отцу. Это его дело.
— Я так не отдумаю. Откуда ты взял львов?
— Я не брал, — я опять пожал плечами. — Я не знал, что они придут, и Сабра с Уреем, тоже. Но я прочитал в своем свитке, что их могла послать одна богиня. Если такая, которую зовут Мехит?
— Я слышала о ней, — сказала Мит-сер'у, — но знаю о ней очень немного. Она — Глаз Ра, и богиня луны, которая освещает путь путешественникам. — Она остановилась и задумалась. — Возможно я знаю, почему Мехит благоволит к тебе. Ты — из далекого города, который называется Сидон. Значит ты великий путешественник.
— Не знаю.
— Ну, так говорит Муслак. Сидон — один из городов его народа.
Я забыл, кто такой Муслак и попросил ее объяснить.
Уже через мгновение у Мит-сер'у возник новый вопрос. — Нехт-нефрет сказала, что мы должны взобраться на какую-нибудь вещь и там оставаться, и если мы это сделаем, кобры нас не укусят.
Я кивнул.
— Мы так и сделали — Нехт-нефрет, Алала и я. Нехт-нефрет и Алала взобрались на стол, а я стояла на стуле, потому что мы побоялись, что стол сломается, если я на него залезу. Нехт-нефрет не смогла найти Камеса и сказать ему, но его все равно не укусили.
Я покачал головой.
— Откуда они знали? Почему они не укусили его, когда кусали всех остальных мужчин?
— Почему они не укусили Багину и меня, когда мы выбежали из шахты? — в свою очередь спросил я.
— Не смейся надо мной!
— Я буду смеяться тогда, когда захочу. Урей увидел, что все мы ходим босиком — солдаты Пия отобрали мои сапоги и твои сандалии, чтобы мы не могли убежать. Жена Тотмактефа говорит, что меджаи никогда не носят обувь, но здесь очень много острых камней. Тот, кто привык к сандалиям, очень быстро изрежет все ноги. Люди Пия носят сандалии, так что Урей сказал кобрам не кусать никого с босыми ногами.
— Он может делать такие вещи? — Мит-сер'у широко раскрыла глаза.
— Он сделал, — сказал я.
Она на какое-то время замолчала, и мы вернулись в шахту. Она сказала, что я быстро забываю, и я знаю, что это правда. Прежде, чем я забуду шахту, я должен поблагодарить изящную богиню, которая даровала мне свою милость.
27
МИТ-СЕР'У ИСЧЕЗЛА
ОНИ забрали ее, оставив меня здесь. Я показал моим охранникам этот свиток и спросил, могу ли я писать. Они сказали, что могу, но надолго ли? Придут другие охранники, да и свиток могут у меня забрать. Я должен так много написать, и постараюсь все вспомнить. И уж конечно я не забуду золотую львицу!
Их лошади были лучше наших, но люди из Парса хорошо владеют луком и долго сдерживали их, поворачиваясь в седле и стреляя. Они — великолепные лучники, и человек падал за человеком, пока у них не кончились стрелы.
Я приказал им скакать изо всех сил и спасти женщин, пока я буду сражаться с нашими преследователями. Они не послушались, но вынули боевые топоры и остались со мной; остальные ускакали.
Как много крови выпила Фальката! Это ужасно, убивать сыновей каких-нибудь женщин, я знаю. Тем не менее я не чувствую никакой вины, ведь они пришли убить меня. Фальката обрубала руку за рукой, как и подобает великим мечам, пока мой конь не упал.
И они пришли с луками и Мит-сер'у, а передо мной на земле лежал холм из мертвых тел.
Я не могу написать, как звали моего коня. Эта мысль все возвращается и возвращается ко мне, хотя я постоянно отсылаю ее прочь. Она кружится вокруг меня, как муха. Конь не мог сказать мне свое имя. Я уверен, что когда-то знал его, но забыл. Бедный конь, никто не пожалел тебя, кроме меня!
Я смочил камышовое перо своей кровью; надеюсь, что это хорошие чернила. Я должен написать о нем.
Он упал, и я понял, что он мертв. Это был прекрасный жеребец, коричневый с черной челкой, как у многих лошадей, но очень умный и охотно подчинявшийся мне. Я скакал на нем, пока он не умер, и не мог спасти ни его, ни себя.
До того я убил большого сильного человека со множеством шрамов. Как будто я убил ночь, а не человека. Он удивленно посмотрел на меня, когда Фальката ударила ему в плечо и дошла до сердца. Несомненно он сражался много раз в великих сражениях. Нас было четверо, и на каждого из нас приходилось по двадцать врагов. И все таки для этого воина это был последний бой. Он никогда не думал, что умрет вот так. Я был бы рад, если бы эти широкие плечи и могучие руки сражались за меня, а не против, но он упал на мой меч, и я был этому рад.
Потом подо мной упал конь. Как же его звали? Это нужно ему, это нужно мне. Я держался ногами за его мускулистые бока. Я думал, что он никогда не подведет меня. И, я знаю, он тоже думал, что не подведет меня, или любого другого, кто сидел у него на спине. Я чувствую, почти уверен, что взял его у кого-то. Хотел бы я знать, у кого, и как так случилось, что мы его забрали.
Я вспомнил совсем маленькую лошадку, и домашнего бога, стоявшего у очага, некрасивого и доброго. Отец приносит сухие виноградные лозы и кормит огонь, мать помешивает суп. Как маленький мальчик стал мужчиной, который скакал за красивой рыжеватой женщиной в черном парике? Когда мы повернули, чтобы сразиться с теми, кто догонял нас, она закричала: — Мит-сер'у! Я Кошечка! — и слишком долго оставалась на месте, прежде чем повернуться и убежать, как я приказал ей; я повернулся в седле и в последний раз помахал ей, такой изящной и такой красивой.
Я сказал солдатам из Парса защищать ее, но они меня не послушались. Какиа скакал со мной стремя в стремя, пока стрела не попала ему в горло. Я никогда не сомневался в его мужестве, вплоть до его смерти.
ЕСЛИ бы я был богом, я бы оживил моего коня и поговорил с ним. Я бы назвал его по имени, вскочил на него и поскакал как ветер. Мы бы умчались в небо и доскакали до другой, далекой и намного более лучшей страны.
Они приставили нож к горлу кошечки, и мне пришлось отдать им Фалькату.
Сейчас мой охранник перерезал путы на руках, чтобы я мог писать. Он видит, что я слишком слаб, чтобы встать. Как я могу быть опасен ему? Или кому-нибудь другому? Не думал, что найду столько доброты в этом суровом черном человеке, или в ком-нибудь другом. Не верю, что я сам был таким жестоким, и хочу быть добрее.
Если бы я не отдал им Фалькату, они бы пронзили меня множеством стрел, длинных стрел с железными или каменными наконечниками. Ну и что? Разве лучше то, что я дрожу здесь и пишу при свете костра пером, смоченном в собственной крови?
НОЧЬ. Надо мной летят гуси, крича на все небо своим товарищам. Их крик чем-то похож на скрип новых сапог. Быть может это последний звук, который я слышу в жизни. Всякий человек слышал свой последний звук. Для многих это лязг оружия. Да, это хороший последний звук, но крик гусей лучше. Мы опускаемся в землю, спускаемся в тенистые страны мертвых, где я выпью из реки Смерти и забуду жизнь, которую не могу вспомнить.
МОЙ охранник говорил со мной. Язык, на котором он говорит, я почти не понимаю. Тогда он заговорил на том языке, на котором я разговариваю с Мит-сер'у, но, как мне кажется, не очень хорошо. Я спросил его, как зовут моего коня, но он не знал. Он сказал мне, что я должен лежать и спать, только так я смогу выжить. Он привязал мою руку к своей, для того, чтобы поспать самому. Веревка достаточная длинная, и дает мне подползти к костру и писать, что я и делаю. Сегодня ночью я скорее хочу писать, а не спать.
Что если я умру?
Солдаты сражаются, а добыча достается царям. Что есть у солдата? Немного монет, кольцо с пальца мертвого врага и много шрамов. Что есть у лошади? Только смерть. Мы скачем на них, а они — наши цари — на нас.
Я помню горячее яркое солнце и остальных, которых хотел спасти. Эти люди схватили Мит-сер'у. Когда я в последний раз видел ее, она была в кольце охранников.
Пламя костра освещает мой свиток, но не согревает меня.
Я сказал ей бежать. Я хотел, чтобы она скакала во весь опор, пока я сражаюсь, чтобы они все скакали во весь опор, пока я сражаюсь в своем последнем бою. Как так получилось, что они схватили ее? А остальных двух Кошечек? Я помню ее улыбку и глаза, расширенные от ужаса.
Если заревет лев, все будет в порядке, мои раны исцелятся. Я сказал это моему охраннику. Но здесь нет льва, только еще одна стая гусей, освещенная светом луны; они летят к далекой реке через горячий неподвижный воздух. В Царстве Смерти темно и холодно — так говорила мне мама. Смерть зовут Dis Pater, он самый богатый из всех богов, у него больше подданных, чем у любого другого, и хотя каждый день к нему прибывают все новые и новые подданные, его темная мокрая страна так велика, что никогда не наполняется.
Кто будет приветствовать меня там? Я забыл все имена, даже имя моего коня. Я вспотел, и испугался, что пот помешает чернилам течь. Разве это не моя кровь? Почему она перестала течь?
Мы увидели как они появились на сухой равнине, как поскакали вслед за нами и быстрее нас. Дул ветер, в воздух взлетала пыль, маленькие белые облака мчались по блестящему синему небу, горячие облака, которые никогда не затмевают солнце. Бывает ли небо, более синее, чем это? А более злое солнце? Еще более ослепляющее? Такое небо никогда не распахивалось над нашим маленьким домом. У меня дома другое солнце и другое небо.
— Скачите! — крикнул я солдатам из Парса. — Скачите! Охраняйте ее. Я убью их предводителя и они остановятся, чтобы убить меня.
Я вытащил Фалькату. О, как ее клинок сверкнул на солнце! Кто этот человек с серебряным мечом? Если мои враги не скажут, то это я.
Я осадил коня и повернул его, моего сильного жеребца с черной челкой, лицом к ним. Как храбро он подчинился поводьям, как яростно поскакал к смерти!
Он махнул в воздухе сверкающими копытами, когда я поднял его на дыбы. Я высоко взмахнул Фалькатой и напал на них. Если он насадил себя на копье, то прожил еще достаточно долго. Сколько времени нужно, что срезать человека, как колос пшеницы? Дюжину вздохов? Сто?
Но сначала, о, сначала мы неслись по равнине, Багину с одной стороны, Какиа с другой, и я видел, как Какиа умер. Был ли у меня щит? Я не помню такого, только у Багину.
Когда упал мой конь, я взял щит у мертвого. Я помню, как нагибался и подныривал под удары. Фальката глубоко кусала за ноги, красная кровь текла по черной коже, Фальката укусила через попону и ранила лошадь.
Они все отступили, кроме одного хромого человека, который похромал ко мне. Я ударил его руку обратной стороной моего меча и его длинный кинжал улетел в сторону.
Тогда они привели Мит-сер'у с ножом у горла.
Я ОЧЕНЬ слаб и болен, мне холодно. Очень холодно. Появился огонь. Я так много рассказал другим, вороне, корове, с телом женщины и орлу на посохе. — Иди за мной, — сказал орел. — Иди за мной! — Но он улетел, и я не сумел пойти за ним. Как я хочу пить, как дрожу в этом холоде!
Этот огонь не согревает. Нет. Только жжет.
Мои раны болят и кровоточат. Скоро я умру. Скажите маме, что я не убежал из битвы. Скажите тем, на Форуме, я не убежал. Я пришел и ушел. Я…
Меня зовут…
