Книга: Слова сияния
Назад: ГЛАВА 47. Женская хитрость
Дальше: Фолио: фасоны одежды государственных служащих в Азире
ГЛАВА 48. Со слабостью покончено
Три года назад
— Твои рисунки действительно хороши, Шаллан, — сказал Балат, пролистывая страницы ее набросков.
Они находились в саду в компании Викима, который сидел на земле и бросал тряпичный мячик своей громгончей Сакисе, чтобы та ловила его.
— Я неправильно передаю анатомию, — ответила Шаллан, смутившись. — Не могу разобраться с пропорциями.
Ей требовались модели для позирования, чтобы она могла совершенствоваться.
— Ты рисуешь лучше, чем мать, — проговорил Балат, переворачивая страницу, и увидел набросок самого себя во время тренировки на площадке с наставником по искусству фехтования. Он показал его Викиму, который приподнял бровь.
На протяжении последних четырех месяцев ее средний брат выглядел все лучше и лучше. Менее тощий, более плотный. Он практически постоянно носил с собой математические задачки. Однажды на него выругался отец, заявив, что это женское и неподобающее занятие, но — в редком случае несогласия — арденты отца подошли и уговорили его успокоиться, объяснив, что сам Всемогущий одобряет интересы Викима. Они надеялись, что путь Викима, возможно, приведет его в их ряды.
— Я слышала, что ты получил очередное письмо от Эйлиты, — сказала Шаллан, пытаясь отвлечь Балата от альбома с набросками.
Она не могла перестать краснеть, когда он переворачивал страницу за страницей. Рисунки не предназначались для глаз других людей. Они ничего из себя не представляли.
— Ага, — ухмыльнулся он.
— Ты отдашь его Шаллан, чтобы она прочитала письмо для тебя? — спросил Виким, бросив мячик.
Балат откашлялся.
— Мне прочитала его Мализа. Шаллан была занята.
— Ты смутился! — проговорил Виким, указывая пальцем. — Что там, в тех письмах?
— Вещи, о которых моей четырнадцатилетней сестре знать совсем не нужно! — воскликнул Балат.
— Настолько пикантно, а? — спросил Виким. — Я бы никогда не подумал такого о дочке Тавинара. Она кажется слишком правильной.
— Нет! — покраснел Балат. — В них нет никаких пикантностей, они едва ли личные.
— Личные, как твой...
— Виким, — оборвала его Шаллан.
Он поднял голову и заметил, что у ног Балата запузырились спрены гнева.
— Шторма, Балат. Ты становишься таким чувствительным, когда речь заходит об этой девчонке.
— Любовь превращает нас всех в идиотов, — проговорила Шаллан, отвлекая братьев друг от друга.
— Любовь? — переспросил Балат, посмотрев на нее. — Шаллан, ты едва доросла до того, чтобы закрывать свою безопасную руку. Что ты можешь знать о любви?
Она покраснела.
— Я... неважно.
— О, посмотрите-ка, — оживился Виким. — Она придумала какую-то остроту. Теперь тебе придется сказать ее вслух, Шаллан.
— Не нужно хранить такие вещи в себе, — согласился Балат.
— Министара говорит, что я слишком много болтаю не подумав. Не лучшее женское качество.
Виким рассмеялся.
— Такие вещи никогда не останавливали ни одну из знакомых мне женщин.
— Да, Шаллан, — согласился Балат. — Если ты не можешь рассказать нам, о чем думаешь, тогда кому можешь?
— Деревьям, камням, кустам. В целом, чему угодно, что не доставит мне проблем с учителями.
— Тогда тебе не стоит волноваться насчет Балата, — заметил Виким. — Он не может сказать ничего умного, даже если заранее подготовится.
— Эй! — проворчал Балат. Но, честно говоря, брат оказался недалек от правды.
— Любовь, — заговорила Шаллан, хотя частично только чтобы отвлечь их, — похожа на кучу навоза чуллы.
— Вонючая? — спросил Балат.
— Нет, — ответила Шаллан. — Мы стараемся избегать и того, и другого, но неизменно вляпываемся в обе эти вещи.
— Какие мудрые слова для девчонки, которой исполнилось четырнадцать всего лишь три месяца назад, — произнес Виким с усмешкой.
— Любовь, как солнце, — вздохнул Балат.
— Ослепляет? — спросила Шаллан. — Белое, теплое, мощное, но также способное обжечь?
— Неплохо, — сказал Балат, кивнув.
— Любовь — как хердазианский хирург, — сказал Виким, глядя на нее.
— И как это? — спросила Шаллан.
— Вот ты и скажи, — ответил Виким. — Посмотрим, на что ты способна.
— М-м... Оба заставляют почувствовать себя неудобно? — предположила Шаллан. — Нет. О! Единственная причина, по которой тебе может понадобиться любая из этих вещей, — сильный удар по голове!
— Ха! Любовь — как испорченная пища.
— Необходима для жизни, с одной стороны, но также несомненно вызывает тошноту.
— Отцовский храп.
Шаллан содрогнулась.
— Нужно пережить, чтобы поверить, насколько отвлекаешься от мира.
Виким усмехнулся. Шторма, было так приятно видеть его улыбку.
— Ну-ка, хватит, вы двое, — вмешался Балат. — Такие разговоры неуважительны. Любовь... любовь — как классическая мелодия.
Шаллан ухмыльнулась.
— Если закончить выступление слишком быстро, зрители будут разочарованы?
— Шаллан! — воскликнул Балат.
Однако Виким покатился по земле. Через мгновение Балат покачал головой и разразился согласным смехом. Шаллан же покраснела.
«Я действительно только что произнесла это вслух?»
Последняя шутка была по-настоящему остроумной, гораздо лучше, чем другие. Она была еще и неприличной.
Шаллан почувствовала виноватое волнение. Балат выглядел смущенным и тоже покраснел от двойного смысла, привлекая спренов стыда. Неуступчивый Балат. Он так хотел вести их за собой. Насколько она знала, он перестал убивать крэмлингов ради забавы. Влюбившись, он изменился, стал сильнее.
Шум колес, катящихся по камню, возвестил о прибытии повозки. Не было слышно стука копыт — отец владел лошадьми, но мало кто в округе мог себе позволить то же самое. Остальные повозки тянули чуллы или паршмены.
Балат поднялся, чтобы посмотреть, кто приехал, и Сакиса побежала за ним, издавая трубные возбужденные возгласы. Шаллан подобрала альбом с набросками. Недавно отец запретил ей рисовать домашних паршменов и темноглазых — он решил, что такое занятие непристойно. Теперь ей было трудно найти кого-то, на ком можно тренироваться.
— Шаллан?
Она вздрогнула, осознав, что Виким не последовал за Балатом.
— Да.
— Я был неправ, — сказал Виким, протянув ей какой-то предмет. Маленький мешочек. — Насчет того, что ты делаешь. Теперь я вижу. И... у тебя получается. Бездна, но у тебя получается. Спасибо.
Она потянулась, чтобы открыть мешочек.
— Не заглядывай в него.
— Что в нем?
— Чернояд, — пояснил Виким. — Растение, листья, по крайней мере. Если их съесть, тебя парализует. В том числе и дыхание.
Обеспокоившись, Шаллан потуже затянула завязки. Она даже не желала знать, каким образом Виким смог определить, что это за смертельное растение.
— Я носил его большую часть года, — тихо произнес брат. — Чем дольше оно у тебя, тем более ядовитыми становятся листья. Я чувствую, что больше они мне не нужны. Можешь сжечь их или поступить так, как тебе вздумается. Просто решил, что должен отдать их тебе.
Она улыбнулась, хотя почувствовала тревогу. Виким носил с собой яд? Подумал, что должен отдать его ей?
Он убежал за Балатом, а Шаллан засунула мешочек в свою сумку. Позже она решит, как уничтожить его. Подобрав карандаши, девушка вернулась к рисованию.
Через некоторое время ее внимание привлекли крики, доносящиеся из особняка. Она оторвала взгляд от наброска, неуверенная даже, сколько прошло времени. Поднявшись на ноги и прижав сумку к груди, Шаллан пересекла двор. Лозы перед ней начинали дрожать и отползать подальше, но чем больше она ускоряла шаг, тем сильнее наступала на них, чувствуя, как они скручиваются под ее ногами и пытаются убраться в сторону. У культивированных лоз были слабые инстинкты.
Она добралась до дома, откуда снова раздались крики.
— Отец! — Это был голос аша-Джушу. — Отец, пожалуйста!
Шаллан распахнула деревянные двери из тонких досок и, шурша шелковым платьем по полу, вошла внутрь. Перед ее отцом замерли трое мужчин в старомодной одежде: похожих на юбки улату до колен, ярких свободных рубашках и тонких плащах, спускавшихся до пола.
Джушу стоял на коленях на полу со связанными за спиной руками. С возрастом брат располнел от постоянного переедания.
— Вот еще, — проговорил отец. — Я не собираюсь терпеть подобное вымогательство.
— Его репутация — ваша репутация, светлорд, — произнес один из мужчин холодным ровным тоном. Темноглазый, чего нельзя было сказать по его речи. — Он пообещал нам, что вы оплатите его долги.
— Он солгал, — ответил отец.
Сбоку от него, опустив руки на оружие, стояли Экел и Джикс, домашние охранники.
— Отец, — прошептал Джушу сквозь слезы. — Они заберут меня...
— Ты должен был заниматься нашими отдаленными земельными участками! — взревел отец. — Ты должен был осматривать наши угодья, а не трапезничать с ворами, спускать семейное состояние и порочить наше доброе имя!
Джушу повесил голову, обмякнув в своих путах.
— Он ваш, — сказал отец, отвернувшись, и быстрым шагом вышел из комнаты.
Шаллан ахнула, когда один из мужчин вздохнул и указал в сторону Джушу. Двое других схватили его. Похоже, они были не рады уходить без оплаты. Джушу дрожал, пока они тащили его мимо Балата и Викима, которые наблюдали за происходящим, стоя поблизости. Снаружи Джушу запросил пощады и взмолился, чтобы ему позволили поговорить с отцом еще раз.
— Балат, — сказала Шаллан, подходя к брату и беря его за руку. — Сделай что-нибудь!
— Мы все знали, куда его заведут азартные игры, — ответил Балат. — Мы говорили ему, Шаллан. Он не стал слушать.
— Он все еще наш брат!
— Чего ты от меня ждешь? Откуда мне взять столько сфер, чтобы оплатить его долг?
Вопли Джушу затихали по мере того, как мужчины удалялись от особняка.
Шаллан развернулась и устремилась за отцом, пробежав мимо Джикса, чесавшего голову. Отец ушел в свой кабинет за две комнаты от этой. Она помедлила в дверях, увидев, как отец сгорбился в кресле у очага. Шаллан вошла внутрь, миновав стол, за которым его арденты, а иногда и жена, вели расчеты в бухгалтерских книгах и зачитывали сообщения.
Теперь за столом никого не было, но бухгалтерские книги лежали раскрытыми, демонстрируя суровую правду. Она поднесла руку ко рту, заметив несколько долговых писем. Шаллан помогала с мелкими расчетами, но никогда не видела картину в целом и поразилась тому, что предстало перед глазами. Как ее семья умудрилась задолжать столько денег?
— Я не изменю своего решения, Шаллан, — сказал отец. — Уходи. Джушу сам сложил себе погребальный костер.
— Но...
— Оставь меня! — закричал отец, вставая.
Шаллан отпрянула, широко раскрыв глаза, ее сердце чуть не остановилось. Вокруг начали извиваться спрены страха. Он никогда не кричал на нее. Никогда.
Отец глубоко вздохнул и отвернулся к окну. Стоя спиной к ней, он продолжил:
— Я не могу позволить себе потратить эти сферы.
— Почему? — спросила Шаллан. — Отец, дело в сделке со светлордом Ревиларом? — Она посмотрела на бухгалтерские книги. — Нет, все гораздо серьезнее.
— Наконец-то я и наш дом будут что-то значить, — сказал отец. — О нас перестанут шептаться, я покончу со слухами. Дом Давар станет реальной силой в княжестве.
— С помощью подкупа предполагаемых союзников? — спросила Шаллан. — Используя деньги, которых у нас нет?
Он посмотрел на нее. Лицо оставалось в тени, но глаза отражали свет как два уголька, тлеющих в черепе. В тот момент Шаллан почувствовала, какую ужасающую ненависть испытывает ее отец. Он подошел и схватил ее. Сумка упала на пол.
— Я сделал это ради тебя, — прорычал он, сильно и болезненно сжав ее руки. — И ты подчинишься. Где-то я повел себя неправильно, позволив тебе задавать мне вопросы.
Шаллан заскулила от боли.
— В нашем доме все изменится, — продолжил отец. — Со слабостью покончено. Я нашел способ...
— Пожалуйста, остановись.
Он опустил на нее взгляд и, казалось, впервые заметил, что дочь плачет.
— Отец... — прошептала она.
Светлорд Давар посмотрел поверх ее головы. В сторону своих покоев. Шаллан знала, что он устремил взгляд туда, где находилась душа ее матери. Он выпустил ее так, что она упала на пол, рыжие локоны разметались по лицу.
— Ты будешь сидеть в своих комнатах, — проговорил отец отрывисто. — Иди и не выходи без моего разрешения.
Шаллан поднялась на ноги, схватила сумку и покинула комнату. В коридоре она прижалась спиной к стене, неровно и тяжело дыша, с подбородка закапали слезы. Все налаживалось... Ее отец становился лучше...
Она зажмурила глаза. Внутри бушевали и вспыхивали эмоции. Шаллан не могла сдерживаться.
Джушу.
«Похоже, отец действительно хотел причинить мне боль», — подумала она, дрожа.
Он изменился слишком сильно. Девушка начала оседать на пол, обхватив себя руками.
Джушу.
«Продолжай колоться о шипы, ты сильная... Прокладывай дорогу к свету…»
Шаллан заставила себя подняться на ноги. Она побежала, все еще в слезах, обратно в пиршественный зал. Балат и Виким сидели за столом, Минара тихо подавала им напитки. Охранники ушли, возможно, на свой пост во дворе особняка.
Увидев Шаллан, Балат поднялся из-за стола, выпучив глаза. Он бросился к ней, опрокинув в спешке свою чашу и пролив вино на пол.
— Он сделал тебе больно? Бездна! Я убью его! Я пойду к кронпринцу и...
— Он ничего мне не сделал, — ответила Шаллан. — Пожалуйста, Балат, дай твой нож. Тот, что подарил отец.
Балат взглянул на свой пояс.
— Зачем он тебе?
— Он стоит хороших денег. Я собираюсь обменять его на Джушу.
Брат опустил руку на нож в защитном жесте.
— Джушу сам сложил себе погребальный костер, Шаллан.
— Именно это сказал отец, — ответила девушка, вытерев слезы, и встретилась взглядом с братом.
— Я... — Балат оглянулся через плечо в том направлении, куда увели Джушу. Он вздохнул, отстегнул ножны от пояса и протянул ей. — Этого не хватит. Они сказали, что он должен почти сотню изумрудных брумов.
— У меня еще есть ожерелье.
Виким, потихоньку пьющий вино, потянулся к поясу и снял свой нож. Он положил его на край стола. Шаллан подхватила кинжал, пробежав мимо, и поспешила наружу. Сможет ли она настичь тех людей вовремя?
На улице она заметила, что повозка не успела отъехать далеко. Девушка поспешила следом так быстро, как могла, поскальзываясь на выложенной булыжником подъездной дорожке, и дальше, мимо ворот, по дороге. Шаллан не могла похвастаться скоростью, но то же самое можно было сказать и о чуллах. Немного приблизившись, она разглядела, что Джушу привязали за повозкой, и он шел пешком. Он не поднял взгляда, когда Шаллан пробежала мимо.
Повозка остановилась, и Джушу упал на землю, свернувшись калачиком. Высокомерный темноглазый мужчина распахнул дверцу, чтобы взглянуть на Шаллан.
— Он послал ребенка?
— Я пришла сама, — ответила она, вытащив кинжалы. — Пожалуйста, взгляните какая отличная работа.
Мужчина выгнул бровь и жестом приказал одному из своих спутников спуститься и принести кинжалы. Шаллан расстегнула ожерелье и опустила его в руки мужчины вместе с двумя ножами. Мужчина вытащил один из ножен и стал рассматривать, пока Шаллан, полная тревоги, ждала, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты плакала, — произнес мужчина, сидящий в повозке. — Так дорожишь им?
— Он мой брат.
— И? Я убил своего брата, когда он пытался меня надуть. Не стоит позволять родственным отношениям туманить разум.
— Я люблю его, — прошептала Шаллан.
Мужчина, разглядывающий кинжалы, вложил их обратно в ножны.
— Это шедевры, — признал он. — Я оценю их в двадцать изумрудных брумов.
— А ожерелье? — спросила Шаллан.
— Простое, но алюминиевое, а следовательно, изготовленное с помощью преобразования, — сказал мужчина боссу. — Десять изумрудов.
— Все вместе — половина того, что должен твой брат, — проговорил мужчина в повозке.
Сердце Шаллан ушло в пятки.
— Но... что вы с ним сделаете? Если продать его как раба, вы не окупите такой большой долг.
— Я частенько бываю в настроении, когда мне хочется напомнить себе, что кровь светлоглазых такая же, как у темноглазых, — ответил мужчина. — Иногда полезно припугнуть остальных, напомнить им, что не стоит брать в долг, если не можешь его вернуть. Он поможет мне сохранить больше денег, чем стоит сам, если я буду разумно выставлять его напоказ.
Шаллан почувствовала полную беспомощность. Она сжала руки, одну закрытую, другую — нет. Значит, она проиграла? Женщинам из книг отца, женщинам, которыми она восхищалась, не пришлось бы умолять, чтобы завоевать сердце такого человека. Они бы действовали с помощью логики.
Ей не слишком хорошо удавались похожие вещи. Она никогда не обучалась ничему подобному и уж точно не обладала в настоящий момент нужным характером. Но как только снова подступили слезы, девушка выдала первое, что пришло в голову.
— Таким способом он может помочь сохранить вам деньги, но, возможно, и нет. Это риск, а вы не кажетесь мне человеком, склонным рисковать.
Мужчина рассмеялся.
— Откуда тебе знать? Именно риск привел меня сюда!
— Нет, — ответила Шаллан, смутившись из-за слез. — Вы из тех людей, что получают выгоду, когда рискуют другие. Вы знаете, что обычно риск ведет к потерям. Я предлагаю вам предметы, обладающие настоящей ценностью. Возьмите их, пожалуйста.
Мужчина задумался. Он протянул руку за кинжалами, и его спутник передал их ему. Вытащив один кинжал из ножен, он начал внимательно его изучать.
— Назови мне хотя бы одну причину, почему я должен проявить жалость к парню. В моем заведении он вел себя как заносчивый обжора, не думающий о тех трудностях, в которых можете оказаться вы, его семья.
— Нашу мать убили, — ответила Шаллан. — В ту ночь, когда я плакала, Джушу сидел со мной.
Больше ей сказать было нечего.
Мужчина задумался снова. Шаллан чувствовала, как колотится сердце. Наконец он кинул ей ожерелье.
— Оставь себе. — Он кивнул спутнику. — Освободи маленького крэмлинга. Дитя, если ты мудра, то научишь своего брата вести себя более... скромно.
Он закрыл дверцу повозки.
Шаллан отошла назад, пока слуга освобождал Джушу. Затем мужчина вскарабкался на заднюю часть повозки и постучал. Экипаж двинулся дальше.
Шаллан опустилась на колени перед братом. Пока она развязывала его окровавленные запястья, он моргал одним глазом — другой заплыл синяком и уже начал опухать. Не прошло и четверти часа с тех пор, как отец объявил мужчинам, что его можно забирать, но они явно использовали это время, чтобы показать Джушу, что они думали о тех, кто не платит по счетам.
— Шаллан? — произнес он окровавленными губами. — Что произошло?
— Ты не слушал?
— У меня гудит в ушах. Перед глазами все плывет. Я... свободен?
— Балат и Виким отдали за тебя свои кинжалы.
— Милл удовлетворился столь малым?
— Очевидно, он не представляет твоей истинной ценности.
Джушу обнажил зубы в улыбке.
— Всегда остра на язык, да?
С помощью Шаллан он с трудом поднялся на ноги и захромал обратно к дому.
На полпути к ним присоединился Балат, подхвативший Джушу под руку.
— Спасибо, — прошептал Джушу. — Она говорит, что ты меня спас. Спасибо, брат.
Он начал всхлипывать.
— Я... — Балат взглянул на Шаллан, а затем снова на Джушу. — Ты ведь мой брат. Давай вернемся и приведем тебя в порядок.
Довольная тем, что о Джушу позаботятся, Шаллан оставила их и вошла в дом. Она поднялась по лестнице, миновала светящуюся комнату отца, зашла в свои покои и уселась на кровать.
Здесь она приготовилась к сверхшторму.
Снизу послышались крики. Шаллан крепко зажмурила глаза.
В конце концов дверь в ее комнату распахнулась.
Она открыла глаза. На пороге стоял отец. За ним она различила скорчившуюся на полу коридора фигуру. Минара, служанка. Ее тело лежало в неестественной позе, одна рука выгнулась под странным углом. Девушка шевелилась, скулила и размазывала кровь по стенам, пытаясь уползти прочь.
Отец вошел в комнату Шаллан и захлопнул за собой дверь.
— Ты знаешь, что я никогда не трону тебя, Шаллан, — тихо проговорил он.
Она кивнула, из глаз потекли слезы.
— Я нашел способ держать себя в руках, — продолжил отец. — Мне нужно всего лишь выпускать гнев наружу. Я не могу винить себя за этот гнев. Он возникает, когда другие люди мне не подчиняются.
Ее возражения, что он не сказал идти ей в комнату немедленно, а только приказал не покидать ее после того, как она окажется внутри, умерли на губах. Глупая отговорка. Они оба знали, что она ослушалась намеренно.
— Я бы не хотел наказывать всех вокруг из-за тебя, Шаллан.
Неужели это бесчувственное чудовище действительно ее отец?
— Время пришло, — кивнул он. — Больше никакого потворства капризам. Если нам суждено стать важными персонами Джа Кеведа, никто не должен видеть наши слабости. Ты понимаешь?
Она кивнула, не в силах прекратить плакать.
— Хорошо, — проговорил отец, опустив ладонь на ее голову, и провел пальцами по волосам. — Спасибо.
Он ушел, захлопнув за собой дверь.
