ИНТЕРЛЮДИЯ 2. Им
Им старательно обтачивал бок маленького деревянного чурбана. Он поднес его к светящейся сфере рядом с верстаком, зажав в пальцах оправу очков и держа их ближе к глазам.
Такое восхитительное изобретение — очки. Жить — значило быть фрагментом космера и, следовательно, познавать его на опыте. Как он мог правильно познавать, если бы не мог видеть? Азианин, который первым создал это устройство, давно умер, и Им внес предложение считать его одним из Заслуженных Умерших.
Мастер опустил кусок дерева и продолжил обрезать его, тщательно выстругивая изгиб спереди. Некоторые его коллеги покупали у столяров готовые деревянные заготовки, на которых башмачник выкраивает обувь, но Им научился делать собственные. Это был старый способ, так делали веками. Если что-то столь долго делалось одним способом, то наверняка на то имелась веская причина.
За его спиной прятались в тенях углы лавки. Десятки башмаков выглядывали, как носы угрей из своих нор. Там стояли пробные башмаки, используемые для определения размера, стиля и выбора материала, чтобы Им мог конструировать превосходную обувь, подходящую ноге и характеру человека. Подгонка могла занять некоторое время, если делать ее хорошенько.
Справа от него в полумраке что-то зашевелилось. Им посмотрел туда, но не изменил позы. В последнее время спрен приходил все чаще — пятно света, как от осколка хрусталя, зависшего в солнечном луче. Но башмачник не знал, что это за спрен, и прежде не видел ничего похожего.
Спрен перемещался по поверхности верстака, подкрадываясь ближе. Когда он остановился, свет пополз от него вверх, словно маленькие вьющиеся стебли начали прорастать из своих убежищ. Когда спрен зашевелился снова, они втянулись обратно.
Им вернулся к резьбе.
— С помощью этого можно будет сделать башмак.
Только скрежет ножа по дереву нарушал тишину вечерней лавки.
— Ба-башмак?.. — переспросил голос. Он нежно звенел колокольчиками, словно говорила молодая женщина.
— Да, друг мой, — ответил Им. — Башмак для малышей. В последнее время мне нужно таких все больше и больше.
— Башмак, — повторил спрен. — Для ма-малышей. Маленьких людей.
Им смахнул с верстака стружки, чтобы затем подмести их, и положил последнюю из них перед спреном. Тот отпрянул, похожий на отражение в зеркале, — прозрачный, почти как блик света.
Им отдернул руку и подождал. Спрен медленно двинулся вперед — робко, как крэмлинг, выползающий из трещины после шторма. Когда он остановился, из него крошечными ростками поднялся свет. Такое странное зрелище.
— Ты интересный опыт, друг мой, — сказал Им, когда световой блик стал прежним. — В котором я имею честь участвовать.
— Я... — произнес спрен. — Я...
Фигурка спрена вдруг задрожала, а затем стала более яркой, как будто свет сфокусировался.
— Он идет.
Им встал, внезапно встревожившись. Снаружи, на улице, что-то двигалось. Что там? Соглядатай в военной форме?
Но нет, всего лишь ребенок, заглядывающий в открытую дверь. Им улыбнулся, открыл ящик со сферами и впустил в комнату больше света. Ребенок отшатнулся, прямо как спрен.
Сам спрен куда-то исчез. Он поступал подобным образом, когда поблизости появлялись другие люди.
— Не нужно бояться, — сказал Им, садясь обратно на табурет. — Заходи. Дай мне взглянуть на тебя.
Грязный маленький беспризорник оглянулся. Он мог похвастать только оборванными штанами, без рубашки. Впрочем, здесь, в Ири, где и дни, и ночи обычно теплые, это было общепринято.
Ноги бедного ребенка были грязными и исцарапанными.
— Так дело не пойдет, — проворчал Им. — Заходи, юноша, располагайся. Подберем что-нибудь для твоих ног.
Он придвинул одну из своих маленьких табуреток.
— Говорят, что вы ничего не берете, — ответил мальчик, не двигаясь.
— Не совсем так, — ответил Им. — Но я думаю, ты найдешь цену приемлемой.
— У меня нет сфер.
— Сферы не нужны. Платой станет твоя история. Твой опыт. Я бы их послушал.
— Говорят, что вы странный, — проговорил мальчик, наконец заходя в лавку.
— Верно, — согласился Им, похлопав по табуретке.
Беспризорник робко шагнул к сидению, пытаясь скрыть хромоту. Он принадлежал к народу ириали, хотя его золотистые волосы и кожа потемнели от грязи. Насчет кожи было не вполне ясно — требовался свет, чтобы ее рассмотреть, но волосы определенно золотистые. Признак его народа.
Им жестом показал ребенку поднять здоровую ногу, затем достал полотенце, намочил его и вытер грязь. Он не хотел делать примерку на такие грязные ноги. Было заметно, что мальчик отставил хромую ногу назад, будто пытался скрыть, что она обернута тряпкой.
— Итак, — сказал Им, — твоя история?
— Вы старый, — ответил мальчик. — Старше всех, кого я знаю. Старый дедушка. Вы уже должны все знать. Почему вы хотите меня слушать?
— Одна из моих причуд, — пояснил Им. — Давай-ка послушаем твою историю.
Мальчик вздохнул, но заговорил. Кратко. В этом не было ничего необычного. Он хотел удержать свою историю в себе. Медленно, тщательными расспросами, Им вытягивал слова. Мальчик родился сыном шлюхи, и его прогнали, как только он смог заботиться о себе сам. Беспризорник полагал, что это случилось три года назад. Теперь ему было около восьми лет.
Слушая, Им сначала почистил ногу, затем подрезал и подпилил ногти. Закончив с одной, он потянулся к другой ноге.
Мальчик неохотно ее поднял. Им размотал тряпку и обнаружил на ступне нехороший порез. Туда уже попала инфекция, и по ноге ползали крошечные красные пылинки спренов гниения.
Им помедлил.
— Нужны какие-нибудь башмаки, — сказал беспризорник, глядя в сторону. — Я не могу без них.
Порез на коже был неровным.
«Перелезал через ограду, наверное», — подумал Им.
Мальчик посмотрел на него, изображая беззаботность. Такая рана ужасно замедлила бы пострела, а на улицах подобное легко могло означать для него смерть. Им знал все это слишком хорошо.
Он посмотрел на мальчика, заметив тень беспокойства в маленьких глазах. Инфекция поднималась вверх по ноге.
— Друг мой, — прошептал Им. — Я полагаю, мне понадобится твоя помощь.
— Что? — спросил беспризорник.
— Ничего, — ответил Им, потянувшись в ящик стола.
Свет исходил только от пяти бриллиантовых обломков. Каждый приходящий к нему беспризорник их видел. До сих пор у Има отбирали сферы только дважды.
Он залез глубже, выдвинув скрытый отсек ящика, и достал оттуда более яркую сферу — брум, торопливо скрыв свет в кулаке, пока другой рукой доставал немного антисептика.
Мальчишке, которому необходимо оставаться на ногах, одного только лекарства недостаточно. Неделями лежать в постели для исцеления, постоянно применяя дорогие лекарства? Невозможно для беспризорника, который каждый день борется за пропитание.
Им вытащил руку с зажатой в ней сферой. Бедный малыш. Похоже, болело просто невыносимо. Мальчик, судя по всему, должен лежать в постели с лихорадкой, но каждый беспризорник знает, что нужно жевать гребнекорник, чтобы оставаться настороже и бодрствовать дольше, чем следовало.
Рядом из-под стопки лоскутов кожи выглянул искрящийся светом спрен. Им приложил лекарство, затем убрал его и поднял ногу мальчика, тихо напевая.
Сияние в другой руке Има погасло.
Спрены гниения сбежали из раны.
Когда Им убрал руку, порез зарубцевался, цвет кожи вернулся к нормальному, признаки инфекции ушли. Пока что Им использовал эту способность только считанные разы и всегда маскировал ее под лекарство. Она не походила ни на что, о чем он когда-либо слышал. Возможно, именно поэтому он ее получил — так космер мог испытать новинку.
— Эй, — сказал мальчик. — Стало намного лучше.
— Я рад, — ответил Им, возвращая сферы и лекарство в ящик. Спрен спрятался. — Давай посмотрим, есть ли у меня что-нибудь подходящее для тебя.
Он начал подбирать обувь. Обычно после примерки башмачник выдворял клиентов из лавки и мастерил безупречный комплект обуви специально для них. К несчастью, для этого мальчика ему пришлось взять уже готовую пару. У него побывало слишком много беспризорников, которые никогда не возвращались за своей парой башмаков, заставляя его беспокоиться и гадать. Может, с ними что-то случилось? Или они просто забыли? Или их природная настороженность взяла верх?
К счастью, у Има имелось несколько хороших, крепких пар, которые могли подойти мальчику.
«Мне нужно больше обработанной кожи», — подумал Им, делая заметку.
Мальчишки не заботились об обуви как следует. Ему требовалась кожа, которая прослужит долго даже без ухода.
— Вы в самом деле собираетесь дать мне пару башмаков, — удивленно проговорил беспризорник. — Просто так?
— Просто так, не считая твоей истории, — ответил Им, надевая проверочный башмак на ногу мальчика. Он отказался от намерения научить беспризорников носить носки.
— Почему?
— Потому, — сказал Им, — что ты и я — Единое.
— Единое что?
— Единое существо, — объяснил Им. Он отставил башмак и взял другой. — Давным-давно существовал только Единый. Единый знал все, но не испытал ничего. И тогда Единый стал многими — нами, людьми. Единый, который одновременно и мужчина, и женщина, поступил так, чтобы испытать все вещи.
— Единый. Вы имеете в виду бога?
— Да, если ты хочешь так его называть, — ответил Им. — Но это не вся правда. Я не признаю бога. Ты не должен признавать богов. Мы, ириали, являемся частью Долгой Тропы, на которой эта земля — четвертая.
— Вы говорите как священник.
— Не признавай и священников, — продолжил Им. — Тех, что приходят к нам проповедовать из других стран. Ириали не нужны проповеди, только опыт. Так как каждый опыт отличается, он приносит целостность. В конечном итоге все соберется обратно — когда будет достигнута седьмая земля — и мы снова станем Единым.
— Таким образом, вы и я... — произнес беспризорник, — одно и то же?
— Да. Два разума одного существа, которые проживают разные жизни.
— Это глупо.
— Просто зависит от точки зрения, — сказал Им, посыпая ступню мальчика порошком и снова натягивая на него пробную пару. — Пожалуйста, пройдись немного.
Мальчик бросил на него странный взгляд, но повиновался и сделал несколько шагов. Он больше не хромал.
— Точка зрения, — произнес Им, подняв руку и пошевелив пальцами. — С очень близкого расстояния пальцы могут казаться отдельными и одинокими. В самом деле, большой палец может думать, что у него очень мало общего с мизинцем. Но с определенной точки зрения он осознает, что пальцы — это часть чего-то большего. Что на самом деле они Едины.
Беспризорник нахмурился. Кое-что, вероятно, выходило за пределы его понимания.
«Мне нужно говорить проще, и...»
— Почему вы палец с дорогим кольцом, — спросил мальчик, шагнув в другую сторону, — а я должен быть мизинцем со сломанным ногтем?
Им улыбнулся.
— Я знаю, что это звучит несправедливо, но не может быть несправедливости, так как мы все, в конце концов, одно и то же. Кроме того, у меня не всегда была эта лавка.
— Не всегда?
— Нет. Думаю, ты удивился бы тому, откуда я. Пожалуйста, сядь обратно.
Мальчик сел.
— Ваше лекарство работает по-настоящему хорошо. Очень-очень хорошо.
Им снял башмаки и с помощью порошка, который местами осыпался, определил, как подогнать обувь. Выудив пару готовых башмаков, он поработал минутку, сгибая их в руках. Иму хотелось сделать подкладку на дно для раненой ноги, что-нибудь, что можно будет оторвать через несколько недель, когда рана заживет...
— Вещи, о которых вы говорите, — сказал мальчик. — Для меня они звучат глупо. Я имею в виду, если мы все — одна и та же личность, не должен ли каждый уже знать об этом?
— Как Единый мы знаем истину, — ответил Им. — Но как многие, мы нуждаемся в неведении. Мы существуем в разнообразии, чтобы испытать все виды мышления. Следовательно, некоторые из нас должны знать, а другие — нет, так же, как некоторые должны быть богатыми, а другие — бедными.
Он поработал над башмаком еще немного.
— Многие люди когда-то действительно знали. Но об этом не говорят так часто, как следовало бы. Вот, давай посмотрим, подойдут ли они.
Им подал мальчику башмаки, тот надел их и завязал шнурки.
— Возможно, твоя жизнь неприятна, — произнес Им.
— Неприятна?
— Ну, хорошо. Просто ужасна. Но она станет лучше, юноша. Я обещаю.
— Я думал, — сказал мальчик, притопывая здоровой ногой, чтобы проверить башмак, — что вы собирались рассказать мне о том, что жизнь ужасна, но это все не имеет значения в конце, потому что мы все будем в одном месте.
— Ты прав, — подтвердил Им. — Но сейчас это не слишком утешает, не так ли?
— Неа.
Им развернулся к верстаку.
— Постарайся не наступать на раненую ногу слишком сильно, если сможешь.
Мальчишка шагнул к двери с неожиданной поспешностью, как будто стремился убраться до того, как Им передумает и заберет башмаки. Однако он остановился в дверном проеме.
— Если мы — одна и та же личность, пытающаяся прожить разные жизни, — сказал мальчик, — вам не нужно раздавать обувь. Потому что это не имеет значения.
— Ты бы не ударил сам себя в лицо, ведь так? Если я делаю твою жизнь лучше, то улучшаю и свою собственную.
— Это все бред, — проговорил мальчик. — Я думаю, вы просто хороший человек.
Он скрылся из виду, не сказав больше ни слова.
Им улыбнулся, покачав головой. В конце концов он вернулся к оставленной работе. Спрен выглянул снова.
— Спасибо, — сказал Им. — За твою помощь.
Башмачник не знал, почему мог делать то, что делал, но понимал, что в этом замешан спрен.
— Он все еще здесь, — прошептал спрен.
Им посмотрел в дверной проем, выходивший в ночную улицу. Беспризорник здесь?
За спиной Има что-то зашуршало.
Он вскочил, стремительно развернувшись на месте. Рабочая комната была полна темных углов и закутков. Возможно, он услышал крысу?
Почему дверь в заднюю комнату, где Им спал, открыта? Обычно он ее закрывал.
В темноте, сзади, пошевелилась тень.
— Если вы пришли за сферами, — сказал Им, задрожав, — у меня здесь только пять обломков.
Шуршание повторилось. От темноты отделилась тень, превратившись в человека с кожей макабаки — полностью черной, не считая бледного полумесяца на щеке. Он был одет в черно-серебряную униформу, которая не походила ни на одну из известных Иму. На руках незнакомец носил толстые перчатки с жесткими отворотами на тыльной стороне.
— Мне пришлось искать очень упорно, — сказал мужчина, — чтобы обнаружить твою неосторожность.
— Я... — Им запнулся. — Только... пять обломков...
— Ты жил достойно с тех пор, как покутил в юности, — продолжил человек ровным голосом. — Юноша со средствами, который пропил и прогулял то, что ему оставили родители. Это не является незаконным. В отличие от убийства.
Им плюхнулся на табуретку.
— Я не знал. Я не знал, что это ее убьет.
— Яд, — сказал мужчина, шагнув в комнату. — В бутылке с вином.
— Мне сказали, что год урожая сам по себе был знаком! — воскликнул Им. — Что она поймет — послание от них, и значит, она будет должна заплатить! Я отчаянно нуждался в деньгах. Понимаете, чтобы поесть. Обитатели улиц не отличались добротой...
— Ты стал соучастником убийства, — произнес мужчина, натянув перчатки потуже сначала на одну руку, затем на другую. Он говорил с полным отсутствием эмоций, как будто беседовал о погоде.
— Я не знал. — Им отступил.
— Тем не менее ты виновен.
Мужчина отвел руку в сторону, и из тумана возникло оружие, упав ему в ладонь.
Клинок Осколков? Что это за блюститель закона? Им уставился на чудесный серебристый Клинок.
А затем побежал.
Оказалось, с уличных времен у него еще остались полезные инстинкты. Он успел швырнуть в мужчину стопку кожаных лоскутов и уклониться от Клинка, когда тот дернулся в его сторону. Им выбрался на темную улицу и с криком бросился прочь. Возможно, кто-нибудь услышит. Возможно, кто-нибудь поможет.
Никто не услышал.
Никто не помог.
Им был стариком. Добежав до первого перекрестка, он уже запыхался. Башмачник остановился возле старой парикмахерской, темной внутри, с запертой дверью. Маленький спрен двигался рядом, его мерцающий свет отбрасывал круг искр. Прекрасный.
— Думаю, — проговорил Им, задыхаясь, — пришло... мое время. Пусть... это воспоминание... порадует Единого.
Позади на улице слышались шаги, все ближе.
— Нет! — прошептал спрен. — Штормсвет!
Им порылся в кармане и достал сферу. Мог ли он как-то ее использовать, чтобы...
Плечо блюстителя закона швырнуло Има к стене парикмахерской. Башмачник застонал, выронив сферу.
Мужчина в черно-серебряном закрутился вокруг него. Он выглядел как тень в ночи, силуэт на черном небе.
— Это было сорок лет назад, — прошептал Им.
— Правосудие не имеет срока давности.
Мужчина воткнул Клинок Осколков в грудь Има.
Опыт завершился.
Назад: ИНТЕРЛЮДИЯ 1. Нарак
Дальше: ИНТЕРЛЮДИЯ 3. Ризн
