Вот и настал день, когда судья Эндрю Г. Тобайасон, председатель четвертого апелляционного суда округа Колумбия, должен вынести свое решение по делу, возбужденному компанией «Лагуна спейс рисерч» против военно-воздушных сил Соединенных Штатов Америки. Деннис Макферсон, конечно же, прилетел в Вашингтон, они с Лукасом Голдманом сидят прямо за скамьей истца, занятой сейчас тремя коллегами Голдмана из его же фирмы. Ответчика представляют какие-то военные юристы; к своему крайнему – и неприятному – изумлению, Макферсон видит за их спинами майора Тома Фелдкирка, того самого человека, который и втравил его в эту историю. Фелдкирк замер, как по команде «смирно», его взгляд устремлен прямо вперед, в никуда.

Чуть не все остальные места довольно импозантного, неоклассической архитектуры зала заполнены репортерами. Макферсон узнает одного из ведущих авторов «Эйвиэйшн уик», уйму журналистов из других аэрокосмических изданий. Такое количество зрителей и слушателей просто не укладывается в голове, Деннис инстинктивно воспринимает разворачивающиеся события как нечто конфиденциальное, почти интимное. И вот – пожалуйста, выставили на всеобщее обозрение, завтра все это будет в деловых разделах газет, а то и на первых страницах. И все будут читать про судебное разбирательство по делу ЛСР против ВВС США! Странно, непостижимо.

Столь же непостижима и скорость, с которой началось – и закончилось – слушание дела. Едва Макферсон сел и немного привык к негромкому, неумолчному гудению десятков голосов, как открылась боковая дверь, вошел судья и все встали. Едва он успел снова сесть, как судебный пристав, или как он там теперь называется, быстро пробалабонил: «„Лагуна спейс рисерч“ против военно-воздушных сил США, дело номер двадцать два девяносто четыре восемьсот семьдесят пять, бла, бла, бла, бла…» Дальше Макферсон не слушает, вместо этого он с любопытством разглядывает Фелдкирка. Майор все так же смотрит прямо вперед, только теперь не в пустоту, а на судью. А что, если взять вот и встать, и спросить его прямо через весь зал: «Слушай, Фелдкирк, а почему бы тебе не рассказать судье и всем здесь присутствующим про то время, когда ты же и передал эту программу нам, как единоличным контракторам?»

Ладно. Сейчас-то уж чего злиться. Да судья и сам все это прекрасно знает, тут нет ни малейших сомнений. А вот и он чего-то там заговорил. Макферсон делает усилие, прислушивается, пытается отбросить неприятное чувство, что он попал в какую-то непонятную ловушку.

– Поэтому в интересах национальной безопасности… – судья Тобайасон говорит быстро, глотая части слов, – я выношу решение оставить этот контракт в существующем его состоянии.

Голдман негромко прищелкивает языком. Деревянный молоток падает, дело закрыто, суд удаляется. Прежний негромкий гул голосов многократно усиливается, теперь он похож на шум океанского прибоя. Макферсон и Голдман встают, начинают проталкиваться сквозь толпу, заполнившую центральный проход.

И нос к носу встречаются с Томом Фелдкирком. Фелдкирк смотрит сквозь Макферсона, как будто того здесь и нет; не дрогнув ни одним мускулом лица, он уходит в компании других вэвээсовских офицеров. И не оглядывается.

Макферсон садится в машину Голдмана; Голдман в полной ярости.

– Вот же ублюдок, – повторяет он раз за разом, – вот же сучий ублюдок. Ведь дело же было совсем простое и очевидное.

Макферсон вспоминает церемонию передачи контракта; сегодняшние его ощущения – ерунда по сравнению с тем разом, но вот для Голдмана…

– Мы можем обжаловать это решение, – говорит Голдман, глядя на Макферсона. – Отчет ФСП заинтересовал Комитет по закупкам палаты представителей. Некоторые помощники членов Комитета по вооруженным силам выражали самое решительное негодование происходящим. Мы можем подать в Конгресс официальный запрос о проведении расследования, и, если удастся заинтересовать этой мыслью хотя бы несколько конгрессменов, те могут натравить на все это армейское жулье Бюро оценки технологий, а заодно и наскипидарить малость ребят из ФСП. Так что сдаваться рано.

Все это так сложно и непонятно, что Макферсон полностью теряется и способен произнести только:

– Думаю, мы сделаем такую попытку. – Затем он глубоко вздыхает и машет рукой. – А сейчас лучше всего выпить.

– Правильная мысль.

Голдман и Макферсон едут в джорджтаунский ресторан и садятся за крошечный столик, стоящий прямо у большого окна; некоторые из уличных зевак явно принимают их за манекенов. Первая рюмка выпивается в молчании, затем Голдман заново описывает план кампании; идея привлечь на свою сторону комитеты Конгресса кажется весьма многообещающей.

Затем он меняет тему.

– Если хочешь, могу рассказать, почему все так получилось. Люди из ВВС разузнали для нас всю подноготную тамошней закулисной грызни.

При всей своей усталости и опустошенности Макферсон зажигается интересом.

– Конечно, расскажи.

Голдман садится поудобнее, на мгновение прикрывает глаза; первоначальный приступ ярости – это как же может судья настолько беспардонно относиться ко всем правилам и законам?! – уже прошел, адвокат уверен в успехе планируемого наступления на Конгресс, а к тому же ему попросту не терпится поделиться роскошной, с большим трудом добытой сплетней. Все это отражается на его лице с абсолютной ясностью – теперь Макферсон хорошо знает этого человека.

– Так вот, что касается вас, все началось с того, что пришел майор Фелдкирк и предложил ЛСР взяться за сверхчерную программу.

– Да. – Ублюдок проклятый!

– Но в действительности эта история тянется уже несколько лет. Этот твой майор Фелдкирк работает на полковника Итона, руководящего Отделом электронных систем, а Итон, в свою очередь, работает на трехзвездного генерала Стэнуика, который отвечает в Пентагоне за большую часть антиракетных систем. Так вот, ваша сверхчерная программа была представлена министру ВВС как часть кампании, направленной на то, чтобы прибрать организацию закупок вооружения поближе к рукам – с конечной целью снова сосредоточить власть над закупками в Пентагоне. Официальная причина такого перераспределения прав состоит в том, что сейчас все это хозяйство пришло в ужасающий беспорядок, в частности многие программы антиракетной защиты столкнулись с колоссальным перерасходом средств, а зачастую и с серьезными техническими затруднениями.

– Да уж точно, – мрачно кивает Макферсон.

– Могу сообщить тебе больше, система закупок приобрела настолько уродливые формы, что Конгресс намерен в ближайшее время ею заняться, это, кстати, один из фактов, повышающих наши шансы.

– Но ты сказал – официальная причина. А неофициальная?

– Вот тут-то самое интересное. Стэнуик, как я уже говорил, работает в Пентагоне. Трехзвездный генерал. А у генерала Джека Джеймса из расположенного на базе «Эндрюс» Командования систем ВВС – целых четыре звезды. И они хорошо друг с другом знакомы – не звезды, конечно, а генералы.

Голдман зачем-то рассматривает свою ладонь, затем сокрушенно качает головой:

– Это же чистая фантастика, сколько времени может такое тянуться. Дело в том, что вышеупомянутые генералы вместе кончали Военно-воздушную академию. Поступили в одном и том же году, учились в одной группе. Тебе, наверное, известно, что список офицеров, закончивших военную академию, составляется с номерами – ну вроде закончил в таком-то году вторым из выпуска, третьим, пятым и так далее. Так вот, наша парочка боролась за первое место. И в прошлом году эта борьба резко обострилась.

– Да ты что, шутишь? – удивленно вскидывается Макферсон. – Два сосунка не поделили игрушки!

– Понимаю, все я прекрасно понимаю. Такая подоплека такого конфликта – это просто в голову не укладывается. Но ничего не поделаешь, информация подтверждена несколькими независимыми друг от друга источниками. Думаю, тогда эта история была широко известна. С чего началось их соперничество – никто уже толком не припомнит, одни говорят про какую-то неудачно подстроенную шутку, другие – про некую курсантку той же академии, но, однажды возникнув, дальше оно развивалось уже само по себе. Лично я склонен предполагать, что все дело было в лидерстве, в этом самом первом номере списка. В конечном итоге первым оказался Джеймс, а Стэнуик – вторым.

И вот, начиная с выпуска, Джеймс всегда хоть чуть-чуть да лидировал в служебной карьере. Но пару лет назад Стэнуик получил назначение в Пентагон и стал очень крупной шишкой в разработке дистанционно управляемых боевых летательных аппаратов. А как тебе, вероятно, известно, большинство генералитета ВВС сильно предубеждено против любых беспилотных машин – как бы соблазнительно они ни выглядели с технической точки зрения.

– Еще бы. Если все пилотируемые самолеты заменить на беспилотные, это будет дешевле и сбережет уйму жизней, но где ж тогда героика и слава?

– Совершенно верно. Осуществись такое, все наши отважные покорители неба превратятся в нечто вроде аэродромных диспетчеров, а это для них не подарок. Никаких тебе воздушных асов, никакой тебе романтики, все славные традиции – коту под хвост. Мало удивительного, что они так уперлись рогом. Они – и в том числе наш Джеймс, он же из так называемых летающих полковников того времени, когда выбирали прототип для второго поколения всепогодных истребителей. С другой стороны, Стэнуик – он уже давным-давно на земле. И страшно хочет спустить с небес всех этих летунов, и чтобы Джеймс знал, кто именно сыграл с ними такую шутку. Он хочет уничтожить все, чем живет и дышит Джеймс.

Более того, Стэнуик входит в группу пентагонского начальства, которая пытается централизовать все вооруженные силы, в результате чего автономия ВВС ослабнет, а это самое, на базе «Эндрюс», Командование систем ВВС и вообще лишится какой-либо независимой власти.

– Так, значит, – печально качает головой Макферсон, – мы просто пешки в игре между двумя враждующими группами ВВС? Случайные жертвы внутриведомственной склоки?

Голдман на секунду задумывается.

– В основных чертах – да. Но даже в этой склоке наша роль вторична, пешкой была скорее программа. Причем имеющаяся информация дает все основания подозревать, что Стэнуик задумал жертву этой пешки с самого начала. Ибо… – Голдман замолкает, неторопливо отпивает из рюмки. Любимая его театральная пауза. – …ибо Джеймс даже не подозревал о существовании «Осы», пока не узнал о ней от Стэнуика. И произошло это тогда, когда вы уже заметно продвинулись в работе над сверхчерной программой, а главное – после того, как пентагонский генерал убедился – не знаю уж, с помощью своих шпионов, либо через запросы Фелдкирка, либо еще как, – что у вас получается надежная, вполне работоспособная система. И только в этот момент, когда все было, казалось, на мази и сверхчерная процедура должна была передать контракт по «Осе» вашей фирме, Стэнуик сообщил об этой программе Джеймсу, как считается, не по своей инициативе, а в ответ на запрос. Но я уверен, что все было спланировано заранее, он попросту передвинул пешку на незащищенную клетку, подставил ее, организовал жертву.

– Ты хочешь сказать, Стэнуику потребовалось, чтобы программу отобрали у нас и сделали белой.

– А ты подумал, что получилось в результате? Джеймс взвился до потолка и использовал всю свою власть – у четырехзвездного генерала ее более чем достаточно, – чтобы сделать программу белой и взять под контроль процесс проведения конкурса. С этого момента вы были обречены: как бы там ни выглядели остальные предложения, Джеймса заботило одно – чтобы контракт не получила ЛСР, компания, выбранная его злейшим врагом. А в то же самое время Стэнуик точно знает, что ЛСР разработала великолепную систему. Ну и… Понимаешь, что получается?

– Он спровоцировал Джеймса на фальсификацию результатов оценки, – кивает Макферсон. Некоторое – ну, вроде как после удачно решенного ребуса – удовлетворение мешается у него с острым, физическим омерзением, в животе стоит привычный за последнее время болезненный комок.

– Если Джеймс клюнет на приманку, а мы подадим протест и добьемся успеха, – он потеряет свою власть. Возможно, даже и работу. Его могут принудить подать рапорт об отставке, у них такие вещи быстро делаются. В настоящий момент Джеймс приперт к стенке, в этом нет ни малейших сомнений.

– Ну что ж, значит, гамбит Стэнуика увенчался успехом. Пешка съедена, зато у короля крупные неприятности.

– Да, – слегка кивает Голдман. – Как ты, вероятно, догадываешься, значительная часть материала, использованного нами и ФСП, была получена из Пентагона, от людей из команды Стэнуика. А вот судья Тобайасон – он либо держит сторону Джеймса, либо вообще не знает об этом конфликте и попросту защищает свои драгоценные ВВС. А может – знает про склоку, относится к ней с неодобрением и хочет одного, – чтобы она прекратилась. Из его поведения нельзя сделать никакого определенного вывода, но это, собственно, и не имеет никакого значения – данная фаза сражения уже в прошлом.

– А где вы раздобыли информацию про Стэнуика и Джеймса?

– У подчиненных Джеймса. Его не больно-то любят, а в «Эндрюсе» эту историю знает каждый встречный-поперечный. Ну и – от людей Стэнуика, который и сам хочет, чтобы она была известна.

– Хм-м.

Они снова заказывают бренди, а затем обсуждают тактику предстоящей кампании – как лучше подтолкнуть Конгресс к решительным действиям. Никогда прежде Голдман не проявлял такого энтузиазма – судя по всему, к нему вернулась надежда, почти полностью утраченная с передачей дела Тобайасону. Снова появилась возможность бороться.

А вот Макферсона все эти хитросплетения утомляют. Да и то сказать – не далее чем сегодня прямо у него на глазах за какую-то пару минут вдребезги разлетелась старательно подготовленная ими операция. Раз уж пешку пожертвовали и убрали с доски, о чем там дальше говорить? Какие шансы на успех у прошения поставить ее снова на доску? У протеста по поводу того, как жестоко ею воспользовались? У заявления на компенсацию нанесенного ей материального и морального ущерба?

По мнению Голдмана, шансы есть и весьма приличные. Это ведь не шахматы с их четкими правилами, здесь все туманно и двусмысленно. Так оно или не так, но Макфер-сон возвращается в отель с ощущением полной безнадежности. И заметно пьяный.

Рядом со сверкающим огромными зеркальными огнями «Хайаттом» громоздится пентагоновский «Аннекс», тяжеловесный бетонный бункер, защищенный от любого в мире оружия. Шансы… Ну какие могут быть шансы, когда против тебя – такое вот чудовище?

В отеле – давно и хорошо знакомом – Макферсон заблудился; чтобы найти свой номер, ему приходится трижды справляться по трем бездарно составленным планам и прошагать по бесконечным коридорам добрые полмили. В номере нет ничего, способного хоть немного поднять настроение – только кровать, видеостена да окно, выходящее на чернильную гладь Потомака. Может, включить видео?

Лучше уж не стоит. Так надежнее. Макферсон садится на кровать. Завтра лечу домой. К Люси. Продержаться какие-то четырнадцать часов – и домой.

Через два часа, проведенные за созерцанием выключенного видеоэкрана, когда Макферсон уже почти уснул, звонит телефон. Он подпрыгивает словно ужаленный. Находит источник шума и берет трубку.

– Деннис? Это Том Фелдкирк. Я… я только хотел сказать тебе, что очень сожалею о случившемся. Сам я в этой игре не участвовал и не мог изменить в ней ровно ничего. И мне хотелось бы, чтобы ты знал – мне и самому все это очень не нравится. – Голос Фелдкирка звучит напряженно, почти срывается. – Мне очень жаль, Деннис. Я никак не ожидал, что все так получится. Я хотел совсем другого.

Макферсон сидит, прижав трубку к уху и тупо глядя в пол. И молчит. А что, вон же какие истории рассказывал сегодня Голдман. Вполне возможно – даже скорее всего, – что Фелдкирк и не подозревал, какую судьбу предуготовил Стэнуик этой сверхчерной программе. Узнал, наверное, гораздо позднее, когда и сделать ничего было нельзя. Еще одна пешка. Конечно, а то чего бы ему звонить?

– Деннис?

– Все в порядке, Том. Ни в чем ты тут не виноват. Может, в другой раз все получится лучше.

– Я очень надеюсь. Очень.

Неловкое прощание. Макферсон кладет трубку, смотрит на часы.

Ну вот, а теперь осталось всего двенадцать часов.