Книга: Калифорнийская трилогия
Назад: Глава 29
Дальше: Глава 31

Глава 30

Лобовое столкновение в Бреа было настоящей кровавой кашей; Эйб и Ксавьер отвезли то, что осталось от пострадавших, в Буэно-Парк, и теперь, на обратном пути из больницы, Эйб отчетливо чувствует, что Ксавьер готов сломаться. Слишком большое напряжение и слишком долгое; все детали на пределе прочности. Эйб буквально слышит скрежет в коробке передач, недвусмысленно предупреждающий, что зубья шестеренок готовы в любую секунду сорваться и пулями брызнуть во все стороны… Да и не только Ксав, оба они перенапряжены, до крайнего предела и даже дальше. Компенсации за лишние выходные, взятые прежде, компенсации за лишние выходные, намеченные на будущее, а тут еще то один товарищ, то другой просит подменить его, а конечный итог – слишком много смен, отработанных в прошлом месяце. Со всеми вытекающими последствиями.
Поэтому сигнал вызова они встречают дружным стоном, после чего несколько секунд сидят совершенно неподвижно, готовые, кажется, разбить проклятую рацию. Опять влипли. В конце концов Ксавьер протягивает руку и медленно, очень медленно нажимает кнопку передачи.
– Что там еще?
Их направляют в Гарден-Гроув, в какой-то проулок между Гарден-Гроув-авеню и Брукхерст-авеню.
– Странно, – удивляется Ксавьер, – в тех местах не больно-то разгонишься, каким же это образом можно там хотя бы бампер погнуть?
– Говорят, звонок был какой-то странный, – произносит из рации голос диспетчера. – Что там случилось – абсолютно непонятно, мы не знаем ни кода, ни чего-либо еще. Есть какой-то адрес, который имеет вроде к этому какое-то отношение, – Эмерсон, тысяча двести сорок шесть.
– Ты точно знаешь, что нужны мы, а не полиция?
– Сказали – спасательную команду. Ксавьер отключает рацию.
– Ну, эта поездка нас особенно не вымотает. Чушь скорее всего какая-то.
Так что Эйб проезжает сперва по Брукхерст, затем по Гарден-Гроув и не находит ни малейших признаков аварии. Они видят только:

 

«Прикид со скидкой», магазин уцененной одежды.
«Сиди-слушай», где торгуют компакт-дисками, и видеопрокат «Погляди-ка».
«Розово-голубой видеосалон для взрослых», хозяин – полковник из Кентукки.
Твой замызганный квартал. Ты в нем живешь.
Склад, торгующий мебелью.
Дешевая мастерская, принимающая в ремонт камеры и всякую автоматику.
Два магазина подержанных машин. Пиццерия.
И все же монада, она существует, что бы там ни говорили теоретики.
Ведь вот она, верно?
Продуктовый магазинчик-автомат. Танцевальный зал.
Напротив всех этих заведений – автостоянка. Автомобили.
Вывески, дорожные знаки, уличные фонари, светофоры.
Телефонные провода, полосующие прокисшее молоко неба.

 

И так далее, и так далее – до той самой точки, к которой сходятся магнитные дорожки и две стороны длинного, совершенно прямого бульвара. Одним словом – обычная для ОкО улица, каких здесь многие сотни. И никаких тебе аварий.
– Ну и что же дальше? – спрашивает Эйб.
– Давай попробуем этот адрес.
– Но ведь… – они выезжают на Эмерсон-стрит, идущую параллельно Гарден-Гроув-авеню. – Ведь это пристройка мебельного склада.
– Да, но там наверху могут быть и жилые квартиры. Смотри, по виду – вполне похоже. Эйб пребывает в сомнении.
– Нет, – качает он головой, – не мы здесь нужны, а скорее уж полиция.
Они выбираются из фургона и поднимаются по бетонным ступеням наружной лестницы. Проулок, в котором стоит дом, заполнен серыми металлическими баками для мусора, завален сплющенными, огромного размера картонными коробками. Лестница приводит их к деревянной двери, которую бесчисленное число раз открывали ногой и однажды красили оранжевой краской, давным-давно уже поблекшей до пыльно-желтого колера. Ксавьер поднимает руку, чтобы постучать, но в тот же самый момент из-за двери раздается дикий – словно кто-то на кусочки режет собаку – вопль. Ксавьер и Эйб молча смотрят друг на друга. Затем Ксавьер стучит.
– Не лезь сюда! Ой, Господи… мотай отсюда к долбаной матери!
Голос несомненно женский, только хриплый и какой-то дикий.
– Хм-м, – негромко говорит Ксавьер. А затем кричит: – Спасательный отряд, мэм!
– А! Так это вы! Помогите! Помогите! Ксавьер пожимает плечами и пробует открыть дверь. Дверь заперта.
– У вас дверь заперта!
– Только не надо ее ломать! А то он выгонит меня из квартиры! А-а-а! А-а-а! Помогите!
– Ну тогда откройте ее сами!
– Не могу-у!
– Ну, не знаю.
Ксавьер осматривает дверь, крутит ручку. Никакого результата.
– Да помогите же мне, черт побери!
– Мы пытаемся! Не закройся вы на замок, было бы гораздо легче. – Ксав осматривается. – Слушай, Эйб, кухонное окно совсем близко к перилам, и оно открыто. Узковато, конечно, но ты, пожалуй, протиснешься.
Эйб глядит на крошечное оконце, на его лице – крайнее сомнение.
– Да куда там, оно же совсем маленькое. И свалиться тут недолго.
– Пролезешь, еще как пролезешь. Попробуй, а я буду тебя держать.
Эйб забирается на хлипкие железные перила, сует в окошко руки и голову, ищет за что бы ухватиться. Единственная зацепка – торчащий над кухонной раковиной кран. И окошко действительно чересчур узкое… Ладно, попробуем. Он начинает втискиваться внутрь. Жуткая вонь, по всей видимости – от давно не выносившегося мусорного ведра. Плечи кое-как пролезают, дальше уже все проще, нужно только проползти над раковиной и втянуть ноги. В конечном итоге, после мощного завершающего толчка Ксавьера Эйб оказывается на грязном полу.
– Эй, кто тут?
– Помогите! О-о-о помогите!
Эйб вскакивает и бежит; на полу крохотной комнатки, примыкающей к кухне, лежит черноволосая женщина в длинной, мокрой от пота мужской рубахе. Судя по горой вздымающемуся животу, она либо чудовищно толстая… да нет, какое там толстая – эта женщина корчится в родовых схватках. Так вот и рожает – прямо на полу.
– Эй! – кричит женщина. – Я здесь!
– Вижу, вижу.
Эйб отпирает наружную дверь и впускает Ксава. Женщина отдергивается, прижимается боком к старой, зеленого винила кушетке.
– Это еще кто?
– Спасательный отряд. – Ксавьер опускается на колени, берет женщину за запястье, отодвигает ее ладонь, которой та вцепилась в свой живот. – Вам нужно расслабиться…
– Расслабиться! Да ты что, шутки пришел шутить? И почему вы так долго? А-а-а! А-а-а! – По лицу женщины текут струи пота, она непрерывно перекатывает голову то в одну, то в другую сторону. – Я просила «скорую помощь»!
– Вот мы и есть «скорая помощь». Попробуйте, пожалуйста, расслабиться. – Ксавьер быстро ее обследует. – Послушайте, и давно у вас начались схватки?
– Часа, наверное, два.
– Надо же, как у вас все быстро.
– Ты это мне рассказываешь? И вообще, кто вы такие?
– Спасательный отряд.
– Я не хочу, чтобы какой-то черножопый лапал меня в этом месте, да еще в такое время, когда я пытаюсь… а-а-а!.. родить ребенка.
Ксавьер смотрит на нее, наморщив лоб.
– Я попытаюсь воздержаться от грубых приставаний, во всяком случае – пока вы не разрешитесь, договорились? Сейчас там как-то тесновато для изнасилования.
Женщина пытается его ударить, но все ограничивается бессильным взмахом руки.
– Убирайтесь отсюда! Оставьте меня в покое! Ох, Господи!
– Вы никак не поймете, мэм, что мы – спасательный отряд, – пытается объяснить Эйб.
– Да отстань ты от меня со всеми своими «мэм». Мне просто нужна «скорая помощь».
– Ради Бога, – охотно соглашается Ксавьер. – Эйб, сбегай за носилками. Думаю, мы еще успеем отвезти ее в больницу святого Иосифа.
Эйб кубарем скатывается с лестницы, хватает свернутые носилки, бежит с ними наверх. Ксавьер и роженица громко спорят.
– Послушайте, женщина, никто там не станет удерживать вашего ребенка в заложниках. Не сможете заплатить – ну, значит, не сможете заплатить! А сейчас у вас все это идет слишком быстро, почти обязательно будут разрывы. В больнице вам будет гораздо лучше.
Женщина не отвечает, у нее очередная схватка. Однако Эйб видит, что ей хочется ответить, она не сводит с Ксавьера сверкающих ненавистью глаз, трясет головой, наконец, выдавливает:
– Не хочу – никуда – ехать!
– Ничего не поделаешь. Если мы оставим вас здесь, вы умрете от потери крови. Мы не имеем на это права.
Эйб развернул носилки и поставил их на ножки. Когда они с Ксавом начинают поднимать женщину с пола, та выгибается дугой, ни на секунду не переставая стонать от невыносимой, видимо, боли.
– А вы не пробовали тужиться ритмично? – спрашивает Ксавьер. – Вы имеете хоть какое-нибудь представление, как это делается?
– Да иди ты!.. – Женщина снова пытается его ударить. – Долбаные насильники! Да я же даже не знала – а-а-а! Я и про беременность-то свою узнала только два месяца назад.
– Великолепно. Эйб, зайди оттуда и приподними ее плечи. Тужься, женщина, тужься!
– Не-ет! – Однако она продолжает тужиться, прикладывая к этому колоссальные, – судя по вздувшимся на шее венам и жилам, – усилия. Эйб заметно перепуган; ситуация, вообще говоря, самая для санитаров заурядная, но он сталкивается с ней впервые; женщина вертится ужом, почти выскальзывает из рук, тут кому угодно станет не по себе. Он чуть ли не с тоской вспоминает обычных своих коматозных пациентов.
Они собираются уже поднять носилки, но тут следует новая схватка; Ксавьер наклоняется и смотрит.
– Мм-да, головку уже видно. Не успеем, пожалуй. Тужься, женщина, тужься.
– Н-не могу…
– Можешь, можешь. Давай, я нажму тебе на живот. Ноги вверх, руки опусти. Теперь напрягись изо всех сил… вот так… еще немного, теперь расслабься. Немного передохни. А теперь – еще раз.
– Ксав, а ты что, не первый уже раз? – интересуется Эйб.
– Ясное дело.
– Ты будешь делать разрез?
– Ты что, сдурел? Этот ребенок сам великолепно со всем справится.
– Просто восторг! – восклицает женщина, у которой как раз пауза между схватками. – Очень приятно вас послушать. Да что ты, собственно, за врач?
– Армейский. И не отвлекайтесь, пожалуйста, от главного своего занятия.
– Будто я могу… отвлечься.
И еще одно усилие; женщине не хватает воздуха, она дышит широко раскрытым ртом. Вот уж не думал, что это так трудно, проносится в голове Эйба. Он вскакивает, приносит из ванной черное от грязи полотенце, вытирает с ее лица пот. По огромному животу волной бегут судороги, женщина глухо, сквозь стиснутые зубы стонет, она зажмурилась – так крепко, что побелевшие веки ярко выделяются на фоне налившегося кровью лица.
– Вдох, а на выдохе – толчок, – негромко советует Ксавьер. – Тужься, тужься.
– Заткнись, мать твою!
Эйб обращает внимание, что в комнате стало темнее: на пороге теснится целая орава соседей. Женщина сдавленно ругается, она тоже их заметила.
– Эй, там, мотайте отсюда! – кричит Эйб. – Если среди вас есть врач или акушерка – милости просим, а остальные – марш отсюда. И закройте дверь! – Он встает и выгоняет всех из комнаты. По большей части это дети и подростки, с круглыми от любопытства глазами. Труднее всего выгнать мелюзгу, слишком уж они шустрые.
– Тужься! Да, так, правильно, тужься! Вот голова уже и вышла! Теперь, – плечи, давай, давай скорее.
Ну, вроде почти все. Эйб смотрит, как черные ладони Ксавьера принимают красное, измазанное кровью и слизью тельце. Невероятное зрелище. Теперь Ксавьер занялся пуповиной. Он переворачивает ребенка на бок, и тот заходится криком.
– Возьми его, Эйб.
Эйб наклоняется и осторожно берет нечто теплое, влажное, липкое. Ребенок почти ничего не весит, его голова легко умещается в ладони.
– А кровотечение все-таки есть, – тревожно хмурится Ксавьер.
– Эй, вы там что, забыли про меня?
– Все в порядке, леди. Поздравляю вас с новорожденным.
– Что? А чего же ты раньше молчал? – Женщина снова бессильно замахивается на Ксавьера. – Да что ты за врач такой! Слышь – мальчик или девочка?
– М-м-м… – Самому Эйбу подобный вопрос как-то не приходил в голову. – Думаю, мальчик.
– Думаешь? – негодует женщина. Они с Ксавьером смеются. – Послушай, черножопый, кто это у тебя такой, студент, что ли?
– Ладно, – отмахивается Ксавьер. – А в больницу все равно надо. Как вам кажется, вы сможете подержать ребенка, пока мы будем спускать вас во двор?
Женщина кивает и протягивает руки, они пристраивают крохотное существо у нее на груди. Мокрая от пота рубашка, перемазанный ребенок… картинка получается малоопрятная, но тем не менее умилительная.
Лестница узкая, разворачивать носилки трудно, вдобавок приходится разгонять липнущих со всех сторон детей, а тем временем женщина отключается. Она разжимает руки, и ребенок начинает соскальзывать на сторону; Эйбу и Ксавьеру приходится бросить носилки и ловить скользкое тельце, готовое уже перелететь через перила в направлении расставленных внизу мусорных баков. Бух-трах, носилки валятся на Ксавьера, чуть не сшибая его с лестницы; он кое-как удерживается, отделывается ушибленной о ступеньку задницей.
– Да что же это вы, леди, делаете?
– Откуда вы взялись на мою голову? Вы что, убить меня решили? Отдайте моего ребенка!
– Только постарайтесь больше его не ронять. – Ксав возмущен до крайности. – Маленький совет для начинающих мамаш, я даю его вам совершенно бесплатно. Не швыряйте своих детей в мусорные баки, если есть хоть малейшая возможность обойтись без этого.
Дальше все идет без приключений. Носилки засунуты в заднюю дверь фургона, туда же залезает и Ксавьер; Эйб везет их к больнице святого Иосифа.
– Ты бы поскорее, Эйб, – окликает его Ксав из своей амбулатории. – Тут же кровотечение из таких мест, которые не больно-то залепишь пластырем.
– И не пробуй! – Слышит Эйб резкий голос женщины. – Мало того, что подзалетела я с таким вот, вроде тебя, черножопым, так тут еще и ты на мою голову.
– У-гу. Вы бы, мэм, просто полежали спокойно, расслабились. И заткнулись – если, конечно, способны на такой подвиг. А уж я постараюсь сдержать свои низменные страсти.
Из внутреннего окошка высовывается голова Ксава.
– Вот же неблагодарная сука.
– Так ты что, действительно принимал уже роды?
– А разве не видно? Я же работал, как профессиональная повитуха.
– Ясно. А было сегодня что-нибудь из ряда вон выходящее?
– Быстро очень.
– Это тебе кажется, что быстро! – вопит за его спиной женщина.
– Тише, мэм. Поберегите силы.
– Никогда не думал, что это так трудно, – говорит Эйб. – Слышал, конечно, но сам никогда не видел.
– Не думал? Ну, ты совсем салага. Это выжимает их до предела. Вся беда в том, что мозги разрастались у человека куда быстрее, чем щель между ног. Рожать не только трудно, но еще и опасно. Вот тут вроде бы два здоровых человека, а ведь любой из них может помереть, не доехав до больницы. Ты бы, кстати, поторопился.
Они добираются до места, перегружают женщину с ребенком на каталку, волокут их к двери приемного покоя, и тут женщина впадает в чувствительное настроение.
. – Я вам очень за все благодарна… – По ее щекам катятся слезы, – … и я очень боялась. Простите, пожалуйста, что я все это вам наговорила. Вы совсем не черножопый.
– Н-ну… – неопределенно отвечает Ксав и плотно сжимает губы, чтобы не расхохотаться.
– А как вас обоих звать? Эйб? Хорошо. Ксавьер? Ксавьер? А как это пишется – Ксавьер? Хорошо. Вот я и назову его Уильям Ксавьер Эйбрахам Джефферс, точно, вот так вот и назову. Точно, вот так вот и назову.
Женщину укатили. Эйб и Ксавьер идут в туалет, умываются, возвращаются в приемный покой.
Буквально через несколько минут выходит врач, он сообщает, что женщина в полном порядке, ребенок в полном порядке, никаких проблем не возникает. Ровно никаких проблем.
Если так, можно и уходить. Эйб испытывает какое-то странное чувство, все вокруг кажется не совсем реальным. И он, и Ксав широко улыбаются, словно пара идиотов.
– Так, значит, – говорит Эйб, – Уильям Ксавьер Эйбрахам Джефферс, а?
– Сигары не найдется? – спрашивает Ксавьер. И они начинают смеяться. Они смеются, жмут друг другу руки, лупят друг друга по спине и смеются.
– Ну ты поверил бы этому тогда, когда весь квартал сбежался туда поглазеть?
– Или когда этот парень полетел прямо в помойку?
– Слушай, а ведь смена, считай, почти что кончилась. Пошли-ка выпьем.
Где отметить столь знаменитое событие? Конечно же, в «Пристани», любимой забегаловке Ксавьера. Это в Нижней Санта-Ане, на Четвертой улице. Они пьют пиво, чертову уйму пива, и Эйб понемногу расслабляется, ему приятно почувствовать себя частью того загадочного мира, в который удаляется Ксав после работы, приятно быть принятым в баре для черных – хотя бы и не надолго, и только на правах друга Ксавьера. Ксавьер рассказывает о сегодняшних событиях, и все заведение буквально ревет от восторга; историю начинают пересказывать, оснащать миллионами вымышленных подробностей. «Вы же совсем не черножопый! Ха-ха-а-а-ха-а…»
Эйб и Ксавьер пьянеют. Эйб смотрит на смеющегося Ксава и чувствует ухмылку на собственном лице. Он не видел Ксавьера таким раскрепощенным, пожалуй, уже… да кой черт, вообще никогда не видел. Эйб зажмуривается, пытаясь удержать этот момент, запах дыма и пота, умиротворенное лицо Ксава, грубые голоса его дружков… Остановись, мгновение.
Назад: Глава 29
Дальше: Глава 31