И все остальное
Интервью с клубом «Onion A.V.»
По-моему, идея искусства губительна для творчества.
ДНА
Вопрос: Вы занимаетесь одновременно самыми разными вещами. О нем бы вы хотели поговорить для начала?
ДНА: По-моему, существуют две главные вещи. Первое — мы, кажется, скоро закончим то, над чем трудились вот уже два года. Это компьютерный диск под названием «Звездный корабль „Титаник“». Он выйдет примерно через пару месяцев. Второе — я только что дал согласие Диснею на экранизацию «Автостопа». Так что на ближайшие пару лет это то, чем я буду занят. Я буду снимать фильм.
Вопрос: Расскажите подробнее о компьютерном диске.
ДНА: Это диск с игрой, и, что самое главное, он был изначально задуман как диск с игрой. Меня просили сделать игру по «Автостопу», но я подумал: «Нет, только не это!» Мне не хотелось переделывать для компьютера уже написанную мною книгу. По-моему, компьютерные диски хороши сами по себе, и если что-то придумывать, то специально для них. Потому что, стоит вам в голову прийти интересной идее, как вслед за ней тотчас возникает вопрос: «А что это будет? Книга? Фильм? Или что-то еще? Это короткий рассказ или сериал?»
И от того, как вы ответите на этот вопрос, зависит вся дальнейшая судьба проекта. Поэтому, если придумывать что-то специально в расчете на компьютерный диск, результат будет совершенно иной, чем если бы вы взялись за написание книги. Нет, я тут, конечно, слегка покривил душой, потому что идея как таковая, в виде небольшого абзаца, уже присутствовала в одной из моих книг — кажется, в «Жизни, Вселенной и всем остальном». Потому что стоит взяться за разработку сюжета для «Автостопа», как мне тотчас в голову приходит еще пара-тройка других сюжетов, и я отдаю их на обсуждение.
Вот так у меня в голове застряла одна идейка, и люди сказали мне: «Тебе стоит развить ее в роман». На мой взгляд, до романа она никак не дотягивала, и я упорно отказывался следовать данному мне совету. Но потом понял, что существует очень даже веская причина, почему мне не хотелось делать из нее книгу. Ведь по сути своей это история одной вещи. Просто мне эта идея не давала покоя, и люди не имели к ней ни малейшего отношения. А как напишешь приключенческую книгу, в которой отсутствуют люди? Таких не бывает.
И тогда я подумал: «А не выпустить ли на ее основе компьютерный диск? Надо же мне как-то оправдать тот факт, что я просиживаю уйму времени перед компьютером». В общем, мне хотелось, чтобы из моей задумки получился серьезный проект. И я постоянно спрашивал себя, как лучше поступить. А затем неожиданно вспомнил, почему мне ужасно не хотелось, чтобы «Звездный корабль „Титаник“» вышел в виде книги. Ведь это история вещи, история корабля, — и неожиданно то, что раньше казалось недостатком идеи, превратилось в ее главное достоинство. Поэтому, когда имеешь дело с компьютерным диском, собственно, тем и занимаешься, что строишь корабль.
Вопрос: И таким образом сам становишься действующим лицом?
ДНА: Верно. Как только корабль начинает обретать формы, вы постепенно населяете его действующими лицами. Но суть не в них, суть в самом корабле. Мне тогда хотелось сделать вот что… Знаете, это может показаться либо ужасно старомодным, либо слишком радикальным, смотря как на это взглянуть. Я мечтал встроить в игру возможность вести разговор. Много лет назад я вместе с компанией «Инфоком» делал игру по мотивам «Автостопа», кстати, это очень даже приличная компания. Они создавали ужасно интересные, изобретательные, грамотные игры, основанные на тексте.
Ведь не секрет, что за несколько тысячелетий своего существования человеческая культура подарила нам немалое количество возможностей, как использовать текст, и, добавив интерактивный элемент, мы эти возможности приумножили. Вы превращаете компьютер в рассказчика, а сами становитесь слушателем, как в старые добрые времена, когда рассказчик реагировал на свою аудиторию. Я получил громадное удовольствие, работая над созданием такой игры. Мне ужасно нравилось создавать виртуальные диалоги между игроком и машиной. И я подумал тогда: а не попытаться ли расширить возможности игры, добавив к диалогам современную графику? Потому что мне было ужасно любопытно взглянуть, можно ли взять старую, основанную на диалоге, технологию и заставить персонажи на самом деле заговорить. Поместить их в какую-нибудь среду и посмотреть, что из этого выйдет.
Вот мы и взялись за решение проблемы: как сделать так, чтобы игрок мог общаться с персонажами. Конечно, все, что имеет отношение к языку, моментально вырастает в проблему. Прежде всего, нам хотелось, чтобы речь базировалась на тексте, что дает такое существенное преимущество, как конструирование на лету самых разных предложений. С другой стороны, в таком случае ваши персонажи разговаривают словно полуобморочные норвежцы, что скорее недостаток, нежели преимущество. И я подумал: «Нет, это просто ужасно, ведь число возможных ответов ограничено. Получается что-то вроде… А с чего, собственно, я это взял?»
В общем, в конце концов мы решили эту проблему, или, вернее, постепенно решили эту проблему, правда, объем предварительно записанной речи раздулся до угрожающих размеров. Как-то утром мы в который раз в течение двух часов занимались записью. Теперь у нас имелось около шестнадцати часов коротеньких фрагментов разговора: фразы, предложения, половинки предложений, и все это машина должна была на лету соединять в осмысленные реплики в ответ на то, что вы ей напечатаете.
Какое-то время это давалось со скрипом. И вот теперь, в последние две или три недели работы, начало происходить нечто совершенно пугающее. Заглядывая к нам, любопытные только качали головами: «Да-да, интересненько, а вы уверены, что оно у вас заработает? Что будет, если, к примеру, спросить?..» И задают вопрос, а когда слышат ответ, у них отваливается челюсть.
Получилось все замечательно. Народ заходил к нам и просиживал часами, болтая с компьютерными персонажами. Спешу добавить, что шестнадцать часов диалога явились результатом трудов всего нескольких человек. Какую-то их часть написал лично%я, кое-что добавили другие, а затем мы все это соединили. Просто удивительно, как все здорово получилось. Неожиданно возник целый мир, населенный самыми разными персонажами. Повсюду ползают какие-то странные, поврежденные роботы, и у каждого из них собственное мнение, собственные взгляды, предрассудки, своя биография и, главное, они разбираются подчас в прямо-таки неожиданных вещах. Беседовать с ними — одно удовольствие.
Вопрос: А вы не опасаетесь, что, несмотря на все ваши труды, кое-кто отнесется к этому несерьезно, в отличие, скажем, от фильма или книги? Что люди откажутся воспринимать игру как разновидность искусства?
ДНА: В принципе, буду этому только рад. Восприятие искусства как чего-то серьезного вселяет в меня тревогу. Я сам когда-то окончил университет с дипломом по литературе и с тех пор всеми силами старался не иметь с искусством никаких дел. По-моему, идея искусства губительна для творчества. Именно по этой причине мне ужасно хотелось создать диск с йгрой: никто не станет воспринимать его серьезно, и поэтому можно на пузе пролезть под забором, втихаря протащив за собой совершенно невероятные вещи.
Диву даешься, как часто это получается. Думаю, что когда человек только начинал писать романы, большинство из них были откровенной порнографией. Как мне представляется, большинство средств коммуникации начинались именно как порнография и уже потом доросли до их нынешнего состояния. Спешу добавить, что мой диск не имеет к порнографии ни малейшего отношения. Кстати, до 1962 года все дружно считали, что поп-музыка тоже своего рода… Ни у кого тогда язык не повернулся бы назвать ее искусством, но потом появился кто-то, наделенный редкостным даром творчества, и глядишь, мир перевернулся — народ уже сходит от поп-музыки с ума и видит в ней непревзойденный способ оттянуться.
Проходит всего несколько лет, и вот вам «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», и все в один голос величают это искусством. Но мне почему-то кажется, музыка или литература интересны именно тогда, когда их еще не величают искусством, — наоборот, когда для большинства они все еще остаются кучей дерьма.
Вопрос: Вы бы хотели, чтобы лет этак, скажем, через двадцать вас называли одним из основоположников искусства создания компьютерных дисков?
ДНА: Мне бы хотелось другого: чтобы люди их покупали. Одна из причин очевидна. Другая же заключается в том, что если что-то пользуется популярностью, если действительно нравится людям, если приносит им радость, вы чувствуете, что ваш труд не пропал даром. А если кто-то при этом воскликнет «Да ведь это же подлинное искусство!», что ж, так тому и быть. В принципе я не против. Но я убежден, что решать должен кто-то другой, а не я. Сам же создатель просто не должен ставить перед собой таких целей.
Нет ничего хуже, если кто-то, берясь, скажем, за роман, произнесет: «Ну что ж, попытаемся создать нечто, что имело бы высокую художественную ценность». Звучит по-дурацки. Недавно я тут прочитал одну вещь, просто так, из любопытства. А именно «Шаровую молнию», роман про Джеймса Бонда, — конечно, такое впору читать, когда вам лет этак четырнадцать, не больше, когда мусолишь страницы с одной только мыслью, эх, поскорее бы обнаружить эту сцену, где он кладет левую руку ей на правую грудь и говорит: «Господи, до чего восхитительно!»
Но теперь я подумал только — за последние сорок лет Джеймс Бонд превратился для нас в икону массовой культуры. Интересно было бы узнать, а как было в самом начале. А натолкнуло меня на эту мысль следующее — не считая, конечно, того, что мне под руку попалась валявшаяся в комнате книжка, — я прочитал чьи-то слова, сказанные про Иэна Флеминга: он-де отнюдь не стремился к художественности, а просто пытался писать грамотно. Что, признайтесь, не одно и то же. И я подумал тогда: надо проверить, как у него это получилось. Тем более интересно, потому что, хотя с самого начала его романы задумывались как литературная поделка, они написаны мастерски. Флеминг умел пользоваться языком, знал, как заставить его работать, и добился своего. Но никому и в голову не пришло назвать это литературой.
По-моему, наиболее интересные результаты получаются именно там и тогда, когда люди не ставят перед собой цель создать произведение искусства, а просто делают то, что умеют делать, то есть работают как хорошие ремесленники. Быть грамотным писателем значит уметь хорошо писать, досконально знать свое ремесло, уметь правильно пользоваться имеющимися в твоем распоряжении средствами — так, чтобы ненароком их не повредить. Когда я читаю романы — те, что с «большой буквы», — то нахожу в них немало полнейшей чепухи.
Так что если вам хочется узнать что-то действительно интересное о человеческих существах, о том, как они устроены, как относятся друг к другу, как общаются между собой, то здесь нет равных писателям-женщинам, пишущим детективные романы, таким как, например, Рут Ренделл.
Если же мне хочется почитать что-то серьезное, нечто такое, что, если хотите, можно назвать пищей для ума, например,, в чем смысл нашего существования в этом мире, что происходит вокруг нас, то в таких случаях я предпочитаю что-нибудь научное, в духе книг Ричарда Доукинса. Как мне кажется, рассуждения по ключевым, философским вопросам перешли от писателей-романистов к тем, кто пишет на научные темы, хотя бы потому, что ученые знают больше.
Я с большим подозрением отношусь к чему бы то ни было, что объявляется произведением искусства уже на стадии создания. Что же до выпущенного мною компьютерного диска, я просто старался добросовестно делать свое дело и получал от этого громадное удовольствие. Как мне кажется, получилось удачно. Конечно, всегда остается что-то такое, что хотелось бы переделать, но с другой стороны — переделывать можно до бесконечности. А этот диск получился на славу.
Вопрос: Говорят, вы пробовали силы в кино. До нас вот уже сколько лет доходят слухи, что по вашему роману снимается фильм.
ДНА: Это точно. Слухи об этом возникают постоянно, но главных источников два. Во-первых, лет пятнадцать назад я продал права на экранизацию Ивану Райтману — тогда он был еще не так знаменит, как сейчас. Правда, из этой затеи ничего не вышло, потому что, как только мы занялись ею вплотную, у нас с Иваном возникли непреодолимые разногласия. Более того, оказалось, что он даже не читал книгу, которую собрался экранизировать, а только ознакомился с цифрой проданного тиража. Мне кажется, это было вообще не его, вот он и пытался сделать что-то такое, с чем я был в корне не согласен. В конце концов мы остались каждый при своем мнении и разошлись каждый своим путем.
Затем права перешли студии «Колумбия», а Иван приступил к съемкам «Охотников за привидениями», и можете себе представить, как я был зол на него. «Колумбия» же положила права на экранизацию моей книги в долгий ящик. Если не ошибаюсь, Райтман тогда нанял кого-то написать по ней сценарий, и худшего я не видел за всю свою жизнь. К сожалению, на нем стояло мое имя и имя этого сценариста, хотя лично я не поставил там даже запятой. Причем выяснилось это лишь тогда, когда сценарий уже лежал в сценарном отделе, или как он у них там называется, и пролежал довольно долго, и все считали, что он — моих рук дело и что я ужасный сценарист. Что, разумеется, меня отнюдь не радовало.
Затем, несколько лет назад, меня представили одному человеку, который впоследствии стал моим другом. Это Майкл Несмит. Чем он только не занимался за свою жизнь! Он не только продюсер, представьте себе, он когда-то начинал в группе «Monkees»! Во что, признаюсь, поначалу верится с трудом, потому что он какой-то такой серьезный, такой тихий, хотя иногда его прорывает, и тогда он мастер приколов. Он мне предложил, чтобы нам вместе заняться этим проектом — он как продюсер, а я как сценарист и т. д. Нам так здорово работалось вместе! Но, поговаривают, что в какой-то момент кому-то в Голливуде показалось, будто вещь устарела. В общем, мне, и при том не раз, было сказано примерно следующее: «Научная фантастика с юмором в кино не пройдет». И вот почему: «Если бы прошла, кто-нибудь уже давно бы это снял».
Вопрос: Не кажется ли вам, что логика эта, мягко говоря, хромает?
ДНА: На самом-то деле в этом году на экраны вышли «Люди в черном» — значит, кто-то все-таки это снял. А «Люди в черном»… Как бы это поделикатнее выразиться? Скажем так — есть в этой картине нечто такое, что кажется до боли знакомым. И неожиданно научно-фантастическая комедия, сделанная примерно в том же духе, что и «Автостоп», становится едва ли не событием года. Неожиданно всем захотелось увидеть на экране юмор в обличье фантастики. А наш с Майклом проект… Нам с ним так и не удалось довести дело до съемочной площадки, но расстались мы друзьями. Каковыми до сих пор и остаемся. Можно только надеяться, что в будущем у нас возникнут новые совместные проекты и мы добьемся больших успехов. Ведь работать с ним одно удовольствие. И еще, чем больше времени я провожу в Санта-Фе, тем лучше.
И вот теперь диснеевский проект, вернее, не с самим Диснеем, со студией «Караван» — на сегодняшний день это одна из крупнейших независимых компаний, — но сейчас она работает в одной упряжке с Диснеем. Жаль, конечно, что за последние пятнадцать лет так ничего и не удалось сделать. Зато сейчас я чувствую прилив творческой энергии, хотя бы потому, что в наши дни технические возможности позволяют снять гораздо лучшую картину, нежели пятнадцать лет назад. Но это, опять-таки, техническая сторона дела — как она будет смотреться, как ее снимать. На самом деле качество картины зависит от качества сценария и актерской игры, от режиссерского таланта и тому подобных вещей. А они за последние пятнадцать лет не стали ни лучше, ни хуже. Зато в одном существенном отношении — а именно, какие эффекты теперь возможны — прогресс просто фантастический.
Вопрос: Режиссером, насколько известно, будет Джей Роун?
ДНА: Он. Это очень интересный режиссер и человек. Я провел немало времени за разговорами с ним. В некотором смысле дело сдвинулось с мертвой точки именно тогда, когда я его встретил. Мы сразу нашли общий язык, и я еще подумал: «Какой умный, какой проницательный человек». Нет, он не только умный и проницательный человек, но в высшей степени умный и проницательный — он хочет, чтобы я работал вместе с ним. Что, знаете, всегда располагает автора к режиссеру. Ведь когда я делал радиосериал, еще не было принято, чтобы автор вмешивался в работу. Написал — и будь здоров. Я же постоянно влезал со своими идеями на протяжении всей работы. Продюсер, он же режиссер, сначала ужасно этому удивился, но потом начал принимать как нечто само собой разумеющееся. Вот почему я тоже приложил руку к тому, как шла работа над сериалом.
То же самое хотел от меня и Джей при съемках фильма. И я подумал: «Наконец-то! Нашелся кто-то, с кем можно работать!» По первоначальным прикидкам, на съемки потребуется года два. Ведь кто поручится, что может произойти! А на данный момент единственное, что можно с уверенностью сказать, — пока вроде бы все идет так, как надо. Я полон оптимизма и надеюсь, что фильм получится.
Вопрос: А радиосериал, кажется, вышел лет двадцать назад?
ДНА: Да-да, почти двадцать. Двадцать будет через месяц.
Вопрос: Скажите, а в чем причина такого неувядающего интереса к вашему произведению?
ДНА: Честно говоря, не знаю. Скажу лишь одно — я серьезно над ним работал, очень за него переживал и даже сам себе на какое-то время отравил жизнь. И даже имей я возможность отнестись к работе над книгой не так серьезно, то, наверное, все равно бы не выдержал и пошел по трудному пути. Подозреваю, что степень читательской любви к этому произведению несоизмерима с тем трудом, какой я в него вложил. Это, конечно, упрощение, но, с другой стороны, лучше не скажешь.
Вопрос: Фильм снимается только по первой книге?
ДНА: Да, только по ней. Я тут недавно заглянул в Интернет, чтобы узнать, что народ говорит по этому поводу. И знаете, что я там увидел: «Он собирается засунуть туда все пять книг!» Люди просто не понимают, каким образом из книги делается кино. Кто-то как-то раз, и причем совершенно верно, заметил, что лучшим материалом для фильма является короткий рассказ. Поэтому и ответ на ваш вопрос очевиден — да, только по первой книге. При этом я должен добавить, что как только я сажусь за создание очередной версии «Автостопа», она тотчас вступает в противоречие со всем написанным ранее. А о фильме могу сказать лишь одно — он тоже будет противоречить книге, но особым образом.
Вопрос: И какой из версий «Автостопом по Галактике» вы остались довольны?
ДНА: Во всяком случае, не телевизионной. В зависимости от настроения, отдаю предпочтение либо радиосериалу, либо книге, собственно говоря, других больше и нет. И к каждой у меня особое отношение. С одной стороны, все и началось-то с радиосериала. Именно на радио вещь зародилась, потихоньку обрастала плотью. Кроме того, именно на радио у меня было чувство, что я, да и все другие, кто работал вместе со мной — продюсер, звукоинженеры и так далее, — создавали нечто для той поры революционное. Или, если взглянуть на это иначе, у нас у всех временами ехала крыша.
Помню, как я просиживал в студии под землей, слушая три часа подряд, как кит на скорости триста миль в час выбрасывается на землю, и все пытался получить нужный мне звук. После долгих часов работы, день за днем, — как-то начинаешь сомневаться в ясности собственного рассудка. Ведь еще неизвестно, что народу понравится. Но, с другой стороны, мы гордились тем, что до нас за такое никто не брался. Это было просто здорово, мы прямо-таки ощущали прилив творческой энергии. А с третьей стороны — книга хороша тем, что она только моя. Моя и больше ничья. Никто другой не имеет к ней отношения. Хотя нет, это, конечно, не совсем так, потому что, прежде всего, книга выросла из радиосериала и в некотором смысле все, кто участвовал в его создании, так или иначе причастны и к книге. И тем не менее я вижу в ней исключительно плод моих трудов. И, конечно, рад, что она нашла своего читателя. Она легко читается, такое ощущение, что написана она на одном дыхании. И только мне известно, каких трудов мне это стоило.
Вопрос: И она вам ни разу не надоела ?
ДНА: Был момент, когда она сидела у меня буквально в печенках. И я больше не желал о ней слышать. Я орал на тех, кто решался при мне процитировать что-нибудь из нее. К тому же, я уже занимался другими вещами. Например, сочинял книги про Дирка Джентли. А наиболее теплые воспоминания у меня остались о том, что я сделал лет десять назад.
Вместе со знакомым зоологом я отправился в кругосветное путешествие в поисках исчезающих видов животных и растений, после чего написал книгу «Больше вы их не увидите», она моя самая любимая. «Автостоп» же — дело прошлое, хотя я и люблю его. Он чертовски здорово получился, им можно гордиться и он до сих пор мне не разонравился. Я тут недавно разговаривал с Питом Таушендом из «The Who». Помнится, я тогда сказал: «Господи, неужели я войду в историю исключительно как автор «Автостопом по Галактике»?» Пит тогда слегка одернул меня, сказав: «Послушай, у меня та же история с «Томми», какое-то время я тоже так думал. Просто все дело в том, что стоит создать нечто стоящее, как перед тобой тотчас открываются двери. Ты получаешь возможность делать то, о чем раньше и мечтать не мог. Люди это помнят. И за это нужно быть благодарным.
Вопрос: А как обстоят дела с Дирком Джентли?
ДНА: Я начал еще одну книгу о нем и потом бросил. Сам не знаю почему, но дело застопорилось, и мне пришлось на время ее забросить. Я просто не знал, что мне делать дальше. Но год спустя вновь просмотрел, что написал, и неожиданно мне в голову пришла мысль: «Собственно говоря, все дело в том, что герои и замысел не стыкуются. Я пытался положить в ее основу не те идеи. Они куда лучше подходят для «Автостопа», но сейчас мне не хочется писать очередную книгу из этой серии». Вот я и отложил их в сторонку. Кто знает, вдруг я еще засяду за очередную часть «Автостопа», а до той поры у меня еще остаются груды неиспользованного материала.
Но вот возьмусь ли я снова за Дирка Джентли — это вопрос. Два-три месяца назад студенческий театр в Оксфорде поставил по нему спектакль, и я съездил посмотреть. Сюжет, конечно, ужасно сложный. Причем частично эта сложность нужна для того, чтобы скрыть от зрителя, что сюжет, собственно, не ахти. Было забавно увидеть все это на сцене, а затем я принялся размышлять: «Ага, это у них получилось, а вот это надо было сделать иначе, а вот это — так-то и так». И тогда уже не остановиться, мысли так и крутятся в голове. Мне также показалось любопытным вот что: пока я там сидел, я мысленно критиковал спектакль, а вот публика была от него в полном восторге. То есть ситуация складывалась довольно комичная.
Неожиданно я подумал: «Интересно, а какой бы получился из этого фильм? Потому что сейчас я смотрю свежим взглядом и вижу, что из этого можно сделать картину, и весьма неплохую». Так что, уж если «Автостопом по Галактике» попал на театральные подмостки, где можно обратить внимание совсем на другие детали, было бы неплохо за это дело взяться. Если замысел этот удастся осуществить, надеюсь, что, как только съемка пойдет полным ходом, в будущем это откроет новые двери. Я с удовольствием взялся бы и за другие проекты. Правда, это говорит тот, кто за всю свою жизнь не снял ни одного фильма.
Интервью брал Кит Фиппс, 1998 год
Письмо Дэвиду Фогелю
14 апреля 1999 года
Дэвиду Фогелю
Студия «Уолт Дисней Пикчерс»
Дорогой Дэвид.
Пару раз пытался дозвониться до тебя по телефону. Наверное, мне стоило объяснить, зачем ты понадобился. Я несколько дней был в Штатах, и мне пришло в голову, что неплохо было бы заехать в Лос-Анджелес, чтобы нам с тобой поговорить. Но связаться с тобой не удалось, и я возвращаюсь в Англию и пишу тебе это письмо прямо в самолете.
Кажется, мы подошли к тому моменту, когда проблемы разрослись до таких размеров, что начали заслонять собой положительные стороны проекта. Не знаю, прав ли я в этом моем предположении, но на сей день я имею лишь затянувшееся молчание, а других источников информации у меня попросту нет.
Мне кажется, что мы или скатимся до привычных штампов: ты у нас глава студии, которому постоянно приходится решать массу конкретных проблем, в то время как я — всего лишь писатель, для которого самое главное, какое воплощение находят на экране его идеи, и ему глубоко наплевать, во что это воплощение обходится, — или же мы все-таки признаемся, что нас объединяет общая цель, заключающаяся в том, чтобы сделать по возможности хороший фильм. И тот факт, что мы несколько по-разному смотрим на то, как достичь этой цели, что нам есть о чем поспорить, что обсудить, на мой взгляд, только способствует достижению конечного результата. Но я сильно сомневаюсь, что одностороннюю связь, когда я посылаю тебе свои «мысли по поводу» после чего следует очередной и, признаюсь, пугающий период твоего молчания, можно назвать плодотворным сотрудничеством.
Я знаю, у тебя имеется богатый опыт доведения до ума крупных кинопроектов. У меня же богатый опыт доведения до ума «Автостопа» только не в кино, а на радио и на бумаге. Понимаю, тебя раздражает моя непонятливость, когда я отказываюсь взять в толк, какие проблемы возникают у тебя в связи с нашим проектом. Но и меня раздражает, что у меня с «Диснеем» еще не состоялось ни одного конструктивного диалога по этому поводу. Вот почему я предлагаю следующее: почему бы нам не встретиться с тобой и не поговорить?
Я буду в Лос-Анджелесе в следующий понедельник (19 апреля) или в начале следующей нежели. Был бы признателен, если бы «Дисней» взял на себя расходы по этой поездке. К письму прилагаю список телефонов, по которым можно связаться со мной. И если не получу от тебя звонка, то буду знать, что ты просто не пытался со мной связаться.
С наилучшими пожеланиями,
Дуглас Адамс
Личный секретарь (Софи Остин): 555 171 555 1700 (звонить с 10 утра до 6 вечера по летнему времени)
Факс (офис): 555 171 555 1701
Домашний телефон: 555 171 555 3632
Домашний факс: 555 171 555 5601
Сотовый телефон в Великобритании: 555 410 55 098
Сотовый телефон в США: (310) 555 555 6769
Домашний телефон во Франции: 555 4 90 72 39 23
Джейн Белсон (жена), рабочий: 555 171 555 4715
Боб Букман (представитель, в США): (310) 555 4545
Эд Виктор (литагент, в Великобритании): 555 171 555 4100 (в рабочие часы)
Эд Виктор (литагент, в Великобритании), рабочий: 555 171 555 4112
Эд Виктор (литагент, в Великобритании), домашний: 555 171 555 3030
Роджер Бирнбаум, продюсер: (818) 555 2637 Джей Роуч, режиссер («Эвримен Пикчерс»): (323) 555 3585
Джей Роуч, домашний: (310) 555 5903 Джей Роуч, сотовый: (310) 555 1279
Шона Робертсон («Эвримен Пикчерс»): (323) 555 3585
Шона Робертсон, домашний: (310) 555 7352
Шона Робертсон, сотовый: (310) 555 8357
Робби Стэмп, исполнительный продюсер (Великобритания), рабочий: 555 171 555 1707
Робби Стэмп, исполнительный продюсер (Великобритания), домашний: 555 181 555 1762
Робби Стэмп, исполнительный продюсер (Великобритания), сотовый: 555 7885 55 8397
Джэнет Срифт (мать): 555 19555 6227
Джейн Гарнье (сестра), рабочий: 555 1300 555 684
Джейн Гарнье (сестра), домашний: 555 1305 555 034
Джекки Келлоуэй (няня дочери): 555 171 555 5602
Ангус Дейтон и Лиза Мейер (соседи, при необходимости примут сообщение), рабочий: 555 (145) 555 0464; домашний: 555 (171) 555 0855
Рестораны, где меня в принципе можно застать:
«Плющ» (Великобритания): 555 171 555 4751
«Грушо-Клуб» (Великобритания): 555 171 555 4685
«Гранит» (Великобритания): 555 171 555 3222
«Сейнсбери» (супермаркет, где я обычно делаю покупки, они всегда могут отправить мне сообщение на пейджер): 555 171 555 1789
Веб-сайт: www.douglasadams.com./forum
[Примечание редактора: Это письмо произвело желаемый эффект. Дэвид Фогель ответил его автору, и вскоре у них состоялась встреча, которая способствовала прогрессу в осуществлении проекта.]
Частная жизнь Чингисхана
Последние всадники исчезли в дыму, стук их копыт постепенно раздавался все глуше и глуше.
Над землей вился дым. Сквозь него тускло просвечивало, повиснув на западном небосклоне зияющей раной, кроваво-красное солнце.
В звенящей тишине, наступившей после битвы, лишь изредка с поля сражения доносились жалобные стоны — их издавали окровавленные останки тех, что еще недавно были людьми.
Из леса появились призрачные фигуры и застыли от ужаса. Но затем, стряхнув с себя оцепенение, со стенаниями устремились вперед. Это женщины разыскивали своих мужей, братьев, отцов, возлюбленных — сначала среди умирающих, затем среди мертвых. Дорогу им освещало зарево пожара. Горела их деревня — несколько часов назад она официально вошла в состав монгольской империи.
Монголы.
Подобно смертоносному смерчу, они налетели из степей Центральной Азии — неукротимая сила, и мир не был готов противостоять ей. Они были подобны гигантской косе, которая, не зная пощады, без разбору косила все на своем пути и называла это завоеванием.
И во всех землях, где слова «монгол» уже боялись пуще огня или вскоре начнут бояться, ничье имя не вызывало такого ужаса, как имя их предводителя Чингисхана. Величайший полководец Азии, он стоял особняком, и воины почитали его как бога. Им внушал страх холодный свет его серо-зеленых глаз, зловеще нахмуренные брови и тот факт, что он мог запросто оставить мокрое место от любого из них.
Позднее той ночью взошла луна, и в тусклом лунном свете из монгольского лагеря, который раскинулся на соседнем холме, с факелами в руках бесшумно выехала небольшая группа всадников. Обычный наблюдатель не нашел бы ничего примечательного в человеке, ехавшем в ее центре, — закутанный в тяжелый плащ, напряженный, пригнувшийся к шее лошади, как будто под грузом тяжелой ноши. Обычного наблюдателя просто не было бы в живых.
Стараясь придерживаться дорог, всадники проехали несколько миль через залитые лунным светом леса. Наконец они прибыли к небольшой поляне, приостановили лошадей и подождали своего предводителя.
Он медленно подъехал к спутникам и оглядел несколько крестьянских хижин, теснившихся в центре поляны. На первый взгляд их можно было посчитать заброшенными.
Из неказистых дымоходов почти не струился дым. Окна были темны, ни звука не доносилось из-за дверей, и лишь за одной детский голос шепнул: «Тише…»
Казалось, на какой-то момент глаза предводителя монголов сверкнули странным зеленым огнем. В его редкой бороденке промелькнула улыбка — если так можно назвать мрачный, зловещий оскал. Обычно эта странная «как бы» улыбка означала — особенно для того, кто совершил непростительную оплошность посмотреть в его сторону, — что нет для монгольского полководца большей радости, чем, устав кромсать людей на мелкие куски, сбросить с себя напряжение битвы.
Дверь распахнулась под ударом монгольского сапога, и его обладатель ворвался в хижину подобно ураганному порыву. В то же мгновение двое детей с криком бросились к матери. Та, застыв от ужаса, сидела в углу крошечной комнаты.
Залаял пес.
Монгол ткнул факелом в тлеющий очаг, после чего бросил в огонь собаку. Это ей наука. Пусть знает, кто к ним пришел. Последний мужчина в семье, седовласый старик, сверкая очами, поднялся навстречу незваным гостям. Раздался свист меча, и голова старика, упав с плеч, со стуком покатилась по полу и остановилась у ножки стола. Несколько мгновений обезглавленное тело сохраняло вертикальное положение, словно не зная, что делать дальше. А затем медленно, если не царственно, опустилось вперед. Но туг в хижину шагнул сам хан и оттолкнул его в сторону. Взгляду его предстала домашняя сцена, и он не мог сдержать зловещей улыбки. Хан подошел к большому стулу и сел на него, словно проверяя, насколько тот удобен. Наверное, сидеть на стуле ему понравилось, потому что хан издал тяжкий вздох и устало откинулся на спинку, глядя на очаг, в котором теперь пылали останки верного пса.
Воин схватил испуганную женщину, грубо оттолкнул в сторону детей, а ее, дрожащую как осиновый лист, подтащил к всесильному хану.
Она была молода и хороша собой, с длинными, хотя и спутанными, черными волосами. Грудь ее вздымалась, лицо было искажено ужасом.
Хан смерил ее презрительным взглядом.
— Известно ли ей, — наконец спросил он негромким хрипловатым голосом, — кто я такой?
— Ты… всесильный хан! — в страхе воскликнула женщина.
Хан в упор посмотрел ей в глаза.
— А знает ли она, — прошипел он, — чего я от нее хочу?
— Я… я сделаю для тебя что угодно, — выдавила из себя женщина, — только пощади моих детей.
— Тогда начинай, — тихо ответил хан.
Он опустил глаза и задумчиво посмотрел в огонь.
Женщина же, трясясь от страха, в нерешительности шагнула вперед и положила холодную ладонь на руку хану.
Воин грубо убрал ее руку.
— Не это, — рявкнул он.
Женщина отшатнулась, не зная, что делать. Наверно, от нее ждут чего-то большего. По-прежнему дрожа всем телом, она опустилась на колени и осторожно раздвинула хану ноги.
— Не смей! — взревел монгол и грубо повалил ее на спину.
Женщина съежилась на полу — в ее глазах читалась растерянность, смешанная с ужасом.
— Давай, пошевеливайся, — подгонял ее монгол, — расспроси хана, как прошел у него день.
— Что? — испуганно переспросила она. — Я не понимаю… что я должна…
Монгол грубо схватил ее, резко развернул и прижал к горлу острие меча.
— Я сказал, расспроси его, — прошипел он, — как прошел у него день.
Женщина лишь простонала от испуга и удивления. Но в горло ей тотчас вновь уперлось острие меча.
— Говори!
— Э… как у тебя… прошел день, — запинаясь на каждом слове, пролепетала женщина. — Ты остался дово…
— «Дорогой», — прошипел монгол, — надо говорить «дорогой».
— Как у тебя прошел день… дорогой? — повторила женщина вопрос.
Хан на мгновение поднял глаза.
— Как обычно, — отозвался он, — в сражениях.
И снова уставился в огонь.
— Вот так, — одобрительно отозвался воин-монгол, — продолжай.
Женщина немного расслабилась. Судя по всему, она только что выдержала нечто вроде испытания. Может, теперь ей дадут понять, чего, собственно, от нее ждут, и тогда она сможет как можно скорее пройти через этот ужас. Она нервно подалась вперед и вновь принялась ласкать хана.
Монгол грубо отшвырнул ее через всю комнату, злобно пнул сапогом, после чего рывком заставил подняться.
— Я же сказал, не смей! — проревел он.
После чего поднес к ней вплотную лицо, обдав тяжелым дыханием — изо рта у него воняло прокисшим вином и прогорклым козлиным салом. Женщине от этого лучше не стало — наоборот, почему-то до боли напомнило теперь уже бывшего мужа, который проделывал с ней каждую ночь то же самое. Она разрыдалась.
— Будь с ним ласкова, — прорычал монгол и выплюнул ей в лицо качающийся зуб. — Спроси, как у него идут дела!
Женщина в растерянности уставилась на своего истязателя. Кошмар возобновился. Теперь увесистый удар пришелся ей по щеке.
— Чего тянешь, — вновь рявкнул монгол, — спроси: как идут твои дела, дорогой?
С этими словами он грубо подтолкнул ее вперед.
— Как идут твои дела… дорогой, — выдавила из себя несчастная.
Но монгол лишь снова тряхнул ее.
— С чувством, тебе говорят!
К горлу женщины вновь подступили рыдания.
— Как идут у тебя дела… дорогой, — вновь пролепетала она, но на этот раз в ее голосе послышалось нечто вроде нежности.
Всесильный хан вздохнул.
— В принципе неплохо, — устало ответил он. — Мы прошлись по Маньчжурии, попроливали там немало крови. Но это было утром, день у нас прошел за мародерством и грабежами, хотя где-то в половине четвертого пришлось вновь немного поработать мечом. А как у тебя прошел день?
С этими словами он вытащил из складок одежды несколько свернутых трубочкой карт и принялся рассеянно рассматривать их в тусклом свете догорающего пса.
Воин-монгол вытащил из огня раскаленную кочергу и с угрожающим видом приблизился к женщине.
— Говори! Немедленно!
Та с ужасом подпрыгнула на месте.
— Говори!
— Мой муж и отец… были убиты, — произнесла она.
— Неужели, дорогая? — рассеянно отозвался хан, не отрывая глаз от карты.
— Собаку мою сожгли.
— Вот как?
— Вот, пожалуй, и все…
Монгол с раскаленной кочергой сделал еще один шаг в ее сторону.
— А надо мной издевались! — выкрикнула женщина.
Хан поднял на нее глаза.
— Что? — переспросил он задумчиво. — Извини, дорогая, но я здесь читаю…
— Верно, — подбодрил ее монгол, — поприставай к нему.
— Что?
— Скажи, например: «Чингис, отложи эти свои карты, неужели ты не видишь, что я тут, перед тобой. Стою и жду, после того как провела весь день у раскаленного оча…»
— Но он же меня убьет!
— Еще как убьет, если не скажешь!
— Я не могу! Это выше моих сил! — всхлипнула женщина и рухнула на пол. Как раз у ног великого хана. — Только не мучайте меня! — стенала она. — Если ты хочешь надругаться надо мной, надругайся, но только не…
Великий хан поднялся на ноги и злобно посмотрел на нее.
— Нет, — прошипел он свирепо, — ты будешь лишь смеяться, как и другие до тебя. Вы все одинаковы.
И Хан, громко топая, вышел из хижины в темноту ночи. Он так пылал гневом, что даже позабыл, перед тем как уехать отсюда, сжечь деревню.
После очередного кровавого дня последние всадники исчезли в дыму, постепенно стук их копыт раздавался все глуше и глуше.
Над землей вился дым. Сквозь него тускло просвечивало, повиснув на западном небосклоне зияющей раной, кроваво-красное солнце.
В звенящей тишине, наступившей после битвы, лишь изредка с поля сражения доносились жалобные стоны — их издавали окровавленные останки тех, что еще недавно были людьми.
Из леса появились призрачные фигуры и застыли от ужаса. Но затем, стряхнув с себя оцепенение, со стенаниями устремились вперед. Это женщины разыскивали своих мужей, братьев, отцов и возлюбленных — сначала среди умирающих, затем среди мертвых.
Вдали, за серой завесой дыма, в лагерь под топот копыт, с гиканьем и лязгом оружия, вернулись тысячи всадников. Бахвалясь друг перед другом подвигами, они спешились с коней и тотчас принялись за обильные возлияния, заедая дешевое вино прогорклым козьим жиром.
Перед роскошным императорским шатром, весь забрызганный кровью, со своего скакуна устало спешился великий хан.
— И что за битва была сегодня? — спросил он у своего сына Угэдея, который подъехал к шатру вместе с ним.
Угэдей был молод и полон амбиций, и его, как начинающего полководца, больше всего на свете интересовали разного рода зверства. В душе он лелеял надежду, что в один прекрасный день побьет все рекорды Поднебесной по числу крестьян, зараз пронзенных острием меча, и намеревался сегодня же ночью поупражняться в этом искусстве.
Угэдей подъехал к отцу.
— Битва за Самарканд, о хан! — объявил он и для пущей вящести грозно поразмахивал мечом.
Хан сложил на груди руки и прислонился к коню, глядя на кровавое месиво из человеческих тел где-то вдали, в долине под ними.
— Я уже не вижу никакой разницы, — вздохнул он. — И мы победили?
— О, конечно же! — воскликнул Угэдей со свирепой гордостью. — Это была великая победа!
— Еще какая великая! — добавил он, чуть помолчав.
А затем с воодушевлением потряс мечом и сделал несколько выпадов, словно разя воображаемого врага. Сегодня вечером, решил про себя Угэдей, он обязательно одним разом проткнет шестерых.
Хан поморщился, глядя на сгущавшиеся сумерки.
— О Господи, — устало произнес он, — я провел в сражениях вроде этого целых двадцать лет, но у меня такое чувство, что жизнь не сводится только к ним, в ней должно быть что-то еще. — Хан повернулся и, задрав подол расшитого золотом, но теперь порванного и окровавленного платья, уставился на свой волосатый живот. — Вот, пощупай, — обратился он к сыну. — Не кажется ли тебе, что я начинаю обрастать жиром?
Угэдей посмотрел на живот великого хана со смешанным чувством благоговейного трепета и нетерпения.
— Ничуть, — ответил он.
С этими словами он велел слуге принести карты. Как только тот их принес, Угэдей пронзил его мечом и, пока несчастный падал, поймал из его ослабевших рук планы новой грандиозной кампании.
— А теперь, о хан, — произнес он, разворачивая свиток на спине другого слуги, который ради этого вынужден был пригнуться, — мы должны совершить рывок в Персию, откуда нам откроется весь остальной мир! Мы покорим его в два счета.
— Погоди, — перебил его хан, — ты лучше пощупай вот это. — Он двумя пальцами собрал на животе жировую складку. — Тебе не кажется, что…
— Хан! — нетерпеливо прервал его сын. — Еще немного — и весь мир будет у наших ног!
От злости и раздражения он пронзил карты кинжалом, угодив несчастному слуге прямо в левое легкое.
— Когда? — нахмурился хан.
Угэдей раздраженно замахал руками.
— Завтра! — сказал он. — Мы начнем с завтрашнего дня!
— Ну, видишь ли, завтра вряд ли получится, — ответил хан. Он надул щеки и на какое-то мгновение задумался. — Дело в том, что на следующей неделе я должен читать в Бухаре лекцию по технике кровопролития и хотел завтра к ней подготовиться.
Угэдей удивленно уставился на отца, слуга с картой на спине тем временем медленно осел на землю.
— А ты не мог бы это дело отложить? — воскликнул он.
— Понимаешь, они уже заплатили мне, так что я вынужден сдержать обещание.
— А как насчет среды?
Хан вытащил из складок одежды какой-то свиток и просмотрел его, медленно кивая головой.
— Насчет среды я не уверен…
— Тогда в четверг?
— Нет, четверг однозначно занят. Угэдей с женой придут на обед, я уже пообещал…
— Но ведь Угэдей — это я!
— Ну, значит, ты здесь. В четверг и у тебя не получится.
Угэдей молчал. Тишину нарушали лишь дикие вопли тысяч волосатых монголов. Одурманенные победой, они пили, дрались и громко выясняли отношения.
— Послушай, — тихо сказал он наконец, — а в пятницу ты будешь готов к завоеванию мира?
Хан вздохнул.
— В пятницу по утрам приходит секретарша.
— Правда?
— Отвечать на письма. Ты просто не представляешь, как много внимания люди требуют от меня к своим делам. — Чингисхан устало привалился к лошади. — Подпишу ли я то, появлюсь ли я там. Устрою ли благотворительную битву. Эти дела продлятся как минимум часов до трех. А затем мне хотелось бы пораньше начать уикэнд. Так… понедельник, понедельник…
Он снова заглянул в свиток.
— Боюсь, что и в понедельник не выйдет. Отдых и восстановление сил — я просто настаиваю на этом. Может, вторник?
Тут издалека донесся странный пронзительный звук. Его можно был принять за обычные ежедневные причитания женщин и детей, оплакивающих убитых мужчин, и хан не обратил на него внимания. На горизонте замерцал какой-то огонек.
— Вторник… Утром я свободен. Нет, погоди, я вроде как договорился встретиться с одним интересным парнем, который абсолютно все знает о понимании — чего мне так не хватает. Как жаль, что вторник — единственный свободный день на следующей неделе. Возможно, следующий вторник — или же в этот день я…
Звук не умолкал, наоборот, даже стал громче, но вечерний ветер заглушал его, и поэтому он не вызвал у хана особого беспокойства. Приближавшееся свечение было таким слабым, что его было невозможно различить в лунном свете, который в ту ночь был особенно ярким.
— Боюсь, что март практически весь у меня занят, — вздохнул хан. — Очень жаль.
— Тогда апрель? — вяло спросил Угэдей.
Он ловко вырезал печень у проходившего мимо крестьянина, но это не принесло ему радости, и он просто выбросил ее в темноту. Собака, за годы растолстевшая из-за одного только пребывания с Угэдеем, бросилась к добыче.
— Нет, апрель тоже отпадает, — сообщил хан. — В апреле я еду в Африку. Я уже пообещал себе.
Свет, приближающийся к ним в ночном небе, наконец-то привлек внимание еще нескольких монгольских военачальников. От удивления они прекратили размахивать мечами и тузить друг друга и подъехали ближе.
— Слушай, — сказал Угэдей, все еще не зная, что ожидает их впереди. — Может, мы все-таки договоримся, что завоюем мир в мае?
Великий хан в задумчивости закусил губу.
— Знаешь, давай не будем наперед загадывать. Если все распланировать заранее, то чувствуешь себя связанным по рукам и ногам. А я бы хотел посвятить время чтению — Господи, неужели я не смогу выкроить на это даже минутки? Ну ладно… — Чингисхан вздохнул и нацарапал ногтем на свитке: «Май — возможная дата завоевания мира». — Это я так, на всякий случай, — продолжил он, — не вздумай принять это за что-то решенное. Просто время от времени напоминай мне, чтобы я не забыл, и мы посмотрим, получится у нас или нет. Ой, а это еще что?
С грацией красавицы, готовой погрузиться в ванну, на землю плавно опустился длинный серебряный корабль, от которого струился мягкий мерцающий свет. Открылся люк, и из него вышла высокая стройная фигура. Лицо незнакомца имело нежный серовато-зеленый оттенок. Пришелец медленно шагнул навстречу хану.
У него на пути валялась темная груда — это крестьянин горько плакал, глядя, как пес поедает его печень, и ужасно страдал, зная, что новой у него уже никогда не будет. И как только его бедная жена со всем управится, ведь какой без печени из него работник! И тут он предпочел навсегда удалиться из этой юдоли страданий.
Высокий инопланетянин окинул его взглядом, полным отвращения и — хотя, чтобы это понять, вам бы пришлось внимательно вглядеться в его лицо — зависти. Он быстро кивнул обоим монгольским предводителям и вытащил из-под тяжелой металлической туники небольшой блокнот.
— Добрый вечер, — произнес он негромким, но довольно противным голосом. — Меня зовут Чудодей, или иначе — Бесконечно Продолженный. Я не стану утруждать вас объяснением причин почему. Приветствую вас.
С этими словами он повернулся к великому хану. Тот от удивления онемел и вытаращил глаза.
— Если не ошибаюсь, вы и есть Чингисхан? Чингис Темучин Хан, сын Есыгея?
Свиток-дневник выскользнул из рук великого хана на землю. В бледном сиянии, исходившем от корабля, черты его лица казались размытыми, скрывая от посторонних глаз удивление, усталость и печать забот. Как будто во сне, могущественный правитель мира сделал шаг вперед навстречу пришельцу.
— Можно проверить, как это пишется? — спросил инопланетянин, протягивая хану блокнот. — Очень не хотелось бы в самом начале сделать ошибку и потом заново все переделывать.
Хан едва заметно кивнул.
— Я правильно записал? — спросил пришелец.
И вновь хан, которого было трудно узнать, слегка наклонил голову, тараща от удивления глаза.
— Отлично, — удовлетворенно произнес Чудодей и, поставив галочку в блокноте, перевел взгляд на хана. — Чингисхан, ты импотент, ты кусок дерьма и полнейшее ничтожество. Благодарю.
Сказав это, он вернулся на свой корабль и улетел.
Наступила неприятная тишина.
Позднее в тот год Чингисхан ворвался в Европу с такой яростью, что едва не забыл перед этим сжечь Азию.
На основе первоначального наброска, сделанного Грэмом Чэпменом
Написано совместно Чэпменом и Адамсом для телевизионного шоу Грэма Чэпмена «Из-за деревьев»,
1975 год
Отрывок взят из книги «Чрезвычайно безмерно смешная комически-облегчительная Рождественская книга»,
1986 год
Юный Зафод спасает ситуацию
Огромный корабль стремительно летел над поверхностью необычайно прекрасного моря. С самого утра он носился туда-сюда, всякий раз описывая широкую дугу, и наконец привлек внимание жителей острова — мирного народа, питавшегося дарами моря. Столпившись на берегу, они принялись всматриваться в слепящее солнце, стараясь разглядеть, что же там такое.
Любой опытный, образованный человек, который хоть сколько-нибудь повидал в этой жизни, наверняка заметил бы, что корабль похож на шкаф с папками — вместительный шкаф, где недавно кто-то порылся, опрокинутый ящиками вверх и летящий по воздуху. Островитяне, не имевшие, такого опыта, подумали иначе: как мало у него сходства с омаром.
Они возбужденно обсуждали полное отсутствие клешней, негнущуюся спину и тот факт, что предмет должен был постоянно находиться в воздухе. Именно это и казалось им особенно смешным. Островитяне принялись прыгать, желая продемонстрировать глупому предмету, что ощущать под ногами землю — самая простая в мире вещь. Вскоре это развлечение им наскучило. В конце концов, поскольку им стало ясно, что предмет не является омаром, а последних в их мире предостаточно (кстати, к островитянам приближалось с полдюжины этих сочных созданий), они сочли, что нет резона тратить драгоценное время на загадочный летающий объект, куда полезнее заняться ловлей омаров для предстоящего обеда.
И в тот момент загадочный корабль неожиданно на мгновение застыл в воздухе и, приняв вертикальное положение, на всех парах рухнул в морскую пучину, подняв мощный фонтан брызг, отчего островитяне в ужасе завопили и бросились врассыпную в прибрежные заросли. Когда же спустя несколько минут, нервно дрожа и озираясь по сторонам, они вновь вышли на берег, их взгляду предстали лишь остатки кругов на воде да несколько поднимающихся из глубины пузырьков.
«Надо же, — сказали они себе, даже не удосужившись прожевать сочных омаров, которых больше нигде не сыщешь в Западной Галактике, — это уже второй случай за год».
Корабль же, который не был омаром, нырнул прямехонько на глубину двухсот футов и повис там среди плотной бирюзы, словно ожидая, пока наконец вокруг него не успокоятся огромные массы воды. Где-то наверху, там, где море оставалось спокойным и прозрачным, в сторону метнулась, переливаясь чешуей, стая рыб. Внизу царил непроглядный мрак — там синева постепенно сливалась с пугающей чернотой океанских глубин.
Ну а здесь, на глубине двухсот футов, солнце еще тускло пробивалось сквозь толщу воды. Рядом с кораблем лениво проплыло, поблескивая шелковистой кожей, какое-то морское млекопитающее. Оно покосилось на невесть откуда взявшуюся здесь диковинку, словно в принципе уже ожидало увидеть нечто подобное, и, удовлетворив любопытство, взмыло вверх, туда, где играли блики солнечных лучей.
Корабль подождал минуты две, проверяя показания датчиков, после чего опустился еще на сотню футов. Еще мгновение, и он отключил огни, и в течение нескольких секунд, прежде чем подводный мрак пронзили лучи мощных прожекторов, единственным источником света служила тусклая розовая табличка, на которой при желании можно было прочесть следующее: «Библброкс и Ко. Спасение всякой всячины и прочие чудные штучки».
Мощные лучи прорезали толщу черной воды, высветив стайку серебристых рыбок, которые тотчас в панике бросились наутек.
В полумраке капитанской рубки над компьютером склонились четыре головы. Машина же в данный момент анализировала слабые, едва слышимые сигналы, что исходили откуда-то с самого океанского дна.
— Это он, — произнес наконец обладатель одной из голов.
— Ты уверен? — недоверчиво спросил хозяин другой.
— На все сто процентов, — ответил хозяин первой.
— То есть ты на сто процентов уверен, что корабль, который рухнул в океанскую пучину и теперь покоится на дне морском, это тот самый, который якобы — кстати, не вы ли были в этом на все сто процентов уверены? — никогда не потерпит аварию, — произнес обладатель двух оставшихся голов. — Эй, я всего лишь спрашиваю. — И он в примирительном жесте поднял свои обе руки.
Оба представителя «Администрации по обеспечению безопасности и гражданского спокойствия» отреагировали на замечание колючими взглядами, но человек с несколько необычным числом голов — как говорится, одна хорошо, а две лучше — не обратил на них внимания. Вместо этого он развалился в командирском кресле, открыл пару банок пива — одну для себя, вторую тоже для себя — и, забросив ноги на панель управления, произнес сквозь толстый иллюминатор проплывавшей мимо рыбе:
— Эй, привет!
— Мистер Библброкс, — несмело обратился к нему тот из представителей Администрации, что был пониже ростом.
— Да? — отозвался Зафод, швырнув слишком быстро опустевшую банку на какой-то сверхчувствительный прибор. — Вы готовы к погружению? Тогда начали.
— Мистер Библброкс, давайте сразу условимся, что…
— Давайте, я не против, — ответил Зафод. — Например, для начала вот о чем. Почему бы вам честно не сказать мне, что там было на борту корабля.
— Мы уже вам сказали, — возразил представитель. — Отходы производства.
Зафод обменялся усталым взглядом с самим собой.
— Отходы производства. Какого, хотел бы я знать?
— Отходы технологического процесса, — ответил официальный представитель.
— Какого процесса?
— Совершенно безвредного и безопасного.
— Святая Донна-Мадонна! — одновременно воскликнули обе Зафодовы головы. — Настолько безвредного и безопасного, что вы построили эту чертову летающую крепость, чтобы доставить эти отходы в ближайшую черную дыру и бросить их там! Но они туда не попали, потому что пилот решил сделать крюк — верно я говорю? — чтобы половить омаров? О’кей, он, конечно, парень крутой, но сейчас не до кайфа, дела обстоят хреново, можно сказать, дерьмо достигло критической массы, и… в общем, словарный запас исчерпан!
— Заткнись, — прикрикнула правая голова на левую. — Ближе к делу.
И Зафод вновь переключил внимание на остатки пива.
— Вот что я вам скажу, — продолжил он, немного поразмыслив и поостыв.
Двое представителей Администрации промолчали. Вести разговор на таких тонах не входило в их планы.
— Мне нужно знать только одно, — продолжал гнуть свою линию Зафод, — во что я с вами вляпаюсь?
Он ткнул пальцем в вереницу данных на компьютерном экране. Они мало что ему говорили, но даже вид их почему-то ужасно Зафоду не нравился. Было в них что-то скользкое, словно вся эта цифирь для того и требовалась, чтобы заморочить ему голову, вернее, головы.
— Ваши «отходы производства» разлагаются, признайтесь честно? Там у вас внизу целые горы радиоактивного топлива или чего-то в этом роде, способного изжарить этот сектор вселенной так, что от него и в помине ничего не останется. У вас там аористовые стержни, и они разлагаются! Верно я говорю? Их-то поисками мы с вами и занимаемся? Интересно, а не вырастет ли от этих ваших поисков у меня еще одна голова?
— Уверяю вас, контейнер не получил повреждений, мистер Библброкс, — возразил один из официальных представителей. — Я гарантирую, что корабль не представляет опасности. Никакой утечки там нет.
— Тогда зачем вам туда надо?
— Чтобы еще раз убедиться, что все в порядке.
— Так я вам и поверил!
— Мистер Библброкс, — терпеливо произнес официальный представитель, — вынужден напомнить вам, что сейчас вы заняты выполнением поручения.
— А вам не пришло в голову, что я могу неожиданно расхотеть? Кто я, по-вашему, такой — совершенно аморальный тип, без этих, как их там… моральных качеств, или как их еще называют?
— Принципов?
— Да-да, принципов, благодарю за подсказку. Так что вы скажете?
Оба официальных представителя тянули резину — в надежде, что он окончательно остынет, — и только время от времени покашливали.
Зафод вздохнул, вложив в этот вздох все свое отчаяние и словно тем самым снимая с себя ответственность за происходящее, и развернулся в кресле.
— Корабль! — позвал он.
— Слушаю! — отозвался корабль.
— Делай то, что и я.
Корабль несколько миллисекунд обдумывал это распоряжение, после чего проверил на прочность мощные переборки и в тусклом сиянии огней начал медленно погружаться в морские глубины.
Пятьсот футов.
Тысяча.
Две тысячи.
Здесь, под давлением почти в семьдесят атмосфер, в ледяном холоде непроницаемого придонного мрака природа поселила свои самые безумные творения. На мгновение перед смотровым объективом возникли какие-то кошмарные существа и, поболтав длинными извивающимися конечностями, вновь растворились в кромешной тьме.
Две с половиной тысячи футов.
В тусклом свете корабельных огней мимо проплыли еще несколько монстров с глазами на выступающих вперед отростках.
Постепенно на экране все четче начали вырисовываться очертания океанического дна, и глазу вскоре предстала полная картина того, что покоилось по соседству с ними под толшей воды. Это была слегка перекошенная, громадная цилиндрическая крепость — где-то посередине она резко расширялась по всей оставшейся длине корпуса с тем, чтобы вместить тяжелую обшивку, которая толстым щитом покрывала трюм и которая, по мнению ее создателей, представляла собой самую надежную и неуязвимую защиту, какую только можно придумать. Прежде чем состоялся запуск корабля, как только эту обшивку не испробовали на прочность — ее таранили торпедами, пытались взорвать, прорубить, пробить всеми мыслимыми и немыслимыми способами, какие только были в распоряжении строителей, — и все с единственной целью: продемонстрировать, что нет ничего такого, чему она была бы не в состоянии противостоять.
Вскоре молчание в рубке стало откровенно гнетущим — еще бы, выяснилось, что корабль аккуратно разломился пополам.
— Не вижу Никакой опасности, — бодро заявил один представитель. — Конструкция судна такова, что даже в случае, если оно и треснет, грузовые трюмы не пострадают.
Три тысячи восемьсот двадцать пять футов.
Из открывшегося люка спасательного судна появились четыре силуэта в водолазных костюмах и медленно двинулись вдоль луча прожектора к зловещим очертаниям потерпевшего крушение корабля, едва видневшимся на фоне непроглядного мрака. В движениях водолазов сквозила неуклюжая грация, словно под давящей толщей воды они обрели невесомость.
Правой своей головой Зафод всматривался в высившуюся над ними темную махину, и на какое-то мгновение его объял неподдельный ужас. Но, взглянув на левую свою голову, он слегка успокоился — та с деловым видом разглядывала передаваемую на шлем с внешней камеры картинку. Чуть сзади и слева от него двигались оба официальных представителя «Администрации по обеспечению гражданского спокойствия и безопасности». А впереди вышагивал пустой скафандр, который нес необходимые инструменты и измерительное оборудование.
Вскоре они миновали трещину в корпусе космического грузовоза, на ходу посветив в нее фонариками. В растерзанном чреве корабля между мощными, толщиной в два фута, переборками виднелась его начинка — груды покореженного оборудования. Теперь там обитало семейство огромных прозрачных угрей — новое жилище пришлось им по вкусу. Пустой скафандр шел впереди на протяжении всего пути вдоль темного гигантского корпуса, время от времени пробуя на прочность люки. Третий по счету люк со скрипом, словно нехотя, открылся. Спасатели смогли проникнуть в промежуточную камеру, но им пришлось еще несколько минут ждать, пока насосы, борясь с нечеловеческим давлением, откачивали изнутри океанскую воду, а затем с тем же нечеловеческим трудом нагнетали внутрь смесь воздуха и инертных газов. Наконец внутренняя дверь отъехала в сторону, и они шагнули в темноту корабельного трюма.
Прежде чем добраться до цели, им пришлось преодолеть еще несколько мощных титановых дверей, каждую из которых официальный представитель отмыкал специальным кварковым ключом — их у него имелось несколько. Вскоре спасатели оказались в засекреченном секторе. Картинки на экранах шлемов начали постепенно меркнуть, и Зафод был вынужден включить одну из видеостанций. В принципе, все, что хотелось увидеть, теперь было у них прямо перед глазами.
Наконец распахнулась последняя дверь, и они оказались в огромном пещерообразном помещении. Зафод направил на противоположную стену луч фонаря, и… светлое пятно упало на чье-то перекошенное в крике лицо.
Зафод и сам вскрикнул, правда, едва слышно. От перепуга он уронил фонарь и осел на пол, вернее, на чье-то тело, которое лежало здесь, никем не потревоженное, вот уже около полугода. Отреагировало же оно на то, что на него кто-то сел, тем, что взорвалось со страшной силой. Зафод гадал, как ему самому на все это реагировать, и после бурных, хотя и непродолжительных мысленных дебатов решил, что самое лучшее в такой ситуации — это вырубиться.
Он пришел в себя через несколько минут и притворился, будто не понимает, кто он такой, где находится и как вообще сюда попал. Увы, хитрость не сработала — убедить никого не удалось. Поэтому пришлось притвориться, будто к нему неожиданно вернулась память и от пережитого шока он вновь лишился чувств. И вновь без особого успеха. Пустой скафандр бесцеремонно поднял его на ноги — Зафод уже начал испытывать к этому настырному типу подспудную неприязнь, — и ему ничего не оставалось, как все-таки примириться с действительностью.
Та была темной и мрачной, лишь кое-где мерцал тусклый зеленоватый свет. В общем, она показалась Зафоду омерзительной, хотя бы потому, что части бывшего главного навигатора судна теперь валялись разбросанные по полу, гирляндами висели по стенам и потолку и, что самое главное, налипли на нижнюю половину его, Зафода, скафандра. Эффект получился настолько омерзительный, что мы до окончания нашего повествования воздержимся от упоминания о нем. Ограничимся лишь тем, что скажем, что беднягу вырвало прямо внутри водолазного костюма, отчего ему пришлось в срочном порядке поменяться с пустым скафандром, произведя предварительно соответствующую подгонку головной части. К сожалению, стоявшего в трюме зловония (плюс вид собственного скафандра, разгуливающего по дну морскому в гирляндах из чьей-то гниющей требухи) было достаточно, чтобы вновь извергнуть содержимое желудка внутри нового костюма, с чем, увы, пришлось мириться, ибо третьего в запасе не было.
Ну вот и все. Точка. Давайте поговорим о более приятных вещах.
Или по крайней мере менее противных.
Хозяин перекошенного в крике лица, кажется, немного успокоился и теперь, пуская пузыри, нес что-то невразумительное, сидя в огромном баке, наполненном желтоватой жидкостью. Это был специальный аварийный контейнер.
— Нет, это безумие! — верещал он. — Полнейшее безумие! Я же говорил ему, что мы всегда успеем полакомиться омарами на обратном пути. Но этот псих и ухом не повел! Он же упертый! Не понимаю, как вообще можно сходить с ума из-за каких-то омаров? Вы сходите? То-то же, вот и я нет. Согласитесь, резина резиной, и вкус под стать. Я, например, предпочитаю морских гребешков. Так ему и сказал. О Боже, я так ему и сказал!
Зафод уставился на странное видение, размахивавшее руками, сидя в баке с желтоватой жидкостью. Человек этот был обмотан трубками искусственного дыхания. Усиленный динамиками, его голос громогласно разносился по всему кораблю, жутковатым эхом возвращаясь откуда-то из глубин трюма.
— Зачем я только это сделал! — вопил безумец. — Зачем я сказал ему, что предпочитаю морских гребешков? В ответ он сказал мне, что я за всю свою жизнь просто не пробовал настоящих омаров — таких, какие водятся на планете, откуда родом его предки. То есть здесь, и он решил мне это доказать. Он сказал, что проблем не будет, сказал, что здешние омары стоят того, чтобы махнуть рукой на все наше задание, не говоря уже о том, чтобы сделать небольшую остановку и на время заняться чем-то более приятным. Он поклялся, что возьмет на себя корабль, пока тот будет находиться в атмосфере. Но это безумие, чистой воды безумие! — продолжал кричать обитатель контейнера с желтоватой жидкостью. На мгновение он умолк и вытаращил глаза, словно что-то припоминая. — Корабль вышел из-под контроля! Я поверить не мог, что мы на такое решимся — подумать только, ввязаться в авантюру, и все ради того, чтобы доказать, будто эти чертовы омары и впрямь так хороши, как о них трезвонят. Извините, я, наверное, совсем заколебал вас этими омарами, сейчас закончу, но они вот уже несколько месяцев не дают мне покоя, пока я сижу в контейнере. Но можете себе представить, что значит сидеть в корабле несколько месяцев кряду, каждый день видеть одни и те же рожи, питаться одним и тем же консервированным дерьмом, когда он при этом заладил: «Омары! Омары!», — а потом еще шесть месяцев пропадать здесь, один-одинешенек, и эти омары никак нейдут из головы. Обещаю, я постараюсь закрыть рот и больше слова не скажу про омаров. Клянусь. Омары! Омары! Омары! Сколько можно. Кажется, спасся только я один. Только мне удалось добраться до аварийного контейнера еще до того, как мы рухнули в океан. Я едва успел послать сигнал бедствия, и в следующее мгновение корабль ухнул в воду. Катастрофа! Полнейшая катастрофа! И все потому, что кто-то питал слабость к омарам. Вы хоть понимаете, о чем я? Поверьте, мне нелегко сохранять спокойствие.
Обитатель контейнера бросил на них умоляющий взгляд, и неожиданно до него словно дошло, что, собственно, происходит. Будто упавший с дерева лист, он вернулся на грешную землю и, растерянно заморгав, как-то странно посмотрел на нежданных гостей. В этот момент он стал похож на обезьяну, удивленно уставившуюся на диковинную рыбу. Снедаемый любопытством, он корявыми пальцами поскреб о стеклянную стенку контейнера. Изо рта и ноздрей вырвались крошечные желтые пузырьки и устремились вверх, на мгновение застряв в его спутанных волосах.
— О Боже, о Небеса! — бормотал он себе под нос. — Меня нашли! Я спасен!
— Допустим, — тотчас поспешил вставить слово официальный представитель, — что вас по крайней мере нашли.
Представитель с решительным видом подошел к главному компьютеру в середине помещения и быстро пробежал пальцами по клавиатуре, желая получить данные о характере и размерах причиненного судну ущерба.
— По крайней мере аористовые стержни не пострадали.
— Гром небесный! — воскликнул Зафод. — Так, значит, тут все-таки есть аористовые стержни!
Эти самые аористовые стержни некогда использовались для получения энергии методом, теперь устаревшим и, к счастью, почти забытым. Давным-давно, когда поиски новых источников энергии в какой-то момент фактически зашли в тупик, одна молодая и светлая голова додумалась искать их там, где этой энергии было немерено, но куда прежде никто не заглядывал, — а именно в прошлом. Испытав, как бывает в подобных случаях, внезапный прилив крови к вместилищу дум, он в ту же ночь изобрел способ ее добычи, и уже в течение года значительные участки прошлого были подчистую вычищены и, истощенные, доживали свой век.
Тех же, кто считал, что прошлое лучше оставить в неприкосновенности, просто-напросто обвинили в непозволительной сентиментальности и желании пожить за чужой счет. Прошлое в изобилии обеспечило дешевую и безопасную энергию. Для тех же, кто видел в этом разграбление бесценных ресурсов, были созданы несколько Заповедников Прошлого — при условии, что найдутся желающие раскошелиться на их содержание. Что до заявлений, что, мол, истощая прошлое, мы обкрадываем настоящее, — может, так оно до известной степени и есть, однако эффект от использования дешевой энергии был несопоставим с возможным ущербом, и поэтому будет лучше, если критики посчитают его с калькулятором в руках.
Однако позднее все же стало очевидно, что настоящему наносился колоссальный ущерб, и причиной тому — что где-то в будущем обитали точно такие же беспринципные, алчные до сиюминутной выгоды эгоисты, выкачивавшие из настоящего все соки точно так же, как эгоисты из настоящего выкачивали соки из прошлого. И тогда все до единого поняли, что все до единого аористовые стержни — и та тайна, какой окутано их производство — должны быть уничтожены, и чем скорее, тем лучше. Утверждалось, что, мол, это якобы надо сделать ради дедов и внуков, хотя в действительности все делалось ради внуков их дедов и дедов их внуков.
Официальный представитель «Администрации по обеспечению безопасности и гражданского спокойствия» только пожал плечами.
— Стержни не представляют ровно никакой угрозы, — произнес он и, покосившись на Зафода, добавил с неожиданной откровенностью: — Здесь есть кое-что похуже. По крайней мере хотелось бы надеяться, что груз все еще здесь.
В ответ на что второй официальный представитель одарил коллегу укоризненным взглядом.
— Что ты несешь? — рявкнул он.
Первый лишь вновь пожал плечами.
— Какая разница, — равнодушно произнес он. — Пусть что хочет, то и говорит, все равно ему никто не поверит. Иначе зачем мы его выбрали? Можно ведь было провести официальное расследование. Но чем больше несусветных баек он станет рассказывать, тем лучше. Народ решит, что у парня не все в порядке с головой, и только посмеется. Пусть он даже скажет, что узнал это от нас, — нам же лучше: сразу видно, что этот малый параноик.
С этими словами официальный представитель как ни в чем не бывало улыбнулся Зафоду, который был готов взорваться от возмущения внутри своего облеванного скафандра.
— Если хочешь, можешь пойти с нами, — предложил ему представитель.
— Вот видишь, — произнес представитель, разглядывая толстую титановую обшивку трюма, где хранились аористовые стержни. — Им ничего не грозит.
Представитель повторил эти свои слова, когда они прошли через отсеки, где хранилось химическое оружие, причем такой невероятной мощности, что одной чайной ложки хватило бы, чтобы отравить целиком всю планету.
Представитель повторил эти свои слова, когда они прошли через отсеки, где хранились зета-активные компоненты такой невероятной мощности, что одной чайной ложки хватило бы, чтобы взорвать целиком всю планету.
Представитель повторил эти свои слова, когда они прошли через отсеки, где хранились тета-активные компоненты такой невероятной мощности, что одной чайной ложки хватило бы, чтобы взорвать целиком всю планету.
— Какое счастье, что я не планета, — пробормотал себе под нос Зафод.
— Тебе нечего опасаться, — заверил его официальный представитель «Администрации по обеспечению безопасности и гражданского спокойствия». — Планете ничего не угрожает. При условии… — добавил он и сделал многозначительную паузу.
Тем временем они приблизились к той части трюма, что располагалась ближе всего к трещине в корпусе судна. Коридор, которым они шли, был искривлен и перекорежен, пол — местами мокрый и склизкий.
— Так-так, — произнес представитель, — вот так-так.
— Что здесь хранится? — потребовал ответа Зафод.
— Отходы производства, — сухо прокомментировал официальный представитель.
— Отходы производства? — тихо, но твердо спросил Зафод. — Какого?
Оба официальных представителя пропустили его вопрос мимо ушей. Зато с особой тщательностью осмотрели ведущую в отсек дверь. Увы, сила удара был такова, что переборки перекосились или обрушились. Официальный представитель слегка прикоснулся к двери. Та открылась. Внутри было темно, и лишь где-то в глубине отсека слабо мерцали две тусклые желтые лампочки.
— Какого? — прошипел Зафод.
Один официальный представитель повернулся к другому.
— Здесь, по идее, должна находиться аварийная капсула, — произнес он. — Предполагалось, что экипаж воспользуется ею перед тем, как вместе с грузом сбросить корабль в черную дыру. По-моему, следует проверить, на месте ли она.
Второй официальный представитель кивнул и, не говоря ни слова, удалился. Тогда первый поманил Зафода к себе. Где-то в паре десятков футов от них тускло мерцала большая желтая лампа.
— Знаете, почему на этом корабле все пока вроде бы как в целости и сохранности? Объясняю: потому что никому из них не пришло в голову чем-то воспользоваться. Никому. По крайней мере никому из тех, у кого хватило бы безумства приблизиться к грузу. Такие безумцы опасны, и это заставляет нас всегда быть начеку. Да, люди бывают глупы, но не настолько, чтобы рисковать собой и всем миром.
— Отходы производства? — вновь прошипел Зафод. Он был вынужден шипеть, чтобы не выдать, что на самом деле голос его дрожит. — Какого?
— А, людей по индивидуальным спецзаказам.
— Что-что?
— Корпорация «Сириус кибернетике» получила громадный грант на разработку и создание искусственных людей по индивидуальным спецзаказам. Результаты оказались, мягко говоря, катастрофическими. Все эти «люди» или «личности», как они именовались, представляли собой сочетание качеств, несовместимых в природе. Большинство из них вышли жалкими хлюпиками, но были среди них и опасные, более того, на редкость опасные особи. Опасные, потому что другие люди не могли заподозрить в них эту червоточину. Они, подобно призракам, что проходят сквозь стену, могли пройти сквозь любую ситуацию и выйти из нее сухими, как гусь из воды, и все потому, что никто не догадывался, насколько они опасны.
А наиболее опасны были трое, похожие между собой как две, то есть три капли воды. Их поместили в этот отсек, чтобы раз и навсегда убрать, вместе с кораблем, из этой вселенной. Нет, они отнюдь не злы, а по-своему даже милы и симпатичны. Тем не менее они самые страшные создания из тех, что когда-либо знал этот мир, потому как если им что-то разрешить, они никогда не станут этого делать, и наоборот, все, что им не разрешено.
Зафод посмотрел на тусклый желтый свет, на два тусклых желтых огонька. По мере того как его глаза привыкли к освещению, он сумел разглядеть, что два светлых пятна обрамляют участок пространства, где что-то явно было разбито. А на полу растеклось что-то липкое.
Вместе с официальным представителем он осторожно направился к огням. В этот момент у них в шлемах раздались слова второго официального представителя.
— Капсулы нет, — произнес он коротко и ясно.
— Проследи, куда она делась, — распорядился первый представитель. — Куда могла улететь. Мы обязаны это выяснить!
Зафод приблизился к двум оставшимся контейнерам. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: в них плавают два совершенно одинаковых существа. Зафод присмотрелся внимательнее. В густой желтоватой жидкости плавало тело пожилого мужчины. Лицо у него было доброе и улыбчивое, с веселыми морщинками вокруг глаз. Волосы выглядели подозрительно густыми и темными для его возраста, кисть правой руки то и дело ходила туда-сюда, вверх-вниз, словно он раздавал рукопожатия сонму невидимых призраков. Лицо мужчины при этом светилось искренней улыбкой, и он что-то невнятно гулил, словно полусонный младенец. Время от времени все тело его начинало подрагивать, словно от смеха, как будто он только что рассказал сам себе новый анекдот, ну, если не новый, то порядком подзабытый. Вот так, покачиваясь, улыбаясь, усмехаясь, пуская ртом небольшие желтые пузыри, незнакомец, казалось, обитал в только ему ведомом мире сладких грез и сновидений.
В шлемах вновь раздались четкие слова второго официального представителя. Удалось установить планету, к которой держала курс аварийная капсула. Она находится в галактическом секторе ZZ9 Plural Z Alpha.
Зафод обнаружил рядом с контейнером небольшой динамик и включил его. Человек внутри контейнера что-то лепетал о сияющем городе на холме.
А еще в шлеме было слышно, как официальный представитель «Администрации по обеспечению безопасности и гражданского спокойствия» довел до сведения начальства, что пропавшая без вести аварийная капсула, на борту которой находится некий «Рейган», в настоящий момент держит курс к планете в галактическом секторе ZZ9 Plural Z Alpha. После чего отдал распоряжение принять все необходимые меры по обеспечению ее «безопасности».
Отрывок взят из книги «Чрезвычайно безмерно смешная комически-облегчительная Рождественская книга»,
1986 год
Отрывки из интервью с Мэттом Ньюсомом
ДНА: Что касается Дирка Джентли, то у меня возникло ощущение, будто я утратил связь с этим моим персонажем, и поэтому книга мне никак не давалась. Вот почему я сказал себе: «Что ж, тогда займемся чем-то другим». И вот, оглядываясь назад на все те идеи, которые я тогда пытался вложить в «Лосося сомнений», — а это случилось где-то через год после того, как я пытался за него взяться, — я неожиданно понял, что, собственно, было не так. Оказалось, что эти мои идеи больше в духе «Автостопа», нежели в духе Дирка Джентли.
Сильно подозреваю, что в будущем наступит такой момент, когда я засяду за шестую книгу из серии «Автостопом по Галактике». Но мне хочется сделать ее не такой, как остальные, чтобы она получилась свежо и необычно. Потому что люди мне не раз говорили — и причем совершенно правильно, — что «В основном безвредна» получилась какая-то тоскливая. Причина тому проста: год у меня выдался на редкость неудачный, главным образом по причинам личного характера, о которых я не хотел бы здесь распространяться. В общем, год был действительно хреновый, я же взялся сочинять книгу несмотря ни на что. Так что нечему удивляться, что книжка вышла какая-то тоскливая!
Мне же хотелось бы завершить «Автостоп» на более оптимистичной ноте. К тому же пять — какое-то незавершенное число, шесть вроде как-то лучше. Как мне кажется, многое из того, что первоначально было в «Лососе сомнений», что задумывалось для «Лосося сомнений» и что совершенно в него не вписалось, можно оттуда выкинуть и заново соединить, прибавив что-нибудь новое.
МН: Хотя бы потому, что до многих уже дошли слухи, что «Лосось сомнений» будет очередной вещью из серии «Автостопом».
ДНА: В некотором смысле я просто хочу дать вторую жизнь кое-чему из того, что у меня плохо вписалось в книгу про Дирка Джентли, но что, по-моему, неплохо впишется в серию «Автостопом». Конечно, по ходу дела кое-что придется поменять, подогнать к другой книге. Хотя в знак того, что я не зря потратил время, ее можно назвать «Лосось сомнений», ну, или как-то еще — поживем, увидим!
