Книга: Оружие возмездия. Тотальная война
Назад: Глава 18. Нежный возраст
Дальше: Глава 20. Судьба резидента

Глава 19. Тайна следствия

Серый ангел

Злобин достал из сейфа магнитолу, поставил на подоконник, наклонился, пытаясь под столом попасть штепселем в розетку. Рука не доставала, розетку загораживал угол сейфа, пришлось опуститься на одно колено, сунуть руку в узкую щель между стеной и сейфом. Чтобы сохранить равновесие, одну ногу далеко вынес назад и держал на весу. В этот неподходящий момент раздался стук в дверь.
— Разрешите? — Виталий Стрельцов замер на пороге, увидев начальника в столь неживописной позе.
— Проходи. — Злобин повернул к нему раскрасневшееся от натуги лицо и опять возобновил попытку проникнуть рукой за сейф. — Кругом вредители! — проворчал он.
— Андрей Ильич, может, помочь? — предложил Стрельцов.
— Ага, найди мне этих шарашников, что розетку на уровне пола сделали. Руки поотрывать мало. — Злобин, кряхтя, выбрался из-под стола, опустился в кресло.
— Так сейчас модно. Вы бы удлинитель поставили.
— Удлинитель сперли еще перед ремонтом. Кто-то из своих. Да ты садись, — Злобин указал на стул перед столом.
— Вот, принес. — Виталий положил на стол тонкую папку. — Протокол осмотра места происшествия, рапорты милиции, показания свидетелей. Пока все. Фотографии еще не готовы, лаборатория обещала к обеду напечатать. Протокола вскрытия нет. Да, звонил Яков Михайлович, просил вас срочно связаться.
— И что Черномор хотел?
— Не знаю. Спрашивал вас.
— Ладно, разберемся. — Злобин покрутил ручку настройки, перебрав радиостанции, по которым передавали модные «громыхалки», нашел классическую музыку и удовлетворенно кивнул. — Вот, то, что надо! Не музыка сейчас, а бетономешалка для мозгов. Как считаешь, Виталик?
В ответ Стрельцов лишь пожал плечами. Злобин внимательнее посмотрел на подчиненного. Бессонная ночь уже начала сказываться, под глазами залегли пепельные тени, цвет лица сделался нездорово бледным. Главное, в глазах появилась характерная поволока бегуна на длинные дистанции.
— Значит так, Виталий. Отправляйся к Твердохлебову, там Гарик уже соплями изошел, пора сажать. Закроешь его за незаконное предпринимательство и уклонение от налогов и можешь идти спать. Завтра приходи к обеду, не раньше. Кстати, Эрнест в дело уже влез? — поинтересовался Злобин.
— Нет. Заглянул только что в кабинет, сказал, что поручит кому-нибудь из своей фирмы.
— Вот лис старый, — усмехнулся Злобин. — Тогда тем более не дело тебе досталось, а халява. Гарик будет образцово-показательным подследственным, это я тебе гарантирую.
— Странно, что он так на нары спешит. — Стрельцов кулаками потер глаза. — Устал я что-то.
— Не вздумай с операми Твердохлебова стакан принять, — предупредил Злобин.
— А как с ними не пить? — удивился Виталий. — Опера народ обидчивый. Да и повод есть.
— Дурашка, они тебя должны уважать не за то, сколько ты на грудь принять можешь, а за то, как ты работаешь. А водку жрать у нас каждый день повод есть. Затравил клиента — праздник, закрыл подозреваемого в камеру — праздник, дело до суда довел — сам бог велел. Добавь к этому всякие дни независимости и дни шахтера — получится, что стакан из рук вообще выпускать не надо. Послушай старого дядю, салага. Хочешь дотянуть до пенсии, меньше пей водку с операми, заведи постоянную бабу и не обедай всухомятку.
— Учту, Андрей Ильич, — покорно кивнул Стрельцов. — А с трупом что делать?
— Сейчас решим. — Злобин притянул к себе папку
— Я вещдоки захватил. — Виталий положил на стол I пакет с документами и всякой мелочью, что обычно лежит в карманах. — У него ключи в кармане куртки лежали, явно от машины. На Верхнеозерной нашли бесхозную «девятку». Ключи подошли. Машину отогнали на стоянку Ленинградского РУВД. Сейчас с ней эксперты работают. Пока все, что успел.
— Немудрено, — пробормотал Злобин, листая протоколы. — А как ты, кстати, на этот выезд попал?
— Дежурный по районной прокуратуре был на другом вызове — бытовуха с трупом. Перезвонили мне, пришлось ехать.
— Понятно. — Злобин закрыл папку, стал разбирать вещи убитого. — Кто из оперов работает?
— От Ленинградского РУВД — Ананьев и Щербаков. Задачу я им уже нарезал.
— Повезло с работничками. У Ананьева теща парализованная на руках, Щербаков с зеленым змием каждый день борьбу ведет. А кто такой Елисеев? — спросил Злобин, внимательно изучая паспорт пострадавшего.
— А, его от ФСБ прислали.
— И во сколько он на месте нарисовался? — Злобин задал вопрос, не поднимая головы.
— На месте происшествия его не было, он в прокуратуру приехал. Около двенадцати ночи. Мне прокурор позвонил, предупредил, что к делу подключается ФСБ. Почти сразу же после звонка приехал Елисеев. Снял паспортные данные потерпевшего, посмотрел протоколы и уехал. — Виталий заерзал на стуле. — Андрей Ильич, я что-то не так сделал?
— Время покажет, — обронил Злобин.
Он достал сигареты, закурил. Надолго замолчал, отвернувшись к окну. Пальцы барабанили в такт арии из «Паяцев», льющейся из динамика.
Виталий, воспользовавшись паузой, оперся локтем о стол, прикрыл глаза ладонью и затих.
— Слишком накрутили, — словно сам себе сказал Злобин.
— А? — Виталий Встрепенулся. — Простите, Андрей Ильич, не понял.
— Суди сам. Вышел мужик из машины, подошел к телефону — и труп. Учитывая ствол в руке, возможны два варианта. Вернее, три, — поправил себя Злобин. — Первый: он стреляет в себя. Второй: кто-то стреляет в него. Третий: кто-то пыряет его ножиком или дает ломом по башке, а мужик перед смертью стреляет в воздух. Только так можно объяснить, зачем он ствол достал.
— Если имеете в виду версию насильственной смерти, то есть еще один вариант, — оживился Виталий.
— Ну, в инфарктника, который бегает по городу со стволом, я что-то с трудом верю, — проворчал Злобин. — Что там у тебя за версия?
— В пятьдесят седьмом году в Мюнхене КГБ ликвидировал Льва Ребету — основного идеолога ОУН. Приговор привел в исполнение некто Сташинский. Способом весьма интересным. — Виталий вытянул руку, изобразив пальцами пистолет. — Шлеп в лицо из газового пистолетика, заряженного синильной кислотой. Действие, между прочим, убойное. Коронарные сосуды сердца сжимаются, жертва моментально погибает от инфаркта. К приезду экспертов сосуды приходят в норму, и все шито-крыто.
— Это тебе в институте поведали или сам узнал? — Злобин с интересом посмотрел на Виталия.
— Сам. У меня дома целая подборка книг и статей есть. Сейчас же много чего публикуют.
— Это верно. — Злобин опять отвернулся к окну.
— Конечно, в те времена анализа на микрочастицы не проводили, а то бы в два счета нашли синильную кислоту, — продолжил Виталий. — Я, кстати, токсикологическую экспертизу заказал.
Злобин тщательно раздавил окурок в пепельнице, махнул рукой, разгоняя дым.
— И это последнее, что ты сделал по этому делу, — произнес он.
— Не понял? — удивился Виталий.
— Дело я у тебя забираю.
— Андрей Ильич, вы думаете, что я висяк на отдел повешу? — Виталий обиженно поджал губы.
Злобин хотел сказать что-то резкое, но сдержался.
— У тебя в производстве пять дел, с Гариком будет шесть. Куда тебе еще? И так вторые сутки из прокуратуры не вылазишь. — Злобин махнул рукой. — Давай, молодой, тебя Твердохлебов ждет.
Стрельцов направился к дверям, но Злобин, оторвавшись от бумаг, окликнул его:
— Да, Виталик, чуть не забыл. Елисеев больше не появлялся?
— Нет.
— И не звонил?
— Не знаю. Я же на выезде был, Андрей Ильич.
— Ладно, разберемся.
Стрельцов вышел в коридор, но через секунду опять возник на пороге. Сквозняк взбил бумаги на столе Злобина.
— Твою мать, молодой, тебе делать не фиг?! — вспылил Злобин, накрыв ладонью бумаги.
— Андрей Ильич, вам Елисеев нужен? Вон он, по коридору идет.
— Н-да? — Злобин злорадно усмехнулся. — Ну-ка гони сюда этого бойца невидимого фронта.
Стрельцов побежал выполнять указание, а Злобин выключил звук в магнитоле. Покосился на закрытую дверь.
«С волками жить — по-волчьи выть», — подумал он и, нажав кнопку «запись», убрал магнитолу под стол.
* * *
Елисеев бросил взгляд на документы и вещи убитого на столе у Злобина и сразу же сделал вывод:
— Себе дело взяли, Андрей Ильич?
— У молодого своих забот полно, — ответил Злобин, не таясь разглядывая Елисеева.
Была у Злобина теория, не раз подтвержденная практикой: о виновности и непричастности к преступлению можно судить по поведению человека на допросе. Каждому есть что скрывать, на то мы и люди. Но один хранит личную тайну с достоинством, другой юлит, переспрашивает, лихорадочно ищет лазейки. И получается, что у первого на душе камень, а у другого — грех, точно описанный Уголовным кодексом. Елисеев, естественно, не крутился, как Филя, и не исходил соплями, как Гарик, но за его наигранной веселостью скрывалось беспокойство, причину которого Злобин пока понять не мог.
— Принес? — спросил Злобин.
— Что? — Елисеев недоуменно вскинул брови.
— Протокол вскрытия, — уточнил Злобин.
— Ах вот вы о чем! — Елисеев расслабился, распахнул куртку. — Нет, Черномор еще колдует. Уж не знаю, что он найти хочет.
— Черномор, как и мы, ищет причину смерти. — Злобин заметил кобуру на поясе Елисеева и недовольно поморщился. В моду вошло безо всякой необходимости таскать на себе оружие, чего он не одобрял. Прокуратура уже дважды возбуждала дела по пьяной стрельбе. — Люблю, когда люди умирают простой и понятной смертью. От старости или, например, в результате ссоры на почве совместного распития спиртных напитков. Дорожно-транспортное тоже неплохо, особенно если виновник в бега не бросился. — Злобин сложил стопкой документы. — Паспорт, права, лицензия на оружие. Все выписано на одно лицо — Николаева Петра Геннадиевича. По своим учетам мы его уже пробили. Чист как стеклышко. Не участвовал, не привлекался, не сидел. Ствол легальный, номера соответствуют. А зачем нормальному человеку ствол?
Елисеев придвинулся ближе к столу, мимоходом запахнул куртку.
— Надо, Андрей Ильич, прошерстить больницы. В кого-то он же палил, так? Мог и зацепить.
— Поищем, обязательно поищем, — кивнул Злобин. — Только помощь ФСБ мне в этом не потребуется. В морге ты обмолвился, что он звонил от имени Гусева. Поэтому первое: жду от тебя показаний от дежурного по комендатуре. Если велась контрольная запись разговора, что я не исключаю, получи ее стенограмму. Второе: пробей фото потерпевшего и фамилию Гусев по своим учетам. На сегодня это все. Если Гусев к делу не приклеится, то дальнейшее участие ФСБ считаю нецелесообразным.
Елисеев с минуту обдумывал ответ, нервно покусывая нижнюю губу.
— Ответ из Москвы уже пришел, Андрей Ильич. — Елисеев достал из внутреннего кармана куртки свернутую в трубочку пластиковую папку, положил на стол. — Можете приобщать к делу.
Злобин вытащил листки, быстро пробежал их глазами.
— Ого! Генерал-майор Гусев Николай Петрович, ГРУ Генштаба. — Он кивнул на документы на столе. — А это, выходит, прикрытие?
— Получается так.
— Интересно. — Злобин перелистал паспорт потерпевшего. — Листочки потертые, все фотографии соответствуют возрасту, портретное сходство сохраняется. Само собой, знаки защиты присутствуют. Даже штампики прописки соответствуют личному делу некоего Николаева. Как это делается, а?
— Военная тайна, — усмехнулся Елисеев.
— Ясно. И зачем он в область пожаловал — тоже военная тайна?
— Боюсь, что мы этого так и не узнаем. Не нашего это ума дело.
— Даже если это могло стать мотивом убийства? Елисеев на секунду впился взглядом в лицо Злобина, Рефлекторно облизнул губы.
— Прокуратура выдвигает версию убийства? — тихо произнесен.
— Прокуратура фантазирует. — Злобин похлопал по тонкой папке дела. — Пока здесь пусто, я могу фантазировать до самозабвения. Соберу факты — будут и нормальные версии.
— А меня учили, что мое дело собрать факты, а интерпретировать их — удел начальства.
— А я привык к процессуальной независимости, оценка фактов — моя забота. Перед начальством я только за результат отчитываюсь, — парировал Злобин. — Ты, кстати, в каком звании, если не секрет?
— Подполковник. — Елисеев был явно удивлен сменой темы.
— Видишь, почти одногодки и звания у нас одинаковые… А ты на земле работаешь по убеждению или с карьерой проблемы? — поинтересовался Злобин.
— Ну, до чего мог, я уже дослужился. — усмехнулся Елисеев. — Начотдела для меня — потолок. Дальше начинается жизнь по Дарвину. Выживают зубастые и с мохнатыми лапами. А у меня наверху никого нет, так что можно не рвать задницу. Я ответил на вопрос, Андрей Ильич?
— Вполне. — Злобин придвинул к нему пепельницу. — Давай, Федор, покурим и подумаем, как нам жить дальше. — Он дождался, пока Елисеев закурит и расслабленно развалится на стуле, и продолжил: — Про фантазии я не зря упомянул. До тебя тут Виталик Стрельцов такое загнул — Маринина с Дашковой отдыхают! Начитался, щегол, умных книжек и выдвинул версию, что замочили этого Гусева при помощи синильной кислоты. Якобы прыснули ему в лицо малой дозой — и инфаркт.
— У него с этим делом как? — Елисеев покрутил пальцем у виска.
— Еще сутки без сна — можно будет госпитализировать. — Злобин отвернулся к окну. — Хотя почва для фантазий имеется. Эксперт на месте установила причину смерти — инфаркт. Предварительно, конечно. Но все ствол этот проклятый портит. Зачем и в кого он стрелял, не пойму.
— Андрей Ильич, только между нами. — Елисеев понизил голос. — Гусев служил в Пятом управлении ГРУ. Это не наша «пятерка», где диссидентов гнобили, а диверсионная работа в глубоком тылу противника. Там такие отморозки, что тебе и не снилось. А Гусев в спецназе все ступени прошел, начиная с лейтенанта. Для него ствол выхватить — что тебе зажигалкой чиркнуть.
— Хочешь сказать, что Гусеву что-то померещилось и он сразу же жахнул?
— Да хрен его знает! Что мы огород задним числом городим? Помер он от инфаркта — и все. Вот если бы кто-то в него стрелял, я бы еще понял, из-за чего шум поднимать. Вот у меня в подшефном училище случай такой был. — Елисеев выпустил дым в потолок и продолжил с видом завзятого рассказчика армейских баек: — Вывозили курсантов в полевой учебный центр раз в семестр. Сам понимаешь, никому из преподавателей неохота комаров кормить и грязь на полигоне месить. Они уже все старые пердуны, у кого геморрой, у кого маразм. А один полконавт при первой же возможности добровольно выезжал, представляешь? Все думали, не наигрался в солдатиков старый пень. Хотя, с профессиональной точки зрения, любая инициатива всегда подозрительна. — Он выдержал паузу. — И однажды утром из соседней деревни прискакал пацаненок, кричит: «Дяденьки военные, ваш полковник помер!» Мы, естественно, протрезвели и на уши встали. Рванули на БТРе в деревню. Версий было две: пошел в деревню за самогоном, хлебнул лишнего и помер или поленом по голове получил на почве этого же дела. — Елисеев щелкнул себя по горлу. — Оказалось, ты только не смейся… Героически помер наш полковник на местной доярке. Ты бы видел! Баба в избе орет, полдеревни носы об окна плющит, а наш герой лежит под периной в полном неглиже, ручки крестиком уже сложены. Мы бабу сразу в оборот взяли и быстро выяснили, что это ради нее он в лагеря выезжал. Вся деревня подтвердила, что была у них страстная любовь и полная гармония. Вскрытие для проформы сделали, потому что причина сразу ясна была. Там такая Фекла, ты бы видел! — Он изобразил размер бюста. — Румянец во всю щеку, здоровая, как трактор. Такая и Геракла до инфаркта довести могла.
— И чем дело кончилось? — поинтересовался Злобин, прищурившись от дыма.
— Из Москвы дали команду шума не поднимать. Полковника с салютом закопали, жене пенсию дали. Так ей и доложили: помер, мол, на боевом посту. — Елисеев с наигранной грустью вздохнул. — Такие дела!
Злобин раздавил окурок в пепельнице.
— Это намек? — спросил он.
— В каком смысле? — С лица Елисеева тут же пропала улыбка.
— Значит, просто треп. — Злобин раскрыл папку. — Я уж подумал, что военная контрразведка предлагает спустить дело на тормозах. Странно получается: в городе по подложным документам находится генерал-майор специфической специальности, а вам до этого нет дела.
— Ну, нам он о прибытии не докладывался, — вставил Елисеев.
— Допустим. — Злобин поднес к глазам лист. — Рапорт наряда милиции, прибывшего на место происшествия. Так, галиматью в начале опускаем… А вот это прочтем вслух. «Ко мне подошел неизвестный, представился сотрудником ФСБ, предъявил удостоверение на имя Львова Иннокентия Леонидовича. По его просьбе я ввел его в курс происшествия. Некоторое время он наблюдал за местом происшествия и действиями оперативно-следственной группы. Потом к нему подошел второй мужчина, и вместе они ушли по улице Верхнеозерной в направлении пешеходного моста через пруд Верхний». М-да, стиль, конечно, ментовский… Но суть тебе, надеюсь, ясна?
— Что-то я пока не понял… — начал Елисеев.
— Я не закончил, — оборвал его Злобин. — Наряд прибыл через две минуты после выстрела. Случайно оказался рядом. А что там делали фээсбэшники? Город я знаю хорошо, до ближайшего вашего объекта двадцать минут езды… И еще одна бумажка. — Он взял новый лист. — Это уже опера написали. Та-ак… «При отработке жилого массива, прилегающего к месту происшествия, на улице Верхнеозерной обнаружена машина марки „Нива“ белого цвета. Водитель предъявил удостоверение сотрудника ФСБ на имя прапорщика Скрябченко Т.К.». Вот такая у нас хренотень через плетень получается, Федя. Может, этот Гусев хвост засек и палить начал?
Елисеев глубоко затянулся, закинув голову, выпустил дым в потолок.
— Ну ты накрутил, Злобин! — вполголоса произнес он.
— Кончай ломаться. Не бомжа бесхозного нашли, а генерала. — Злобин захлопнул папку. — Короче, передай своему начальству, что эти двое должны завтра же прийти ко мне и дать показания. Иначе вызову повесткой.
Елисеев медленно расплющил сигарету в пепельнице.
— Не торопись. Думаю, дело заберут наш следотдел и военная прокуратура. — Он пристально посмотрел в лицо Злобину.
— Флаг в руки! — Злобин откинулся в кресле. — Но пока дело у меня, расследование будет идти по полной программе. Меня интересует личность погибшего и обстоятельства смерти. В деталях. Если завтра сюда бросят бригаду из Москвы, я не хочу выглядеть в глазах столичных коллег провинциальным лохом. Гордость не позволяет.
— Да что мы, ей-богу, как дети! — Елисеев перешел на дружеский тон. — Может, дождемся результатов вскрытия? Вот увидишь, получим смерть от естественных причин — и никаких тебе шпионов.
— Вот я и говорю: лучше бы его машина переехала, — тяжело вздохнул Злобин. Бросил взгляд на часы. — О! Все, мужик, прокуратура закрывается на обед.
Елисеев послушно вскочил, сунул сигареты в карман куртки.
— Телефончик оставить? — напоследок предложил он.
— У Виталика есть. Будешь нужен, найду. — Злобин через стол протянул руку. — Пока.
Открыл сейф, забитый пухлыми папками, бросил сверху тонкую папку с делом Гусева. Оглянулся на закрывшуюся за Елисеевым дверь, поднял с пола магнитолу, выщелкнул кассету. Бросил в сейф. Подумал немного, чертыхнулся, достал кассету и положил во внутренний карман пиджака.
— С волками жить — с ружьем ходить, — пробормотал он себе под нос.
Снял трубку, набрал номер Твердохлебова.
— Петр? Злобин говорит. У меня просьба. Сам знаешь, человек я теперь непьющий, а с тебя причитается. Как говорит Чубайс, решим проблему взаимозачетов. Узнай по своим каналам насчет одной машины. — Он достал из кармана блокнот. — Белая «девятка», М0782С, регион — 77. Зарегистрирована на имя Николаева… Да, она сейчас на арестной стоянке в Ленинградском РУВД, но ты этого не знаешь. Пробей по своим каналам, не было ли у ГАИ или у местных РУВД каких-то указаний на эту машину. Если да, то от кого. Батон, только тихо все сделай, ладно?.. Нет, не срочно, нежелательно сегодня. Спасибо. Как там Виталик Стрельцов?.. Ну, Бог ему в помощь. Все!
Злобин нажал на рычаг, набрал номер морга. В трубке пошли короткие гудки. Он раз за разом набирал номер, ждал, нервно барабаня пальцами по аппарату. После десятой попытки положил трубку.
Аппарат сразу же издал тревожную трель.
— Прорвало! — проворчал Злобин, с ненавистью посмотрев на телефон. — Да, Злобин слушает! — крикнул он в трубку.
— Андрей Ильич, глушитель купи! — раздался голос Твердохлебова.
— Прости, Батон, я думал, враги от обеда оторвать решили.
— У тебя сейчас аппетит отшибет, — пообещал Твердохлебов.
— Не дождетесь, — хохотнул Злобин. — Что тебе?
— Просьбу твою выполнил.
— Так быстро? — удивился Злобин.
— Умеем, когда приспичит… Ладно, это не по телефону. Или тебе срочно?
— Хоть намекни, подробности можно потом.
— Как скажешь. — Твердохлебов на секунду замолчал: — Ну, скажем, так: машину вел Федор Сергеевич Борисов. Усек?
— Вел? Погоди… — Злобин потер лоб. — Это то, что я подумал?
— Надеюсь, да. Уточняю, он потерял ее в районе Верхнеозерной. Пришлось запрашивать центральный пульт ГАИ. Ильич, может, тебе открытым текстом выдать?
— Не надо, Петя. Я все понял. Спасибо!
Злобин положил трубку.
— Фэ-Эс-Бэ, — по слогам произнес он.
Присел на угол стола, ногу поставил на стул, на котором десять минут назад сидел Елисеев.
Назад: Глава 18. Нежный возраст
Дальше: Глава 20. Судьба резидента