Впервые увидев Цунгариальский Диск, Вепперс был слегка разочарован. Триста миллионов космических промплощадок, весом полмиллиона тонн каждая — это звучало весьма внушительно. Однако на деле оказалось, что они разбросаны по всей окружности газового гиганта, от верхушек самых высоких облаков Ражира, отделенных от планеты лишь несколькими сотнями километров, до полумиллиона и более. Полоса фабрикаторов была не толще сорока тысяч километров, и пространство вокруг планеты, не занятое космофабриками, выглядело очень пусто.

Фабрикаторы были угольно-черными, но внушительности это всей конструкции не придавало; они не отражали свет, не блестели и вообще ничем не выдавали своего присутствия, если на них специально не нацеливали источник света. Даже в этом, лучшем, случае глазу они представлялись скоплением силуэтов. Сам Ражир, против лика которого эти силуэты сгрудились, был цвета красной глины — если не темно-красной, то коричневой с редкими желтыми вкраплениями на полюсах, — так что выделить на этом фоне очертания пояса фабрикаторов было задачей нелегкой.

Куда лучше они смотрелись в искусственных цветах на синтезированном, усиленном изображении, когда точки их размещения были отмечены маленькими световыми пятнышками, наложенными на реальную картинку системы. Глядя на такую схему, уже можно было получить примерное представление, как много здесь этих чертовых мельниц.

Корабль ГФКФ Вспомогательного класса Вестник истины выскользнул из гиперпространства, стараясь не шуметь, всего в нескольких сотнях кликов от места его назначения — Первичной Контактной Площадки Диска. То был один из сравнительно редких на орбите Ражира космических хабитатов, а не промплощадка. Крохотный космопорт медленно обращался вокруг планеты на расстоянии полумиллиона кликов, дальше, чем какая бы то ни было часть основного Диска.

Контактная Площадка представляла собой темно-серый сплющенный бублик десяти кликов шириной и одного клика во внутреннем диаметре. Края Площадки были ярко освещены, внешняя поверхность пучилась причальными платформами, заякоренными на гигантских грузовых консолях. Всего на Площадке насчитывалось двадцать пять причалов, но сейчас работали только шесть из них. Впрочем, даже это было вдвое больше, чем Вепперсу когда-либо доводилось тут видеть.

Вепперс сидел, небрежно развалившись в косметическом кресле посредине роскошной, даже слишком богато украшенной, как на его вкус, ложи на мостике корабля ГФКФ. Вокруг него суетилась парочка нервно хихикавших педикюрш. Обнаженные женщины выглядели плодами сомнительного компромисса между стандартами красоты ГФКФ и Сичультии. Вепперсу сообщили их имена, но после третьего «хи-хи» он потерял к педикюршам интерес.

Он отведал гарнира и теперь потягивал какой-то напиток из высокого бокала, в котором сновали мелкие и, как его заверили, полностью съедобные рыбешки. Беттлскруа-Бисспе-Блиспин III восседал рядом в косметическом кресле, несколько уступавшем размерами креслу Вепперса. Сферовидный робот парил рядом с креслом на уровне макушки инопланетника и тщательно приглаживал поросшие легким пушком чешуйчатые кожевыросты на его голове мягко поблескивавшим полем.

— Всего лишь инспекционный визит, — заверил его Беттлскруа, сделав ихящный жест элегантно вылепленной ручкой. В их общем поле зрения, повинуясь его команде, развернулся экран. — А вот это так называемая Целевая Первичная Контактная Площадка Диска. Мы предпочитаем называть ее просто Рецепцией.

— Я уже бывал там, — сказал Вепперс. Эту ремарку он постарался смягчить, хотя сомневался, что в переводе на язык чужаков она окажется бесцеремонной. — Мне принадлежат девяносто шесть тамошних фабрик, дорогой Беттлскруа, и я порядком утомлен пребыванием в должности отсутствующего землевладельца.

— Да-да, разумеется, — закивал инопланетник с умным видом.

Вепперс показал на экран, где медленно поворачивалась космическая станция.

— Разве это не корабль Культуры? Вот этот, который только что вплыл в поле зрения?

— Именно. У вас острый глаз. Это скоростной сторожевик, бывший ограниченный наступательный корабль класса «Убийца». Он называется Гилозоист и прикреплен к миссии Культуры, представляющей секцию Рестория. Он находится здесь на приколе уже около стандартного года и сопровождает миссию Рестории на Диске.

— Похоже, что он так же следит за вами, как вы следите за всем, что здесь происходит?

— О, это было бы весьма бесцеремонно, — сказал инопланетник с чарующей улыбкой. — В любом случае боевое оснащение Вестника истины, одного из лучших наших кораблей, позволяет с легкостью отразить любые попытки несанкционированного вмешательства корабля класса Гилозоиста в нашу работу. Без нашего явного соизволения и активного содействия он на такое не отважится. Мы быстрее Гилозоиста и лучше оснащены с военной точки зрения. Какие бы действия мы ни предприняли в ближайшем будущем, вреда от него нам не будет. Мы давно осведомлены о присутствии этого корабля и включили его во все наши планы и симуляции. Кроме того, — бледное лицо Беттлскруа зарделось, и он поднял одну тонкую ручку жестом, словно бы призывающим к воздержанности, — для вас, думаю, не будет секретом, что Вестник истины здесь, или, точнее сказать, в области Диска, не один. Это всего лишь номинальный флагман нашей флотилии, разместившейся здесь, и даже не самый мощный в военном отношении корабль этой космической группировки.

— А есть ли в окрестностях другие суда Культуры? — подозрительно спросил Вепперс, следя краем глаза, как скоростной сторожевик медленно надвигается на них и заходит в причальное гнездо на внешней стороне Контактной Площадки.

— Нет, — ответил Беттлскруа.

Вепперс посмотрел ему прямо в глаза.

— Вы уверены в этом?

Существо улыбнулось ослепительно прекрасной улыбкой.

— Мы совершенно в этом уверены.

Грациозный, чарующий жест обеих ручек.

— Мы зарегистрировались на Площадке и прошли все проверки. После этих формальных процедур мы можем приступить к более ответственным занятиям.

— Надеюсь, обо мне без нужды толковать не станут? — поинтересовался Вепперс.

— О, безусловно. Мы прибыли сюда, по официальной версии, с регулярной рутинной инспекцией, чтобы бегло осмотреть наши производственные площадки, разбросанные по огромному Диску. Мы можем тут летать везде, где пожелаем.

— Это очень кстати, — кивнул Вепперс.

— Корабль, — сказал Беттлскруа, — можете следовать к пункту назначения.

Картинка на экране мигнула и переменилась. Вместо космической станции появился сам газовый гигант Ражир. Его озаренный отраженным светом диск занимал значительную часть экрана, и на ее фоне вновь обозначились тонкие пятнышки фабрикаторов. Казалось, что по рыжевато-красной полосатой поверхности гиганта разметана почти невидимая светлая пыльца. Изображение пояса фабрикаторов поползло куда-то вверх, потом без предупреждения расширилось, заняв весь экран: это корабль нырнул в самую гущу светового роя, и теперь точки проносились мимо судна, будто фары встречных машин на скоростной наземной автотрассе. Корабль начал разворот, следуя орбитальному вращению части отмеченных космофабрик, и картинка соответственно сдвинулась.

Беттлскруа негромко хлопнул в ладоши и отослал робота.

— Нам следует перебраться в челнок, — сообщил иномирец.

Челнок отчалил от корабля, висевшего возле Первичной Рецепции на дальнем краю Диска, и направился в космос. Одновременно и неожиданно Вестник истины лег на новый курс. Таким образом, как объяснил Беттлскруа, они надеялись замаскировать отбытие челнока даже от самых хитрых приборов наблюдения.

Челнок, казалось, дрейфовал в пространстве, хотя сомнений в том, что курс его на одну из темных, невидимых, безвестных космофабрик тщательно выверен, не было. Сидя перед обзорным экраном в компании Беттлскруа и пилота, Вепперс увидел, как темное безвидное ничто приближающегося объекта заслоняет яркие пятнышки остальных фабрикаторов. Постепенно чернота залила весь экран, будто челноку вот-вот предстояло столкнуться с чем-то громадным. Вепперс инстинктивно вжался в спинку кресла. Какое ж оно огромное, сказал он себе.

Он глядел на темную массу, которая к тому моменту уже поглотила все пространство экрана, словно пытаясь оттеснить нависшую над кораблем тушу фабрикатора одной лишь силой воли.

Скорость скачком упала, за этим последовало долгое, не столь заметное, точно рассчитанное замедление, и вот они уже подошли к темной поверхности спутника достаточно близко, чтобы детали ее были хоть как-то различимы невооруженным глазом. Однако на экране по-прежнему светилось синтетическое, искусственное изображение, составленное из множества сканов на разных длинах волн электромагнитного спектра, в большинстве своем лежащих далеко за пределами доступного глазу пангуманоида оптического диапазона. Вепперсу трудно было оценить размеры объекта, хотя по рассказам он знал, что средняя космофабрика представляет собой толстый диск диаметром два километра и втрое меньшей длины. Размеры фабрикаторов могли несколько различаться, но разброс, как правило, был не более чем двукратным. Та фабрика, подле которой они сейчас находились, довольно точно соответствовала среднестатистическим параметрам, но выглядела, как ни странно, менее искусственным объектом, почти природным образованием.

Поверхность объекта выглядела невероятно древней, изборожденной следами кометных ядер и астероидов, и лишь несколько подозрительно прямых линий и слишком плоских выступов выдавали ее искусственное происхождение. Челнок медленно вплыл в сердцевину того, что больше всего напоминало темный глубокий кратер. Экран почернел окончательно, однако свет тут же вернулся; он был неярок, но медленно разгорался. Желто-белая люминесценция озарила все вокруг и постепенно затопила весь экран. Изнутри космофабрику, казалось, затянула паутина: массивные серебряные нити ее образовали почти идеальную решетку шириной около километра. В ячейках решетки виднелись неисчислимые темные машины, похожие на части развалившегося исполинского часового механизма; диски, шестерни, цилиндры, валы, пластины, веретена, станки, сопла...

Челнок остановился, когда до центра спутника оставалось не более сотни метров.

— Хотите посмотреть, как все это будет выглядеть, когда и если мы двинемся дальше? — предложил Беттлскруа.

— Да, пожалуйста, — сказал Вепперс.

На экране начала развертываться последовательность кадров, по всей видимости, взятых из симуляции. Они демонстрировали вид фабрикатора изнутри в рабочем состоянии.

Внезапно части часового механизма пришли в движение, засновали вверх-вниз по серебристым нитям паутины. Большинство их устремилось к далеким стенам фабрики, смутно рисовавшимся в полумраке, но приблизительно двадцатая часть от общего числа скучилась в самом центре системы, как ядрышко ореха.

Машины ездили туда-сюда, загорались и гасли огоньки, и постепенно от машин, обосновавшихся на периметре фабрики, к центральному узлу по нитям заструились какие-то темные обломки и огрызки. Они проваливались к ядру паутины и исчезали там. Ядро разрасталось, разбухало, к нему то и дело подстраивались другие машины, отступая с периметра, чтобы помочь собратьям, трудившимся в центре. Над чем бы они там ни корпели, творение их стремительно увеличивалось в размерах, проходя через ряд довольно простых, приятных глазу своим изяществом форм; у всех были две общих черты: соотношение длины к ширине составляло примерно два к одному, а общие очертания приближались к цилиндрическим.

Форма, слепленная машинами центрального узла, продолжала расти. Обозначилась ее поверхность, хотя разглядеть корпус в подробностях удавалось очень редко, да и тогда он нисколько не напоминал корпус корабля в представлении Вепперса. Конструкторские машинки стекались от периферии к центру, спеша поучаствовать в акте творения, что вершился там. Сеть серебристых волокон трепетала, колыхалась, выгибалась в центре, как будто на решетку навели рассеивающую линзу, и центральный узел стал похож на эллипсоид. С периметра не переставая поступали все новые и новые куски строительного вещества всевозможных размеров и форм, и разнообразие их все увеличивалось. Постепенно во внутренней стене спутника образовались дыры и лазы, и через них тоже стало сеяться и сыпаться сырье.

Через считанные минуты после начала сборочного процесса волокна растянулись так сильно, что почти прильнули ко внутренним стенам фабрикатора. Самые крупные части ожившего часового механизма ускользнули туда вместе с решеткой и застыли неподвижно. Сырье перестало поступать. Ни частички его больше не падало, не струилось и не сеялось через дыры-лазы-щели в стенах и не подвозилось машинами с периметра фабрики.

А в центре паутины возник корабль.

Он был приблизительно эллиптической формы в поперечном сечении, но только очень приблизительно. Длина большой полуоси составляла около шестисот метров, короткой — две сотни метров, а высота достигала сотни. Корпус новорожденного мерцающе поблескивал в неверном свете, будто колеблясь, каким ему стать — черным, как ночь, или мутно-серебристым. Хотя внешняя поверхность рябила и шла волнами, было заметно, что она во множестве мест испещрена темными, глубокими, идеально эллиптической формы кратерами и усажена черными пузырчатыми ягодами кабин разной величины.

— Прошу любить и жаловать! — торжествующе захихикал Беттлскруа и взглянул на Вепперса. — Один боевой звездолет, — пояснил он.

— Какую скорость он может развить?

— Предельная скорость составляет около 2.4 килосветовых.

— И он полностью работоспособен? — скептически спросил Вепперс.

— Полностью, — ответил Беттлскруа. — Конечно, он не идет ни в какое сравнение с кораблем, который мы сооружаем для вас. Тем не менее этот звездолет оснащен выращенным в режиме реального времени субстратом искусственного интеллекта среднего уровня компетентности, способным обеспечить выполнение всех релевантных функций системами внутреннего контроля. Также корабль располагает полным спектром радиационных и электромагнитных сенсоров, в том числе и на обшивке. Система первичного поджига готова к синтезу нужного для работы варп-двигателя количества антиматерии. Судно располагает обширным набором боевых систем, в том числе термоядерными боеголовками и плазмогенераторами. Все эти системы активируются после обмена кодами по соответствующим протоколам с вычислительным субстратом корабля, эта задача тривиальна и отнимает считанные минуты. После подтверждения активации корабль готов к перемещению в пространстве и бою. Впрочем, ему все еще потребуется несколько дней, чтобы накопить достаточно антиматерии. Хотя и в таком состоянии его боевые и скоростные характеристики весьма неплохи. Если снарядить корабль предварительно изготовленным на той же космофабрике запасом антиматерии, его силовые установки, орудия и боеголовки выйдут на полную мощность даже с опережением указанного срока.

— Сколько времени это займет? — спросил Вепперс.

— Для корабля таких размеров? Чтобы довести продемонстрированный вам процесс до этой стадии, понадобится от девяти до пятнадцати дней, в зависимости от точной спецификации. Запасы исходного сырья, разумеется, уже накоплены.

— Это лишь поверхностные слои самого фабрикатора, не так ли? — поинтересовался Вепперс.

Он опять постарался никак не выдать своих истинных чувств. На самом деле он понятия не имел, что фабрикатор способен соорудить полнофункциональный корабль — особенно полностью снаряженный военный корабль — так быстро. Он всегда полагал, что фабрикаторы, которые дозволено было использовать на предприятиях корпорации «Веприн», были существенно урезаны в функциональности перед тем, как их передали в руки технологов Вепперса, но он даже не догадывался, насколько существенно урезаны. Конечно, он интересовался этим вопросом, но все, кому он смог его задать, профессионально отделывались расплывчатыми отговорками.

Фабрикаторы, которыми располагала корпорация «Веприн», тоже могли построить корабль, готовый к использованию заказчиками, за пару дней — корабль куда меньших размеров, далеко не столь совершенный технологически. Но дьявол засел в деталях термина готовность к использованию. Самая тяжелая работка в таких случаях была еще впереди. Даже отвлекаясь от процессорных субстратов (их всегда можно было купить в готовом виде у компаний, которые на этом специализировались), следовало принять во внимание затраты на подготовку сенсорных систем, силовых установок и двигателей. А сколькими еще подсистемами — головокружительной сложности и ошеломляющего разнообразия — надо оснастить космический корабль! Изготовление самых существенных компонентов отнимало месяцы дорогостоящей, сложнейшей, тончайшей работы, а ведь еще надо было расположить их в нужных местах и обеспечить бесперебойную работу всех систем на протяжении гарантийного срока. Юстировка эта занимала, по самым скромным оценкам, недели две.

— Внешние слои фабрикатора, которые традиционно поставляют полупереработанное исходное сырье, — подтвердил Беттлскруа. — Для нужд многостадийных сборочных процессов у нас есть скоростные челноки-разборщики, готовые в любой нужный момент смотаться в другой конец системы за действительно редким сырьем. Но здесь мы постарались обустроить все так, чтобы в их услугах нужды не было. Задача этой производственной площадки — изготовить флотилию военных кораблей в как можно более сжатые сроки для последующей отправки на боевые позиции. Разработка самоподдерживающегося бесперебойного долгосрочного производственного процесса не входила в наши намерения.

— О каком количестве кораблей идет речь? — спросил Вепперс.

Беттлскруа издал хрипловатый свист.

— Теоретически фабрикатор способен изготовить любое число кораблей от одного до... двухсот тридцати миллионов.

Вепперс ошеломленно уставился на инопланетника.

— Сколько?

На сей раз ему не удалось утаить своего изумления. Он полагал, что лишь несколько фабрикаторов Диска способны строить корабли или перенастроены для этой задачи. Названное чужаком количество означало, что почти все космофабрики можно использовать для кораблестроительства.

— Приблизительно двухсот тридцати миллионов, — любезно повторил инопланетянин. — По меньшей мере. Фабрикаторы могут соединяться в более крупные производственные комплексы и в таком состоянии приобретают способность сооружать все более крупные и/или все более сложные в техническом отношении суда. Пределы возможной агрегации комплексов не определены с достаточной точностью. Мы располагаем лишь приблизительными оценками. В согласии с ними, сложность продукции, выпускаемой Диском, может возрастать, пока предельная кораблеемкость индивидуальной флотилии не станет в тридцать-сорок раз меньше названной мною цифры. Нельзя также исключать, что на самом деле фабрикаторов здесь куда больше, чем мы предполагаем, так как значительное количество их было в прошлом выведено из строя или частично повреждено интеллект-инфекцией. Еще большее число фабрикаторов пострадало от мер, принятых для обуздания вышеупомянутой инфекции.

— Но все же — вплоть до двухсот тридцати миллионов?

— Приблизительно.

— И все они будут готовы одновременно?

— В состоянии полной боевой готовности будут находиться более 99.5 процентов флотилии. У нас нет достоверного опыта кораблестроения в таких масштабах и на производственных площадках столь почтенного возраста, и мы вынуждены смириться с неизбежными случаями задержек, частичных отказов, сбоев и выпуска незаконченных единицами продукции. Возможны даже несчастные случаи; иногда фабрикаторы выходят из повиновения: взрываются, разрушают сами себя или — гораздо реже — нападают на остальные производственные площадки по соседству.

Вепперсу не хотелось пялиться на инопланетника, но он ничего не мог с собой поделать.

— Миллиард кораблей? — спросил он. — У меня все в порядке со слухом? Я вас правильно понял?

Беттлскруа, выглядевший смущенным, даже обиженным, неохотно кивнул.

— Совершенно верно.

— Я чего-то недопонимаю, — сказал Вепперс. — Это же невероятная, просто сногсшибательная цифра. Разве нет?

Беттлскруа поморгал.

— Да, это довольно значительное число кораблей, — ответил он осторожно.

— Вы ведь, наверное, могли бы всю гребаную Галактику завоевать с этой флотилией?!

Смех чужака был как звон маленьких колокольчиков.

— Что вы, совсем нет. Располагая флотом такого рода, приходится ограничить свои устремления цивилизациями вашего уровня развития. Да и потом, высокоразвитые цивилизации быстро пресекли бы такое безобразие. — Инопланетянин усмехнулся, махнув ручкой в сторону застывшего на экране военного корабля. — По меркам цивилизаций Седьмого и Восьмого уровня этот флот чрезвычайно примитивен. Даже для нас он вряд ли представил бы серьезную угрозу, пускай даже нам и пришлось бы выслать на его усмирение довольно значительный флот собственных кораблей. Одного всесистемника Культуры хватило бы, чтоб уничтожить всю эту флотилию, даже если бы она ринулась на него вся разом. Стандартная их тактика состоит в том, чтобы принудить флот разделиться на несколько меньших субфлотилий и затем стравить их друг с другом, перехватив управление субъединицами флота с помощью дальнодействующих эффекторов. Они уничтожат друг друга сами, прежде чем всесистемник сделает хотя бы первый залп. И даже если бы по мановению волшебной палочки корабли этого флота получили в распоряжение гипердвигатели и оказались способны к исполнению сложных и неожиданных четырехмерных маневров окружения противника, я бы все равно поставило на всесистемник, если бы побилось с кем-то об заклад. Он просто размажет их.

— А если они разделятся и примутся разрушать меньшие корабли, атаковать хабитаты и примитивные планеты? — спросил Вепперс.

— Тогда придется бить их поодиночке, — неохотно признал Беттлскруа. — В таком случае всю эту ситуацию следует трактовать как вспышку Гегемон-Роения с высокой начальной энерговооруженностью. Но угроза ее эскалации низка, коль скоро новоявленный Рой не проявляет тенденции к самокопированию. Мы располагаем эффективными системами вооружения и кластерными боеголовками, способными погасить такую Вспышку. Однако тем, кто выпустил на свободу столь разрушительную, практически всесокрушающую силу, не будет пощады. На ком бы ни лежала ответственность за эти деяния, его разыщут и приволокут на Совет, где он вынужден будет скрепить своей подписью Акт Постоянного Заточения.

Маленького инопланетника неподдельно передернуло при одной мысли об этом.

— Тогда какого черта мы вообще обсуждаем такую возможность?

— Не спешите с выводами, — заговорщицки понизил голос Беттлскруа. — Смотря по расположению и распределению намеченных целей — вычислительных субстратов и кластеров, а их, по всей вероятности, поместили далеко за пределами густонаселенных областей, пятидесяти миллионов кораблей может оказаться достаточно. Они будут использованы, по существу, как пушечное мясо: мы намерены превозмочь силы противника, брошенные на оборону субстратов, исключительно своим численным превосходством. Первичную селекцию целей следует выполнить особо тщательно. Наши силы запрограммированы на самоуничтожение в конце миссии, а следовательно, прежде чем кто-то вообще догадается об их существовании, они уже будут совершенно безвредны. Но надо сказать, что большинство Вовлеченных Игроков галактической сцены будут втихомолку только счастливы, что война наконец окончится, поэтому угроза настоящего расследования весьма невелика, чтоб не сказать — пренебрежимо мала. Если им и не понравится способ, каким будет окончен конфликт, то уж его результатами они наверняка останутся довольны.

Чужак сделал паузу и беспокойно поглядел на Вепперса.

— Но позвольте мне внести ясность: мы ведь говорим о так называемых Альтруистах, противниках существования Адов?

— Именно о них.

Беттлскруа ощутимо расслабился.

— Что ж, тогда у меня все.

Вепперс откинулся в кресле и посмотрел на изображение корабля, потом сделал жест в сторону экрана.

— Насколько достоверна показанная мне симуляция? На самом ли деле процесс постройки корабля так отлажен и безошибочен?

— Это не симуляция, — сказал Беттлскруа. — Это ускоренный повтор записи. Мы построили этот корабль около стандарт-месяца назад. После этого мы запустили в него микродронов, чтобы те проверили исправность всех важнейших узлов и установок, прежде чем разобрать корабль. Просто для верности, знаете ли. Затем мы приказали фабрикатору превратить корабль обратно в полуфабрикаты, чтобы замести следы. Корабль был построен в точном соответствии со спецификациями и полностью готов к работе. Объект Диска, на котором проходил тестовый сборочный процесс, неотличим от четверти миллиарда остальных фабрикаторов пояса.

— Вы не могли бы оставить мне копию, чтобы я изучил ее на досуге? — спросил Вепперс, указав на экран.

— Это сопряжено с определенным риском, — улыбнулся Беттлскруа. Он махнул ручкой: корабль исчез, а на его месте возник реальный, если верить титрам в углу, вид космофабрики изнутри. Оплетенные серебристыми нитями паутины, в недрах фабрикатора недвижно висели обломки исполинского часового механизма. — Кроме того, мы полагали, что вы возьмете необходимое аналитическое оборудование с собой, и если б это было так, мы бы охотно предоставили вам пустить его в ход. — Маленький инопланетянин смерил Вепперса таким взглядом, словно искал на его одежде знаки частной собственности. — Однако вы явились как без такой техники, так и безо всяких подозрений в наш адрес, насколько можем мы судить. Нам польстило ваше доверие. Мы искренне благодарны вам.

Вепперс одарил инопланетника тонкой улыбкой.

— Я предпочел путешествовать налегке.

Он опять обернулся к экрану.

— А зачем они все это построили? Почему так много? С какой целью?

— Вероятно, для страховки, — ответил Беттлскруа. — В целях обороны. Разумнее построить средства сооружения флотилий, чем сами флотилии. Средства созидания реже тревожат соседей, чем средства уничтожения. Им все еще придется дважды подумать, прежде чем ввязаться в драку с вами. — Маленький чужак помолчал немного. — Однако я бы сочло нужным подчеркнуть, что те из нас, кто специализируется на гребаной теоретической истории, настаивают, что Диск первоначально был построен с иной целью, а в нынешнее состояние пришел либо после небольшой Вспышки Монопатического Гегемонизирующего Роения, либо вследствие колоссального перепроизводства военной техники. — Существо пожало плечами. — Кто знает?

Какое-то время они молча взирали на исполинскую темную сеть угроз и надежд, раскинутую перед ними.

— Но тех, кто возьмет все это на себя, ожидает определенное общественное порицание? — спросил Вепперс тихо. — Неважно, что цели точно определены, а флот проворно удалится с боевых позиций для самоуничтожения, — все равно с них потребуют определенной компенсации?

— О да! — воскликнул Беттлскруа. — Вот почему мы намерены представить все так, будто за этим стоит Культура!

Она стала ангелом Ада.

Чей очнулась после объятий чернокрылого существа, которое объявило себя ангелом жизни и смерти, чтобы обнаружить, что она сама теперь не слишком от него отличается.

Она открыла глаза и осознала, что висит вниз головой в темном пространстве, слегка подсвеченном исходившим снизу красным сиянием. Характерный запах дерьма и горящего мяса, хотя и слабый, оставлял мало сомнений в том, куда ее занесло.

Ее затошнило.

По правде говоря, наперекор всему, вопреки своим лучшим намерениям, в противовес ежедневно обновляемым обетам, данным себе самой, она хоть немножко, да надеялась. Надеялась, что не вернется в Преисподнюю, но взамен попадет в любое другое место, например, воплотится снова в Убежище и проживет в его реальности еще одну жизнь, начав все сначала как новообращенная монахиня или даже с более скромного положения. Пусть. По крайней мере, она надеялась прожить жизнь, в которой градус боли и раздиравших сердце страданий не поднимался бы выше среднестатистической отметки.

Она огляделась, насколько позволяла поза. Она все еще не полностью пришла в себя. Поглядела вверх, то есть в каком-то смысле вниз, и увидела, какое тело ей досталось.

Она стала огромным темным крылатым существом. Ноги были снабжены мощными, похожими на серпы или лезвия бритв, когтями. Каждым когтем она могла бы ухватить взрослого павулианца. Она согнула передние ноги/руки/крылья. Они раскрылись легко, без сопротивления, и распростерлись далеко в обе стороны тела.

Эти ее члены были готовы к полету. Эти члены ее тела позволяли ей ходить по воздуху так же легко, как по земле, ловя ветер. Она сложила крылья, как они были, и обхватила ими свое новое тело.

Боли не было.

Она висела в огромном пространстве, где пахло в точности как в Аду. Но она была почти уверена, что здесь пахнет иначе, нежели в Преисподней из ее памяти. Ее обоняние изменилось, стало чувствительнее, утонченней, спектр воспринимаемых запахов расширился. Но она не испытывала боли. Ее ноги без труда цеплялись за все, чего она ими касалась, безо всяких усилий, неосознанно, будто это было самое обычное для нее дело. Она цапнула ими первую попавшуюся вещь. Это оказалась железная балка толщиной с ногу взрослого мужчины. Она стискивала когти до тех пор, пока не ощутила слабую боль, и тут же расслабила.

Она разинула пасть. У нее не было рта — вместо него зияла пасть хищника, с уложенным в ней длинным пятнистым языком. Она сомкнула усаженные острыми зубами челюсти вокруг языка и осторожно прикусила его.

Слабая боль и вкус крови.

Она встряхнула широкой, слишком массивной головой, прочищая мозги, и осознала, что смотрит на все вокруг через какие-то мембранные перепонки на глазах. Перепонки можно было сдвигать в сторону по желанию. Она знала, как, и сделала это.

Она висела внутри огромного полого плода, пронизанного жилами и выглядевшего органическим. Через всю внутреннюю полость плода, впрочем, тянулась массивная железная балка. Наверное, специально затем, чтоб ей было где висеть. Она разжала хватку когтей сперва одной ноги, затем другой, чтобы проверить, не прикована ли к балке. Нет. Каждая нога и стопа могли, казалось, выдержать полный ее вес. Она поняла, что это тело очень сильное.

Ее крылья повисли за спиной. Она даже не поняла, что они снова раскрылись, пока она осторожно пробовала разжать ножную хватку. Что-то на уровне инстинктов, наверное.

Прямо под ее голвоой, если смотреть туда, где был настоящий низ, имелся гофрированный проход с отверстием на конце. Он неприятно напоминал сфинктер. За ним виднелось нечто вроде мерно плывущего облака с красноватым отливом.

Увидев отверстие, она вдруг поняла, что крылья надо сложить только наполовину, ощутила странный голод и непреодолимую жажду полета.

Она разжала хватку обеих ног и упала в отверстие головой вперед.

Вепперс сидел за большим круглым столом на борту Вестника истины, направлявшегося обратно на Вебецуа. С ним были Беттлскруа, остальные представители ГФКФ из числа тех, кто приветствовал его по прибытии на корабль, а также несколько проекций — голографических двойников тех, кто по тем или иным причинам не смог посетить совещание физически. Впрочем, даже эти последние не общались по лучу, а присутствовали на корабле в той или иной форме, хотя бы и как личностные слепки, спрятанные глубоко в субстратах судна. Этого требовала политика безопасности — или политика умножения отрицаний, как они ее называли. Все голограммы, кроме одной, тоже представляли людей ГФКФ, маленьких и невыразимо прекрасных собою.

Единственное исключение составлял голографический образ другого представителя панчеловеческого метавида. Это был мужчина в форме космического маршала, и звали его Ватуэйль. Он был высокий, грузный и седой. Все черты его облика безошибочно указывали на инопланетника, хотя и пангуманоида. Вепперсу он показался слишком грузным, бочонкогрудым, с непропорционально удлиненной головой и маленькими, невыразительными чертами лица. Ему рассказали, что это герой, дослужившийся до самых высоких рангов на великой Войне в Небесах. Правда, Вепперс никогда о нем не слышал, но это мало что значило. Конфликт этот его вообще мало интересовал и всегда казался чрезмерно затянувшейся многопользовательской военной игрой. Он ничего не имел против затяжных многопользовательских военных игр — в конце концов, его предки сколотили на них первое значительное состояние. Но ему было не совсем понятно, с какой стати все, что творится внутри такой игры, должно расцениваться как чрезвычайные новости.

Ему оставалось надеяться, что ГФКФ знают цену своих поступков и понимают, с кем им предстоит иметь дело. Один из присутствовавших открыл совещание речью, в которой воспел хвалу Ватуэйлю, представив его как облеченного всеми полномочиями члена какой-то группы Трапеции в Стратегическом Операционном Пространстве (ну или что-то вроде) и расписав с красочными подробностями, как долго тянулись подготовительные мероприятия, сделавшие возможными встречу с ним, или с этим. Похоже, что вступление это преследовало единственную цель: дать Ватуэйлю время прийти в себя и собраться с мыслями.

— Итак, — начал Беттлскруа, несильно приподняв одну ручку в формальном приветствии Ватуэйлю, — наш гость, космический маршал сил тех участников нынешнего, проходящего под надзором Ишлорсинами, состязания, что известны нам как Альтруисты, обратился к нам — представителям корпорации «Веприн» и конституированной соответственно обстоятельствам подсекции Специального Подразделения Контакта Гезептиан-Фардезильской Культурной Федерации — с просьбой применить производственные мощности фабрикаторов Цунгариальского Диска для постройки флота военных кораблей (численностью от шестидесяти до ста миллионов единиц, хотя это количество может быть пересмотрено), каковые суда в дальнейшем должны атаковать вычислительные субстраты и процессорные ядра, управляющие Виртуальными Реальностями, где осуществляется хостинг вышеупомянутых Преисподних. Корпорация «Веприн» предоставит искусственные интеллекты систем управления кораблями и субкомплексы программного обеспечения для навигации, в каждом случае модифицированные так, чтобы казаться украденными, и умеренно усовершенствованные нашей стороной в стиле Культуры. Мы по мере необходимости обеспечим также скорейшую транспортировку кораблей во множество удаленных отсюда точек Галактики, предусмотренных планами тактического развертывания сил. От Альтруистов потребуется предоставить достаточно одноразовых личностных слепков командного состава для построения иерархии флота, в частности, слепки командующих кораблями в количестве примерно одной шестьдесят пятой от общего числа. На предварительно определенных кораблях будут расквартированы хакерские подразделения под командованием виртуальных специалистов того же уровня. Хакерским командам предстоит осуществить массированное вмешательство во внутриадский информационный обмен с прерыванием траффика и, где это окажется возможным, временный перехват контроля над субстратами и системами технической поддержки, в том числе и путем физического взаимодействия, перед самоуничтожением.

Последовали кивки, то, что их заменяло, и другие приемлемые формы выражения поддержки жестами и звуками.

Беттлскруа вышел вперед.

— Мы, ГФКФ, берем на себя задачу отвлечь внимание наших дорогих друзей из Культуры, а именно представителей ресторианской миссии, работающих сейчас на Цунгариальском Диске, тем, что будет им представлено как внезапная бурная Вспышка ослабевшей было «дилетантской инфекции» в различных компонентах Диска. Вначале это посеет в рядах представителей Культуры панику, свяжет те мощности, какими они здесь, по нашей информации, уже располагают, а вскоре вынудит их стянуть к Диску все присутствующие на разумном расстоянии силы. Исходя из неминуемых последствий планируемой к осуществлению атаки, мы ожидаем, что внезапное извержение гегемонизирующего роя из недр Диска будет выглядеть как нечто санкционированное и втихую подстроенное самой Культурой, чтобы обеспечить себе прикрытие для более агрессивных действий, где ее неоспоримые вдохновляющая роль и присутствие скоро станут очевидны.

— Вы уверены, что не оставите отпечатков, по которым вас можно будет поймать? — спросил Ватуэйль.

— Да, уверены, — ответил Беттлскруа. — Мы уже делали это, и не раз. — На губах инопланетника возникла подкупающе искренняя улыбка. — Хитрость в том, что Культура уже давно подумывала вмешаться в развитие событий именно таким способом. А поэтому любые последующие следственные мероприятия окажутся гораздо более поверхностными, чем были бы в противном случае.

— Доводилось ли вам прежде успешно проводить операции такого уровня? — уточнил Ватуэйль.

— Нет, никогда, — ответил Беттлскруа, глядя в пол. Его личико разрумянилось. — Это вмешательство значительно превзойдет масштабом все операции, какие мы планировали и осуществляли прежде. Однако мы исключаем всякую возможность неудачи.

Вепперс проследил за выражением лица Ватуэйля и пришел к выводу, что маршала это заявление как будто бы не убедило. Впрочем, по лицам чужаков всегда трудно читать.

— Если Культура поймет, что ею манипулируют, что ее обманывают, используют, — произнес космический маршал медленно и очень серьезно, тоном человека, вынужденного разъяснять очевидное, — она обыщет все Послежизни, чтобы установить истину, и не успокоится, пока не сочтет, что перелопатила их сверху донизу, не останавливаясь ни перед чем. И, — продолжал он, оглядев собравшихся, — в Культуре всегда будут оставаться силы, жаждущие возмездия. Их тоже ничто не остановит. — Ватуэйль сделал паузу. У него был очень мрачный вид. — Я думаю, мы все знаем поговорку: Культура — это вам не хрен собачий.

Беттлскруа усмехнулся, снова зардевшись.

— Уважаемый, — сказал он, — некоторые инциденты, на которые, как мне думается, вы намекаете, происшествия, создавшие почву для возникновения известной поговорки, которую я не стану здесь повторять...

— Да? — переспросил Ватуэйль, когда догадался, что от него ждут именно этого.

Беттлскруа остановился, как бы взвешивая, что стоит раскрывать, а что нет, и наконец сказал:

— ... были делом не их рук, а наших.

Сомнения Ватуэйля определенно усилились.

— Правда?

Беттлскруа снова скромно опустил глаза в пол.

— Правда, — подтвердил он очень тихо.

Ватуэйль нахмурился.

— Но... не задумывались ли вы, кто кого использовал?

Маленький инопланетник красноречиво вздохнул и улыбнулся.

— У нас есть определенные соображения на сей предмет, уважаемый маршал.

Он поглядел на собравшихся вокруг стола представителей ГФКФ. У тех был вид фанатиков, перед которыми только что провозгласил достойную костра проповедь наглый еретик. Вепперса это несколько встревожило. Беттлскруа сделал плавный примирительный жест обеими ручками.

— Мы считаем, что данные ситуационного анализа и поведенческого моделирования, имеющиеся в нашем распоряжении, отвечают реальному положению вещей.

— А насколько отвечают реальной действительности ваши планы обмишулить НР и Флекке? — спросил Вепперс. — Если запахнет порохом, я лучше уберу свои яйца с линии огня и займусь бизнесом.

— НР это дело не так сильно занимает, как вы могли бы предполагать, — успокоил его Беттлскруа. — Они стремятся к собственной великой цели — Сублимации, и они к ней ближе, чем полагает кто бы то ни было — только не мы. Флекке вообще не стоит принимать в расчет, мы и включили их туда только по старой памяти, ведь некогда они были нашими наставниками, а вашими остаются и поныне, господин Вепперс. Их великие и разносторонние достижения сейчас уже померкли в лучах славы ГФКФ, пусть даже как вид они в целом развиты выше — теоретически, — тут Беттлскруа позволил себе смешок, — во всяком случае, в согласии с негибкими и почти наверняка устаревшими Критериями Ранжирования Цивилизаций по Уровням Развития, которые упрямо продолжает использовать Галактический Совет! — Маленький инопланетник снова прервал свою речь и был вознагражден тем, что по стандартам ГФКФ соответствовало шквалу одобрительных возгласов и аплодисментов: сериями размашистых кивков, громким дружным бурчанием аудитории, а также пристальными, очень значительными взглядами друг другу в глаза. Вепперс готов был поклясться, что некоторые из представителей ГФКФ с трудом сдерживаются, чтобы не застучать своими маленькими наманикюренными ручками по столу.

Сияющий Беттлскруа продолжал:

— Флекке втайне завидует нашим достижениям, и в том же косвенном смысле превосходства над ними, без сомнения, вскоре добьются и представители Сичультианского Установления. — Он лучезарно улыбнулся Вепперсу. — Одним словом, оставьте их нам.

Вепперс перекинулся взглядами с Ватуэйлем. Он опять напомнил себе, что в чтении по лицам инопланетников не так уж искусен, будь то пангуманоиды или другие чужаки. Но, казалось, они оба одновременно почувствовали, что кто-то должен разбавить общую атмосферу самовосхваления толикой реализма. Может быть, даже здорового цинизма.

С другой стороны, по большинству вопросов они уже достигли консенсуса. Не так уж и много предстояло уладить. Надо было работать с тем материалом, какой есть, заглушив все сомнения. Возможная награда была слишком значительна, чтобы презреть такую попытку.

И Вепперс просто улыбнулся.

— Ваша вдохновенная уверенность заразительна, — сказал он Беттлскруа.

— Спасибо вам! Ну что, договорились? — спросил Беттлскруа, окинув взглядом стол. Вепперсу показалось, что с равным успехом инопланетник мог бы спрашивать у сородичей, подавать ли им к легкой закуске сэндвичи или соус. Надо признаться, это впечатляло.

Все обменялись взглядами друг с другом. Никто не выдвинул возражений. Беттлскруа с трудом удерживался от широкой улыбки.

— Когда мы начинаем операцию? — наконец спросил Ватуэйль.

— Прямо сейчас, — ответил Беттлскруа. — Наш маленький дилетантский фейерверк запланирован на следующую половину суток — он должен состояться не позже чем через час после того, как мы доставим господина Вепперса обратно на Вебецуа. Фабрикаторы начнут работу немедленно, как только мы увидим, что силы Культуры полностью связаны и отвлечены Вспышкой. — Беттлскруа сел обратно с очень довольным выражением личика. — Все, что нам требуется, — задумчиво сказал он, — так это координаты субстратов для селекции целей. Без этой информации у нас ничего не получится.

Он плавно обернулся к Вепперсу.

— Итак, Вепперс, старый мой друг?..

Теперь все смотрели только на него, а космический маршал Ватуэйль — так и вовсе ел глазами. Впервые с начала встречи Вепперс остался доволен вниманием и уважением, какое ему оказывали окружающие. Он медленно улыбнулся.

— Давайте сперва построим корабли, хорошо? А потом уже наведем их на цели.

— Некоторые из нас, — сказал Беттлскруа, снова окидывая взглядом собравшихся перед тем, как сосредоточить все внимание на Вепперсе, — по-прежнему настроены слегка скептически в отношении того, насколько легко нам будет уничтожить достаточное количество вычислительных субстратов Преисподних за столь ограниченное время, какое будет в нашем распоряжении.

Вепперс следил за своим лицом, стараясь, чтобы оно ничего не выражало.

— Я обещаю вас удивить, Беттлскруа, — ответил он. — Даже поразить.

Маленький инопланетник подался вперед, сложив маленькие, безупречных очертаний и пропорций руки на столешнице. Какое-то время он неотрывно смотрел Вепперсу прямо в глаза.

— Мы все... очень рассчитываем на вас в этом деле, Джойлер, — тихо сказал он.

Несомненно, это угроза, хотя и очень хорошо обставленная, подумал Вепперс. Он мог собой гордиться. Вопреки апокалиптической природе всего, что они обсуждали на этом совещании, то был первый случай за все время — может быть, даже и за все время, что они друг друга знали, — когда Вепперсу показалось, что под отороченной бархатом мантией, словно бы прикрывавшей все движения и помыслы инопланетника, блеснуло острое стальное лезвие.

Он тоже подался вперед, к Беттлскруа.

— Но у меня нет иного пути, — мягко произнес он.

Она летела над Преисподней. Запах — вонь — этого места находились в точном согласии с его именем. С огромной высоты — чуть ниже темно-коричневых бурлящих облаков — она видела череду холмов, иногда сменявшихся иззубренными горными цепями. Основными цветами пейзажа были пепельно-серый и коричневый, оттенка дерьма; встречались также кислотно-желтый, желчно-зеленый и, в тенистых низинах, почти чисто черный. Красные пятна означали костры и пожары. С такого расстояния вой, крики и стоны звучали одинаково.

Место, в котором она пробудилась, действительно выглядело как огромный плод какого-то фрукта. Набухший, ядовито-фиолетовый, он висел, как будто бы без поддержки, в удушливом вонючем воздухе, и казалось, что он привязан прямо к синюшным кучевым облакам. Поблизости не было других плодов такого сорта. Во всяком случае, сколько бы она ни летела, новые огромные луковицы, свисавшие с облаков, ей не попадались.

Она попыталась подняться выше облаков: ей просто стало интересно, что там, за ними. Облака оказались кислотными, ей стало нечем дышать, а глаза тут же заслезились. Она была вынуждена снизиться, глотнуть более чистого воздуха, подождала, пока глаза не прояснятся, потом снова набрала полные легкие и, задержав дыхание, стремительно вознеслась вверх на огромных темных крыльях. Она летела все выше и выше, чувствуя, что легкие начинают гореть, и в конце концов врезалась во что-то твердое, прочное, словно бы зернистое, испытав при этом сильную боль. Воздух выбило из легких. Она сильно ушибла голову и расцарапала кончики крыльев.

Она камнем полетела вниз, вызвав своим падением небольшой дождь ржавых железных опилок.

Она отдышалась, собралась и полетела дальше.

На некотором расстоянии от себя она заметила огненную полосу: то был фронт бесконечной войны, которая велась в Преисподней. Полоса напоминала распоротый желтыми, оранжевыми и красными вспышками шов какого-то огромного одеяния. Она устремилась туда, влекомая отчасти любопытством, отчасти же тем странным, похожим на голод, ощущением, которое преследовало ее с того самого момента, как она очнулась здесь.

Она описывала круги над головами сражавшихся, наблюдая, как волны и ручейки бойцов медленно захлестывают укрепления или просачиваются меж них, частично закрывая от взора опаленный огнем и обметанный пеплом взрывов, простреленный множественными разломами и трещинами пейзаж внизу. Армии сражались любым доступным бойцам холодным оружием, а также примитивными ружьями. Использовали они и взрывчатые смеси. Некоторые поднимали головы, прекращали сражаться и только смотрели на нее. По крайней мере, ей так показалось, хотя она не хотела подлетать слишком близко, чтобы выяснить это.

Раскаленные снаряды, остывая, сильно шипели. В вихрях поднятых ими искр и бурях стрел носились демоны. Некоторые из них последовали за ней. Она пришла в ужас и приготовилась спасаться бегством, но, пролетев некоторое расстояние, демоны словно бы потеряли к ней интерес и повернули обратно на поле боя.

Ее мучил голод. Какая-то часть ее хотела опуститься на землю. Зачем? С какой целью? Стать демоницей? Неужели это чувство, которое она теперь испытывает, не что иное, как потребность мучить и пытать других? Неужели она обречена стать одной из этих пыточников? Да она лучше уморит себя голодом, чем такое. Покончит с собой. Или откажется, если такое будет ей позволено. Однако по всему, что она знала о Преисподней, она сомневалась, оставят ли ей выбор.

Она заметила, что летевшие за ней часть пути демоны значительно уступали ей размерами. Кончики крыльев у нее были усажены ястребиными когтями примерно посередине — там, где у двуногого существа могли быть большие пальцы рук. У нее были сильные острые зубы и крепкие челюсти. Каждым когтем она могла выворотить из земли хоботовое дерево. Она подумала, не поохотиться ли ей на демонов.

Снизу донеслись новые вопли, завоняло сожженной, орошаемой кислотными дождями плотью. Вверх поднимались удушливые клубы ядовитого газа. Она поневоле отклонилась от взятого курса, но вскоре вернулась на прежний.

К ней летело что-то большое и черное.

Она оглянулась, присмотрелась внимательнее и узнала огромного жука. Жук поднялся на ее высоту и теперь держался в сотне метров с лишним. Он немного покачался в воздухе, не отставая от нее, потом улетел прочь. Она же полетела дальше. Вскоре насекомое вернулось и проделало то же самое. На третий раз она решила последовать за ним.

Она взмахивала огромными кожистыми черными крыльями так медленно, что со стороны казалось, будто она стоит в воздухе на высоте исполинского лица владыки демонов, который больше жизни назад осыпал ее насмешками и в конце концов казнил.

Как и раньше, вместо головы у него была огромная газовая лампа, освещенная изнутри пульсирующими огненными языками; пламя непрестанно меняло форму, и в нем ей виделись искаженные страданием лица пытаемых. На четырех углах квадратной головы твари высились подобные башням свечи. Они потрескивали, чадили и пылили искрами, корявые, изломанные поверхности их были пронизаны, будто венами, обрывками нервных систем несчастливцев, обреченных на вечное заточение внутри свечного сала. Ниже она видела его огромное, сверкавшее, как зеркальная амальгама, тело, которое составляли восстановленные из порошка кости, издырявленные или оплавленные с поверхности бруски металлов, скрученные, трещавшие от натуги сухожилия; плоть шипела, пузырилась, дрожала и сочилась жиром из-за невыносимого жара, исходившего от накаленного докрасна, тускло мерцавшего престола. Из отвратительных испарений и курившихся дымков тварь на миг создала себе смутно знакомое лицо, прильнувшее изнутри к стеклам фонаря, что заменял ей голову. Чей узнала Прина. Ее сердце, молотом стучавшее в бочонкообразную грудь, забилось еще сильнее. На миг ее обуяло тоскливое, безнадежное наслаждение, а потом накатила тошнотная слабость. Сотканный из дыма и пламени Прин улыбнулся ей, а потом призрачное лицо исказилось болью и пропало. Плоская, уродливая, чужая физиономия явилась ему на смену и осталась внутри лампы, выкатив глаза и презрительно гримасничая ей. Тварь заговорила.

— С возвращеньицем, — прогромыхал властелин демонов. Звук его голоса, как и тогда, рвал ей уши, но на сей раз не причинял непереносимой боли.

— Зачем ты призвал меня? — спросила она.

— А как ты думаешь?

— Я не стану твоей демоницей, — ответила она.

Ей подумалось, что в этом теле она могла бы на него напасть. Выпустить когти, ринуться ему в лицо, попытаться хоть как-то его ранить. В ее голове тут же промелькнул новый образ: она в щепоти одной из колоссальных рук чудовища, которая сминает и давит ее тело одним движением, как могли бы раздавить маленькую пташку сдвигающиеся прутья пыточной клетки. Ей явилось и другое видение: она увидела себя уловленной внутрь ламповой головы — брошенной туда с переломанными крыльями, сломанными челюстями и выколотыми глазами, вообразила, как суматошно колотится о несокрушимые стекла и задыхается там — навеки, до конца времен...

— Ты была бы никудышней демоницей, маленькая сучка, — сказало существо. — Ты здесь не поэтому.

Она била крыльями воздух перед ним и ожидала решения своей судьбы.

Тварь внезапно склонила к ней увенчанную свечами голову. Свечи издали ревущий вопль.

— Голод, что тебе кишки все гложет...

— Что это?

Новый приступ дурноты. Что еще измыслило чудовище?

— С ним лишь убийство совладать тебе поможет.

— Неужели?

Она подумала, что может бросить ему вызов, воспротивиться решению. Выказать открытое неповиновение. Во имя всего добра, что еще можно отыскать в Аду.

Хотя... достаточно сильная и долгая боль способна сломить любое сопротивление. Если ей повезет, она снова утратит рассудок.

— Смерть — реальная смерть — в Аду почитается за благодеяние, — сказала она повелителю демонов. — Так я слышала.

— И это совершеннейшая правда! — проревело чудовище. — Одно убийство каждый день. Вот что ты должна будешь для меня делать.

— И что это даст?

— Они умрут. Полностью и окончательно. Их не станут воскрешать, будь то в этой Преисподней или где-то еще. Их сотрут. Удалят.

— Но зачем?

Тварь откинула назад громадную голову и расхохоталась. В долине у подножия престола заколебались языки пламени и прижались к земле дымные клубы. Свечи затряслись и зачадили еще пуще, с них потекли капли воска.

— Чтобы вернуть в Ад надежду! Ты будешь их ангелом, шлюха! Они станут взывать к тебе, чтобы ты явилась и избавила их от вечных мук. Они станут поклоняться тебе, как богине. Они постараются задобрить, умилостивить тебя, понесут на твои алтари бесчисленные жертвы и дары, и любая бессмысленная хуйня, которая, по их мнению, способна будет сработать, тоже пойдет в ход. А тебе я предоставлю выбор: кого же одарить истинной смертью? Внимай их идиотским молитвам или бесстрастно игнорируй их. Делай что хочешь. Если тебе это по душе, позволь, чтобы тупые пидоры учредили ебучие коллегии выборщиков, а те пускай определяют демократическим голосованием имя маленького счастливого личинкососа, которому повезет стряхнуть с себя невыносимую тяжесть вечной боли. Мне похер. Просто убивай одного из них ежедневно. Ты, конечно, постараешься меня обхитрить, прикончив больше маленьких засранцев, но я тебя сразу предупреждаю, что это не сработает. Они, конечно, умрут. Но потом воскреснут — здесь же, и от этого им станет только хуже.

— А если я никого не стану убивать?

— Тогда голод будет нарастать внутри, пока не станет так невыносим, что тебе покажется, будто какая-то зубастая тварь проедает себе путь наружу через твои потроха. Он сделается совершенно нестерпимым. Да и наши маленькие негодники будут без тебя тосковать. Кто еще даст им надежду на освобождение?

— А какой в этом смысл? Вырвать одну душу из этой бесконечной круговерти страданий?

— Не бесконечной! — заорала тварь. — Преисподняя огромна, но у нее есть границы. Ты уже ободрала себе тупую башку о небосвод, пиздоголовая идиотка! В свободное время можешь летать куда глаза глядят — авось и доберешься до железных стен Ада, царапнешь их когтями и вернешься, чтобы рассказывать мне басни о бесконечности! Конечен Ад, конечен. Он действительно огромен, но и тут существуют пределы. А душ мучеников тут уже охрененно много!

— Сколько?..

— Миллиард с четвертью! Ну что, довольна, блядь? Лети и пересчитай их по головам, если у них есть головы и ты мне не веришь! Мне похуй. Ты мне уже надоела. Ах да, чуть не забыл: тебе это с рук не сойдет. Не думай, что заполучила непыльную работенку. Каждый, кого ты убьешь, передаст тебе частицу своей боли. Чем больше ты прикончишь, тем сильнее станет мука, которую тебе предстоит испытать. Думаю, что в конце концов боль, впитанная тобой из тех, кого ты освободила, сравняется с муками голода. Ты, наверное, опять сойдешь с ума, но мы тебе как-нибудь поможем. У меня будет время подыскать местечко, которое бы лучше отвечало твоим талантам!

Властелин демонов стиснул раскаленные докрасна подлокотники трона, сделал несколько шагов вперед, так что ей пришлось отлететь назад, и заревел:

— Съебывай отсюда и начинай убивать!

Она почувствовала, что страшно голодна. Живот свело, а крылья, казалось, сами начали развертываться под гнетом ужасной, непереносимо острой жажды полета. Она напрягла каждую мышцу своего огромного тела и чудовищным усилием удержала себя на месте.

— Прин! — прокричала она. — Что с Прином?

— С кем? Что?

— Прин! Мой возлюбленный, мы с ним вместе сюда проникли! Скажи мне, что с ним, и я сделаю все, что ты хочешь!

— Ты сделаешь то, что я тебе прикажу, независимо, блядь, от того, нравится тебе это или нет, ты, тупая червивая пизда!

— Скажи мне!

— Убей для меня тысячу, и я подумаю над твоей просьбой.

— Обещай мне! — завыла она.

Гигантский демон снова расхохотался.

— Обещай? Ты в Аду, кретинка глистоголовая! Какого хера я тебе должен что-то обещать, если только не затем, чтобы потом разбить твою надежду? Вали отсюда, пока я не передумал и не оборвал твои инкрустированные спермой крылья чисто по приколу! Приходи сюда опять, когда положишь существованию десяти раз по сто душ нежелательный конец, и я подумаю, стоит тебе что-то рассказывать про твоего ненаглядного Прина или нет, а теперь пошла на хер!

Тварь протянула к ней огромные руки, каждую шириной со все ее тело. Скрюченные пальцы с хищными когтями стригли воздух, словно пытаясь дотянуться до нее и раздавить.

Она метнулась назад, прочь от него, петляя и делая нырки, а оказавшись на безопасном расстоянии, с подозрением и страхом воззрилась на владыку демонов, который уже опустился обратно на раскаленный престол. Сажа и клубы дыма от его недавних движений заполнили воздух вокруг исполинского трона.

Она убила свою первую душу вечером того же дня. И без того тусклый свет померк еще больше, стал красновато-рыжим бессолнечным сумраком.

То была молодая павулианка, распятая на кольях рогатки, водруженной на стылом склоне холма над вяло сочившимся кислотой потоком. Мученица почти не переставая кричала, замолкая лишь на недолгие мгновения, чтобы запастись воздухом для нового крика.

Чей снизилась, подлетела к ней и стала слушать вопли жертвы. Потом попробовала поговорить с ней, но для пытаемой слова уже не имели никакого смысла. Колеблясь, она оглядела жуткий пейзаж. Почему-то он показался ей знакомым. Но нет, это был не тот же самый холм и не та же самая рогатка, за которой некогда прятались от демонов-костеедов они с Прином.

Она сомкнула два огромных черных крыла вокруг девушки и выпустила из тонких кожистых мембран на кончиках крыльев острые лезвия. Ей хотелось плакать, но воли слезам она не давала.

Чей ощутила, как душа несчастной покидает искалеченное, разъятое, скрученное тело и сперва перебирается в ее собственную оболочку, а потом исчезает совсем, как маленькое облачко в сухой жаркий полдень.

Теперь терзавший ее голод изменился. Она стала грызть тело, выламывая и отбрасывая в сторону кости, чтобы проще было подобраться к сочным ягодицам.

Улетая на свой дальний насест, она размышляла, насколько вырастет боль после того, что она только что сделала.

Она думала об этом и позже, пока висела в гнезде и переваривала съеденное.

Но она отделалась одним больным зубом.

Так она и стала ангелом.

В Аду.