ФИЗАЛИЯ
ЗЕВС
Перро приближалась к очагу бунта, когда ее отрубили.
Разумеется, свару затеял Амитав. Она все поняла, как только увидела место беспорядков: поврежденный циркулятор Кальвина в Гренвилль-Пойнт, менее чем в двух километрах от последнего известного местонахождения индуса. Су-Хон запрыгнула в ближайший «овод» и направилась туда.
Каким-то образом беженцы умудрились выкорчевать световой столб и воспользовались им как тараном: циркулятор пронзили в самое сердце. Дюжина разновидностей аминомассы вязко сочилась из раны гнойной смесью охряного и бурого цвета. Тощие бунтовщики — у некоторых из покрытых струпьями язв каплями проступала кровь — с криками навалились на раненую машину и опрокинули ее.
Растерянная толпа отступала от буйных во все стороны, бессильная, как и всегда.
— Kholana Apaka netta, behen chod!
Амитав взобрался на упавший циркулятор. «Овод» Перро, проанализировав фонемы, остановился на хинди.
— Откройте глаза, ублюдки! Разве вам мало, что все мы должны жрать их яд? Вы так и будете сидеть, засунув руки в задницу, и ждать, пока на нас не обрушат еще одну волну, пока не прикончат нас всех? Лени Кларк вам не хватило? Она выжила в эпицентре бури, она сказала вам, кто ваш враг! Она сражается с ними, пока вы спите в грязи! Что должно случиться, чтобы вы проснулись?
Апостолы старика с шумом его поддержали; остальные беспорядочно топтались на месте и перешептывались между собой.
«Амитав, — подумала Перро, — ты слишком далеко зашел».
Палочник взглянул в небо и вскинул вверх тощую руку, указывая на снижающегося «овода» Перро:
— Смотрите! Они посылают машины, чтобы говорить нам, что делать! Они...
Неожиданная тьма, безмолвная и беспросветная.
***
Су-Хон подождала. Через несколько секунд в пустоте замигали две строчки светящегося текста:
Карантинная зона УЛН (Закон Н'АмПацифика о биологических угрозах, 2040)
Конечно, Перро и раньше попадала в зоны тьмы. Иногда «оводы», которыми она управляла, неожиданно отрубались, слепли и глохли, невозмутимо паря безо всякого руководства. Отлетев на порядочное расстояние от нежелательных видов иногда на пятьдесят метров, а иногда и на двадцать километров, они снова возвращались онлайн.
Но зачем ссылаться на Закон о биологических угрозах из-за какого-то снесенного циркулятора?
«Если только дело не в нем...»
Она соединилась со следующим ботом на линии: Карантинная зона УЛН снова замерцала в неприветливой тьме. Су-Хон подключилась к еще одному, потом еще, прыгая туда-сюда по границам провала.
8,18 километра от края до края.
Установив границы, Перро отправилась на юг, зайдя с северного периметра. Выкрутила спектр на максимум, смотря на мир сквозь переплетение инфракрасного, рентгеновского и ультрафиолетового излучений в искусственном цвете, тыкала в туман радаром...
«Вон там...»
Что-то в небе. Какой-то образ мелькнул на краткий миг и тут же померк во мраке.
Карантинная зона УЛН
Су-Хон прыгнула назад и настроила все так, чтобы маневр повторялся, как только вырубится картинка. Она просматривала запись вновь и вновь: огромный занавес и тьма. Клубящаяся стена, спускающаяся до самой земли, и тьма. Надувной барьер, плавно набухающий вдоль всей длины Полосы.
Тьма. Карантинная зона УЛ...
Перро задумалась.
Они отрезали восемь километров берега, участок почти в девятьсот метров шириной. Для покрытия такой территории понадобилось бы несколько глушилок, если давили не только широкополосную связь, но и узконаправленную. Значит, гасители, скорее всего, поставили прямо на Стену.
Вполне вероятно, их зона покрытия не слишком далеко уходила в море.
Из затмения как раз вынырнул «овод», направлявшийся на север. Перро оседлала его и полетела на запад, держась пониже. Совсем близко бушевала линия прибоя. Потом бот залетел за волнорезы и поплыл над низкими маслянистыми волнами. Су-Хон повернула на юг.
Движение тут все-таки было. Штурмовой вертолет с какими-то сомнительными опознавательными знаками угрожающе парил над прогулочными яхтами, спешно уходящими подальше отсюда, купол глушилки опухолью уродовал его корпус. Ближе к берегу порхала кучка «оводов», но такими Перро не управляла. Ни один из них не обратил внимания на ее собственный, а если и обратил, то приписал тому родословную, которую бот явно не заслуживал.
Она находилась в восьмистах метрах от берега, все еще скользя над зыбью. К западу от места последнего бунта Амитава. Перро придержала своего скакуна и развернулась к суше.
Волнорезы в отдалении, пятно грязного песка, бурное движение дальше по берегу. Она выключила движок и зависла неподвижно, но все сенсоры работали по-прежнему.
Увеличение: движение на берегу больше походило на побоище.
Бежали все. Перро еще никогда не видела на Полосе такой активности. Не было преобладающего направления, общего исхода. Некуда идти. Некоторые из полосников плюхались в воду; «оводы», которых она заметила раньше, гнали их обратно. Большинство людей просто металось туда-сюда.
Из облаков в толпу вонзались вспышки зеленого света.
Су-Хон направила камеру вверх и еле успела заметить юркого дрона, исчезающего в южном направлении. А теперь и ее бот принялся блеять: что-то приближалось сзади на низкой высоте, большое и невидимое для радаров...
«Ну разумеется, невидимое, иначе я бы засекла его гораздо раньше...»
...и слишком близкое, не уклонишься.
Перро развернула «овода» и увидела объект буквально в двухстах метрах от себя: к берегу шел подъемник, похожий на левитирующего кита. Амбразуры рядами выстроились на его брюхе, странные медные штуковины как будто из другого века, мягкое оранжевое пламя мерцало за стеклом. Су-Хон прищурилась прямо в шлемофоне, пытаясь развеять викторианский образ. Неожиданно из шишки на корпусе корабля с треском метнулся электрический разряд; в глазах Перро вспыхнул и погас ослепительный свет. В темноте еще какое-то время мерцала алфавитно-цифровая взвесь от последнего судорожного кашля навигационной системы бота. А потом ничего, только мигающая эпитафия:
«Связь потеряна». «Связь потеряна». «Связь потеряна».
Она едва обратила на нее внимание. Не стала восстанавливать контакт — сейчас «овод» уже шел ко дну. Даже не перепрыгнула на другой канал. Все ее мысли сейчас занимало то, что она увидела, а воображение — то, что осталось за кадром.
На подъемниках были не амбразуры, а широкие сопла промышленных огнеметов. Их запалы мерцали подобно горячим языкам.
ГОВОРЯЩИЙ СВЕРЧОК
Вариации на тему
Орегонскую Полосу окутал туман. Вечерний, серый как сталь свет рассеян, от солнца не осталось даже воспоминания. Беженцы собрались около пищевых станций, отгоняя влажность мягким оранжевым сиянием переносных обогревателей. Явная человечность их облика размывается с расстоянием: мгла низводит их до силуэтов, серых теней, смутных намеков на бесконечную конвекцию. Движение, что идет в никуда. Люди молчаливы и решительны.
Ахилл видел их по каналам телеметрии.
Увидел он и то, что случилось потом. Сверху раздался приглушенный вой, несколько громче, чем от обыкновенных «оводов». Человеческое море заволновалось; взгляды неожиданно устремились вверх, пытаясь выжать картинку из серого хаоса. Пошли слухи: «Такое раньше случалось, в трех дня к югу. Вот так все и начинается. А потом о них больше ничего не слышали...» Кто-то ворчливо согласился; кто-то начал толкаться, другие уже побежали.
Страх наконец пробился сквозь химическую покорность, которая так долго держала их на привязи.
Правда, толку от него нет. Зону уже перекрыли. Паника бессмысленна, выхода для инстинктов самосохранения не найти. Беженцев предупредили всего пару секунд назад, но все уже практически закончилось.
Лезвием скальпеля пробился сквозь облака бирюзовый пунктир лазера, ажурной строчкой вышивающий поперечный разрез в десять километров длиной. От его касания сгорали крохотные частички песка и плоти. Аргоновые нити, столь яркие и прекрасные, что от одного взгляда на них можно было полностью ослепнуть, становились видимыми для человеческих глаз, только отразившись от капель в пропитанном влагой воздухе. Они действовали быстро: световое шоу закончилось прежде, чем раздались крики.
Принцип прост: горит все. Правда, каждый предмет дает свой отдельный спектр, едва отличимые сочетания бора, натрия и углерода люминесцируют каждое на своей длине волны, порождая гармонию света, уникальную для каждого объекта, преданного сожжению. В теории даже идентичные близнецы от пламени сияли бы по-разному, если только в жизни придерживались разных диет.
Для нынешних целей, конечно, такое разрешение не требовалось.
Взглянем сюда: перед нами некий стратегический участок. Надо выяснить, вражеская ли это территория. Для этого проведем через нее линию, причем так, чтобы разрез по обе стороны заходил на безопасную территорию. Прекрасно. Теперь возьмем образцы вдоль проложенной нами траектории. Превратим материю в энергию. Прочитаем язык пламени. Концы раны — это исходный материал, контрольные зоны; их свечение — это свет дружественной почвы. Далее следует вычислить длину волн от того, что обнаружится посередине, а потом прогнать данные через обычную статистику, выяснив уровень генетической неоднородности в окружающей среде.
Джовелланос получила из своих кашеобразных образцов отчетливый снимок того, как должен выглядеть спектр Бетагемота на расстоянии. С таким критерием существовал лишь один способ понять, прошел ли проверку каждый отдельный участок: если полчаса спустя его не заливали галотаном и не выжигали там все до скальной породы, значит, заразу не обнаружили.
Тест был надежен на девяносто процентов. Сильные мира сего считали, что этого вполне достаточно.
***
Даже Ахилл, обладатель невероятно быстрой реакции, удивлялся тому, как все изменилось буквально за пару месяцев.
Разумеется, поползли слухи. Ничего последовательного и уж точно — официального. Карантины, вымирание растений и гибель урожая уже многие годы никого не удивляли. Дня не проходило, чтобы не вернулась какая-нибудь болезнь, — уставшие старые гены обретали новую жизнь в лабораториях террористов или вступали в союз с вирусными переносчиками, плевавшими на репродуктивную изоляцию видов. На таком загрязненном фоне можно было спрятать немало новых эпидемий.
Однако смесь менялась. Двадцать первый век походил на изобильный «шведский стол» из катастроф, эпидемий, экзотов, пылевых бурь, и все они навалились на человечество с разных сторон. Но теперь в тени остальных потихоньку росла одна очень необычная угроза. Все чаще встречались определенные типы локализации. Пожары бушевали на всем Западном побережье, и официально они были никак друг с другом не связаны: где-то якобы шла дезинсекция, в других местах оказались виноваты террористы, а некоторые и вовсе вспыхнули из-за осушения почв, продолжавшего расползаться по всей территории Северной Америки. И все-таки, почему столько пожаров, и все — вдоль берега? Почему установили столько карантинов, провели столько зачисток по направлению с севера на юг, вдоль Скалистых гор? Очень странно, ну очень.
Среди изобилия уже привычных катастроф вызревала какая-то темная энтропийная монокультура, сама по себе невидимая, но оставляющая яркий след. И люди начали его замечать.
Из-за Трипа Дежарден, естественно, держал рот на замке. Ахилл больше не занимался Бетагемотом — они с Джовелланос выполнили задание, отчитались о результатах и снова перешли к практике, разбираясь со случайными катастрофами, которые им выдавал Роутер, — но глубинные предчувствия не зависели от работы. После смены Ахилл спускался в уютные внутренности «Реактора Пикеринга», где с радостью напивался, мило общался с местными — в том числе позволил Гвен уговорить себя на настоящий секс, что впоследствии даже она признала полной катастрофой, — и прислушивался к молве о надвигающемся конце света.
И пока он так сидел и ничего не делал, в мире появлялось все больше самозванцев в черных гидрокостюмах с пустыми глазами.
Поначалу до него не доходил смысл новых веяний. Когда Ахилл впервые встретил Гвен, та вырядилась по последней моде, которую называла «рифтерским шиком», и оказалась одной из первых. За последние несколько месяцев тренд набрал силу. Теперь все кому не лень, включая органклонов, залезли в обтягивающие трико и вооружились фотоколлагеном. В основном, конечно, К-отборщицы, но «эрки» тоже не отставали. Дежарден даже видел нескольких людей, разодетых в настоящие отражающие кополимеры. Те казались чуть ли не живыми, меняли проницаемость для поддержания оптимального температурного и ионного баланса, зарастали, если ткань рвалась. Она как бы скользила по телу того, кто ее надевал, заползая в малейшую впадину, ее края и швы искали друг друга, желая слиться в единый организм, словно какая-то фарма скрестила амебу с нефтяным пятном. Дежарден слышал, что эта штука связывается даже с глазами.
От таких мыслей ему становилось не по себе. Впрочем, он не слишком много о них думал. От вида каждого нового модника Ахилл испытывал не просто отвращение — внутрь вонзался куда более острый нож.
«Шестеро погибли, — шептали клинки, скользя по кишкам. — Может, и зря. А может, их жизней не хватило.
Всякое бывает, знаешь ли. Шестеро погибли, а теперь еще несколько тысяч, и ты в этом сыграл далеко не последнюю роль, приятель. Ты не знаешь, правильно поступил или неправильно, ты понятия не имеешь, что конкретно натворил, но влез в дело по-крупному, о да. И теперь кровь погибших отчасти и на твоих руках».
По идее, Дежарден не должен был об этом беспокоиться — он выполнял работу, а с такими последствиями разбиралось Отпущение грехов. К тому же не он ведь решал, кому умереть, а кому выжить, так? Ахилл получил задание, решил статистическую проблему. Поработал с цифровыми массивами. Все выполнил на высшем уровне, а теперь занимается другими делами.
«Мы всего лишь выполняли приказы, а кринам так жаль».
Вот только он не выполнял приказы, не совсем. И отпустить все просто так не смог. Ахилл держал Бетагемот где-то на периферии зрения, в маленьком, постоянно открытом окне на краю Контактов, которое больше походило на пиксельную язву, и в перерывах между другими заданиями изучал увеличенные снимки со спутников, байесовские контуры вероятности, данные о практически незаметных болезнях растений и о пожарах, открыто полыхающих по всему Западному побережью.
Которые уже двинулись на восток.
Бетагемот перемещался спорадически, финтил, исчезал, появлялся вновь в самых неожиданных местах. Одна крупная вспышка к югу от Мендосино угасла за ночь по естественным причинам. Небольшая цитадель расцвела около Саут-Бенда и отказалась исчезать даже после того, как призвали Лазеры Инквизиции. На северо-западе по какой-то таинственной причине начал гибнуть урожай; больше пятидесяти гектаров леса в парке Олимпик сожгли, якобы сдерживая заражение короедами. В тучной части штата Орегон неожиданно резко возросло число случаев истощения. Что-то новенькое истребляло людей вдоль побережья, и выявить его оказалось почти невозможно. На каждую жертву приходился некий новый симптом; неопределенная патология исчезала на фоне болезней с более четким характером. Незваного гостя почти никто не замечал.
А сигнатура Бетагемота уже появилась на материке: в полях и на заболоченных участках около Агассиса, Централии и Хоупа. Иногда он как будто следовал вдоль рек, но почему-то против течения. Иногда двигался против ветра. А значит, существовал носитель. Может, даже не один. Это было единственным разумным объяснением.
Ахилл поделился этим открытием с Роуэн. Та не ответила. Уже знала, конечно. А Дежарден жил себе день за днем: торнадо тут, «красный прилив» там, племенная резня где-нибудь еще — в общем, повсюду требовался его многообразный запас хитростей. Размышлять о прошлых свершениях времени не оставалось. Как и о том образе, что поднимался из глубин, мелькал между катастрофами. Неважно, неважно; они знают, что делают, эти люди, которые выпили твою кровь, изменили ее и превратили тебя в раба ради блага всего человечества. Они знают, что делают.
А люди повсюду одевались так, словно собирались работать в океанских глубинах, стояли в своих костюмах на автобусных остановках, сидели в наркобарах, как будто призрак Банко клонировали тысячу раз. Они обменивались слепыми взглядами, смеялись, говорили обычную вопиющую чепуху. Их чересчур громкие, небрежные голоса пытались заглушить странные пугающие звуки, все настойчивее раздающиеся из подвала.
ОТПЕЧАТКИ
Даже мертвым Кен Лабин располагал большими возможностями, чем девяносто девять процентов живых.
В его профессии это имело смысл. Личность — вещь мимолетная: рост, вес, этноскелет можно легко поднастроить при помощи небольших изменений в эндокринной системе. Сетчатка, голос, отпечатки пальцев — всего лишь случайности развития, может, и уникальные при рождении, но едва ли неизменяемые. Даже ДНК можно откорректировать, надо лишь навесить на нее достаточно псевдокодонов. Один человек мог легко имитировать другого, и важно было сохранить способность меняться, не теряя доступа к жизненно необходимым ресурсам. Постоянная личность была бесполезна для Кена Лабина. Более того, потенциально она могла стать угрозой для его жизни.
Насколько он знал — а проверить так и не удосужился, — официально никакого Кена Лабина вообще не существовало.
Впрочем, совершенно неважно, кто он такой. Вы бы открыли человеку дверь только потому, что ему сканировали зрачки на прошлой неделе? За такой срок могло многое произойти. Может, его уже деконструировали и переманили на свою сторону. Может, он лучше предаст вас, но не позволит казнить своих детей, оказавшихся в заложниках. Может, он обрел Аллаха.
А если так, какой смысл остерегаться незнакомцев? Если чьих-то отпечатков сетчатки нет в базе, неужели он только из-за этого становится врагом?
Не имело никакого значения, был ли Лабин тем, кем себя представлял. Смысл заключался лишь в одном: в его мозг закачали такое количество Трипа Вины, что он психологически был не способен укусить одурманившую его руку.
Причем по его венам бежал далеко не обычный Трип. В ведомствах имелись тысячи разных вкусов на любой случай: один для Венесуэлы, четыре или пять для Китая, десятка два для Квебека. Ни один из них не полагался на столь лицемерный мотиватор, как «общее благо». Даже благодетельные правонарушители не служили ему, пусть в их тренировочных брошюрах и говорилось совсем другое. «Общее благо» может означать что угодно; черт побери, оно может даже пойти на пользу тем, «другим» парням.
Кен Лабин был химически предан Н'АмПацифику, причем в определенной сфере, имевшей отношение к выработке электрической энергии. После Гидровойны такие вопросы приобрели огромное значение; все эти двадцать лет корпы занимались тонкой настройкой молекул. Если бы Кен даже задумался о том, чтобы продать свои услуги не тому покупателю, его в тот же самый момент хватанул бы такой удар, по сравнению с которым большой эпилептический припадок показался бы нервной чесоткой на свидании вслепую. Когда механические «ищейки» обнюхивали ему промежность, они искали только Трип. Ни имя, ни одежду, ни накопленный балласт тяжелых металлов из океана, который мертвой хваткой цеплялся за Лабина даже после долгого душа в местном общественном центре. Машины плевали на преувеличенные слухи о его кончине, и тем более на необъяснимое возвращение из могилы.
Их заботило лишь то, похож ли Кен на них самих: послушен ли, верен, надежен.
И они распахнули перед Лабином двери. Дали денег, доступ в медкабины, на пять лет опережающие все, что можно было найти на улице. Возвратили слух и, совершенно неожиданно, одарили девственно-чистым санитарным свидетельством. Указали на пустую меблированную комнату, та удобным коконом поджидала любого из «своих», кому понадобилось бы место, чтобы перекантоваться.
И более того, «ищейки» пустили его в Убежище.
***
Тем не менее, кое-чего они не могли сделать в принципе. Например, провести выделенку в комнату. Такой вариант даже не обсуждался. Чтобы приступить к работе, Лабину пришлось выйти в люди, к анонимному ряду инфокабин на четырнадцатом этаже комплекса Ридли, доступных только для людей с совестью, сделанной на заказ. В любое время дня и ночи половина из них всегда была занята, за матированным стеклом дергались темные размытые фигуры, словно личинки, угнездившиеся в медовых сотах. Иногда два человека одновременно выходили в коридор и без единого слова проходили мимо друг друга, даже взгляда не поднимали. Тут никто не нуждался в ободряющих любезностях: все и так работали на одну сторону.
Внутри кабинки со шлемофоном, уютно облепившим подбородок, глаза и уши, Кеннет Лабин залогинился в Убежище и принялся беззвучно наговаривать вопросы про источник Чэннера. Оборудование считало шум гортани — понадобилась небольшая регулировка из-за вокодера, установленного в горле, — и отправило агента на охоту за ответами. Лабин запросил список упоминаний, содержащих словосочетание «станция „Биб"», и тут же получил его. Сравнил результаты с реестром опасных микробов, появившихся из глубин океана.
На Чэннере не зарегистрировали никаких значимых патогенов.
Хмм.
Конечно, это ничего не доказывало. До Убежища не добиралось множество крайне неприятных фактов. Впрочем, существовали и другие подступы.
Предположим, что источник подорвали, чтобы сдержать некий фактор риска. Если бы о нем знали изначально, то «Биб» просто не запустили бы; значит, существовал определенный период, когда угроза распространялась незамеченной. А как только ее обнаружили, все ниточки пришлось подвязывать задним числом...
Строительные подрядчики. Судоверфи Западного побережья. Правда, на поверхности ядерными зарядами пользоваться бы не стали.
Скорее всего, зачистку проводили огнем.
Лабин вызвал частотную диаграмму пожаров за последнее время в радиусе пяти километров от компаний, занимавшихся морским строительством, и баз подрядчиков, расположившихся вдоль берега Н'АмПацифика. Убежище выдало довольно любопытный пик спустя примерно три месяца после запуска «Биб»: судоверфи «Урчин», «Металлоконструкции Хэнсона» и комплекс «Шоуэлл Марине» в Сан-Франциско превратились в филиалы ада на Земле буквально за неделю. В течение еще двух недель около десятка площадок пострадало от поджогов, а кое-какие компании сами пожгли немало собственного имущества в рамках «плановых реконструкций».
Лабин расширил масштабы и запустил поиск заново: все крупные пожары за искомый период в любом месте на Тихоокеанском побережье Северной Америки.
Карта вспыхнула.
«Бог ты мой», — подумал Кен.
***
Что-то перепугало их до смерти. И все началось на «Биб».
В метабазе патогенов с Чэннера не нашлось никаких микроскопических хищников, которые выедают тело изнутри. Но вот макроскопические — тех вблизи источника водилось в избытке. Удильщики, рыбы-гадюки, морские коньки, куча всяких тварей. Черные зубастые монстры, некоторые утыканы биолюминесцентными огнями, другие матовые, как грязь, одни меняли пол из прихоти, плоть других топорщилась от вживленных тел паразитических партнеров. Отвратительные, мерзкие создания. Они кишели на срединных глубинах и внушали страх даже тогда, когда были не больше пары сантиметров в длину.
А на Чэннере они вырастали. Обычно эти крохотные кошмарики на такую глубину не заплывали, но к Чэннеру летели, как мотыльки на свет, и превращались в прожорливых гигантов размером с человека. За пределы «Биб» никто не выходил без газовой дубинки на поясе, и пользовались ей постоянно.
Что-то на Чэннере порождало монстров. Лабин спросил Убежище, что же это было.
То ответило довольно неуверенно. Но в серой литературе нашелся техотчет, который давал намек: некая разновидность эндосимбиотической инфекции, повышающей энергию роста. В обсуждении выскочил термин «инфекционная неомитохондрия».
Авторы статьи — парочка яйцеголовых университета Рэнда/Вашингтона предположили, что какой-то микроб на Чэннере заражал клетки симбиотически, обеспечивая хозяина энергией для роста в обмен на полный пансион. Они говорили, что, каким бы ни был этот паразит, он явно обладал некоторыми очевидными особенностями: малым размером, позволявшим разместиться внутри эукариотической клетки, высокоэффективным усвоением неорганической серы и так далее.
Инфекция, вызывающая гигантизм у рыб. Очень странно.
Когда Лабин только выбрался на сушу, то первым делом проверил себя на патогены. Машины ничего не нашли. Но чэннерский паразит был делом новым и, строго говоря, не совсем болезнью. Обыкновенные тесты его могли не распознать.
На средства Лабин не жаловался и вполне мог позволить себе более глубокий анализ крови.
Правда, существовали и другие проблемы. Одна из них постепенно вырисовывалась в процессе поиска, выдавала себя тем, как Убежище отвечало на вопросы. Иногда метабаза задумывалась на секунду или две, прежде чем выдать ответ. Ничего необычного. Но в других случаях... в других случаях она выплевывала результаты так быстро, словно предугадывала вопросы. Словно думала о чем-то подобном и заранее подыскала нужные факты.
Может, задумался Лабин, так и есть.
Поисковики Убежища не так сильно нуждались в ресурсах, как те, что прочесывали Водоворот, и могли позволить себе кэшировать историю недавних поисков. Подлинной оригинальностью страдало лишь очень малое количество запросов. Если бы сегодня кто-нибудь решил поискать цену на лекарство от болезни Паркинсона, то существовала большая вероятность, что завтра кого-ни- будь заинтересует то же самое. Именно поэтому системы Убежища хранили сводные результаты, ускоряя время реакции.
«Просите, и дано будет вам»:
— в среднем 2,3 секунды занимал ответ на вопрос о гигантизме глубоководных рыб;
— в среднем 3 секунды требовалось системе, когда речь шла о придонных серопоглощающих микробах;
— около секунды на обработку запросов, содержащих словосочетание «источник Чэннера»;
— полсекунды на поиски, совмещающие «серопоглощающих микробов» и «пожары».
Пожары. Придонные серопоглощающие микробы. Странное соседство. Какое отношение имеет огонь к жизни на дне океана?
Почти из прихоти Кен добавил третий параметр: «судоверфь».
0,1 секунды.
«Так».
Он шел по чьим-то следам. Кто-то побывал в Убежище до него, задавал те же самые вопросы, сделал те же самые выводы. Правда, непонятно, то ли он искал ответы, то ли проверял, не упустил ли чего.
Кен Лабин решил это выяснить.
АРХЕТИП ДЕЗОРИЕНТАЦИИ
Было время, когда Перро по-настоящему любила своего мужа. Тогда Мартин излучал безмятежность, доброту и никогда не осуждал, она чувствовала себя в полной безопасности. Он всегда поддерживал ее, когда она в том нуждалась (впрочем, до срыва такое случалось редко); никогда не боялся взглянуть на проблему с разных сторон. Ради любви в любом споре проходил буквально по лезвию бритвы, только бы не поссориться.
Даже сейчас он обнимал ее, шептал пустые благоглупости. Говорил, все не настолько плохо. Карантины и темные зоны вечно появлялись тут и там, и всегда не без причины. Иногда ограничения нужны для общего блага, и она это знает... К тому же ему самому известно из самых достоверных источников, что контролируют и тех, кто принимает по-настоящему Серьезные Решения. Как будто тайну поведал, как будто Водоворот уже не гнил от споров и слухов про корповские наркотики, контролирующие разум.
Такой любящий, такой внимательный муж. Он сидел на противоположном конце стола, и лицо его сочилось участливой заботой. Су-Хон тошнило от одного его вида.
— Тебе надо поесть, — сказал Мартин, набрал целую вилку пюре со спирулиной и принялся демонстративно жевать.
— А зачем?
— Ты сильно похудела. Я знаю, ты расстроена, я прекрасно понимаю, почему, — но от постоянного голодания лучше тебе не станет.
— Значит, такой у тебя рецепт решения мировых проблем? Набить брюхо и все станет хорошо?
— Су...
— Прекрасно, Марти. Давай поешь, все будет просто здорово. А потом воткнешь в АмСеть, присосешься к выпуску позитивных новостей и, может, убаюкаешь свою совесть, забудешь про Крис...
Удар ниже пояса: сестра Мартина жила в Корвалли- се, который попал в карантин после Большого Толчка. Уже почти месяц с городом никто не мог связаться. По официальным данным, во всем были виноваты повторные толчки, которые постоянно обрывали наземные линии; по АмСети показывали привычный коллаж — коктейль из взболтанных, но не смешанных граждан, храбро противостоящих временной изоляции. Мартин не мог дозвониться до Крис уже три недели...
Слова Су-Хон должны были ужалить его — может, даже разозлить, — но он по-прежнему сидел разведя руки и казался совершенно беспомощным.
— Су, тебе столько пришлось пережить за эти месяцы, разумеется, ты все видишь в мрачном свете. Но я действительно думаю, что ты слишком много значения придаешь сплетням. Бунты, пожары и... ну послушай, у половины постов теперь даже авторов нет, они непонятно кому принадлежат. Тому, что идет из Водоворота, верить нельзя...
— А Сети, значит, можно? Да там слова не выплюнут, если его какой-нибудь корп не разжует!
— Су, а что знаешь ты? Что ты на самом деле видела? Ты лишь мельком заметила какой-то большой корабль, тот летел к берегу, но, что там делал, ты не видела...
— Потому что он сбил моего бота!
— Так тебя и не должно было там быть, начнем с этого, тупая ты дура! Повезло, что тебя не отследили и не расторгли контракт!
Он замолчал. Бульканье в аквариуме, доносящееся из соседней комнаты, неожиданно показалось им чересчур громким.
Мартин пошел на попятную сразу:
— Су, прости меня. Я не хотел...
— Да неважно, — Перро покачала головой, не желая слушать дальше. — Разговор исчерпан.
— Су...
Она встала из-за стола:
— А тебе бы тоже не помешала диета, дорогой. Похудел бы, мозги прочистил. Может, даже заинтересовался бы, что они кладут в так называемую еду, которую ты сейчас пытаешься просунуть мне в горло.
— Господи, Су. Ну ты же не хочешь сказать...
Она прошла в кабинет, хлопнув дверью.
***
«Я хочу что-то сделать!»
Перро прислонилась к двери и закрыла глаза. Снаружи донеслись тихие шаркающие шаги Мартина, но потом все стихло.
«Я была вуайеристом всю свою проклятую жизнь! Только и делала, что смотрела! Все разваливалось на части, а теперь они перешли на крупный калибр, уничтожают все вокруг, и я — часть этого и ничего не могу поделать...»
Она громко прокляла ту бракованную дерму, которую носила в Гонкувере. Слова показались пустыми и бесцветными; даже теперь она не слишком-то сожалела, что ее столь грубо разбудили. По-настоящему Перро злилась на то, что увидела, когда открыла глаза.
«А Мартин так старается меня утешить, такой честный и, наверное, верит, что все будет лучше, если я снова стану гаплоидной овцой, как и он...»
Она сжала кулаки, боль от ногтей, врезавшихся в ладони, доставила удовольствие.
«Вот Лени Кларк — не покорная овца».
Кларк давно покинула Полосу, хотя Амитав не давал умереть ее духу. Но она не исчезла, не погибла. Иначе быть не могло. Как еще объяснить непонятную моду на черные униформы и белые глаза, популярную во всем мире? Перро нечасто выходила в люди, но все признаки были налицо, даже в той полупереваренной жвачке, которую крутили по Сети. Темные силуэты на перекрестках. Слепые бельма, пристально смотрящие из толпы, которая всегда собиралась на заднем плане любого громкого события.
Ничего нового, конечно. Водолазы Н'АмПацифика еще год назад попали чуть ли не во все новости; сначала их превозносили как спасителей новой экономики, модных икон передовых технологий. Потом жалели и боялись, когда слухи о жертвах насилия и психопатии перешли некий порог в общественном сознании. И, в конце концов, о них, естественно, забыли.
Всего лишь старое поветрие. Рифтерский шик уже ушел в прошлое. Так почему вдруг в траченный пылью образ, застывший в зеркале заднего вида, влилась новая жизнь? Почему тонкая грибница намеков расползалась через Водоворот, шептала о существе, поднявшемся из глубин и несущем в себе конец света? Почему вдруг появились отрывочные слухи в сообщениях с поврежденными или отсутствующими адресами о том, что люди начинают выбирать стороны?
Перро открыла глаза. Шлемофон висел на крючке прямо перед столом. Сбоку мерцал диод: «получено сообщение».
Наверное, кто-то хотел поменяться сменами. Или какой-нибудь контролер желает оплатить ей сверхурочные, чтобы Су-Хон не смотрела, куда не надо.
«А может, еще один циркулятор раздолбали», — с надеждой подумала она. Хотя, скорее всего, нет. Полоса стала гораздо спокойнее с тех пор, как уголок Амитава... вырезали.
Перро глубоко вздохнула, сделала шаг вперед, села. Натянула шлемофон:
Сухон/Амитав (фамилия неизвестна)
нам повезло встретить настоящего ангела мщения. Без дураков. Лени Кларк, так ее звали.
«Боже мой».
Текст высветился прямо поверх тактической карты расположения «оводов» на Полосе. Су-Хон заставила себя не дергаться; в желудке словно разверзлась дыра, но Перро быстро забросала ее землей.
«Ты вернулся. Кто бы ты ни был.
Чего ты хочешь?»
Она не скрывала интереса к Амитаву или Лени Кларк. Поначалу не было нужды: вполне законные темы для профессиональных бесед, пусть остальных пилотов они особо не интересовали. Но когда Амитав ушел в забвение, Перро замолчала. С трудом. Она так хотела кричать, в полный голос возвестить на весь Водоворот о случившемся зверстве, но, испугавшись последствий, предпочла орать на Мартина, надеясь, что сбившая ее штука не стала суетиться и отслеживать источник.
Вот только сообщение было не от УЛН или Энергосети. Оно больше походило на какой-то глюк.
Под первыми двумя строчками появилась еще одна:
Она вроде как амфибия, одна из этих киборгов с рифта.
Никакого канала, с которым можно связаться. Иконки, по которой можно кликнуть. Позади текста — знакомая длинная цепь из красных точек, патрулирующих Тихоокеанское побережье, и ни единого намека на место, где «оводы» впадали в кому.
Lesbeus, скорее всего, ее ищут, но, ставлю пятьдесят квебаксов, не знают даже, как она выглядит под всем этим снаряжением, уж не говоря про то, кто она такая. Сухон или Амитав (фамилия неизвестна)?
Может, они хакнули и микрофон в шлеме.
— Меня зовут Су-Хон. Через дефис.
Су-Хон.
— Да.
Ты знаешь Лени Кларк.
— Я... видела ее, однажды.
Этого достаточно.
Невидимый кулак сомкнулся вокруг Перро и перебросил через полмира.
***
Берег Тихого океана и тактические сетки пропали за секунду; на их месте неожиданно возник тупик, скопление кирпича и машин. Порывы дождя со снегом секли все вокруг, стоял такой холод, какого на Полосе никогда не видели. Мокрые снежинки стучали по стеклу и металлу. Междугородние автобусы, стилизованные под классические и словно вырезанные из непогоды, не двигались.
Перро заметила, что исчезло не все живое. Впереди стояла женщина, прислонив голову к кирпичной стене цвета свежего мяса. Громады рейсовиков по обе стороны были подключены к розеткам, выступающим из кладки, отрезая боковой путь к отступлению. Если и был отсюда выход, то лишь прямо, сквозь центр перцепционной сферы Перро. А та показывала цель в обрамлении ярко светящихся прицельных перекрестий. С каждой стороны мигали незнакомые иконки, предлагая на выбор варианты вроде «РАН», «ПАРАЛИЗ» или «УБТ».
В распоряжении Перро оказался целый арсенал, и она целилась прямо в Лени Кларк.
Рифтерша ассимилировалась. Нашла обыкновенную одежду, спрятала под визором ледяной взгляд, и Су-Хон никогда бы не признала ее, если бы полагалась только на человеческие глаза. «Оводы» видели все в более широком спектре. Этот, например, оказался в пестрой и отвлекающей среде, где излучение сочилось из десятка электромагнитных источников, но Кларк стояла очень близко, на линии прицеливания, за ней была стена без проводки, и на фоне этой относительной тени грудная клетка женщины мерцала стаей размытых светлячков.
— Я не причиню вам вреда, — произнесла Перро. Оружейные иконки обвинительными перстами вспыхивали по краям зрения; она нашла одну потусклее, шепчущую о «РЗРЖ», и нажала ее. Арсенал вошел в режим ожидания.
Кларк не шевелилась и молчала.
— Я не... Меня зовут Су-Хон. Я не из полиции. Я... думаю... — Она взглянула на координаты: Калгари. Междугородний автовокзал Гленмор.
Что-то забросило ее на тысячу триста километров в северо-восточном направлении.
— Меня послали, — закончила фразу Перро, — не знаю, на помощь наверное.
Она понимала, насколько абсурдно звучат ее слова.
— Помощь. — Безжизненный голос, никаких эмоций.
— Подождите секунду... — Су-Хон подняла «овода» над автобусами и быстро сделала полный оборот на триста шестьдесят градусов. Она парила над гаражом, где машины спали и рядами сосали энергию. Главный терминал маячил в сорока метрах, с каждой стороны здания возвышались посадочные площадки. Два автобуса как раз забирали пассажиров: анимированные гончие, нарисованные на их боках, бежали в никуда, словно на невидимых беговых дорожках.
Вот оно, около кабинок санобработки: крохотный бурлящий островок возмущения. Отголоски. Перро залезла в черный ящик бота и быстро проглядела записи последних минут. Только что произошедшая ссора прокрутилась перед ней в комически быстрой перемотке. Даже тогда шоу уже близилось к занавесу, люди начали отворачиваться. Но там стояла Лени Кларк, зажав в руке черную как смоль шоковую дубинку. Перед ней застыл, подняв руки, мужчина, а маленькая девочка с широко раскрытыми глазами пряталась за его ногами.
Перро замедлила воспроизведение. Мужчина сделал шаг в реальном времени.
— Леди, да я вас и не видел никогда...
Кларк шагнула ему навстречу, но прежняя агрессия словно вытекала из нее, освобождая место неуверенности.
— Я... я думала, вы...
— Серьезно, леди. У вас с головой не все порядке, вы — чудовище.
— Мелкая, ты как? — Жезл в руке дрожал. Вторую она нерешительно протянула в сторону девочки. — Я не хотела тебя пу...
— Уйди! — завыла та.
Отец взглянул в небо, заметив движение над головой.
— Хочешь драки? — рявкнул он на русалку. — Ну так с ним подерись! — И ткнул пальцем в приближающегося «овода».
Лени пришлось бежать. Бот кинулся вдогонку, вооруженный и голодный.
А теперь — каким-то образом — ситуацией овладела Су-Хон.
Перро вновь снизилась между автобусами:
— Пока вы в безопасности. Вы...
В тупике никого не было.
Она повернулась на сто восемьдесят градусов; что-то мелькнуло и скрылось за углом.
— Подождите! Вы не понимаете...
Перро врубила скорость. Какое-то время ничего не происходило. Потом все поле восприятия вздрогнуло, до самых полукружных каналов. В верхнем углу сначала замерцала, а потом уверенно зажглась надпись: ВОССТАНОВЛЕНИЕ СОЕДИНЕНИЯ.
Оружейные иконки расцвели пульсирующими опухолями. Где-то в отдаленном царстве собственной плоти Перро выдавала лихорадочные арпеджио, барабаня по пульту управления. Ничего не работало.
— Беги! — закричала Су-Хон, когда связь оборвалась окончательно.
Но она уже вернулась в Монтану, и ее голос цели не достиг.
400 МЕГАБАЙТ: ПРЕРЫВИСТОЕ РАВНОВЕСИЕ
400 мегов завис на грани самоупоения.
Уже тысячи поколений он хранит секрет успешной жизни в Водовороте. Хищники с мощными лапами и скрежещущими зубами преследовали его; соперники состязались с ним за каждое новое убежище, каждое пастбище; болезни старались выесть ему нутро. И все-таки 128 родил 142, а 142 родил 137 (тут пришлось подрезать избыточный код), 137 родил 150, и так далее, и так далее до нынешнего предкризисного состояния. И все благодаря тайне, закодированной в генах:
Если хочешь передвигаться по Водовороту быстрее, козыряй именем Лени Кларк.
Он не понимает, почему так. Да это и неважно. 400 знает точно: именно эта цепь букв открывает двери куда угодно. Ты можешь прыгать от узла к узлу так, словно дезинфекторов, файерволов и «акульих репеллентов» не существует. Без ущерба пройти сквозь лютую биомясорубку, через зельц, тогда как без защитного амулета «Лени Кларк» в кармане после такого любой гарантированно превращался в статические помехи. Даже Убежище — мифическое, недоступное Убежище, огромный шведский стол, практически нетронутый аппетитами живых, — когда-нибудь могло оказаться в досягаемости.
Только возникла проблема: слишком многие примазались к делу.
В Водовороте такая ситуация в порядке вещей: эволюция идет слишком быстро, полсекунды не проходит, как появляется куча подражателей, и они тут же открывают колесо, которое ты вроде как намеревался держать при себе. И теперь на бесплатных рейсах между свободными зонами становилось слегка тесновато. Бинарные лошадки еле тащились под грузом десятков попутчиков, причем каждый из них норовил ухватить частичку памяти, замедляя движение еще больше. В итоге файлы-переносчики стали привлекать внимание — контролеры контрольных сумм просто по логике понимали, что не может обыкновенная почта весить под сто гигов, а акулы пускали слюни на добычу, разжиревшую настолько, что она уже не могла двинуться с места.
Хочешь распространить свое семя по Водовороту? Впряги в повозку «Лени Кларк». Хочешь пойти на корм? Сделай то же самое.
Правда, такие проблемы возникли не у всех. Некоторые твари скакали повсюду так же быстро, как и всегда. Даже быстрее. Наверное, что-то знали. Или кого-то. 400 так и не смог выяснить их секрет.
Хотя вот-вот выяснит.
В данный момент он скрещивается с дальним родственником, их линии разошлись всего пару сотен поколений назад. Почти все гены остались прежними; многообразию это не способствует, но, по крайней мере, дело верное и уже опробованное. Оба партнера, например, имеют по несколько десятков копий «Лени Кларк», которыми обмениваются с бездумной интенсивностью.
Но нет гена, который был бы как остров, даже в Водовороте. Независимых локусов не существует. Каждый путешествует в компании с остальными, маленькими созвездиями взаимосвязанных черт, мусорным кодом, случайными сочетаниями. И скоро 400 выяснит, что не только «Лени Кларк» имеет значение, но и свита, с которой она путешествует.
Все кусочки выстраиваются для пересчета. Подпрограммы репликации маршируют вдоль строя, словно информационная РНК, готовые резать и копировать. Случай перетасовывает карты, оргазм выбрасывает их наружу, и 400 вводит «Лени Кларк» в кузена. Последовательности вроде «вампира», «Биб» и «Бетагемота» идут в комплекте.
Взамен, согласно традиционному кредо гермафродитов «ты — мне, я — тебе», он получает «Лени Кларк» с совершенно новым кругом друзей. Вроде «судного дня». «Разрушения». Или «лучшеподаватьхолодной».
По всем приметам еще один незначительный трах. Но после него для 400 все начинает меняться.
Неожиданно репликационный уровень зашкаливает в небеса. Раньше его потомство прозябало и хирело в захолустных кэшах, а теперь сам Водоворот выгребает их из небытия и копирует по тысячи раз. А в один прекрасный цикл фильтр безопасности Н'АмПацифик замечает, как несколько потомков 400 дрейфуют к северу от побережья Энергосети. Приняв тех за передачи высокоприоритетной важности, он передает их ближайшему умному гелю. Тот сканирует актуальные внедренные данные и отсылает копии в Убежище на безопасное хранение.
Ни с того ни с сего самые могущественные силы в Водовороте решили дать членам Клуба 400 все, чего те хотят. Клуб не интересуется причинами такого везения — только пользуются им.
Они больше не 400 мегов, не автостопщики.
Теперь они превратились в настоящего Иоанна Крестителя.
МИКРОЗВЕЗДА
Он слишком долго был не у дел. Начал терять хватку. Как еще объяснить, что Кен не заметил засаду, которую трое подростков со стеклянными глазами устроили на задворках Санта-Круса?
Конечно, сейчас у Лабина было немало забот. К примеру, надо было как-то свыкнуться с крайне тревожными результатами тестов. Он проводил их много дней, каждый раз отметая новые, неизменно чистые анализы, задавая все более специфические параметры на случай все более невероятных болезней, — и вот наконец нашел. Что-то поселилось в его крови — что-то, чего ни природа, ни Н'АмПацифик туда не запускали.
Что-то на удивление отсталое.
Из-за таких новостей забылся бы любой нормальный человек. Но того, кто однажды пересадил ядерную микробомбу из собственного брюха в сердце подстанции Труа-Ривьер без всякой анестезии, это не извиняло. Не извиняло Кена Лабина.
Такое непростительно. Нападавшие не тянули даже на бандитов; подростки, лет по шестнадцать — двадцать, закинулись каким-то нейротропом и явно считали себя непобедимыми из-за трансдермальных стероидов, роговичных накладок и шоковых дубинок. Пока Лабин отдыхал в Тихом океане, образ рифтеров отчего-то стал модным среди сухопутников. Дело, скорее всего, было в глазах. На дне линзы скрывали множество грехов, прятали страх, слабость и ненависть под масками глухого равнодушия. Там они давали защиту, выстраивали дистанцию, и слабые со временем становились сильными.
Здесь же, наверху, они всего лишь превращали слабаков в идиотов.
Нападавшие хотели денег или еще чего-то. Кен не вслушивался. Не стал даже утруждать себя предупреждениями. Нападавшие явно были не в настроении слушать.
Пять секунд спустя им хотелось лишь одного — бежать. Лабин — предвидев поведение жертв задолго до этого, на подсознательном уровне, — лишил их возможности пользоваться ногами. Он чувствовал чисто символическое, отстраненное нежелание переходить к следующему неизбежному шагу, но они увидели гораздо больше, чем позволяли соображения безопасности. Кен совершил ошибку — если бы он не был столь беспечен, то не допустил бы конфликта, — однако непоправимое уже случилось. Свободные концы топорщились, их пришлось обрезать.
Свидетелей не было. По крайней мере тут детям мудрости хватило. Не было криков — только тихие вздохи да мягкий треск сломанных позвоночников. Обошлось без пустой мольбы о пощаде. Одна девчонка даже попыталась заговорить, расхрабрилась, словно осознав, что достигла — с невероятной быстротой, ведь не прошло еще и минуты, — точки, за которой терять уже нечего.
— Mange de la marde, encule , — прохрипела девушка, когда Лабин склонился над ней. — Какого черта ты тут Лени Кларк изображаешь?
Кен моргнул:
- Что?
Девчонка плюнула кровью прямо ему в лицо и дерзко уставилась пустыми белыми глазами.
«Да, — подумал Лабин, — может, из тебя и вышел бы какой-то толк».
И сломал ей шею.
***
Все это тревожило. Он понятия не имел, что бывшая напарница успела прославиться.
Кен решил поискать «Лени Кларк» в Водовороте. Тот закашлялся и посоветовал сузить поиск: по предыдущему запросу вышло пятьдесят миллионов ссылок.
Кен приступил к исследованию.
Кларк была анархисткой. Освободительницей. Модным символом. Ангелом-мстителем, поднявшимся из глубин океана, дабы сровнять с землей систему, которая надругалась над ней и превратила в жертву. Кларк имела последователей; пока только в Н'АмПацифике, но молва о ней распространялась. Орды недовольных, беспомощных людей нашли человека, которого могли понять, такую же жертву, женщину с непроницаемыми глазами, научившуюся давать отпор. Правда, кому именно, согласия не было. Какой армии? Ни шепота. Кларк была русалкой. Кларк была мифом.
«Лени мертва», — напомнил себе Лабин, но ни одна из найденных им ссылок этого не подтверждала.
Может, Кларк все-таки сумела спастись. Энергосеть обещала эвакуировать «Биб». Лабин тогда, как и все, подумал, что их обманывают. А Лени единственная решила остаться и проверить.
«А если выбрались вообще все? Может, что-то случилось, когда я ушел...»
Он запустил поиск по остальным: Элис Наката, Майкл Брандер... Джуди Карако, для полноты картины. Водоворот знал многих людей с такими именами, но ни один из них не имел статуса Кларк. Кен прогнал тот же список через Убежище: результаты вышли более однородными, данные повыше качеством, но суть осталась прежней.
Только Лени Кларк. Нечто с ее именем заразило весь мир.
— Лени Кларк жива, — прошептал голос в ухе.
Лабин узнал его: один из стандартных бесплотных
подсказчиков, которые являются из Убежища в ответ на запросы пользователя. Кен с удивлением взглянул на экран. Никаких команд он сейчас не вводил.
— Это почти точно, — продолжил голос, далекий, лишенный всякой интонации, как будто он говорил сам с собой. — Лени Кларк жива. Температура и соленость в пределах нормы.
Он замолчал.
— Ты — Кеннет Лабин. Ты тоже жив.
И оборвал связь.
***
Анонимность. В ней заключался весь смысл.
Лабин знал нормы обслуживания в «Ридли» и в других подобных заведениях, незаметно для других разбросанных по всему миру. Здесь не сканировали сетчатку, не распознавали лиц. Хозяев заботило только одно: клиент не должен никому причинять вреда. В колбах из матированного стекла на четырнадцатом этаже царило равенство. Каждый становился никем. И все-таки кто-то в Убежище назвал его по имени.
Кен уехал из Санта-Круса.
В Монтерее находился еще один безопасный шлюз — в Пакард-Тауэр. В этот раз Лабин действовал наверняка и подключился к терминалу через три отдельных запястника, соединенных по цепочке и закодированных последовательностями с разными начальными числами. Он снова начал поиски Лени Кларк, аккуратно выбирая ветви запросов, не повторяя пути, пройденного в предыдущий раз.
— Лени Кларк сейчас в движении, — задумчиво произнес отдаленный голос.
Кен запустил процедуру отслеживания.
— Кеннета Лабина видели в Севастополе, — заметил голос. — Согласно недавним отчетам, за прошедшие восемьдесят четыре часа его заметили в Уайтхорсе и Филадельфии. Лени и Лабин вышли на путь воздаяния. Тебе так сильно нравятся аллитерации?
«Очень странно», — подумал Лабин.
— Мы ищем Лени и Кенни, — продолжил голос. — Мы хотеть переместить и распространить обоих в новое окружение с приемлемым уровнем солености, оно напрямую зависит от температуры в уже изученных природных условиях. Любишь ли ты рифмы?
«Это нейросеть, — догадался Кен. — Тюринг-приложение. Может, гель».
Что бы с ним ни беседовало, его явно не программировали; оно научилось говорить методом проб и ошибок, выработало собственные правила грамматики и синтаксиса. Лабин видел такие устройства — или организмы, или кем они там были — на демонстрациях. Они достаточно легко схватывали правила, но постоянно выдавали какие-то стилистические ляпы собственного изобретения. Почему такое происходило, проследить было трудно. Логика эволюционировала, синапс за синапсом, и не поддавалась обычному анализу.
— Нет, — бросил Кен пробный камень. — Рифмы не люблю я, да. Но, конечно, не всегда.
Последовала недолгая тишина.
— Прекрасно. Знаешь, я бы за такое заплатил.
— В лучшем случае посредственно. Ты кто?
— Я рассказываю тебе о Лени и Кенни. С ними лучше не связываться, друг. Ведь ты хочешь знать, на чьей стороне находишься?
— Ну так скажи мне.
Тишина.
— Эй!
Тишина. Вдобавок ничего не удалось отследить — источник заблокировал адрес возврата.
Кен подождал добрых пять минут на случай, если голос появится снова. Тот на связь не вышел. Лабин отключился от терминала и залогинился на другом, расположенном дальше в ряду. На этот раз он оставил «Лени Кларк» и «Кена Лабина» в покое. Вместо этого сохранил непонятные результаты анализа крови в открытом файле и пометил его ключевыми тегами; по идее, те должны были привлечь внимание определенных сторон. Кто-то проводил параллельное расследование, пришла пора их подманить.
Кен вышел, его беспокоило очевидное и очень неприятное совпадение:
Ядерной бомбой, которая испарила «Биб», управлял умный гель.
ПОДСКАЗЧИК
Прионы нет
Вирусы:
Адено нет
Арбо нет
Арена нет
Фило непатоген
Морбили бессимпт/хрон
Орби нет
Парамиксо бессимпт/хрон
Парво нет
Пикорна нет
Ханта резидентн
Ретро резидентн
Рота незнач
Бактерии:
Бациллы знач/норм
Кокки норм Мико/СпироИППП умерен
Хлам нет
Грибы не критич
Простейшие не критич
Нематоды нет
Платигельминты нет
Цестоды нет
Членистоногие нет
Доступ на рейс разрешен
— Вы уверены? Никаких... никаких алкалоидов спорыньи или психотропов?
Доступ на рейс разрешен. Пожалуйста, пройдите на регистрацию.
— У вас есть оборудование для МРТ?
Эта кабина оборудована для проверки пассажиров на наличие инфекционных заболеваний или паразитов. Вы можете посетить платную медкабину, если хотите провериться на предмет других расстройств.
— Где находится ближайшая медкабина?
Пожалуйста, не уходи.
— Я... Что?
Останься, Лени. Мы можем все уладить. Кроме того. Тебе надо кое с кем встретиться.
Экран потемнел. Динамик в ухе разразился статической отрыжкой.
— Это я, — неожиданно послышался голос. — Су-Хон. С автовокзала.
Лени выбежала в укрощенные зеленые джунгли Зала Д, перед этим схватила визор и сразу натянула его на глаза, не замечая удивленных взглядов людей вокруг и не останавливаясь.
— Ты не понимаешь, — тихо умолял голос в ухе. — Я на твоей стороне. Я...
Наружу вели стеклянные двери. Кларк резко толкнула их. Внезапный порыв ледяного ветра низвел глобальное потепление до худосочной абстракции. Зал ожидания дугой изгибался позади, подобно каньону в форме подковы.
— Я хочу тебе помочь...
Кларк дважды постучала по запястнику.
— Режим подачи команд, — ответил тот.
— Отключиться.
— Амитав ум...
— Отключаюсь, — подтвердило устройство и тут же заснуло.
Лени осталась одна.
Тротуар пустовал. Свет лился из лабиринта прозрачных трубочек, защищающих клиентов Маккола от зимы снаружи. Над крышами несся слабый вой турбин.
Два щелчка.
— Подключиться.
Тихое шуршание статики в наушнике, хотя запястник находился внутри двухметрового операционного радиуса.
— Ты там? — спросила Лени.
— Да.
— Что насчет Амитава?
— Перед тем как... В смысле... — Наконец голос зазвучал твердо: — Они все сожгли. И всех. Наверное, он...
Порыв ветра ударил Кларк в лицо. Русалка вдохнула мучительно холодный воздух.
— Мне жаль, — прошептала незнакомка в голове.
Лени развернулась и вошла внутрь.
ТЕПЛОВАЯ СМЕРТЬ
Дисплей был примитивным, скудные данные на темном фоне: широты и долготы, сетка GPS, наложенная поверх и центрованная по Международному аэропорту Калгари; моргала иконка «визуальный сигнал отсутствует», подтверждая очевидное с двухсекундным интервалом.
— Откуда ты знаешь? — выдохнул бесплотный голос в ухе Перро.
— Видела, как все начиналось. — Слышались резкие, раскатистые звуки обычной жизни аэропорта. — Мне жаль.
— Они сами виноваты, — произнесла Кларк, помедлив. — Подняли слишком много шума. Он просто... сам напрашивался...
— Сомневаюсь, что дело только в нем, — ответила Перро. — Там превратили в шлак целых девять километров побережья.
— Что?
— Думаю, там какая-то биологическая угроза. Амитав просто... попал под раздачу...
— Нет, — слова прозвучали так тихо, что казались шелестом статики. — Не может быть.
— Мне жаль.
«Визуальный сигнал отсутствует». «Визуальный сигнал отсутствует».
— Кто ты? — наконец спросила Кларк.
— Я управляю «оводами». В основном патрулирую местность. Видела, как ты вышла из океана. Какое влияние оказала на жителей Полосы. Видела, как у тебя случилось одно из твоих... видений...
— Как же мы любим подглядывать, — протянула Кларк, замолчала, а потом продолжила: — Это не я. Там, на Полосе. Это все Амитав.
— Он подхватил идею. А ты вдохнов...
— Я ни при чем!.
— Ладно. Хорошо.
«Визуальный сигнал отсутствует».
— Почему ты меня преследуешь? — спросила Кларк.
— Нас кто-то... связал. Там, на автовокзале.
— Кто?
— Не знаю. Может, один из твоих друзей.
Какой-то звук, нечто среднее между кашлем и смехом.
— Сомневаюсь.
Перро глубоко вздохнула:
— Ты... ты стала очень популярной, понимаешь. Люди о тебе говорят. Кто-то из них, наверное, тебя оберегает.
— От чего же?
— Не знаю. Может, от тех, кто устроил землетрясение.
— И что ты об этом знаешь? — Голос Кларк чуть ли не бил по ушам.
— Погибли миллионы, — ответила Перро. — И ты знаешь, почему. Только поэтому ты опасна для всех дурных людей.
— Значит, ты так думаешь.
— Ходят такие слухи. Я сама не знаю.
— Ты вообще как-то слишком мало знаешь, не находишь?
— Я...
— Ты не знаешь, кто я. Не знаешь, чего я хочу и что еде... Не знаешь, кто они и чего хотят. Просто сидишь и позволяешь собой пользоваться.
— А чего хочешь ты?
— Не твое собачье дело.
Перро покачала головой:
— Я помочь тебе стараюсь, между прочим.
— Дорогая, я понятия не имею, существуешь ли ты на самом деле. Почем знать, может, тот пацан из Саут- Бенда решил порезвиться.
— Из-за тебя что-то происходит. Что-то настоящее. Можешь сама посмотреть, если мне не веришь, весь Водоворот говорит. Ты вроде как катализатор. Даже если не понимаешь этого.
— И вот тут на сцену выходишь ты, причем не задаешь никаких вопросов.
— У меня есть вопросы.
— Тогда нет ответов. Может, я террористка. Или жарю детей на вертеле. Ты же не знаешь, но все равно прибежала с высунутым языком.
— Слушай, — оборвала ее Перро, — что бы ты ни делала, это...
«...не может быть хуже того, что уже есть...»
Она замолчала, пораженная этой мыслью и благодарная сама себе, что сдержалась, не сказала. С абсурдной уверенностью Су-Хон чувствовала, что за семьсот километров от нее Кларк улыбается.
Перро попыталась снова:
— Слушай, я, может, и не знаю, что конкретно происходит, но понимаю — идет какой-то процесс, и он вращается вокруг тебя. Могу поспорить, далеко не все, кто в курсе происходящего, находятся на твоей стороне. Можешь считать меня чокнутой. Прекрасно. Но даже я не рискнула бы проходить контроль в аэропорту с таким излучением, которое выдают твои имплантаты. Я бы убралась отсюда прямо сейчас и на ближайшее будущее забыла бы о полетах. Есть и другие способы путешествовать.
Су-Хон стала ждать. Вокруг мерцали тактические созвездия.
— Ладно, — наконец произнесла Кларк. — Спасибо за подсказку. Но у меня тоже есть для тебя совет. Перестань мне помогать. Помогай тем, кто хочет меня уничтожить, если сможешь их найти.
— Господи боже, ради чего?
— Ради самой себя, Сузи. Ради всех, кто тебе дорог. Амитав был... он не заслужил такой участи.
— Нет, конечно, не заслужил.
— Девять километров, говоришь?
— Да. Там выжгли все дотла.
— Думаю, это только начало. Отбой.
Звезды померкли вокруг Су-Хон.
СВИДАНИЕ ВСЛЕПУЮ
«Интересно? Ответь».
Странно видеть такую подпись под биохимическим графиком: тот походил на скособоченный крест из атомов углерода, кислорода и водорода — хотя нет, минутку, тут и сера затесалась, и азот на одной из перекладин, прямо там, где бы вбили гвоздь в запястье Иисуса (правда, судя по форме этой штуки, левая рука Спасителя была бы тогда в два раза длиннее правой). Метионин, сообщил подсказчик. Аминокислота.
Только перевернутая. Зеркальное отражение.
«Интересно? Еще как».
Файл притаился в утренней выборке по Бетагемоту, тихонько себе тикая. Целых несколько часов с начала смены у Ахилла не было даже минуты, чтобы просмотреть его. Супергрипп прожигал себе путь через Глазго, а какой-то новый микроб, питающийся углеродом — то ли мутант, то ли конструкт, никто понятия не имел, — выжрал целый кусок из Двухсотлетней дамбы, прямо из-под ног нескольких тысяч пассажиров рапитрана. Утро выдалось насыщенное. Но в конце концов Дежарден все-таки смог выкроить пару минут, слезть с акселерантов и передохнуть.
Он открыл файл, и тот прыгнул на него, словно на взведенной пружине.
Подсказчик с необычной услужливостью принялся объяснять, почему этот документ стоит его внимания. В обыкновенной ситуации они добывали свои сокровища, используя логические цепочки, чересчур изощренные для человеческих мозгов; по мановению волшебной палочки необходимая информация со всего мира появлялась в очереди, причем без всяких запросов. Но этот файл — он пришел с исчерпывающими поисковыми тегами, терминами, которые мог понять даже человек. «Карантин». «Пожары». «Станция "Биб"». «Источник Чэннера».
«Интересно?»
Никакого толку, слишком мало информации. Но как раз достаточно, чтобы привлечь внимание кого-то вроде Ахилла. Никакие это не данные на самом деле, а наживка.
«Ответь».
***
— Спасибо, что заскочили на огонек, — голос, как из жестяной банки, без картинки.
Дежарден включил собственный голосовой фильтр:
— Получил ваше сообщение. Что я могу для вас сделать?
— Нас связывает взаимный интерес к биохимии, — вежливо ответил незнакомец. — У меня есть информация, которую вы можете счесть полезной. И наоборот.
— А кто вы такой?
— Я человек, который разделяет ваш интерес к биохимии и обладает информацией, которую вы можете счесть полезной.
— На самом деле, — заметил Дежарден, — вы всего лишь программа-секретарь. Причем довольно примитивная.
Пустота не согласилась.
— Тогда ладно. Загрузите что хотите и снабдите тегами, как это свое приглашение. При следующем сканировании посмотрю и свяжусь с вами.
— Простите, — ответила программа. — Так не пойдет.
«Ну разумеется».
— А как пойдет?
— Я бы хотел встретиться с вами.
— Хорошо. Назовите время, я расчищу канал.
— Лично.
— Хорошо, так как я... Секунду, вы имеете в виду — в реале?
— Да.
— Зачем?
— Я по натуре подозрителен. Не доверяю цифровым изображениям. Я могу быть у вас через сорок восемь часов.
— А вы знаете мое местоположение?
— Нет.
— Знаете, если б я тоже не был «по натуре подозрителен», то уж точно стал бы таким сейчас.
— Тогда мы разделяем не только интерес к биохимии.
Дежарден ненавидел, когда приложения так себя вели — пытались шутить или тупо острить, желая казаться более человечными. Правда, в людях он эту черту тоже не переваривал.
— Если вы выберете время и место, где мы могли бы встретиться, — продолжила программа, — я обещаю подъехать.
— А откуда вы знаете, что я не в карантине?
«И если на то пошло, откуда я знаю, что ты не в карантине? Куда я, вообще, лезу?»
— Это не проблема.
— Да что ты такое? Какой-то тест на лояльность? Тебя Роуэн натравила?
— Я не понимаю.
— Потому что вот это совсем необязательно. Уж корп-то должен бы знать. — За кого бы ни договаривалась программа, он занимал высокое положение. Еще бы, так уверенно говорить о расходах на поездки. Если только вся затея не была чьим-то бессмысленным хитроумным розыгрышем.
— Я не провожу проверку на лояльность. Я прошу встречи.
— Ладно, хорошо. «Реактор Пикеринга». Наркобар в Садбери, Онтарио. Среда, в 19:30.
— Замечательно. А как я вас узнаю?
— Не так быстро. Я лучше сам к тебе подойду.
— А вот это проблема.
— И то верно. Если ты думаешь, что я побегу к кому- то, кто даже имени своего не называет, то тебе нужен новый патч.
— Как жаль слышать такое. Тем не менее это не имеет значения. Мы все равно можем встретиться.
— Нет, если никто из нас не будет знать, как выглядит другой.
— Увидимся в среду, — сказала ему программа. — До свидания.
— Секунду...
Нет ответа.
«Черт». Кто-то собирался встретиться с ним в среду. Он способен добраться до любого места под геостационарной орбитой всего за двое суток. Он знает о связи между источником Чэннера и Бетагемотом и, похоже, может узнать Дежардена вообще без каких-либо отличительных знаков.
Кто-то хотел с ним встретиться, желал он того или нет.
Дежардену все это казалось, мягко говоря, угрожающим.
