— Кой-Кой, из тебя отвратительный плащ, тебе об этом говорили?

— Если высокой домине будет удобнее, я приму облик девы и пойду рядом.

— Уж лучше прими облик девы, — ехидно посоветовала Кеа. — А то на плечах домины ты болтаешься, точно кусок драного гобелена!

— Я обещал моему другу Саади, что буду защищать высокой домине спину.

— Главное для нас — не привлекать внимания.

Я посоветовала им обоим помолчать. Сказать по правде, несмотря на изрядную тяжесть, с перевертышем на плечах шагать гораздо теплее. Кроме того, несмотря на наши насмешки, лучшее прикрытие для спины воина трудно придумать. Не зря «глаза пустоты» охотно нанимаются в телохранители к норманам, а уж те славятся разбойничьими выходками и умением наживать врагов. Норманы сами часто отдают своих мальчиков в орден рыцарей Плаща, так что они знают толк в подлой драке. Перевертыши плохо дерутся, в их тощих телах недостает взрывной мощи, но некоторые их умения перевешивают могучие мышцы берсерков и заговоренные клинки.

Когда-то мой грозный любовник Саади ходил на полюс, в страну чародеев Гиперборей, и для этого пути он тоже нанимал Кой-Коя. Конечно, не того, который висел сегодня у меня на плечах, а его дальнего родственника. Но это почти неважно. Свои истинные имена коричневые голыши тщательно скрывают, с тех пор как их народ выкурили из пещер Леванта. Якобы они поклялись, что для всех чужих достаточно и одного имени — Кой-Кой. Кстати, это имя имеет забавный перевод с их языка. Оно означает «тот, кто принесет тебе смерть».

Мы спустились с моста и некоторое время ожидали, пока промчатся колдовские экипажи. Чутье мне подсказывало, что пешему здесь дорогу не уступают. Корона уже ворочалась за горизонтом, когда мы перебежали открытое место и углубились в лес. Мы — это я, потому что обоих своих крайне полезных и нужных спутников Марте Ивачич пришлось таскать на себе. Зато в лесу я наконец немного согрелась.

Здесь произошла первая неприятность.

Нам пришлось подраться.

Кстати, за голой площадью оказался вовсе не лес, а вытоптанный, загаженный сад, в котором толпилось множество народу. Кой-Кой все же спустился на землю и принял облик женщины, совсем недавно прошедшей нам навстречу. Он обратился к первым же праздным гулякам с вопросом, где можно обсохнуть, получить кров и стол. В ответ они стали ржать, как стадо пьяных центавров.

Я попыталась прийти перевертышу на выручку.

— Мы счастливы, что можем первыми приветствовать прекрасных жителей четвертой тверди, — громким голосом объявила я. Они засмеялись. — Мы прошли через Янтарный канал благодаря вашему волшебному Камню… — Я показала им Камень пути.

Они захохотали еще громче. Остановились еще две группы молодых гуляк, а кто-то даже вылез из чудесной повозки. Кажется, они считали, что перед ними менестрели разыгрывают уличное представление.

— Мое имя — Марта Ивачич, я супруга благородного дома Зорана Ивачича, племянника балканского герцога Михаила…

Последние мои слова заглушил дружный нетрезвый хохот.

Кой-Кой кинулся мне на помощь. Он повторил свой вопрос со всей возможной вежливостью, но люди только отмахивались, а какая-то девка с голым животом даже бросила нам горсть монет. Кстати, женщины и мужчины здесь одевались в одинаковые голубые штаны, бесстыдно обтягивающие зады. Верхнюю половину тела они тоже скорее открывали, чем прикрывали разноцветными тряпочками. Я спрашивала себя, возможно ли, чтобы десятки встреченных, порой весьма смазливых, женщин служили в храмах любви? Во всяком случае, выглядели они призывно и дерзко. Здешняя ночь принадлежала нации, весьма далекой от склавенов. Встречались смуглые лица, черные локоны и хитрые лисьи глаза. По-прежнему я ни на ком еще не встретила оружия.

Перевертыш полез к очередной кучке хохотушек со своей витиеватой вежливостью и снова остался ни с чем.

— Это удивительно… — Кой-Кой явно сконфузился. — Они… они ведь поняли меня. Но почему-то не ответили.

— А что они говорили друг другу? — проницательно спросила Кеа.

— Гм… Кажется, они обругали нас. Вероятно, мне следует принять иной облик. Вероятно, здесь охотнее ответят на вопрос мужчины.

— Я чую запах жареного картофеля, — облизнулась Кеа. — А еще земляника, пиво, жареная птица…

Но и без нюхача я уже приметила харчевню. Это была самая диковинная харчевня, какую я встречала за всю свою жизнь. Она почти целиком была выстроена из прозрачного, отличной выделки, стекла. Всем известно, сколько стоит качественное стекло. Это лишний раз подчеркнуло безумное богатство города. Правда, на тропинке мне уже раза три под ноги кидались нищие, но нищие всегда жмутся к богатству, это естественно.

— Там горланят и пьют спиртное, — поделился Кой-Кой. — Кто может веселиться ночью? Только искатели приключений.

— Мы купим тут еды, домина Ивачич? — с надеждой спросил нюхач.

— Тебе лишь бы набить брюхо, — озлилась я. — Ладно. Кой-Кой, ты лучше превратись в мужчину и зайди первым. Мне почему-то кажется, что здесь еду заказывают мужчины. Кеа, ты хоть где-нибудь чуешь колдовство?

— Нет, домина. На несколько гязов вокруг нет следов даже слабых заклинаний.

— Кеа, нам необходимо найти хозяев этого города. Вполне вероятно, что они умеют скрывать свои силы под колпаком Грез. Я слышала о таком…

— Я поняла, Женщина-гроза. Я сразу скажу тебе.

Кой-Кой послушно обернулся мальчиком. Очевидно, он что-то не учел, потому что, стоило нам войти в стеклянные двери, за столами все прекратили жевать. На мой взгляд, Кой-Кой оделся вполне прилично — в оранжевую чалму сигха из высшего банджара, в просторную зеленую курту и пижаму и модные туфли из кожи аллигатора с пряжками из лучшей бронзы. На поясе — перевязь с двумя кинжалами. Кой-Кой поступил мудро, ведь любому глупцу на всех трех твердях известно, как опасно задирать варну потомственных воинов.

Разбойники северной твердыни сперва застыли в изумлении, потом стали показывать нам большие пальцы рук.

— Домина, они смотрят не на меня, а на тебя, — вскользь заметил Кой-Кой, направляясь к прилавку. — Может быть, нам лучше уйти?

— Нет, мы не уйдем. Я закрою лицо, так спокойнее.

Не для того я проделала столь опасное путешествие, чтобы прятаться от всякой швали по кустам. Здесь было довольно уютно и тепло, и табак вонял не так уж мерзко. Сквозь прозрачные стены ночные искатели приключений любовались рассветом, хотя половина зала упорно пялилась на меня. Особенно они оживились, когда я заняла свободный стол и положила возле себя мои клинки.

— Оба-на, а спинка-то у нас какая сладкая, — протянул юноша с пухлыми мокрыми губами, до того мирно сосавший свое пойло. — Оба-на, а на спинке-то ножички! Неужто настоящие, а?

— Домина, позади тебя… — Кой-Кой напрягся.

— Я вижу. Иди заказывай мясо!

Еще он меня будет учить, как вести себя с чернью! После того как я перегнала через тайные Янтарные каналы первые десять караванов вьючных лам с контрабандой, я перестала бояться крикливых пьяных мужчин в кабаках. Бояться надо тех, кто ведет себя тихо и смотрит в сторону. Например, таких, как мой любовник Саади.

— Ой, какие мы гордые и неприступные!..

Этот слюнявый идиот потянулся к моим заплечным ножнам. Я двинулась спиной навстречу и острием бронзового налокотника выбила ему несколько зубов. Он откинулся назад, перевернулся вместе со стулом и замолчал. С ним за столиком пили то же самое кислое дерьмо еще двое. Они неуклюже вскочили на ноги и стали настолько вяло махать руками, что я успела пристроить Кеа, до того как занялась ими всерьез.

Первому я внушила, что затянула его горло арканом. Он повалился рожей на стол, кроша тарелки с рыбой и томатами, а затем скатился на пол. Там он остался надолго, сипя и хрипя, сражаясь с несуществующей петлей на горле.

Второй приятель походил на бычка-трехлетку, но оказался гораздо умнее своих недоделанных братьев. Он оценил, как я кручу «двойной вензель» обоюдоострым бебутом, и удрал.

Больше за соседними столами не горланили и даже не пили. Кто-то громко икнул, когда я поставила корзину нюхача на свободный табурет. Кеа тут же высунула любопытный нос, после чего двое мужчин и женщина с соседнего стола поднялись и вышли. Они бросили недоеденное жаркое и вино!

Они увидели прыщавую желтую грушу, раздувшуюся до размеров тыквы, плоскую мордочку с морщинистой кожей и миленькие глазки, укутанные двойным слоем клейких ресничек. Но главное, они увидели гордость Плавучих островов — пористый сплющенный баклажан, который и делает нюхача лучшим нюхачом вселенной. Странные люди! Я бы невероятно обрадовалась возможности бесплатно поглазеть на нюхача, который стоил, как целый караван с шелком.

— Ты чуешь, как дела у Саади? — спросила я.

— Он здоров, и водомер здоров, — откликнулась Кеа. — Они оба — на том берегу, ищут лодку. Твоему мужу не хуже, он спит…

Стоило мне впервые за сутки вытянуть ноги и хотя бы чуть-чуть расслабиться, как вместо троих нетрезвых рабов появился трезвый и очень серьезный юноша в наглухо застегнутом сюртуке. Точь-в-точь прусский профессор, из тех, что учили моего любимого мужа! Юноша что-то произнес напряженным тонким голосом, не сводя глаз с нюхача.

— Он говорит, что нам лучше немедленно уйти, иначе он позовет кого-то… — перевел Кой-Кой. — У него на груди ярлык с именем «Владимир», он тут страж безопасности…

— Домина, у него пороховое оружие, — шепнула Кеа. — Но он боится его доставать. Боится, что не успеет.

— Правильно боится, — согласилась я. — Есть люди, которым оружие лучше не брать в руки.

Человек по имени Владимир моментально вспотел, стоило мне подняться. Под хохот и радостные возгласы выпивох я притянула его арканом к столу и настоящим ножом вспорола на нем одежду. Под сюртуком у стража порядка я нашла кожаный подсумок с удивительным вороненым пистолем. Это была первая вещь в этом мире, вызвавшая у меня восхищение.

Только непревзойденные знатоки механики могли сотворить такое чудо! Я толком не разобралась, как это оружие стреляет, и засунула пока кожаную сумку в корзинку к нюхачу. Кроме стального пистоля я нашла в сюртуке стража живой Камень пути и массу бумаги. Бумажки я случайно рассыпала, их тут же кинулись подбирать соседи.

— Домина, если ты отпустишь этого человека, он приведет много стражей порядка, — мурлыкнула Кеа.

Пришлось Владимира привязать к стулу. Следует отдать должное его благородству, он не кричал, не бранился и не мешал нам кушать.

Кой-Кой угадал, что заказывать следует у высокого прилавка. Там стояла молодая женщина с лицом, раскрашенным, как у храмовой танцовщицы.

— Мы желаем баранины, картофеля, сырых овощей и фруктов. А также молодого красного вина, одну бутыль, — произнес Кой-Кой.

— Баранины нет, есть только жареный цыпленок. — Женщина круглыми глазами следила, как ползает по полу мой бывший настырный сосед и рвет себе кожу на горле.

— Тогда четыре цыпленка. У вас есть гуава?

Женщина с раскрашенным лицом открыла рот и застыла, точно в нее выстрелили формулой льда. Но поесть нам все-таки принесли.

Вино у них оказалось похоже на прокисший сок, я едва не выплюнула все на пол. Цыплят мы уничтожили за несколько песчинок. Нюхачу не досталось ее любимой гуавы, пришлось довольствоваться неспелыми бананами, яблоком и очень странной, огромной земляникой, от которой у Кеа пошла сыпь по ее нежной лимонной коже. В течение следующих трех рассветов Кеа чесалась, словно подхватила под кожу личинку клеща, и почему-то дулась на меня. Словно это я уговаривала ее поесть ягод.

— Быстрее, нам надо спешить, — торопила я. — Кой-Кой, оторви вон ту занавесь и порви на тряпки для Кеа!

К нашему столу робко подходили трижды, пытались заглянуть под крышку корзины. Одному наглецу Кой-Кой проткнул палец острием кинжала, другого я облила вином, еще двоим пришлось сломать руки. Ничего особенного, привычные события для того, кто предпочитает ночь.

— Ой, а кто это у вас в корзинке? Это медвежонок?

— Ой, это, наверное, коала? Можно посмотреть?

— Ой, он у вас клубнику кушает, как смешно!

Мы с Кой-Коем посмотрели на восторгавшихся пьяненьких женщин, затем — друг на друга.

Они никогда не видели нюхача. Нюхач — это, конечно, большая редкость, даже на Хибре, не говоря уж о Зеленой улыбке. Но каждый школяр знает, как выглядит самый дорогой подарок султанов!

С печалью в душе я вынуждена была признать, что мы ужинаем не в обществе благородных дворян и почтенных купцов. Под конец нашего спешного ужина нам даже поаплодировали.

— Эти женщины, домина… — прошептал мне перевертыш, возвращаясь со второй порцией жаркого. — Неужели мы в притоне для продажных красавиц? Смотри, они не стесняются оголять животы, они прилюдно виснут на мужчинах…

Рассвет в стране раджпура всегда начинается с нежнейшего ветра, прохладный воздух ночи воскуряет ароматы лаванды, бугенвилий, тысячелистника и орхидей, за ароматами проснувшихся цветов из сырых ущелий доносятся первые птичьи трели, они безошибочно предвещают момент, когда первый медный луч Короны прорежет листву Обезьяньего дерева…

На четвертой тверди жемчужное покрывало рассвета так и не успело воспарить в молочной дымке снов. Потому что я ввязалась в драку. Кой-Кой собирался честно расплатиться, я дала ему два серебряных гульдена. Кой-Кой вернулся с известием, что серебро тут не принимают. Кажется, его слова услышали за соседними столиками.

— Эй, артисты, покажь свои жестянки.

Я проглотила оскорбление и велела перевертышу показать гульдены.

— Ребята, не знаю, откуда вы такие красивые, но здесь платят другими деньгами, — жеманно размахивая тонкими руками, заговорил пропыленный тип в красном шарфе и бархатной шляпе. — У вас есть обычные рубли?

— Ру-бли? — переглянулись мы с перевертышем.

— Он говорит о бумажных деньгах руссов, — сыто крякнула Кеа.

— Ага, вот такие. — Тонкий тип в бархатной шляпе кинул мне на стол пару вонючих бумажек.

— Бумага? А чем плохо мое серебро? — изумилась я. — Кой-Кой, скажи этой трактирщице — если ее не устраивают полновесные серебряные гульдены, я могу заплатить драхмами Хибра, лирами или пистолями…

Пожилой красавец в красном шарфе стал пробовать гульдены на зуб и неожиданно заявил, что даст за каждую монету по тысяче русских рублей. После чего к нему за столик подсел вежливый молодой человек с двухцветной прической, весь в золотых цепях, и тоже попробовал гульдены на вкус. Он весьма тактично попросил показать ему драхмы, или что мне будет угодно, и сообщил, что за гульден даст три тысячи, а за золотую драхму — пять.

— Соглашайся, домина, — квакнул нюхач. — Он уверен, что тебя обманывает, но в целом он не производит впечатление разбойника. Тебе все равно понадобятся местные деньги…

Я согласилась поменять два гульдена и одну драхму. Совершенно неожиданно у меня в руках оказалась целая пачка замусоленных бумажек. Выложи я такие «деньги» в зале Бухрумской торговой биржи, меня в лучшем случае подняли бы на смех. В лучшем случае.

Но на волшебной четвертой тверди люди, как выяснилось, легче верят в бумажные портреты, чем в честное слово и серебро…

— Эй, у тебя еще золото есть? — никак не унимался юнец с двухцветными волосами.

Рассчитаться русскими деньгами мы не успели. В таверну вбежали четверо, и через черный ход — еще двое. Я успела спрятать нюхача под стол, в следующую песчинку эти мрачные люди налетели, как стая голодных воронов. Завизжали женщины, у стеклянного выхода собралась трусливая толпа. Единственный человек, который, к моему удивлению, не испугался разбойников, — это был тот самый угловатый, длиннорукий тип в красном шарфе. Второй парень, в цепях, быстро исчез.

— Да они же сейчас все оплатят, — растерянно обратился он к стражам порядка, как назвал их Кой-Кой.

Однако никто его слушать не стал. Они так торопились, что опрокинули его столик и облили нашего заступника пивом. Я потом не раз убеждалась — здешние люди очень плохо слышат друг друга. Иначе как объяснить странную привычку выкрикивать оскорбления друг другу в лицо, с расстояния меньше локтя? Собственно, вообще непонятно, зачем дважды выслушивать оскорбления? Ведь если не ударить обидчика первым, завтра он ударит тебя в спину…

— Вот эти, вот они! — показывала на нас трясущимися жирными пальцами трактирщица.

— Это не стражники! — успел крикнуть перевертыш, ловко превратившись в хрупкую старушку-нищенку. — Этих злодеев вызвала подлая трактирщица!

— В чалме один был, точно турок был! — визгливо выкрикивала другая раскрашенная женщина, собиравшая со столиков грязную посуду. — Здесь он где-то, с ножами, в чалме!

Я произнесла формулу льда. На четвертой тверди, в самые первые часы, у меня создалось ложное впечатление, что заклинания требуют громадных усилий. Просто я тогда еще не научилась верно пользоваться элементалями и узлами сил, а главное — я не догадывалась употребить себе на службу удивительный источник колдовства — э-лек-три-чест-во.

До сих пор я произношу это страшное слово шепотом и непременно сопровождаю имя этого ужасного демона оберегающими заклятиями. Потому что…

Потому что я произнесла формулу льда, но четверо громил бежали ко мне, сосредоточенно и угрюмо. Я произнесла формулу льда вторично, скользнула в сторону, вращая одновременно сэлэмом и тяжелой секирой, как вдруг… стало темно. Формула льда подействовала, нападавшие застыли, точно облитые на морозе ледяной водой. Но застыли не только эти четверо, застыли еще человек пятнадцать тех, кто не успел сбежать из стеклянного зала, и подлая трактирщица с помощницей, и даже несколько пьяненьких девчонок с курительными палочками, которые шли по дорожке мимо… Стало темно, что-то зашипело, чавкнуло и жалобно затренькало. Стало темно не только внутри. Возле таверны взорвались сразу четыре высоких фонаря, дававших яркий болотный свет.

И почти сразу в тишине и темноте со всех сторон потек нежный хруст. Это, скованные формулой льда, разбились прозрачные окна-стены в нашей гостеприимной таверне. Окна еще осыпались хрустальным дождем, когда я подхватила корзину с окоченевшим нюхачом, подхватила перевертыша и выскользнула во мрак.

— Главное для нас — не привлекать внимания! — стуча зубами, передразнил нюхача Кой-Кой.