15
Не знаю я пути к созвездию Дракона.
Джордж Томас и Ливия Хоув, «Варьете Арктура», акт второй, 600 г.
– Этого нельзя было делать! – говорил Солли. Он был в ярости. – Нельзя было идти одной. Ты это знаешь.
– Да, – сказала она. – Теперь знаю. Больше никогда так не сделаю.
Он помолчал. Потом сказал:
– Ким, это наверняка был угорь или что-то в этом роде.
Ким находилась в номере отеля в Орлином Гнезде, сидя в халате на диване, подобрав ноги. Виртуальный Солли сидел в виртуальном кресле в проекционной зоне. За его спиной через широкое окно виднелся океан. Солли был дома.
– Не был это угорь, – с напором сказала Ким. – И мне это не примерещилось! – Она не смогла сдержать слез, и это еще больше ее сконфузило. – Это было на самом деле, Солли!
– Ладно, ладно, – сказал он.
– Что бы это ни было, оно там было, и это не был человек. Но взгляд был разумный. Эта штука смотрела прямо мне в душу.
– Ладно, – сказал он. – Но больше мы в воду не полезем, правда?
Ким сглотнула, овладевая собой.
– Ладно, – сказала она, но голос ее еще дрожал.
– Может, это был кальмар или что-то в этом роде, который пролез туда за тобой?
– Озеро пресноводное.
Солли долго молчал. Потом спросил:
– Ты это засняла?
– Нет, – ответила она. – Мне было малость не до этого.
– Так что же это было, по-твоему?
– Ты действительно хочешь знать, что я думаю? Да? Так вот, я думаю, что Шейел был прав. Я думаю, что они что-то с собой привезли. И пусть это звучит по-сумасшедшему, но я знаю, что я видела – то есть не знаю, но оно там было, и это не кальмар.
– Хочешь, чтобы я приехал?
– Нет, с меня хватит. Я через пару часов лечу домой.
Солли вздохнул с облегчением.
– Но ты не собираешься возвращаться к озеру?
– Нет. – Ким деланно рассмеялась. – Ни за что на свете.
– А что с лодкой?
– Я сказала прокатной конторе, где ее найти. Они взяли с меня за доставку, но меня это устраивает.
– Ну и хорошо. – Солли явно успокоился, и Ким была приятна эта его реакция. – А теперь давай минутку подумаем. Как эта штука могла пройти таможню? Как попала в лифт?
– Не знаю. Может быть, она была внутри кого-то. Может быть, она подчинила себе Эмили. И поэтому ее не было видно в бортжурналах.
– Ким! – Глаза Солли на миг потеряли фокус. – Чего ты начиталась? Ты хоть представляешь себе, как это звучит?
– Солли, ответов у меня нет. Я только видела то, что видела.
– Ладно. – Он посмотрел оценивающим взглядом. – Ким, уверена, что уже пришла в себя?
– Я в норме.
Ну да, как же.
– Я так понял, – сказал Солли, – что журналов «Охотника» тебе найти не удалось? В смысле настоящих?
Она поглядела в окно. Солнце сверкало на гранях пиков. Снаружи лежал нормальный мир.
– Нет. Но что-то там есть. – Она показала снимок эскиза на стене.
– Боже мой! – Солли наклонился вперед, прищурился. – Это же снова Эмили!
– Кажется, она была его любимой моделью.
– Это точно. Что у нее в руках?
Ким дала крупный план, посмотрела, как Солли разглядывает планету и корабль. Рассматривая «Доблестного», он нахмурился.
– А это что за штука? Черепаха?
– Какой-то корабль. Что странно, так это то, что такая модель стоит в кабинете Бена Трипли.
– Та же конструкция?
– Да.
– А какого черта она делает на этом эскизе?
– Солли, это может быть корабль инопланетян. Может, именно его они видели в космосе. – Ким поправила подушки. – Я думаю, они вышли из гипера возле одной из семи звезд и увидели вот это. – Она встряхнула фотографию. – Надо поискать и выяснить, существовал ли когда-нибудь корабль, похожий на этот. Трипли об этом не знал, так что я уверена, что такого корабля не было. Смотри, у него же нет ходовых труб – по крайней мере на модели нет, по рисунку сказать трудно. Насколько я знаю, все, что строили мы, построено с ходовыми трубами. Если я права, то корабль либо вымышленный, либо чужой. Если вымышленный, как он мог появиться и на фреске Кейна и на столе у Трипли?
Солли забарабанил пальцами по креслу.
– А зачем Трипли – Кайлу Трипли – нужна была бы модель?
– Не знаю. Получи ответ на это – быть может, и все остальные ответы прояснятся.
– Ладно, – сказал Солли. – Сменим тему.
– Да?
– Ты была права. Журналы полностью поддельные. По крайней мере с того момента, как произошла поломка двигателей.
– Возможно, это и есть первый вопрос. Была ли поломка?
– Вероятнее всего. Если нет и если при этом контакт был, он выглядит как запланированная встреча. А это сильная натяжка. Нет, думаю, можно допустить, что поломка была настоящей.
– О'кей. Если то, что мы видели в журнале, точно ее описывает, достаточно ли было ее, чтобы заставить корабль выйти из гипера?
– Несомненно. При любой неполадке двигателя надо сначала выйти из гипера, а потом начинать с ней возиться. Правило техники безопасности. Потому что иначе, если что-то случится, о тебе никто никогда ничего не узнает.
– Это уже кое-что. Теперь мы знаем, что журналы верны до момента возникновения неисправности. И что виртуальная Эмили появляется примерно в это время.
– И каков будет наш следующий шаг? – Солли заговорил чуть более низким голосом – прилив тестостерона подтолкнул его в ту сторону, в которую он идти не намеревался. – Что, если я прилечу в Северин и посмотрю, не удастся ли мне заснять эту штуку?
– Нет, Солли, я ее боюсь. Не хочу вообще иметь с ней дела.
– Не слишком научный подход.
– Плевать.
– Ладно.
Ким видела, что Солли несколько неловко, будто он думает, что должен немного поспорить, может быть, настаивать на том, чтобы прилететь. И она сменила подход:
– Ты уже решил насчет полета к Таратубе?
– Пока нет. А что? Ты тоже хочешь?
– Я хочу поговорить с Мэттом, не даст ли он мне взять «Мак». Если да, мне нужен будет пилот.
«Мак» – это был «Карен Мак-Коллум», один из двух звездолетов Института, находящихся сейчас на Гринуэе.
– Зачем тебе звездолет? Куда ты собралась?
– Хочу взять быка за рога.
– Не говори красиво. Что ты имеешь в виду?
– Надо выяснить, действительно ли была встреча «Охотника» с чужим кораблем.
– И как ты предлагаешь это сделать?
– Полететь туда и пошарить вокруг.
– Ким! – Он разглядывал ее, пытаясь найти в ее предложении смысл. – Речь идет о событиях почти тридцатилетней давности.
– Если они нашли цивилизацию, она никуда не делась.
– Но мы, кажется, говорим о корабле. И ты думаешь, этот корабль до сих пор там околачивается?
– Может, и нет, но это не важно.
– Как это?
– Следы все равно остались.
Ким сошла с поезда в заповеднике Бланшет и взяла такси до Темпеста, где располагался университет Орлин. Она впервые прилетела сюда после выпуска из университета, и ее поразило, как изменился город. Рекреационный комплекс «Мак-Фарлен» был заброшен, большая часть восточного кампуса стала общественным парком, а дома, кроме одного-двух, вылиняли и облупились.
И все же приятно было снова увидеть знакомые места, быть может, из-за их обыденности, принадлежности к солидному, предсказуемому миру. Здесь призракам делать нечего. От университета исходило спокойствие – от астрономического центра Томпсона, где все так же принимали постоянный поток изображений со всех обсерваторий из Рукава Ориона, от студенческого клуба «Пьяччи» с кафетерием, от парка Палфри, где она часто делала задания в хорошую погоду. К северу стоял лесок, и через него почти был виден дом, где Ким когда-то жила.
А вот тут, у конца тихой улицы, стоял дом, где Шейел Толливер собирал группы аспирантов и преподавателей на ланч и дискуссии по любым вопросам.
Никогда не ищите в дипломатических решениях сложности. За очень редкими исключениями, все они исходят – и это точное слово – из чьих-то эгоистических интересов. Кстати, не национальных интересов. Мы говорим о личностях.
Тогда Ким в это не поверила, приписав растущему с возрастом цинизму стареющего преподавателя. Она была идеалистки. Сейчас, несмотря на сохраненную веру в достоинство среднего человека, она была убеждена, что людям, чьи стремления направлены к власти, доверять нельзя – они, преследуя личные цели, забывают о благе людей.
Последний сбор неформальной дискуссионной группы Шейела случился за два дня до диплома. Это был прощальный сбор, студенты принесли сувениры для обмена, а Шейелу дали медаль с надписью ЗА НЕОСЛАБНУЮ АДЕКВАТНОСТЬ. Обыгрывалось его утверждение о том, будто стандарты группы настолько высоки, что даже адекватность – уже достижение.
Дом был построен из камня и стекла в стиле лесной усадьбы, с садом на крыше и большим эркером, выходящим сельскую дорогу. Над восточным крылом господствовал портик, сзади располагался бассейн. Уличный фонарь был включен для встречи Ким.
Она вспомнила, как стояла у бассейна на последнем собрании и пила лимонад – странно, какие мелкие детали застревают в памяти – с Шейелом, еще одним преподавателем и несколькими студентами, и разговор как-то перескочил на прискорбное состояние истории человечества: бесконечный калейдоскоп крови, отчаяния, коррупции, упущенных возможностей, угнетения, а зачастую – самоубийственной политики. И Шейел высказался по поводу того, что считал коренной причиной:
Есть обратная зависимость между властью, которой обладает человек, и уровнем функционирования его разума. Человек ординарного ума, приобретая власть любого рода, приобретает преувеличенное представление о своих способностях. Возле него собираются подхалимы. Решения перестают подвергаться критике. А возможности вмешиваться в жизнь других растут, и склонность это делать укрепляется. В конце концов получается Людовик Четырнадцатый, считавший, что сделал Франции много добра, хотя оставил после себя разрушенную страну.
Открылась дверь, и вышел Шейел. Посмотрев вверх, он помахал снижающемуся такси. Ким помахала в ответ. Флаер сел на площадку, и Шейел подошел подать ей руку.
– Рад тебя видеть, Ким, – сказал он. – Словами не передать, как я тебе обязан.
– Я рада была помочь.
Они стояли на ярком солнце, разглядывая друг друга. Шейел был одет в темно-синюю свободную рубашку с длинными рукавами и светло-серые штаны. Ким обратила внимание на бледность, которой на виртуальных изображениях не было заметно.
Такси улетело.
– Какие у тебя планы на этот день? – спросил он. – Можно тебя соблазнить остаться к ужину?
– Это очень мило с твоей стороны, Шейел, – сказала она. – Я бы хотела, но у меня напряженный график.
– Жаль, – сказал он, пропуская Ким в дом.
Она не помнила деталей обстановки, но книжные полки вдоль стен были на месте, и все те же стеклянные двери вели во внутренний двор. И в деревянной раме все та же копия Главного Листа, принципы которого легли в основу Устава правления.
– Я как раз вспоминала времена, когда ты нас тут собирал, – сказала Ким.
Он, казалось, был озадачен, и Ким было решила, что он забыл, как был открыт его дом для студентов.
– Да, – ответил он после паузы. – Сейчас я этого уже не делаю.
– Жаль, – сказала Ким. – Это было очень интересно.
– Сейчас приняли правила, которые запрещают собрания вне кампуса. – Шейел пожал плечами, оставляя тему. – Что прикажешь тебе налить?
Ким выбрала красное вино, и они ушли в кабинет Шейела.
– Мне жаль, что мы так мало выяснили о Йоши, – сказала она. – Полицейские сказали, что будут этим заниматься, но, как я уже говорила, я в этом далеко не уверена.
Она не поняла, что он смешал для себя. Цвет был лимонный, а пахло мятой.
– Я вполне понимаю, Ким. Ты что-нибудь узнала о своей сестре?
Она задумалась, не зная, как это сказать. Что-то, конечно, узнала.
– Нет, – сказала она. – Никаких следов.
– А как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Я читал репортажи, ты чуть не погибла.
– Да, это было приключение, – согласилась она.
Он поднес бокал ко рту.
– Мы всегда гадали, то ли Йоши была как-то ранена, то ли заблудилась – кто знает?
В кабинете были два ее портрета в рамах: на одном ребенок лет четырех стоит в патио, держа Шейела за руку. На второй, выпускной фотографии, девушка была во всей своей элегантности.
– Не знаю, утешение это или нет, – сказала Ким, – но она, по всей видимости, погибла сразу.
Предварительный отчет полиции еще не был составлен, и Ким не знала, страдала ли Йоши перед смертью. Но сказать такое все равно было уместно.
Шейел поглядел влажными глазами.
– Ужасно, когда так резко прерывается молодая жизнь.
Ким ничего не сказала.
Он посмотрел пристально:
– Я полагаю, ты вряд ли прилетела просто меня проведать. Что ты хочешь мне сказать?
Она ответила таким же пристальным взглядом:
– Сначала я хотела бы задать вопрос.
Он наклонился к ней.
– Когда ты впервые ко мне с этим обратился, ты сказал что в долине Северина что-то бродит на свободе. И если я в этом сомневаюсь, то могу туда поехать и провести там несколько часов.
– Да, вероятно, я что-то в этом роде сказал.
– Кажется, ты сказал, после заката.
– Я не помню разговора в подробностях.
– «Я это чувствовал. Поезжай посмотри сама. Но не езди одна». Вот что ты сказал.
– Согласен.
– Я это сделала, Шейел.
По комнате прошел холодок.
– И?..
– Ты был прав. Там что-то есть. Что ты об этом знаешь?
– Только то, что там что-то гнетущее. Пару раз я видел огни в лесу. Но ничего такого, что можно подержать и пощупать. – Он опустил глаза. – Высказывались мнения, что именно поэтому люди оттуда уезжали.
– А как они могли остаться? – спросила Ким. – Ведь плотину разрушили?
– Ее решили не восстанавливать именно потому, что люди покидали деревню. – Шейел полузакрыл глаза. – Тут богатая история. Посмотри в любом источнике. – Он подошел к полкам и снял несколько книг, постучал пальцами по одной из них, с серой обложкой и картинкой, изображающей освещенный луной призрак. – Особенно рекомендую вот эту: Кэтрин Клайн, «Призраки Северина».
Призрак не имел ничего общего с видением, которое предстало Ким.
Он перебрал остальные тома, комментируя в том же стиле, выкладывая их перед Ким.
– Они сильно перегружены подробностями, но свидетельства явные.
Ким проглядела книги, пока он наливал вино.
– Я там был несколько раз. Это уже годы прошли после моего разговора с Кейном. Плотину давно снесли, и деревня обезлюдела. Ты там была, ты знаешь, о чем я говорю.
Мне она не давала покоя. Быть может, потому что я знал, что это связано с исчезновением Йоши. Я тогда чувствовал, как что-то движется в темноте. Долина меня испугала. Меня не легко испугать, но ей это удалось. – Шейел ушел в себя. – А почему – мне не скажешь, что видела ты?
– На самом деле, ничего, – сказала она. – Но там очень тихо. Ты понимаешь?
Он кивнул:
– Ты узнала что-нибудь об «Охотнике»? Контакт был?
Она показала картинки:
– Я думаю, они встретили чужой корабль, и он, мне кажется, выглядел так.
Шейел наклонился, открыл ящичек стола и вытащил лупу. Навел ее на снимок.
– Ты действительно так думаешь?
Подавленный тон разговора сменился возбужденным интересом.
– Да, я так думаю. У меня нет доказательств. Даже серьезных доводов нет. Но я думаю, что так это было.
Шейел поглядел на фотографию фрески и вытаращил глаза.
– Боже мой, это же Эмили!
Медаль «За доблесть» сверкала в лучах полуденного солнца. Тора Кейн протянула руку, взяла ее и повертела, рассматривая. Прочла имя отца на обороте.
– Где вы ее взяли?
– В долине Северина.
Тора заметно помрачнела.
– Вы никак не хотите оставить это в покое?
– Я думала, вы захотите, чтобы она у вас была.
– Это зависит от обстоятельств.
– Каких?
Они стояли на берегу бухты Колеса, там же, где говорили в прошлый раз. Ким держала руки в карманах куртки. Прилив отступил, по песку бродили чайки.
– От того, что вы еще мне можете рассказать. Когда вы закончите разнюхивать, вы собираетесь выдвинуть обвинения против моего отца?
– Вы думаете, он совершил что-то противозаконное?
– Послушайте, Ким… – она прикусила язык на этом имени, – Маркис никак не был совершенством. Он был вспыльчив, не слишком тактичен, иногда забывал, что у него есть дочь. Но он по сути своей был человек достойный, и я знаю, что ни в чем мерзком он замешан быть не мог.
– Вы были когда-нибудь на вилле?
– В доме в долине? Конечно.
– Вы там бывали после взрыва на пике Надежды?
– Да. Я время от времени навещала отца. Я там жила детстве. Когда я выросла, мои родители не стали продлевать брак. Но я туда наезжала при каждом удобном случае.
– Могу я спросить, когда это было?
– Я уехала с виллы в шестьдесят девятом. Потом наезжала раз или два в год.
– Вы не помните, была ли в кабинете фреска?
– В кабинете? Нет, не помню, чтобы была.
– А вы бы увидели ее, если бы она была?
– Конечно. Послушайте, к чему вы клоните?
– Сейчас там фреска есть.
– И что?
– На ней изображена моя сестра.
– А! – Тора глянула на солнце. – Хорошо. Но я не вижу, что отсюда следует.
– Доктор Кейн, насколько я понимаю, ваш отец закрыл часть дома после экспедиции «Охотника». Вы что-нибудь об этом знаете?
– Часть дома?
– Кабинет.
– Это было его личное пространство. Ничего необычного в этом не было.
– Вас туда пускали?
Ким видела, что она обдумывает ответ.
– Нет, – сказала она. – В последние годы – нет. Он держал его запертым.
– Он не говорил почему?
– Нет. И меня это действительно не интересовало. И не понимаю, какое вам вообще до этого дело.
Ким кивнула:
– Благодарю вас.
– Теперь, если вы меня извините…
– Я прошу прощения, – сказала Ким. – Я понимаю, что вам не очень приятна моя личность…
Тора промолчала.
– Но я восхищаюсь вашим отцом.
– Рада слышать.
– Не думаю, что вам надо бояться за его репутацию.
Тора вздохнула, повернулась и пошла. Ким глядела ей вслед. До какой-то степени она сама верила тому, что сейчас сказала.
На следующий день у нее было выступление в Клубе Мореплавателей, который к морю отношения не имел, а был просто собранием пожилых граждан. Название означало, что эти люди полагают, будто проплыли свой жизненный путь, а теперь прибыли в тихую гавань, где собираются с удовольствием провести оставшееся время.
Печать клуба, изображенная на его баннере, содержала якорь и пять звезд – по числу главных принципов клуба, и его девиз: «Держись спиной к ветру». Ким прочла основные принципы, чтобы включить их в свое выступление. Это были стандартные трюизмы, вроде «Всегда держись на волне» или «По-настоящему неудачная попытка – это та, которая не была сделана».
Институт, сказала она мореплавателям, очень похож на их клуб.
– Его дело – расширять горизонты и бродить по космосу. И не всегда удача приходит с первой попытки. Так устроена жизнь. Так устроена наука. Как и вы, мореплаватели, мы не боимся неудач, и только так мы и узнаем новое.
Как обычно, она хорошо владела аудиторией и была награждена восторженной овацией. Ведущий искренне поблагодарил ее за то, что согласилась прибыть, многие рвались задавать вопросы или говорить комплименты, один попытался назначить свидание, а председатель клуба отвел ее в сторонку и объяснил, что каждую весну пятьдесят процентов взносов клуба обычно передаются достойному учреждению, как правило, образовательному. Он хотел, чтобы она знала, что ее речь произвела на него сильное впечатление, что остальные члены правления разделяют его чувства и что Институт может рассчитывать оказаться получателем ежегодного дара.
Она знала, что это будет немалая сумма, и была рада, что может отнести в Институт такую хорошую новость.
Мэтт ее ждал. Ким по общей атмосфере кабинета поняла, что не с хорошими вестями. Что-то случилось. Вряд ли коллеги знают подробности, но в них чувствовалось то же напряжение, что и в начальнике.
– Ты меня хотел видеть? – спросила она, остановившись в дверях.
Он разговаривал с ИРом – что-то насчет ожидаемого соотношения затрат и прибылей – и жестом показал ей войти, не прерывая разговора. При этом он на нее не смотрел, но в голосе его появилась холодная нотка. Закончив разговор, он повернулся, покачал головой с таким видом, будто живет во вселенной, к которой никак не приспособится, жестом попросил Ким закрыть дверь и, не говоря ни слова, включил ВР.
Ким села. На экране появился Бен Трипли.
– Это получено час назад, – сказал Мэтт.
Трипли сидел на краю стола, и вид у него был очень недовольный.
– Фил! – сказал он, очевидно, обращаясь к директору Филиппу Агостино. – Я просил вас сказать доктору Брэндивайн, чтобы она перестала влезать в мои дела. Сейчас из-за нее мне устроили допрос в полиции, и она совершенно недопустимым образом треплет имя моего отца. – Над плечом Трипли была видна передняя секция «Доблестного». – Должен вас известить, что я в настоящий момент пересматриваю вопрос о поддержке, которую оказываю Институту, поскольку у вашей организации слишком много свободного времени и она склонна копаться в давно опровергнутых слухах. Ставлю вас в известность, что, если в результате этого инцидента будет нанесен ущерб моей собственности или репутации, я с сожалением буду вынужден прибегнуть к защите закона.
Изображение мелькнуло и погасло.
– Прокрутить еще раз? – спросил Мэтт.
– Да, – сказала Ким. – Но без звука.
Он уставился на нее, захваченный врасплох, ожидая, что она отменит просьбу. Она этого не сделала, и он запустил запись снова. Ким подошла к столу, чтобы остановить воспроизведение, когда ей будет нужно.
– Директор дал мне указание попросить тебя написать заявление, – сердито сказал Мэтт.
– Трипли – псих.
– Он влиятельный псих, Ким.
Она остановила изображение. Трипли стоял с раскрытым ртом, наклонясь вперед, тыча пальцем в их сторону.
– Посмотри на это, Мэтт, – сказала Ким. Она попыталась увеличить изображение «Доблестного», но он и так занимал весь кадр.
– Ну вижу. Похоже на книгодержатель. Что дальше?
– Это модель звездолета.
Он пожал плечами:
– И?
– Мэтт, я уверена, что «Охотник» встретил корабль инопланетян.
– Ким…
– Доказать не могу, но ручаюсь чем хочешь. – Она показала на «Доблестный». – И вот как он выглядел. – Как эта модель.
– Да. Я понимаю, что это звучит глупо, но почти на сто процентов уверена.
– Если так, зачем Трипли держит это в секрете?
– Я думаю, он об этом не знает. Ни об экспедиции, ни о модели. Я считаю, что его отец сделал эту модель в местной мастерской сразу по возвращении. После взрыва бабушка Бена нашла корабль на вилле, решила, что это игрушка, и отдала внуку.
У Мэтта был такой вид, будто ему ботинки жмут.
– И какие у тебя факты?
Она рассказала ему о подделке бортжурналов, показала снимки картин на подводных стенах Кейна. О призраке в коридоре она промолчала.
– Как ты узнала, что журнал фальсифицирован?
– Его проанализировали.
– Кто?
– Эксперты.
– Об этом ты рассказывать не хочешь.
– Лучше не стоит.
Мэтт сделал глубокий вдох.
– Ким, мне очень жаль. Ты – ценный сотрудник организации, и я бы предпочел тебя не терять, но ты действительно не оставила мне выбора. Я хочу, чтобы ты пошла к себе в кабинет и написала заявление. Дату поставь через тридцать дней после сегодняшней. Таким образом я смогу выбить тебе зарплату за месяц. Но на работу не приходи. – Он глядел на нее через стол. – Сама знаешь, я бы так не поступил, если бы мог, но я же тебя, черт возьми, предупреждал! Предупреждал, что так будет.
Он с мрачным видом показал ей рукой на выход. Но, когда она направилась к двери, остановил ее.
– Ким, – сказал он, – если тебе нужна будет рекомендация, то сделай так, чтобы обратились ко мне, а не к институту.
Эти слова до нее не дошли.
– Мэтт, это несправедливо. Я ничего плохого не сделала. Не нарушила ни одной процедуры…
– Ты ослушалась директивы. Я же тебе говорил держаться подальше от этого… – Он запнулся, подыскивая слова, не нашел и в досаде описал рукой круг.
Ким полыхнула на него взглядом:
– А тебе плевать, в чем истина?
– Ким, что есть истина? Одна женщина мертва, другая пропала. Если это работа Кайла Трипли, это тоже уже не важно, потому что он ушел в лучший мир. Так что мы не ищем правосудия.
Ты нашла настольную модель и эскиз на стене, и на этом основании делаешь вывод, что кто-то встретил инопланетян. Если так, какого черта они об этом не сказали кому надо? И вообще никому?
– Не знаю, Мэтт. Но если тут ничего нет, зачем они подделывали журналы?
– Я не знаю, так это или нет.
– Можешь проверить, если хочешь. А когда ты это сделаешь и убедишься, что я тебе сказала правду, я бы очень хотела взять «Мак-Коллум».
Мэтт вытаращил глаза:
– Ким, ты просто чудо, я это говорю тебе от всей души. Но ты, кажется, не слышала, что я сказал: ты у нас больше не работаешь.
– Как прошло? – спросил Солли.
– Меня уволили.
На стенке у Ким висел снятый крупным планом «Доблестный» из кабинета Трипли.
– Черт побери, Ким, я же тебе говорил, что этим кончится.
Она тряслась от ярости, злости, чувства полной несправедливости.
– Может, как-то пронесет. Только посиди тихо какое-то время. Дай им шанс успокоиться и понять, что ты им нужна.
– Нет, – сказала она. – Думаю, этого не будет.
Они сидели, обнявшись, и какое-то время молчали.
– Послушай, – сказал наконец Солли. – У меня есть друзья в Абельштадте. – Абельштадт – это был большой научно-исследовательский центр на Пасифике. – Обещать ничего не стану, но могу замолвить словечко. Я думаю, это достойная возможность. И ты снова можешь стать исследователем.
– Спасибо, Солли. Может, потом. А сейчас у меня есть более срочное дело.
– Ты будешь дальше здесь копать?
– Вполне. А что мне теперь терять?
– Попадешь под судебный иск. И вообще, что ты еще можешь сделать? Куда податься?
– Я хочу доказать, что встреча была.
– И как ты это сделаешь?
– Рация «Охотника». Она же, как ты помнишь, всенаправленная. И с бустером.
Лицо Солли засияло.
– И ты думаешь, это получится?
– А что? Нужна только соответствующая аппаратура.
Ким и Солли обменялись взглядами.
– Тебе нужен будет звездолет. Я не думаю, что Мэтт согласился одолжить тебе «Мак-Коллум»?
– Вообще-то нет.
– И как ты собираешься решить этот вопрос?
– Я думала угнать звездолет.
– Ким!
– Я серьезно, Солли. Если придется, я это сделаю.
– В этом я не сомневаюсь.
– Солли, я не могу просто так все бросить. Если мы правы, это будет главное научное открытие всех времен. Мы получим славу, бессмертие, все, что хочешь.
– Богатство? – спросил Солли.
– Я думаю, невообразимое.
– Ага. Да, богатство – вещь хорошая. Но риск чуть великоват. Тебе придется вычеркнуть меня, Ким. Извини, но я провел черту перед воровством. Чем эта операция и была бы. – Он покраснел, губы его были поджаты, глаза тверды. – Прости, Ким, но это за чертой.
Действительно. Как она могла ожидать другого?
– Я тебя понимаю, Солли.
– А если зафрахтовать рейс? Или, еще лучше, взять корабль в аренду. Я его поведу.
Ким подумала. Нет, нужно специальное оборудование связи, которое есть на кораблях Института.
– Я тебе помогу расплатиться.
– Не поможет. Нужна ГЕСДО.
Так обозначалась гибкая единая система дальнего обнаружения. Она могла обнаружить импульс радиовещания за сотню световых лет.
– Ким, – сказал Солли. – Брось ты это.
Фирма «Гипер-яхт инкорпорейтед» имела парк звездолетов от изящных моделей для президентов корпораций до космобусов экономического класса. Но самые дешевые не имели лицензий на полеты за пределы Девяти Миров, а те, что получше, были невозможно дороги. А самое худшее – если бы Ким смогла заплатить цену и даже уговорить Институт дать ей оборудование, его нельзя было бы установить.
Отбросив эту мысль, Ким пошла домой смотреть на океан.
И рассылать резюме. Они разойдутся по дюжине институтов на всей планете, но Ким мало питала надежд на положительный ответ на любое из них. В графах «Текущие проекты» и «Последние результаты» мало что можно было написать.
«Нахожусь на грани установления контакта с разумным внеземным видом».
А как же.
Она вполне могла бы получить работу как сборщик средств но не хотела всю оставшуюся жизнь клянчить деньги. Можно просто уйти на покой, как почти все население. Получать ежемесячное содержание от правительства и сидеть на крылечке.
Она пошла побродить по берегу. Пляж особенно притягателен зимой, и унылая бесцветность вполне соответствовала ее настроению. Люди попадались очень редко. Одевшись в изолирующий костюм, Ким каждый день обходила остров вдоль крутых склонов, иногда нагибаясь рассмотреть ракушки.
Берег моря – место особое, думала она. Как опушка леса, как подножие горного хребта, где стоишь на краю обыденной жизни и смотришь на что-то совсем другое. Иногда Ким оставалась и после сумерек, глядя на прилив, давая ночи окутать душу. Берег для нее был сакральным местом, одним из тех, где соприкасаешься с бесконечностью.
Здесь было два океана: океан воды и океан пространства-времени, и после темноты они как-то сливались в одно. Выбери нужную точку, где единственным реальным звуком будет плеск прибоя, пойди по песку и ощути, как кровь пульсирует в ритме волн.
Берег океана есть, по определению, место встречи обыденного и величественного. Мы слушаем раковину и слышим шум собственного сердца.
Каждый день, приходя домой, она находила послание от Солли:
«Как ты? Как жизнь? Я говорил с людьми из Абельштадта. У них есть для тебя место, если ты согласна. Надо, конечно, пройти интервью, но договоренность уже есть. Я им про тебя рассказал, и они в восторге от перспективы».
Она отвечала вежливой благодарностью.
«Спасибо за все, что ты делаешь, но я не уверена, что мне это нужно». Орбитальный научно-исследовательский центр Моритами неожиданно пригласил ее на интервью на должность стажера-исследователя. Оно проходило в административном здании центра в Марафоне и прошло хорошо – интервью были одной из специальностей Ким. Когда ей сказали, что придется жить вне планеты, она поняла, что получила работу. Ей сказали, что позвонят, и она вышла на яркое солнце со смешанными чувствами. Однако хорошая сторона в том, что она снова займется астрофизикой.
Снова?
Правду сказать, она никогда по своей специальности не работала.
Дома ее ждал Солли.
– Как прошло? – спросил он.
Она не удивилась, что он знает. Мир физиков и астрономов был очень тесен, и информация расходилась быстро.
– О'кей, – сказала она. – Думаю, они меня возьмут.
Солли был одет в костюм для морских прогулок, на голове у него была капитанская фуражка с якорем. Фуражка была надета набекрень – такое он себе позволял только в присутствии Ким, поскольку знал, что выглядит в таком виде смешно и Ким это всегда веселит.
– Значит, ты получила, что хотела.
– Да.
– Больше не надо собирать средства.
– Нет.
– Так что, может, все и к лучшему.
Что-то такое прозвучало в этой фразе, или в тоне, или просто в нем самом, но вдруг Ким разозлилась и разревелась. Она так отчаянно хотела пойти по следу «Охотника». Узнать, что там было. Что сталось с Эмили.
– Ничего, детка, – сказал он, прижимая ее к себе и гладя по щеке.
– У тебя щека мокрая будет, – сказала она.
Он держал ее, пока она не успокоилась. Потом отступил на шаг, и его синие глаза засветились.
– Послушай, – сказал он, запнулся, снял фуражку, запустил пятерню в волосы, снова надел фуражку – на этот раз прямо. – Если ты еще не передумала, можем взять «Хаммерсмита».
Она вытаращилась, боясь, что ослышалась.
– Ты их уговорил дать нам корабль?
– Не совсем так, – ответил он. – Но я думаю, что мы могли бы его взять.
Через двадцать минут Ким позвонила в центр Моритами.
– Спасибо, что рассмотрели мою кандидатуру, – сказал она, – но меня некоторое время здесь не будет.
