Я сидел на кормовой банке, держа румпель, а Вольф – посредине, удерживая парус. Мы были уже во внешней гавани и как раз выходили из-под прикрытия скал; дул свежий бриз, подгоняя нас в сторону маяка на конце волнолома. Вода здесь была немного неспокойной, и время от времени волна перехлёстывала через невысокий планшир.

– Значит, вычерпывай её, Вольф, – скомандовал я, пытаясь поддержать свой авторитет шкипера.

Он беспокойно огляделся вокруг.

– У нас нет ничего подходящего, чтобы вычерпывать воду.

– Тут всего несколько капель.

– Хуже. Лодка протекает. Вода просто фонтаном бьёт. Смотри!

Когда я приподнялся с места, поток ледяной воды залил щиколотки, и я почувствовал, как вверх по ноге поднимается холодный страх. Мы погружались. Вода была ужасно холодной. Я лихорадочно огляделся вокруг в поисках помощи. До ближайшего судна было страшно далеко, и мы были обречены на смерть от истощения, которой предшествовало медленно надвигающееся безумие, по мере того как вода постепенно охлаждала бы наши тела и замораживала наш разум.

Перед лицом наихудшего я всё же сумел переключить своё внимание на более практические проблемы.

– Мы никогда не доберёмся до волнолома, – сказал я. Слева от нас нависала высокая чёрная скала. – Может быть, нам удастся выгрести к берегу, против ветра. Смотри, там пляж. Мы могли бы добраться до берега.

Это недалеко.

– Чем мы будем грести? – беспомощно сказал Вольф. Всю его напыщенность как ветром сдуло, он, казалось, уменьшился в размерах, сжавшись на центральной банке, обхватив себя руками и дрожа, в то время как вода дошла ему уже до пояса.

Лодка наполнилась с пугающей внезапностью. Вскоре она почти с краями оказалась под водой. Единственным, что выступало над поверхностью, были мы с Вольфом от груди и выше, а также мачта.

– Вольф, – осторожно сказал я, – не делай резких движений, а то всё рухнет. Просто вынь из-под себя сиденье и будем грести им к пляжу. Ладно?

В то же время я нащупал под водой рукоятку румпеля и взялся за неё.

Вдвоём, отчаянно дрожа, мы принялись продвигать лодку в сторону берега.

Ситуация была крайне необычной, и у меня возникали сомнения, нет ли какой-либо ошибки в моей теории, но судя по тому, как оставался сзади плавающий на поверхности мусор, мы, похоже, двигались. Наконец, мы достигли берега, выбрались из лодки и вытащили её на пляж.

– Тебе придётся придумать какое-то объяснение, – сказал Вольф. – Твой отец наверняка захочет знать, зачем ты спустил лодку на воду.

Я промолчал и критически оценил наше положение. Мы стояли на очень маленьком галечном пляже длиной шагов в тридцать. Шагах в пятнадцати от воды возвышалась отвесная скала. Карабкаться по ней вверх было бесполезно.

И тут я заметил большое круглое отверстие метрах в двух вверх по скале.

Оттуда сочилась бурая жижа.

– Что это? – спросил я.

– Это сточная труба, – поморщился Вольф.

– Великовата для сточной трубы, а? Достаточно большая, чтобы в неё залезть.

– Да, но лучше забудь об этом. Я не собираюсь лазить ни по каким сточным трубам, Алика-Дроув.

Я продолжал обследовать нашу территорию. Дойдя до её восточного конца, я забрался на большой валун, выступавший в море, подумав, что, может быть, есть обходной путь, но обнаружил лишь нагромождение камней с глубокой лужей среди них.

Я спустился к краю лужи и заглянул в глубину. Она была чистой и зелёной; казалось, там было пусто, и я уже собирался повернуться и уйти, когда мне почудилось какое-то движение у дна, среди покачивавшихся зелёных зарослей. Похоже, моё любопытство разделил снежник. Промчавшись мимо меня, он врезался в лужу. Однако я не услышал всплеска.

Когда я повернулся, озерцо среди камней сделалось непрозрачным и искрилось; над твёрдой поверхностью торчала задняя часть птицы. Её перепончатые лапы беспомощно трепыхались, а потом замерли. Я содрогнулся.

Секунду назад я собирался сунуть в эту лужу руку. Я подобрал камень и бросил: подпрыгивая, он пронёсся вдоль твёрдой мерцающей поверхности и упал в море. Краем уха я услышал, как Вольф зовёт меня, но продолжал зачарованно смотреть на лужу. Я собирался уходить, когда странная кристаллическая структура вновь растворилась в прозрачной воде. На поверхности плавал мёртвый снежник. Затем тонкая прядь серебристо-голубых нитей поднялась со дна лужи и мягко обвила птицу, увлекая на дно.

Потрясённый, я слез с валуна и вернулся к Вольфу. Он стоял вместе с группой детей, которые, казалось, материализовались из камня; они разглядывали лодку.

– Там ледяной дьявол, – сказал я вместо приветствия, а потом замолчал, когда они повернулись ко мне. Кроме Вольфа, на пляже стояли мальчишка и две девочки.

Одной из девочек была Паллахакси-Кареглазка.

Она нерешительно посмотрела на меня, похоже, узнав, потом снова отвела взгляд. Она ничего не сказала, и мне на ум тоже не шли никакие слова; я лишь пробормотал что-то вместо приветствия всем троим. Другая, уже почти девушка, была выше ростом и явно о себе высокого мнения – копия Вольфа в женском варианте. Их спутником оказался паршивый грязный мальчишка, полное ничтожество.

Он заговорил первым.

– С чего вы решили, что лодка поплывёт, если вы не вставили затычки?

Я опустил голову. Сопляк оказался прав. В транце было два отверстия, куда следовало вставить пробки. Я укоризненно посмотрел на Вольфа. Он глядел прямо перед собой, слегка покраснев.

– Ведь это ты шкипер, – холодно сказал он. – Ты должен был проверить свою собственную лодку, прежде чем выходить в море, Алика-Дроув.

– Сразу видно, невежественные туристы, которые пытаются строить из себя моряков, – сказала высокая девочка с презрением.

– Моряков, потерпевших кораблекрушение, – добавил мальчишка.

– Заткнись, Сквинт. Что ж, вам повезло, что мы оказались рядом, правда, Кареглазка? Как видите, мы знаем здешние места. Мы живём здесь круглый год. Верно, Кареглазка?

– Верно, – немедленно отозвался Сквинт, что-то жуя.

– Послушай, может быть, придержишь свой язык, Сквинт? Теперь… – Высокая девочка торжествующе разглядывала нас. – Полагаю, вы рассчитываете, что мы вытащим вас из того дерьма, в которое вы сами же и вляпались.

– Они вылезли из этой сточной трубы, Дроув, – устало сказал Вольф. – Словно бегунчики.

– Ещё что-либо подобное, и мы оставим вас здесь подыхать с голоду или сходить с ума от холода. А если бы вы забрались в этот штормовой водосток, вы бы никогда оттуда не выбрались без нашей помощи – там настоящие катакомбы.

– Один мой знакомый там как-то раз заблудился, – пропищал с набитым ртом неугомонный Сквинт. – Он блуждал там много дней и сошёл с ума, и, когда его нашли, от него остался один скелет, и птицы выклевали его глаза.

Высокая девочка какое-то время молчала, переваривая эту живую, хотя и неполную картину; затем утвердительно кивнула.

– Я помню эту историю. Помнишь, Кареглазка? Кареглазка оторвала взгляд от моря.

– Оставь их в покое, Лента, разве ты не видишь, что они промокли и замёрзли, и, если мы не заберём их отсюда, они скоро умрут, а если ты хочешь именно этого, то я не хочу. – Она выпалила все это на едином дыхании, и её лицо стало ярко-красным.

Лента хмуро посмотрела на неё, потом пожала плечами.

– Сквинт, забей дырки водорослями и отведи лодку назад. А вы следуйте за мной. – Она влезла в сточную трубу и скрылась из виду.

Вольф двинулся следом, за ним я, а Кареглазка держалась позади. Мы не могли идти по туннелю в полный рост, но медленно продвигались вперёд, полусогнувшись, чем-то напоминая лоринов. Впереди отдающийся эхом голос Ленты постоянно предупреждал нас о жутких последствиях поворота не в ту сторону, а прямо под ногами я слышал, или мне казалось, что слышал, какой-то шум и визг.

Кроме Ленты, все молчали; она взяла на себя роль лидера и наконец остановилась там, где сверху просачивался дневной свет. Вонь в этом месте была особенно сильной.

– Мы находимся под главным рыбным комбинатом города, – объявила Лента. – К счастью для вас, они сейчас не моют полы, и вся провонявшая рыбой вода не хлещет прямо сюда. Теперь пойдём по этому туннелю направо.

Если вы пойдёте налево, у вас могут быть большие неприятности.

Я врезался в Вольфа, который внезапно остановился; он раздражённо ткнул меня локтем в живот.

– Дальше некуда, – бросил он. Нервы его были на пределе.

– Здесь я вас покину, – объявила Лента без какого-либо сожаления. – Я живу дальше и предложила бы вам пойти ко мне и там привести себя в порядок, но моим родителям это не понравится. Они приличные люди, если вы понимаете, что я имею в виду.

Сзади послышался спокойный голос Кареглазки.

– Вы вполне можете пойти к нам и там помыться, если хотите.

– Спасибо, – сказал я. Вольф промолчал.

Она протиснулась мимо нас и взобралась по железным скобам, вделанным в стену вертикальной шахты. Несколько секунд она возилась наверху, затем полоска света над нами резко расширилась, превратившись в яркий прямоугольник. Кареглазка выбралась из отверстия и взглянула сверху.

– Поднимайтесь, – позвала она.

Я оказался в одном из самых чудесных помещений, которые когда-либо видел. Оно было невысоким и длинным. Вдоль каменных стен рядами выстроились громадные деревянные бочки, чаны и кадки, древние, таинственные и запретные, словно иллюстрация из книги моей матери. В углу я заметил несколько канистр, показавшихся мне знакомыми; я внимательно изучил их – естественно, они содержали спирт. Но не для машин, а для опустившихся типов, спивавшихся в баре «Золотого Груммета». Так говорила моя мать. В воздухе стоял очаровывавший меня густой запах спиртного.

– Пивной подвал, – спокойно отметил Вольф, для которого, по-видимому, это не представляло никакой романтики. – Зачем здесь выход в сточную трубу?

– Чтобы мыть бочки, – объяснила Кареглазка.

– Больше похоже на лазейку для контрабандистов. Должен тебе сказать, что мой отец работает на таможне, занимается всей этой контрабандой, которая пошла с тех пор, как началась война. Где вы взяли этот спирт? Он произведён в Асте!

– Оставь её в покое, – я сердито одёрнул парня. – Где твои мёрзлые манеры, Вольф? Мы здесь гости. Этот спирт был здесь за годы до того, как началась война. Все этим занимаются. И мой отец занимался. А ведь он парл.

Вольф сразу смутился.

Глаза Кареглазки светились благодарностью.