Глава 13
В больнице я провел почти целую неделю. Там я смотрел телевизор, много читал, и, несмотря на мое нежелание кого-либо видеть, меня навестили Чири, Ясмин и Лили, влюбленная в меня транссексуалка. Меня также ожидало два сюрприза: корзина фруктов от Умара Абдул-Кави и визит шести абсолютно неизвестных мне людей, жителей Будайена и кварталов, прилегающих к полицейскому участку. Среди них я узнал молодую женщину с ребенком, которой я дал денег в тот день, когда мы с Шакнахаем были отправлены на поиски Он Чонга.
Она оказалась такой же робкой и нерешительной, как тогда, на улице.
— О шейх! — произнесла женщина дрожащим голосом, ставя на мою тумбочку накрытую платком корзину. — Мы все молим Аллаха о вашем здоровье!
— Мне помогли ваши молитвы, — улыбаясь отвечал я, — потому что меня сегодня выписывают из больницы.
— Хвала Аллаху, — сказала женщина. Она обернулась к сопровождавшим ее людям. — Это родители детей, которых вы ежедневно одариваете деньгами на улицах и у полицейского участка. Они благодарят вас за щедрость.
Эти мужчины и женщины жили в такой же бедности, в какой прожил и я большую часть своей жизни. Казалось странным, что они не испытывали ко мне никакой зависти. Ведь мы иногда бываем так неблагодарны к нашим благодетелям. Еще в молодости я узнал, какое унижение принимать милостыню, особенно в таких стесненных обстоятельствах, когда гордость представляется излишней роскошью.
Конечно, все зависит от того, каким образом подают милостыню. Никогда не забуду, как я в детстве встречал Рождество. Местные алжирские христиане собирали корзинки с едой для меня, моей матери и моего маленького брата. Они входили в нашу жалкую развалюху и радушно улыбались, явно гордясь своим благородным поступком. Они смотрели сначала на маму, потом на меня и Хусейна, ожидая благодарности. Сколько раз я мечтал швырнуть эти проклятые консервы им в лицо.
Я опасался, что родители этих детей испытывают ко мне подобные чувства. Хорошо бы напомнить им, что они вовсе не обязаны выражать мне благодарность за добрые дела.
— Рад был помочь вам, друзья мои, — сказал я. — Но мною на самом деле двигали эгоистические побуждения. В Священном Коране сказано: «Те деньги, которые вы пустите на ветер, должны быть отданы родителям, ближайшим родственникам, сиротам, нищим и странникам. Горе вам, ибо что вы делаете с вашими деньгами! Аллах видит все!» Поэтому если я и трачу несколько киамов на добрые дела, то этим только облегчаю свою совесть после ночной пирушки с двумя белокурыми близнецами из Гамбурга.
Я заметил, что кое-кто из моих визитеров заулыбался. Это внушило мне уверенности.
— Даже если это так, — сказала молодая мать, — мы все равно благодарны вам.
— Меньше года назад я сам был беден. Иногда мне приходилось есть через день. Порой мне было негде ночевать, и я спал в парках и заброшенных домах. Теперь удача улыбнулась мне, и я всего-навсего возвращаю долг. Вспоминаю, с какой добротой все относились ко мне, когда я был в беде. — Все это было далеко от истины, но с моей стороны звучало чертовски благородно.
— А теперь мы покинем вас, о шейх, — сказала женщина. — Вам, наверное, пора отдохнуть. Мы просто хотели узнать, не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь… Мы были бы рады помочь вам.
Я внимательно посмотрел на нее, оценивая искренность ее намерений.
— Я тут разыскиваю двух молодцов, — заговорил я, — Он Чонга, торговца детьми, и убийцу Пола Яварски. Если вы что-нибудь узнаете о них, я буду весьма благодарен за информацию.
— Пусть Аллах дарует тебе мир и благополучие, шейх Марид Аль-Амин, — пробормотала женщина, пятясь к дверям.
Я заслужил эпитет! Она назвала меня Маридом Правдолюбивым.
— Аллах Йизалимак, — ответил я. И был искренне рад, что они наконец ушли.
Через час заявилась сестра и сообщила, что мой лечащий врач подписал распоряжение о выписке из больницы. Прекрасно! Я позвал Кмузу, и он принес мне чистую одежду. Новая кожа оставалась чрезвычайно чувствительной и уязвимой, отчего процесс одевания стал сушим мучением. Но я все равно был счастлив возможности вернуться домой.
— Этот американец Морган хочет видеть вас, яа Сиди, — сказал Кмузу. — Он должен что-то сообщить вам.
— Кажется, меня ждут хорошие новости, — заметил я, забираясь в автомобиль. Кмузу закрыл за мной дверцу, обошел автомобиль и сел на сиденье водителя.
— Вас еще ждут некоторые деловые вопросы. У вас на столе лежит большая сумма денег.
— Догадываюсь. Там должно быть два пухлых конверта, один от Фридлендер Бея, второй — моя доля выручки от клуба Чири.
Кмузу покосился на меня.
— У вас уже есть план, как потратить эти деньги, яа Сиди? — спросил он.
Я улыбнулся:
— Держишь темную лошадку?
Кмузу нахмурился. Я вспомнил, что он начисто лишен чувства юмора.
— Вы теперь очень богаты, яа Сиди. С этими деньгами у вас более ста тысяч киамов. С таким богатством можно совершить много добрых дел.
— А я и не знал, Кмузу, что ты ведешь такой строгий учет моих финансов. — Я уже подумывал о добрых делах. Бесплатная клиника для бедных в Будайене или благотворительная столовая были на мой взгляд самыми подходящими ориентирами. Моя реакция не на шутку растрогала Кмузу.
— Ах, как неожиданно, как замечательно! — воскликнул он. — Я всей душой одобряю ваше решение!
— Вот и хорошо, — кисло выдавил я, обдумывая, как построить дальнейшую речь новоявленного филантропа. — Не хочешь ли ты сам заняться этим? Все мое время отнимают дела Абу Адиля и Яварски.
— Я буду чрезвычайно рад. Не думаю, что у вас хватит денег на клинику, яа Сиди, но обеды для бедных — благородный жест.
— Хочется, чтобы это стало не просто жестом. Когда у тебя будут готовы планы и смета, дашь взглянуть.
Самым замечательным в этом разговоре было то, что наконец мне удастся направить энергию Кмузу в другое русло и держать его на некотором расстоянии.
Когда я вошел в дом, Юсеф осклабился и ответил мне поклоном.
— Приветствую вас у себя дома, о шейх! — торжественно возгласил он. После некоторой борьбы он отнял у Кмузу мой чемодан, и вдвоем они проследовали за мной по коридору.
— Вашу квартиру еще ремонтируют, яа Сиди, — тараторил по пути Кмузу. — Я перенес вещи в западное крыло. Квартирка на первом этаже, подальше от вашей матери и Умм Саад.
— Спасибо, Кмузу. — Я уже целиком ушел в мысли о предстоящей работе. Тратить драгоценное время на выздоровление я больше не мог. — Морган все еще там или мне позвонить ему?
— Он в приемной офиса, — встрял Юсеф. — Все в порядке?
— Да. Юсеф, отдай чемодан Кмузу. Он отнесет его в нашу временную квартиру. И открой кабинет Фридлендер Бея. Не думаю, что шейх станет возражать.
Юсеф размышлял с минуту.
— Конечно, — выдавил он наконец. Я улыбнулся:
— Вот и хорошо. Пока он выздоравливает, его делами займусь я.
— Ну, а я тем временем пойду, яа Сиди, — сказал Кмузу. — Можно мне приступать к работе над нашим проектом благотворительности?
— Еще бы. И как можно скорее, — поощрил я. — Ступай с миром.
— Да будет с вами Аллах, — ответил Кмузу и направился к крылу, где жили слуги. Мы же. с Юсефом проследовали в Папочкин кабинет.
Юсеф на пороге замялся.
— Можно мне впустить американца? — спросил он.
— Нет, пусть подождет пару минут, — ответил я. — Мне нужно включить англоязычную приставку, иначе я не пойму ни слова. Не окажешь ли такую любезность? — Я объяснил Юсефу, где она лежит. — Когда вернешься, впусти Моргана.
— Слушаюсь, о шейх. — И Юсеф поспешил выполнять мои распоряжения.
Сев в кресло Фридлендер Бея, я почувствовал неприятное волнение, словно бы занял место нечистой силы. Во всяком случае, ощущение не из приятных. У меня не было желания играть роль визиря Владыки криминального мира или законного представителя международной власти. Сейчас я был «шестеркой» у Папочки, но не приведи Бог, если с ним что-нибудь случится: я всегда оставался под рукой, чтобы стать его преемником. Но у меня-то были другие планы на будущее!
Несколько минут я просматривал бумаги на Папочкином столе, но не нашел ничего «жареного» и компрометирующего. Я уже собирался порыться в ящиках стола, когда вернулся Юсеф.
— Я принес всю коробку, яа Сиди.
— Спасибо, Юсеф. Позови Моргана.
— Слушаюсь, о шейх. — Мне начинало нравиться раболепие слуг, что тоже было плохим знаком.
Я подключил англоязычный дэдди как раз в тот момент, когда в кабинет вошел огромный блондин американец.
— Как дела, парень? — спросил он, усмехаясь. — Я не бывал здесь раньше. У тебя тут ничего — уютно!
— У Фридлендер Бея уютненько, — уточнил я, приглашая Моргана располагаться поудобнее. — Я всего-навсего мальчик на побегушках.
— Как скажешь. Хочешь услышать новости? Я откинулся на спинку стула.
— Где Яварски? — спросил я напрямик. Лицо Моргана вытянулось.
— Пока не знаю, парень. Я поговорил со всеми, но так ничего и не выяснил. Не думаю, чтобы он сбежал из города. Видимо, он где-то здесь, но уж больно хорошо спрятался.
— Это на него похоже. Ну, и какие же у тебя новости?
Морган поскреб небритый подбородок.
— Я нашел человека, который знает типа, работающего на Реда Абу Адиля. Этот человек занимается контрабандой. Во всяком случае, мой друг утверждает, что его знакомый слышал, как Пол Яварски грозился его обчистить. Похоже на то, что твой дружок Абу Адиль помог Яварски испариться.
— Из-за него погибли двое полицейских, но это Абу Адиля мало волнует.
— Точно. Абу Адиль нанял Яварски через эту контрабандную фирму и организовал его приезд в город. Не знаю, чего добивался Абу Адиль, но ты же знаешь профессию Яварски. Мой друг называет Яварски выпускником на тот свет.
— И сейчас Абу Адиль прилагает все усилия, чтобы Яварски не засекли?
— Вот именно.
Я закрыл глаза, обдумывая сказанное Морганом. Теперь все встало на свои места. У меня не было прямых доказательств, что именно Абу Адиль нанял Яварски для убийства Шакнахая, но в глубине души я был твердо убежден, что это его рук дело. К тому же я знал, что Яварски убил Бланку и остальных из черного списка в тетради Шакнахая. И я понимал, что двурушничество лейтенанта Хайяра помешает полиции найти Яварски. Даже если Яварски будет пойман, до суда дело не дойдет.
Я открыл глаза и посмотрел на Моргана.
— Продолжай поиск, парень, — напутствовал я его, — не думаю, что кто-нибудь еще этим занимается.
— А деньжата?
Я остолбенело уставился на него:
— Что?
— Мне что-нибудь причитается? Разозлившись, я вскочил с места.
— Ни черта тебе не причитается! Я обещал тебе остальные пять сотен, когда ты найдешь Яварски. Таковы были условия.
Морган встал.
— Ну ладно, парень, успокойся. Я не в претензии.
Я тоже смутился.
— Извини, Морган, — пробормотал я, — все эти дела просто сводят меня с ума. Ты тут ни при чем.
— Понимаю. Ведь вы с Шакнахаем были друзья. Хорошо, я продолжу поиски.
— Спасибо, Морган. — Я вышел с американцем из кабинета и проводил его до выхода. — Мы не дадим им легко отделаться.
— Их ждет расплата, верно, парень? — Морган, усмехаясь, опустил свою лапу на мое обожженное плечо. Я вздрогнул.
— Верно.
Я дошел с ним до поворота. Мне хотелось как можно скорей улизнуть из дома: если я сделаю это сейчас, то Кмузу не потащится за мной.
— Ты, случаем, не в Будайен? — спросил я.
— Нет, у меня другие планы. До скорого, парень!
Я вернулся и вывел машину из гаража. Самое время навестить свое заведение и посмотреть, на месте ли оно.
В клубе еще дежурила дневная смена и было пять или шесть посетителей. Индихар нахмурилась и отвела взгляд, когда я посмотрел в ее сторону. Я решил сесть за столик, а ие на свое обычное место за стойкой. Ко мне подошла Пуалани.
— Стаканчик «Белой смерти»? — спросила она.
— «Белой смерти»? А что это? Она пожала худыми плечами.
— Так Чири называет эту жуткую смесь джина и бингары, которую ты пьешь. — И она состроила гримасу отвращения.
— Да, принеси «Белой смерти». — Название мне понравилось.
На сцене Брэнди танцевала под пропагандистскую музыку сикхов, по необъяснимой прихоти моды эти ритмы стали пользоваться бешеной популярностью. Я же просто ненавидел эту музыку, как ненавидел и политические лозунги, даже самые ритмичные и удобно укладывающиеся в два музыкальных такта.
— Пожалуйста, босс, — сказала Пуалани, бросив передо мной салфетку пришлепнув ее стаканом. — Ты не против, если я присяду?
— Садись.
— Я хотела тебя о чем-то спросить. Я давно думала сделать себе имплантат, чтобы пользоваться модди… — Склонив голову, она посмотрела на меня выжидательно, словно я мог не понять сказанного.
— Хм… — произнес я. С Пуалани можно общаться только односложно, иначе разговор будет продолжаться всю оставшуюся жизнь.
— Все говорят, что ты знаешь об этом больше других. Не можешь ли ты рекомендовать мне кого-нибудь?
— Врача?
— Ну да.
— Врачей, делающих такую операцию, много. И. почти на всех можно положиться.
Пуалани капризно надулась:
— Я-то думала, ты посоветуешь мне врача, к которому я могу пойти по твоей рекомендации.
— Доктор Лизан не занимается частной практикой, но его ассистент доктор Йеникнани вполне надежный человек.
Пуалани бросила на меня быстрый взгляд: — Ты запишешь для меня его фамилию?
— Конечно. — Я нацарапал фамилию и телефон на салфетке.
— А ты не знаешь, — спросила она, — искусственной грудью он не занимается?
— Не знаю, лапочка.
Пуалани уже истратила небольшое состояние на телесные трансформации. У нее была очаровательная попка, округленная посредством силикона, подчеркнутые с его же помощью скулы, форму носа и подбородка она также изменила. Кроме того, у нее имелись имплантированные груди. Пуалани обладала потрясающей фигурой, и. увеличивать грудь с ее стороны было бы ошибкой. Но я уже давно убедился, что спорить с танцовшицами по поводу размеров их бюста бесполезно.
— Спасибо тебе, — вздохнула она, явно разочарованная.
Я отхлебнул «Белой Смерти». Пуалани и не собиралась уходить. Я ждал, что она скажет еще:
— Ты знаешь Индихар? — спросила Пуалани.
— Конечно.
— Она в беде. У нее отчаянное положение.
— Я пытался дать ей взаймы, но она не берет. Пуалани покачала головой:
— Она не возьмет, но, может быть, ты найдешь другой способ помочь ей? — Она встала и побрела к столику, за которым сидели два азиата в матросских шапочках.
Временами так хочется уйти из реального мира с его проблемами! Я пригубил еще из своего стакана, затем встал и направился к бару. Индихар меня заметила и приблизилась.
— Принести тебе чего-нибудь, Марид? — спросила она.
— Скажи, пенсия Иржи тебя не очень спасает? Она раздраженно взглянула на меня, отвернулась и отошла к другому концу стойки.
— Мне не нужны твои деньги, — сказала она. Я подошел поближе.
— Речь не о деньгах. Как бы ты посмотрела на предложение надомной работы, которой можно заниматься, когда захочешь, и попутно присматривать за детьми. Не надо будет платить беби-ситтеру.
Индихар обернулась.
— О чем ты? — недоверчиво спросила она. Я улыбнулся:
— У меня идея поселить тебя вместе с малышами Иржи, Захрой и Хакимом в пустующей квартире Папочкиного дома, сэкономите кучу денег.
Она задумалась.
— Даже не знаю… А на что я там?
Мне необходимо было срочно придумать какую-нибудь вескую причину:
— Это из-за моей матери. Нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за ней. Я буду платить тебе, сколько скажешь.
Индихар хлопнула по стойке рукой.
— У меня уже есть работа, забыл?
— Ну, — откликнулся я, — если дело за этим, ты уволена.
Ее лицо побелело.
— О чем ты говоришь, черт возьми?
— Подумай, Индихар. Я предлагаю тебе прекрасную бесплатную квартиру с питанием плюс еженедельно солидную сумму денег и сокращенный рабочий день, учитывая, что моя мамочка не способна на сумасшедшие поступки. Ты сможешь присматривать за детьми, тебе не надо будет раздеваться и танцевать и к тому же иметь дело с пьяными придурками и ленивыми коровами вроде Брэнди.
Ее брови поползли вверх.
— Марид, я смогу дать тебе окончательный ответ, — сказала Индихар, — когда разберусь, в какую авантюру ты хочешь меня втянуть. Все это слишком заманчиво, дорогой, чтобы быть правдой, если, конечно, у тебя сейчас нет модди Санта-Клауса.
— Ладно, подумай, поговори с Чири. Ты ей доверяешь. Послушай, что скажет она.
Индихар кивнула. Она все еще смотрела на меня с недоверием.
— И запомни: даже если я соглашусь, — заявила она, — я не стану с тобой трахаться.
Я вздохнул:
— Хорошо, — и вернулся за свой столик. Минуту спустя рядом со мной сел Фуад Иль-Манхус.
— Однажды утром я проснулся, — проблеял он своим гнусавым голосом, — а моя мама говорит мне: «Фуад, у нас кончились деньги, поймай одного цыпленка и продай его».
Он завел одну из своих старых сказок. Фуаду так недоставало внимания, что он готов был сделать из себя посмешище, лишь бы развеселить меня. Самое грустное заключалось в том, что даже самые фантастические истории Фуада имели вполне реальную основу.
Он не сводил с меня глаз, пока не убедился, что я все понял.
— Так я и сделал. Пошел в мамочкин курятник и стал гоняться за цыплятами, пока не поймал одного. Я нес его под гору, потом в гору, потом через мост, потом по улице, пока не пришел на птичий рынок. Раньше я никогда не продавал цыплят, поэтому не знал, как мне быть дальше. Весь день я простоял на площади, пока торговцы не стали сгребать деньги и ящики и грузить непроданный товар на телеги. Я уже слышал вечерний призыв к молитве и понял, что времени осталось немного.
Я подошел к одному человеку и сказал, что хочу продать цыпленка. Он посмотрел на него и покачал головой:
— У этого цыпленка совсем нет зубов.
Я тоже осмотрел цыпленка, и, клянусь Аллахом, покупатель был прав. У цыпленка не было ни единого зуба. Поэтому я спросил:
— Сколько же вы мне за него дадите? И человек дал мне горсть медяков.
И я отправился домой; одну руку я держал в кармане, а в другой нес медяки. Когда переходил по мосту через канал, огромная туча комаров собралась над моей головой. Я замахал руками, чтобы разогнать их, и так перебежал через мост. На другой стороне я увидел, что денег у меня больше нет. Я уронил все медяки в воду.
Фуад осторожно кашлянул.
— Эх, стаканчик бы пива, Марид, — намекнул он. — Так пить охота!
Я махнул рукой Индихар,
— Платишь ты? — спросил я. Его длинное лицо еще больше вытянулось. Вид у него был как у щенка, которому вот-вот зададут трепку. — Шутка, — сказал я. — Сегодня я угощаю. Хочу послушать, чем кончилась эта история.
Индихар поставила перед сказочником кружку пива и осталась, чтобы дослушать историю.
— Бисмиллах, — пробормотал Фуад и сделал большой глоток. Он поставил кружку, взглянув на меня с благодарностью. — Когда я пришел домой, моя мама была в ярости. У меня не было ни цыпленка, ни денег.
— В следующий раз, — сказала она, — клади выручку в карман.
— Ах, как же я сам не догадался!
На следующее утро мама разбудила меня и велела отнести на базар другого цыпленка. Я оделся и отправился в курятник, поймал одного и понес сначала под гору, потом в гору, потом через мост, потом по улице на базар. На этот раз я не стоял целый день на солнцепеке, а сразу пошел к торговцу и показал ему второго цыпленка.
— Этот такой же, как вчерашний, — сказал он. — И к тому же он весь день будет занимать у меня место на телеге. Но знаешь, что я сделаю? Я дам тебе взамен цыпленка большой кувшин меда.
Сделка была удачной, потому что у моей мамы оставалось еще четыре цыпленка, но совсем не было меда. Поэтому я взял кувшин и пошел домой. Но только я перешел через мост, как вспомнил, что говорила моя мама. Я открыл кувшин и вылил мед в карман. И у самого дома я обнаружил, что весь мед вытек.
Моя мама рассердилась пуще прежнего.
— В следующий раз, — сказала она, — неси его на голове.
— Ах, как же я сам не догадался!
На третье утро я поймал другого цыпленка, понес его на базар и показал торговцу.
— У вас что — все цыплята такие плохие? — спросил он. — Ну, так и быть, во имя Аллаха, я отдам тебе свой ужин за этого цыпленка. — И торговец дал мне творога.
Я вспомнил, что говорила мне мама, и положил творог на голову. Я пошел сначала по улице, потом через Мост, потом под гору, потом в гору. Когда я пришел домой, моя мама спросила, что мне дали за цыпленка.
— Творог на ужин, — сказал я.
— Где же он? — спросила она.
— На голове, — сказал я.
Она посмотрела на меня и потащила мыться. Она вылила на мою голову целый кувшин холодной воды и стала скрести ее жесткой щеткой. Все это время она кричала на меня и ругала за то, что я положил творог на голову.
— Ах, как же я сам не догадался!
И вот на следующее утро я пошел в курятник и поймал самого хорошего, жирного цыпленка. Я вышел из дома, тюка моя мама еще спала, и понес цыпленка под гору, потом по улице, на птичий рынок.
— Доброе утро, друг мой! — встретил меня торговец. — Я вижу, ты принес еще одного старого беззубого цыпленка.
— Это очень хороший цыпленок, — возразил я, — и я хочу получить за него хорошую цену.
Торговец внимательно осмотрел цыпленка, что-то пробормотал себе под нос.
— Знаешь, — сказал он наконец, — у него слишком часто натыканы перья.
— А разве так не должно быть? — спросил я. Торговец указал на груду ощипанных цыплят без головы:
— Видишь, они без перьев?
— Вижу, — отвечал я.
— Ты когда-нибудь жарил цыпленка с перьями?
— Никогда, — сказал я.
— Тогда послушай меня. Чтобы выдернуть перья, требуется много времени и сил. Я могу предложить тебе за маленького цыпленка вот этого большого сильного кота.
Я подумал, что это неплохая сделка, потому что кот будет ловить мышей и крыс, которые бегают в курятник и воруют у цыплят корм. Я вспомнил, что говорила мне мама, и осторожно взял кота в руки. Когда дорога шла под гору, кот начал рычать, плеваться, извиваться и царапаться. Я не смог удержать его в руках, он вырвался и убежал.
Я знал, что моя мама снова рассердится.
— В следующий раз, — сказала она, — привяжи его на веревку и тащи за собой.
— Ах, как же я сам не догадался!
У нас оставались только два цыпленка, и на следующее утро мне пришлось долго ловить одного, хотя мне было все равно, какого поймать. Когда я добрался до базара, торговец был очень рад меня видеть.
— Хвала Аллаху, сегодня утром мы оба в добром здравии, — улыбаясь, сказал он. — Я вижу, у тебя цыпленок.
— Да, — сказал я и положил цыпленка на покосившуюся доску, служившую ему прилавком.
Торговец взял цыпленка, взвесил его в руках и постучал по Нему пальцем, как по спелой дыне.
— Эта курочка несет яйца? — спросил он.
— Конечно! Это лучшая несушка у моей мамочки.
Торговец покачал головой и нахмурился:
— Видишь ли, это плохо. От каждого снесенного яйца курочка худеет. Она была бы хороша, если бы не несла яиц. Ты вовремя принес ее мне, пока она не растаяла, как дым.
— Но яйца тоже стоят денег, — сказал я.
— Яиц я пока не вижу. Знаешь, я предложу тебе этого убитого ощипанного цыпленка, готового к жарке, взамен твоей несушки. Другие торговцы птицей не дадут тебе больше. Когда они услышат, что твоя курочка — хорошая несушка, ты не получишь за нее даже двух медяков.
Мне повезло, что я так понравился этому человеку, иначе он не открыл бы мне столько секретов. Поэтому я обменял свою дешевую несушку на ощипанного цыпленка, хотя, на мой взгляд, он выглядел тощим, был какого-то необычного цвета и даже имел странный залах.
Я вспомнил, что говорила мне мама, обвязал цыпленка веревкой и потащил домой.
Вы бы только слышали, как кричала на меня мама, когда я пришел. От бедного ощипанного цыпленка остались одни косточки.
— Клянусь зеницей ока, — кричала она, — ты глупее всех на земле ислама! В следующий раз неси его на плече.
Ах, как же я сам не догадался!
И вот остался только один цыпленок, и я пообещал себе, что завтра окажусь удачливее. На этот раз я не ждал, пока моя мама разбудит меня. Я встал пораньше, умылся, надел свою лучшую одежду и пошел в курятник. Целый час я гонялся за лучшим мамочкиным цыпленком. Его звали Муна. Наконец я схватил бьющуюся птицу, вынес ее из курятника и понес под гору, потом в гору, потом через мост по улице на рынок.
Но в то утро торговца птицей не оказалось на месте. Я постоял несколько минут, удивляясь, куда мог подеваться мой друг. Наконец ко мне вышла девушка. Она была скромно одета, как подобает истинной мусульманке, лицо ее было спрятано под покрывалом. Когда девушка заговорила, по ее голосу я понял, что Она, вероятно, самая прекрасная из всех женщин, которых я когда-либо встречал.
— Так можно нажить себе кучу неприятностей, — заметил я Фуаду. — Я уже совершил много подобных ошибок, влюбляясь по телефону.
Фуад нахмурился, недовольный тем, что я перебил его, и после моих слов продолжил свой рассказ:
— Она была, вероятно, самой прекрасной из всех женщин, которых я когда-либо встречал. И тут девушка сказала мне:
— Вы — тот самый джентльмен, который каждое утро продавал моему отцу цыпленка?
— Наверно, — сказал я. — Но я не знаю, кто ваш отец. Это его лавка? — Девушка ответила, что его. — Тогда я тот самый джентльмен, а это — мой последний цыпленок. И где же ваш отец сегодня?
В ее глазах заблестели слезы. Она грустно посмотрела на меня (я мог видеть лишь нижнюю часть ее лица) и сказала:
— Мой отец серьезно заболел. Доктор говорит, что он не доживет до вечера.
Я был очень расстроен.
— Да помилует Аллах твоего отца и дарует ему здоровье. Ведь если он умрет, мне сегодня придется продавать своего цыпленка кому-нибудь другому.
Девушка ничего не ответила, ей, вероятно, было безразлично, куда я дену своего цыпленка. Помолчав, она сказала:
— Мой отец велел мне разыскать вас. Его мучают угрызения совести. Он говорит, что обманывал вас, и хочет загладить свою вину, прежде чем предстанет перед Аллахом. Он просит вас принять в подарок осла, который верно служил ему десять лет.
Я отнесся к этому предложению с недоверием, ведь я не был знаком с девушкой так долго, как с ее отцом.
— Если я правильно вас понял, вы предлагаете своего чудесного осла взамен моего цыпленка?
— Да, — отвечала она.
— Я должен подумать. Ведь я уже говорил, что это наш последний цыпленок.
Я думал о ее предложении, думал еще и еще и решил, наконец, что на этот раз моя мама не рассердится. Я уверился, что уж эта сделка наверняка обрадует ее.
— Ладно. — Я взял осла за повод. — Забирайте цыпленка и скажите своему отцу, что я буду молиться о его здоровье, чтобы завтра он вернулся в свою лавку, иншаллах.
— Иншаллах, — сказала девушка и потупилась. Она ушла с последним цыпленком моей мамочки, и больше я ее никогда не видел. Я часто думаю о ней. Наверное, она — единственная женщина, которую я любил.
— Да, наверно, — рассмеялся я. Фуад был неважным шутником: юмор у него всегда плавал на поверхности. Каждый вечер Фуада можно было увидеть в квартале красных фонарей, у Фатимы и Насира. Никто из моих знакомых не рискнул бы пойти туда в одиночку, Фуад же проводил там значительную часть своего досуга, то и дело влюбляясь и вырывая с корнем свою очередную любовь.
— И вот, — продолжал он, — я уже было повел осла домой, как вдруг вспомнил, что говорила мама. Поднатужившись, я с большими усилиями поднял осла на плечи. Честно говоря, я никак не мог понять, почему моя мама пожелала, чтобы я доставил товар таким образом.
Шатаясь, я брел домой с ослом на плечах, и по дороге под гору я проходил мимо прекрасного дворца шейха Салмана Мубарака. Должен вам сказать, что шейх Салман жил в этом огромном дворце вместе со своей красавицей дочкой, ей было шестнадцать лет, и со дня своего появления на свет она ни разу не засмеялась. Она даже не умела улыбаться и, хотя говорить умела не хуже нас с вами, не произнесла ни единого слова со дня смерти своей матери, почившей, когда дочери исполнилось три года. Доктора сказали, что, если ее рассмешить, она заговорит снова, или же, наоборот — если заставить ее заговорить, она опять сможет смеяться. Шейх Салман сулил много денег тому, кто поможет его дочери. Вдобавок он обещал отдать ее замуж за этого человека. Один за другим юноши пытались совершить чудо, но прекрасная девушка по-прежнему сидела у окна, с печалью глядя на происходившее вокруг.
Как раз в это время я проходил с ослом на плечах. Должно быть, он выглядел забавно, брюхом кверху, с барахтающимися в воздухе копытами. Мне сказали, что сначала дочка шейха в недоумении смотрела на меня и на осла, а потом от души, рассмеялась, немедленно обрела дар речи и стала громким голосом звать своего отца. Шейх был так благодарен мне, что сам выбежал мне навстречу.
— И он выдал за тебя свою дочь? — спросила Индихар.
— Разумеется, — ответил Фуад.
— Какая романтическая история, — сказала она.
— Женившись на ней, я стал самым богатым человеком в городе после самого шейха. И моя мама наконец осталась довольна и не жалела о том, что у нее не осталось ни одного цыпленка. Она поселилась во дворце со мной и моей женой.
Я вздохнул.
— Насколько правдива эта история, Фуад? — спросил я.
— Ох, — сказал он, — я совсем позабыл. Шейх почему-то торговал каждый день на рынке битой птицей. Не знаю, для чего он это делал. А его дочка действительно оказалась красавицей.
Индихар наклонилась, выхватила у Фуада недопитую кружку пива и опорожнила её.
— Я думала, торговец птицей умер, — сказала она.
Фуад нахмурился:
— Да, он был при смерти, но когда услышал, что его дочь смеется и называет его по имени, произошло чудо, и шейх выздоровел.
— Хвала Аллаху, источнику благодати, — произнес я.
— Я все это придумал — про шейха Салмана и его прекрасную дочь, — сказал Фуад с улыбкой.
— Хм… — задумчиво отозвалась Индихар. — А твоя мать действительно разводит цыплят?
— Да, конечно! — воскликнул он. — Правда, сейчас у нас не осталось ни одного.
— Ты их продал?
— Я сказал маме, что пришло время завести цыплят помоложе, у которых еще не выпали зубы.
— Ну, я иду вытирать столы, — изрекла Индихар и удалилась.
Я влил в себя остатки «Белой смерти». После рассказа Фуада мне захотелось пропустить еще стаканчика три-четыре.
— Еще пива? — предложил я. Он встал.
— Спасибо, Марид, но я должен идти зарабатывать деньги. Хочу купить своей девушке золотую цепочку.
— А почему ты не подаришь ей одну из тех, которые продаешь туристам?
Фуад взглянул на меня с ужасом.
— Она выцарапает мне глаза! — Видимо, ему попалась красотка с характером. — Между прочим, Халф-Хадж просил меня показать тебе вот что. — Вытащив из кармана, Фуад положил передо мной блестящую стальную штуковину около шести дюймов длиной. Пустая обойма от автоматического пистолета.
Сейчас немногие пользуются старинным оружием, но у Пола Яварски был пистолет сорок пятого калибра. И эта обойма вполне могла принадлежать ему.
— Где ты раздобыл это, Фуад? — спросил я небрежно, поигрывая обоймой.
— В переулке за клубом Веселого Че. Я там иногда находил монеты. Они выкатываются из карманов публики, когда она идет по переулку. Сперва я показал эту штуку Саиду, а он велел отдать ее тебе.
— Я никогда не слыхал о Веселом Че.
— Тебе он не понравится. Жуткое место. Я туда и не захожу, а просто прогуливаюсь по переулку.
— Ясно. Где это?
Фуад закрыл один глаз и задумался:
— Хамидийя. Улица Акнули.
Хамидийя. Маленькое королевство Реда Абу. Адиля.
— А почему Саид решил, что я заинтересуюсь этой штукой? — спросил я.
Фуад пожал плечами:
— Он не сказал мне. Ну и как? Ты заинтересовался?
— Да, спасибо тебе, Фуад. С меня еще стаканчик.
— Правда? Тогда, может быть…
— В другой раз, Фуад! — Я рассеянно махнул рукой. Думаю, он понял намек и вскоре ушел.
Мне предстояло о многом подумать. Был ли это ключ к тайне? Действительно ли Пол Яварски спрятался у Абу Адиля? Или же Саид Халф-Хадж заманивал меня в ловушку, не зная, что я уже раскусил его?
Выбора у меня не оставалось. Ловушка это или нет, я должен туда идти. Но не сейчас.
