Часть 1 БЕРИТ - Хроники Тамула - Дэвид Эддингс - RutLib.com

Часть 1
БЕРИТ

ГЛАВА 1

Стылый туман подымался от луга, и редкие тучи, наплывшие с запада, заволакивали колкое морозное небо. Теней не было, и промерзшая почва была не просто неподатлива – тверда, как железо. Зима неумолимо стискивала мертвой хваткой Северный мыс.

Многотысячное войско Спархока, облаченное в сталь и кожу, стояло широким строем на покрытой инеем траве луга, неподалеку от развалин Тзады. Сэр Берит, сидевший в седле среди массивных, закованных в доспехи рыцарей церкви, смотрел на отвратительное пиршество, что разыгрывалось в нескольких сотнях ярдов перед войском. Берит был молодым рыцарем, идеалистом, и ему трудно было примириться с некоторыми особенностями поведения их новых союзников.

Крики звучали отдаленным эхом, не более, да и те, что кричали, не были настоящими людьми – всего лишь тени, смутное напоминание о давно умерших людях. Кроме того, это были враги – жестокое дикое племя, поклонявшееся омерзительному богу.

Но от их тел исходил пар, и от этого ужаса сэр Берит никак не мог отмахнуться. Сколько ни повторял он себе, что эти киргаи – мертвецы, призраки, оживленные магией Киргона, живой пар, исходивший от их расчлененных тел, которые исступленно пожирали тролли, опрокидывал все заслоны, которыми Берит ограждал свои чувства от этого чудовищного зрелища.

– Проблемы? – сочувственно спросил Спархок. Черные доспехи Спархока тронул иней, и его покрытое шрамами лицо было мрачно.

Берит вдруг смутился.

– Ничего особенного, сэр Спархок, – поспешно солгал он. – Просто… – Он замялся, подыскивая нужное слово.

– Знаю. Мне и самому не по себе. Понимаешь, тролли вовсе не жестоки. Для них мы всего лишь пища. Они следуют своим природным наклонностям.

– В том-то и беда, Спархок. От одной мысли, что людей можно съесть, у меня стынет кровь в жилах.

– Поможет тебе, если я скажу: «Лучше их, чем нас»?

– Не очень, – Берит вяло усмехнулся. – Должно быть, я не слишком гожусь для этого ремесла. Все прочие принимают это как должное.

– Никто не принимает это как должное, Берит. Все мы чувствуем то же, что и ты. Потерпи немного. Мы ведь уже встречались с войсками из прошлого. Как только тролли прикончат киргайских генералов, остальные исчезнут, и это положит конец пиру. – Спархок нахмурился. – Давай-ка отыщем Улафа. Мне кое-что пришло в голову, и я должен посоветоваться с ним.

– Хорошо, – быстро согласился Берит. Оба пандионца развернули коней и поскакали по замерзшей траве вдоль передних рядов огромного войска.

Они нашли Улафа и Бевьера в нескольких сотнях ярдов дальше.

– У меня к тебе вопрос, Улаф, – сказал Спархок, осаживая Фарэна.

– Ко мне? Ох, Спархок, лучше бы его не было. – Улаф снял свой конический шлем и рассеянно натирал глянцево-черные рога огра краем зеленого плаща. – В чем дело?

– Всякий раз, когда прежде мы сталкивались с солдатами из прошлого, все они превращались в высохшие мумии, когда убивали их предводителей. Как отреагируют на это тролли?

– Почем мне знать?

– Ты же у нас знаток троллей.

– Пошевели мозгами, Спархок. Прежде такого никогда не случалось. Никто не в силах предсказать, чем может обернуться совершенно новая ситуация.

– А ты попробуй угадать! – раздраженно буркнул Спархок.

Мгновение они сверлили друг друга сердитыми взглядами.

– Спархок, зачем донимать Улафа? – мягко осведомился Бевьер. – Просто предупреди Троллей-Богов, что такое случится, а дальше уж пускай они сами разбираются.

Спархок бессознательно потер небритую щеку, и щетина зашуршала под его ладонью.

– Извини, Улаф, – сказал он. – Меня раздражает шум этой пирушки.

– Я вполне понимаю твои чувства, – мрачно ответил Улаф, – однако я рад, что ты заговорил об этом. Вряд ли тролли удовлетворятся сухим пайком, когда в полумиле от них столько свежего мяса. – Он водрузил на голову увенчанный рогами шлем. – Тролли-Боги не станут нарушать соглашения с Афраэлью, но все же нам стоит предупредить их насчет того, что рано или поздно случится с киргаями. Мне решительно хотелось бы, чтобы они придержали за шиворот своих троллей, когда их ужин вдруг превратится в сухари. Недоставало только закончить свою жизнь в качестве десертного блюда.

***

– Элана?! – вскрикнула Сефрения.

– Тише! – шикнула на нее Афраэль и огляделась. Они находились в отдалении от арьергарда войска, однако были не одни. Она коснулась ладонью выгнутой шеи Чэль, и белая кобылка Сефрении, послушно отойдя на несколько шагов от Келтэна и Ксанетии, принялась щипать подмерзшую траву.

– Я не знаю подробностей, – сказала Богиня-Дитя. – Мелидира ранена, а Миртаи в таком бешенстве, что ее пришлось заковать.

– Кто это сделал?

– Не знаю, Сефрения! Никто не хочет говорить с Данаей. Все, что мне удалось услышать, – слово «заложница». Кто-то пробрался в замок, похитил Элану и Алиэн и испарился бесследно. Сарабиан вне себя. Он наводнил коридоры стражей, и Даная даже не может выйти из комнаты, чтобы разузнать, что же случилось.

– Мы должны сказать Спархоку!

– Ни в коем случае! Спархок взвивается до небес, когда Элане грозит опасность. Пускай вначале благополучно доставит войско в Материон, а уж потом бушует, сколько угодно.

– Но…

– Нет, Сефрения. Он скоро сам все узнает, но прежде пусть уведет отсюда людей. У нас осталось не больше недели до того, как солнце совсем зайдет, и все и вся в этих местах превратится в лед.

– Пожалуй, ты права, – сдалась Сефрения. На миг она задумалась, рассеянно глядя на посеребренный инеем лес на границе луга. – Думается мне, что слово «заложница» объясняет все. Можешь ты как-нибудь определить, где сейчас твоя мама?

Афраэль покачала головой.

– Не смогу, не подвергнув ее опасности. Если я начну рыскать повсюду и разнюхивать, что к чему, Киргон мгновенно поймет, что я подбираюсь к его замыслам, и что-нибудь сделает маме прежде, чем начнет соображать. Сейчас наша главная цель – не дать Спархоку сойти с ума, когда он узнает, что произошло. – Она вдруг осеклась, ахнула, и ее темные глаза расширились.

– В чем дело? – встревоженно спросила Сефрения. – Что происходит?

– Не знаю! – почти крикнула Афраэль. – Что-то чудовищное!

Мгновение она дико озиралась, затем взяла себя в руки и наморщила лоб, сосредоточиваясь. Затем ее глаза гневно сузились.

– Кто-то произносит запрещенное заклятье, – наконец проговорила она. Голос ее был тверд, как промороженная почва.

– Ты уверена?

– Совершенно уверена. Самый воздух пропитан его вонью.

***

Джарьян-некромант и сам смахивал на оживший труп – тощий как скелет стирик с глубоко запавшими глазами. От него исходил затхлый смрад могилы. Как и других пленных стириков, его заковали в цепи и поместили под бдительную охрану рыцарей церкви, искушенных в отражении стирикских заклятий.

Стылые давящие сумерки опускались на лагерь неподалеку от развалин Тзады, когда Спархок и его друзья наконец решили допросить пленников. Тролли-Боги твердой рукой укротили своих приверженцев, когда оргия насыщения на поле боя вдруг прекратилась, и теперь тролли сгрудились на лугу у большого костра, в нескольких милях от лагеря. Судя по всему, они были заняты отправлением какого-то религиозного обряда.

– Действуй как при обычном допросе, Бевьер, – негромко сказал Спархок смуглокожему арсианцу, когда перед ними поставили Джарьяна. – Задавай не относящиеся к делу вопросы, покуда Ксанетия не подаст знак, что выпотрошила его дочиста.

Бевьер кивнул.

– Я могу тянуть время столько, сколько тебе понадобится, Спархок. Давай-ка начнем.

Ослепительно-белый плащ, на котором играли багровые отблески огня, придавал сэру Бевьеру вид настоящего церковника, и арсианец подчеркнул это впечатление, предварив допрос продолжительной молитвой. Затем он приступил к делу.

Джарьян отвечал на вопросы немногословно, гулким голосом, который, казалось, исходил из недр подземелья. Бевьер как будто не замечал угрюмости пленника. Он вел допрос излишне подробно, даже дотошно, и это впечатление подчеркивали шерстяные перчатки с обрезанными пальцами, какие носят в холода писцы и школяры. Он часто повторялся, перефразируя уже заданные прежде вопросы, а затем с торжеством указывая на несоответствия в ответах пленника.

Единственным исключением в немногословии и сдержанности Джарьяна был поток брани и проклятий, обрушенный им на голову Заласты – и Киргона, – которые бросили его одного на этом негостеприимном поле.

– Бевьер говорит точь-в-точь как законник, – едва слышно прошептал Келтэн Спархоку. – Терпеть не могу законников!

– Он делает это намеренно, – отозвался Спархок. – Законники любят задавать заковыристые вопросы, и Джарьяну это хорошо известно. Бевьер вынуждает его все время думать о том, что он пытается от нас скрыть, а это только на руку Ксанетии. Похоже, мы недооценивали Бевьера.

– Все дело в молитвах, – глубокомысленно пояснил Келтэн. – Когда человек все время молится, его трудно принимать всерьез.

– Мы рыцари церкви, Келтэн, – члены религиозных орденов.

– Ну и что?

***

– В разуме своем он скорее мертв, нежели жив, – говорила Ксанетия позднее, когда все они собрались возле одного из больших костров, разведенных атанами, чтобы отогнать пронизывающий холод. Лицо анары и одеяние из небеленой шерсти заливал алый отсвет огня.

– Мы были правы? – спросил Тиниен. – Киргон действительно усиливает чары Джарьяна, чтобы он мог оживлять целые армии?

– Истинно так, – ответила она.

– А этот приступ ненависти к Заласте был искренним? – спросил Вэнион.

– Весьма искренним, мой лорд. Джарьян и его приятели все более недовольны главенством Заласты. Не ждут они ни грана истинного товарищества от своего предводителя. Единства между ними более нет, и всякий стремится урвать себе поболе благ от сомнительного сего союза. Сильнее же всего алчет втайне каждый в одиночку завладеть Беллиомом.

– Разлад среди врагов нам только на руку, – заметил Вэнион, – однако нам не стоит упускать из виду возможности того, что после нынешних событий они снова придут к согласию. Удалось тебе, анара, узнать, каким может быть их следующий ход?

– Нет, лорд Вэнион. Никоим образом не были они готовы к такому повороту событий. Есть, однако, в разуме Джарьяна одна внятная мысль, коя указывает на немалую опасность. Отступники, что окружают Заласту, все, как один, страшатся Кизату из Эсоса, ибо среди них только он искушен в земохской магии и он один в силах проникнуть за дверь в преисподнюю, коя была открыта Азешем. Непостижимые ужасы таятся за сей дверью, и мыслит Джарьян, что, поскольку до сих пор все их замыслы неизменно шли прахом, в отчаянии может Киргон повелеть Кизате отвратительным своим искусством призвать в мир порождения тьмы, дабы обратить их против нас. Вэнион мрачно кивнул.

– Как подействовал на них недавний Праздник Урожая? – с интересом спросил Телэн.

– Сие событие нанесло им тягчайший удар, – ответила Ксанетия. – Весьма полагались они на тех, что ныне мертвы.

– Стрейджен будет счастлив узнать об этом. Для чего им нужны были все эти шпионы и доносчики?

– Поскольку нет у них силы, кою можно противопоставить атанам, замышляли Заласта и его подручные использовать тайных соглядатаев министерства внутренних дел, дабы убивать тамульских чиновников в различных провинциях Империи и тем внести разлад в действия правительства.

– Тебе бы стоило взять это на заметку, Спархок, – вставил Келтэн.

– Вот как?

– Император Сарабиан, одобряя план Стрейджена, мучился угрызениями совести. Ему наверняка станет легче, если он узнает, что Стрейджен на самом деле только опередил наших врагов. Если б он не убил их прихвостней, они перебили бы имперских чиновников.

– Это весьма шаткая моральная почва, Келтэн, – с неодобрением заметил Бевьер.

– Знаю, – согласился Келтэн. – Потому-то на ней и не стоит обосновываться.

***

Наутро небо было пасмурным, густые тучи, набежавшие с запада, заволокли его серой клубящейся пеленой. Поскольку стояла поздняя осень, да еще они оказались так далеко к северу, чудилось, что солнце восходит чуть ли не на юге, зажигая неистовым оранжевым пламенем небо над стеной Беллиома и робко выглядывая из-за нее, чтобы тронуть мазками багрового света колышущиеся чрева тяжелых туч.

Лагерные костры словно выцвели и съежились, бессильные справиться со всевластным холодом, царившим здесь, на макушке мира, и рыцари и их союзники кутались в меховые плащи и теснились поближе к огню.

Далеко на юге раскатился глухой рокот, и в небе заплясали вспышки бледного призрачного света.

– Гром? – не веря собственным ушам, спросил Келтэн у Улафа. – Но ведь сейчас неподходящее время года для грозы.

– Бывает, – пожал плечами Улаф. – Я как-то к северу от Хейда попал в грозу вперемежку с метелью. Незабываемое впечатление.

– Чья очередь готовить? – рассеянно вопросил Келтэн.

– Твоя, – тотчас ответил Улаф.

– Ты теряешь бдительность, Келтэн, – рассмеялся Тиниен. – Тебе ведь отлично известно, что этого вопроса лучше не задавать.

Келтэн что-то проворчал и принялся раздувать огонь.

– Полагаю, Спархок, мы должны сегодня же отправиться на побережье, – строго сказал Вэнион. – До сих пор погода держалась неплохая, но не думаю, что мы можем рассчитывать на это и впредь.

Спархок кивнул.

Раскаты грома становились все громче, и пелену туч, залитую багровым отсветом солнца, рассекли слепяще-белые всполохи молний.

А потом к громовым раскатам прибавился размеренный ухающий рокот.

– Что такое? – встревоженно воскликнул Кринг. – Опять землетрясение?

– Нет, – ответил Халэд. – Чересчур ритмичный звук – как будто кто-то молотит в громадный барабан. – И вдруг осекся, указывая на гребень стены Беллиома. – Что это?

Из леса, окаймлявшего острый, как лезвие ножа, край стены, проступал огромный холм – вернее, это можно было бы счесть холмом, если бы оно не двигалось.

Оно находилось как раз против солнца, а потому невозможно было рассмотреть его в подробностях, однако по мере того, как оно поднималось выше, рыцари сумели разглядеть подобие сплющенного купола, по обе стороны от которого расходились, точно огромные крылья, две заостренные выпуклости. Оно росло и росло, и стало ясно, что это вовсе не купол – скорее гигантский перевернутый конус, сужающийся книзу, и из боков его торчат те самые странные выпуклости, похожие на крылья. Заостренное основание конуса опиралось – так показалось им – на некую массивную колонну. Заслонившее собой солнце, это нечто было кромешно-черным как ночь и продолжало расти, разбухая чудовищным сгустком тьмы.

Наконец оно остановилось.

И открыло глаза.

Две узкие пылающие щели раскрывались все шире, раскосые и злобные, точно глаза дикой кошки, и пламя, пылавшее в них, было ослепительней самого солнца. Самое пылкое воображение в бессилии отступало перед жуткими размерами этой твари. То, что прежде казалось огромными крыльями, на самом деле были ее глаза.

А затем чудовище разинуло пасть и взревело, и стало ясно – то, что они слышали прежде, был отнюдь не гром.

Оно взревело вновь, обнажая клыки – гигантские подобия молний, с которых, точно кровь, капало пламя.

– Клааль! – взвизгнула Афраэль.

И тогда над острым срезом стены, словно пара округлых холмов, поднялись огромные плечи, и черными парусами развернулись над ними перепончатые, как у летучей мыши, громадные крылья.

– Что это такое? – крикнул Телэн.

– Клааль! – снова взвизгнула Афраэль.

– Что такое Клааль?

– Не что, болван! Кто! Азеш и другие старшие боги его изгнали, а какой-то идиот вернул его!

Гигантская тварь все подымалась над стеной, и уже видны были огромные руки со множеством пальцев. Тело твари было непостижимо громадным, и вспышки молний кишели под его кожей, освещая омерзительные подробности.

А затем гигант поднялся в полный рост, едва ли не на сотню футов возвышаясь над краем стены.

Сердце Спархока стремительно ухнуло в бездну. Неужели они могли решиться…

– Голубая Роза! – крикнул он. – Сделай что-нибудь!

– В сем нет нужды, Анакха. – Голос Вэниона, устами которого вновь завладел Беллиом, прозвучал на удивление спокойно. – Клааль лишь на миг ускользнул из-под власти Киргона. Не решится Киргон выставить слугу своего в открытую схватку со мною.

– Это принадлежит Киргону?

– Сейчас – да. Скоро, однако, сие переменится, и Киргон будет принадлежать Клаалю.

– Что оно делает? – закричала Бетуана.

Чудовище, нависавшее над стеной, вознесло громадную лапу и принялось молотить по земле слепящими молниями, отчего вокруг разлетались брызги пламени. Отвесный склон задрожал, пошел трещинами, с ревом и грохотом осыпаясь на лес у подножия стены. Гигантский камнепад ширился, становясь все мощнее.

– Клааль никогда не доверял мощи своих крыльев, – хладнокровно заметил Беллиом. – Явился бы он сей миг сражаться со мной, однако высота стены страшит его. Так готовит он себе ступени, дабы спуститься вниз.

С гулким грохотом, напомнившим о землетрясении, которое и породило стену Беллиома, добрая миля отвесной скалы угрожающе накренилась и рухнула на лес, прибавив высоты груде камня у подножия.

А чудовище продолжало терзать стену, обрушивая вниз все новые камнепады, которые ложились крутой насыпью, тянувшейся все выше и выше к вершине стены.

И вдруг гигантская тварь по имени Клааль исчезла бесследно, и лишь пронизывающий ветер, визгливо завывая, хлестал по изуродованному склону стены, разгоняя клубы пыли, поднятые камнепадами.

За воем ветра был слышен и другой звук. Спархок стремительно обернулся. Тролли, как один, пали ниц, скуля от ужаса.

***

– Мы всегда знали о нем, – задумчиво говорила Афраэль. – Мы пугали друг друга рассказами о Клаале. Есть какое-то извращенное удовольствие в баснях, от которых мороз по коже. Я, пожалуй, даже не верила до конца, что он действительно существует.

– Собственно, что он такое? – спросил Бевьер.

– Зло, – пожала она плечами. – Сами мы воплощение добра – во всяком случае, таковыми себя считаем. Клааль – наша противоположность. Его существованием мы объясняем существование зла. Не будь Клааля, нам пришлось бы взять ответственность за зло на себя, а мы для этого чересчур себя любим.

– Значит, Клааль – властелин ада? – спросил Бевьер.

– Можно и так сказать. Впрочем, ад – это не определенное место, а состояние ума. Рассказывают, что когда старшие боги – Азеш и остальные – явились в мир, Клааль уже был здесь. Они хотели сами владеть миром, а он стоял у них на пути. После того как некоторые из них попытались избавиться от него в одиночку и были уничтожены, они объединились и вышвырнули его из мира.

– Откуда он взялся? Изначально, я имею в виду? – не отставал Бевьер. Арсианец любил докапываться до первопричин.

– Мне-то почем знать? Меня тогда еще не было. Спроси у Беллиома.

– Меня интересует не столько то, откуда взялся Клааль, сколько то, на что он способен, – сказал Спархок, вынимая Беллиом из кошеля, висевшего на поясе. – Голубая Роза, – сказал он, – думается мне, должны мы поговорить о Клаале.

– Сие было бы неплохо, Анакха, – ответил камень, вновь завладевая Вэнионом.

– Откуда он – или оно – взялся?

– Ниоткуда, Анакха. Подобно мне, Клааль был всегда.

– Что он – или оно – такое?

– Необходимость, Анакха. Не желал бы я оскорбить тебя, однако необходимость существования Клааля непостижима твоему разуму. Богиня-Дитя дала уже достаточное тому толкование – сообразно ее способностям.

– Ну знаешь ли! – фыркнула Афраэль. Слабая усмешка тронула губы Вэниона.

– Не гневайся на слова мои, Афраэль. Воистину, при всей твоей ограниченности я все же люблю тебя. Ты еще молода, однако лета принесут тебе мудрость и понимание.

– Так не годится, Голубая Роза, – предостерегла Сефрения.

– Что ж, хорошо, – вздохнул Беллиом. – Приступим к делу. Истинно, как сказала тебе Афраэль, Клааль был изгнан старшими богами – хотя дух его и поныне таился в самых камнях сего мира, равно как и прочих миров, сотворенных мною. Более того, что старшие боги сделали, то могли они также и переделать, и заклятие, коим возвращен Клааль, вплетено было в заклятие, коим был он изгнан. Видимо, некий смертный, искушенный в заклятиях старших богов, обратил вспять заклятие изгнания – и Клааль вернулся.

– Можно ли его уничтожить?

– Сие не «он» и не «оно», Анакха. Клааль есть Клааль. Нет, Анакха, Клааль не может быть уничтожен, не менее, чем могу быть уничтожен я. Клааль вечен.

Сердце Спархока упало.

– Похоже, нам грозят серьезные неприятности, – пробормотал он, обращаясь к своим друзьям.

– В некоторой мере сие моя вина. Так увлечен был я рождением новой моей дочери, что внимание мое отвлеклось от всегдашних моих обязанностей. Всегда имею я обыкновение, сотворяя новый мир, изгонять из него Клааля. Сие же дитя привело меня в такой восторг, что я все откладывал и откладывал изгнание. Затем столкнулся я с красной пылью, что заключила меня в темницу, и обязанность изгнать Клааля легла на старших богов. Поскольку сами они несовершенны, то и изгнание, ими осуществленное, оказалось несовершенным, и так Клааль получил возможность вернуться.

– С помощью Киргона? – мрачно уточнил Спархок.

– Заклятие изгнания – и возвращения – Клааля стирикское. Киргон не мог произнести его.

– Значит, это сделал Кизата, – заключила Сефрения. – Он наверняка мог знать заклятие. Не думаю, правда, что он сделал это по доброй воле.

– Скорее по принуждению Киргона, матушка, – сказал Келтэн. – В последнее время дела для Киргона и Заласты оборачивались не лучшим образом.

– Но призвать Клааля!.. – Афраэль содрогнулась.

– Люди в безнадежном положении совершают безрассудные поступки, – пожал плечами Келтэн. – Думаю, это относится и к богам.

– Что же нам делать с Клаалем, Голубая Роза? – спросил Спархок.

– Ты ничего не в силах сделать, Анакха. Отменно управился ты с Азешем и, вне всяких сомнений, так же отменно управишься с Киргоном, однако против Клааля ты бессилен.

– Значит, мы обречены, – упавшим голосом пробормотал Спархок.

– Обречены? Конечно же нет, Анакха. Отчего ты так легко падаешь духом и поддаешься безутешности, друг мой? Я не стану принуждать тебя сражаться с Клаалем. Сие мой долг. Клааль причинит нам некоторые хлопоты, как то в обыкновении Клааля. Затем, как было заведено, мы с Клаалем встретимся в поединке.

– И ты изгонишь его?

– Сие никогда не ведомо заранее, Анакха. Заверяю тебя, однако, что приложу я все силы, дабы изгнать Клааля, – так же, как и Клааль приложит все силы, дабы изгнать меня. Поединок между нами лежит в будущем, а будущее, как я часто говорил тебе, сокрыто для всех. Однако же выйду я на поединок уверенно, ибо всякое сомнение ослабляет решимость, а робкая неуверенность отягчает дух. В битву надлежит идти с легким сердцем и радостною душою.

– У тебя склонность к нравоучениям, Творец Миров, – с легким ехидством заметила Афраэль.

– Не вредничай, – мягко укорил ее Беллиом.

***

– Анакха!

Это был Гхворг, бог убийства. Великан шагал по тронутому инеем лугу, оставляя темные следы на морозно-серебристой траве.

– Я слушаю слова Гхворга, – ответил Спархок.

– Это ты призвал Клааля? Ты думаешь, Клааль поможет нам причинить боль Киргону? Это плохая мысль. Прогони Клааля.

– Это сделал не я, Гхворг, и не Камень-Цветок. Мы думаем, что это Киргон призвал Клааля, чтобы причинить нам боль.

– Камень-Цветок может причинить боль Клаалю?

– Мы не знаем. Сила Клааля равна силе Камня-Цветка.

Бог убийства присел на корточки на стылом дерне, громадной лапой почесывая косматую морду.

– Киргон – ничто, Анакха, – проворчал он бесцеремонно. – Мы можем причинить боль Киргону завтра – или потом. Мы должны причинить боль Клаалю сейчас. Мы не можем ждать потом.

Спархок опустился на одно колено.

– Твои слова мудры, Гхворг.

Губы Гхворга раздвинулись в чудовищном подобии ухмылки.

– Это слово не в ходу у нас, Анакха. Если Кхвай скажет: «Гхворг мудр», я причиню ему боль.

– Я не хотел вызвать твой гнев, Гхворг.

– Ты не тролль, Анакха. Ты не знаешь наших обычаев. Мы должны причинить боль Клаалю, чтобы он ушел. Как мы сделаем это?

– Мы не можем причинить ему боль. Только Камень-Цветок может прогнать его.

Гхворг, оглушительно зарычав, хватил кулаком по мерзлой земле.

Спархок поднял руку.

– Киргон призвал Клааля, – сказал он. – Клааль вступил в союз с Киргоном, чтобы причинить боль нам. Мы причиним боль Киргону сейчас, не потом. Если мы причиним боль Киргону, он побоится помогать Клаалю, когда Камень-Цветок причинит боль Клаалю и прогонит его.

Гхворг задумался.

– Твои слова хороши, Анакха, – сказал он наконец. – Как мы можем причинить боль Киргону сейчас? Спархок быстро прикинул.

– Ум Киргона не такой, как твой ум, Гхворг, и не такой, как мой. Мы прямодушны, а Киргон вероломен. Он послал твоих детей против наших друзей сюда, в земли зимы, чтобы мы пришли биться с ними, но главное войско Киргона – не твои дети. Главное войско Киргона придет с юга, чтобы напасть на наших друзей в городе, который сияет.

– Я видел это место. Там говорила с нами Богиня-Дитя.

Спархок нахмурился, вспоминая подробности Вэнионовой карты.

– Здесь и дальше на юг есть горы, – сказал он. Гхворг кивнул.

– Еще дальше на юг горы становятся ниже, а потом переходят в равнины.

– Я вижу, – сказал Гхворг. – Ты описал их хорошо, Анакха.

Спархок с изумлением понял, что Гхворг явно способен охватить мысленным взором весь континент.

– Посреди этих равнин есть другие горы. Люди зовут их Тамульские горы. Гхворг согласно кивнул.

– Главное войско детей Киргона пройдет через эти горы к городу, который сияет. В горах холодно, и ваши дети там не будут страдать от солнца.

– Я вижу, куда ведет твоя мысль, Анакха, – объявил Гхворг. – Мы перенесем наших детей в эти горы и там будем ждать детей Киргона. Наши дети не будут есть детей Афраэли. Они будут есть детей Киргона.

– Это причинит боль Киргону и его слугам.

– Тогда мы сделаем это. – Гхворг повернулся и указал на гигантскую осыпь, сотворенную Клаалем. – Наши дети поднимутся по лестнице Клааля. Потом Гхномб остановит время. Наши дети будут в тех горах до того, как солнце уйдет спать в эту ночь. – Он рывком поднялся. – Хорошей охоты! – проворчал он и, развернувшись, зашагал к своим собратьям и все еще перепуганным троллям.

***

– Мы должны действовать так, будто ничего не изменилось, – говорил Вэнион, когда часа через два после полудня Они собрались у костра. Солнце, как мимоходом заметил Спархок, уже склонялось к закату. – Клааль может появиться в любое время и в любом месте. Мы не можем рассчитать его появление – так же, как не можем рассчитать метель или ураган. Если что-то не поддается расчетам, остается лишь принять необходимые предосторожности – и больше не обращать на это внимания.

– Хорошо сказано, – одобрила королева Бетуана. Бетуана и Вэнион неплохо ладили друг с другом.

– Что же нам делать, друг Вэнион? – спросил Тикуме.

– Мы солдаты, друг Тикуме, – ответил Вэнион, – и делаем то, что надлежит делать солдатам. Наше предназначение – сражаться с людьми, а не с богами. Скарпа скоро двинется из джунглей Арджуны, и я полагаю, что второй удар будет нанесен из Кинезги. Тролли наверняка замедлят продвижение Скарпы, но они не смогут далеко отойти от гор в Южном Тамуле, потому что не вынесут жары. Опомнившись от первого столкновения с троллями, Скарпа непременно попытается обойти их. – Вэнион взглянул на карту. – Нам нужно расставить свои силы так, чтобы отразить натиск Скарпы либо армии, которая двинется из Кинезги. Думаю, для этой цели более всего подходит Самар.

– Нет, Сарна, – возразила Бетуана.

– И то и другое, – вмешался в разговор Улаф. – Войско в Самаре сможет прикрыть земли от южной оконечности Атанских гор до Арджунского моря, а заодно и ударить к востоку от южной части Тамульских гор, если Скарпа ускользнет от троллей. Войска в Сарне преградят путь вторжению через Атанские горы.

– Он прав, – сказал Бевьер. – Нам придется разделить силы, выхода у нас нет.

– Мы можем поставить в Самаре рыцарей и пелоев, а в Сарне – атанскую пехоту, – добавил Тиниен. – Долина в нижнем течении реки Сарна – идеальное место для конницы, а горы вокруг самой Сарны самой природой предназначены для атанов.

– Обе эти позиции – оборонительные, – возразил Энгесса. – Войну нельзя выиграть в обороне.

Спархок и Вэнион обменялись долгими взглядами.

– Вторгнуться в Кинезгу?.. – с сомнением спросил Спархок.

– Нет, – сказал Вэнион, – рано. Подождем, покуда из Эозии не придут рыцари церкви. Когда они войдут в Кинезгу с запада, тогда и настанет время для нас двинуться туда с востока. Мы возьмем Киргона в клещи. Когда с двух сторон на него пойдут такие силы, он может воскресить всех киргаев, какие когда-либо жили на свете, и все равно проиграет.

– До тех пор, пока не спустит с цепи Клааля, – угрюмо вставила Афраэль.

– Нет, Божественная, – сказал Спархок. – Беллиом хочет, чтобы Киргон выслал против нас Клааля. Если мы поступим таким образом, то сами будем решать, где и когда состоится поединок. Мы выберем место, Киргон выпустит Клааля, а я выпущу Беллиом. А уж потом нам останется только сидеть и ждать.

***

– Мы поднимемся на стену точно так же, как это сделали тролли, Вэнион-магистр, – говорил Энгесса на следующее утро. – Мы не хуже их умеем карабкаться по осыпям.

– Только у нас это займет побольше времени, – прибавил Тикуме. – Нам придется убирать валуны, чтобы по осыпи могли пройти кони.

– Мы поможем вам, Тикуме-доми, – пообещал Энгесса.

– Стало быть, решено, – подвел итог Тиниен. – Атаны и пелои двинутся на юг, чтобы занять позиции в Самаре и Сарне. Мы выведем рыцарей на побережье, и Сорджи переправит нас в Материон. Оттуда мы двинемся сушей.

– Именно переправа меня и беспокоит, – признался Спархок. – Сорджи придется сделать, самое меньшее, с полдюжины рейсов.

Халэд вздохнул и закатил глаза.

– Ты, кажется, опять собрался прилюдно стыдить меня, – сказал Спархок. – Что я упустил на этот раз?

– Плоты, Спархок, – устало пояснил Халэд. – Сорджи собирается отогнать плоты на юг, чтобы продать на лесоторговой ярмарке. Он намерен увязать их в один большой плот. Посади рыцарей на суда, коней на плот, и все мы доберемся до Материона за один рейс.

– О плотах я и впрямь забыл, – смущенно сознался Спархок.

– Однако плот будет двигаться не слишком-то быстро, – заметил Улаф.

Ксанетия уже давно с интересом прислушивалась к их разговорам. Сейчас она взглянула на Халэда и заговорила застенчиво, почти робко:

– А что, молодой господин, будет ли тебе подмогой сильный ровный ветер, дующий вослед твоим плотам?

– Еще какой подмогой, анара! – с восторгом подтвердил Халэд. – Мы сможем сплести из веток что-то вроде парусов.

– Разве Киргон либо Клааль не почуют, что ты вызываешь ветер, дорогая сестра? – спросила Сефрения.

– Киргон не может почувствовать дэльфийскую магию, Сефрения, – ответила Ксанетия. – Анакха мог бы спросить у Беллиома, касается ли сие и Клааля.

– Как это вам удается? – с любопытством спросила Афраэль.

Ксанетия слегка смутилась.

– Сие было совершено, дабы укрыть нас от тебя и родичей твоих, Божественная Афраэль. Когда Эдемус проклял нас, наложил он свое проклятье таким образом, дабы магия наша оставалась сокрытой от врагов – ибо таковым почитали мы тогда и тебя. Сие оскорбляет тебя, Божественная?

– Только не сейчас, анара! – воскликнула Флейта и, бросившись в объятия Ксанетии, крепко ее расцеловала.

ГЛАВА 2

Гигантский плот, который смастерили матросы Сорджи, был в четверть мили длиной и в сотню футов шириной. Большую его часть занимал загон для коней. Колыхаясь и раскачиваясь, плот двигался на юг под угрюмым зимним небом, которое то и дело обрушивало на него ледяные потоки дождя со снегом. Стоял жгучий холод, и молодые рыцари, разместившиеся на плоту, кутались с головы до ног в меховые плащи и искали прибежища в сомнительном укрытии полоскавшихся на ветру навесов.

– Все дело во внимании к деталям, Берит, – говорил Халэд, закрепляя веревку, которая натягивала правый край одного из «парусов». – Детали – это и есть сущность всякой работы. – Неодобрительно щурясь, он разглядывал край заледенелого паруса, который был так покрыт инеем, что больше походил на снегозащитную стенку. – Спархок придумывает великие замыслы, а детали оставляет другим. И это, по правде говоря, даже хорошо, потому что он оказывается безнадежным неумехой, когда дело доходит до мелочей и настоящей работы.

– Халэд! – воскликнул потрясенный Берит.

– Ты когда-нибудь видел, как он пытается работать с инструментами? Отец нам не раз повторял: «Не давайте Спархоку далее притронуться к инструментам!» У Келтэна руки растут из нужного места, а вот Спархок совершенно безнадежен. Если поручить ему честную работу, он скорее покалечит себя… – Халэд резко вскинул голову и выругался.

– В чем дело?

– А ты не чувствуешь? Буксирные канаты с левого борта ослабли. Пойдем-ка, встряхнем матросов. Мы же не хотим, чтобы эта неуклюжая громадина снова встала торчком.

И двое молодых людей, кутаясь в меховые плащи, быстро зашагали по покрытым инеем бревнам, огибая на ходу загон, где кони тесно сбились в кучу, и спасаясь от ледяного пронизывающего ветра, который дул в корму.

Идея увязать все плоты в один гигантский плот была безусловно хороша, но управлять этим плотом оказалось даже труднее, чем предполагали Сорджи или Халэд. Сплетенные из веток примитивные паруса хорошо ловили ветер, вызванный Ксанетией, направляя тяжесть громадного плота к югу. Корабли Сорджи должны были вести плот на буксире, и тут-то и начинались проблемы. Даже два корабля, подгоняемые ветром одинаковой силы, никогда не движутся с одинаковой скоростью, а потому полсотни судов впереди плота и по двадцать пять по бокам приходилось вести с небывалой точностью, чтобы громадный плот двигался в нужном направлении. Покуда все были настороже, все шло как надо, но в двух днях южнее Беллиомовой стены вдруг сразу несколько мелочей пошло наперекосяк, и плот начал опасно крениться набок. Выровнять этот крен не удавалось никакими усилиями, а потому пришлось разбирать и наново увязывать плот – нелегкий труд на морозе и под промозглым ветром. Никому не хотелось снова повторять этот подвиг.

Когда они добрались до левого борта, Берит вынул из-под мехового плаща бронзовый рожок и проиграл краткий немузыкальный сигнал, повернувшись к буксирным судам, а Халэд между тем неистово размахивал желтым флагом. Условленные заранее сигналы были просты. Желтый флаг приказывал судам прибавить парусов, чтобы натянуть буксирные канаты, синий флаг велел сбросить скорость, чтобы ослабить канаты, а красный – отвязать канаты и убираться с дороги плота.

Наконец канаты снова натянулись – это краткий сигнал Халэда был передан по цепочке матросам, стоявшим на вахте.

– Как тебе удается следить за всем? – спросил Берит у своего друга. – И откуда ты так быстро узнаешь, что что-то не так?

– Боль, – сухо ответил Халэд. – Я вовсе не горю желанием несколько дней подряд разбирать и собирать эту неповоротливую скотину под ледяным дождем, который сразу на мне и намерзает, а потому я весьма внимательно прислушиваюсь к тому, что говорит мне мое тело. Малейшие перемены можно ощутить ногами, а то и пятками. Когда хоть один из канатов ослабляется, плот движется немного по-другому.

– Есть ли что-нибудь такое, чего ты не умеешь?

– Я плохо танцую. – Халэд сморщился под новым порывом жгуче-ледяного дождя со снегом. – Пора кормить и поить лошадей. Пойдем, скажем послушникам, что довольно сидеть сложа руки и восхищаться своими титулами, – пора приниматься за дело.

– Ты и в самом деле ненавидишь аристократов? – спросил Берит, когда они вдоль края загона двинулись к навесам, под которыми укрывались молодые послушники.

– Да нет, вовсе я их не ненавижу. У меня просто не хватает на них терпения, и я никак не могу взять в толк, как это можно не замечать того, что творится вокруг. Титул, должно быть, увесистая штука, если тот, кто его носит, больше ни на что не обращает внимания.

– Ты ведь и сам когда-нибудь станешь рыцарем.

– Не я это выдумал. Спархоку иногда приходят в голову поразительные глупости. Он отчего-то решил, что сделать рыцарями меня и моих братьев – значит оказать честь памяти нашего отца. Уверен, что отец сейчас покатывается над ним со смеху. – Они уже дошли до навесов, когда Халэд повысил голос:

– Подъем, господа! Пора кормить и поить коней! За работу!

Затем он критическим оком оглядел загон. Пять тысяч лошадей оставляют весьма внушительные следы своего пребывания.

– Думаю, пора преподать нашим послушникам еще один урок смирения, – тихо сказал он Бериту и громче добавил:

– А когда вы с этим управитесь – беритесь за лопаты и тачки. Мы ведь не хотим накапливать лишний вес, верно, господа?

***

Берит не был еще полностью искушен в некоторых сложных разновидностях магии – эта часть пандионского обучения длится порой всю жизнь. Однако он продвинулся уже достаточно далеко, чтобы распознать игру со временем и расстоянием. Казалось, что гигантский плот едва ползет на юг, однако быстрая перемена погоды безоговорочно противоречила этому ощущению. Во-первых, у них должно было уйти гораздо больше времени на то, чтобы ускользнуть от нестерпимых холодов дальнего севера, а во-вторых, дни не могли так скоро удлиниться вновь.

Как бы то ни было и кто бы это ни устроил, но они – намного раньше, чем следовало, – прибыли к песчаному берегу в нескольких милях севернее Материона и начали сводить коней на берег с шатких бревен плота.

– Недолгое путешествие, – лаконически отметил Халэд, наблюдая за тем, как послушники выгружают на берег коней.

– Так ты заметил! – рассмеялся Берит.

– Они не особенно и скрывали. Когда брызги, намерзавшие на моей бороде, в один миг растаяли, я начал подозревать неладное. – Он помолчал.

– Трудное это дело – учиться магии?

– Сама по себе магия не так уж и сложна. Главная трудность – изучить стирикский язык. В стирикском нет правильных глаголов. Они все не правильные, да к тому же у них девять спряжений.

– Пожалуйста, Берит, говори по-эленийски.

– Ты знаешь, что такое глагол?

– Более или менее знаю, но что такое спряжение? Бериту отчего-то стало легче – по крайней мере, Халэд знает не все на свете.

– Я помогу тебе разобраться, – заверил он друга. – Может быть, Сефрения что-нибудь придумает.

Солнце уже заходило, сверкая ослепительными красками, когда они въехали в жемчужно мерцающие ворота Огнеглавого Материона, и к тому времени, когда рыцари добрались до имперской резиденции, на город уже опустились сумерки.

– Что это с ними стряслось? – пробормотал Халэд, когда они миновали ворота резиденции.

– Ты о чем? – не понял Берит.

– Парень, для чего у тебя глаза? Стражники у ворот глядели на Спархока так, словно он вот-вот взорвется – или превратится в дракона. Говорю тебе, Берит, что-то здесь не так.

Рыцари церкви свернули по залитой сумеречным светом лужайке к своим казармам, а остальные с цокотом проскакали по подъемному мосту в ворота замка Эланы. Они спешились во внутреннем дворе при свете факелов и вошли в замок.

– Здесь даже хуже, – пробормотал Халэд. – Давай-ка держаться поближе к Спархоку, на случай, если придется утихомиривать его. Рыцари у подъемного моста, похоже, не на шутку боятся его.

Они поднялись по лестнице к королевским покоям. На привычном месте у дверей не было Миртаи, и это еще больше насторожило Берита. Халэд прав – что-то здесь определенно не так.

Император Сарабиан, в своем любимом лиловом камзоле и обтягивающих штанах, нервно вышагивал по синему ковру гостиной. Когда Спархок и Вэнион направились к нему, он, казалось, попятился и съежился.

– Ваше величество, – приветствовал его Спархок, наклонив голову. – Как приятно вновь вас увидеть. – Он огляделся. – Где Элана? – спросил он, положив шлем на стол.

– Э-э… минутку, Спархок. Как дела на Северном мысе?

– Более или менее так, как мы задумали. Киргон больше не повелевает троллями, но зато у нас теперь есть новая проблема, быть может, похуже прежней.

– Вот как?

– Мы все расскажем, когда Элана присоединится к нам. Это не настолько приятная история, чтобы повторять ее дважды.

Император беспомощно взглянул на своего министра иностранных дел.

– Поговорите с баронессой Мелидирой, принц Спархок, – предложил Оскайн. – У нас здесь кое-что случилось. Она была при этом, а потому лучше нас сможет ответить на ваши вопросы.

– Что ж, ладно, – голос Спархока прозвучал ровно, хотя и беспокойство Сарабиана, и уклончивый ответ Оскайна во все горло кричали о том, что произошло нечто недоброе.

***

Баронесса Мелидира сидела в своей постели, опершись спиной на гору подушек. На ней был очаровательный синий халатик, однако на левом плече белела широкая повязка. Баронесса была бледна, но ее глаза были холодны и тверды, как камень. У ее постели сидел Стрейджен в своем любимом камзоле из белого атласа. Лицо его выражало нешуточную тревогу.

– Ну наконец-то, – сказала Мелидира. Голос ее прозвучал жестко и деловито. Она метнула уничтожающий взгляд на императора и его советников. – Я вижу, принц Спархок, эти храбрые господа предоставили мне рассказать вам о том, что здесь случилось. Я постараюсь быть краткой. Пару недель назад вечером королева, Алиэн и я готовились ко сну. Вдруг в дверь постучали, и вошли четверо мужчин, которых мы вначале сочли пелоями: у них были обриты головы, они были одеты на пелойский манер – однако это были не пелои. Один из них был Крегер. Трое других – Элрон, барон Парок и Скарпа.

Спархок не шевельнулся, лицо его не изменилось.

– Что же дальше? – спросил он ровным, безжизненным голосом.

– Стало быть, вы решили сохранять благоразумие, – холодно сказала Мелидира. – Что ж, хорошо. Мы обменялись несколькими оскорблениями, а затем Скарпа велел Элрону убить меня – просто для того, чтобы доказать королеве, что он не шутит. Элрон бросился на меня со шпагой, и я отвела его клинок запястьем. Я упала и вымазала себя кровью, чтобы было похоже, что я мертва. Тогда Элана упала на меня, притворяясь, что рыдает от горя, хотя на самом деле она отлично видела, что я сделала. – Баронесса вынула из-под подушки кольцо с рубином. – Это предназначено вам, принц Спархок. Ваша жена спрятала его в моем корсаже. Она также успела прошептать: «Передай Спархоку, чтобы не тревожился за меня, и еще скажи, что я запрещаю ему отдавать Беллиом, чем бы они мне ни угрожали». Слово в слово, именно так она и сказала, а потом прикрыла меня одеялом. Спархок взял кольцо и надел его на палец.

– Понимаю, – ровно сказал он. – Что было потом, баронесса?

– Скарпа сказал вашей жене, что он и его приятели берут ее и Алиэн в заложницы. Он сказал, что вы так дурацки привязаны к ней, что отдадите ему все, только бы вернуть ее живой и невредимой. Он явно намеревается обменять ее на Беллиом. У Крегера уже было приготовлено письмо, и он отрезал локон у Эланы и приложил его к своему посланию. Полагаю, будут еще и другие письма, и к каждому будет приложен ее локон, чтобы подтвердить их подлинность. Затем они взяли королеву и Алиэн и ушли.

– Благодарю, баронесса, – все так же безжизненно проговорил Спархок. – Вы проявили поразительное мужество в этом злосчастном происшествии. Могу я взглянуть на письмо?

Мелидира вновь сунула руку под подушку и протянула ему сложенный и запечатанный кусок пергамента.

Берит полюбил свою королеву с той минуты, когда впервые увидел ее на троне, заключенной в кристалл, хотя никогда ни словом не обмолвился ей о своем чувстве. В жизни, конечно, ему еще не раз довелось бы полюбить, но эта любовь была первой. И когда Спархок сломал печать, развернул пергамент и бережно вынул густой локон бледно-золотистых волос, разум Берита вдруг охватило пламя, и он с силой стиснул рукоять боевого топора.

Халэд взял его за руку пониже плеча, и Берит смутно подивился тому, какая крепкая хватка у его друга.

– Проку от этого не будет, Берит, – жестко проговорил Халэд. – А теперь отдай мне топор, покуда ты не натворил глупостей.

Берит глубоко, судорожно вздохнул, одолевая приступ внезапной, бессмысленной ярости.

– Извини, Халэд, – пробормотал он, – я просто потерял самообладание. Теперь все в порядке. – Берит взглянул на друга. – Спархок, кажется, разрешил тебе прикончить Крегера?

– Во всяком случае, он так сказал.

– Ты не будешь возражать, если я тебе помогу? Зубы Халэда блеснули в краткой усмешке.

– Хорошая компания никогда не помешает, когда возишься с чем-то целую неделю.

Спархок быстро прочел письмо, свободной рукой нежно сжимая локон бледных волос Эланы. Берит видел, как под стиснутыми челюстями друга перекатываются желваки. Наконец он протянул письмо Вэниону.

– Прочти это вслух, – угрюмо сказал он. Вэнион кивнул, взял письмо и прокашлялся.

– «Ну что ж, Спархок, – начал он, – полагаю, что твой гнев уже унялся. Я надеюсь, что ты убил не слишком много людей, которые должны были охранять твою жену.

Ситуация, боюсь, болезненно очевидна. Элана – наша заложница. Ты ведь будешь вести себя прилично, не так ли, старина? Скучная истина в том, что ты можешь получить ее назад в обмен на Беллиом и кольца. Мы дадим тебе несколько дней на то, чтобы перебеситься и поискать выход из создавшегося положения. Затем, когда ты придешь в себя и осознаешь, что другого выхода у тебя нет, кроме как делать то, что тебе скажут, я подброшу тебе другое послание с более подробными наставлениями. Пожалуйста, будь хорошим мальчиком и следуй этим наставлениям в точности. Мне бы не хотелось убивать твою жену, так что умерь свое воображение.

Всего хорошего, Спархок, и дождись следующего письма. Ты поймешь, что оно от меня, потому что я украшу его еще одним локоном Эланы. Будь очень внимателен, потому что, если наша переписка затянется, у твоей жены не останется волос, и мне придется взяться за пальцы». Подписано: «Крегер», – заключил Вэнион.

Келтэн с окаменевшим от ярости лицом со всей силы ударил кулаком о стену.

– Довольно! – рявкнул на него Вэнион.

– Что нам делать? – бешено вопросил Келтэн. – Мы должны хоть что-то сделать!

– Для начала, – сказал Вэнион, – мы не будем прыгать до потолка и бегать сломя голову.

– Где Миртаи? – вдруг с тревогой спросил Кринг.

– С ней все в порядке, доми, – заверил его Сарабиан. – Она слегка вышла из себя, когда узнала о происшедшем.

– Слегка?! – пробормотал Оскайн. – Двенадцать человек едва сумели усмирить ее. Она у себя в комнате, доми Кринг, и, по правде говоря, нам пришлось приковать ее к кровати. При ней стража – чтобы помешать ей причинить себе вред.

Кринг резко развернулся и вышел из гостиной.

– Мы утомили вас, баронесса? – спросил Сарабиан.

– Ничуть, ваше величество, – холодно ответила она и обвела взглядом собравшихся. – Здесь, пожалуй, тесновато. Почему бы нам не перейти в гостиную? Думаю, мы и так проговорим остаток ночи, так почему бы не устроиться поудобнее? – С этими словами она отбросила одеяла, собираясь встать.

Стрейджен мягко остановил ее и поднял на руки.

– Я могу идти сама, Стрейджен, – запротестовала Мелидира.

– Нет, не можешь, пока я рядом. – Стрейджен огляделся, и всегдашнее изысканно-вежливое выражение на его лице сменилось холодной, едва сдерживаемой яростью. – Вот что я хочу сказать вам, господа, – проговорил он. – Когда мы изловим всю эту шайку, Элрон – мой. И я буду крайне недоволен тем, кто нечаянно убьет его.

В глазах баронессы Мелидиры блеснуло удовлетворение, и слабая улыбка тронула ее губы, когда она положила голову на плечо Стрейджена.

***

Кааладор ждал их в гостиной. Его колени и локти были перепачканы грязью, в волосах запутались обрывки паутины.

– Я нашел этот ход, ваше величество, – обратился он к императору. – Он проложен в подвалы казарм, которые занимают рыцари церкви. – Кааладор одобрительно взглянул на Спархока. – Я уже слыхал о твоем возвращении. Мы тут добыли для тебя кое-какие сведения.

– Я очень рад, Кааладор, – тихо ответил Спархок. Нечеловеческое спокойствие рослого пандионца пугало остальных больше, чем если бы он впал в исступление.

– Стрейджен был слегка не в себе после того, что случилось с баронессой, – продолжал Кааладор, – так что мне пришлось действовать в одиночку. Я предпринял кое-какие прямые меры. Идея была моя, так что ты его не вини.

– Не нужно извиняться, Кааладор, – сказал Стрейджен, бережно укутывая одеялом плечи Мелидиры. – Ты не сделал ничего такого, чего я бы не одобрил.

– Похоже, не обошлось без некоторых зверств, – задумчиво заметил Улаф.

– Давайте-ка я начну с самого начала. – Кааладор запустил в шевелюру растопыренные пальцы, безуспешно пытаясь вытряхнуть из нее паутину. – Один из тех, кого мы собирались прикончить во время Праздника Урожая, каким-то образом ухитрился улизнуть и передал мне весточку, предлагая ценные сведения в обмен на свою жизнь. Я согласился, и тогда он сообщил мне нечто, о чем я и понятия не имел. Мы знали, что под лужайками в императорской резиденции проложены подземные ходы, но вот чего мы не знали – что ходами и туннелями источена земля под всем городом. Вот как Крегер и его дружки пробрались в резиденцию и как они увели из замка королеву и ее камеристку.

– Погоди немного, славный мастер Кааладор, – вмешалась Ксанетия. – Зрела я многое в памяти министра внутренних дел, однако о подобных ходах ничего ему не было ведомо.

– Это нетрудно объяснить, анара, – сказал патриарх Эмбан. – Честолюбивые подчиненные частенько скрытничают со своим начальством. Теовин, глава тайной полиции, как видно, положил глаз на место Колаты.

– Весьма вероятно, ваша светлость, – согласился Кааладор. – Как бы то ни было, мой осведомитель знал, где проходят некоторые туннели, и я отправил туда своих людей, чтобы отыскали новые ходы, а сам занялся допросом тех сотрудников тайной полиции, что оказались под рукой, то есть в тюрьме. Я особо не церемонился, так что те, кто пережил допрос, с превеликой радостью выложили все, что знали. В ночь, когда похитили королеву, в подземных ходах жизнь била ключом. Дипломаты, осажденные в кинезганской посольстве, были осведомлены о заговоре и отлично понимали, что, едва станет известно о похищении, как мы тут же разнесем их посольство по камушку. Они пытались было удрать потайными ходами, но я уже успел расставить своих людей в этих крысиных норах. Возни было немало, однако мы перебили либо схватили почти всех посольских. Сам посол остался в живых, и я позволил ему любоваться тем, как я допрашиваю его помощников. Я весьма привязан к королеве Элане, а потому не стал с ними нежничать. – Кааладор покосился на Сефрению. – Не думаю, что мне следует входить в подробности.

– Благодарю, – пробормотала Сефрения.

– Посол, как выяснилось, знал не так уж и много, – виновато продолжал Кааладор, – но все-таки рассказал мне, что Скарпа и его дружки отсюда направились на юг – что может быть уловкой, а может быть и нет. Его величество приказал закрыть порты Микка и Сарант и выслал на дорогу вдоль берега моря атанские патрули из Тосы – просто так, на всякий случай. До сих пор еще ничего не обнаружили, так что Скарпа либо опередил нас, либо затаился где-то в укромном местечке.

Открылась дверь, и вошел мрачный, как туча, Кринг.

– Ты снял с нее цепи? – спросил Тиниен.

– Сейчас это было бы неразумно, друг Тиниен. Она считает себя виновной в похищении королевы. Она хочет убить себя. Я убрал из комнаты все острое, но, думаю, снимать с нее цепи все еще рановато.

– А ты отобрал у нее ложку? – поинтересовался Телэн.

Глаза Кринга округлились.

– Боже милостивый! – выдохнул он и опрометью бросился к двери.

***

– Если бы он только кричал на нас или колотил кулаками в стену, или еще что-нибудь в том же роде, – шепотом говорил Берит Халэду на следующее утро, когда все они вновь собрались в синей гостиной. – Так нет же – сидит, и все.

– Спархок не выставляет своих чувств напоказ, – ответил Халэд.

– Но ведь мы говорим о его жене, Халэд! А он сидит точно неживой. Он что – вообще ничего не чувствует?

– Разумеется чувствует, только не желает вытаскивать свои чувства на свет Божий и размахивать ими, точно флагом, перед нашим носом. Сейчас для него куда важнее не чувствовать, а думать. Он слушает и сопоставляет, а свои чувства сберегает до той минуты, когда сможет добраться до Скарпы.

Спархок сидел в кресле, держа на коленях дочь. Упорно разглядывая пол, он рассеянно гладил кошку принцессы Данаи.

Лорд Вэнион рассказывал императору и остальным о Клаале и о том, как будут располагаться их силы: тролли в Тамульских горах на юге Тамула, атаны – в Сарне, пелои Тикуме – в Самаре.

Флейта молча сидела на коленях у Сефрении, и Берит лишь сейчас заметил то, что прежде не приходило ему в голову. Он взглянул на принцессу Данаю, затем – на Богиню-Дитя. Девочки были внешне почти одного возраста и отчего-то были удивительно похожи и лицом, и манерой держаться.

Присутствие Богини-Дитя производило странное воздействие на императора Сарабиана. Блестящий и сумасбродный правитель Дарезии словно лишился дара речи и не сводил с нее ошеломленных, широко раскрытых глаз. Он был бледен и явно не слышал ни слова из того, что рассказывал лорд Вэнион.

Наконец Афраэль резко повернулась и уставилась на него таким же пристальным взглядом.

Император от неожиданности отпрянул.

– Сарабиан, разве твоя мама не учила тебя, что таращиться невежливо? – осведомилась она.

– Веди себя прилично, – шикнула на нее Сефрения.

– Он должен слушать, а не глазеть на меня. Если мне захочется обожания, я заведу себе щенка.

– Прости меня, Божественная Афраэль, – извинился император. – Меня нечасто посещают боги. – Он пристальнее взглянул на девочку. – Может быть, я некстати заговорил об этом, но ты очень похожа на дочь принца Спархока. Ты знакома с ее высочеством?

Спархок резко вскинул голову, и в его глазах появилось странное, почти паническое выражение.

– Нет, – ответила Афраэль, – думаю, что нет. – Она поглядела на принцессу, сидевшую со Спархоком в другом углу комнаты. Берит заметил, что во взгляде Сефрении тоже появилось нечто, похожее на панику, когда Флейта соскользнула с ее колен и через всю комнату направилась к креслу Спархока.

– Привет, Даная, – небрежно произнесла Богиня-Дитя.

– Привет, Афраэль, – почти тем же тоном отозвалась принцесса. – Ты намерена что-нибудь предпринять, чтобы вернуть мою маму?

– Я обдумываю это. Постарайся, чтобы твой отец не слишком выходил из себя. От него не будет толку, если он разлетится на мелкие кусочки, а нам придется собирать его заново.

– Я знаю. Сделаю все, что смогу. Хочешь подержать мою кошку?

Флейта взглянула на Мурр. В глазах кошки был беспредельный ужас.

– Думаю, я ей не нравлюсь, – покачала она головой.

– Я позабочусь об отце, – заверила Даная маленькую богиню, – а ты займись всеми остальными.

– Ладно. – Афраэль помолчала. – Я думаю, мы с тобой поладим. Ты не против, если я время от времени буду заглядывать в гости?

– Сколько угодно, Афраэль.

Происходило что-то в высшей степени странное. Берит не видел ничего необычного в этом разговоре двух девочек, но по лицам Спархока и Сефрении ясно было, что они очень встревожены. Берит как бы невзначай огляделся. Все собравшиеся наблюдали за беседой с легкими снисходительными улыбками – все, кроме лорда Вэниона и анары Ксанетии. В их лицах было то же напряжение, что и у Спархока и Сефрении. Сейчас в этой гостиной явно произошло что-то невероятное, но Берит и под страхом смерти не мог бы понять, что именно.

– Думаю, что нам не следует отвергать и такой возможности, – мрачно проговорил Оскайн. – Баронесса Мелидира не раз уже доказывала нам, сколь проницателен ее ум.

– Благодарю вас, ваше превосходительство, – сладким голосом отозвалась Мелидира.

– Я говорю это вовсе не комплимента ради, – хладнокровно отозвался он. – В данном случае мы можем полагаться только на ваш ум и сообразительность. Вы видели Скарпу, а мы нет. Вы уверены, что он сумасшедший?

– О да, ваше превосходительство, самый настоящий сумасшедший, и меня убедило в этом не только его поведение. Крегер и остальные обращались с ним, как с живой коброй. Они до судорог боятся его.

– Это сходится с кое-какими сообщениями, которые я получал от арджунских воров, – прибавил Кааладор. – Когда речь идет о сумасшедших, никогда не обходится без преувеличений, однако в каждом донесении из Арджуны повторялось, что Скарпа спятил.

– Кааладор, ты выбрал странный способ успокоить нас со Спархоком, – с досадой заметил Келтэн. – Ты подтверждаешь, что женщины, которых мы любим, в руках безумца. От него ведь всего можно ожидать.

– Возможно, дело не так уж плохо, сэр Келтэн, – сказал Оскайн. – Если Скарпа сумасшедший, вполне возможно, что это похищение – целиком его идея. В этом случае выход у нас совсем простой. Принц Спархок последует указаниям, которые он получит в письме, и, когда появится Скарпа с королевой Эланой и Алиэн, его высочество попросту вручит ему Беллиом. Все мы знаем, что будет со Скарпой, едва он прикоснется к Беллиому.

– Оскайн, – покачал головой Сарабиан, – ты равняешь безумие со слабоумием, а на самом деле это совсем не так. Заласта знает, что кольца могли бы защитить его, если бы ему удалось когда-нибудь заполучить в свои руки Беллиом, а что известно Заласте, то почти неизбежно должно быть известно и Скарпе. Он потребует кольца, прежде чем коснуться камня.

– Стало быть, есть три варианта объяснения происходящего, – заключил патриарх Эмбан. – Либо Киргон надоумил Заласту устроить похищение, либо Заласта додумался до этого сам, либо же Скарпа настолько спятил, что полагает, будто сможет безо всякой подготовки схватить Беллиом и отдавать ему приказы.

– Есть и еще один вариант, ваша светлость, – заметил Улаф. – Быть может, в дело уже вступил Клааль, и именно таким образом он пытается вынудить Беллиом явиться к нему для привычного поединка.

– Какой прок сейчас рассуждать обо всем этом? – спросил вдруг Спархок. – Мы все равно не узнаем, кто стоит за похищением, покуда не увидим, кто именно явится совершать обмен.

– У нас должно быть наготове несколько планов, принц Спархок, – пояснил Оскайн. – Нам следует обдумать свои действия в каждом возможном случае, чтобы знать, что делать.

– Я уже знаю, что буду делать, ваше превосходительство, – угрюмо отозвался Спархок.

– Пока что мы не можем сделать ничего, – чуть поспешнее, чем следовало, вмешался Вэнион. – Все, что нам остается, – ждать следующего послания.

– Верно, – согласился Улаф. – Крегер собирался дать Спархоку указания, а по этим указаниям нам, быть может, удастся понять, кто же на самом деле стоит за похищением.

***

– Ты ведь тоже это заметил, верно? – спросил Берит у Халэда вечером, когда они готовились ко сну.

– Что именно заметил?

– Не притворяйся, Халэд. Ты замечаешь все, что происходит вокруг. От тебя ничто не ускользнет. Спархок и Сефрения вели себя очень странно во время разговора Флейты и Данаи.

– Ну да, – хладнокровно согласился Халэд. – И что из того?

– Тебе совсем не хочется знать почему?

– А тебе не приходило в голову, что это «почему» нас совсем не касается?

Берит пропустил эти слова мимо ушей.

– Ты заметил, как похожи эти девочки?

– Ты у нас знаток девочек. – Берит вспыхнул до корней волос и мысленно выругал себя за это. – Это ведь ни для кого не секрет, – продолжал Халэд. – Императрица Элисун – человек откровенный. Она не таит своих чувств – точно так же, как не скрывает сам знаешь что.

– Она хорошая женщина, – поспешил вступиться за нее Берит. – Просто она, как и все валезийцы, не привыкла соблюдать наши нравственные правила. Они просто не знают, что такое верность.

– Я ее и не осуждаю. Если ее поведение не заботит ее мужа, с какой стати оно должно заботить меня? Не забудь, что я сельский парень, а у нас на подобные вещи смотрят трезво. Просто на твоем месте, Берит, я не привязывался бы к ней слишком сильно. Со временем ее внимание может обратиться на кого-то другого.

– Это уже случилось, – ответил Берит. – Однако она не хочет прекращать нашу дружбу. Она намерена дарить дружелюбием меня и его – а также полдюжины других, о которых она не упоминала прежде.

– Миру нужно побольше дружелюбия, Берит, – ухмыльнулся Халэд. – Войн было бы куда меньше, если бы люди умели дружить.

***

Следующее письмо Крегера прибыло через два дня, и к нему был приложен еще один локон Эланы. Отчего-то Берита приводила в ярость одна мысль о том, что старый пьянчуга измывается над золотистыми волосами его королевы. Вэнион вновь прочел письмо вслух, покуда Спархок молча сидел в отдалении от всех, бережно сжимая в пальцах прядь волос жены.

«Спархок, старина! – начиналось письмо. – Ты ведь не против, если я буду называть тебя так? Мне всегда нравилось, как Мартэл подобным образом отбрасывал формальности, когда дело шло так, как он задумал. Пожалуй, это единственное, что меня в нем восхищало.

Довольно теплых воспоминаний. Тебе предстоит совершить путешествие, Спархок. Мы хотим, чтобы ты взял своего оруженосца и обычным путем по суше отправился в Бересу, город в Юго-Восточной Арджуне. За вами будут наблюдать, так что не прибегай ни к каким уловкам, не веди за собой Келтэна и прочих своих обезьян, не прихвати в кармане Сефрению в виде мышки или блохи и ни в коем случае не используй Беллиом – даже для того, чтобы развести костер. Я знаю, старина, что мы можем положиться на твое здравомыслие, ибо в противном случае ты никогда не увидишь Элану живой.

С тобой всегда приятно поболтать, Спархок, особенно если учесть, что на сей раз руки связаны у тебя. Впрочем, довольно тратить время попусту. Возьми Халэда и Беллиом и отправляйся в Бересу. Там ты получишь дальнейшие указания. С любовью – Крегер».

ГЛАВА 3

Они говорили, говорили и говорили, и каждое «быть может», «возможно», «вероятно» или «с другой стороны» заставляло Спархока сильнее стискивать зубы. Все это были бесплодные рассуждения, чистой воды догадки, которые двигались по кругу и не приводили к цели. Он сидел в стороне от остальных, сжимая в пальцах бледно-золотистый локон, и волосы, как живые, с неясностью обвивали его пальцы.

Конечно же, во всем был виноват он сам. Ему не следовало разрешать Элане отправляться в Дарезию. Впрочем, дело было не только в этом. Элане всегда грозила опасность, и все из-за него – из-за того, что он Анакха. Ксанетия говорила, что Анакха непобедим, но она ошибалась. Анакха был так же уязвим, как всякий женатый мужчина. Женившись на Элане, он тотчас подверг ее опасности, опасности, которая будет существовать, покуда она жива.

Ему вообще не следовало жениться на ней. Конечно, он любил ее, но разве можно было из любви подвергать ее опасности? Спархок мысленно проклинал свою слабость, которая помешала ему отвергнуть эту нелепую идею, едва Элана заговорила о ней впервые. Он солдат, а солдатам нельзя жениться – особенно немолодым, покрытым шрамами ветеранам, у которых за плечами слишком много лет и слишком много битв и которые успели обзавестись таким количеством врагов. Может быть, он – старый эгоистичный дурак? Отвратительный престарелый развратник, который поспешил воспользоваться ослеплением влюбленной молоденькой девушки? Элана объявила, что умрет, если он ответит ей отказом, но Спархок-то знал, что этого не случится. Люди умирают от меча или от старости – но не от любви. Ему следовало рассмеяться ей в лицо и отвергнуть ее нелепый приказ. Потом он устроил бы ей подходящий брак – подобрал бы ей в мужья какого-нибудь молодого красивого дворянина с хорошими манерами и более безопасным занятием. Если бы он сделал это, сейчас Элана была бы в Симмуре, а не в руках безумцев, колдунов-отступников и чужих богов, для которых ее жизнь не значит ровным счетом ничего.

А они все говорят, говорят, говорят. Что проку тратить слова? Выбора все равно нет. Спархок исполнит все указания, потому что от этого зависит жизнь Эланы. Остальные, конечно, станут спорить с ним, и эти споры только выведут его из себя. Самое лучшее, пожалуй, взять Беллиом и Халэда и потихоньку ускользнуть из Материона, не давая им шанса свести его с ума бессмысленной болтовней.

Точно свежий весенний ветерок коснулся его щеки, и что-то мягко ткнулось в ладонь, оторвав его от мрачных мыслей.

– Не своей волей прерываю я твои размышления, о сэр рыцарь, – проговорила, извиняясь, белая лань, – однако нее хозяйка моя желает говорить с тобою.

Спархок дернулся, изумленно озираясь. Он уже не сидел в синей гостиной, в Материоне, и голоса друзей растаяли, сменившись негромким шорохом волн, набегающих на золотистый песок. Его кресло стояло на мраморном полу храма Афраэли на зеленом островке, что драгоценным изумрудом лежал посреди моря. Мягкий ветерок веял под радужным небом, и древние дубы, окружавшие белоснежный храм, тихо шелестели.

– Ты позабыл меня, – упрекнула Спархока кроткая белая лань, и в ее влажных глазах блеснула печаль.

– Никогда я не позабуду тебя, – ответил он. – Я всегда буду помнить тебя, о нежное созданье, ибо я люблю тебя всей душой, как полюбил с первой нашей встречи. – Цветистые слова сами, непрошеные, срывались с его губ.

Белая лань счастливо вздохнула и положила ему на колени белоснежную головку. Спархок погладил ее белую выгнутую шею и огляделся.

Богиня-Дитя, облаченная в белое и окруженная сияющим нимбом, как ни в чем не бывало сидела на ветке ближайшего дуба. Она поднесла к губам свирель и извлекла из нее коротенькую, почти насмешливую трель.

– Что ты затеяла, Афраэль? – окликнул ее Спархок, умышленно отбрасывая изысканные слова, которые так и просились на язык.

– Я подумала, что тебе захочется поговорить, – ответила она, опуская свирель. – Тебе нужно время для самоуничижения? Может быть, дать тебе хлыст, чтобы ты мог всласть себя побичевать? Спешить некуда, отец. Это мгновение будет длиться столько, сколько я захочу. – Она вытянула испачканную травяным соком ножку, ступила в пустоту и хладнокровно спустилась по несуществующей лестнице на мраморный пол храма. Усевшись на пол, она скрестила ноги и вновь поднесла к губам свирель. – Надеюсь, музыка не будет помехой твоим мрачным размышлениям?

– Чем ты, по-твоему, занимаешься? – сердито спросил он.

Афраэль пожала плечами.

– Тебе отчего-то хочется наложить на себя эпитимью, а времени на это у нас нет. Я не была бы богиней, если бы не могла исполнять одновременно несколько желаний, не так ли?.. Сыграть твою любимую мелодию?

– Ты что, шутишь?

– Ничуть. – Она извлекла из свирели новую трель. Мгновение Спархок свирепо смотрел на нее, затем сдался.

– Мы можем поговорить?

– Ты уже пришел в себя? Так скоро? Поразительно.

Он обвел взглядом остров.

– Где находится это место? – с любопытством спросил он.

Богиня-Дитя пожала плечами.

– Там, где я захочу. Я повсюду ношу его с собой. Неужели ты всерьез помышлял об этом, Спархок? Ты и вправду собирался схватить Беллиом, взять за шиворот Халэда, вскочить на спину Фарэна и помчаться разом во все стороны света?

– Вэнион и остальные только говорят и говорят, Афраэль, а разговоры ни к чему не ведут.

– Ты посоветовался с Беллиомом об этой своей блестящей идее?

– Это мне решать, Афраэль. Элана – моя жена.

– Какой ты храбрый, Спархок. Ты принимаешь решение, касающееся Беллиома, даже не спросив совета у него самого. Отец, пусть тебя не обманывает его вежливость. Она – всего лишь следствие архаической речи. Беллиом не станет делать ничего, что сочтет неверным, как бы сильно ты ни жалел себя, а если ты будешь упорствовать, ему, чего доброго, вздумается сотворить новое солнце – в шести дюймах от твоего сердца.

– У меня есть кольца, Афраэль. Приказы отдаю я.

Афраэль расхохоталась ему в лицо.

– Спархок, неужели ты и впрямь веришь, что кольца что-то значат? У них нет никакой власти над Беллиомом. Это была лишь уловка, скрывавшая то, что он обладает разумом, – а также волей и собственными целями. Если он не захочет подчиняться кольцам, он не подчинится, и дело с концом.

– Тогда зачем же ему нужен я?

– Потому что ты необходимость, Спархок, – как ветер, прилив или дождь. Ты так же необходим, как Беллиом или Клааль – или я, кстати. Когда-нибудь мы с тобой вернемся сюда и будем долго беседовать о том, что такое необходимость, но сейчас у нас маловато времени для такого разговора.

– А это твое вчерашнее виртуозное представление тоже было необходимо? Мир перевернулся бы, если бы ты прилюдно не поговорила сама с собой?

– То, что я сделала вчера, отец, было не необходимо, но полезно. Я есть то, что я есть, и я не могу изменить этого. Когда я прохожу через воплощения, поблизости обычно оказываются люди, которые знают обеих девочек, и они начинают примечать сходство между нами. Я всегда стараюсь, чтобы девочки встретились прилюдно. Это избавляет от утомительных вопросов и нежеланных подозрений.

– Ты знаешь, что испугала Мурр? Она кивнула.

– Я это улажу. С животными всегда возникают трудности. Они видят меня настоящую сквозь все мои личины, потому что смотрят на нас совсем не так, как мы друг на друга.

Спархок вздохнул.

– Что мне делать, Афраэль?

– Я надеялась, что пребывание здесь приведет тебя в чувство. Именно так обычно и действует остановка в реальности.

Спархок поглядел на ее личное, окрашенное во все цвета радуги небо.

– Вот это и есть твое представление о реальности?

– Тебе не нравится моя реальность?

– Здесь чудесно, – заверил он, рассеянно поглаживая шею белой лани, – но ведь это же только сон.

– Ты в этом уверен, Спархок? Ты действительно уверен в том, что это место – не реальность, а мир, в котором ты живешь, – не сон?

– Перестань. У меня от таких речей голова раскалывается. Что же мне делать?

– Я бы сказала, что прежде всего тебе предстоит долгий разговор с Беллиомом. Твое уныние и деспотические намерения немало встревожили его.

– Хорошо, а что же потом?

– До этого я еще не дошла. – Афраэль одарила его лукавой усмешкой. – Однако я работаю над этим, дорогуша.

***

– Все будет хорошо, Келтэн, – сказал Спархок, ласково положив руку на плечо измученного друга.

Келтэн поднял на него безнадежно несчастный взгляд.

– Ты уверен?

– С ними не случится ничего плохого, если мы сумеем держать себя в руках. Когда я вернулся из Рендора, Элане грозила еще большая опасность, однако же мы справились и с ней, верно?

– Должно быть, ты прав. – Келтэн выпрямился в кресле и одернул синий камзол. Лицо его было мрачно. – Я собираюсь отыскать кой-кого и сделать им очень-очень больно, – объявил он.

– Не возражаешь, если я составлю тебе компанию?

– Можешь мне помочь, если пожелаешь. – Келтэн сосредоточенно потер щеку. – Я тут вот о чем подумал. Ты понимаешь, что, если ты последуешь указаниям Крегера, он сможет еще год, если не больше, гонять тебя по всей Дарезии из конца в конец?

– А разве у меня есть выбор? Они будут следить за мной.

– Пусть себе следят. Помнишь, как мы познакомились с Беритом?

– Он был послушником в орденском замке в Симмуре.

– Но не тогда, когда я его впервые увидел. Я возвращался из изгнания в Ламорканде и заехал в придорожную таверну в окрестностях Симмура. Там был Берит в твоих доспехах, и с ним Кьюрик. Я знал тебя с детских лет, и даже я не сумел сообразить, что это не ты. Если даже я принял его за тебя, то уж Крегеровы соглядатаи ошибутся наверняка. Возможно кому-то и придется изъездить всю Дарезию, так пусть это будет Берит, а у нас с тобой найдутся дела поважнее.

– Это лучшая идея из всех, что я слышал до сих пор, – проговорил потрясенный Спархок и обернулся к остальным. – Могу я вам кое-что сказать? – Все резко и встревоженно обернулись к нему. – Пора приниматься за работу, – продолжал Спархок. – Келтэн только что напомнил мне, что в прошлом мы уже использовали сэра Берита в качестве приманки. Мы с Беритом сложены почти одинаково, и мои доспехи ему более или менее подходят, а если он опустит забрало, никто и не заподозрит, что он – не я. Если он вновь согласится изображать старого служаку, потрепанного временем, мы сумеем подготовить для Крегера и его дружков парочку неприятных сюрпризов.

– Меня не надо просить, Спархок, – сказал Берит. – Я согласен.

– Ты бы хоть разузнал подробности, Берит, прежде чем вызываться добровольцем, – страдальчески проговорил Халэд.

– Помнится, твой отец говаривал то же самое, – усмехнулся Берит.

– Что ж ты его не слушал?

– Весьма любопытный план, принц Спархок, – с сомнением проговорил Оскайн, – однако же крайне опасный.

– Я не боюсь, ваше превосходительство, – возразил Берит.

– Я имел в виду не опасность, которая грозит вам, молодой сэр. Я говорю об опасности для королевы Эланы. Стоит кому-то распознать вашу личину – и… – Оскайн красноречиво развел руками.

– Стало быть, мы должны сделать так, чтобы никто не сумел ее распознать, – сказала Сефрения.

– Но, Сефрения, – возразил Сарабиан, – он же не может все время держать забрало опущенным.

– Думаю, ему и не придется. – Сефрения задумчиво взглянула на Ксанетию. – Достаточно ли мы уже доверяем друг другу, дорогая сестра? Я говорю о чем-то большем, нежели то, что мы делали до сих пор.

– С величайшим вниманием выслушаю я твои слова, сестра моя.

– Дэльфийская магия направлена главным образом вовнутрь, не так ли? – Ксанетия кивнула. – Вероятно потому никто и не может обнаружить ее. Стирикская магия – совсем другое дело. Мы изменяем то, что вокруг нас, поэтому наша магия направлена наружу. В данном случае ни то ни другое не сработало бы, но если бы мы объединили наши усилия… – Она не закончила фразу.

– Интересная мысль, – пробормотала Афраэль.

– Я что-то ничего не понял, – признался Вэнион.

– Мы с анарой намерены поставить опыт, – пояснила Сефрения, – и если то, что я задумала, удастся, мы сделаем Берита настолько похожим на Спархока, что они смогут бриться друг перед другом, как перед зеркалом.

***

– Покуда каждая из нас в точности знает, что делает другая, это будет не так уж и трудно, – заверила Сефрения Спархока, когда позже он и Берит присоединились к Вэниону и анаре Ксанетии, дожидавшимся их в комнате, которую Сефрения разделяла с Вэнионом.

– Ты уверена, что у вас все получится? – с сомнением спросил он.

– Они никогда прежде этого не делали, Спархок, – напомнил ему Вэнион, – откуда же взяться полной уверенности?

– Звучит не слишком многообещающе. Лицо у меня так себе, но ведь другого-то не будет.

– Ни тебе, Анакха, ниже юному сэру Бериту не грозит опасность, – сказала Ксанетия. – В давние времена случалось порой, что моим соплеменникам необходимо было покинуть потаенную нашу долину и странствовать среди обычных людей. Посредством сего заклинания и скрывали мы истинную нашу сущность.

– Я сейчас объясню тебе, как это будет, – сказала Сефрения. – Вначале Ксанетия наложит дэльфийское заклинание, которое должно запечатлеть твои черты на ее собственном лице, но в тот миг, когда она выпустит свое заклинание, я выпущу свое, стирикское, и оно отклонит заклинание Ксанетии на Берита.

– А разве все стирики в Материоне не услышат, как ты выпустишь заклинание? – спросил Спархок.

– В том-то и прелесть, – сказала Афраэль, – что изначальное заклинание творит Ксанетия, а дэльфийскую магию почуять невозможно. Сам Киргон мог бы сидеть в соседней комнате и не услышал бы ни шороха.

– Но вы точно уверены, что это сработает?

– Есть только один способ проверить.

Спархок, конечно же, ничего не почувствовал, но он, в конце концов, был только образцом. Довольно странно было, однако, видеть, как черты лица Берита постепенно изменяются.

Когда объединенное заклинание свершилось, Спархок внимательно оглядел своего друга.

– Неужели я и вправду так выгляжу? – упавшим голосом спросил он у Вэниона.

– Я бы не сумел вас различить.

– И нос вот так перебит?

– Мы думали, ты это знаешь.

– Мне никогда не доводилось посмотреть на себя со стороны. – Спархок критически оглядел глаза Берита. – Постарайся все время щуриться, – посоветовал он. – Мои глаза видят уже не так хорошо, как прежде. С возрастом это случается.

– Я это запомню. – Даже голос Берита звучал по-другому.

– Я и в самом деле так говорю? – спросил подавленный Спархок. Вэнион кивнул. Спархок потряс головой.

– Когда видишь и слышишь себя со стороны, решительно начинаешь думать о себе хуже, – признался он и вновь взглянул на Берита. – Я ничего не почувствовал, а ты?

Берит кивнул, с трудом сглотнув.

– На что это было похоже?

– Я предпочел бы не говорить об этом. – Берит, моргая, осторожно ощупывал пальцами свое новое лицо.

***

– Я не могу их различить! – восхитился Келтэн, разглядывая то Спархока, то Берита.

– Так и было задумано, – пояснил Спархок.

– Который из вас ты?

– Не дурачься, Келтэн.

– Теперь, когда мы знаем, как это делается, мы сможем совершить и другие изменения, – сказала Сефрения. – Мы дадим всем вам новые лица, чтобы вы могли действовать без помех, а во дворце оставим людей с вашими лицами. Думаю, что даже после Праздника Урожая за нами еще есть кому следить, а это избавит нас от соглядатаев.

– Подробностями мы займемся позже, – сказал Вэнион. – Вначале пусть отправятся в путь Берит и Халэд. Какую дорогу обычно выбирают путешественники, когда сушей отправляются отсюда в Бересу? – Он развернул на столе карту.

– Обычно в Бересу добираются морем, – ответил Оскайн, – но если нет, пересекают полуостров и в Микке садятся на корабль, который идет через залив к материку.

– Здесь, похоже, нет никаких дорог. – Вэнион, нахмурившись, рассматривал карту.

– Эти места мало населены, лорд Вэнион, – пожал плечами Оскайн, – соляные болота и все такое прочее. Там есть несколько проселочных дорог, но на карте они не отмечены.

– Сделайте все от вас зависящее, – сказал Вэнион Бериту и Халэду. – Как только вы доберетесь до Тамульских гор, вы выйдете вот к этой дороге, которая огибает джунгли с запада.

– Я бы на вашем месте держался подальше от самих гор, Берит, – предостерег Улаф. – Там сейчас тролли.

Берит кивнул.

– Спархок, – сказал Халэд, – ты бы поговорил с Фарэном. Не думаю, чтобы его обмануло то, что у Берита твое лицо, а Бериту придется ехать на Фарэне, если мы хотим, чтобы наша маскировка выглядела убедительно.

– Я об этом забыл, – признался Спархок.

– Я так и подумал, что забудешь.

– Ну что ж, – продолжал Вэнион свои наставления молодым путешественникам, – этой дорогой вы доедете до Лидроса, а оттуда двинетесь в путь дорогой, которая огибает южную оконечность Арджуны, и доедете до самой Бересы. Такой выбор пути напрашивается сам собой, и наверняка они именно этого от вас и ожидают.

– Эта дорога не из коротких, лорд Вэнион, – заметил Халэд.

– Знаю. Очевидно, Крегер и его подручные именно этого и добивались. Если бы они спешили, то велели бы Спархоку отправиться морем.

– Спархок, – повелительно сказала Флейта, – отдай Бериту кольцо жены.

– Зачем?

– Заласта чует это кольцо, а стало быть, может учуять и Киргон, и уж наверняка его учует Клааль. Если у Берита не будет при себе кольца, изменять его внешность было пустой тратой времени.

– Ты подвергаешь Берита и Халэда немалой опасности, – укоризненно заметила Сефрения.

– Такова уж наша служба, матушка, – пожал плечами Халэд.

– Я присмотрю за ними, – пообещала Афраэль сестре и критически взглянула на Берита. – Позови меня.

– Что?

– Заклинание, Берит, – с преувеличенным терпением пояснила она. – Я хочу быть уверена, что ты верно запомнил его.

– А-а. – Берит произнес заклинание, призывающее Афраэль, тщательно выговаривая слова и сопровождая их запутанными жестами рук.

– Ты неверно произносишь «Каджерастикон», – поправила его Афраэль.

Сефрения без особого успеха пыталась сдержать смех.

– Что в этом смешного? – спросил Телэн.

– Произношение сэра Берита вызвало кое-какие сомнения в значении этого слова, – пояснил Стрейджен.

– И что он такого сказал? – полюбопытствовал Телэн.

– Это не твое дело, – строго сказала Флейта. – Мы собрались здесь не для того, чтобы пережевывать устаревшие шутки о том, чем мальчики отличаются от девочек. Поупражняйся в произношении, Берит. А теперь – тайный зов.

– Что это такое? – шепотом спросил Итайн у Вэниона.

– Это заклинание для передачи сообщений, ваше превосходительство, – пояснил Вэнион. – Оно призывает не присутствие Богини-Дитя, а ее разум. Мы передаем ей сообщение, а уж она доставляет его по назначению.

– Не слишком ли это унизительно для Богини-Дитя? Неужели вы и в самом деле вынуждаете ее служить у вас на посылках?

– Меня это не оскорбляет, Итайн, – усмехнулась Афраэль. – В конце концов, мы живем для того, чтобы служить тем, кого любим.

Второе заклинание не вызвало у Флейты нареканий.

– Скорее всего, тебе придется чаще использовать именно тайный зов, – предостерег Берита Вэнион. – Крегер запретил Спархоку применять магию, так что лучше не творить заклинания слишком явно. Если вы получите в пути новые указания, сделай вид, что следуешь им, но сообщи обо всем Афраэли.

– Лорд Вэнион, – сказал Халэд, – теперь ведь, наверное, нет смысла обряжать его в доспехи Спархока?

– И верно, – согласился Вэнион. – Довольно будет и кольчуги, Берит. Теперь мы хотим, чтобы они видели твое лицо.

– Хорошо, мой лорд.

– Тогда отправляйтесь спать, – сказал Вэнион. – Завтра с рассветом вы тронетесь в путь.

– Только не слишком рано, – вставил Кааладор. – Чего доброго, шпики продрыхнут ваш отъезд. А кой толк напяливать на себя новую морду, ежели не перед кем в ней покрасоваться?

На следующее утро во внутреннем дворе было зябко и сыро, и редкий осенний туман нависал над сияющим городом. Спархок вывел Фарэна из конюшни.

– Будьте очень осторожны, – в который раз предостерег он двоих молодых людей в кольчугах и дорожных плащах.

– Ты об этом уже говорил, мой лорд, – напомнил Халэд. – Мы с Беритом, знаешь ли, не глухие.

– Тебе лучше забыть это имя, Халэд, – критически заметил Спархок. – Одна случайная оговорка может обойтись нам очень дорого.

– Я это запомню.

– Тебе нужны деньги?

– Я уж думал, ты никогда об этом не спросишь.

– Ты такой же, как твой отец. – Спархок вынул из-за пояса кошелек и передал его оруженосцу. Затем он крепко взял Фарэна за подбородок и прямо взглянул в глаза чалого.

– Я хочу, чтобы ты отправился с Беритом, Фарэн, – проговорил он. – Веди себя так, будто Берит – это я. Фарэн пряднул ушами и отвел глаза.

– Не отвлекайся, – резко сказал Спархок. – Это важно.

Фарэн шумно вздохнул.

– Он отлично понимает, о чем ты говоришь, Спархок, – заметил Халэд. – Он не тупица – просто злюка. Спархок передал поводья Бериту.

– Да, кстати, – припомнил он, – нам понадобится пароль. У нас ведь тоже будут другие лица, так что при встрече вы можете и не узнать нас. Придумайте что-нибудь, что не бросается в глаза.

Они задумались.

– Может быть, «стриженый барашек»? – предложил Берит. – Эти слова не так трудно вставить в разговор, и мы уже использовали их прежде.

Спархок вдруг вспомнил Ульсима, «любимого ученика святого Эрашама», стоящего на груде камней с арбалетным болтом Кьюрика во лбу и застывшими на губах словами «стриженый барашек».

– Очень хорошо, Берит… то есть сэр Спархок. Мы все помним эти слова. А теперь трогайтесь в путь. Они кивнули и вскочили в седла.

– Удачи вам, – сказал Спархок.

– Тебе тоже, мой лорд, – ответил Халэд. Затем они тронули коней и шагом направились к подъемному мосту.

– Все, что нам пока достоверно известно, – это название «Береса», – несколько позже задумчиво говорил Сарабиан. – Послание Крегера гласит, что именно там Спархок должен получить дальнейшие указания.

– Это может быть уловка, ваше величество, – заметил Итайн. – Обмен может произойти когда угодно и где угодно. Возможно именно по этой причине в письме особо напирали на то, чтобы отправляться в Бересу сушей.

– Это верно, – поддержал его Кааладор. – С тем же успехом Скарпа и Заласта могут ждать на западном берегу Миккейского залива, чтобы совершить обмен, прямо там.

– Похоже, нам предстоят немалые хлопоты, – заметил Телэн. – Почему бы Спархоку не спасти королеву с помощью Беллиома? Беллиом мог бы переправить ее сюда прежде, чем Скарпа сообразит, что она исчезла.

– Нет, – покачала головой Афраэль, – Беллиом не в силах сделать этого, точно так же, как и я.

– Почему?

– Потому что мы не знаем, где она, – и не можем начать поиски, потому что нас сразу учуют.

– А-а. Я этого не знал.

Афраэль закатила глаза к потолку.

– Мужчины! – вздохнула она.

– Элана проявила большую находчивость, передав свое кольцо Мелидире, – заметила Сефрения, – однако, если бы кольцо осталось при ней, ее куда легче было бы отыскать.

– Сомневаюсь, любовь моя, – возразил Вэнион. – Заласта, как никто другой, знает, что кольца можно выследить. Если бы кольцо осталось у Эланы, Скарпа первым делом отдал бы его Крегеру или Элрону и отправил бы их на другой конец света.

– Ты полагаешь, что Заласта причастен к похищению, – не сдавалась она. – Однако есть вероятность, что Скарпа действовал сам по себе.

– Всегда лучше переоценить противника, – пожал он плечами. – Если в похищении замешаны Заласта и Киргон, это ухудшает наше положение. Если же это дело рук одного Скарпы, справиться с ним будет относительно легко.

– Но только после того, как Элана и Алиэн окажутся в безопасности, – вставил Спархок.

– Это само собой разумеется, – согласился Вэнион.

– Стало быть все зависит от того, когда состоится обмен, – заключил Сарабиан. – Мы можем готовиться к чему угодно, однако ничего путного не сможем сделать до той минуты, когда Скарпа предъявит Элану.

– А это значит, что мы должны держаться поближе к Халэду и Бериту, – прибавил Тиниен.

– Нет, – покачала головой Афраэль. – Вы только все испортите, если будете следовать за ними по пятам. Предоставьте это мне. Я не ношу доспехов, и ничей нос не учует меня за тысячу шагов. Итайн прав. Обмен может состояться когда угодно. Едва Скарпа явится с Эланой и Алиэн, я дам знать об этом Спархоку, и Беллиом перенесет его – с кинжалом наготове – прямо на голову Скарпе. Потом мы вернем наших дам и снова будем хозяевами положения.

– И это возвращает нас к чисто военным делам, – глубокомысленно заметил патриарх Эмбан. – Думаю, нам стоит послать весточку Комьеру и Бергстену. Рыцари церкви понадобятся нам в Кинезге и Арджуне – а не в Эдоме, Астеле или здесь, в Материоне. Пусть они повернут на юго-восток после того, как спустятся с Земохских гор. У нас будут атаны в Сарне, восточные пелои и рыцари церкви в Самаре, тролли в Тамульских горах, да еще Комьер и Бергстен – на западе пустыни Кинезга. Мы сожмем земли киргаев в кулаке, как лимон.

– И посмотрим, какие там внутри зернышки, – мрачно добавил Келтэн.

***

Патриарх Эмбан, первый секретарь Церкви Чиреллоса, превыше всего на свете обожал составлять списки. Какая бы ни обсуждалась тема, толстый маленький церковник тотчас привычно принимался за список. Почти в каждом обсуждении наступает минута, когда все улажено и собеседники начинают повторно обсуждать различные мелочи. Именно в такую минуту патриарх Эмбан неумолимо извлекал на свет свой список.

– Итак, – сказал он тоном, каким всегда подводил итоги, – Спархок отправляется морем в Бересу вместе с милордом Стрейдженом и молодым господином Телэном.

– Так он раньше окажется на месте, ваша светлость, в случае, если Бериту и Халэду действительно придется ехать до самой Бересы, – подтвердил Вэнион. – А у Стрейджена и Телэна есть связи с ворами Бересы, так что они наверняка сумеют выяснить, есть ли в городе кто чужой.

Эмбан сверился со своим списком.

– Далее. Сэр Келтэн, сэр Бевьер и мастер Кааладор отплывают на другом корабле на юг и отправляются в джунгли Арджуны.

Кааладор кивнул.

– У меня в Дэле есть приятель, который связан с шайками, орудующими в джунглях, – сказал он. – Мы присоединимся к такой шайке, так что сможем следить за Натайосом, и дадим вам знать, если войско Скарпы придет в движение.

– Верно. – Эмбан снова сверился со списком. – Далее. Сэр Улаф и сэр Тиниен отправляются в Тамульские горы, чтобы поддерживать связь с троллями. – Он сдвинул брови. – Почему именно Тиниен? Он ведь не говорит на языке троллей.

– Мы с Тиниеном неплохо ладим, – проворчал Улаф, – а мне будет чертовски одиноко, если не с кем будет поболтать, кроме троллей. Вы не представляете, ваша светлость, как тяжело торчать одному в обществе троллей.

– Как пожелаешь, сэр Улаф, – пожал плечами Эмбан. – Далее, Сефрения и анара Ксанетия отправятся в Дэльфиус, чтобы известить анари Кедона о последних событиях и рассказать ему, что мы намерены сделать.

– И постараться установить мир между Стирикумом и дэльфами, – добавила Сефрения. Эмбан сверился с очередным пунктом.

– Лорд Вэнион, королева Бетуана, посол Итайн и доми Кринг с пятью тысячами рыцарей отправятся в Западный Тамул и присоединятся к силам, которые уже расположены в Самаре и Сарне. – А где доми Кринг? – спросила Бетуана, озираясь в поисках низкорослого пелоя.

– Он охраняет Миртаи, – сказала принцесса Даная. – Он все еще опасается, что она вновь попытается убить себя.

– Здесь могут возникнуть трудности, – заметил Бевьер. – При таких обстоятельствах Кринг, вероятно, не захочет покинуть Материон.

– Мы сумеем, если придется, обойтись и без него, – сказал Вэнион. – Я и сам смогу договориться с Тикуме. С Крингом, конечно, легче, но я постараюсь справиться и без него, если он считает, что Миртаи может наделать глупостей.

Эмбан кивнул.

– Император Сарабиан, министр иностранных дел Оскайн и я остаемся в Материоне, так сказать, на посту, а Богиня-Дитя будет поддерживать между нами связь. Я ничего не упустил?

– А что делать мне, Эмбан? – сладким голоском осведомилась принцесса Даная.

– Вы, ваше высочество, останетесь с нами в Материоне, – ответил Эмбан, – и будете озарять тусклое уныние наших дней и ночей солнцем своей улыбки.

– Вы смеетесь надо мной, ваша светлость.

– Конечно нет, принцесса.

***

Сказать, что Миртаи несчастна, было бы величайшим преуменьшением. Она была закована в цепи, когда Кринг с безнадежным видом ввел ее в гостиную.

– Она не слышит ни единого моего слова, – с грустью сообщил доми. – Мне кажется, она забыла даже о том, что мы обручены.

Золотокожая великанша, ни на кого не взглянув, опустилась на пол, всем своим видом выражая крайнее горе.

– Она подвела свою хозяйку, – пожала плечами Бетуана. – Она должна отомстить или умереть.

– Не совсем так, ваше величество, – твердо сказала дочь Спархока, соскользнув с кресла в углу комнаты, откуда наблюдала на происходящим. Она уложила Ролло в одном углу кресла, Мурр – в другом и подошла к Миртаи с деловитым выражением на личике.

– Атана Миртаи, – резко сказала она, – встань с пола.

Миртаи мрачно взглянула на нее и медленно поднялась, позвякивая цепями.

– В отсутствие моей матери королева – я, – объявила Даная.

Спархок моргнул.

– Ты не Элана, – сказала Миртаи.

– Я и не претендую на это. Я говорю с точки зрения закона. Сарабиан, разве это не так? Ведь пока нет моей матери, ее власть принадлежит мне?

– Ну… юридически, я полагаю…

– Черта с два – юридически! Я – наследница королевы Эланы. Пока она не вернется, я занимаю ее место. Это значит, что все, чем владеет она, временно принадлежит мне: трон, корона, драгоценности и – рабыня.

– Я бы не хотел спорить с ней в суде, – признался Эмбан.

– Благодарю, ваша светлость, – отозвалась Даная. – Ну что ж, атана Миртаи, ты слышала все. Теперь ты принадлежишь мне.

Миртаи одарила ее мрачным взглядом.

– Нечего так на меня смотреть! – прикрикнула Даная. – Слушай меня внимательно. Я – твоя хозяйка, и я запрещаю тебе убивать себя. Я также запрещаю тебе убегать отсюда. Ты останешься здесь, со мной и Мелидирой, и будешь охранять нас. Ты подвела мою мать. Не подведи меня.

Миртаи остолбенела и вдруг яростным рывком разорвала цепи, сковывавшие ее запястья.

– Как прикажете, ваше величество, – процедила она, яростно сверкая глазами.

Даная с самодовольной улыбкой оглядела остальных.

– Вот видите, – сказала она, – это было не так уж и трудно.

ГЛАВА 4

О небольшом каботажном грузовом суденышке с протекающим днищем и заплатанными парусами никак нельзя было сказать, что оно «скользит по волнам». Берит и Халэд, в кольчугах и дорожных плащах, стояли на носу, глядя на свинцовую гладь Миккейского залива, по которому, переваливаясь, ковыляло жалкое подобие корабля.

– Это не берег там, впереди? – с надеждой спросил Берит.

Халэд, прищурясь, вгляделся в даль неспокойного моря.

– Нет, только тучи. Мы не слишком быстро плывем, мой лорд. Боюсь, сегодня нам берега не видать. – Он огляделся и понизил голос:

– Будь настороже после захода солнца. Команда этого корыта набрана из портовых отбросов, да и капитан не лучше. Думаю, сегодня ночью нам лучше спать по очереди.

Берит искоса глянул на сброд, слонявшийся по палубе.

– Был бы у меня топор… – с сожалением пробормотал он.

– Не стоит говорить такое вслух, Берит, – шепотом предостерег Халэд. – Спархок не носит боевого топора. Крегеру это известно, а один из этих матросов вполне может работать на него.

– Даже сейчас, после Праздника Урожая?

– Никто еще не придумал способа убить всех крыс, мой лорд, а иногда довольно и одной. Будем вести себя так, словно за нами наблюдают и могут подслушать каждое наше слово, – просто так, на всякий случай.

– Мне будет куда легче, когда мы доберемся до берега. Неужели нам и вправду непременно нужно было отправиться морем?

– Так принято, – пожал плечами Халэд. – Не тревожься. С этим отребьем мы справимся запросто.

– Дело не в этом, Халэд. Это корыто переваливается с боку на бок, точно кит с перебитой спиной. Меня от этого мутит.

– Съешь кусок сухаря.

– Не хочу. Мне чертовски тошно, Халэд.

– Но это же приключение, мой лорд, – с оптимизмом напомнил Халэд. – Неужели восторг при этой мысли не возмещает тебе мелких неудобств?

– Не очень.

– Ты ведь сам захотел стать рыцарем.

– Да, знаю и как раз сейчас пытаюсь вспомнить, с какой стати.

Патриарх Эмбан был крайне недоволен.

– Это самое настоящее поругание! – возмущался он, косолапо шагая вместе с остальными к часовне, находившейся в западном крыле замка. – Если Долмант когда-нибудь узнает, что я дозволил заниматься колдовством в освященном месте, он лишит меня сана!

– Это самое безопасное место, Эмбан, – отвечал Вэнион. – Под предлогом «священных обрядов» мы можем выставить из западного крыла всех тамульцев. Кроме того, часовня наверняка так или иначе не освящена. Это подражание эленийскому замку построено для того, чтобы эленийцы чувствовали себя как дома. Те, кто строил его, не могли знать обряда освящения.

– Ты не можешь знать наверняка, что часовня не освящена!

– А ты не можешь знать наверняка, что освящена. Если тебя это так волнует, Эмбан, в конце концов, ты можешь потом освятить ее заново.

Пухлое лицо Эмбана побелело.

– Да ты знаешь, Вэнион, что это значит? Молиться часами, простираясь ниц перед алтарем, поститься… Боже милосердный, поститься! – Эмбан содрогнулся.

Сефрения, Флейта и Ксанетия незаметно прошли в часовню за несколько часов до того и теперь сидели, никому не бросаясь в глаза, в углу часовни и слушали, как рыцари церкви поют гимны.

Подойдя к ним, Эмбан и Вэнион все еще спорили.

– В чем дело? – спросила Сефрения.

– Патриарх Эмбан и лорд Вэнион, матушка, спорят о том, была ли освящена эта часовня, – пояснил Келтэн.

– Не была, – сказала Флейта, слегка пожав плечами.

– Откуда ты знаешь? – сердито осведомился Эмбан.

Девочка одарила его долгим страдальческим взглядом.

– Кто я, по-вашему, ваша светлость? Эмбан моргнул.

– Ох, верно. Я почему-то все время об этом забываю. Ты действительно можешь определить, было какое-то место освящено или нет?

– О, разумеется могу. Поверь мне, Эмбан, эта часовня никогда не была посвящена вашему эленийскому Богу. Впрочем, – добавила Флейта помолчав, – неподалеку отсюда есть место, которое было посвящено дереву – тысяч этак восемнадцать лет тому назад.

– Дереву?!

– Это было очень славное дерево – дуб. Почему-то всегда обожествляют дуб. Никто не хочет поклоняться вязу. Очень многие люди обожествляли деревья прежде всего потому, что они предсказуемы.

– Как может человек в здравом уме поклоняться дереву?

– А кто сказал, что верующие непременно должны быть в своем уме? Порой вы, люди, изрядно нас озадачиваете.

Поскольку на сей раз по большей части предстояло обменивать внешность, Сефрения и Ксанетия слегка изменили заклинание, которое наложило на лицо Берита черты Спархока. Поскольку самому Спархоку ни с кем не нужно было меняться лицом, за него взялись в первую очередь. Он сидел рядом с сэром Эндриком, старым другом, который начинал послушничество вместе со Спархоком, Келтэном и Мартэлом. Ксанетия приблизилась к ним – ее черты постепенно теряли цвет, и лицо излучало все более яркое сияние. Она внимательно осмотрела лицо сэра Эндрика и заговорила напевно и громко, произнося дэльфийское заклинание на архаическом тамульском с присущим ей странным акцентом. Сефрения, стоявшая рядом с ней, одновременно выпевала стирикское заклинание.

Спархок ничего не почувствовал, когда Ксанетия выпустила свое заклинание. Затем, в решающее мгновение, Сефрения протянула руку между лицом сэра Эндрика и Ксанетией и выпустила свое заклинание. Уж его-то Спархок определенно почувствовал. Черты его смягчились, точно нагретый воск, и он явственно ощутил, как меняется его лицо – подобно сырой глине, обретающей новую форму под ловкими пальцами гончара. Выпрямление перебитого носа оказалось слегка болезненным, а когда удлинилась челюсть, зубы Спархока заныли, изменяя свое положение в кости.

– Ну как? – спросила Сефрения у Вэниона, когда перемена окончательно свершилась.

– Большего сходства добиться невозможно, – ответил Вэнион, пристально разглядывая обоих. – Каково это, Эндрик – заполучить близнеца?

– Я ничего не почувствовал, мой лорд, – ответил Эндрик, с любопытством поглядывая на Спархока.

– Зато я почувствовал, – заверил его Спархок, осторожно ощупывая свой новый нос. – Эта боль со временем пройдет, анара?

– Она станет менее заметна, Анакха, когда свыкнешься ты с переменой. Я ведь предостерегала тебя, что неприятных ощущений не избежать, не так ли?

– Верно, – Спархок пожал плечами. – Боль, в конце концов, вполне терпима.

– Неужели я и вправду так выгляжу? – озадаченно спросил Эндрик.

– Именно так, – подтвердил Вэнион.

– Мне следует заняться собой. Годы обошлись со мной неласково.

– Нельзя быть вечно молодым и красивым, Эндрик, – рассмеялся Келтэн.

– Это все, что следовало проделать с этими двумя, анара? – спросил Вэнион.

– Преображение завершено, лорд Вэнион, – ответила Ксанетия.

– Нам надо поговорить, Спархок, – сказал магистр. – Пойдем в ризницу, чтобы не мешать дамам превращать остальных.

Спархок кивнул, поднялся и пошел за другом к маленькой двери слева от алтаря.

Вэнион первым вошел в ризницу и закрыл за ними дверь.

– Ты обо всем договорился с Сорджи? – спросил он. Спархок уселся на скамью.

– Я разговаривал с ним вчера, – ответил он. – Я сказал, что нескольким моим друзьям нужно добраться до Бересы, не привлекая к себе особого внимания. У него, как всегда в порту, удрали несколько матросов, и он оставит три свободные койки. Стрейджен, Телэн и я смешаемся с командой. Мы сможем проскользнуть в Бересу незамеченными.

– Воображаю, сколько это тебе стоило. Сорджи порой заламывет совершенно несусветные цены. Спархок помял ноющую челюсть.

– Во всяком случае, я не разорился, – сказал он. – Сорджи у меня в долгу за парочку услуг, и я дал ему время, чтобы взять груз, который покроет большую часть расходов.

– Стало быть, отсюда ты отправишься прямо в гавань?

Спархок покачал головой.

– Мы выберемся из резиденции через потайной ход, который обнаружил под казармами рыцарей Кааладор. Я сказал Сорджи, что три его новых матроса явятся к нему около полуночи.

– А отплытие, стало быть, завтра?

Спархок вновь покачал головой.

– Послезавтра. Завтра мы будем загружать в трюмы груз.

– Честная работа, Спархок? – ухмыльнулся Вэнион.

– Ты говоришь точь-в-точь, как Халэд.

– У него вполне определенные взгляды, верно?

– Как и у его отца.

– Перестань тереть лицо, Спархок. Ты сотрешь кожу до крови. – Вэнион помолчал. – Как это было?

– Очень странно.

– Больно?

– Когда выпрямили нос – да. Сейчас он ноет так, словно его вновь перебили. Радуйся, что тебе не придется испытать этого.

– В этом вряд ли был бы смысл. Я ведь не должен буду украдкой пробираться по темным закоулкам, как вы. – Вэнион сочувственно взглянул на друга. – Мы вернем ее, Спархок.

– Разумеется. Это все, что ты мне хотел сказать? – Голос Спархока звучал намеренно бесцветно. Главное было – ничего не чувствовать.

– Просто будь осторожен и постарайся держать в узде свой нрав.

Спархок кивнул.

– Пойдем посмотрим, как там остальные.

Спору нет, перемены были ошеломляющие. Трудно было понять, кто же на самом деле сейчас говорит, и порой Спархока застигало врасплох то, кто именно отвечал на его вопрос. Они попрощались и без лишнего шума покинули часовню, смешавшись с другими рыцарями церкви. Выйдя в залитый светом факелов внутренний двор, они прошли по подъемному мосту и по темной ночной лужайке направились к казармам, где размещались рыцари церкви. Там Спархок, Стрейджен и Телэн переоделись в измазанные смолой матросские блузы, и остальные также облачились в неприметные одежды простолюдинов. Затем все спустились в подвалы.

Кааладор, носивший теперь грубоватое лицо пожилого рыцаря-дэйранца, вел их сырым, затянутым клочьями паутины ходом, освещая дорогу дымным факелом. Когда они прошли около мили, он остановился и поднял факел выше.

– Туточки ваш выход, Спархок, – объявил он, указывая на крутую узкую лестницу. – Выйдете прямехонько в проулок – воняет там, конечно, будь здоров, зато темнотища в самый раз. – Кааладор помолчал. – Извини, Стрейджен, – добавил он, – захотелось сказать что-нибудь тебе на память.

– Как это мило, – пробормотал Стрейджен.

– Удачи, Спархок, – сказал Кааладор.

– Спасибо. – Они пожали друг другу руки, и Кааладор, высоко держа факел, повел своих спутников дальше по пахнущему сыростью и плесенью туннелю, оставив Спархока, Телэна и Стрейджена в полной темноте.

***

– Им не угрожает ни малейшая опасность, Вэнион, – убеждала Флейта магистра пандионцев, покуда женщины собирали вещи. – В конце концов, с ними буду я, а уж я-то сумею о них позаботиться.

– Ну, хотя бы десять рыцарей, – снизил он свои требования.

– Они будут нам только помехой, любовь моя, – сказала Сефрения. – Кому надо помнить об осторожности, так это тебе. На вооруженных людей нападут скорее, чем на нескольких мирных путников.

– Но женщинам небезопасно путешествовать одним, – настаивал Вэнион. – В лесах полно разбойников и тому подобного отребья.

– Мы не настолько будем задерживаться в одном месте, чтобы привлечь внимание разбойников или кого-нибудь еще, – терпеливо пояснила Флейта. – Мы доберемся до Дэльфиуса за два дня. Я могла бы устроить это и в один день, но мне придется долго беседовать с Эдемусом, прежде чем войти в его долину. Его наверняка не скоро удастся уговорить.

– Когда вы покидаете Материон, лорд Вэнион? – спросила Ксанетия.

– Где-нибудь в конце недели, анара, – ответил он. – Нам нужно подготовить снаряжение и позаботиться об обозах с провизией.

– Не забудь взять теплые вещи, – напомнила Сефрения. – Вот-вот начнет холодать.

– Хорошо, любовь моя. Сколько вы пробудете в Дэльфиусе?

– Это еще неизвестно. Афраэль известит тебя обо всех новостях. Нам многое нужно обсудить с анари Кедоном. То, что Киргон призвал Клааля, осложнило наше положение.

– Воистину так, – согласилась Ксанетия. – Может статься так, что принуждены мы будем умолять Эдемуса вернуться.

– А он согласится?

Флейта проказливо улыбнулась.

– Я его выманю, Вэнион, – сказала она, – ты же знаешь, как хорошо я умею это делать. Уж если я чего-то захочу, я этого всегда добьюсь. Ну почти всегда.

***

– Эй, ты! А ну, шевелись! – проревел боцман, кряжистый детина с бычьей шеей, щелкая плетью у самых пяток Стрейджена.

Стрейджен, чью новую физиономию украшали теперь длинные усы светловолосого рыцаря-генидианца, швырнул на палубу тюк, который волок на спине, и потянулся за кинжалом.

– Не смей! – прошипел Спархок. – Сейчас же подними тюк!

Стрейджен ожег его сердитым взглядом, но все же нагнулся и подхватил тюк.

– Мы так не договаривались, – проворчал он.

– На самом деле у него и в мыслях не было охаживать тебя плеткой, – заверил Телэн кипящего от злости талесийца. – Все матросы жалуются, что их будто бы колотят, но эта плетка так, для виду. Боцман, который и вправду лупит своих людей плетью, обыкновенно одной прекрасной ночью отправляется за борт в одиночное плавание.

– Возможно, – мрачно проворчал Стрейджен, – но вот что я тебе скажу: если этот кретин хоть дотронется до меня своей плетью, он не успеет даже поплавать. Я выпущу ему кишки на палубу прежде, чем он успеет разинуть рот.

– Эй, новички! – проорал боцман. – Нечего языком трепать! Работать надо, а не болтать о погоде! – И он снова угрожающе щелкнул плетью.

***

– Она могла это сделать, Халэд, – настаивал Берит.

– По-моему, ты перегрелся на солнце, – отозвался Халэд.

Они ехали на юг по безлюдному песчаному берегу, протянувшемуся под пасмурным небом. К дороге подступали негостеприимного вида соляные болота, и сухие камыши громко шуршали и потрескивали под сильным ветром с моря. Халэд приподнялся в стременах и огляделся, затем вновь опустился в седло.

– Нелепая идея, мой лорд.

– Пошевели мозгами, Халэд! Афраэль – богиня. Она может все.

– Уверен, что может, но с чего бы ей этого хотеть?

– Ну… – Берит замялся. – Наверняка у нее была на то причина, верно? Причина, которую мы с тобой не в силах понять и постичь.

– Вот, стало быть, что делает с человеком обучение стирикской магии? Ты уже готов искать богов под каждым кустом. Берит, это просто совпадение. Девочки похожи, и ничего более.

– Можешь сомневаться сколько тебе угодно, Халэд, но я все-таки считаю, что здесь что-то не так.

– А я считаю, что ты городишь чушь.

– Чушь или нет, но у них одинаковая манера держаться, одинаковое выражение лица, и обе они так и пышут самодовольным превосходством.

– Отчего бы и нет? Афраэль – богиня, а Даная – наследная принцесса. Они и в самом деле превосходят остальных – во всяком случае, на их собственный взгляд, – и мне сдается, ты забыл о том, что видел их одновременно в одной комнате. Господи, Берит, да они даже говорили друг с другом!

– Халэд, это еще ничего не значит. Афраэль – богиня. Если, ей захочется, она может быть в десяти местах одновременно.

– Это возвращает нас к прежнему вопросу: почему? С какой целью она это устроила? Даже боги ничего не делают без причины.

– Этого мы не можем знать, Халэд. Может быть, она просто забавляется.

– Берит, неужели тебе так невтерпеж повсюду находить чудеса?

– Она могла это сделать, – не сдавался Берит.

– Ну да, могла. И что из того?

– Тебе что же, совсем не любопытно?

– Не особенно, – пожал плечами Халэд.

***

Улаф и Тиниен были обряжены в старые мундиры одной из немногих частей тамульской армии, в которые принимали добровольцев из эленийских королевств Западной Дарезии. Им достались лица пожилых рыцарей, поседевших в боях ветеранов. Судно, на котором они плыли, принадлежало к тем потрепанным и ветхим посудинам, которые бороздят прибрежные воды. Небольшая сумма, которую они заплатили за проезд, обеспечила им именно проезд, и ничего более. Они прихватили с собой провизию и заплатанные одеяла, ели и спали на палубе. Местом их назначения была небольшая приморская деревушка лигах в сорока пяти от подножья Тамульских гор. Дни они проводили на палубе, попивая дешевое вино и играя в кости на мелкие ставки.

Было пасмурно, когда судовая шлюпка доставила их на ветхий деревенский причал. День выдался зябкий, и Тамульские горы маячили на горизонте длинным грязным пятном.

– Как там зовут этого торговца лошадьми? – спросил Тиниен.

– Саблис, – проворчал Улаф.

– От всей души надеюсь, что Оскайн не ошибся. Если этот Саблис отошел от дел, нам придется плестись пешком до самых гор.

Улаф сошел с причала и направился к кислолицему человечку, который чинил на берегу рыбачью сеть.

– Послушай, приятель, – вежливо сказал он по-тамульски, – не скажешь ли, где нам найти Саблиса,торговца лошадьми?

– А ежели мне неохота говорить? – осведомился тощий рыбак гнусавым ноющим голосом, который выдавал в нем одного из тех ничтожных людишек, что скорее удавятся, чем выжмут из себя хоть крупицу вежливости. Тиниен и прежде встречал таких типов, чрезмерно упоенных собственной значимостью и находящих удовольствие в том, чтобы доводить собеседника до бешенства.

– Позволь мне, – шепотом сказал он, положив руку на плечо своего талесийского друга. Напрягшиеся мускулы Улафа недвусмысленно говорили о том, что он готов прибегнуть к насилию.

– Славная сеть, – как бы между прочим заметил Тиниен, ухватив край сети. Затем он вынул кинжал и принялся деловито резать бечевки.

– Ты что делаешь?! – завопил кислолицый рыбак.

– Показываю, – хладнокровно пояснил Тиниен. – Ты сказал: «А ежели мне неохота говорить?», вот я и показываю тебе, что из этого выйдет. Валяй, пошевели мозгами. Мы с другом не торопимся, так что времени у тебя в достатке. – Он сгреб в кулак изрядный кусок сети и вновь прошелся по ней лезвием кинжала.

– Прекрати! – в ужасе завизжал рыбак.

– Э-э… так где, ты сказал, нам найти Саблиса? – с невинным видом осведомился Улаф.

– Его загоны на восточной окраине города, – запинаясь, выдавил тощий рыбак и обеими руками поспешно сгреб свою драгоценную сеть, прижимая ее к груди с почти материнской нежностью.

– Приятного дня, приятель, – сказал Тиниен, убирая кинжал в ножны. – Даже выразить не могу, как мы благодарны тебе за помощь. Ты обошелся с нами в высшей степени любезно.

И рыцари зашагали вдоль причала, направляясь к убогого вида деревушке.

***

Их лагерь был воплощением аккуратности и порядка – всему здесь находилось свое место, и все располагалось именно там, где ему и надлежало располагаться. Берит давно заметил, что Халэд обустраивал лагерь всегда по одному и тому же образцу. Видимо, в его сознании существовало представление о том, каким должен быть лагерь, и, поскольку это представление было верхом совершенства, Халэд никогда и ничего в нем не менял. Иногда он отличался редкостным постоянством.

– Сколько мы проехали сегодня? – спросил Берит, когда они мыли посуду после ужина.

– Десять лиг, – пожал плечами Халэд, – как всегда. За день по ровной местности можно проехать именно десять лиг.

– Это путешествие никогда не закончится! – посетовал Берит.

– Закончится, – заверил его Халэд, – что бы там тебе ни казалось, мой лорд. – Халэд огляделся и понизил голос до едва различимого шепота. – На самом-то деле, Берит, нам совершенно незачем спешить. Мы могли бы даже ехать и помедленнее.

– Что?!

– Говори тише. Спархоку со спутниками предстоит долгий путь, и мы хотим быть уверены, что они поспеют на место прежде, чем к нам явится Крегер – или кто-то другой. Мы не знаем, когда или где это произойдет, так что наилучший выход для нас – тянуть время, чтобы это не случилось слишком быстро. – Халэд оглянулся на темноту, сгустившуюся за кругом света от костра. – Насколько ты силен в магии?

– Не очень, – сознался Берит, усердно оттирая грязную миску. – Мне предстоит еще долго учиться. Что тебе от меня нужно?

– Смог бы ты сделать так, чтобы один из наших коней захромал – без того, само собой, чтобы калечить его на самом деле?

Берит порылся в памяти, но покачал головой.

– Кажется, я не знаю таких заклинаний.

– Жалко. Охромевший конь – отменная причина замедлить продвижение.

Это пришло неожиданно, без малейшего предупреждения, – Берит ощутил зябкое покалывание в шее, пониже затылка.

– Ну достаточно, – сказал он громче. – Я не для того стал рыцарем, чтобы протирать дыры в тарелках. – Он ополоснул тарелку, стряхнул с нее лишнюю воду и сунул в мешок.

– Ты тоже это почувствовал? – шепот Халэда исходил из казавшихся совершенно неподвижными губ. Берит был поражен. Откуда Халэд мог это узнать?

Берит затянул ремни на дорожном мешке и коротко кивнул.

– Подбросим дров в костер и ляжем спать. – Он сказал это достаточно громко, чтобы его слова можно было расслышать в темноте за кругом света. Они направились к груде заготовленного хвороста. Берит бормотал заклинание, стараясь скрыть движения своих рук.

– Кто это? – И снова губы Халэда даже не шевельнулись.

– Сейчас разберусь, – прошептал в ответ Берит. Он выпустил заклинание так медленно, что оно, казалось, стекло по каплям с кончиков его пальцев.

Ответное ощущение нахлынуло на него. В нем было нечто знакомое, словно в звуке привычного голоса – только вот вокруг никто не говорил.

– Это стирик, – едва слышно сказал Берит.

– Заласта?

– Нет, не думаю. Его бы я, пожалуй, узнал. Этого человека я никогда не встречал.

– Бери поменьше хвороста, мой лорд, – громко сказал Халэд. – Этого запаса нам должно хватить и на завтрак.

– Хорошая мысль, – одобрил Берит и снова, очень осторожно, потянулся мыслью в темноту. – Он уходит, – прошептал он. – Откуда ты узнал, что за нами следят?

– Почувствовал, – пожал плечами Халэд. – Я всегда чувствую, когда за мной кто-то следит. Ты наделаешь много шума, если призовешь сейчас Афраэль?

– Это хорошее заклинание. Оно совершенно беззвучно.

– Ну так расскажи ей об этом. Пускай знает, что за нами следят, и делает это стирик. – Халэд опустился на колени и принялся аккуратно подкладывать в огонь сухие сучья. – Твоей личине поверили, – заметил он.

– С чего ты взял?

– Они не стали бы посылать стирика, если б знали, кто ты такой на самом деле.

– Разве что у них не осталось никого, кроме стириков. Быть может, Праздник Урожая, который устроил Стрейджен, оказался куда действеннее, чем мы думали.

– Ну, об этом можно проспорить всю ночь. Просто сообщи Афраэли о нашем госте. Она передаст это остальным, и пускай они наживают головную боль логическими рассуждениями на эту тему.

– Неужели тебе это ничуть не интересно?

– Не настолько интересно, чтобы лишиться сна. В этом одно из преимуществ простолюдина, мой лорд. От нас не требуется искать ответа на головоломные вопросы. Это удовольствие достается вам, аристократам.

– Спасибо, – кисло отозвался Берит.

– Не за что, мой лорд, – ухмыльнулся Халэд.

***

Спархоку никогда прежде не доводилось зарабатывать себе на жизнь, и он нашел, что это занятие ему не по душе. Он очень скоро возненавидел толстошеего боцмана капитана Сорджи. Боцман был грубияном, тупицей и омерзительно жестоким. Казалось, ему особое удовольствие доставляет измываться над новичками, поручая им самую утомительную, скучную и грязную работу. Спархок обнаружил, что целиком и полностью разделяет классовые предрассудки Халэда, и порой ночами всерьез помышлял о том, чтобы прикончить боцмана.

– Всякий работник ненавидит своего нанимателя, Фрон, – говорил ему Стрейджен, используя вымышленное имя Спархока. – Это в порядке вещей.

– Я бы мог стерпеть его, если бы он из кожи не лез, лишь бы оскорбить нас, – проворчал Спархок, оттирая палубу куском пемзы.

– Это его работа, друг мой. Злые люди усерднее трудятся. Твоя проблема в том, что ты всегда смотришь ему прямо в лицо. Если бы ты не поднимал глаз, он бы так не цеплялся к тебе. Как бы это плавание не оказалось для тебя слишком долгим.

– Или чересчур коротким – для него, – мрачно проворчал Спархок.

Он размышлял об этом и ночью, безуспешно пытаясь заснуть в гамаке. Спархок от всего сердца жалел, что не может добраться до того идиота, который решил, что матросам надлежит спать в гамаках. От движения корабля гамак все время раскачивался, и Спархоку постоянно чудилось, что он вот-вот вывалится на пол.

«Анакха»! – прошелестело в его мыслях.

– Голубая Роза? – проговорил ошеломленный Спархок.

«Молю тебя, Анакха, не говори вслух. Голос твой громом отдается в моих ушах. Говори лишь мысленно, в сознании своем. Я услышу тебя».

«Как это возможно? – мысленно спросил Спархок. – Ты же скован».

«Кто обладает мощью, способной сковать меня, Анакха? Когда ты один и мысли твои ничем не отвлечены, можем мы беседовать таковым образом».

«Я этого не знал».

«До сей поры тебе не было нужды ведать о сем».

«Понимаю. Но сейчас в этом есть нужда?» «Именно так».

«Разве золото не мешает тебе»?

«Оно не преграда для меня, Анакха. Иные не могут ощутить меня в чудесном сем вместилище, однако же я могу говорить с тобою и из него. Сие особенно легко, когда мы так близко».

Спархок накрыл ладонью кожаный мешочек, висевший у него на шее, и ощутил угловатые очертания шкатулки.

«И буде возникнет необходимость, смогу я и впредь вот так говорить с тобою? „ «Так же, как говоришь сейчас, Анакха“.

«Это хорошо».

«Я замечаю твой непокой, Анакха, и разделяю тревогу твою об участи твоей подруги».

«Я рад услышать это, Голубая Роза».

«Приложи все силы свои к тому, чтобы спасти свою королеву, Анакха. Я буду неусыпно следить за нашими врагами, покуда разум твой отвлечен этим. – Беллиом помолчал. – Внемли мне, друг мой. Ежели выйдет так, что не останется у тебя иного выхода, не страшись отдать меня, дабы получить свободу подруге своей».

«Сего я не сделаю, ибо она запретила мне это».

«Не тревожься, ежели сие произойдет, Анакха. Никогда не покорюсь я Киргону, даже подвергнув опасности свою дочь, коя любима мною так же сильно, как любимо тобою твое дитя. Пусть утешит тебя то, что не допущу я, дабы дитя мое – и твое, и весь человеческий род оказались под пятой Киргона либо, что еще страшнее, Клааля. Присягаю тебе, что сего никогда не случится. Ежели выйдет так, что дело наше будет проиграно, даю тебе твердое свое слово, что скорее уничтожу и дочь свою, и все, что существует на лоне ее, лишь бы избегнуть такого злосчастья».

«И это должно меня утешить?!»

ГЛАВА 5

Она устала, и эта усталость была непрерывной, неотступной, грозившей порой перейти за грань полного истощения, да еще были грязь и сырость – такие же неотступные. Одежда ее изорвалась, превратилась в тряпье, на волосы нельзя было смотреть без содрогания. Впрочем, все это было неважно. Она с готовностью принимала любые неудобства и унижения, только бы безумец, который похитил их, не мучил перепуганную до полусмерти Алиэн.

То, что Скарпа безумен, она осознала не сразу. С первой минуты, когда она увидела его, она поняла, что он одержим и безжалостен, но безумие его проявлялось все отчетливей и отчетливей в тянувшиеся бесконечно дни ее плена.

Он был жесток, но Элане и прежде доводилось встречать жестоких людей. После того как ее и Алиэн прогнали сырыми туннелями под улицами Материона к окрестностям города, их грубо зашвырнули в седла уже дожидавшихся коней, крепко привязали к седлам и буквально сломя голову поволокли по дороге, ведущей к порту Микки на юго-западном берегу полуострова, в семидесяти пяти лигах от столицы. Ни один человек в своем уме не станет дурно обращаться с животными, от которых зависит успех его предприятия. Это было первое свидетельство безумия Скарпы. Он гнал коней, безжалостно нахлестывая их плетью, покуда бедные животные не начали шататься от измождения, и единственными словами, которые можно было от него услышать в эти ужасные четыре дня, были: «Быстрее! Быстрее!».

Элана содрогнулась, вспомнив ужас этой бесконечной скачки. Они…

Ее конь оступился на грязной раскисшей тропке, и ее рывком бросило вперед, вернув к реальности. Веревка, которой ее запястья были туго привязаны к луке седла, врезалась в кожу, и снова потекла кровь. Элана попыталась сесть поудобнее, чтобы тугие веревки не бередили уже кровоточащие раны.

– Что ты делаешь? – крикнул Скарпа. Его хриплый голос сразу сорвался на визг. Скарпа почти всегда визжал, когда говорил с ней.

– Я только хочу, чтобы веревки не так сильно врезались в запястья, лорд Скарпа, – смиренно ответила Элана. В самом начале ее плена ей было велено обращаться к нему именно так, и она очень скоро обнаружила, что иное обращение приводит к измывательствам над Алиэн и лишению пищи и воды.

– Тебе и не должно быть удобно, женщина! – бешено рявкнул он. – Ты должна подчиняться! Я отлично вижу, чем ты там занята! Если не. прекратишь ослаблять веревки, я свяжу тебя проволокой! – Он выкатил глаза, и Элана в который раз заметила странный синеватый оттенок его белков и необычайно расширенные зрачки.

– Хорошо, лорд Скарпа, – проговорила она самым покорным тоном, на какой была способна.

Скарпа ожег ее свирепым взглядом. Лицо его выражало сильнейшее подозрение, и налитые безумием глаза жадно искали повода наказать либо унизить пленниц.

Элана опустила взгляд, уставясь на разбитую, едва заметную тропу, которая, извиваясь, уходила все глубже и глубже в сырые, щедро перевитые лианами джунгли юго-восточного побережья Дарезии.

Судно, на которое они сели в порту Микки, было черным, с узкими обводами капером, построенным явно не для честных целей. Элану и Алиэн бесцеремонно втащили на палубу и заперли в тесной каюте, где была кромешная темнота и стояла затхлая вонь трюмной воды. Часа через два после отхода дверь открылась, и в каюту вошел Крегер в сопровождении двоих смуглых матросов, один из которых нес обед, а другой – две бадейки с горячей водой, мыло и охапку тряпья, что должно было заменить полотенца. Элана с трудом подавила желание расцеловать его.

– Мне и вправду очень жаль, что так вышло, Элана, – извиняющимся тоном проговорил Крегер, близоруко щурясь на нее, – но я совершенно ничего не могу поделать. Будь осторожна, когда говоришь со Скарпой. Ты, верно, уже заметила, что он не совсем в своем уме.

Он беспокойно огляделся, затем положил на грубо сколоченный стол охапку сальных свечей и вышел, заперев за собой дверь.

Плавание продолжалось пять дней, и вскоре после полуночи пятого дня судно достигло Анана, небольшого порта на краю джунглей, покрывавших юго-восточное побережье. Там ее и Алиэн втолкнули в закрытую повозку, на козлах которой сидел барон Парок с припухшими от вечного пьянства глазами. Когда их переправляли с корабля в повозку, Элана тайком изучала своих тюремщиков, отыскивая их слабое место. Крегер, хотя и пребывал вечно под хмельком, был чересчур хитер, а барона Парока, давнего союзника Скарпы, явно ничуть не беспокоило сумасшествие его дружка. Затем Элана холодно оценила Элрона. Она уже заметила, что хлыщеватый астелийский поэт изо всех сил старается не смотреть ей в глаза. Прилюдное якобы убийство Мелидиры явно пробудило в нем раскаяние. Элрон был позером, а не человеком действия, и уж несомненно не убийцей. Элана вспомнила, как при первой их встрече он явно гордился своими длинными локонами, и могла только гадать, каким образом Скарпа вынудил его обрить голову, чтобы сойти за одного из пелоев Кринга. Элана подумала, что такое жестокое обращение с поэтическими локонами Элрона наверняка вызвало в астелийце ненависть к своему предводителю. Элрон участвовал в этом деле с явной неохотой – и это делало его слабым звеном. Быть может, когда-нибудь она сумеет использовать это обстоятельство себе во благо.

Повозка доставила их с берега в большой дом на окраине Анана. Там Скарпа говорил с тощим стириком, чьи грубые, как бы незавершенные черты были типичными для его расы. Стирика звали Кеска, и, судя по выражению его глаз, он был давно и безнадежно проклят.

– Мне плевать на неудобства! – почти закричал однажды Скарпа на тощего стирика. – Время, Кеска, время! Делай что тебе говорят! Если мы останемся в живых, то и все остальное выдержим!

На следующее утро значение этого приказа проявилось во всей своей ужасающей реальности. Кеска явно был из стирикских магов-отступников, но, как видно, не из лучших. Он мог, тратя непомерно много усилий, сжимать мили, которые отделяли их от места назначения, но только по несколько миль за раз, и всякий раз это сжатие сопровождалось чудовищными мучениями. Казалось, неуклюжий чародей остатками своей силы рывком, наощупь швыряет их вперед, и всякий раз после такого мучительного и болезненного скачка Элана не могла понять, осталась ли она цела. Ей казалось, что все ее тело измолото и истерзано, однако она старалась, как могла, скрывать свою боль от Алиэн. Нежная большеглазая девушка плакала теперь почти непрерывно, терзаемая болью, страхом и их злосчастной участью.

Элана усилием мысли вернулась в настоящее и осторожно огляделась. Опять смеркалось. Пасмурное небо постепенно темнело, а значит, наступало время суток, которого больше всего страшилась Элана.

Скарпа с неприкрытым презрением взглянул на Кеску – стирик обмяк в седле, точно увядший цветок, явно на грани полного истощения.

– На сегодня достаточно, – объявил он. – Устройте лагерь и снимите женщин с лошадей. – Колючие глаза Скарпы заблестели, когда он в упор посмотрел на Элану. – Пора этой грязнуле, эленийской королеве, клянчить себе ужин. От души надеюсь, что на сей раз она будет убедительнее. Меня так печалит, когда приходится отказывать ей, потому что ее мольбы недостаточно искренни!

***

– Элана, – прошептал Крегер, тронув ее за плечо. Костер прогорел до углей, и Элана слышала похрапывание, доносившееся с другой стороны их наспех устроенного лагеря.

– Что? – отрывисто отозвалась она.

– Говори тише. – Крегер все еще был обряжен в пелойскую куртку из черной кожи, его обритая макушка уже обрастала короткими жесткими волосами, а от винного перегара, которым от него несло, можно было задохнуться. – Я ведь делаю тебе одолжение, так что не устраивай мне неприятностей. Думаю, ты уже поняла, что Скарпа совершенно безумен?

– В самом деле? – сардонически отозвалась она.

– Пожалуйста, не усложняй моей задачи. Похоже, я слегка промахнулся. Если бы я раньше сообразил, насколько спятил этот бастард-полукровка, я бы нипочем не взялся участвовать в этой нелепой истории.

– Что у тебя за странное пристрастие к сумасшедшим, Крегер?

Он пожал плечами.

– Врожденный недостаток, должно быть. Скарпа всерьез полагает, будто сумеет перехитрить своего отца – и даже Киргона. Сам он не верит, что Спархок отдаст за тебя Беллиом, но ему почти удалось убедить в этом остальных. Думаю, теперь ты понимаешь, как он относится к женщинам?

– Он показывает это даже слишком часто, – с горечью ответила она. – Может быть, он, по примеру барона Гарпарина, питает слабость к маленьким мальчикам?

– Скарпа не питает слабости ни к кому, кроме себя самого. Единственная его привязанность – он сам. Я видел, как он часами подстригает по волоску свою бороду – это дает ему возможность любоваться на себя в зеркале. У тебя еще не было случая оценить его замечательную персону во всей красе. Подробности этого путешествия отвлекают то, что у него заменяет рассудок. Погоди, вот доберемся до Натайоса, и ты увидишь, как он бесится. Мартэл и Энниас рядом с ним – воплощение здравого смысла. Я не смогу надолго задерживаться здесь, так что слушай внимательно. Скарпа верит, что Спархок возьмет с собой Беллиом, но не верит, что он станет менять камень на тебя. Напротив, Скарпа твердо убежден, что твой муж намеревается выяснить отношения с Киргоном, и втайне надеется, что в поединке они уничтожат друг друга.

– Глупец, у Спархока Беллиом, а Беллиом ест богов на завтрак.

– Я сюда не за тем пришел, чтобы спорить об этом. Может быть, Спархок победит, а может быть и нет. На самом деле это не важно. Важно то, во что верит Скарпа. Он убедил себя, что Спархок и Киргон будут биться до взаимного уничтожения, а потом Беллиом останется валяться бесхозным на земле – подбирай кто хочет.

– А как же Заласта?

– Сдается мне, что Скарпа не предполагает ко времени поединка оставить Заласту в живых. Скарпа с превеликой охотой приканчивает всех, кто стоит у него на пути.

– И он убьет собственного отца? Крегер пожал плечами.

– Узы крови ничего не значат для Скарпы. Когда он был моложе, он решил, что его мать и сводные сестры знают о нем много такого, о чем лучше не делиться с властями, а потому убил их всех. Впрочем, он и без того их ненавидел. Если Спархок и Киргон убьют друг друга, а Заласта каким-то образом не переживет празднований по этому поводу, Скарпа, скорее всего, останется единственным, кто сможет завладеть Беллиомом. В этих джунглях он собрал целое войско, и, когда у него в руках окажется Беллиом, он сможет воспользоваться этим войском. Он двинет его на Материон, захватит город и перебьет все правительство. Потом он объявит себя императором. Лично меня это не устраивает, так что умоляю тебя ради Бога – держи себя в руках. Для замыслов Скарпы ты не важна, зато необходима для замыслов Заласты – и моих. Если ты чем-то выведешь из себя Скарпу, он прикончит тебя так нее быстро, как велел Элрону прикончить твою фрейлину. Мы с Заластой уверены, что Спархок обменяет тебя на Беллиом, но только если ты будешь жива. Старайся не взбесить этого безумца. Если он убьет тебя, рухнет все, что мы задумали.

– Зачем ты мне все это говоришь, Крегер? За этим что-то кроется, верно?

– О да, еще бы. Если наши дела пойдут плохо, я бы хотел, чтобы ты замолвила за меня словечко на суде.

– Боюсь, проку от этого будет мало, – сладким голосом сообщила Элана. – Суда над тобой не будет, Крегер. Спархок уже обещал отдать тебя Халэду, а Халэд уже решил, что с тобой делать.

– Халэд? – голос Крегера слегка дрогнул.

– Старший сын Кьюрика. Он, кажется, считает, что ты отчасти повинен в смерти его отца, а потому полагает своим долгом разобраться с тобой. Возможно, тебе и удастся отговорить его, только я советую тебе говорить очень быстро. Халэд крутого нрава и наверняка подвесит тебя на мясницкий крюк прежде, чем ты успеешь вымолвить хоть слово.

Ничего на это не ответив, Крегер бесшумно растворился в ночи – только обритая голова бледным пятном мелькнула в темноте. В душе Элана понимала, что эта победа не так уж и велика, однако в ее положении трудно было добиться и самой незначительной победы.

Назад: ПРОЛОГ

Дальше: ГЛАВА 6