ГЛАВА 20
– Атаны понятия не имеют о магии, – со страстным нажимом повторил Заласта.
– Но ведь обруч не мог взлететь в воздух сам по себе, – возразил Вэнион, – а уж появление падающей звезды даже с большой натяжкой никак нельзя отнести к случайным совпадениям.
– Может быть, это какой-нибудь фокус? – предположил Эмбан. – Когда я был мальчишкой, в Укере жил один шарлатан, мастер на подобные трюки. Я склонен заподозрить потайные проволочки и горящие стрелы.
Разговор происходил на следующее утро – они собрались в лагере пелоев у городских стен, ломая голову над необыкновенным завершением Перехода атаны Миртаи.
– С какой бы стати атанам пускаться на обман, ваша светлость? – спросил Халэд.
– Почем я знаю? Может быть, для того, чтобы произвести впечатление.
– На кого, интересно?
– Очевидно, на нас.
– Это непохоже на атанов, – хмурясь, заметил Тиниен. – Посол Оскайн, стали бы атаны устраивать дешевые трюки в священном ритуале только для того, чтобы произвести впечатление на чужаков?
Тамульский посол покачал головой.
– Абсолютно исключено, сэр Тиниен. Этот обряд так же важен для них, как бракосочетание или погребение. Они ни за что не стали бы принижать его, чтобы впечатлить нас – да и не ради нас проводился этот обряд. Церемония была посвящена атане Миртаи.
– Вот именно, – согласился Халэд, – и если бы из-за деревьев были протянуты проволочки, она первой заметила бы это. Невозможно, чтобы атаны так поступили с ней. Такой дешевый трюк был бы оскорблением для Миртаи, а мы все знаем, как атаны отвечают на оскорбления.
– Скоро придет Норкан, – сказал Оскайн. – Он долго жил среди атанов, и я уверен, что он сумеет объяснить нам, в чем тут дело.
– Это не может быть магия, – упрямо повторил Заласта. Почему-то для него было очень важно, чтобы атаны не владели магией. Спархок подозревал, что причина тут в расовой принадлежности бровастого мага. Поскольку стирики были единственным народом, который обладал магией и мог обучать магическому искусству других, они были особенными и неповторимыми. Если другая раса может делать то же самое, это неизбежно принижает неповторимость стириков.
– Долго мы еще здесь пробудем? – спросил Келтэн. – Очень уж здесь беспокойно. Рано или поздно кто-нибудь из пелоев или молодых рыцарей совершит промашку, и если атаны почувствуют себя смертельно оскорбленными, все эти добрые чувства тотчас испарятся бесследно. Не хотелось бы мне с боем прокладывать себе дорогу из города.
– Спросим у Норкана, – сказал Оскайн. – Если мы покинем город чересчур поспешно, это тоже может оскорбить атанов.
– Далеко отсюда до Материона, Оскайн? – спросил Эмбан.
– Около пятисот лиг.
Эмбан душераздирающе вздохнул.
– Почти два месяца пути! – посетовал он. – Мне уже кажется, что это путешествие тянется несколько лет.
– Но вы держитесь молодцом, ваша светлость, – заметил Бевьер.
– Я не хочу «держаться молодцом», Бевьер! Я хочу быть толстым, изнеженным и ленивым. Я хочу и дальше толстеть, нежиться и лениться. И еще я хочу приличной еды – много масла, подливы, сладостей и тонких вин!
– Вы добровольно вызвались отправиться в это путешествие, ваша светлость, – напомнил ему Спархок.
– Я, должно быть, спятил.
Посол Норкан появился в пелойском лагере с весьма веселым видом.
– Что тебя так развеселило? – спросил его Оскайн.
– Старина, – ответил Норкан, – я был свидетелем весьма утонченного зрелища. Я уж и забыл, насколько эленийцы могут понимать все дословно. Все атанские девушки, преследовавшие юного сэра Берита, неизменно проявляли жгучий интерес к западному оружию. Они явно надеялись выпросить парочку уроков с глазу на глаз в уединенном месте, где сэр Берит мог бы показать им, как ловко он управляется со своим… гм… снаряжением.
– Норкан, – укоризненно проговорил Оскайн.
– А что я такого сказал, старина? Боюсь, я немного подзабыл эленийский. Как бы то ни было, сэр Берит устроил показательный урок для всех девушек разом. Он вывел их за городские стены и сейчас обучает стрелять из лука.
– Надо бы нам потолковать с этим молодым человеком, – сказал Келтэн Спархоку.
– Мне запретили это делать, – отозвался Спархок. – Моя жена и другие дамы хотят, чтобы он оставался невинным. Похоже, это соответствует каким-то их таинственным желаниям. – Он взглянул на Норкана. – Может быть, вы уладите наш спор, ваше превосходительство ?
– Я замечательно умею улаживать споры, сэр Спархок. Это не так забавно, как разжигать войны, но именно это предпочитает император.
– Посол Норкан, – сказал Вэнион, – что, собственно, произошло минувшей ночью?
– Атана Миртаи стала взрослой, – пожал плечами Норкан. – Вы же были там, лорд Вэнион, и видели то же, что и я.
– Это верно, но мне хотелось бы получить кое-какие объяснения. Действительно ли в наивысший момент церемонии с неба упала звезда? И действительно ли золотой обруч поднялся с алтаря и сам опустился на голову Миртаи?
– Разумеется, все так и было. А в чем дело?
– Это невозможно! – воскликнул Заласта.
– Но ведь ты бы смог это сделать, не так ли, мудрый?
– Думаю, да, но ведь я же стирик.
– А они – атаны?
– Совершенно верно.
– Мы тоже обеспокоились, когда впервые столкнулись с этим явлением, – заверил его Норкан. – Атаны одной с нами расы, как, увы, арджуны и тэганцы. Мы, тамульцы, как тебе, без сомнения, известно, народ светский. У нас есть пантеон богов, о которых мы вспоминаем только по праздникам. У атанов только один бог, и они даже не назвали нам его имя. Они могут взывать к нему точно так же, как вы, стирики, взываете к вашим богам, и он точно так же откликается на их просьбы.
Лицо Заласты стало белее мела.
– Это невозможно! – сдавленным голосом повторил он. – В Сарсосе есть атаны. Мы бы знали, мы почувствовали бы, если бы они применяли магию.
– Но, Заласта, они и не применяют ее в Сарсосе, – терпеливо сказал Норкан. – Они обращаются к своему богу только в пределах Атана и только во время обрядов и церемоний.
– Что за чушь!
– На твоем месте я бы не говорил этого атанам. Они ведь, знаешь, слегка презирают вас, стириков. По их мнению, нечестиво превращать бога в своего слугу. Атаны могут обращаться к своему богу, и он может делать то же, что и другие боги. Однако атаны предпочитают не тревожить его по пустякам и взывают к нему лишь во время религиозных церемоний – бракосочетаний, погребений, обрядов Перехода и некоторых других. Они не могут понять, как вы с такой готовностью оскорбляете своих богов, требуя от них сделать то, с чем вы могли бы справиться и сами. – Норкан поглядел на Эмбана и лукаво ухмыльнулся. – Мне только что пришло в голову, что то же относится и к вашему эленийскому Богу. Ваша светлость, вам никогда не приходило в голову впрямую о чем-то Его попросить?
– Ересь! – воскликнул Бевьер.
– Ничуть, сэр рыцарь. Еретик – это тот, кто отходит от догматов своей веры. Я же не принадлежу к эленийской вере, а потому мои рассуждения не могут быть еретическими.
– Тут он тебя поймал, Бевьер, – рассмеялся Улаф. – Его логика безупречна.
– Это допущение вызывает весьма интересные вопросы, – задумчиво проговорил Вэнион. – Вполне вероятно, что Церковь совершила ошибку, основав воинствующие ордена. Мы могли бы и не отходить от нашей веры в поисках магии. Если бы мы правильно попросили нашего Бога, Он сам даровал бы нам помощь. – Вэнион неловко кашлянул. – Надеюсь, господа, вы не передадите этих слов Сефрении. Если я стану предполагать, что она была не так нам и нужна, она может неправильно это понять.
– Лорд Вэнион, – официальным тоном произнес Эмбан, – как представитель Церкви я запрещаю вам продолжать эти рассуждения. Это опасная тема, и я хотел бы получить указания Долманта прежде, чем мы углубимся в нее… и, Бога ради, не вздумайте ставить опыты.
– Гм… патриарх Эмбан, – мягко заметил Вэнион, – вы, кажется, забыли, что поскольку я являюсь магистром ордена пандионцев, мой церковный ранг равен вашему, а потому формально вы никак не можете запретить мне что-то.
– Но сейчас магистр – Спархок.
– Временный магистр, Эмбан, пока его не утвердила Курия. Я не пытаюсь принизить твой авторитет, старина, но давай будем соблюдать приличия. Именно такие мелочи сохраняют нас в цивилизованном состоянии, когда мы далеко от дома.
– Эти эленийцы такие забавные, – заметил Оскайн Норкану.
– Я и сам хотел сказать то же самое.
Тем же утром позднее они встретились с королем Андролом и королевой Бетуаной. Посол Оскайн изложил суть их миссии на напевном тамульском наречии.
– Он обходит стороной твои уникальные способности, – едва слышно шепнула Сефрения Спархоку, и слабая улыбка тронула ее губы. – Чиновникам императора не хочется признавать, что они оказались бессильны и вынуждены обратиться за помощью к кому-то еще.
Спархок кивнул.
– Это мне знакомо, – шепотом ответил он. – Оскайн был озабочен тем же, когда мы беседовали с ним в Чиреллосе. Но сейчас, по-моему, он поступает недальновидно. Атаны составляют ядро тамульской армии, и держать что-то в секрете от них просто бессмысленно.
– С чего это ты взял, что в политике можно отыскать смысл?
Спархок рассмеялся.
– Мне так не хватало тебя, матушка!
– От души надеюсь, что это так.
Когда Оскайн перешел к рассказу о том, что они узнали в Астеле, лицо короля Андрола стало суровым, даже жестким. Выражение лица королевы Бетуаны было помягче – главным образом, потому, что на коленях у нее сидела Даная. Спархок уже не первый раз замечал, как его дочь проделывает это. Как только ситуация могла стать хоть сколько-нибудь напряженной, Даная начинала искать, на чьих бы коленях ей устроиться, и люди, не задумываясь, отвечали на ее невысказанную просьбу, усаживая ее к себе на колени и даже не замечая этого.
– Она делает это нарочно, верно? – прошептал он Сефрении.
– Кого ты имеешь в виду, Спархок?
– Афраэль. Она взбирается на колени к людям, чтобы легче было ими управлять.
– Разумеется. Прямое прикосновение помогает тоньше управлять человеком.
– Вот почему она неизменно остается ребенком, верно? Чтобы ее брали на руки, сажали на колени, чтобы она могла заставлять людей делать то, что ей хочется.
– Да, это одна из причин.
– Но ведь когда она повзрослеет, то уже не сможет проделывать ничего подобного.
– Я знаю, Спархок, и сгораю от нетерпения увидеть, как она управится с этим. Оскайн переходит к сути дела. Он просит Андрола рассказать о случаях, похожих на те, с которыми вы уже сталкивались.
Норкан выступил вперед, чтобы переводить ответ Андрола, а Оскайн вернулся к эленийцам, чтобы оказать им ту же услугу. Два тамульца довели до совершенства утомительный, но необходимый процесс перевода, сделав его как можно более гладким и ненавязчивым.
Король Андрол несколько мгновений обдумывал ответ. Затем он улыбнулся Элане и заговорил с ней по-тамульски. Голос его был необычно нежен и мягок.
– Вот что говорит король, – начал Норкан. – Воистину с радостью приветствуем мы вновь Элану-королеву, ибо ее явление для нас точно восход солнца после долгой и тяжкой зимы.
– О, как красиво, – пробормотала Сефрения. – Мы почему-то всегда забываем о поэтичной стороне натуры атанов.
– Сверх того, – продолжал переводить Норкан, – рады мы приветствовать легендарных воителей Запада и мудрого человека из Церкви Чиреллосской. – Норкан явно переводил слово в слово.
Эмбан вежливо склонил голову.
– Ясно видим мы общую нашу тревогу в деле, о коем тут говорилось, и стойко встанем рядом с западными воителями, дабы совершить все, что от нас потребуется.
Андрол продолжал говорить, то и дело замолкая, чтобы Норкан мог перевести очередную фразу.
– С недавних пор умы наши смятены, ибо мы не сумели исполнить дел, порученных нам Материонскими хозяевами. Это тревожит нас, ибо мы непривычны к поражениям. – Эти слова Андрол произнес с подавленным видом. – Я уверен, Элана-королева, что Оскайн, глашатай императора, поведал тебе о трудностях, с коими столкнулись мы за пределами Атана в иных частях Империи. Со стыдом признаем мы, что он говорил истинно.
Королева Бетуана что-то кратко сказала своему мужу.
– Она велела ему перейти к делу, – шепнула Сефрения Спархоку. – Похоже, его привычка говорить цветистыми фразами раздражает ее – во всяком случае, так мне показалось.
Андрол извиняющимся тоном сказал что-то Норкану.
– Для меня это неожиданно, – сказал Норкан, говоря уже явно от своего имени. – Король только что признался, что у него есть от меня секреты. Такого прежде не случалось.
Андрол заговорил снова, и перевод Норкана стал проще – король явно решил отбросить формальности.
– Он говорит, что были происшествия и в самом Атане. Это внутреннее дело, так что он формально не обязан был извещать меня. Он говорит, что атаны столкнулись с существами, которых он называет «косматые». Насколько я понял, эти существа ростом больше самых рослых атанов.
– Длинные руки? – быстро спросил Улаф. – Плоские носы, широкие скулы, острые клыки?
Норкан перевел эти слова на тамульский, и король Андрол удивленно глянул на Улафа. Затем он кивнул.
– Тролли! – воскликнул Улаф. – Спросите его, сколько этих тварей его подданные видели одновременно?
– Пятьдесят и больше, – был ответ. Улаф покачал головой.
– Очень странно, – решительно сказал он. – Можно наткнуться на одно семейство троллей, но никогда – на полсотни разом.
– Он не стал бы лгать, – возразил Норкан.
– Я и не сказал, что он лжет, но прежде тролли никогда так себя не вели, иначе бы они давно вытеснили нас из Талесии.
– Похоже, Улаф, правила изменились, – заметил Тиниен. – Были ли и другие случаи, ваше превосходительство, – не связанные с троллями?
Норкан заговорил с королем и перевел его ответ.
– Они встречали воинов в странных доспехах и со странным оружием.
– Спросите его, могли ли это быть киргаи, – вмешался Бевьер. – У них шлемы с султанами из конского волоса? Большие круглые щиты? Длинные копья?
Норкан послушно перевел вопрос, хотя вид у него при этом был озадаченный. С некоторым изумлением он повторил ответ:
– Именно так! Это были киргаи! Разве такое возможно?
– Объясним позже, – сухо сказал Спархок. – С кем еще сталкивались атаны?
Теперь Норкан сыпал вопросами, явно взволнованный сообщениями Андрола. Королева Бетуана подалась вперед, и сейчас на вопросы Норкана отвечала она.
– Арджуны, – наконец отрывисто сказал Норкан. – Они были вооружены до зубов и не пытались прятаться, как обычно. А один раз была армия эленийцев – по большей части крепостных. – Затем глаза тамульца расширились от изумления. – Но это же совершенно невозможно! Это же миф!
– Мой коллега немного вышел из себя, – сказал Оскайн. – Королева говорит, что один раз атаны столкнулись с сияющими.
– Кто они такие? – спросил Спархок.
– Норкан прав, – ответил Оскайн. – Сияющие – мифические существа. Именно об этом я рассказывал вам в Чиреллосе. Наш враг насылает повсюду ужасы из легенд и сказок. Сияющие – то же самое, что вампиры, вурдалаки и огры. Ваше величество не будет против, если мы с Норканом расспросим обо всем, а потом изложим вам суть дела? – обратился он к Элане.
– Как вам будет угодно, ваше превосходительство, – согласилась она.
Тамульцы заговорили быстрее, и королева Бетуана твердо и кратко отвечала на их вопросы. Спархок определенно чувствовал, что она куда более умная и властная особа, чем ее супруг. Все еще держа на коленях принцессу Данаю, она говорила быстро и четко, и в ее глазах светилось напряженное внимание.
– Судя по всему, – сказал наконец Оскайн, – наш враг проделывает в Атане то же, что и в других местах, и даже с некоторыми добавлениями. Солдаты из прошлого ведут себя так же, как ваши древние ламорки в Эозии и те киргаи и кинезганцы, которые напали на нас в лесу западнее Сарсоса. Они атакуют, начинается бой, и когда гибнет их вожак, все они исчезают, оставляя только мертвых. Тролли не исчезают. Их приходится убивать всех до единого.
– А «сияющие»? – спросил Келтэн.
– О них ничего не известно, – ответил Оскайн. – Атаны бегут от них.
– Что?! – потрясенно воскликнул Стрейджен.
– Сияющих страшатся все, милорд, – пояснил Оскайн. – Рядом с ними все страшные истории о вампирах, вурдалаках и ограх – не более чем детские сказочки.
– Могу я немного поправить вас, ваше превосходительство? – мягко осведомился Улаф. – Мне бы не хотелось вас встревожить, но огры существуют на самом деле. У нас в Талесии они встречаются повсеместно.
– Вы, верно, шутите, сэр Улаф.
– Ни в малейшей степени. – Улаф снял с головы рогатый шлем. – Вот это – рога огра. – Он постучал пальцем по изогнутым украшениям на шлеме.
– Быть может, у вас в Талесии водится существо, которое вы зовете огром, – с сомнением заметил Оскайн.
– Двенадцати футов ростом? С рогами, клыками и когтями? Ведь это описание огра, верно?
– Ну…
– Вот такие водятся у нас в Талесии. Если это и не огры, мы все равно будем их так называть, пока вы не отыщете нам настоящих.
Оскайн с ужасом уставился на него.
– Огры не так уж плохи, ваше превосходительство. Тролли причиняют нам куда больше неприятностей – видимо, потому, что питаются мясом. Огры едят все, но предпочитают обедать древесиной, а не человечиной. Предпочитают они клены – быть может, потому, что древесина у кленов сладковатая. Голодный огр способен проломить насквозь ваш дом, лишь бы добраться до клена, который вырос на заднем дворе.
– Неужели он говорит серьезно? – воззвал Оскайн к прочим эленийцам. Улаф порой производил на лю дей именно такое впечатление.
Тиниен протянул руку и постучал костяшками mi изогнутым рогам на шлеме Улафа.
– По крайней мере, это не шутка, ваше превосходительство, – сказал он. – И наводит нас на некоторые размышления. Если огры существуют на самом деле, нам, возможно, придется пересмотреть свои взгляды на вампиров, вурдалаков и этих самых сияющих. Похоже, в нынешних обстоятельствах нам придется надолго забыть о слове «невозможно».
– Но это так, Миртаи, – настаивала принцесса Даная.
– Так, да не так, Даная, – терпеливо отвечала атана. – Элана только символически моя мать.
– Все в мире символично, Миртаи, – возразила Даная. – Все, что бы мы ни делали, имеет и другое значение. Нас окружают символы. Что бы ты об этом ни думала, а у нас одна и та же мама, и это делает нас сестрами.
Отчего-то для Данаи это утверждение было очень важным. Спархок сидел рядом с Сефренией в углу большой комнаты в доме короля Андрола. Его дочь настойчиво добивалась признания своего родства с Миртаи, а баронесса Мелидира и камеристка Эланы наблюдали за этой сценой.
Миртаи мягко улыбнулась.
– Ну ладно, Даная, – сдалась она, – если тебе нравится так думать, пускай мы будем сестрами.
Даная взвизгнула от восторга и, вспрыгнув на руки к Миртаи, осыпала ее жаркими поцелуями.
– Ну разве она не прелесть? – рассмеялась баронесса Мелидира.
– Да, баронесса, – пробормотала Алиэн, и ее гладкий лоб прорезала морщинка. – Я, наверное, никогда не смогу понять, как это происходит. Сколько бы я за ней ни присматривала, она вечно исхитряется испачкаться. – Девушка указала на ножки Данаи, покрытые пятнами травяного сока. – Порой мне начинает казаться, что она прячет среди игрушек корзинку с травой и, стоит мне отвернуться, натирает ею ноги – просто так, чтобы помучить меня.
Мелидира улыбнулась.
– Принцесса просто любит побегать босиком, Алиэн, – сказала она. – Разве тебе никогда не хотелось сбросить башмачки и пробежаться по траве?
Алиэн вздохнула.
– Я на службе, баронесса, – ответила она. – Я не должна подчиняться таким капризам.
– Ты чересчур правильная, Алиэн, – заметила баронесса. – Как же девушке развлекаться, если она время от времени не будет подчиняться своим капризам?
– Я здесь не для того, чтобы развлекаться, баронесса, а для того, чтобы исполнять свои обязанности. Мой первый наниматель объяснил мне это досконально. – Алиэн поднялась и, подойдя к «сестрам», коснулась плеча Данаи. – Пора купаться, принцесса, – сказала она.
– А это обязательно?
– Да.
– Но купание – это лишние хлопоты. Я ведь все равно испачкаюсь.
– Мы постараемся всеми силами избежать этого, ваше высочество.
– Делай, как она говорит, Даная, – сказала Миртаи.
– Хороню, дорогая сестра, – вздохнула Даная.
– Правда, интересный разговор? – шепотом спросил Спархок у Сефрении.
– О да, – согласилась маленькая женщина. – И часто она вот так выдает себя?
– Я что-то не понял, о чем ты говоришь.
– Она не должна так рассуждать о символах в присутствии язычников.
– Мне бы хотелось, Сефрения, чтобы ты нас так не называла.
– А разве ты не язычник?
– Смотря с такой точки зрения. Что такого важного в символах, что она должна помалкивать о них?
– Дело не в самих символах, Спархок. Дело в том, как она о них рассуждает и что этим выдает.
– И что же?
– Что она смотрит на мир совсем не так, как мы. Для нее в мире существуют понятия, которых мы никогда не сможем постичь.
– Что ж, поверю тебе на слово. Кстати, а ты и Миртаи теперь тоже сестры? Я хочу сказать – если Миртаи сестра Данаи и ты сестра Данаи, стало быть, вы – сестры?
– Все женщины – сестры, Спархок.
– Это обобщение, Сефрения.
– Как ты наблюдателен, если заметил это. В комнату вошел Вэнион.
– Где Элана? – спросил он.
– Разговаривает с Бетуаной, – ответил Спархок.
– Кто служит им переводчиком?
– Девушка из Дарсаса, одна из тех атанов, что привел с собой Энгесса. О чем ты хотел поговорить с Эланой?
– Думаю, мы отправимся в путь завтра. Мы с Энгессой и Оскайном побеседовали с королем Андролом. Оскайн считает, что нам нужно поспешить в Материон. Он не хочет заставлять императора ждать. Энгесса отсылает свои легионы в Дарсас, а сам отправится с нами, главным образом потому, что он говорит по-эленийски лучше большинства атанов.
– Я рада, – сказала Миртаи. – Энгесса теперь мой отец, и нам надо лучше узнать друг друга.
– Ты наслаждаешься всем этим, Вэнион, – наполовину укоризненно заметила Сефрения.
– Мне этого недоставало, – признался он. – Почти всю свою жизнь я был в центре событий. Не думаю, чтобы мне было суждено провести остаток дней списанным в архив.
– Разве ты не был счастлив, когда мы жили вдвоем?
– Конечно был, Сефрения. Я бы с радостью согласился прожить так весь отпущенный мне срок, но мы больше не вдвоем. Внешний мир вмешался в нашу жизнь, Сефрения, и у нас есть обязательства, от которых невозможно отказаться. Однако у нас все же остается время друг для друга.
– Ты так уверен в этом, Вэнион?
– Я постараюсь, чтобы это было так, любовь моя.
– Может, нам уйти и оставить вас одних? – с лукавой усмешкой осведомилась Миртаи.
– Чуть попозже, – хладнокровно ответила Сефрения.
– Не слишком ли мало нас останется без атанов Энгессы? – спросил Спархок.
– Король Андрол позаботится об этом, – заверил его Вэнион. – Не тревожься, Спархок. Твоя жена дорога всем нам ничуть не меньше, чем тебе. Мы не допустим, чтобы с ней что-нибудь случилось.
– Мы можем сразу отбросить возможность преувеличений, – сказала Сефрения. – Это совершенно не в характере атанов.
– Это верно, – согласился Спархок. – Они воины, приученные к точным докладам.
Вэнион и Заласта согласно кивнули. Был вечер, и все четверо вышли побродить за городскими стенами, чтобы обсудить ситуацию в отсутствие Оскайна и Норкана. Не то чтобы они не доверяли тамульцам – просто они собирались поговорить о вещах, которые тамульский разум просто не в состоянии был воспринять.
– Наш противник, вне всякого сомнения, бог, – твердо сказал Заласта.
– Как небрежно он говорит об этом, – заметил Вэнион. – Заласта, неужели ты так привык воевать с богами, что стал легкомысленно относиться к этому занятию?
Заласта усмехнулся.
– Я только определил нашу проблему, лорд Вэнион. Воскрешение целой армии решительно находится за пределами человеческих возможностей. Можешь поверить мне на слово. Я сам как-то пытался это проделать, и беспорядок получился немыслимый. Несколько недель у меня ушло только на то, чтобы загнать всех воскрешенных назад в землю.
– Мы и прежде воевали с богами, – пожал плечами Вэнион. – Пятисотлетнее противостояние с Азешем что-нибудь да значит.
– И кто же теперь легкомыслен? – осведомилась Сефрения.
– Я только определил решение нашей проблемы, любовь моя, – ответил он. – Именно для таких ситуаций и были созданы рыцари церкви. Тем не менее нам просто необходимо узнать, кто наш враг. У всякого бога есть свои почитатели, и наш враг неизбежно должен использовать в своих замыслах тех, кто ему поклоняется. Когда мы узнаем, кто он такой, мы узнаем и кто его приверженцы. Мы никак не сможем разрушить его замыслы, пока не будем знать, с кем воюем. Или я говорю банальности?
– Верно, – согласился Спархок, – зато логичные. Мне особенно по душе мысль об уничтожении приверженцев нашего противника. Если мы нападем на них, он вынужден будет отвлечься от своих замыслов и сосредоточиться на защите своих почитателей. Сила бога целиком и полностью зависит от количества его приверженцев. С каждым убитым приверженцем он будет неуклонно становиться слабее.
– Варвар, – обвинила Сефрения.
– Вэнион, скажи ей, чтобы перестала! – пожаловался Спархок. – Она сегодня уже назвала меня и язычником, и варваром.
– А разве ты не тот и не другой? – спросила она.
– Может быть, но зачем же говорить об этом так открыто?
– С тех пор как вы в Сарсосе рассказали мне о троллях, больше всего меня тревожит их присутствие в Дарезии, – сказал Заласта. – Они явились не из прошлого, но лишь недавно пришли сюда из своих исконных земель в Талесии. Я плохо знаю троллей, но мне всегда казалось, что они очень привязаны к своей родине. Что могло склонить их к переселению?
– Улаф озадачен, – отозвался Спархок. – Полагаю, талесийцы были так рады избавиться от троллей, что не дали себе труда задуматься, куда и зачем те девались.
– Тролли обычно не действуют сообща, – сказала Сефрения. – Один тролль мог по собственной воле покинуть Талесию, но ему ни за что не удалось бы уговорить остальных последовать за ним.
– Ты намекаешь на весьма неприятную возможность, любовь моя, – заметил Вэнион. Все четверо переглянулись.
– Могли они каким-то образом выбраться из Беллиома? – спросил Вэнион у Сефрении.
– Не знаю, Вэнион. Спархок уже как-то спрашивал меня об этом. Я не знаю, какое заклинание использовал Гвериг, чтобы загнать в Беллиом Троллей-Богов. Заклинания троллей совершенно непохожи на наши.
– Стало быть, мы не можем знать, заключены ли они до сих пор в Беллиоме или выбрались оттуда? Сефрения мрачно кивнула.
– То, что тролли собрались вместе и одновременно покинули свои исконные земли, говорит о том, что некто обладающий достаточной властью приказал им поступить так, – задумчиво проговорил Заласта.
– И этим некто вполне могут быть Тролли-Боги. – Вэнион помрачнел не хуже Сефрении. – Никому другому тролли не стали бы подчиняться. – Он вздохнул. – Что же, мы хотели знать, кто наш противник. Похоже, теперь мы это знаем.
– Ты, Вэнион, сегодня просто брызжешь весельем и радостью, – кисло заметил Спархок, – но я бы все же хотел получить более конкретные доказательства, прежде чем объявлять войну троллям.
– Как тебе удалось укротить Троллей-Богов в Земохе, принц Спархок? – спросил Заласта.
– Я использовал Беллиом.
– Судя по всему, тебе придется сделать это еще раз. Надеюсь, ты прихватил его с собой? Спархок быстро глянул на Сефрению.
– Разве ты ему не сказала? – изумленно спросил он.
– Ему необязательно было знать об этом, дорогой. Если помнишь, Долмант хотел, чтобы мы сохранили это в тайне.
– Стало быть, принц Спархок, ты не взял с собой Беллиом, – заключил Заласта. – Ты оставил его в безопасном месте в Симмуре?
– Да, мудрый, – хмуро ответил Спархок, – в безопасном месте – это верно, но не в Симмуре.
– Так где же он?
– После того как мы уничтожили Азеша, мы бросили Беллиом в море.
Лицо Заласты залила смертельная бледность.
– На дно самого глубокого в мире океана, – прибавила Сефрения.
ГЛАВА 21
– Это случилось на северном побережье, Элана-королева, – переводил Норкан ответ Бетуаны. – Косматые, которых вы зовете троллями, приходили по зимнему льду большими отрядами в течение последних двух лет. Вначале наши подданные принимали их за медведей, но оказалось, что это не так. Поначалу они избегали нас, а из-за снега и тумана их трудно было рассмотреть. Когда их стало больше, они осмелели. Только когда убили одного из них, мы поняли, что это вовсе не медведи.
Король Андрол не присутствовал при этом разговоре. Андрол не отличался развитым интеллектом и предпочитал, чтобы государственными делами занималась его супруга. Король атанов выглядел весьма внушительно, но лучше всего он чувствовал себя во время церемоний, где исключались неожиданности.
– Спроси ее, видели ли троллей южнее, – шепнул жене Спархок.
– Почему ты сам ее об этом не спросишь?
– Давай не будем отступать от этикета. Формально это ваша беседа, и я не думаю, что остальные должны принимать в ней участие. Мне как-то не хочется случайно нарушить какое-нибудь правило, о котором мы не имеем понятия.
Элана задала вопрос, и Оскайн перевел его.
– Нет, – повторил Норкан ответ Бетуаны. – Тролли, судя по всему, обосновались в лесах вдоль северных нагорий. Насколько нам известно, глубже в Атан они еще не забредали.
– Предупреди ее, что тролли очень хорошо умеют таиться в лесу, – сказал Улаф.
– Мы тоже, – был ответ.
– Спроси ее, не сочтет ли она оскорблением несколько тактических советов, – продолжал генидианский рыцарь. – Мы, талесийцы, частенько сталкиваемся с троллями и научены горьким опытом.
– Мы всегда рады выслушать совет опытного воина, – ответила королева атанов.
– Когда мы в Талесии встречаем троллей, мы обычно с расстояния осыпаем их стрелами, – сообщил Улаф Элане. – Тролля трудно убить стрелой – у него слишком густая шерсть и толстая шкура, – но стрелы могут их немного задержать, если повезет, конечно. Тролли гораздо, гораздо проворнее, чем может показаться с виду, и у них очень длинные руки. Моргнуть не успеешь, а тролль уже выдернет тебя из седла.
Повинуясь этикету, Элана повторила эти слова.
– И что же тогда делает тролль? – Лицо Бетуаны выражало живейшее любопытство.
– Первым делом отрывает голову, а уж потом съедает остальное. Тролли почему-то не едят человеческих голов.
На этой реплике Элана слегка поперхнулась.
– Мы не применяем лук на войне, – перевел Норкан напевную тамульскую речь королевы. – Мы только охотимся с луком на добычу, которая предназначена для еды.
– Что же, – отозвался Улаф с некоторым сомнением, – тролля, конечно, можно съесть, если так уж захочется, но за вкус я не ручаюсь.
– Это я отказываюсь повторять, сэр Улаф! – воскликнула Элана.
– Спроси у нее, приемлемы ли для атанов дротики, – предложил Тиниен.
– Вполне приемлемы, – ответил Норкан уже от своего имени. – Я видел, как атаны упражнялись с ними. Бетуана быстро заговорила с ним.
– Ее величество, – сказал наконец Норкан, – попросила меня перевести вкратце. Солнце уже высоко, и она знает, что вам пора ехать. Оскайн говорил, что вы намерены ехать дорогой, которая ведет в Лебас, город в Тамуле. Атанское общество разделено на кланы, и у каждого клана свои земли. В пути на восток вы будете пересекать земли разных кланов. Для одного клана пересечь границу владений другого – тяжкое нарушение этикета, а здесь, в Атане, таких нарушений избегают любой ценой.
– Интересно, с чего бы это? – пробормотал Стрейджен.
– Оскайн, – сказал Норкан, – как только доберешься до цивилизованных мест, пошли мне десятка два императорских гонцов с быстрыми конями. Ее величество хочет, чтобы связь с Материоном в эти трудные времена не прерывалась.
– Хорошая идея, – согласился Оскайн.
Затем Бетуана поднялась, возвышаясь над всеми присутствующими. Она нежно обняла Элану, затем Миртаи, явственно давая понять, что им пора продолжать свое путешествие на восток.
– Я навсегда сохраню в памяти эту встречу, дорогая Бетуана, – сказала Элана.
– И я тоже, дорогая моя сестра-королева, – ответила Бетуана на почти безупречном эленийском наречии.
Элана улыбнулась.
– Я уж гадала, как долго ты намерена скрывать, что знаешь наш язык, Бетуана, – сказала она.
– Так ты знала? – удивилась Бетуана.
Элана кивнула.
– Очень трудно не выдать выражением лица или глаз, что понимаешь то, что тебе сейчас переведут. Почему ты хранишь в секрете свое знание эленийского?
– Время, которое нужно переводчику, чтобы преобразовать твои слова в человеческую речь, можно использовать для того, чтобы обдумать ответ, – пожала плечами Бетуана.
– Весьма полезная тактика, – восхищенно признала Элана. – Жалко, что я не могу применить ее в Эозии, ведь там все говорят по-эленийски.
– Завяжи уши, – посоветовал Улаф.
– Неужели он обязательно должен говорить такое? – пожаловалась Элана Спархоку.
– Это всего лишь предложение, ваше величество, – пожал плечами Улаф. – Притворитесь, что вы оглохли, и велите кому-нибудь выделывать пальцами кренделя перед вашим носом – якобы он переводит.
Элана сердито уставилась на него.
– Что за чушь, Улаф! Ты хоть представляешь себе, как это все нелепо и неудобно?
– Я же сказал, ваше величество, что это всего лишь предложение, – мягко ответил Улаф. – Я не говорил, что оно окажется хорошим.
После официального прощания, которое опять-таки было устроено главным образом ради Миртаи, королева и ее эскорт выехали из Атаны по восточной дороге в Лебас. Как только город исчез из виду, Оскайн, который на сей раз предпочел ехать верхом, предложил Спархоку, Стрейджену и Вэниону проехать вперед, чтобы побеседовать с другими рыцарями. Они нашли своих друзей в передних рядах отряда. Тиниен развлекал их изрядно приукрашенной и скорее всего выдуманной историей любовного приключения.
– В чем дело? – спросил Келтэн, когда Спархок и его спутники присоединились к ним.
– Минувшим вечером мы со Спархоком беседовали с Заластой и Сефренией, – ответил Вэнион. – Мы решили, что надо бы поделиться плодами наших размышлений – так, чтобы не слышала Элана.
– Звучит зловеще, – заметил светловолосый пандионец.
– Не совсем, – усмехнулся Вэнион. – Наши умозаключения пока еще туманны, а тревожить королеву, покуда у нас нет полной уверенности, не стоит.
– Так нам, стало быть, есть о чем тревожиться, лорд Вэнион? – осведомился Телэн.
– Всегда найдется о чем потревожиться, – заметил брату Халэд.
– Мы пришли к заключению, что наш противник – бог, – сообщил Вэнион. – Уверен, что все вы более или менее уже сами об этом догадались.
– Неужели тебе и впрямь было так необходимо приглашать меня в это путешествие? – жалобно спросил у Спархока Келтэн. – Я не очень-то умею справляться с богами.
– А кто умеет-то?
– Ты, например. В Земохе ты потрудился неплохо.
– Наверное, мне просто повезло.
– Вот как мы рассуждали, – продолжал Вэнион. – Все вы снова видели эту тень и облако. По крайней мере внешне они очень похожи на проявление чьей-то божественной сути, а что касается армий из прошлого – ламорков и киргаев, – воскресить их было бы не под силу смертному. Заласта сказал нам, что сам однажды пытался это сделать и у него ничего не вышло. Уж если он не справился, мы можем быть уверены, что это не удастся ни одному человеку в мире.
– Логично, – согласился Бевьер.
– Благодарю тебя. Далее, какое-то время тому назад все тролли покинули Талесию и появились здесь, в Атане. Мы более или менее сошлись на том, что тролли не поступили бы так, если б им не приказал тот, кому они не могут не подчиниться. Совокупно с явлением тени это прямо указывает на Троллей-Богов. Сефрения не уверена в том, что они навечно заперты в Беллиоме, так что нам пришлось примириться с тем, что они каким-то образом могли выбраться на свободу.
– Что-то это не очень похоже на историю с хорошим концом, – кисло заметил Телэн.
– Да, – согласился Тиниен, – история выходит мрачноватая.
Вэнион поднял руку.
– Дальше будет хуже, – заверил он. – Мы сошлись на том, что все эти заговоры с явлением древних героев, разжиганием национализма и тому подобным были бы не под силу одним Троллям-Богам. Непохоже, чтобы они имели какое-то представление о политике, так что, я полагаю, нам стоит обдумать возможность союза Троллей-Богов с кем-то еще. Некто – человек или бессмертный – занимается политикой, а Тролли-Боги обеспечивают грубую силу. Они повелевают троллями и воскрешают мертвецов.
– То есть их используют? – спросил Улаф.
– Похоже на то.
– Это чушь, лорд Вэнион, – откровенно заявил талесиец.
– Отчего же?
– А какой прок троллям от этого союза? С какой стати Тролли-Боги заключат с кем-то соглашение, если от него нет прока их приверженцам? Тролли не могут править миром, потому что никогда не смогут покинуть горы.
– Почему же нет? – спросил Берит.
– Из-за густой шерсти и толстой шкуры. Тролли могут жить только в холодных краях. Если тролля выставить на два дня под летнее солнышко, он попросту испустит дух. Их тела устроены так, чтобы сохранять тепло, а не избавляться от него.
– И впрямь, лорд Вэнион, – согласился Оскайн, – в твоей теории имеется значительный пробел.
– Я думаю, что мог бы найти объяснение этому, – сказал Стрейджен. – Наш враг – или враги – стремится переустроить мир, верно?
– Да, по крайней мере, его вершину, – подтвердил Тиниен. – До сих пор я не слыхал ни о ком, кто хотел бы перевернуть мир с ног на голову и поставить у власти крестьян.
– Возможно, это еще впереди, – усмехнулся Стрейджен. – Итак, наш безымянный друг желает изменить мир, но у него одного недостает силы перевернуть его вверх тормашками. Ему нужно могущество Троллей-Богов, но что может он пообещать троллям взамен их помощи? Чего хотят тролли превыше всего?
– Талесию, – мрачно ответил Улаф.
– Вот именно. Разве Тролли-Боги не ухватились бы за возможность уничтожить в Талесии всех стириков и эленийцев и вернуть полуостров в полное владычество троллей? Если кто-то стремится изгнать из мира младших богов Стирикума или по крайней мере провозглашает такую цель – разве для Троллей-Богов она не будет заманчива? Ведь это младшие боги первыми прогнали их, из-за младших богов им пришлось прятаться. Это, конечно, чистой воды предположения, но допустим, что наш приятель нашел способ освободить Троллей-Богов из Беллиома. Затем он предложил им союз, посулив очистить от эленийцев и стириков Талесию – а возможно, и все северное побережье обоих континентов – в обмен на их помощь. Тролли получают север, а наш приятель – остальной мир. Будь я троллем, такая сделка показалась бы мне весьма соблазнительной .
– Пожалуй, он прав, – признал Улаф.
– Его объяснение отвечает и на мои сомнения относительно этой теории, – подтвердил Бевьер. – Возможно, между нашим приятелем и Троллями-Богами нет конкретного соглашения, но что-то между ними явно существует. Что же мы тогда должны сделать?
– Разорвать этот союз, – ответил Спархок.
– Это не так-то легко, когда один из союзников неизвестен, – заметил Келтэн.
– Зато нам хотя бы отчасти известен другой, так что можно сосредоточиться на нем. Твоя теория, Вэнион, несколько сужает мои расчеты. Думаю, что мне все же придется объявить войну троллям.
– Что-то я не понимаю, что здесь к чему, – признался Оскайн.
– Боги, ваше превосходительство, черпают силу из своих приверженцев и почитателей, – пояснил Бевьер. – Чем больше их, тем сильнее бог. Если Спархок начнет убивать троллей, Тролли-Боги тотчас почувствуют это. Если он убьет достаточно много троллей, они откажутся от союза. У них не будет иного выхода, если им хочется жить, а мы еще в Земохе обнаружили, что Тролли-Боги очень любят жизнь. Они сломались мгновенно, когда Спархок пригрозил им, что уничтожит Беллиом вместе с ними.
– Да, они тотчас проявили небывалую тягу к согласию, – подтвердил Спархок.
– Вас ожидает истинное удовольствие, господа, – заметил Улаф. – Война с троллями – это очень, очень весело.
В этот вечер они стали лагерем на ночь на лугу близ буйного горного ручья, который прорыл себе в горах глубокое ущелье. Внизу склоны ущелья густо поросли лесами, выше они круто примыкали к гряде обрывистых утесов, высившихся на добрую сотню футов над краем склонов. Хорошая оборонительная позиция, заметил сам себе Спархок, разглядывая лагерь. Вечер в ущелье наступил рано, и в сгущающихся сумерках пылали желтым пламенем костры, на которых стряпали ужин; дым от костров, синеватый и колеблющийся, уносился с ночным ветерком вниз по течению ручья.
– Могу я поговорить с тобой, принц Спархок? – Это был Заласта. В сумерках отчетливо белело его стирикское одеяние.
– Конечно, мудрый.
– Боюсь, что я пришелся не по нраву твоей жене, – сказал маг. – Она старается быть вежливой, но ее неприязнь ко мне очевидна. Может быть, я чем-то оскорбил ее?
– Не думаю, Заласта.
Чуть заметная горькая усмешка тронула губы стирика.
– Значит, это то, что мои соплеменники называют «эленийский недуг».
– Сомневаюсь. Я сам воспитывал ее и сумел втолковать ей, что извечные предрассудки эленийцев не имеют под собой оснований. Ее отношение к стирикам происходит от моего, а рыцари церкви любят стириков – особенно пандионцы, потому что нашей наставницей была Сефрения. Мы все обожаем ее.
– Да, – улыбнулся маг, – это я заметил. Мы и сами здесь не безгрешны. Наша неприязнь к эленийцам почти так же лишена здравого смысла, как ваша неприязнь к нам. Стало быть, нелюбовь твоей жены ко мне может происходить и из иной причины.
– Вполне вероятно, мудрый, что виной всему твой акцент. Моя жена – сложная натура. Она очень умна, но и ей случается поступать вопреки здравому смыслу.
– В таком случае мне лучше не мозолить ей глаза. Отныне я поеду верхом. То, что мы сидим рядом в карете, лишь усиливает ее неприязнь. Мне и прежде доводилось делать общее дело с людьми, которые относились ко мне неприязненно, и это мне не так уж и мешало. Как-нибудь на досуге я постараюсь завоевать ее сердце. – Заласта коротко улыбнулся. – Я очень хорошо умею завоевывать сердца, когда мне этого хочется. Он посмотрел в глубь ущелья, где в надвигающейся темноте белели пенные перекаты горного ручья.
– Принц Спархок, существует ли хоть малейшая возможность вернуть Беллиом? – уже серьезно спросил он. – Боюсь, что без него мы находимся в весьма невыгодном положении. Нам просто необходимо нечто до такой степени могущественное, чтобы уравновесить наши силы с целой компанией богов. Волен ли ты сказать мне, где именно ты бросил Беллиом в море? Возможно, я сумел бы помочь тебе достать его.
– Я волен говорить об этом безо всяких ограничений, мудрый, – невесело ответил Спархок. – В ограничениях нет нужды, потому что я ни малейшего понятия не имею, где находится это море. Место выбирала Афраэль, и она же устроила все так искусно, что мы не смогли узнать, где находимся. Можешь задать этот вопрос ей, только я могу побиться об заклад, что она тебе не ответит.
Заласта усмехнулся.
– Она все же чуточку своенравна, верно? – сказал он. – Но несмотря на это, мы все любили ее.
– Да, верно, ты ведь вырос в одном селении с ней и Сефренией.
– Это так, и я горжусь тем, что могу называть их своими друзьями. Держаться на равной ноге с Афраэль было и увлекательно, и очень нелегко. У нее весьма живой ум. Она объяснила тебе причину, по которой желала сохранить в тайне местонахождение Беллиома?
– Не слишком внятно, но мне думается, она сочла, что Беллиом чересчур опасен, чтобы оставлять его на свободе. Он куда более вечен, чем сами боги, и, видимо, намного могущественнее их. Я не стал бы и пытаться вообразить себе, где и когда он зародился, но, похоже, это один из тех стихийных духов, которые принимали участие в сотворении вселенной. – Спархок улыбнулся. – Когда я узнал об этом, то изрядно перетрусил. Я носил в шести дюймах от сердца то, что способно зажигать новые солнца. Мне кажется, я могу понять, отчего Афраэль побаивается Беллиома. Она как-то сказала нам, что боги не могут ясно видеть будущее, и она не знает, что может произойти, если Беллиом попадет в дурные руки. Мы с ней уже нешуточно рисковали уничтожить весь мир, только бы Беллиом не попал в руки Азеша. Афраэль хотела спрятать Беллиом там, где бы никто не мог до него добраться.
– Она совершила ошибку, принц Спархок.
– На твоем месте я бы ей этого не говорил. Она может решить, что ты ее критикуешь. Заласта улыбнулся.
– Афраэль знает меня и не сердится, когда мне вздумается покритиковать ее. Если, как ты говоришь, Беллиом – одна из тех стихий, которые творили вселенную, ему нужно позволить продолжать свой труд. Без этого вселенная будет несовершенна.
Спархок пожал плечами.
– Афраэль сказала, что этот мир не будет существовать вечно. В назначенный срок он разрушится, и тогда Беллиом обретет свободу. Человеческий разум содрогается от одной этой мысли, но мне думается, что целые эпохи, прошедшие с того мгновения, когда Беллиом попал в ловушку этого мира, и до мгновения, когда наше солнце взорвется и мир погибнет в огне – не более чем один миг для духа, заточенного в Беллиоме.
– У меня самого, принц Спархок, перехватывает дух при мысли о вечности и бесконечности Беллиома, – признался Заласта.
– Думаю, мудрый, что нам придется смириться с тем, что Беллиом потерян для нас навсегда, – сказал Спархок. – Согласен, положение у нас весьма невыгодное, но помощи, похоже, нам ждать неоткуда. Боюсь, что придется справляться собственными силами.
Заласта вздохнул.
– Вероятно, ты прав, принц Спархок, но нам жизненно необходим Беллиом. Наша победа или поражение целиком зависят от этого камня. Думаю, нам стоит обратиться к Сефрении. Нужно убедить ее потолковать с Афраэлью. Сефрения имеет большое влияние на свою сестру.
– Я это уже заметил, – кивнул Спархок. – Какими были они обе в детстве?
Заласта помолчал, глядя в надвинувшуюся тьму.
– С рождением Афраэли наше селение переменилось, – проговорил он. – Мы сразу поняли, что она не обычное дитя. Все младшие боги обожают ее. Среди них она единственный ребенок, и за многие эры ее избаловали просто немыслимо. – Заласта слабо усмехнулся. – Искусство быть ребенком она довела до совершенства. Детей всегда любят, но Афраэль так искусно склоняет людей полюбить ее, что может растопить наитвердейшее сердце. Боги всегда получают то, что хотят, но Афраэль еще и вынуждает нас делать то, что ей хочется, из любви к ней.
– Это я тоже заметил, – мрачно вставил Спархок.
– Сефрении было около девяти, когда на свет появилась ее сестра, и с того мгновения, когда она впервые увидела Богиню-Дитя, она всю свою жизнь посвятила служению ей. – При этих словах в голосе мага промелькнула странная нотка боли. – У Афраэли почти не было младенчества, – продолжал он. – Она родилась с умением говорить – во всяком случае, так казалось – и невероятно скоро начала ходить. Ей неудобно было проходить через младенчество, а потому она просто перешагнула через такие досадные мелочи, как режущиеся зубки или наука ползания. Она хотела быть ребенком, а не младенцем. Я был несколькими годами старше Сефрении и уже погрузился в учебу, однако пристально наблюдал за ними обеими. Нечасто ведь подворачивается возможность понаблюдать, как растет богиня.
– Весьма редко, – согласился Спархок. Заласта улыбнулся.
– Сефрения все время проводила со своей сестрой. Очевидно было с самого начала, что между ними существует некая особая связь. Одна из странностей Афраэли такова, что она принимает подчиненное положение, присущее ребенку. Она богиня и могла бы повелевать, но не делает этого. Ей почти доставляет удовольствие, когда ее распекают. Она послушна – когда ей это выгодно, но порой становится совершенно невозможной – быть может, для того, чтобы напомнить окружающим, кто она такая на самом деле. – Спархок вспомнил стайку фей, опылявших цветы в дворцовом саду в Симмуре. – Сефрения была здравомыслящим ребенком и казалась старше своих лет. Подозреваю, что Афраэль еще до своего рождения готовила сестру к ее миссии. Сефрения стала Афраэли самой настоящей матерью. Она заботилась о ней, кормила ее, купала – что вызывало иногда ожесточенные споры между ними. Афраэль терпеть не может купаний, да они ей на самом деле и ни к чему – она ведь может заставить грязь исчезнуть, если пожелает. Не знаю, заметил ли ты, но на ногах у нее всегда пятна травяного сока, даже когда травы вовсе нет. По каким-то причинам, которых я постичь не в состоянии, ей нужны эти пятна. – Стирик вздохнул. – Афраэли было около шести, когда Сефрении и в самом деле пришлось заменить ей мать. Мы трое гуляли в лесу, когда толпа пьяных эленийских крестьян напала на селение и перебила всех его жителей.
У Спархока перехватило дыхание.
– Это кое-что объясняет, – пробормотал он, – хотя и приводит к другим необъяснимым вещам. Что подвигло Сефрению после такой трагедии взяться за тяжкий труд обучения многих поколений пандионских рыцарей?
Заласта пожал плечами.
– Вероятно, так приказала ей Афраэль. Не заблуждайся на ее счет, принц Спархок. Афраэль может притворяться ребенком, но на самом деле она отнюдь не дитя. Она послушна, когда ей это выгодно, но не забывай, что окончательные решения принимает всегда именно она, и неизменно получает то, чего хочет.
– Что было после того, как уничтожили ваше селение? – спросил Спархок.
– Какое-то время мы бродили в лесу, а потом нас приняло другое стирикское селение. Как только я удостоверился в том, что девочкам больше ничто не угрожает, я отправился продолжать свои занятия. Я не виделся с ними много лет, и когда мы встретились снова, Сефрения уже стала той прекрасной женщиной, какой ты знаешь ее сейчас. Афраэль тем не менее оставалась ребенком, ни на день не став старше со времен нашего детства. – Заласта вновь вздохнул. – Время, которое мы провели вместе детьми, было счастливейшим в моей жизни. Воспоминания о нем посейчас укрепляют и ободряют меня в трудную минуту.
Он поглядел на небо, где уже загорались первые звезды.
– Прости, принц Спархок, но я покину тебя. Сегодня вечером мне хочется остаться наедине с моими воспоминаниями.
– Конечно, Заласта, – ответил Спархок, дружески положив руку на плечо стирика.
– Мы обожаем его, – сказала Даная.
– Почему же тогда ты скрывать от него, кто ты такая?
– Не знаю, отец. Может быть, потому, что у девушек должны быть свои секреты.
– Знаешь, это довольно бессмысленно.
– Да, но я и не обязана поступать осмысленно. В том-то и состоит приятная сторона всеобщего обожания.
– Заласта считает, что нам необходим Беллиом. – Спархок решил перейти прямо к делу.
– Нет, – очень твердо сказала Афраэль. – Я затратила слишком много времени и сил, укрывая его в безопасном месте, чтобы сейчас извлекать его на свет, едва переменится погода. Заласта всегда стремится в подобных случаях применить больше силы, чем требуется на самом деле. Если все, с чем нам предстоит иметь дело, – Тролли-Боги, мы управимся и без Беллиома. – Спархок открыл было рот, собираясь возразить, но она подняла руку. – Это мне решать, Спархок.
– Я могу отшлепать тебя и заставить передумать, – пригрозил он.
– Не можешь, если только я сама тебе это не позволю. – Афраэль помолчала и вздохнула. – Тролли-Боги все равно не будут долго нам докучать.
– Вот как?
– Тролли обречены, – пояснила она печально, – а когда их не станет, лишатся силы и Тролли-Боги.
– Отчего же тролли обречены?
– Потому что они не могут измениться, Спархок. Нравится нам это или нет, но таков уж этот мир. Те, кто существует в нем, должны меняться – или сгинуть. Так произошло с древними людьми. Им на смену пришли тролли, потому что те не могли измениться, а теперь наступает очередь троллей. Природа их такова, что для жизни им нужно много свободного пространства: на одного тролля около двадцати лиг в поперечнике. И этот кусок земли он ни за что не станет делить с другим троллем. Для них на земле осталось слишком мало места. Мир населен эленийцами, и вы вырубаете леса, чтобы строить жилища и расчищать поля для посевов. Будь люди только стириками, тролли еще сумели бы выжить. Стирики не вырубают лесов. – Она усмехнулась. – Отнюдь не потому, что мы так любим деревья, – просто ваши топоры лучше наших. С той минуты, как вы, эленийцы, открыли секрет изготовления стали, тролли – и Тролли-Боги – обречены.
– Это прибавляет веса предположению, что Тролли-Боги могли заключить союз с нашим врагом, – заметила Сефрения. – Если они понимают, что происходит, они, вероятно, приходят в отчаяние. Само их существование зависит от того, выживут ли тролли.
– Это объясняет кое-какие мучившие меня неясности, – пробормотал Спархок.
– И какие же? – спросила Сефрения.
– Если наряду с Троллями-Богами против нас действует кто-то еще, в том-то и причина различий, которые я все время ощущаю. Меня не оставляет чувство, что сейчас все происходит не совсем так, как в прошлый раз. Скажем так: слишком много бросается в глаза несоответствий. Главное несоответствие в том, что все эти сложнейшие интриги с древними героями наподобие Дрегната и Айячина чересчур тонки для Троллей-Богов. – Он скорчил унылую гримасу. – Однако тут же возникает другой вопрос. Как удалось нашему неведомому противнику убедить Троллей-Богов помогать ему, если он даже не может им растолковать, что делает и почему?
– Если я предложу тебе простейшее решение, это не заденет твою честь? – осведомилась Даная.
– Не думаю.
– Тролли-Боги знают, что они не очень умны, и тот, кого ты зовешь «нашим приятелем», крепко держит их в своих руках. Если они не станут помогать ему, он всегда может загнать их обратно в Беллиом, чтобы они провели еще пару миллионов лет в шкатулке на дне океана. Возможно, он просто говорит Троллям-Богам, что они должны сделать, даже не трудясь объяснять зачем и почему. Все остальное время он позволяет им бродить на свободе и развлекаться на свой манер. Шум, который они устраивают, превосходно скрывает его собственные делишки.
Спархок ошеломленно уставился на нее и в конце концов рассмеялся.
– Я люблю тебя, Афраэль! – воскликнул он и, подхватив ее на руки, крепко расцеловал.
– Он такой милый мальчик, – просияв, сообщила сестре маленькая богиня.
Двумя днями позже погода резко переменилась. В нескольких сотнях лиг на востоке, над Тамульским морем, заклубились тяжелые тучи, и небо вдруг помрачнело, нависло низко и грозно. Не прибавил хорошего настроения и «сбой связи», из тех, что так часто случаются в правительственных затеях. Они доехали до границ владений очередного клана, отмеченных просекой в несколько сотен ярдов шириной, и там обнаружили, что никакой эскорт их не поджидает. Атаны соседнего клана, которые сопровождали их сюда, не могли пересекать этой границы и с неподдельным беспокойством все время оглядывались на спасительную полосу леса.
– Между этими кланами вражда, Спархок-рыцарь, – мрачно пояснил Энгесса, – и входить дальше чем на пятьсот шагов на пограничную полосу между ними – весьма серьезное нарушение обычая.
– Тогда вели им отправляться домой, атан Энгесса, – сказал Спархок. – Нас тут вполне достаточно, чтобы защитить мою королеву, а я не хочу стать зачинщиком клановой войны только из-за того, что пытался сохранить приличия. Скоро появятся атаны из другого клана, так что опасность нам не угрожает.
Энгесса выслушал его с некоторым сомнением, однако поговорил с предводителем сопровождавших отряд атанов, и вскоре те с явным облегчением растворились в лесу.
– Что теперь? – спросил Келтэн.
– Как насчет завтрака? – отозвался Спархок.
– Я уж думал, тебе это никогда в голову не придет.
– Пусть рыцари и пелои соберутся вокруг кареты и разводят костры. Я сообщу Элане. – Спархок направил коня к карете.
– Где эскорт? – резко спросила Миртаи. С тех пор как атана стала взрослой, властности и привычки командовать у нее только прибавилось.
– Боюсь, что они опаздывают, – ответил Спархок. – Я решил, что мы можем позавтракать, пока будем их дожидаться.
– Замечательная мысль, Спархок! – просиял Эмбан.
– Мы так и думали, ваша светлость, что вам она понравится. Атаны будут здесь к тому времени, когда мы покончим с завтраком.
Однако завтрак был съеден, а эскорт так и не появился. Спархок расхаживал туда и назад, все больше разъяряясь от бесплодного ожидания.
– Довольно! – рявкнул он наконец. – Собирайтесь, мы едем дальше!
– Мы ведь должны ждать, Спархок, – напомнила ему Элана.
– Только не на открытой местности. И кроме того, я не намерен рассиживаться здесь два дня в ожидании, покуда некий клановый вождь переварит доставленное ему послание.
– Думаю, друзья мои, нам лучше поступить, как он говорит, – обратилась Элана к своим спутникам. – Я хорошо знаю эти признаки – мой любимый становится вспыльчив.
– Вспыльчивеет, – поправил Телэн.
– Что ты сказал? – переспросила Элана.
– Вспыльчивеет, – повторил Телэн. – Спархок всегда вспыльчив. Просто сейчас он становится вспыльчивее обычного, значит – Вспыльчивеет. Надо очень хорошо его знать, чтобы уловить разницу.
– Ты действительно вспыльчивеешь, любовь моя? – поддразнила Элана мужа.
– По-моему, Элана, такого слова вообще нет. Давайте трогаться в путь. Дорога хорошо размечена, так что мы вряд ли заблудимся.
За пограничной просекой росли темные кедры, чьи раскидистые ветви опускались до самой земли, так что дальше чем на несколько ярдов разглядеть что-то в лесу было невозможно. Тучи, наплывавшие с запада, сгустились, и в лесу стало темно, как в сумерки. Воздух был душен и неподвижен, и чем дальше отряд углублялся в лес, тем громче и назойливей становилось нытье москитов.
– Обожаю таскать доспехи в краю москитов, – с неподдельной веселостью заметил Келтэн. – Я так и вижу, как орды этих маленьких кровососов расселись вокруг и крошечными молоточками пытаются выправить погнутые жала.
– На самом деле они и не пытаются пробить жалом твои доспехи, сэр Келтэн, – отозвался Заласта. – Их привлекает твой запах, а я вовсе не думаю, что хоть одно живое существо в мире находит привлекательным аромат эленийских доспехов.
– Ты лишаешь меня всего удовольствия, Заласта.
– Извини, сэр Келтэн.
С востока докатился глухой отдаленный рокот.
– Замечательный венец совершенно испорченного дня, – заметил Стрейджен, – славненькая буря с ворохом молний, воющим ветром и проливным дождем.
И тогда, словно вторя далекому рокоту, где-то в невидимом лесном распадке раскатился хриплый и яростный рык. Тотчас же с другой стороны отозвалось точно такое же рычание.
Сэр Улаф разразился потоком ругательств.
– В чем дело? – спросил Спархок.
– Разве ты не узнал? – спросил талесиец. – Ты уже слышал это однажды – на озере Вэнн.
– Что это за рев? – встревоженно спросил Халэд.
– Сигнал для нас возводить укрепления! В лесу тролли!
ГЛАВА 22
– Это, конечно, не совершенство, друг Спархок, – с сомнением говорил Кринг, – но вряд ли у нас есть время искать что-то получше.
– Он прав, Спархок, – согласился Улаф. – Время для нас сейчас – самое главное.
Пелои прочесали окрестный лес в поисках подходящей оборонительной позиции. Учитывая то, как тревожно они чувствовали себя в лесу, всадники Кринга проявили в этих поисках немалое мужество.
– Можешь ты описать это место подробнее? – спросил Спархок у бритоголового доми.
– В этом ущелье только один выход, друг Спархок, – отвечал Кринг, нервно ощупывая рукоять своей сабли. – Посередине ущелья тянется сухое русло реки. Судя по всему, заполняется оно только весной. В дальнем конце ущелья я разглядел карнизы водопадов. Под карнизами – пещера, где можно спрятать женщин и где удобно отбиваться, если дела пойдут совсем плохо.
– А я думал, дела и так из рук вон плохи, – заметил Тиниен.
– Какой ширины вход в ущелье? – напряженно спросил Спархок.
– Сам вход примерно две сотни шагов в ширину, – сказал Кринг, – но если пройти немного дальше, он сужается почти до двадцати шагов, а потом расширяется снова – в некое подобие каменного бассейна там, где высохшие водопады.
– Недостаток ущелья в том, что там мы окажемся взаперти, – заметил Келтэн. – Не успеем оглянуться, как тролли выберутся на склоны ущелья и примутся швырять камни нам на головы.
– Разве у нас есть выбор? – спросил у него Тиниен.
– Нет, конечно, но об этом, по-моему, стоило упомянуть.
– Другого подходящего места нет? – спросил Спархок у доми.
– Несколько прогалин, – пожал плечами Кринг. – И пара холмиков, на которые можно смело махнуть рукой.
– Значит, остается только ущелье, – мрачно заключил Спархок. – Надо поспешить туда и как следует укрепить проход в самом узком месте.
Рыцари сгрудились вокруг кареты и двинулись напролом через лес. Карета подпрыгивала на корнях и кочках, а кое-где пришлось оттаскивать с дороги поваленные деревья. Ярдов через пятьсот, однако, деревья поредели, и местность стала полого подниматься вверх.
Спархок верхом на Фарэне подъехал к карете.
– Элана, – сказал он, – там, впереди, есть пещера. Люди Кринга не успели как следует осмотреть ее, и нам неизвестно, насколько она глубока.
– Какое это имеет значение? – спросила Элана. Лицо ее было бледнее обычного. Отдаленный рев троллей в лесу явно выбил ее из колеи.
– Это может быть очень важно, – ответил Спархок. – Когда окажетесь в пещере, пусть Телэн исследует ее. Если она достаточно глубока или там есть другие выходы на поверхность, у вас будет где укрыться на всякий случай. С вами пойдет Сефрения, а она сможет, если понадобится, завалить вход в пещеру или замаскировать боковой ход, чтобы тролли не сумели вас отыскать, если все же они прорвутся через наши ряды.
– Почему бы нам всем тогда не укрыться в пещере? Вы с Сефренией каким-нибудь заклинанием закрыли бы вход, и мы могли бы отсидеться там, покуда троллям не надоест нас разыскивать.
– Кринг говорит, что пещера, похоже, невелика. Он послал людей поискать еще одну, но пока что в нашем распоряжении есть только эта. Если подвернется что-то получше, мы изменим наши планы, но сейчас нам остается только одно. Ты со всеми женщинами, патриархом Эмбаном и послом Оскайном укроешься в пещере. С вами пойдет Телэн, а Берит и еще восемь-десять рыцарей будут прикрывать вход в пещеру. И, пожалуйста, Элана, не спорь со мной. Сейчас приказываю я. В Чиреллосе ты согласилась подчиняться мне в таких случаях.
– Он прав, ваше величество, – подтвердил Эмбан. – Мы сейчас нуждаемся в полководце, а не в королеве.
– Может, я вам в тягость, господа? – саркастически осведомилась она.
– Ни в коей мере, моя королева, – льстиво заверил Стрейджен. – Ваше присутствие вдохновит нас на небывалые подвиги. Мы ослепим вас своей доблестью и отвагой.
– Я была бы счастлива притвориться ослепленной, если бы всего этого можно было избежать, – с тревогой в голосе проговорила она.
– Боюсь, что для этого тебе пришлось бы вначале уговорить троллей, – сказал Спархок, – а тролли с большим трудом поддаются уговорам – особенно голодные.
Хотя положение было нелегкое, Спархок меньше, чем обычно, тревожился за безопасность жены. Сефрения будет рядом и защитит ее, а если дела и впрямь пойдут совсем худо, Афраэль тоже позаботится о ней. Спархок знал – его дочь не допустит, чтобы с матерью что-то случилось, даже если для этого ей придется обнаружить свою истинную сущность.
Бесспорно, у ущелья как оборонительной позиции были свои недостатки, и самый очевидный – тот, на который так бесцеремонно указал Келтэн. Если тролли поверху проберутся на склоны ущелья и окажутся над их головами, вся их оборона очень скоро пойдет прахом. Келтэн не уставал повторять это, и в его репликах отчетливо проступало: «Я же говорил!»
– По-моему, Келтэн, ты переоцениваешь смышленость троллей, – наконец возразил ему Улаф. – Они ринутся прямо на нас, потому что мы для них – еда, а не враги. Добрый ужин для них куда важнее, чем победа в бою.
– Ты, Улаф, нынче так и сыплешь веселыми мыслями, – сухо заметил Тиниен. – Как по-твоему, сколько там, в лесу, троллей?
– Трудно сказать, – пожал плечами Улаф. – Пока что я слышал десять разных голосов – скорее всего, это вожаки семей. Стало быть, всего там троллей сотня или около того.
– Могло быть и хуже, – сказал Келтэн.
– Ненамного, – возразил Улаф. – Сотня троллей способна причинить серьезное беспокойство всей армии Воргуна.
Бевьер, знаток укреплений и оборонительных сооружений, обследовал ущелье.
– В сухом русле полно камней для бруствера, – сообщил он, – и молодой лесок, который пригодится для кольев. Как ты думаешь, Улаф, долго еще нам ждать атаки?
Улаф поскреб подбородок.
– То, что мы остановились, дает нам передышку, – сказал он. – Будь мы на ходу, они уже давно напали бы, но сейчас им, скорее всего, понадобится время, чтобы собрать свои силы. Однако, Бевьер, тебе, пожалуй, придется пересмотреть свои тактические приемы. Тролли не собираются осыпать нас стрелами, так что бруствер нам вряд ли понадобится. Скорее он будет помехой нам, чем троллям. Наше преимущество заключается в наших конях – и копьях. Нам обязательно нужно любой ценой удерживать троллей на расстоянии. Пожалуй, острые колья неплохо подойдут для этой цели. Тролль всегда выбирает кратчайший путь к добыче – в данном случае, к нам. Если мы завалим камнями вход в ущелье в самом узком месте – так, чтобы остался только очень узкий проход, – тролли смогут продираться через него только по одному-два, а это будет нам существенным подспорьем. Нам ведь совершенно ни к чему, чтобы они навалились на нас все разом. Эх, хотел бы я, чтобы у нас была хотя бы дюжина Кьюриковых арбалетов!
– Один у меня есть, сэр Улаф, – сообщил Халэд.
– А у многих рыцарей есть луки, – сообщил Бевьер.
– Значит, мы замедлим их продвижение с помощью кольев – чтобы легче было забросать их стрелами? – предположил Тиниен.
– Это наилучший план, – подтвердил Улаф. – Если есть хоть малейшая возможность избежать рукопашной схватки с троллями – лучше ею воспользоваться.
– В таком случае, – сказал Спархок, – принимаемся за дело.
Весь следующий час в ущелье жарко кипела работа. Узкий проход сузили еще больше, завалив булыжниками из речного русла, а перед этой баррикадой торчал целый лес заостренных кольев. Колья расставляли отнюдь не в беспорядке. Вдоль склонов ущелья они торчали так густо, что продраться сквозь них было совершенно невозможно, зато проход, который вел внутрь ущелья, в каменный бассейн и к высохшим водопадам, был утыкан лишь редкими кольями – чтобы заманить тварей именно на эту дорогу. Пелои Кринга отыскали густые заросли куманики, повыдергивали с корнем колючий кустарник и набросали его на густо утыканной кольями земле, чтобы еще больше замедлить продвижение троллей.
– А что там делает Халэд? – спросил Келтэн, который, пыхтя и отдуваясь, волок огромный камень.
– Что-то строит, – ответил Спархок.
– Самое подходящее время разбивать лагерь!
– Халэд – здравомыслящий молодой человек. Я уверен, что он не станет тратить время на чепуху.
Через час они оглядели плоды своего труда. Проход сузился футов до восьми, не больше, а земля по сторонам от него была щедро утыкана кольями высотой по грудь взрослому человеку, укрепленными таким образом, что они неуклонно выведут троллей на единственно верную дорогу. Тиниен, однако, прибавил к этому пейзажу еще одно украшение. По его приказу несколько альсионцев загоняли в землю посреди дороги колышки, а затем обстругивали их концы.
– Тролли ведь не носят обуви? – спросил Тиниен у Улафа.
– Чтобы сделать троллю башмаки, нужна половина коровьей шкуры, – пожал плечами Улаф, – а тролли обычно съедают корову вместе со шкурой, так что кожи у них вечно нехватка.
– Превосходно. Мы хотим задержать их в центре ущелья, но никак не намерены облегчать им продвижение. Босиком тролли вряд ли смогут бежать по этим колышкам – во всяком случае, после первых нескольких ярдов.
– Мне это нравится, Тиниен, – ухмыльнулся Улаф.
– Не могли бы вы, господа, отойти в сторонку? – окликнул их Халэд. Он обтесал пару гибких молодых деревьев, получив столбы чуть выше человеческого роста, и поперек их прикрепил третье деревце. Затем он привязал веревку к концам поперечины и туго натянул ее, получив подобие огромного лука. Оттянутая до предела тетива была привязана к еще одному столбу, и на ней лежал десятифутовый дротик.
Спархок и его друзья отступили к краям узкого прохода, и Халэд полоснул кинжалом по веревке, оттягивавшей «лук». Дротик с пронзительным свистом сорвался с тетивы и глубоко воткнулся в ствол дерева в добрых ста ярдах дальше по ущелью.
– Мне все больше нравится этот мальчишка, – ухмыльнулся Келтэн. – Он почти так же хорошо мастерит всякие штуки, как его отец.
– Да, – согласился Спархок, – семейство многообещающее. Теперь надо расставить лучников так, чтобы они свободно простреливали этот проход.
– Верно, – кивнул Келтэн. – А что потом?
– Потом мы будем ждать.
– Вот эту часть осады я ненавижу больше всего. Отчего бы нам не перекусить – просто так, чтобы убить время?
– Разумеется.
Буря, которая все утро собиралась на востоке, подошла ближе, и бурлящие тучи отливали зловещим лилово-черным цветом. В завесе туч вспыхивали молнии, и по всему небу перекатывалось ворчание грома, с каждым ударом сотрясая землю.
Они ждали. В неподвижном воздухе царила духота, и рыцари обливались потом под тяжелыми доспехами.
– Что еще мы можем придумать? – спросил Тиниен.
– Я соорудил несколько примитивных катапульт, – отозвался Бевьер. – Это всего лишь согнутые молодые деревца, так что они смогут швырять лишь некрупные камни и на небольшое расстояние.
– Когда речь идет о драке с троллями, всякая помощь – благо, – сказал Улаф. – Чем больше троллей мы выведем из строя, прежде чем они до нас доберутся, тем меньше их останется для рукопашной.
– Боже милостивый! – воскликнул Тиниен.
– Что такое? – встревоженно спросил Келтэн.
– Кажется, один из них только что мелькнул на краю леса. Они и впрямь такие огромные?
– Девять футов или около того? – небрежно осведомился Улаф.
– Да, по меньшей мере.
– Для троллей это обычный рост, а кроме того, они весят от тридцати пяти до пятидесяти стоунов.
– Ты шутишь! – недоверчиво воскликнул Келтэн.
– Подожди немного, и сам сможешь убедиться, сколько весит тролль. – Улаф оглядел своих друзей. – Тролля очень трудно убить, – предостерег он. – Шкура у них прочная, а череп толщиной почти в полдюйма. Когда они возбуждены, то не обращают внимания на раны. Если мы ввяжемся в близкий бой, старайтесь калечить их. В драке с троллем нельзя рассчитывать на чистое убийство, так что всякая отрубленная рука по меньшей мере уже не вцепится в ваше горло.
– Они чем-нибудь вооружены? – спросил Келтэн.
– В основном дубинками. Тролли не слишком ловко обращаются с копьем. У них плохо сгибаются локти, и им трудно наносить колющие удары.
– Это уже кое-что.
– Но очень немного, – заверил его Тиниен.
И они продолжали ждать, вслушиваясь в приближавшиеся раскаты грома.
Минут через десять на опушке леса показались еще несколько троллей, явно разведчики, которые своим рыком созывали остальных. До сих пор единственным троллем, которого видел Спархок, был Гвериг – а Гвериг был карликом и к тому же уродцем. Спархок понял, что должен срочно переменить свою оценку троллей. Они были, как и говорил Улаф, футов девяти ростом и покрыты бурой косматой шерстью. С невероятно длинными руками: их огромные ладони свисали ниже колен. У них были жестокие зверовидные лица с массивными надбровными дугами, из ощеренных ртов торчали клыки, маленькие, глубоко посаженные глазки горели зловеще и алчно. Сутулясь и переваливаясь, они трусили вдоль опушки, даже не пытаясь особенно таиться, и Спархок разглядел, что их длинные руки служат им недурным подспорьем в передвижении – порой тролли опирались на руку, как на третью ногу, порой хватались за дерево, чтобы половчее выпрямиться. Их движения, плавные и даже в чем-то грациозные, говорили о невиданном проворстве.
– Как по-вашему, мы готовы? – спросил Улаф.
– Я бы мог потерпеть еще немного, – отозвался Келтэн.
– И сколько же?
– Лет сорок-пятьдесят, пожалуй, будет достаточно. Что ты задумал?
– Я заметил около пятнадцати троллей, – ответил рослый талесиец. – Они появляются один за другим, чтобы присмотреться к нам, а это значит, что остальные затаились за деревьями. Я бы мог их немного подразнить. Если тролля хорошенько разозлить, он уже не соображает, что делает, впрочем, тролли и в спокойном состоянии никогда не отличались сообразительностью. Мне бы хотелось вызвать их на необдуманные действия. Я от души обложу их руганью, они начнут вопить и завывать, а потом, обезумев от ярости, выскочат из леса. Тогда они станут легкой мишенью для лучников, а если несколько троллей и прорвутся к нам, по ним ударят всадники с копьями. Нам удастся прикончить не одного тролля, прежде чем остальные опомнятся. Я решительно склонен уменьшить их число, а разъяренный тролль становится хорошей мишенью.
– Ты полагаешь, мы сможем прикончить достаточно троллей, чтобы отпугнуть остальных? – спросил Келтэн.
– Я бы на это не рассчитывал, но кто знает? Все возможно. Прежде я бы мог поклясться, что невозможно повстречать сотню троллей, даже бегущих в одном направлении, так что нынешняя ситуация для меня совершенно внове.
– Прежде чем мы что-то предпримем, – сказал Спархок, – я должен поговорить с остальными.
Он отошел туда, где стояли со своими конями рыцари и пелои. Рядом с Вэнионом он увидел Энгессу, Стрейджена и Кринга.
– Мы готовы начать, – сообщил им Спархок.
– Ты не собираешься пригласить троллей? – осведомился Стрейджен. – Или веселье начнется без них?
– Улаф хочет попробовать подвигнуть их на опрометчивые действия, – пояснил Спархок. – Колья замедлят их продвижение, и они станут легкой добычей для наших лучников. Нам бы очень хотелось немного проредить их ряды. Если им все же удастся прорваться, мы встретим их копьями. – Я ни в коей мере не хочу оскорбить тебя, доми, но не мог бы ты не сразу ввязываться в бой? Улаф говорит, что троллей очень трудно убить. Дело это грязное, но ведь кто-то должен им заняться и добить раненых после нашей атаки.
На лице Кринга явственно отразилось отвращение.
– Мы сделаем это, друг Спархок, – наконец согласился он, – но только ради нашей дружбы.
– Я высоко ценю это, Кринг. Как только Улаф достаточно разъярит троллей и они бросятся в бой, те из нас, кто сейчас находится у баррикады, вернутся и сядут на коней, чтобы присоединиться к атаке. Да, кстати – если из тролля торчит сломанное древко копья, это еще не означает, что он выведен из строя. Лучше всего воткнуть в него еще пару копий – просто так, спокойствия ради. Я пойду скажу дамам, что мы начинаем, а потом – примемся за дело.
– Я иду с тобой, – сказал Вэнион, и они зашагали вверх по ущелью, к пещере.
Берит с небольшой группой молодых рыцарей охранял вход в пещеру.
– Они идут? – встревоженно спросил юноша, увидев Спархока и Вэниона.
– Мы видели нескольких разведчиков, – ответил Спархок. – Мы намерены довести их до бешенства, чтобы они не мешкали с атакой. Если уж сражения с ними не избежать, я предпочту сражаться при свете дня.
– И прежде, чем начнется буря, – добавил Вэнион.
– Не думаю, что тролли сумеют прорваться, – сказал Спархок молодому рыцарю, – но будь наготове. Если дела пойдут худо, отступайте в пещеру.
Берит кивнул.
Из пещеры вышли Элана, Телэн и Сефрения.
– Они идут? – от волнения голос Эланы звучал слегка пронзительно.
– Нет еще, – ответил Спархок. – Впрочем, это лишь вопрос времени. Мы хотим немного их подразнить. Улаф полагает, что сумеет настолько разъярить их, что они сорвутся в атаку прежде, чем будет готова вся стая. Мы бы предпочли не драться со всеми троллями разом. – Он взглянул на Сефрению. – Ты готова сотворить одно-два заклинания?
– Смотря какие заклинания.
– Сможешь ты так запечатать вход в пещеру, чтобы тролли не смогли добраться до вас?
– Пожалуй, смогу, а если нет – я всегда успею попросту обрушить вход.
– Это лучше прибереги на тот случай, если не останется ничего другого. И подожди, покуда в пещеру отступят Берит и его рыцари.
Нарядная одежда Телэна была измазана грязью.
– Что-нибудь нашел? – спросил у него Спархок.
– Берлогу, в которой зимовал медведь, – пожал плечами мальчик. – Пришлось поползать по узким ходам. Там есть еще парочка ходов, которые я хочу исследовать.
– Выбери из них тот, что получше. Если Сефрении придется обрушить вход в пещеру, я хочу, чтобы вы все могли отсидеться в безопасном месте.
Телэн кивнул.
– Будь осторожен, Спархок, – крепко обняв его, сказала Элана.
– Непременно, любовь моя.
Сефрения также обняла Вэниона, эхом повторив напутствие Эланы.
– А теперь ступайте, – сказала она.
– Хорошо, матушка, – хором ответили Спархок и Вэнион.
Оба рыцаря зашагали назад, к баррикаде.
– Ты осуждаешь меня, Спархок? – угрюмо спросил Вэнион.
– Это не мое дело, друг мой.
– Я и не спрашивал, твое ли это дело. Я спросил, осуждаешь ли ты меня. Ты же знаешь, другого пути у нас не было. Законы наших народов не позволили бы нам заключить брак.
– Не думаю, Вэнион, что эти законы применимы к вам. У вас есть одна близкая подружка, которая не признает никаких законов, если ей это удобно. – Он улыбнулся старому другу. – По правде говоря, я даже доволен. Мне опостылело смотреть, как вы двое маялись от тоски.
– Спасибо, Спархок. Я и не хотел таиться от кого бы то ни было. Впрочем, я ведь все равно никогда не смогу вернуться в Эозию.
– Я бы не сказал, что это такая уж большая потеря. Вы с Сефренией счастливы – а прочее не важно.
– Тут я согласен. Тем не менее, когда вернешься в Чиреллос, постарайся как можно мягче сообщить это известие. Боюсь, Долмант взовьется до небес, когда услышит об этом.
– Возможно, он еще удивит тебя, Вэнион.
***
С некоторым изумлением Спархок обнаружил, что еще не забыл тролльего языка. Улаф, дерзко встав посредине узкого прохода, во все горло выкрикивал лесу похожие на рычание слова.
– О чем он говорит? – с интересом осведомился Келтэн.
– Это трудно перевести, – отозвался Спархок. – Тролльи оскорбления по большей части касаются естественных отправлений.
– Ох ты. Я уже жалею, что спросил.
– Ты бы куда горше пожалел, если б я перевел, – хмыкнул Спархок и тут же заморгал, услышав особенно отвратительное ругательство, которым Улаф только что осчастливил троллей.
Тролли, судя по всему, относились к оскорблениям весьма серьезно. В отличие от людей, они явно неспособны были пропускать мимо ушей это традиционное предисловие к битве, а потому разражались воем при каждой новой реплике великана-генидианца. Несколько троллей выскочили на опушку, брызгая слюной и топая ногами от ярости.
– Когда они атакуют? – спросил Тиниен у своего рослого светловолосого друга.
– С троллями никогда не угадаешь, – ответил Улаф. – Не думаю, чтобы они привыкли сражаться отрядом. Не могу сказать наверняка, но, скорее всего, один из них потеряет терпение раньше остальных и бросится на нас. А последуют ли за ним другие – кто знает. – И он прорычал гигантским тварям, бесившимся на опушке, еще одно оскорбление.
Один из троллей завизжал от бешенства и рванулся вперед на трех ногах, переваливаясь и размахивая увесистой дубинкой, которую он сжимал в свободной руке. Вначале один тролль, потом еще несколько последовали за ним.
Спархок оглянулся, проверяя в последний раз, как расставлены лучники. Он заметил, что Халэд отдал свой арбалет одному из молодых пандионцев и стоял у своей наскоро состряпанной машины, хладнокровно посматривая вдоль древка дротика.
Тролль, мчавшийся впереди всех, уже яростно молотил дубинкой по заостренным кольям, однако гибкие молодые деревца лишь гнулись под его ударами и выпрямлялись снова. Взбешенный тролль задрал морду к небу и разразился разочарованным воем.
Халэд рассек веревку, оттягивавшую его гигантский лук. Обструганные деревца резко распрямились с почти мелодичным гулом, и дротик, пролетев по длинной плавной дуге, с сочным чмоканьем вонзился в широкую косматую грудь тролля.
Тот отпрянул и тупо уставился на древко дротика, торчащее из его груди, потрогал его пальцем, словно пытаясь понять, откуда взялась здесь эта штуковина. Затем тролль тяжело осел на землю, и изо рта его хлынула кровь. Он неловко ухватился обеими руками за древко и дернул. Новый поток крови хлестнул изо рта, тролль вздохнул и завалился набок.
– Отличный удар! – похвалил Келтэн оруженосца Спархока, который с помощью двоих молодых пандионцев уже перезаряжал свой немудреный механизм.
– Передай лучникам, – откликнулся Халэд, – тролли застревают возле кольев. Они, похоже, не могут сообразить, что бы это значило, и становятся отменной мишенью.
– Верно. – Келтэн отбежал к лучникам, расставленным на одном склоне ущелья, Бевьер направился к другому склону.
Полдюжины троллей, которые бежали за первым троллем, точно не заметили его гибели и все так же дружно мчались прямо на заостренные колья.
– У нас могут быть сложности, Спархок, – заметил Тиниен. – Если тролли не привыкли сражаться вместе, они не обратят внимания, что кого-то из них убили. Улаф говорит, что тролли не умирают естественной смертью, а потому вообще не понимают, что такое смерть. Не думаю, чтобы они обратились в бегство только потому, что мы прикончим нескольких их соплеменников. Боюсь, это совсем не то, что сражаться с людьми. Тролли будут продолжать атаку, пока мы не перебьем всех. Возможно, нам придется пересмотреть нашу тактику, чтобы принять в расчет и это.
На опушке между тем появились еще несколько троллей, и Улаф продолжал методично осыпать их ругательствами.
Вернулись Келтэн и Бевьер.
– Мне тут вот что пришло в голову, – сказал Келтэн. – Улаф, среди этих троллей есть самки?
– Вполне возможно.
– Как отличить самок от самцов?
– А тебе что, не терпится?
– Тьфу, гадость какая. Просто я не хочу убивать женщин.
– Женщин? Келтэн, это же не люди, а тролли. Самку можно отличить от самца, только если при ней детеныши – или если подберешься к ней совсем близко, а это не самая лучшая идея. Дикая свинья оторвет тебе голову с той же легкостью, что и вепрь.
И генидианец продолжал выкрикивать оскорбления.
Еще несколько троллей присоединились к атаке, а затем раскатился оглушительный рев, и вся опушка леса точно взорвалась косматыми тварями. Не промешкав ни мига, они примкнули к атакующим.
– Вот оно! – удовлетворенно заключил Улаф. – Теперь в дело ввязалась вся стая. В седло, господа!
Они бегом вернулись к ожидавшим боя рыцарям, а между тем сириникийцы, управлявшие импровизированными катапультами Бевьера, и пандионцы у придуманного Халэдом гигантского лука принялись методично обстреливать приближавшихся троллей. Лучники на склонах ущелья обрушили на косматое войско ливень стрел. Несколько троллей рухнули, изрешеченные стрелами, но прочие мчались дальше, словно не замечая, что в них попали.
– Вряд ли мы можем рассчитывать на то, что они отступят и обратятся в бегство только потому, что погибли несколько их товарищей, – заметил Спархок Вэниону, вскакивая в седло Фарэна.
– Товарищей? – изумился Стрейджен. – Спархок, у троллей не бывает товарищей. Они и к самкам своим относятся не слишком-то нежно.
– Я клоню к тому, что все решится в одном сражении, – пояснил Спархок. – Второй атаки, скорее всего, не будет. Тролли просто будут напирать на нас, покуда не прорвутся через заслон или покуда мы их всех не перебьем.
– Так лучше всего, друг Спархок, – по-волчьи ухмыльнулся Кринг. – Затянувшееся сражение – это такая скука, верно?
– Я бы сказал «неверно», а ты, Улаф? – мягко осведомился Тиниен.
Рыцари начали строиться с копьями наготове, а тролли между тем с ревом и воем продолжали мчаться вперед.
Полдюжины троллей, которые начали атаку, уже все были либо убиты, либо умирали, израненные стрелами, да и авангард воющей орды заметно редел под ливнем стрел. Однако тролли из задних рядов попросту топтали на бегу своих смертельно раненных соплеменников. Обильно роняя слюну и пену с ощеренных клыков, они все так же мчались в атаку.
Заостренные колья хорошо сыграли свою роль. После нескольких безуспешных попыток продраться через гущу острых кольев тролли вынуждены были проталкиваться в узкий проход, и почти вся орда нетерпеливо кружила за спиной вожаков, которые наткнулись на острые колышки Тиниена и волей-неволей замедлили свое продвижение. Даже самая выносливая в мире тварь не способна быстро бежать, когда у нее изранены ступни.
Спархок огляделся. Рыцари выстроились в колонну по четверо в ряд, выставив вперед копья. Тролли, хромая и ковыляя, продирались через узкий проход, и вот уже первые твари, тоже четверо в ряд, достигли конца прохода в каменный бассейн.
– Думаю, пора, – сказал Спархок и, приподнявшись в стременах, рявкнул: – Вперед!
Тактика, которую Спархок избрал для рыцарей церкви, была проста. Едва тролли выскакивали из узкого прохода, как рыцари по четверо в ряд мчались прямо на тварей. Они втыкали свои копья в передних троллей и тут же разъезжались, заворачивая по двое ко склонам ущелья, чтобы следующая четверка могла нанести свой удар. Отъехав с дороги, они возвращались в тыл колонны рыцарей, брали новые копья и снова по порядку продвигались к голове колонны. По сути, это была бесконечная атака, и Спархок очень гордился своей выдумкой. Против людей, быть может, такая тактика и не сработала бы, но оказалась весьма и весьма полезной в сражении с троллями.
В проходе постепенно росла груда косматых трупов. Троллю, как выяснилось, недостает коварства притворяться убитым. Он будет рваться в бой, пока не погибнет или не получит столь серьезных увечий, что и пошевелиться не сможет. После того как передние ряды троллей подверглись атаке нескольких рыцарских четверок, из иного тролля торчало по четыре, не меньше, копья – и тем не менее бестии упорно лезли вперед, топча окровавленные тела своих сородичей.
Спархок, Вэнион, Келтэн и Тиниен атаковали уже во второй раз. Они проткнули копьями свежих троллей, только что влившихся в кипящий яростью авангард, привычным отточенным рывком выдернули копья и разъехались ко склонам ущелья.
– Твой замысел работает недурно, – поздравил Келтэн своего друга. – Кони успевают отдохнуть между атаками.
– Так и было задумано, – мрачно отвечал Спархок, выдернув новое копье из груды, сваленной в арьергарде колонны.
Буря была уже совсем близко. Ветер пронзительно завывал среди деревьев, и ослепительно вспыхивали молнии, рассекая лиловые клубы туч.
И тогда из глубины леса донесся оглушительный рев.
– Во имя Господне! – воскликнул Келтэн. – Что это было? Что может так шуметь?
Что бы ни извергло этот рев, оно было огромно и приближалось к ним, проламываясь через лес. Ярящийся ветер, хлестнув по лицам рыцарей, прикрытым забралами, окатил их тошнотворной вонью.
– Воняет, точно в склепе! – крикнул Тиниен, стараясь перекричать шум бури и боя.
– Вэнион, – окликнул Спархок, – ты можешь разглядеть, что это такое?
– Нет, – отозвался магистр, – но что бы это ни было, оно очень, очень большое – ничего подобного я в жизни не видел.
И тут хлынул проливной дождь, заливая забрала рыцарей и наполовину скрывая от взгляда бегущих в атаку троллей.
– Не упускать их из виду! – гаркнул Спархок, срывая горло. – Не расслабляться!
Тролли все так же упорно пробивались в проход, меся грязь и неизменно оказываясь на линии атаки. Тактика Спархока оправдывала себя, хотя без потерь все же не обошлось. Нескольких коней сбили с ног дубинки разъяренных ранами троллей, и не один закованный в доспехи рыцарь уже лежал недвижно на залитой дождем земле.
И вдруг ветер резко стих и напор дождя ослаб – они оказались в неестественном затишье, именуемом « глазом бури «.
– Что это? – прокричал Тиниен, указывая куда-то за спины воющих троллей.
Одинокая, раскаленная добела искра, слепившая глаза ярче солнца, повисла над самой опушкой леса. На глазах у рыцарей она стала зловеще разрастаться, распухать, шириться, окруженная нестерпимо ярким лиловатым ореолом.
– Там что-то внутри! – вскрикнул Келтэн.
Спархок прищурился, напряженно всматриваясь в сердцевину слепящего лилового сияния, озарившего поле боя.
– Оно живое, – отрывисто бросил он, – и оно движется.
Шар лилового света распухал все сильнее, и по краям его брызнули языки оранжевого пламени.
В центре этого огненного шара был различим силуэт – некто в плаще с капюшоном, источавший зеленое свечение. Он вскинул руку, раскрыл ладонь – и с нее сорвалась жгучая ослепительно-яркая молния. Ее удар превратил в бесформенные угли сириникийского рыцаря вместе с конем.
И тогда, выдвинувшись из-за этого жгучего и зловещего света, на опушке леса возник гигантский чудовищный силуэт. Невозможно было даже представить себе живое существо таких размеров. Судя по всему, тварь несомненно принадлежала к ящерам – узкая, лишенная ушей голова, чешуйчатая безгубая морда, пасть, ощеренная рядами загибающихся зубов, короткая шея, узкие плечи и неожиданно маленькие передние лапы. Все прочее милосердно скрывали деревья.
– С этим невозможно драться! – прокричал Келтэн.
Зловещий силуэт в сердцевине лилово-оранжевого огненного шара снова вскинул руку. На мгновение он как бы сжался – и снова из его раскрытой ладони хлестнула молния. И оборвала полет, на полпути рассыпавшись дождем уже безвредных искр.
– Это ты сделал? – крикнул Вэнион Спархоку.
– Только не я, Вэнион. Я не настолько проворен.
И тут они услышали низкий вибрирующий голос, который выпевал стирикские слова. Спархок рывком развернул Фарэна.
Это был Заласта. Седовласый стирик стоял чуть поодаль, на крутом северном склоне ущелья, и в неверном свете бури его одеяние сверкало белизной. Он вскинул обе руки над головой, и его посох, который Спархок считал лишь показной безделушкой, искрился сейчас слепящей силой. Заласта резко опустил посох, указывая его концом на загадочный силуэт в лилово-оранжевом ореоле. Ослепительно-яркая искорка сорвалась с наконечника посоха, пролетела, шипя, над головами пелоев и рыцарей и взорвалась, ударившись об огненный край колдовского шара.
Силуэт в огненном шаре дрогнул, и вновь с его раскрытой ладони сорвалась молния, на сей раз нацеленная в Заласту. Стирик без малейшего усилия отразил ее посохом и тотчас ответил новой сверкающей искрой, которая так же рассыпалась, ударившись о пылающую оболочку шара.
И вновь загадочный противник, защищенный огненным ореолом, содрогнулся, на сей раз явственнее. Гигантская тварь за его спиной издала пронзительный вопль и попятилась в темноту.
Рыцари церкви застыли, потрясенно воззрившись на это пугающее противостояние.
– У нас полно своих дел, господа! – рявкнул Вэнион. – К бою!
Спархок потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения.
– Спасибо, Вэнион, – сказал он. – Я, кажется, отвлекся.
– Повнимательней, Спархок, – резко бросил Вэнион тем же тоном, каким говорил многие годы назад во время тренировок, когда Спархок и Келтэн были еще послушниками.
– Слушаюсь, лорд магистр, – отозвался Спархок смущенным голосом подростка. Затем они переглянулись – и дружно расхохотались.
– Как в старые добрые времена, – весело проговорил Келтэн. – Что ж, почему бы нам не продолжить охоту на троллей и предоставить все остальное Заласте?
И рыцари продолжили свой бесконечный бой, а над их головами продолжался поединок двух магов. Тролли напирали все так же яростно, но число их заметно сократилось, а груда мертвых тел изрядно замедляла их натиск.
Кровавый труд продолжался с не меньшим усердием, и воздух над головами сражавшихся трещал и вспыхивал колдовским огнем.
– Мне только кажется или наш лиловый приятель и впрямь побледнел? – осведомился Тиниен, когда они в очередной раз вернулись за новыми копьями.
– Его огонь начинает слабеть, – согласился Келтэн. – И ему все больше и больше времени нужно, чтобы сотворить новую молнию.
– Не расслабляйтесь, господа, – предостерег Вэнион. – Нам все еще предстоит управиться с троллями и этой ящерицей-переростком.
– Я изо всех сил стараюсь не думать об этом, – честно признался Келтэн.
И вдруг пурпурно-оранжевый шар так же внезапно, как прежде разрастался и распухал, начал сокращаться в размерах. Заласта усилил натиск, сверкающие искорки потоком неслись из его посоха, взрываясь на оболочке стремительно съеживавшегося огненного ореола, точно праздничный фейерверк.
А затем пылающий шар исчез.
Вопль восторга вырвался у пелоев, и тролли дрогнули.
Халэд со странно застывшим лицом зарядил свой немудреный механизм новым дротиком и ударом кинжала рассек веревку. Дротик сорвался с тетивы, словно отпущенная пружина, и в своем стремительном полете засветился, словно его подожгли. Сверкая огнем, он пролетел по высокой дуге – куда выше и дальше, чем до сих пор удавалось стрелять юноше.
Гигантский ящер, чья голова торчала над макушками деревьев, взревел, разинув жуткую пасть. Миг спустя пылающий дротик глубоко вонзился в грудь твари. Он ушел в плоть ящера почти целиком, и чудовище испустило оглушительный вопль боли и ярости, крошечными передними лапками безуспешно хватаясь за пылающее древко. А затем внутри монстра прозвучал тяжелый приглушенный удар, стесненный плотью ящера взрыв, от которого содрогнулась земля. Фонтан кровавого огня ударил из тела ящера, и его останки, исполосованные взрывом, опали в темноту леса.
Тогда на опушке леса возникло дрожащее облако, похожее на марево жаркого летнего полудня, и из этого облака проступило нечто. Это было всего лишь огромное лицо – уродливое, звероподобное, искаженное бешенством и разочарованием. Над оскаленной косматой пастью горели злобой глубоко посаженные свиные глазки.
Видение взревело, оглушая невольных зрителей, и Спархок содрогнулся. Чудовищный лик изрыгал слова на языке троллей! Тварь снова взревела, сотрясая громоподобным рыком деревья.
– Что это, во имя Божье? – закричал Бевьер.
– Гхворг, – ответил мрачно Улаф, – Тролль-Бог войны.
Бессмертная бестия вновь взревела – и исчезла бесследно.
ГЛАВА 23
С исчезновением Гхворга исчезло и всякое подобие согласия среди троллей. Как частенько говорил Улаф, они не привыкли действовать большими стаями, и когда их бог, поддерживавший некоторое единство между ними, сгинул, тролли вспомнили о привычной вражде друг с другом. Их натиск на рыцарей мгновенно ослаб – в рядах троллей завязались яростные стычки. В них ввязывалось все больше троллей, и скоро перед входом в ущелье кипела уже всеобщая свалка.
– И что теперь? – спросил Келтэн у Улафа.
– Конец, – пожал тот плечами, – во всяком случае, для нас. Тролли, впрочем, будут драться еще очень долго.
Кринг, судя по всему, пришел к тому же выводу, и его пелои целеустремленно направились к груде тролльих трупов, держа наготове сабли и копья.
Халэд, бледный, с невидящими глазами, все еще стоял возле своей машины. Затем он вздрогнул и очнулся.
– Что случилось? – спросил он, смятенно озираясь.
– Ты прикончил гигантского ящера, мой юный друг, – пояснил Тиниен. – Выстрел был впечатляющий.
– Я? Да я даже не помню, чтобы стрелял в него. Я был уверен, что он слишком далеко.
С крутого склона ущелья спустился Заласта. На его бровастом лице было написано явное удовлетворение.
– Боюсь, молодой господин, мне пришлось на время завладеть твоим разумом, – объяснил он оруженосцу Спархока. – Мне нужна была твоя машина, чтобы уничтожить эту тварь. Надеюсь, ты простишь меня – у меня не было времени получить твое согласие.
– Все в порядке, мудрый. Жаль, что я сам не видел этого выстрела. Что это была за бестия?
– Ее сородичи населяли землю миллионы лет назад, – ответил стирик, – задолго до того, как появились люди и даже тролли. Похоже, наш противник весьма даровит в воскрешении древних мертвецов.
– Это он был в огненном шаре? – спросил Келтэн.
– В этом я не могу быть уверен, сэр Келтэн. Судя по всему, наши враги отличаются разнообразием. Впрочем, если существо в шаре и не было нашим главным врагом, то это, вероятно, один из ближайших его пособников. Он весьма искусен.
– Давайте позаботимся о раненых, – резко сказал Вэнион. Сколько бы он ни утверждал, что магистр пандионцев теперь Спархок, привычка отдавать приказы оставалась в крови Вэниона.
– Хорошо бы наглухо завалить проход, – предложил Улаф, – на случай, если уцелевшим троллям вздумается ночью нанести нам неожиданный визит.
– Я сообщу дамам, что худшее уже позади, – сказал Спархок. Он развернул Фарэна и направился к пещере. С некоторым изумлением и куда большим негодованием он увидел, что Элана и ее спутницы стоят у входа в пещеру.
– Я же сказал тебе оставаться внутри, – упрекнул он жену.
– Но ты ведь не ожидал, что я послушаюсь?
– По правде говоря, ожидал.
– Жизнь полна маленьких разочарований, не так ли, Спархок? – с вызовом осведомилась Элана.
– Довольно, дети, – сухо сказала Сефрения. – Незачем выносить на публику домашние свары. Ссорьтесь с глазу на глаз.
– Разве мы ссоримся, Спархок? – спросила Элана.
– Только собирались.
– Прости, любимый, – покаянно извинилась она. – Я просто не могла усидеть в пещере, когда тебе угрожала такая страшная опасность. – Элана посуровела. – А сейчас я намерена проглотить свою королевскую гордость и признать, как сильно я ошибалась. Я совершенно неверно судила о Заласте. Сегодня он спас нас всех, верно?
– Во всяком случае, он нам не навредил, – согласился Телэн.
– Он был великолепен! – воскликнула королева.
– Он очень, очень искусен, – с гордостью сказала Сефрения. Почти бессознательно, должно быть, она держала на руках Данаю. Столетия сестринской любви сделали инстинктивным ее проявление у маленькой стирикской женщины.
– Что это была за жуткая рожа на опушке? – спросил сэр Берит с явным содроганием.
– Улаф говорит, что это Гхворг, Тролль-Бог войны, – ответил Спархок. – Я видел его в Земохе, в храме Азеша. Правда, тогда я не слишком к нему присматривался. У меня было другое на уме. – Он скорчил гримасу. – Ну что же, матушка, – обратился он к Сефрении, – похоже на то, что мы были правы. Заклинание Гверига оказалось не таким прочным, как мы предполагали. Тролли-Боги на свободе – по крайней мере, Гхворг. Меня удивляет, почему они не сбежали раньше. Если они могли выбраться из Беллиома, то почему не сделали этого в храме, когда я грозился уничтожить Беллиом?
– Возможно, им нужна была помощь, – пожала она плечами. – Возможно также, что наш враг заручился их поддержкой, взамен посулив им свободу. Нужно будет посоветоваться с Заластой – быть может, он что-то знает об этом.
В сражении с троллями было ранено больше рыцарей, чем вначале показалось Спархоку. Пятнадцать рыцарей погибли. Когда на ущелье опустился вечер, к Спархоку подошел Энгесса. Взгляд у него был жесткий.
– Я ухожу, Спархок-рыцарь, – отрывисто сказал он. Спархок удивленно взглянул на него. – Мне нужно поговорить со здешним кланом. То, что они вовремя не прибыли на границу – непростительная вина.
– Возможно, атан Энгесса, на то была причина.
– Не та причина, которую я мог бы счесть достаточной. Я вернусь утром и приведу воинов для охраны Эланы-королевы.
– В лесу тролли, Энгесса.
– Они мне не помешают, Спархок-рыцарь.
– Я просто хочу, чтобы ты был осторожен, атан Энгесса. Мне надоело хоронить друзей. Энгесса вдруг ухмыльнулся.
– В этом преимущество войны с троллями, Спархок-рыцарь. Не нужно хоронить убитых друзей. Тролли просто съедают их.
Спархока передернуло.
Заласта, вне всяких сомнений, был героем дня. Все пелои и большинство рыцарей церкви относились к нему с явным трепетом. Зрелище его огненного поединка с загадочной фигурой в пылающем лиловом шаре и чудесное уничтожение гигантского ящера живо запечатлелись в умах всего отряда. Заласта, впрочем, держался скромно, пожатием плеч отметая все похвалы как нечто несущественное. Однако он был явно доволен, что неприязнь к нему Эланы рассеялась, как дым, и что теперь королева относилась к нему с искренней сердечностью. Его неизменно чопорные манеры смягчились – Элана производила на людей именно такое действие, – и он стал менее сдержанным и более человечным.
Энгесса прибыл наутро с тысячей местных атанов. Судя по лицам офицеров, им довелось выслушать немало нелестных слов об их опоздании. Раненых рыцарей уложили на носилки, которые несли атаны, и изрядно увеличившийся отряд вернулся на дорогу и продолжил свое путешествие к тамульскому городу Лебас. Раненые сильно замедляли их продвижение – во всяком случае, так казалось. После двух – внешне – дней пути Спархок обменялся парой слов со своей дочерью, сказав, что ему нужно поговорить с ней, когда другие будут спать. Когда по застывшим лицам его спутников стало ясно, что Афраэль опять сжимает время, Спархок направил коня к карете.
– Пожалуйста, Спархок, переходи прямо к делу, – сказала ему маленькая богиня. – Мне сейчас труднее, чем обычно.
– Что-нибудь изменилось?
– Разумеется. Я вынуждена продлевать боль раненых, а это отвратительно. Я стараюсь, чтобы они побольше спали, но всему, знаешь ли, есть предел.
– Ну хорошо, скажи, что из происшедшего в ущелье было настоящим?
– Почем мне знать?
– Ты хочешь сказать, что не можешь отличить настоящее от иллюзии.
– Конечно, не могу, Спархок. Когда мы создаем иллюзию, никто не может отличить ее от настоящего. Какой прок был бы от иллюзии, если бы ее можно было распознать с первого взгляда?
– Ты сказала «мы». Если это и вправду была иллюзия, стало быть, ее сотворил бог?
– Да – впрямую либо косвенно. Впрочем, если это была косвенная иллюзия, то сотворивший ее имеет большой вес в глазах своего бога. Мы не отдаем так много силы слишком часто – или слишком охотно. Не ходи вокруг да около, Спархок. Что тебя беспокоит?
– Сам не знаю, Афраэль, – признался он. – Просто что-то было не так.
– Конкретнее, Спархок. Мне нужно хоть что-то конкретное, чтобы было от чего оттолкнуться.
– Мне просто показалось, что все это было чересчур, вот и все. У меня было четкое ощущение, что некто просто красуется перед нами, словно незрелый юнец.
Она задумалась, надув пухлые губки.
– Возможно, мы и впрямь незрелы, Спархок. Это одна из опасностей нашего положения. Нет ничего, что угрожало бы нам и заставило бы нас повзрослеть, так что мы можем давать себе волю сколько угодно. Я и в себе самой сколько раз это замечала.
– И ты тоже?
– Не вредничай, отец, – Даная произнесла эти слова почти рассеянно, ее черные тонкие брови напряженно сошлись над переносицей. – Это вполне согласуется, – добавила она. – Тогда, в Астеле, Сабр проявлял явный недостаток взрослости, а ведь им кто-то ловко управлял. Возможно, ты только что обнаружил одну из наших слабостей, Спархок. Я предпочла бы, чтобы ты не применял этого наблюдения ко мне лично, но все же имей в виду, что все мы, с твоей точки зрения, в некотором роде незрелые юнцы. Боюсь, я сама просто неспособна это заметить. Если это общий наш недостаток, я подвержена ему точно так же, как и другие. Мы все обожаем производить впечатление друг на друга, а хороший тон требует делать вид, что ты впечатлен, когда кто-то красуется перед тобой. – Богиня скорчила гримаску. – Боюсь, это уже привычка. Крепко держись за свой скептицизм, Спархок. Твое холодное неверие может оказаться нам весьма полезным. А теперь, пожалуйста, отправляйся спать. У меня много дел.
Они пересекли горы Атана и по восточным отрогам спустились к границе. Разница между землями Атана и Тамула оказалась резкой и на редкость очевидной. Атан был диким краем лесов и гор, Тамул – гигантским ухоженным парком. Здешние поля выглядели до тошноты аккуратно, а холмы, казалось, были возведены искусственно, дабы тут и там улучшить пейзаж. Крестьяне трудились прилежно, и на их лицах не было ни следа нищенской безнадежности, столь привычной для крестьян и крепостных в эленийских королевствах.
– Все дело в организации, мой дорогой Эмбан, – говорил Оскайн маленькому толстому священнику. – Ключ к нашему успеху – организация. Вся власть в Тамуле исходит от императора, и все решения принимаются в Материоне. Мы даже говорим нашим крестьянам, когда нужно начинать сев, а когда – собирать урожай. Я готов признать, что такой метод управления имеет свои недостатки, но он вполне отвечает характеру тамульцев.
– Эленийцы, к несчастью, не так дисциплинированны, – отозвался Эмбан. – Церковь была бы счастлива иметь более послушную паству, но нам приходится управляться с тем, что дал Господь. – Эмбан усмехнулся. – Что ж, во всяком случае, это прибавляет жизни разнообразия.
Они прибыли в Лебас к концу дня. Это был небольшой чистенький город с откровенно непривычной архитектурой, которая явно склонялась к художественным излишествам. Дома здесь были приземистые и широкие, с изящными крышами, которые по краям загибались вверх, как если бы их строителям не по душе были прямые линии. Мощеные улицы, широкие и прямые, были заполнены гуляющими горожанами, разодетыми в яркие шелка.
Прибытие эозийцев вызвало в городе изрядный переполох, поскольку тамульцы прежде никогда не видели эленийских рыцарей. Больше всех, однако, поразила их королева Элана. Все тамульцы были черноволосы, со смугло-золотистой кожей, и бледная светловолосая королева, торжественно проезжавшая в карете по улицам города, вызывала у местных жителей особый трепет.
Первой их заботой были, разумеется, раненые. Оскайн заверил эозийцев, что тамульские лекари считаются лучшими в мире. Более того, оказалось, что у посла в Империи чрезвычайно высокое положение. Для раненых рыцарей был выделен особый дом, а лекари возникли мгновенно, точно сгустились из воздуха по приказу Оскайна. Для размещения гостей были предоставлены другие дома, битком набитые слугами, которые ни слова не понимали по-эленийски.
– Ты, похоже, обладаешь здесь немалым весом, Оскайн, – заметил Эмбан вечером, после экзотического ужина, состоявшего из множества перемен блюд, неизвестно из чего приготовленных и порой обладавших весьма непривычным вкусом.
– Не переоценивай моего веса, друг мой, – усмехнулся Оскайн. – Мои полномочия подписаны императором, и это его рука обладает немалым весом во всей Дарезии. Он велел, чтобы тамульцы сделали все возможное – и невозможное – дабы королеве Элане было у нас приятно и удобно. Никто не посмел бы не подчиниться приказам императора.
– Должно быть, эти приказы так и не дошли до ушей троллей, – с невинным видом предположил Улаф. – Впрочем, тролли ведь смотрят на мир иначе, чем мы. Может быть, они посчитали, что их появление развлечет королеву Элану.
– Неужели ему обязательно это делать? – воззвал Оскайн к Спархоку.
– Улафу? Боюсь, что да, ваше превосходительство. Это какая-то особенность талесийской натуры – весьма загадочная и, вполне вероятно, извращенная.
– Спархок! – возмутился Улаф.
– Ничего личного, старина, – ухмыльнулся Спархок. – Я только хотел напомнить, что еще не простил тебе все те случаи, когда ты хитростью заставлял меня готовить завтрак.
– Стой смирно! – прикрикнула Миртаи.
– Эта штука попала мне в глаз, – пожаловался Телэн.
– Не умрешь. А теперь стой смирно. – Она продолжала натирать снадобьем его лицо.
– Что это такое, Миртаи? – с любопытством спросила баронесса Мелидира.
– Шафран. Мы добавляем его в пищу. Это разновидность пряности.
– Чем это вы занимаетесь? – осведомилась Элана. Она и Спархок вошли в комнату и обнаружили, что атана равномерно натирает лицо Телэна местной приправой.
– Улучшаем пажа, ваше величество, – пояснил Стрейджен. – Он должен выйти в город, и мы не хотим, чтобы его эленийская внешность бросалась в глаза. Миртаи хочет изменить цвет его кожи.
– Ты ведь мог бы сделать это с помощью магии, Спархок? – спросила Элана.
– Я – возможно, – отозвался он, – а вот Сефрения смогла бы запросто.
– Где ты раньше-то был? – с горечью вопросил Телэн. – Миртаи терзает меня вот уже битых полчаса.
– Зато ты приятно пахнешь, – утешила его Мелидира.
– Я не собираюсь стать коронным блюдом на чьем-то ужине. Ой-о-о!
– Извини, – пробормотала Алиэн, осторожно вынимая гребешок из спутанной пряди его волос. – Я должна хорошенько прочесать волосы, иначе краска плохо ляжет. – Алиэн была занята тем, что окрашивала волосы мальчика в черный цвет.
– И долго мне потом придется смывать эту желтую пакость? – осведомился Телэн.
– Не знаю, – пожала плечами Миртаи. – Шафран смывается плохо, но где-то через месяц постепенно сойдет.
– Ну, Стрейджен, – пригрозил мальчик, – я с тобой еще за это поквитаюсь!
– Стой смирно! – снова прикрикнула Миртаи, продолжая натирать его шафраном.
– Нам нужно встретиться с местными ворами, – пояснил Стрейджен. – Воры Сарсоса обещали, что мы получим окончательный ответ в Лебасе.
– Стрейджен, – сказал Спархок, – мне видится в твоем плане один большой изъян. Телэн не говорит по-тамульски.
– Ну и что? – пожал плечами Стрейджен. – Главарь местных воров – каммориец.
– Как это могло случиться?
– Мы не обращаем внимания на национальные различия, Спархок. В конце концов, все воры – братья, и единственная аристократия, которую мы признаем, – аристократия таланта. Так или иначе, когда Телэна окончательно превратят в тамульца, он отправится в притон местных воров потолковать с Кааладором – так зовут этого камморийца. Телэн приведет его сюда, и мы сможем поговорить с ним с глазу на глаз.
– Почему же ты сам не пойдешь к нему?
– Чтобы меня всего измазали шафраном? Не говори глупостей, Спархок.
Кааладор-каммориец оказался коренастым краснолицым толстяком с курчавыми черными волосами и приятной располагающей внешностью. Он больше походил на веселого содержателя таверны, чем на вожака воров и головорезов. У него были грубовато-добродушные манеры, и говорил он с типично Камморийской протяжностью, а просторечие выдавало его сельское происхождение.
– Так это, стало быть, ты вконец запутал воров по всей Дарезии, – заметил он, когда Телэн представил ему Стрейджена.
– Я весьма сожалею о причиненных неудобствах, Кааладор, – усмехнулся Стрейджен.
– А вот этого не надо, братец. Нипочем не извиняйся, что бы ты там ни натворил.
– Постараюсь запомнить. Что ты делаешь здесь, так далеко от дома, друг мой?
– Так ведь и я могу тебя на сей счет поспрошать, Стрейджен. Далеконько отсюда до Талесии.
– Примерно столько же, сколько до Каммории.
– А, ну так со мной-то, дружок, дело ясное. Раньше я потихоньку себе браконьерствовал, гонялся, стало быть, за кроликами по чужим кустам, только работенка эта рисковая и, чего уж там, неприбыльная, вот я и принялся шарить по курятникам. Курочки, знаешь ли, не такие шустрые, как кролики, особливо по ночам. Потом я занялся овечками – и как-то ночью попал в недурную передрягу, потому как наскочил на цельную ораву овчарок, и что самое-то обидное, их ничем не подкупишь.
– Разве можно подкупить собаку? – с любопытством спросила Элана.
– Еще как можно, хозяюшка. Бросишь им кусок мясца, они про тебя и забудут. Но те овчарки меня здорово обработали – еле я оттуда смылся, этаким оборванным бедолагой, в шляпенции, которую и не всякий нищеброд нахлобучит. Ну, я был парнишка сельский, к городской жизни непривычный, так что отправился я в море и, говоря короче, скоро соскочил на этот вот чужедальний берег, да и давай бог ноги подальше от моря, а то капитан нашего суденышка больно уж хотел потолковать со мной насчет кой-каких ценных вещичек – он их, вишь ли, в грузе недосчитался… – Кааладор смолк. – Ну как, милорд Стрейджен, достаточно я тебя развлек? – ухмыляясь, осведомился он.
– Неплохо, Кааладор, очень неплохо, – пробормотал Стрейджен. – Весьма убедительно – хотя, на мой взгляд, немного чересчур.
– Это мой недостаток, милорд. Я так увлекаюсь, что забываю о чувстве меры. По правде говоря, я мошенник. Я уже давно обнаружил, что маска неотесанной деревенщины совершенно обезоруживает людей. Никого в этом мире нельзя одурачить с такой легкостью, как человека, который считает, что он умнее тебя.
– О-о… – разочарованно вздохнула Элана.
– Да неужто вашему величеству по душе пришлась трепотня этакого нескладехи? – сочувственно осведомился Кааладор. – Я б до утречка так трепался, только б вам угодить – хотя, конечно, так намного труднее добраться до сути дела.
Элана восторженно рассмеялась.
– Я думаю, Кааладор, ты своими речами и журавля с неба сманишь, – сказала она.
– Благодарю вас, ваше величество, – отозвался он, кланяясь с неожиданной грацией. И снова обратился к Стрейджену: – Твое предложение, милорд, немало озадачило наших тамульских друзей. В тамульской культуре существует весьма четкая граница между испорченностью и откровенным воровством. Тамульские воры – народ высокосознательный, и мысль о сотрудничестве с властями отчего-то кажется им противоестественной. По счастью, мы, эленийцы, более испорчены, чем наши простодушные желтокожие братья, а эленийцы в нашем особом сообществе занимают большинство высоких постов – природный дар, вероятно. Мы тотчас разглядели преимущества твоего предложения. Особенно красноречив был Кондрак из Дарсаса. Ты, похоже, произвел на него неизгладимое впечатление. Беспорядки в Империи губительны для нашего дела, и когда мы начали перечислять тамульцам выгоды и подсчитывать убытки, они тотчас же вняли голосу здравого смысла. Они согласились сотрудничать – весьма неохотно, уверяю тебя, – но тем не менее они помогут тебе собирать сведения.
– Благодарение Богу! – Стрейджен испустил глубокий вздох облегчения. – Все эти отсрочки действовали мне на нервы.
– Что, насулил с три короба своей королеве, а исполнишь посулы, нет ли – пес его разберет?
– Примерно так, друг мой.
– Я назову тебе имена кое-каких людей в Материоне, – Кааладор огляделся. – С глазу на глаз, уж сам понимаешь. Насчет всякой там подмоги властям трепаться – дело, само собой, хорошее, только зряшная это затея – бросаться разными именами перед всякими там рыцарями да королевами. – Он бесстыдно ухмыльнулся Элане. – Ну ладно, ваше величество, а не желаете ли теперь послушать длиннющую сказочку, как я за счастьем гонялся в темном воровском мире?
– С удовольствием, Кааладор! – воодушевленно отозвалась она.
Той ночью умер еще один из раненых рыцарей, но остальные, даже тяжелораненые, судя по всему, шли на поправку. Как и говорил Оскайн, тамульские лекари оказались на редкость искусны, хотя некоторые их методы не были знакомы эленийцам. Наскоро посовещавшись, Спархок и его друзья решили поспешить в Материон. В своем путешествии через континент они собрали немало любопытных сведений, и пора было соединить то, что было известно им, с находками имперского правительства.
Рано утром они выехали из Лебаса и направились на юг под ясным летним небом. Местность вокруг была аккуратной, точно приглаженной, на полях, очищенных от сорняков и огороженных низенькими каменными стенами, росли ровными рядами злаки и овощи. Даже деревья в придорожных лесках стояли такими же ровными рядами – казалось, что здесь уничтожены все признаки дикой природы. Крестьяне, работавшие в полях, были одеты в широкие штаны, рубахи из белого полотна и плетеные соломенные шляпы, которые сильно смахивали на шляпки грибов. Многое из того, что выращивали на тамульских полях, было незнакомо эленийцам – странного вида бобы и хлебные злаки. Отряд миновал озеро Самма, где рыбаки забрасывали сети со странного вида лодок с высоким носом и кормой – Халэд отозвался об этих лодках с глубоким неодобрением. «Их перевернет первым же порывом доброго ветра» – таков был его приговор.
В Тосу, городок лигах в шестидесяти к северу от столицы, отряд прибыл с тем чувством нетерпения, которое появляется в конце всякого долгого путешествия.
Погода держалась отменная, а потому они выезжали в путь с рассветом и останавливались на ночлег, только когда уже темнело, с нетерпением пересчитывая каждую лигу, остававшуюся позади. Дорога шла вдоль низкого холмистого берега Тамульского моря, где над белыми песчаными пляжами вздымались округлые холмы, и длинные волны набегали на песок, разбиваясь в пену и откатываясь в синюю глубину моря.
Через восемь дней – более или менее – после того, как они покинули Тосу, отряд остановился на ночлег в похожей больше на парк рощице. Настроение у всех было приподнятое – Оскайн заверил их, что до Материона осталось не более пяти лиг.
– Мы могли бы поехать дальше, – предложил Келтэн, – и к утру были бы уже в Материоне.
– Ни в коем случае, сэр Келтэн, – твердо отрезала Элана. – Грейте воду, господа, и поставьте шатер, где мы могли бы помыться. Ни я, ни другие дамы не намерены въезжать в Материон, везя на себе половину всей дарезийской грязи. Да, еще натяните веревки – мы развесим платья, чтобы ветерок выгладил их. – Она критически огляделась. – И, кстати, господа, я хочу, чтобы вы занялись собой и своим снаряжением. Завтра утром, перед тем как отправляться в путь, я сама осмотрю вас, и горе будет тому, у кого на доспехах найдется хоть пятнышко ржавчины.
Келтэн душераздирающе вздохнул.
– Повинуюсь, моя королева, – обреченно ответил он.
На следующее утро отряд двинулся в путь, построившись в колонну, в первых рядах которой катилась карета. Ехали медленно, чтобы не подымать пыли, и Элана, в синем платье и короне из золота и бриллиантов, сидела в карете, царственно выпрямившись, и поглядывала по сторонам с таким видом, словно весь видимый мир принадлежал ей одной. Впрочем, перед самым отъездом произошла одна мелкая, но горячая стычка. Ее высочество принцесса Даная яростно возражала против того, чтобы надеть нарядное платье и маленькую изящную диадему. Элана не стала осыпать свою дочь упреками, а сделала то, чего не делала никогда.
– Принцесса Даная, – произнесла она безупречно официальным тоном. – Я – королева. Ты подчинишься мне.
Даная ошеломленно заморгала. Спархок мог бы прозакладывать собственную голову, что никто прежде не осмеливался говорить с ней таким тоном.
– Слушаюсь, ваше величество, – ответила она наконец подобающе смиренным тоном.
Весть о приближении эозийцев, конечно же, опередила их – стараниями Энгессы, – и когда вскоре после полудня отряд подъехал к длинному холму, они увидели, что на вершине ожидает их конный отряд церемониальных войск в доспехах из черной полированной стали, инкрустированной золотом. Почетная стража выстроилась рядами по обе стороны дороги. Приветствий не было, и лишь когда колонна эозийцев перевалила через гребень холма, Спархок тотчас понял – почему.
– Боже милосердный! – с благоговейным почтением выдохнул Бевьер.
Под ними, охватывая краями глубокую синеву гавани, лежал полумесяцем город. Солнце, уже миновавшее зенит, освещало венец Тамульской империи. Архитектура отличалась изяществом, и у каждого здания была округлая куполообразная крыша. Город был не так велик, как Чиреллос, и отнюдь не его размеры вызвали благоговейное восклицание сэра Бевьера. Город был ошеломляющ, но его величие отнюдь не порождалось обилием мрамора. Столицу накрывало опалесцирующее сияние, мерцающее радужное пламя, которое струилось, казалось, из-под самых камней города, пламя, которое порой ослепляло глаза своим поразительным великолепием.
– Узрите! – торжественно провозгласил Оскайн. – Узрите же обиталище красоты и истины! Узрите жилище могущества и мудрости! Узрите Материон Огнеглавый, сердце мира!