Джайала привязали к одному из других пленников Двойника — светловолосому юноше с таким цветом лица, что и вампир бы не постыдился. Их связали не только за руки, но еще и захлестнули веревочными петлями за шею; за юношей шли прочие пленники. Один из людей Двойника держал в руке конец веревки, грубыми рывками побуждая всю связку двигаться быстрее — на шее Джайала уже проступила кровавая борозда.

Узники, выведенные из подвалов, держались совершенно безучастно и лишь при виде Двойника стали пятиться, ожидая продолжения мук, которым подвергались ежедневно. Но когда двоих из них оставили вампирам, они встрепенулись и все время поглядывали то на Двойника во главе колонны, то на оставшихся позади товарищей, словно прикидывая, кто будет следующим.

Хотя Двойник вел свой отряд кружной дорогой вдоль подножия утесов, они не замедлили напороться на вампиров, которых было не меньше полусотни. Люди Двойника все, как один, бросились наутек, а вампиры за ними. Джайал слышал шелест их заплесневелых одежд, вопли убегающих, потом веревка вновь врезалась в израненную шею, и вожатый, изрыгая брань велел им бежать что есть мочи. Сзади натяжение веревки ослабло, и лишь через пять минут, когда вампиры непонятно почему растаяли в тумане, Джайал понял причину. Двое задних пленников исчезли, схваченные живыми мертвецами. Недосчитались и пятерых членов шайки. Веревка впилась в шею с новой силой, заставив Джайала сморщиться от боли.

Колонна быстро следовала по улицам, постепенно спускаясь вниз. По оценке Джайала, они были уже в Нижнем Городе, но уверенности он не чувствовал. Он пересчитал в тумане людей Двойника — их осталось около двадцати. Двойник хорошо их подобрал — все они казались вытесанными из одной глыбы: они были увешаны награбленными драгоценностями и ругались, словно одержимые демоном безумия. Глаза у всех как на подбор были свинцовые, лишенные даже тени сочувствия. Опять вампиры? Джайал пытался оглянуться, но веревка не пускала, и они продолжали мчаться, имея возможность смотреть только вперед.

Потом их внезапно остановили, и Джайал стал жадно ловить воздух своей поврежденной гортанью. Двойник прошел в хвост отряда и улыбнулся при виде страданий Джайала.

— Ну как прогулка, братец? — спросил он, явно не опасаясь того, что таилось в ночи. Не услышав ответа, он только рассмеялся и перешел к пленнице, шедшей позади всех, темноволосой и хорошо сложенной — ей было не более тридцати лет, но багровые рубцы на лице лишали ее, возраста. Двойник, легонько взяв ее за подбородок, заглянул ей в глаза. Женщина принялась неистово дергать головой, натягивая веревку и причиняя еще большую боль шее Джайала.

— Атанша, Атанша, — укоризненно сказал Двойник. — Разве ты забыла, как нам хорошо было вместе?

Посмотри на меня: это же я, Сеттен!

— Ты убил моего мужа и моих детей! — выкрикнула она.

— Твой муж был простой возчик, а дети — писклявые выродки. Разве тебе не лучше было со мной?

Вместо ответа женщина плюнула в него пересохшим ртом. Двойник грустно покачал головой.

— Что ж, тогда нам придется расстаться, Атанша. Женщине порой хочется свободы — я это понимаю и даже приветствую. — Атанша тревожно переводила взгляд с Двойника на вожатого, который подошел и перерезал веревку, связывавшую ее с остальными. Не успела она опомниться, как разбойник схватил ее и поволок к столбу посреди улицы, к которому и привязал. За все это время она не произнесла ни слова, и темная грива волос скрывала ее лицо. Разбойник рванул спереди лохмотья, в которые она была одета, обнажив ей груди, и оставил ее стоять так, дрожащую от холода.

Двойник достал из-за пояса кинжал и подошел к женщине.

— Мне жаль терять тебя, — почти искренне произнес он, — но у меня будет много других еще до конца этой ночи. — Он сухо засмеялся, глядя, как женщина рвется в своих путах, и вдруг провел кинжалом по ее соскам, сделав два глубоких крестообразных разреза, из которых сразу хлынула кровь. Удовлетворенно посмотрев на дело рук своих, он сделал сладострастное движение языком и рассмеялся. Какой-то миг Атанша молчала глядя на свою порезанную грудь, а потом испустила душераздирающий вопль. Двойник, больше не обращая на нее внимания, вернулся к колонне.

— Вперед — своими воплями она скоро созовет к себе всех вампиров на милю вокруг, — сказал он, дергая за веревку.

Пронзительные крики женщины вытеснили все мысли из головы Джайала. Он надеялся, что ей не придется долго страдать. Темное отчаяние обуревало его. Не только от сознания своего положения, но и оттого, что все это творила его темная половина, которая когда-то составляла с ним одно целое и без которой он не мог существовать.

Джайала душило отвращение к себе. Если им суждено умереть обоим, когда он убьет Двойника, быть по сему. Нельзя оставлять на земле подобное существо. Джайал чувствовал себя раздавленным, уничтоженным и жаждал конца — он желал бы, чтобы это его оставили на съедение вампирам, но знал, что его ждет куда более тяжкая участь.

Подобное отчаяние находило на него и раньше, когда после битвы он несколько лет странствовал по Хангар Парангу. Наяву он ничего не мог вспомнить о битве, но она являлась в его сны. Лицо Вортумина, бредущего к нему со стрелой в горле, пылающие погребальные костры, изодранные в клочья нарядные шатры, завеса дыма над Траллом при взгляде с Огненных Гор. Он ехал своим путем, измученный, почти все время погруженный в какой-то полусон, и, качаясь в седле, видел страшные сны. Полюсо и Эдрик, такие же, как в день своей гибели, шли впереди него по пыльной дороге. Он окликал их, поравнявшись с ними, но они смотрели прямо перед собой — их лица и волосы покрывала пыль, кровавые раны зияли. У Полюсо внутренности свисали до колен. А Туча не останавливался, хотя Джайал во сне натягивал поводья, кричал и ругался. Всаднику оставалось лишь оглядываться с отчаянием на тающие вдали фигуры Полюсо и Эдрика.

Зачем жить, если все, кого он знал, умерли? Джайал впервые познал вину оставшегося в живых, вину столь тяжкую, что даже и наяву перед ним все время вставали лица мертвых. Вину столь жестокую, что даже гибель казалась желаннее по сравнению с такими страданиями.

Однажды ночью он сидел у колодца в деревне, сожженной бандитами, рыскавшими по всей округе. По мерзкому сладковатому запаху, идущему со дна, было ясно, что колодец завален трупами, чтобы отравить воду. Бандитам не стоило так утруждаться: камушек, брошенный в колодец Джайалом на глубине около пятидесяти футов, ударился обо что-то мягкое, а потом о камень. Колодец был пуст, и негде было достать воды, а вокруг простиралась пустыня.

Тогда-то Джайал и решил добавить свой труп к тем другим. В его жизни не осталось ничего — ни дома, ни отца, ни Талассы. Он привязал себе на шею камни и задумал броситься в колодец, как только взойдет солнце. Если он не разобьется, привешенный груз наверняка сломает ему шею. Он сидел в темноте и ждал, когда Ре выйдет из темного царства своего брата. Он ждал целую вечность, не смыкая глаз.

Отчего эта ночь тянется так долго? Неужто Ре на сей раз так и останется в темных лабиринтах Исса? Или само время умерло? Но вот черное небо как-то неуловимо просветлело, стало сереть, потом над землей прорезался золотой край, и солнце медленно поднялось над дюнами пустыни. Джайал сел на край колодца и свесил ноги, готовясь прыгнуть. Потом в последний раз взглянул на солнце. Верхняя половина светила, красная и раздутая, висела над песками зажигая их багрянцем. И вдруг Джайал увидел яркую вспышку на красном диске. Что это — знак? Джайал заколебался. Рядом нетерпеливо заржал Туча, которому не терпелось убраться из этого места, где пахло смертью, — и Джайал точно очнулся ото сна. Что он такое задумал? В тот миг Джайал познал еще одну истину: лишить себя жизни — это слишком просто, мертвых этим не вернешь. Он снял камни с шеи, сел в седло и весь день ехал в отупении по дюнам и голым камням. Жажда населяла его мозг множеством видений. Под вечер Туча остановился и коротко заржал, вырвав Джайала из дремы. Тот устало поднял голову, не понимая, что могло потревожить коня, и вдруг ощутил в воздухе соленую влагу: рядом было море! Запах оживил Джайала, он пришпорил коня и увидел вдали серебристую ленту воды. Скоро они оказались на берегу. Волна тихо шуршала, разбиваясь о мокрую гальку каскадами бриллиантов. Налево, за входящими в море утесами, начиналось болото, а посреди него виднелась далекая башня, в поисках которой Джайал объехал полмира — башня, в которой, согласно отцовским свиткам, Червь много тысяч лет назад спрятал Зуб Дракона...

Все это было год назад, в южных странах, где слабое солнце все-таки греет землю. Там куда теплее, чем в Городе Черепов. Теперь былое отчаяние вновь вернулось к Джайалу: что толку, если он нашел меч, раз тот висит на поясе у Казариса; отец неведомо где, отцовские тайны вырваны у Джайала его кривым отражением, Двойником; невеста Джайала стала падшей женщиной, а его самого бесславно влекут на веревке, как раба. Джайал слишком долго вел свои поиски, и время стало его главным врагом: теперь уж мечу не суждено послужить добру. Отчего, однако, его свет из белого преобразился в медно-красный, словно у заходящей луны? Этого не случилось ни разу за весь тот год, когда меч принадлежал Джайалу. Что предвещает это превращение?

Новая внезапная остановка прервала размышления Джайала. На маленькой площади, где они оказались, туман был чуть пореже и видно было, что ее дальний край примыкает к Городу Мертвых.

Двойник шел обратно вдоль колонны.

— Ну, как тут наши псы на сворке? — сказал он, подходя к пленным. Двое, связанные с Джайалом, беспокойно зашевелились, но Двойник и не смотрел на них, уставившись в глаза Джайала. Потом дернул за веревку, и шею Джайала ожгло как огнем. — Ну вот, теперь очухался. Гляди — экий хельский фейерверк! — Он указал в сторону, откуда они пришли. Джайал оглянулся. Вокруг цитадели и храма Ре полыхало багровое зарево. — Храм Ре горит, а с ним авось сгорят и все жрецы. Теперь взгляни туда! — Джайал проследил за пальцем Двойника, указывающим на площадь, и увидел за пеленой тумана в Городе Мертвых какой-то странный голубой свет.

Джайал снова посмотрел в голубой глаз Двойника, так похожий на его собственные глаза, — он вглядывался в эти черты, как в зеркало, с нездоровым собственническим чувством. Лицо Двойника перекосилось в знакомой кривой усмешке.

— Хельский огонь! — радостно вскрикнул он, брызжа слюной. Брызги попали Джайалу в лицо, и он поморщился, но Двойник придвинулся еще ближе. — Нам туда Джайал Иллгилл, так что давай-ка шевелись. — Он дернул за веревку, и Джайал, спотыкаясь, пролетел несколько шагов по булыжнику. Но обратное натяжение веревки остановило его, и он упал, тщетно пытаясь смягчить удар связанными руками.

— Ну-ну, — хмыкнул Двойник, поднимая его на ноги, — не надо так обращаться с нашим драгоценным телом — ведь оно будет моим, когда мы найдем Жезл! Поосторожнее, не надо так спешить! — Двойник повел Джайала за собой по булыжному спуску. Казарис и все остальные шли следом. Пятеро из шайки уже пропали, и нервы у всех явно были напряжены до предела. Глаза разбойников так и бегали, стремясь проникнуть в мрак и туман. Но все же они шли за Двойником, совершенно как будто равнодушные к опасности, и их разнообразное оружие: мечи, топоры, арбалеты и алебарды — торчало в стороны, точно иглы дикобраза. Только один Казарис мог похвастать хладнокровием в подражание вожаку. В одной руке маг нес пожелтевший свиток, в другой — длинный ритуальный кинжал. Джайал не сводил глаз с Зуба Дракона. За те пять минут, что прошли с их последней остановки, меч словно стал еще краснее — и Джайал снова задался вопросом, что это означает.

Они вошли в полосу густого тумана, оказавшись в странном белом мире, где ничего не было видно на расстоянии двух вытянутых рук, и все звуки глохли или искажались. Колонна двигалась мимо прогоревших караульных костров по сырому, заваленному битым камнем переулку — здесь давно никто не ходил, судя по густой траве под ногами. По сторонам стояли сгоревшие дома. Потом двое шедших впереди уперлись в обвалившуюся стену и перелезли на ту сторону, распугав жаб, которые запрыгали у них из-под ног.

Джайала толкнули вперед, и он на миг задержался на гребне стены, думая, не нырнуть ли в спасительный туман. Но тогда с ним должны были бежать и двое других пленников, а в них, кроме страха, не осталось ничего человеческого. Двойник, словно читая его мысли, не сводил с него глаз — потом кольнул Джайала мечом сквозь грубый плащ, и тот побрел вниз по каменной осыпи. В тумане возникли надгробные памятники: они были в Городе Мертвых.

Отряд продвигался вперед, совсем уже ничего не видя из-за тумана. Внезапный треск впереди заставил всех снова замереть на месте. Треск повторился — словно кто-то переломил ветку через колено. Джайал оглянулся. Двойник, едва различимый в зареве пожаров, бушующих в тысяче футов над кладбищем, тоже прислушивался. Потом он подтолкнул связку пленников вперед.

Из-за обманчивых свойств тумана Джайал едва не споткнулся о лежащее на земле тело — оттуда, снизу, доносился треск. Это был труп человека в изодранных в клочья кожаных доспехах и с полусъеденной головой. Над ним присели два существа: один человек, хоть и упырь, другой — получеловек-полугиена. Один вгрызался в развороченный череп, высасывая оттуда мозг, другой рвал зубами ногу. Хруст повторился — чудовище отгрызало кусок кости вместе с мясом.

Вампир почуял людей и зашипел гортанно, обнажив острые, вымазанные кровью зубы. Потом его голова дернулась назад, словно от рывка невидимой нитки, и ударилась о мраморное надгробие позади. Стрела из арбалета попала ему прямо в лоб. Там образовалась дыра величиной с кулак, и вампир сполз вниз, пятная черной сукровицей белый мрамор.

Двойник, обойдя Джайала, замахнулся на оборотня мечом, но он не привык рубить левой рукой, и чудовище отбило его слабый удар оторванной ногой убитого, шипя, как загнанная в угол кошка. Джайал пятился назад, стараясь укрыться за спинами разбойников. Оборотень, яростно вращая ногой, уж выбил у кого-то меч, но тут Двойник сделал быстрый выпад и пронзил прогнившую грудь мерзкой твари. Та с визгом затрепыхалась на конце меча, как рыба на крючке, и, чуя неминуемую гибель, нацелилась когтями в лицо Двойнику. Но двуручный топор раскроил ей череп, и Джайала осыпало осколками костей. На губах остался мерзкий привкус гнилой крови, а связанные руки не позволяли вытереть рот. Джайал стал яростно отплевываться.

Люди Двойника осыпали ударами вампира, который пытался уползти прочь, несмотря на дыру в голове. Осколки кости и сгустки крови так и летели во все стороны, и наконец вампир затих. Двойник не принимал в этом участия, разглядывая лежащий перед ним странный гибрид. Да и было на что посмотреть: туловище у этого создания было кошачье с хорошо развитыми задними ногами — должно быть, тварь хорошо прыгала, — но совершенно безволосое. Более того, морда оборотня, несмотря на длинные торчащие уши, до того, как ее разбили всмятку, напоминала человеческое лицо.

— Никогда еще такого не видел, — тихо сказал Казарис. Остальные, бросив молотить вампира, тоже столпились вокруг и боязливо глядели на труп.

— Да что ж это все-таки за страшилище, поглоти меня Хель? — вскричал Двойник. Казарис пожал плечами, глядя на окутанные туманом утесы в зареве огней.

— Гонг вызвал к жизни не только тех, кого ожидалось.

У Джайала путались мысли: странные предзнаменования, странные события, странные существа — и, прежде всего меч на поясе у Казариса. Он стал еще краснее, цвета свежей крови, и заливал своим светом всю фигуру чародея.

Люди Двойника тревожно перешептывались. Ясно было, что, дай им волю, они тут же вернулись бы в дом Иллгилла.

— Ничего, — рявкнул Двойник, оскалив зубы, — мы не такое еще видели: не будем терять голову!

Он мотнул головой, и все последовали за ним сквозь путаницу надгробий, присмирев еще больше, чем прежде. Отряд снова вспугнул вампиров, пирующих над другим трупом, но на сей раз обошел их, дав большой крюк.

Туман снова начал редеть, и из него выступила громада пирамиды Маризиана. У ее подножия горел голубой свет, а вокруг собрались какие-то фигуры.

Джайала с другими невольниками втолкнули в большой, как дом, склеп, а Двойник и Казарис поползли вперед, укрывшись за поваленной колонной. В просвет между двумя слоями тумана им были хорошо видны собравшиеся у пирамиды.

— Ишь ты, сам князь, — прошептал Двойник, приметив своим единственным глазом высокую фигуру у ворот. Фаран Гатон смотрел вверх, на человечков, лезущих по гигантским ступеням пирамиды. Он хорошо позаботился о своей охране: при нем было около полусотни Жнецов, и Голон тоже присутствовал. Рядом с Фараном Двойник узнал Маллиану и Вири, дрожащих в своих тонких платьишках.

Он вполголоса выругался. Теперь придется иметь дело не только с человеком, уведшим Талассу, но и с Фараном. Еще неизвестно, сможет ли Казарис стать достойным противником легендарному Голону. Остается лишь надеяться, что два предыдущих отряда несколько истощат защитные силы гробницы и ему с его шайкой будет уже легче.

Тем временем первый из вампиров, лезущих на пирамиду, добрался до верха и пропал из виду. Тогда начал свое медленное восхождение и Фаран при помощи двух солдат. Маллиана последовала за ним, но Вири поступила иначе: отступив на пару шагов назад, она повернулась и побежала к могилам. Голон что-то крикнул Фарану, но князь покачал головой, решив, как видно, не гнаться за беглянкой. Оба продолжили подъем, а Вири неслась сломя голову прямо на Двойника с Казарисом. На бегу она испуганно озиралась, ожидая погони, но, увидев, что никто ее не преследует, замедлила шаг, и облегчение на ее лице сменилось сомнением. Она начала боязливо вглядываться во мрак и посматривать назад на огонь Фарана. Внезапно она метнулась в сторону — рядом с ней из тьмы возник вампир. Он шипел, брызгал слюной и тянул к ней когти. Вири попятилась и пустилась бежать назад, но там ее уже поджидали два других вампира. Она завизжала, и

Двойник увидел, как белое лицо Маллианы оглянулось на нее с пирамиды.

— Может, спасем ее? — спросил Казарис, но Двойник потряс головой.

— Пусть ее: она отвлечет упырей, пока мы будем двигаться вперед.

К Вири сбежалось еще больше вампиров: они играли с ней, тыча в нее пальцами, а она металась в их все теснее смыкающемся кругу. Пляшущие фигуры упырей заслонили ее — вероятно, она лишилась чувств, прежде чем первый вонзил в нее клыки: больше она не кричала. Двойник махнул своим людям — те вытащили из укрытия Джайала и двух других. Обойдя пирующих вампиров, отряд Двойника двинулся к пирамиде под самой стеной, невидимый для тех, кто взбирался наверх.