Сани проехали мимо последних чахлых сосен на краю Леса Лорн. Теперь перед ними простиралась большая снежная равнина, линия деревьев быстро исчезала сзади. Возницы, на какое-то время позабыв свой страх, весело погоняли собачьи упряжки. Больше никаких скрытых препятствий до Холмов Дьюрина, лежавших в двадцати милях: кончились рвы, корни и ледяные торосы, так мешавшие им в последние месяцы, впереди только белое полотно девственно чистого снега.

Уртред, ехавший на первой упряжке, внезапно почувствовал себя каким-то беззащитным, по спине побежали знакомые иголочки. Каждую секунду мрачная линия покатых черных холмов казалась все больше и больше. Да, впереди враги, Червь, но пока светит солнце, они в безопасности.

Всего было десять упряжек, по три человека в каждой. Уртред и Таласса были в первой, вместе со старостой, Гарадосом. Джайл в следующей, вместе с Самлаком, заместителем Гарадаса. Оборванная группа воинов-горцев следовала за ними на восьми санях, их возбужденные крики смешивались с лаем собак. Небо было голубое — такого голубого неба они не видели очень давно. Несмотря на предупреждение Бронзового Воина и тревожный лай собак, поблизости опасности не было и все немного расслабились, шутили и даже с радостными воплями пускались наперегонки.

Бронзовый Воин тяжело шагал позади, каждый шаг покрывал пятнадцать футов, каждый удар сотрясал землю и заставлял снег бурлить вокруг его ног, как если бы он был жидким, а не кристаллическим. Но, несмотря на гигантские шаги, Воин постепенно отставал. Тем не менее Гарадас не стал сдерживать собак, и, постепенно, гигантская фигура сзади становилась все меньше и меньше.

Пришел поздний полдень: они ехали без остановки все утро, собаки устали и их надо было покормить; время для остановки. Солнце был только на полпути вниз, но теперь, когда они поехали медленнее, всем как-то сразу стало холодно, и веселые шутки прекратились. Казалось, что уже наступил вечер. Небо из голубого стало синевато-оранжевым, по снегу побежали тени, серые тени. Гарадас негромко выругался и опустил вниз свой деревянный руль, который, одновременно, был и тормозом. Руль вонзился в снег. Сани описали полукруг и встали. Остальные погонщики немедленно стали повторять его маневр, пока линия саней не выстроилась полукругом, слегка похожим на знак вопроса, обращенным выпуклой стороной к уже невидимому Лесу Лорн и Бронзовому Воину.

Все спустились с саней и, как по команде, принялись топать ногами, пытаясь разогнать по жилам кровь, почти замерзшую за несколько последних часов, когда они сидели без движения. С плащей летел намерзший на них лед. Горцы достали немного еды из своих скудных запасов: сушеное мясо для собак, которые хорошо поработали сегодня, и немного яблочного бренди для людей, чтобы прогнать из костей смертельный холод.

Сзади к ним медленно подошел Бронзовый Воин, на его броне играл слабый оранжевый свет послеполуденного солнца. Собаки яростно залаяли, пытаясь вырваться из своей упряжи, но когда он подошел поближе и на них легла его тень, они завыли и низко присели на задние лапы. Талос остановился, по-видимому не сознавая, что люди и собаки находятся далеко под ним. Рубиновые глаза остановились на линии холмов, черневшей впереди. После нескольких минут размышления, он поднял серебряный молот, зажатый в правом кулаке, и указал им на окружающие равнины.

— Пять тысяч лет я не был в этих холмах, но мне кажется, что я ушел отсюда только вчера. Здесь я был похоронен. Последний бой турнира: небо полно ревущих драконов, на которых сидят боги, с нетерпением ждущие финальный поединок. Там! — Он указал на одинокую каменную скалу, стоявшую на замерзшей равнине. — Там был павильон Ре, а вон там, — продолжал он, указывая на запад, — в темноте наступившего вечера прятался невидимый Исс. Турнир Черных Копей. Тогда боги думали, что спорт поможет им избавиться от взаимной ненависти. Спорт не помог ничему. Но я сражался, пока воин Исса не затащил меня под землю, и там я лежал, похороненный, тысячи лет, пока не пришел Маризиан и не поднял меня оттуда. — Он тяжело вздохнул; раздался звук, как будто ветер пронесся по огромным кузнечным мехам.

— Где дорога через холмы? — спросила Таласса.

Бронзовый Воин слегка повернул голову. — Там, — ответил он, — путь, по которому пришел Маризиан, пять тысяч лет назад. — Он указал на север, на нишу между вершинами двух черных холмов. — Древние называли эти холмы Каменным Черепом и Малигаром. Когда-то по равнине бежала серебряная дорога, но когда огни последней битвы выжгли все дотла, она расплавилась и стала рекой из кипящего металла. И вернулась в землю, из которой вышла. Пускай это будет уроком для всех смертных, съедаемых тщеславием: то, что мы берем из земли, все равно вернется в нее, как и те, кто живет на ней.

— Когда-то под этими холмами работали люди, которые доставляли металл на поверхность; они построили величайшие башни и огромные города на Сияющей Равнине: Ролан Бер, Тан Гаррек, Иллинтагель. Но их жизнь была тяжелой даже в тот век, который вы называете «золотым». Нищета и рабство: золото служило для того, чтобы покупать человеческую кровь. Тысячи умирали от непосильной работы. То ли магия Богов не могла спасти их, то ли боги и не думали спасать их. Я не знаю почему, потому что, хотя я и служил им, никогда не видел их лица: Ре всегда сидел в своем сияющем павильоне, а Исса, создание из земли и тени, вообще невозможно увидеть человеческими глазами. Но в их сердцах так же мало сострадания, как и в этом, — сказал он, с такой силой ударяя по своей кирасе в том месте, где должно было быть сердце, что, казалось, эхо от его удара вернулось обратно от линии далеких холмов.

— Я отчетливо помню, что когда мы вышли на турнирное поле, небо было заполнено черным дымом из копей. Даже оттуда я чувствовал страдания человеческих рабов, которых боги заставляли исполнять их малейшие желания. Теперь эти рабы лежат похороненные в тех самых шахтах, которые сами вырыли. И хотя они потеряли все, даже жизнь, они оставили проклятие, которое падает на всех, кто идет этим путем.

Гигант не отрываясь глядел на холмы. — Я прожил десять тысяч лет. Быть может вы думаете, что видели зло в этом мире, что страдали и мучались. Но хотя во мне бьется сердце из металла, а из глаз льются не соленые слезы, но машинное масло, я видел вещи в тысячи раз хуже, да и сам лежал, похороненный под землей и всеми забытый, пять тысяч долгих лет. Что за пытка, когда твой ум работает, но ты не можешь шевельнуть ни руками, ни ногами!

Никто из них не решился ответить. Некоторые горцы даже закрыли лицо руками, напуганные этим созданием из прошлого, и, возможно, подумав о своих предках, которые тысячи лет назад служили безжалостным богам.

Один Уртред не отвел глаз: он чувствовал правоту слов Воина. Когда-то он был жрецом, но теперь, хотя его по-прежнему так называли, думал и чувствовал иначе. В могиле Маризиана он видел Книги Червя и Света, превратившиеся в прах. Единственное письменное свидетельство того, что боги были. Но что это за создания, которым поклоняются люди? Что лежит за тщеславием, которое едва не уничтожило мир в одной битве десять тысяч лет назад?

Тем не менее в священных текстах были семена правды: разве в них не говорилось о Светоносице? Разве она не богиня, как они предсказывали? Разве сам Бронзовый Воин не пришел ей на помощь? А что касается того, что происходило в эпоху богов, рассказов о чудесах, которые они делали, остается только верить — все равно нет никаких доказательств.

Так что не имеет значения, верит ли Уртред священным книгам, или даже тому, что солнце нечто большее, чем источник света и тепла. Достаточно того, что он верит в Талассу. Она — часть пророчества, часть скрытого знания, которое боги укрыли на звездах и которое определяет судьбы людей. Теперь это знание зашифровано в загадочных словах давно уничтоженных манускриптов и в облаках дыма и пыли на Сверкающей Равнине.

Но отец предупреждал его: для того, чтобы спасти мир от темноты, чтобы заставить солнце опять засиять во всей силе, потребуется жертва. И этой жертвой будет она.

Уртред повернулся к ней: сейчас он был благодарен звездам, что его эмоции никто не видел, хотя маска была такой жестокой, даже боги одобрили бы ее; Уртред был уверен, что в этот момент любой испугался бы увидев его настоящее лицо, перекошенное ужасом от одной только мысли о том, что он может потерять Талассу.

— Пошли, — хрипло пробормотал он. Он не стал ни есть, ни пить, как другие, потому что был уверен, что любая еда задушит его на месте. Да и что ему суровый климат и лишения, ему, жрецу только по имени, проклятому богом, которому поклонялся.

Какое-то время все молчали, даже собаки перестали лаять, напуганные громовым голосом Талоса. Наконец староста нарушил тишину. — По саням, — сказал он трепещущим голосом. — Нам надо перевалить через эти холмы еще до сумерек.

— Тщеславие, — сказал Бронзовый Воин. Одно слово, но произнесенное с такой угрозой, что люди, садившиеся в сани, замерли на полушаге. Гигант повернул голову влево и вправо, раздался металлический скрип шестеренок. — Вы все плохо слышите. Сколько тысяч людей стояло здесь, там где вы стоите, за эти пять тысяч лет? Неужели вы думаете, что выживете там, где погибли все остальные? Пыль: от них не осталось даже могил, но только пыль, которую ветер унес в лес или раскидал по равнинам. Даже их кости давным-давно исчезли. Ради Светоносицы, которую я поклялся защищать, и ради вас самих, вернитесь обратно в Лорн. Нет, и никогда не было безопасного пути в Искьярд.

Таласса, прищурясь, взглянула на холмы. Раздался совершенно спокойный чистый голос, не дрогнувший от слов титана. — Ты же знаешь, что пути назад нет. Мы слишком близко к Искьярду.

— Да, — медленно ответил Талос. — Это ваша судьба. Но разве верная смерть — это то, что вы ищете? Вспомните как Маризиан убежал оттуда, после того, как боги уничтожили самих себя. Я видел его лицо: ужас, вот то, что он открыл там. Ужас, от которого вам лучше держаться подальше, потому что из всех людей, которых я видел, он был самым могущественным волшебником, по сравнению с которым вы — только бледная тень.

— Мы уже выбрали свою судьбу, — твердо сказал Уртред, хотя по его спине бежал предательский холод. — Поднимайтесь!

— Тогда летите как ветер, — сказал Бронзовый Воин, указывая своим молотом на восток. Все, как один, повернулись. Линия облаков, темная, как крыло ворона, летела с горизонта, заполнив собой все небо. — Скоро будет шторм, — сказал он, — очень скоро.

— Мы переносили и не такие, — возразил Гарадас, но без твердости в голосе, потому что облака пузырились, сражались одно с другим, груда громоздилась на груду, становилась выше и шире, пурпурно-черные грозовые тучи быстро летели к ним, как будто подгоняемые чей-то злой волей.

— Нет, не такие, потому что внутри сердце демона, который гонит вас в ловушку Фарана.

Уртред повернулся к далекой линия леса: ее край едва виднелся на горизонте, почти скрытый приближающейся темнотой и тенью стремительно летящих облаков, которые, как темные гиганты, вознесли головы прямо над ними. Возвращаться было поздно — теперь они должны бежать к мрачной линии холмов перед собой. Пока буря не разразилась, они должны добраться до них. Могут и не успеть. Ветер уже стонал на снегу, посылая белые кристаллики в небо.

— Быстрее — у вас еще есть время пересечь холмы до полуночи, — скомандовал Бронзовый Воин. — Я медленнее вас, и пойду следом.

— Пусть с тобой будет Ре, увидимся на той стороне, — крикнул Уртред, перекрикивая рев усиливавшегося ветра, но ураган уже выл с такой силой, что едва сам услышал свои слова. Да, этот шторм никак не мог быть естественным.

— Я найду вас, — ответил Талос. Извивающиеся струи белой поземки, предвестника снежной бури, уже летели к ним с востока. Все с сумасшедшей скоростью прыгнули в сани, и погонщики взмахнули своими кнутами. Впрочем, на этот раз собак, напуганных воем ветра, не было никакой необходимости подгонять. Они изо всех сил налегли на постромки, и тяжелые сани заскользили по земле.

Скоро они уже мчались на север и первые порывы штормового ветра заставляли сани раскачиваться из стороны в сторону. Уртред посмотрел назад, но Бронзовый Воин уже исчез за снежным занавесом. Остальные сани то появлялись, то исчезали в порывах ветра. Когда ветер на несколько мгновений затихал, впереди можно было увидеть очертания верхушек холмов.

На западе еще сияло солнце, его красный свет просачивался через летящий снег. Сколько же минут осталось до того, как на них упадут тени холмов? Погонщики остервенело нахлестывали собак, сани летели через пургу, совсем немного опережая ураган. Как только они нырнули под защиту холмов, ветер слегка ослабел и они увидели впереди себя ледяную, усыпанную камнями дорогу, ведущую к проходу между двумя вершинами.

Длинные тени уже упали на дорогу; сани начали подниматься, лавируя между валунами, накопленная скорость позволила им немного подняться вверх, но потом они остановились, лапы животных заскользили по льду, и собаки, сделав шаг вперед, съезжали обратно вниз. Гарадас выпрыгнул из саней, все последовали его примеру, держа наготове копья и луки. Джайал вытащил Зуб Дракона и темноту прорезал магический свет: юный рыцарь держал меч перед собой, освещая усыпанный камнями ледяной желоб. Он кивнул жрецу — они пойдут первыми.

Шторм опять нагнал их, схватил и, как если бы был одушевленным существом, потащил вверх, к проходу. Он проникал через несколько слоев одежды, частицы льда кололи тело и сдирали кожу. Гарадас закричал, и, хотя его крик потонул в вое ветра, все прибавили шаг, таща санки и сопротивляющихся животных вверх по склону, собаки рвались из упряжи, как если бы чувствовали разлитую в воздухе магию.

Сзади был демон; впереди — живые мертвецы. Челюсти ловушки захлопнулись.