Глава 1
ВЕТЕР ДУЛ НА ВОСТОК
Вращается Колесо Времени, Эпохи приходят и уходят, оставляя воспоминания, которые становятся легендой. Легенды тают, превращаясь в миф, и даже миф оказывается давно забыт, когда Эпоха, что породила его, приходит вновь. В одну Эпоху, называемую некоторыми Третьей, Эпоху, которая еще грядет, Эпоху, давно минувшую, над Горами Тумана поднялся ветер. Этот ветер не был началом. Нет начала и конца оборотам Колеса Времени. И все же он стал началом.
Ветер дул на восток, спускаясь с величественных гор к пустынным холмам. Он полетел через место, известное как Западный Лес, где некогда в изобилии росли сосны и кожелист, но теперь остался лишь густой спутанный подлесок да изредка возвышающиеся над ним дубы. Они казались пораженными какой-то болезнью — кора клочьями отваливалась от стволов, ветви поникли. Все до единой сосны сбросили свои иголки, точно коричневым покрывалом усеяв ими землю. Ни одной почки не распустилось на иссохших, напоминающих кости скелета ветвях деревьев Западного Леса.
Ветер дул на северо-восток сквозь скрипевший и трещавший под его порывами подлесок. Стояла ночь, и в чахнущей земле рылись тощие лисы в тщетных поисках живой добычи или какой-нибудь падали. Не раздавались трели перелетных птиц, и — что поразительнее всего — по всей земле смолк даже волчий вой.
Ветер вылетел из леса и понесся через Таренский Перевоз, вернее, через то, что от него осталось. Когда-то это был неплохой, по местным меркам, городок. Мощеные булыжником улицы, возвышающиеся над фундаментами из краснокамня потемневшие теперь дома, возведенные на пороге земель, известных как Двуречье. Дым уже давно перестал куриться над пепелищем, но восстанавливать было нечего — от городка мало что осталось. Среди руин рыскали в поисках добычи одичавшие собаки. Почуяв ветер, они поднимали к небу голодные глаза.
Ветер устремился на восток и пересек реку. Там, несмотря на поздний час, по дороге от Байрлона к Беломостью с факелами в руках брели кучки беженцев. На людей с опущенными головами и поникшими плечами было жалко смотреть. Среди них были меднокожие доманийцы, которые, судя по их истрепавшейся одежде, с весьма скудными припасами осуществили трудный переход через горы. Другие пришли и вовсе издалека: тарабонцы в грязных вуалях и с безумными глазами, фермеры из Северного Гэалдана с женами. Все были наслышаны о том, что в Андоре есть еда, что в Андоре жива надежда, но пока они не нашли ни того, ни другого.
Ветер летел на восток вдоль реки, текущей меж ферм без урожая, меж лугов без травы, садов без плодов, меж покинутых деревень, меж облепленных воронами деревьев, чьи ветви напоминали кости с облезшей плотью. Изредка внизу из зарослей сухой травы выглядывали измученные голодом кролики или дичь покрупнее. Надо всем этим нависали гнетущие вездесущие тучи. Временами из-за плотного покрывала облаков невозможно было отличить день от ночи.
Ветер достиг величественного Кэймлина и свернул на север, прочь от города, горящего оранжево-алым пламенем и неистово извергающего черный дым навстречу голодным тучам. Война подкралась к Андору в ночной тиши. Беженцы, стремящиеся сюда, скоро обнаружат, что шли навстречу опасности. И неудивительно — опасность теперь была повсюду. Единственным способом не идти ей навстречу было оставаться на месте.
По пути на север ветер пролетел мимо отчаявшихся людей, сидящих на обочинах дорог поодиночке или небольшими группами. Одни лежали, ослабев от голода, глядя на рокочущие, бурлящие тучи. Другие шли вперед, навстречу неизвестности. На север — на Последнюю Битву, что бы это ни значило. В Последней Битве не было надежды. Последняя Битва означала смерть. Но там следовало быть, туда нужно было идти.
В вечерней дымке далеко к северу от Кэймлина ветер достиг большого скопления людей. Широкое поле раскинулось среди лесов, и на нем, словно опята на гниющем бревне, теснились палатки и шатры. У лагерных костров ожидали своего часа десятки тысяч солдат, и не без их помощи лес вокруг лагеря быстро редел. Ветер пронесся меж солдат, бросая дым от костров им в лица. В отличие от беженцев, они не выглядели отчаявшимися, но все же нечто внушало им ужас. Они видели исстрадавшуюся землю, гнетущие тучи над головой. Они знали.
Мир умирал. Солдаты сидели, уставившись на пламя, наблюдая, как огонь пожирает дерево. То, что некогда было живым, уголек за угольком превращалось в пепел.
Несколько человек осматривали доспехи, которые начали ржаветь несмотря на то, что были хорошо смазаны. Группа Айил в белых одеждах носила воду — бывшие воины отказались вновь взять в руки оружие, хотя они уже исполнили свой тох. Кучка испуганных слуг, уверенных, что завтра разразится война между Белой Башней и Драконом Возрожденным, обустраивала хранилища внутри терзаемых ветром шатров. С уст мужчин и женщин в темноте то и дело срывались горькие слова правды: «Это конец. Все кончено. Все сгинет. Конец».
Вдруг раздался смех. Из огромного шатра в центре лагеря струился теплый свет, вырываясь снизу и вокруг створок шатра. Внутри, запрокинув голову, смеялся Ранд ал’Тор, Дракон Возрожденный.
— И что же она сделала? — отсмеявшись, переспросил Ранд. Он налил кубок красного вина себе, а потом и Перрину, который покраснел, услышав вопрос. «Он стал жестче, — подумал Ранд, — но каким-то образом сумел не растерять всю свою невинность и простодушие». Для Ранда это открытие было чем-то восхитительным. Чудом, словно найденная в брюхе форели жемчужина. Перрин был сильным, но его сила не сломила его.
— Ну, — ответил Перрин, — ты же знаешь Марин, какая она. Она даже на Кенна умудряется смотреть, как на непутевого ребенка. А тут она застала меня с Фэйли на полу, словно глупых подростков… Думаю, она не знала, что с нами делать — то ли посмеяться над нами, то ли отправить на кухню котлы драить. Порознь, чтобы уберечь нас от беды.
Ранд улыбнулся, пытаясь себе это представить: Перрин — большой, сильный и крепкий, одним словом, Перрин! — обессилел настолько, что едва мог ходить. Абсурдное зрелище. Ранд подумал бы, что его друг преувеличивает, но Перрин всегда был кристально честен. Странно, как сильно может измениться человек, в то время как самая его суть остается прежней.
— Как бы то ни было, — продолжил Перрин, глотнув вина, — Фэйли подняла меня с пола, усадила на коня, и мы оба с важным видом уехали. Я мало что сделал, Ранд. Бой провели другие, а я с трудом мог даже чашку ко рту поднести. — Он замолчал, взгляд его золотых глаз стал задумчивым. — Можешь гордиться ими, Ранд. Без Даннила, твоего отца и отца Мэта — без них всех я бы не справился и с половиной того, что сделал. Нет, даже с десятой частью.
— Верю, — Ранд пригубил вино. Льюс Тэрин любил вино. Какой-то части Ранда — той, где таились воспоминания человека, которым он был когда-то — вино не понравилось. Мало какие вина нынешнего мира могли соперничать с великолепными сортами Эпохи Легенд. Во всяком случае, не те, что ему доводилось пробовать. Он сделал небольшой глоток и отставил кубок в сторону. Мин все еще дремала в другой части палатки, отгороженной занавеской. Увиденное во сне разбудило Ранда, но визит Перрина отвлек его от мыслей о произошедшем, чему Ранд был только рад.
«Майрин…» — Нет. Он не позволит этой женщине себя отвлечь. Скорее всего, именно в этом и был смысл того видения.
— Пойдем пройдемся, — предложил Ранд. — Мне нужно проверить, все ли готово на завтра.
Они вместе вышли в ночную темноту. Ранд в сопровождении нескольких Дев направился к Себбану Балверу, которого он временно одолжил у Перрина. Балверу это было по душе — он всегда тяготел к сильным мира сего.
— Ранд? Я рассказывал тебе об этом раньше: и про оборону Двуречья, и про бои… Почему ты опять спрашиваешь? — Перрин шел рядом, положив руку на Мах’аллейнир.
— Я спрашивал о том, что произошло, Перрин, спрашивал о том, что именно там творилось, но не интересовался, что стало с людьми. — Он вызвал шар света, чтобы лучше видеть дорогу, и взглянул на Перрина. — Я должен помнить о людях. В прошлом я слишком часто о них забывал, и это было моей ошибкой.
Порыв ветра принес с собой запах походных костров из находившегося поблизости лагеря Перрина и звон молотов, кующих оружие — Ранд уже знал, что его вновь научились делать с помощью Силы. Люди Перрина трудились не покладая рук, загнав обоих Аша’манов до изнеможения, стремясь сделать как можно больше оружия.
Ранд выделил ему столько своих Аша’манов, сколько мог, и то только потому, что едва прослышав о новости, к нему тут же заявились Девы и потребовали себе новые, выкованные с помощью Силы наконечники для копий. «Разумнее делать именно их, Ранд ал’Тор, — пояснила Берална. — На каждый меч его кузнецы успеют выковать четыре наконечника для копий». Произнося слово «меч», Дева поморщилась, словно попробовала морской воды.
Ранд не знал, какова морская вода на вкус. Это знал Льюс Тэрин. Когда-то подобные знания доставляли ему очень много беспокойства, но теперь он принял эту часть своей личности.
— Ты можешь поверить в то, что с нами приключилось? — спросил Перрин. — Свет! Да я так и жду, когда же за всеми этими шикарными нарядами явится хозяин, накричит на меня и за чрезмерное самомнение оттащит за шкирку чистить конюшни.
— Колесо плетет, как желает Колесо, Перрин. Мы стали теми, кем нужно было стать.
Перрин кивнул в ответ. Они шли между палатками при свете шара, парящего над рукой Ранда.
— И каково… это? — поинтересовался Перрин. — Обрести все эти воспоминания?
— Тебе когда-нибудь приходилось видеть сон, который бы ты отчетливо помнил, проснувшись? Не такой, что быстро забывается, а тот, что ясно помнишь весь день?
— Да, — на удивление сдержанно откликнулся Перрин. — Да, думаю, приходилось.
— Это нечто похожее, — пояснил Ранд. — Я помню, как был Льюсом Тэрином, помню, как делал то, что делал он, но так, словно все это было во сне. Все это и вправду делал я сам, однако это не значит, что я непременно одобряю то, что сделал, или думаю, что наяву поступил бы так же. Но это не меняет того факта, что во сне мне все казалось правильным.
Перрин снова кивнул.
— Он — это я, — продолжил Ранд, — а я — это он. И в то же время, я — не он.
— Ну, ты по-прежнему похож на самого себя, — сказал Перрин, хотя Ранду послышалось, что тот немного сбился на слове «похож». Может, он хотел сказать «пахнешь собой»? — Не так уж сильно ты изменился.
Ранд сомневался, что сможет все объяснить Перрину и не показаться сумасшедшим. Личность, которой он становился, влезая в «шкуру» Дракона Возрожденного… не была ни игрой, ни маской.
Эта личность была тем, кто он есть. Он не изменился и ни в кого не превратился — просто принял себя.
Хотя это не означало, что он тут же получил ответы на все вопросы. Несмотря на память о четырех столетиях, засевшую в его голове, он по-прежнему беспокоился о том, что ему делать дальше. Льюс Тэрин не знал, как запечатать Отверстие. Его попытка привела к катастрофе. Порча, Разлом — и все это ради несовершенного узилища, печати которого вот-вот рассыплются прахом.
На ум Ранду раз за разом приходил один ответ. Опасный ответ. Тот, что Льюс Тэрин даже не рассматривал.
Что если ответ в том, что Темного вовсе не следует вновь запечатывать? Что если решение этого вопроса — окончательное решение — какое-то иное? Нечто более постоянное.
«Верно, — в сотый раз подумал Ранд про себя. — Но возможно ли это?»
Они подошли к шатру, в котором трудились писцы Ранда. Позади веером рассыпались в стороны Девы, и друзья вошли внутрь. Писцы, конечно же, не спали, задержавшись допоздна, и отнюдь не были удивлены появлению Ранда.
— Милорд Дракон, — сухо кланяясь, произнес Балвер, стоя у столика с картами и стопками бумаг. Сухощавый человечек нервно разбирал свои бумаги. Один рукав его великоватого коричневого кафтана был порван, и из прорехи торчал острый локоть.
— Докладывай, — произнес Ранд.
— Роэдран придет, — ответил Балвер тонким, педантичным голосом. — Королева Андора послала за ним, пообещав открыть ему Врата с помощью этих ее женщин из Родни. Наши шпионы при его дворе сообщают, что он вне себя от того, что ему придется принять ее помощь, но все равно упорно желает присутствовать на встрече — хотя бы затем, чтобы не выглядело, будто бы обошлись без него.
— Превосходно, — отметил Ранд. — Илэйн ничего не известно о твоих шпионах?
— Милорд! — возмущенно воскликнул Балвер.
— Ты уже узнал, кто из наших писцов шпионит на нее? — спросил Ранд.
Балвер забормотал:
— Никто…
— Кто-то должен быть, Балвер, — с улыбкой возразил Ранд. — В конце концов, именно она учила меня, как это делается. Ладно, неважно. После завтрашнего дня мои планы будут объявлены всем. Надобность в секретности отпадет.
«В секретах не будет нужды, кроме тех, что я храню в самой глубине моего сердца».
— Значит, на встречу соберутся все? — уточнил Перрин. — Правители всех крупных государств? Включая Тир и Иллиан?
— Амерлин убедила их явиться, — ответил Балвер. — Если желаете посмотреть, милорды, у меня есть копии их переписки.
— Я взгляну, — сказал Ранд. — Пришли их в мой шатер. Сегодня ночью прочту.
Внезапно земля содрогнулась. Писцы с криками схватились за кипы своих бумаг, стараясь не дать им развалиться, пока вокруг рушилась на землю мебель. Из-за треска ломающегося дерева и звона металла крики людей снаружи были едва слышны. Земля застонала, и послышался отдаленный гул.
Ранд ощущал все это, словно болезненный спазм в мышцах.
Вдали громыхнул гром, словно предвещая грядущие события. Землетрясение стихло. Писцы замерли, прижимая свои бумаги к столам, словно опасаясь, что они тут же разлетятся, стоит их только отпустить.
«Началось, — подумал Ранд. — Я не готов, мы все не готовы, но Последняя Битва уже началась».
Многие месяцы он страшился этого дня. Боялся того, что грядет, с той самой поры, когда явились троллоки, с той поры, когда Морейн с Ланом вытащили его из Двуречья.
Последняя Битва. Конец. Внезапно он понял, что уже не боится его. Беспокоится, но не боится.
«Я иду за тобой», — подумал он.
— Объявите людям, — обратился Ранд к писцам. — Разошлите предупреждения: будут еще землетрясения. И бури. Настоящие, страшные бури. Будет новый Разлом, и нам никак его не избежать. Темный попытается стереть мир в порошок.
Писцы кивнули, обменявшись встревоженными взглядами в свете ламп. Перрин казался отрешенным, но тоже слегка кивнул, словно в ответ своим мыслям.
— Есть еще новости? — спросил Ранд.
— Возможно. Похоже, этой ночью королева Андора что-то планирует, — ответил Балвер.
— В слове «что-то» слишком мало информации, Балвер, — упрекнул его Ранд.
Тот поморщился.
— Прошу прощения, милорд. Пока не могу ничего добавить. Я только что получил это сообщение. Совсем недавно королеву Илэйн разбудил один из ее советников. У меня нет никого среди ее приближенных, кто бы мог сообщить причину.
Ранд нахмурился, опустив руку на рукоять меча Ламана.
— Может, это всего лишь планы на завтра, — предположил Перрин.
— Верно, — согласился Ранд. — Держи меня в курсе, если узнаешь еще что-нибудь, Балвер. И спасибо. Ты отлично справляешься.
Мужчина как будто стал выше ростом. За последние несколько дней — и довольно мрачных — каждый искал возможность принести пользу. Балвер был лучшим в своем деле, о чем прекрасно знал и сам. И все же, лишнее подтверждение этого из уст его нанимателя, особенно если наниматель — сам Дракон Возрожденный, никогда не повредит.
После этого Ранд в сопровождении Перрина вышел на улицу.
— Тебя беспокоит это. То, из-за чего разбудили Илэйн, — сказал Перрин.
— Не будь на то веской причины, ее не стали бы будить. Особенно учитывая ее состояние, — тихо ответил Ранд.
Беременна. Она беременна его детьми. О, Свет! И он буквально только что об этом узнал. Почему не от нее самой?
А ответ был прост. Илэйн могла чувствовать его эмоции, как он чувствовал ее собственные. Она знала, каким он был совсем недавно. До посещения Драконовой Горы. В прошлом, когда…
Да уж, пока он пребывал в таком состоянии, Илэйн не пошла бы к нему с новостью о беременности. И кроме того, его, прямо скажем, было не так-то просто найти.
Но все же эта новость ошеломила его.
«Я стану отцом», — снова и снова повторял про себя Ранд. Верно, у Льюса Тэрина были дети, и Ранд мог вспомнить и их, и то, как он их любил. Но это было не одно и то же.
Он — Ранд ал’Тор! — станет отцом. Если только победит в Последней Битве.
— Они не стали бы ее будить, не будь на то веской причины, — повторил он, сосредотачиваясь. — Я беспокоюсь даже не о том, что стряслось, а о том, что это может отвлечь нас от предстоящих дел. Завтрашний день будет очень важным. Если силы Тени догадываются о важности завтрашнего дня, они постараются помешать нам встретиться и объединиться.
Перрин почесал бороду.
— У меня есть свои люди рядом с Илэйн. Они наблюдают за всем и докладывают мне.
Ранд поднял руку.
— Давай сходим к ним и побеседуем. У меня на сегодня запланировано столько дел, но… да, я не могу пустить это на самотек.
Они направились к находившемуся поблизости лагерю Перрина, телохранительницы Ранда последовали за ними — бесшумные тени в вуалях и с копьями.
* * *
Ночь казалась слишком тихой. Эгвейн в своем шатре трудилась над письмом Ранду. Она не была уверена, что отправит его, потому что отправка письма сама по себе не была важна. Письмо помогало ей привести мысли в порядок, решить, что именно она хочет ему сказать.
Шелестя плащом Стража, Гавин в который раз вошел в шатер, положив руку на эфес меча.
— На этот раз останешься? — поинтересовалась Эгвейн, обмакивая перо в чернила. — Или опять сразу уйдешь?
— Не нравится мне эта ночь, Эгвейн. — Он оглянулся через плечо. — Что-то мне не по себе.
— В ожидании завтрашних событий мир затаил дыхание, Гавин. Ты отправил посыльных к Илэйн, как я просила?
— Да. Но она наверняка спит — для нее уже слишком поздно.
— Увидим.
Очень скоро из лагеря Илэйн прибыл посланец с крохотной свернутой запиской. Эгвейн развернула ее, прочла и улыбнулась:
— Идем, — сказала она Гавину, поднимаясь и собирая вещи. Она взмахнула рукой, и воздух рассекли Врата.
— Мы что, Переместимся туда? Тут идти-то пару шагов, — предложил Гавин.
— Эта пара шагов потребует формального извещения королевы Андора о визите Амерлин, — пояснила Эгвейн, и Гавин первым шагнул в Переходные Врата проверить обстановку. — Порой я избегаю действий, которые могут вызвать ненужные пересуды.
«Суан бы убила за такую возможность», — подумала Эгвейн, проходя следом сквозь Врата. Сколько еще интриг смогла бы сплести эта женщина, если бы могла так просто, быстро и тихо навещать других?
По другую сторону Врат, возле теплой жаровни, стояла Илэйн. На королеве было светло-зеленое платье. Благодаря подрастающим детишкам, ее живот заметно выделялся. Илэйн поспешила ей навстречу и поцеловала кольцо. Бергитте в своей короткой красной куртке и широких небесно-голубых штанах стояла у одной из створок шатра, скрестив руки на груди. Ее золотистая коса была перекинута на грудь.
Гавин, выгнув бровь, бросил на сестру выразительный взгляд.
— Удивлен, что ты не спишь.
— Жду доклада, — ответила Илэйн, жестом предложив Эгвейн присесть в одно из двух мягких кресел у жаровни.
— Что-то важное? — уточнила Эгвейн.
Илэйн нахмурилась:
— Джесамин снова забыла доложиться из Кэймлина. Я дала ей строгие указания — отправлять мне посланца каждые два часа, а она бездельничает. Свет, возможно, я просто себя накручиваю, но все-таки попросила Серинию отправиться на площадку для Перемещений и проверить. Надеюсь, ты не против.
— Тебе нужно отдохнуть, — ответил Гавин, складывая руки на груди.
— Благодарю покорно за совет, — откликнулась Илэйн, — которому я не стану следовать, как не последовала точно такому же от Бергитте. Мать, что вы хотели со мной обсудить?
Эгвейн передала ей письмо, над которым недавно трудилась.
— Ранду? — уточнила Илэйн.
— Ты, в отличие от меня, знаешь его с другой стороны. Скажи, что ты думаешь о моем письме. Возможно, я его не отправлю, я еще не решила.
— Тон у послания… требовательный, — отметила Илэйн.
— Похоже, ни на что иное Ранд не реагирует.
Спустя пару мгновений, потребовавшихся на прочтение, Илэйн опустила листок.
— Быть может, лучше просто дать ему сделать то, что он хочет.
— Сломать печати? — уточнила Эгвейн. — И освободить Темного?
— А почему нет?
— Свет, Илэйн!
— Это ведь должно случиться? — ответила та. — Я хочу сказать, что Темный все равно вырвется. Да он практически уже освободился.
Эгвейн потерла виски.
— Есть разница между возможностью касаться мира и тем, чтобы оказаться на воле. Во время Войны Силы Темный никогда не был полностью свободен. Отверстие позволяло ему касаться мира, но его запечатали до того, как Темный сумел освободиться. Если бы Темный вступил в наш мир, само Колесо было бы сломано. Посмотри, я принесла тебе это, чтобы ты взглянула.
Эгвейн вынула из кошеля стопку записей. Эти бумаги были спешно собраны библиотекарями Тринадцатого Хранилища.
— Я не утверждаю, что печати ломать не нужно, — пояснила Эгвейн. — Я только говорю, что мы не можем рисковать, пускаясь в безумные затеи Ранда.
Илэйн тепло улыбнулась. Свет! Да она же по уши влюблена. «Но я ведь могу на нее полагаться, так?» В последнее время она была не так уж уверена в Илэйн. Одна эта ее выходка с Родней…
— К сожалению, ничего относящегося к делу в твоем тер’ангриале-библиотеке нам найти не удалось. — Из-за этой статуэтки улыбающегося бородача в Башне едва не начались беспорядки. Каждая сестра жаждала прочесть тысячи книг, которые в ней заключались. — Похоже, что все хранящиеся в ней книги были написаны до того, как было проделано Отверстие. Мы ищем, но пока эти записки — все, что удалось отыскать о печатях, узилище Темного и о нем самом. Если сломать печати в неподходящее время, то, боюсь, это будет означать конец всему сущему. Вот, почитай. — Она протянула Илэйн листок.
— Кариатонский цикл? — удивилась Илэйн. — «И свет померкнет, и рассвет не придет, и узник по-прежнему заперт». Узник — это Темный?
— Думаю, да, — ответила Эгвейн. — Пророчества всегда туманны. Ранд намерен начать Последнюю Битву и немедленно сломать печати, но его идея ужасна. Нас ждет длительная война. Освобождение Темного сейчас только укрепит армии Тени и ослабит нас.
Если это и надо сделать — в чем я до сих пор не уверена — то нам нужно тянуть до последнего. И уж, по крайней мере, стоит все обсудить. Ранд во многом оказывался прав, но он также бывал и неправ. Не следует позволять ему принимать подобное решение в одиночку.
Илэйн пробежала взглядом страницы и задержалась на одной.
— «Его кровь подарит нам Свет…» — Она потерла страницу пальцем, словно задумавшись. — «Ожидайте Света». Кто добавил эту пометку?
— Эта копия Кариатонского цикла в переводе Термендал принадлежала Дониэлле Аливин, — пояснила Эгвейн. — Дониэлла добавляла собственные пометки, и они, как и сами пророчества, тоже были причиной горячих дискуссий исследователей. Ты же знаешь, она была Сновидицей и, насколько нам известно, — единственной Амерлин, обладавшей таким Талантом. До меня, разумеется.
— Верно, — ответила Илэйн.
— Сестры, собиравшие эти сведения по моей просьбе, пришли к тому же заключению, что и я, — продолжила Эгвейн. — Может и настанет время сломать печати, но не в самом начале Последней Битвы, что бы там Ранд ни думал. Нужно дождаться подходящего момента, и выбрать этот момент — мой долг как Хранительницы Печатей. Я не желаю поставить на карту все мироздание ради одного из чересчур эффектных замыслов Ранда.
— У него душа менестреля, — вновь с теплотой в голосе отметила Илэйн. — Твои доводы хороши, Эгвейн. Выскажи их ему. Он тебя выслушает. Ранд хорошо соображает, и его можно убедить.
— Поживем — увидим. А пока я…
Эгвейн внезапно почувствовала укол тревоги со стороны Гавина. Она оглянулась и заметила, что он обернулся. Снаружи раздался стук копыт. Его слух был не тоньше ее, но прислушиваться к подобным звукам входило в его обязанности.
Эгвейн обняла Истинный Источник, чем вызвала у Илэйн тот же рефлекс. Бергитте уже распахнула створки шатра и взялась за меч.
Изможденная вестница с круглыми от ужаса глазами соскользнула со спины лошади у входа. Она проковыляла в шатер в сопровождении Бергитте и Гавина, которые следили, чтобы она не подходила слишком близко.
Она и не стала.
— Кэймлин подвергся нападению, Ваше Величество, — хватая ртом воздух, выпалила женщина.
— Что?! — Илэйн вскочила на ноги. — Как? Неужели Джарид Саранд наконец решился…
— Это троллоки, — пояснила вестница. — Они появились на закате.
— Невозможно! — заявила Илэйн, схватив вестницу за руку и вытащив за собой из шатра. Эгвейн поспешила за ними. — Солнце село шесть часов назад! Почему нам до сих пор об этом ничего не известно? Что случилось с оставленными в городе женщинами из Родни? — Илэйн принялась расспрашивать вестницу.
— Мне ничего не объяснили, моя королева, — ответила та. — Капитан Гайбон спешно отправил меня за вами. Он только что прибыл через Переходные Врата.
Площадка для Перемещений находилась недалеко от шатра Илэйн. Вокруг нее собралась толпа, но люди расступились, чтобы дать Амерлин с королевой пройти. Совсем скоро они достигли первых рядов зевак.
Сквозь открытые Переходные Врата шли люди в залитой кровью одежде, толкая повозки с новым оружием Илэйн — драконами. Большинство было на грани обморока. От них пахло дымом, а лица и руки были черны от копоти. Едва солдаты Илэйн перехватили у них повозки, которые вообще-то полагалось тащить лошадям, как многие из прибывших рухнули без сознания.
Рядом, с помощью Серинии Седай и нескольких женщин Родни посильнее — Эгвейн не желала думать о Родне как о личных подчиненных Илэйн — открылись еще одни Переходные Врата. Сквозь них, словно река, прорвавшая дамбу, хлынул поток беженцев.
— Ступай, — сказала Эгвейн Гавину, сплетая собственные Врата на площадку для Перемещений в расположенном поблизости лагере Белой Башни. — Приведи как можно больше Айз Седай. Передай Брину, пусть приготовит войска, отдаст им распоряжение исполнять приказы Илэйн и пошлет их через Переходные Врата к окраинам Кэймлина. Мы покажем, что солидарны с Андором.
Гавин кивнул и скользнул во Врата. Эгвейн отпустила плетение и присоединилась к Илэйн около группы раненых, растерянных солдат. Сумеко, одна из женщин Родни, вызвалась проследить, чтобы тех, чьи жизни подвергались опасности, Исцелили.
В воздухе чувствовался острый запах гари. По пути к Илэйн Эгвейн удалось краем глаза заметить кое-что сквозь одни из Врат. Кэймлин пылал.
«О, Свет!» Мгновение она стояла, остолбенев от потрясения, затем поспешила дальше. Илэйн разговаривала с Гайбоном, который командовал Королевской Гвардией. Симпатичный молодой человек едва держался на ногах. Его одежда и руки были красными от крови, пугающе красными.
— Приспешники Тени убили двух женщин из тех, что вы оставили для связи, Ваше Величество, — усталым голосом рассказывал он. — Еще одна погибла в бою. Но мы спасли драконов. Когда мы… мы уже… выбрались, — с какой-то болью в голосе проговорил он, — выбрались сквозь брешь в городской стене, мы обнаружили, что несколько отрядов наемников как раз направляются к городским воротам, которые удерживали люди лорда Талманеса. Они случайно оказались неподалеку и помогли нам спастись.
— Вы хорошо справились, — сказала ему Илэйн.
— Но город…
— Вы хорошо справились, — повторила Илэйн твердым голосом. — Разве не вы спасли драконов и всех этих людей? Я прослежу, чтобы вас наградили, капитан.
— Лучше наградите Отряд Красной Руки, Ваше Величество. Это целиком их заслуга. И если вы можете сделать что-нибудь для лорда Талманеса… — Он указал рукой на беспомощного человека, которого как раз внесли сквозь Переходные Врата несколько Красноруких.
Илэйн присела подле тела, к ней присоединилась Эгвейн. Сперва Эгвейн решила было, что Талманес мертв. Его кожа потемнела, словно от старости. Но он дышал, пусть и неровно.
— Свет! — воскликнула Илэйн, ощупывая распростершегося на земле мужчину плетением Искательства. — Никогда не видела ничего подобного.
— Такан’дарские клинки, — сказал Гайбон.
— С этим нам с тобой не справиться, Илэйн, — объявила Эгвейн, поднимаясь. — Я… — Она замолчала, услышав кое-что сквозь стоны и скрип колес повозок.
— Эгвейн? — тихо позвала Илэйн.
— Сделай для него все, что в твоих силах, — ответила Эгвейн, поднимаясь и устремляясь вперед. Она протолкалась сквозь толпу сбитых с толку людей, следуя на звук голоса. Это же… да, там. На краю площадки для Перемещений Эгвейн увидела распахнутые Врата, сквозь которые к раненым спешили Айз Седай в разномастных одеждах. Гавин справился отлично.
Найнив как раз громогласно вопрошала, кто в ответе за эту неразбериху. Эгвейн подошла сбоку и схватила ее за плечо, застав врасплох.
— Мать? — удивилась та. — Что это за разговоры о том, что Кэймлин горит? Я…
Она умолкла, едва заметив раненых. Женщина тут же подобралась и хотела было устремиться к ним.
— Сперва тебе нужно посмотреть кое-кого, — сказала Эгвейн, увлекая ее за собой к лежащему Талманесу.
Найнив коротко втянула воздух, опустилась на колени и мягко отодвинула Илэйн в сторону. Она ощупала Талманеса плетением Искательства и пораженно застыла.
— Найнив? — обратилась к ней Эгвейн. — Ты можешь…
Внезапно Найнив словно взорвалась плетениями, засияв как солнце, вдруг проглянувшее из-за туч. Она сплела в единую сверкающую колонну все пять сил и направила ее прямо в тело Талманеса.
Эгвейн оставила ее заниматься делом. Возможно, усилия Найнив увенчаются успехом, хотя выглядел мужчина безнадежно. Если Свет будет милостив, он выживет. Он и в прошлом ее удивлял. Талманес казался именно тем, кто просто необходим Отряду — и Мэту.
Илэйн находилась подле драконов, расспрашивая женщину с множеством косичек. Должно быть это Алудра — создательница драконов. Эгвейн подошла к оружию и положила руку на длинный бронзовый ствол. Разумеется, ей уже докладывали о нем. Кое-кто рассказывал, что эти штуки — нечто вроде Айз Седай, только отлитые из металла и заправленные начинкой от фейерверков.
Сквозь Переходные Врата текли и текли беженцы, многие из них были горожанами.
— Свет! — пробормотала Эгвейн себе под нос. — Их слишком много. Мы не сможем разместить весь Кэймлин здесь, на Поле Меррилора.
Илэйн закончила свой разговор, предоставив Алудре осматривать повозки. Непохоже, чтобы эта женщина решила отложить осмотр до утра ради отдыха. Илэйн направилась в сторону Врат.
— Солдаты доложили, что местность вокруг города безопасна, — проходя мимо, сообщила она Эгвейн. — Я хочу взглянуть.
— Илэйн… — начала было следовавшая за ней по пятам Бергитте.
— Хорошо, мы вместе взглянем! Пойдем.
Эгвейн предоставила королеве разбираться с ее делами, вернувшись к руководству работой. К этому моменту Романда уже возглавила Айз Седай и занялась разделением раненых на группы в зависимости от тяжести ранений.
Обозревая всю эту суету и неразбериху, Эгвейн заметила пару людей, стоявших в сторонке. Мужчина и женщина — по виду иллианцы.
— Вы что-то хотите?
Женщина преклонила перед ней колени. Несмотря на хрупкую фигуру и высокий рост светлокожей и темноволосой женщины, в ее чертах сквозила некая строгость и решимость.
— Меня зовут Лейлвин, — произнесла она с акцентом, который невозможно ни с чем спутать. — Я была с Найнив Седай, когда ее вызвали для Исцеления. Мы последовали за нею сюда.
— Ты шончанка?! — поразилась Эгвейн.
— Я явилась, чтобы служить вам, Престол Амерлин.
Шончан. Эгвейн по-прежнему удерживала Единую Силу. Свет! Не каждый встреченный шончанин для нее опасен, но все-таки рисковать не стоит. Едва сквозь Переходные Врата прошли несколько гвардейцев Башни, она указала им на эту шончанскую парочку.
— Возьмите этих двоих под стражу и присмотрите за ними. Я разберусь с ними позже.
Гвардейцы кивнули. Мужчина подчинился с неохотой, женщина же с куда большей готовностью. Она не могла направлять, так что не являлась одной из освобожденных дамани. Хотя это не значило, что она не сул’дам.
Затем Эгвейн вернулась к Найнив, все еще стоявшей на коленях подле Талманеса. Болезненный цвет его кожи исчез, сменившись бледностью.
— Отнесите его куда-нибудь, пусть отдыхает, — устало объявила Найнив нескольким наблюдавшим бойцам Отряда. — Я сделала все, что в моих силах.
Когда солдаты унесли Талманеса, она перевела взгляд на Эгвейн.
— Свет! — прошептала Найнив. — Я почти опустошена, даже несмотря на мой ангриал. Удивительно, как только в тот раз Морейн сумела справиться с раной Тэма… — в ее голосе прозвучала нотка гордости.
Найнив хотела вылечить Тэма, но не сумела, хотя, разумеется, тогда еще не знала, что именно она делает. С тех пор она прошла длинный-предлинный путь.
— Так это правда, Мать? — спросила Найнив, поднимаясь на ноги. — Насчет Кэймлина?
Эгвейн кивнула.
— Ночь обещает быть долгой, — заключила Найнив, глядя, как сквозь Переходные Врата все прибывают и прибывают раненые.
— А завтрашний день — еще длиннее, — согласилась Эгвейн. — Знаешь, давай соединимся в круг. Я одолжу тебе свою силу.
Найнив остолбенела.
— Мать?
— Ты куда лучше умеешь Исцелять, — улыбнулась Эгвейн. — Возможно, я и Амерлин, Найнив, но прежде всего я — Айз Седай. Слуга всего сущего. Мои силы пригодятся тебе.
Найнив кивнула, они соединились и направились к группе Айз Седай, которую Романда поставила Исцелять беженцев с самыми тяжелыми ранами.
* * *
— Моей сетью глаз-и-ушей занимается Фэйли, — объяснял Перрин, пока они с Рандом торопились к лагерю Перрина. — Сейчас она как раз может быть с ними. Но предупреждаю: не уверен, что ты ей нравишься.
«С ее стороны было бы глупо относиться ко мне иначе, — подумал Ранд. — Возможно, она догадывается, чего я потребую от тебя, прежде чем все закончится».
— С другой стороны, кажется, ей нравится то, что мы знакомы, — продолжал Перрин. — Она-то, в конце концов, кузина королевы. Думаю, она все еще беспокоится, что ты свихнешься и как-то навредишь мне.
— Безумие уже настигло меня, — ответил Ранд. — Но я держу его в узде. А что касается вреда, то, возможно, она права. Думаю, мне не удастся не навредить моим близким. Как ни горько это осознавать, но таков урок.
— Значит, ты считаешь себя сумасшедшим, — сказал Перрин, вновь попутно опустив руку на молот. Он нес его у бедра, несмотря на огромный размер. Перрину придется смастерить для него специальный чехол. Удивительная вещь. Ранд все собирался спросить, не был ли этот молот одним из предметов, созданных с помощью Силы Аша’манами Перрина… — Но уверяю тебя, Ранд, это не так. Мне ты совсем не кажешься безумным.
Ранд улыбнулся, и где-то на краю сознания промелькнула мысль.
— Нет, Перрин, я действительно безумен. Мое безумие — это моя память, мои мотивы. Льюс Тэрин пытался взять надо мной верх. Я был одновременно двумя людьми, сражавшимися за контроль надо мной, и один из них был совершенным безумцем.
— Свет! — присвистнул Перрин. — Звучит ужасно.
— Да уж, приятного мало. Однако… есть и кое-что еще, Перрин. Я все больше убеждаюсь, что мне нужны эти воспоминания. Льюс Тэрин был хорошим человеком. Я был хорошим человеком, но все пошло не так. Я возгордился и решил, что могу все сделать сам. Мне нужно об этом помнить. Без безумия… без этих воспоминаний я бы, вероятно, снова бросился в атаку в одиночку.
— Значит, ты собираешься объединиться с другими? — уточнил Перрин, оглядываясь на лагеря Эгвейн и прочих сторонников Белой Башни. — Но те армии невероятно похожи на врагов, готовых вот-вот сцепиться друг с другом.
— Я заставлю Эгвейн внять здравому смыслу, — ответил Ранд. — Я прав, Перрин. Нужно сломать печати. Не понимаю, почему она против.
— Она же теперь Амерлин, — Перрин потер подбородок. — Она — Хранительница Печатей, Ранд. Ее долг — следить, чтобы о них позаботились.
— Верно. Именно поэтому я хочу убедить ее, что мой план в отношении печатей правильный.
— Ранд, а ты уверен, что их нужно разбить? — спросил Перрин. — Совершенно уверен?
— Ответь-ка, Перрин. Если стальной инструмент или меч сломался, можно ли его починить так, чтобы он служил как и прежде?
— Гм, вообще-то, можно, — ответил Перрин. — Но лучше так не делать. Сталь зернистая… в общем, почти всегда лучше выковать заново. Расплавить и начать сначала.
— Здесь тот же случай. Печати испорчены — как тот меч. Их нельзя просто подлатать. Это не поможет. Нужно убрать все осколки и заменить чем-то другим. Чем-то получше.
— Ранд, — заявил Перрин, — это самая разумная мысль изо всех высказанных по данному вопросу. Ты уже рассказывал о ней Эгвейн?
— Она не кузнец, друг мой, — улыбнулся Ранд.
— Но она умна, Ранд. И умнее любого из нас с тобой. Она поймет, если правильно объяснить.
— Увидим, — ответил Ранд. — Завтра.
Озаренный светящимся шаром Ранда из Единой Силы, Перрин остановился. В его лагере, расположенном рядом с лагерем самого Ранда, стояла столь же большая армия, как у остальных на этом поле. Ранд никак не мог поверить, что Перрину удалось собрать так много войск, включая — кто бы мог подумать — Белоплащников. Шпионы Ранда утверждали, что, похоже, люди Перрина верны ему все до единого. Даже явившиеся с ним Хранительницы Мудрости и Айз Седай были скорее склонны выполнить его указания, чем отказаться.
Перрин стал королем, это ясно, как небо и ветер. И иным королем, не таким, как Ранд, — королем своих подданных, живущим среди них. Ранд не мог пойти тем же путем. Перрин мог позволить себе быть человеком, Ранд же должен был стать чем-то бóльшим, пусть и ненадолго. Он должен стать символом, силой, на которую каждый может положиться.
Это было ужасно утомительно. Его выматывала не только усталость физическая, но и нечто более глубокое. Необходимость оправдывать ожидания людей подтачивала его, словно река гору. В конце концов река всегда одерживает верх.
— Ранд, я помогу тебе, — сказал Перрин. — Но я хочу, чтобы ты пообещал мне, что до драки не дойдет. Я не стану сражаться с Илэйн. А еще хуже будет выступить против Айз Седай. Мы не можем себе позволить склоку.
— Никаких сражений между нами не будет.
— Пообещай мне. — Лицо Перрина вдруг окаменело так, что твердостью, казалось, могло поспорить с гранитом. — Обещай, Ранд.
— Обещаю, мой друг. Я поведу нас на Последнюю Битву едиными.
— Вот и хорошо, — Перрин направился в лагерь, кивнув попутно часовым. Оба оказались двуреченцами — Ридом Соленом и Кертом Вагонером. Они отсалютовали Перрину, потом увидели Ранда и неловко поклонились.
Рид и Керт. Он знал обоих и ребенком восхищался ими, но теперь Ранд привык, что знакомые ему люди обращаются с ним, как с чужим. Он почувствовал, как сильнее давит на плечи мантия Дракона Возрожденного.
— Милорд Дракон, — обратился к нему Керт. — А мы… я хотел сказать… — Он сглотнул и посмотрел на небо, где, несмотря на присутствие Ранда, тучи будто наползали на них. — Дела плохи, да?
— Бури часто бывают плохи, Керт, — ответил Ранд. — Но Двуречье все их пережило. Так будет и сейчас.
— Но… — завел снова Керт. — Все выглядит хуже некуда. Испепели меня Свет, если не так.
— Будет так, как желает Колесо, — ответил Ранд, оборачиваясь на север. — Керт, Рид, успокойтесь, — тихо добавил Ранд. — Почти все Пророчества исполнились. Этот день был предопределен, и наши испытания известны. Мы идем не с закрытыми глазами.
Он не стал обещать им победу или надежду уцелеть, но оба выпрямились и, повеселев, кивнули. Людям нравится знать, что все идет по плану. Быть может, знание того, что кто-то контролирует ситуацию, было для них лучшим утешением из всех, что мог им предложить Ранд.
— Ну хватит отвлекать лорда Дракона своими расспросами, — проворчал Перрин. — Давайте-ка хорошенько охраняйте пост, и смотри, Керт, не спи и не играй в кости.
Оба бойца еще раз отсалютовали, и Перрин с Рандом прошли в лагерь. Здесь было веселее, чем в других лагерях на Поле. Походные костры казались чуточку ярче, смех — чуточку громче. Такое впечатление, что двуреченцы каким-то образом принесли с собой частичку дома.
— Ты отлично с ними справляешься, — тихо сказал Ранд, быстро шагая рядом с Перрином, который кивнул кому-то в темноту.
— Они и без меня должны знать, что им делать, вот так-то. — Однако едва в лагерь вбежал посыльный, как Перрин тут же стал распоряжаться. Он назвал мальца по имени, а увидев, как тот покраснел и как у него затряслись колени — паренек до смерти испугался Ранда, — отвел его в сторонку и тихо, но твердо о чем-то с ним побеседовал.
Потом Перрин отправил его разыскать леди Фэйли и вернулся к Ранду:
— Мне нужно снова поговорить с Рандом.
— Ты же и так говоришь…
— Мне нужен настоящий Ранд, а не человек, который научился говорить, как Айз Седай.
Ранд вздохнул:
— Перрин, это правда я, — он даже возмутился. — Я уже давно не был настолько собой, как сейчас.
— Да, что ж. Просто мне не нравится беседовать с тобой, когда ты скрываешь свои чувства.
Мимо, отдав честь, прошла группа двуреченцев. При виде них он испытал внезапный приступ холодного одиночества, зная, что он никогда не станет одним из них снова. С двуреченцами это чувство было сильнее всего. Но ради Перрина он позволил себе слегка… расслабиться.
— Итак, в чем дело? — поинтересовался он. — О чем рассказал гонец?
— Твои опасения оправдались, — ответил Перрин. — Ранд, Кэймлин пал. Захвачен троллоками.
Ранд почувствовал, как его лицо окаменело.
— Ты не удивлен, — отметил Перрин. — Ты обеспокоен, но не удивлен.
— Верно, не удивлен, — признал Ранд. — Я предполагал, что они нанесут удар на юге. Мне доносили о замеченных там троллоках, и я почти убежден, что здесь замешан Демандред. Он жить не может без своих армий. Хотя, Кэймлин… да, это умный ход. Я предупреждал тебя, что они попытаются нас отвлечь. Если им удастся отрезать Андор и оттянуть туда его силы, мой альянс станет шатким.
Перрин обернулся в ту сторону, где неподалеку от лагеря Эгвейн был устроен лагерь Илэйн.
— Но, может быть, для тебя же было бы лучше, если бы Илэйн осталась в стороне? Она поддерживает другую сторону в споре.
— Перрин, другой стороны не существует. Есть только одна сторона, которая не может договориться о дальнейших действиях. Если Илэйн не будет присутствовать на встрече, это разрушит все, что я пытаюсь создать. Она, возможно, наиболее влиятельная из всех правителей.
Разумеется, Ранд мог чувствовать ее через узы. Вспышка тревоги подсказала ему, что она получила то же послание. Не следует ли ему прийти к ней? Он мог бы отправить Мин. Она уже проснулась и вышла из шатра, где он ее оставил. И…
Он моргнул. Авиенда! Она тоже оказалась здесь, на Поле Меррилора. Еще мгновение назад ее тут не было, так? Перрин наблюдал за ним, и Ранд не стал утруждаться, чтобы скрыть, как он потрясен.
— Мы не можем позволить Илэйн уйти, — сказал Ранд.
— Даже ради защиты ее родной страны? — с недоверием уточнил Перрин.
— Если троллоки уже захватили Кэймлин, то Илэйн поздно предпринимать какие-то важные шаги. Армия Илэйн будет занята выводом беженцев. Ей не обязательно при этом присутствовать, но здесь ей быть нужно. Завтра утром.
Как же ему убедиться, что она останется? Илэйн, впрочем, как и всем женщинам, совершенно не нравится, когда ей указывают что делать, но если он намекнет…
— Ранд, — обратился к нему Перрин, — а что если отправить туда Аша’манов? Сразу всех? Мы сумели бы отбить Кэймлин.
— Нет, — ответил Ранд, хоть это слово и причинило ему боль. — Перрин, если город действительно захвачен — а я обязательно отправлю кого-нибудь через Переходные Врата, чтобы удостовериться — то он потерян. И чтобы отвоевать его стены, нам потребуются слишком значительные силы, по крайней мере сейчас. Мы не можем позволить этому союзу распасться прежде, чем я воспользуюсь шансом его сплотить. Нас спасет только единство. Если каждый бросится тушить пожары в своей родной стране, то мы обречены. Именно таков смысл этого нападения.
— Думаю, такое возможно… — ответил Перрин, поглаживая пальцем молот.
— Нападение могло испугать Илэйн, вынудить ее к немедленным действиям, — предположил Ранд, размышляя о дюжине разных вариантов развития событий. — Возможно, оно сделает ее более податливой, и она согласится на мой план. Это было бы здорово.
Перрин нахмурился.
«Как же быстро я научился использовать других». Он вновь научился смеяться, научился принимать свою судьбу и встречать ее с улыбкой. Он научился мириться с тем, кем он был, и с тем, что он сделал.
Но это понимание не помешает ему использовать имеющиеся под рукой инструменты. Они ему необходимы, необходимы все до одного. Единственная разница в том, что теперь он будет видеть в них людей, а не просто инструменты. Так, по крайней мере, он себя убеждал.
— И все равно я считаю, мы должны чем-то помочь Андору, — почесав бороду, заявил Перрин. — Ты догадался, как им удалось туда проникнуть?
— Через Путевые Врата, — отрешенно ответил Ранд.
Перрин охнул.
— Ты говорил, что троллоки не могут Перемещаться с помощью Врат. А не могли они научиться, как избавиться от этого недостатка?
— Молись Свету, чтобы этого не случилось, — ответил Ранд. — Им удалось создать единственное Отродье Тени, способное проходить через Врата — голама, но Агинор был не настолько глуп, чтобы сделать их больше, чем несколько штук. Нет. Я бы побился об заклад даже с Мэтом, что это были Путевые Врата Кэймлина. Я думал, она выставила возле них охрану!
— Если это и вправду были Путевые Врата, то мы можем кое-что сделать, — сказал Перрин. — Мы не можем позволить, чтобы троллоки бесчинствовали в Андоре. А если они уйдут из Кэймлина, то окажутся у нас за спиной, и это будет полной катастрофой. Но если у них есть лишь один проход в город, то мы сумеем остановить вторжение, нанеся удар в том месте.
Ранд широко улыбнулся.
— Что здесь смешного?
— У меня, по крайней мере, есть оправдание тем знаниям, которые не полагается иметь и понимать парню из Двуречья.
Перрин фыркнул:
— Иди плюхнись в Винный Ручей. Ты действительно считаешь, что это дело рук Демандреда?
— Это именно в его духе. Разделить врагов, затем разбить их поодиночке. Это одна из старейших стратегий в военном искусстве.
Сам Демандред вычитал эту истину в какой-то древней рукописи. Когда Отверстие было пробито, никто из них ничего не знал о войне. О, они считали, что разбираются в военном деле, но это было сродни пониманию ученого, который разглядывает древний, пыльный экспонат.
Среди всех обратившихся к Тени предательство Демандреда было самым тяжелым. Он мог стать героем. Должен был стать героем.
«В этом есть и моя вина, — подумал Ранд. — Если бы я вместо насмешек протянул ему руку, если бы поздравил, а не ввязался в соперничество. Если бы я был тем человеком, которым стал сейчас…»
Теперь это неважно. Ему следует отправить кого-нибудь к Илэйн. Правильно было бы послать помощь для эвакуации жителей. Аша’манов и лояльных Айз Седай для создания Врат и вызволения как можно большего числа людей. И вдобавок убедиться, что троллоки пока остаются в Кэймлине.
— Что ж, полагаю, эти твои воспоминания все же хоть на что-то годятся, — заявил Перрин.
— Хочешь, Перрин, расскажу кое-что, от чего у меня мозги в узел завязываются? — тихо предложил Ранд. — То, от чего я вздрагиваю, словно от ледяного дыхания самóй Тени? Это ведь порча свела меня с ума и заодно одарила меня воспоминаниями о прошлой жизни. Они возвращаются под шепот Льюса Тэрина. Но то же безумие подсказывает выходы, которые необходимы мне для победы. Тебе не понятно? Если я одержу верх, то победить Темного мне поможет сама же порча.
Перрин тихо присвистнул.
«Искупление, — подумал Ранд. — Когда я прибег к нему в прошлый раз, мое безумие нас уничтожило. На этот раз оно нас спасет».
— Ступай к жене, Перрин, — взглянув на небо, предложил Ранд. — Это последняя оставшаяся нам более-менее мирная ночь, пока все не кончится. Я проверю и посмотрю, насколько плохи дела в Андоре. — Он перевел взгляд на друга. — Я не забуду своего обещания. Единство превыше всего остального. В прошлый раз я проиграл именно потому, что отбросил мысли о единстве.
Перрин кивнул, потом положил руку на плечо Ранда:
— Да осияет тебя Свет.
— И тебя тоже, друг мой.
