Глава 12
ОСКОЛОК МГНОВЕНИЯ
Бергитте мчалась сквозь лес в сопровождении трех десятков Айил, держащих наготове луки. Они издавали шум — без этого никак — но от айильцев его было гораздо меньше, чем можно было ожидать. Они вспрыгивали на упавшие стволы деревьев и ловко пробегали по ним либо старались ступать по камням. Они избегали свисающих ветвей, подныривая под них, уклоняясь и уворачиваясь.
— Здесь, — сказала она приглушенным голосом, огибая склон расколотого холма. К счастью, пещера оказалась на месте, заросшая дикой лозой; мимо нее струился маленький ручеек. Айил нырнули внутрь, и вода унесла любой запах, который мог бы выдать, что они тут проходили.
Двое айильцев ушли дальше по звериной тропе — теперь они шумели куда сильнее, задевая каждую ветку, мимо которой проносились. Бергитте присоединилась к тем, кто укрылся в пещере. Внутри было темно. Пахло плесенью и землей.
Неужели именно эта пещера служила ей убежищем, когда столетия назад, будучи лесной разбойницей, она хозяйничала в этих местах? Она не знала. Она едва могла вспомнить свои прошлые жизни, порой это были лишь ускользающие воспоминания о годах ее существования в Мире Снов в ожидании нового возрождения до того, как из-за Могидин она попала в этот мир противоестественным путем.
При мысли об этом ее мутило. Перерождаться заново, с чистого листа, было правильно. Однако ощущать, как воспоминания, составляющие ее личность, покидают ее? Если она утратит воспоминания о своем пребывании в Мире Снов, не забудет ли она полностью и Гайдала? Не забудет ли, в конце концов, и саму себя?
Бергитте сжала зубы. «Настала Последняя Битва, глупая ты женщина, — подумала она. — Кого сейчас волнуют подобные вещи?»
Например, ее саму. Ее начал преследовать вопрос: что если, будучи выброшенной из Мира Снов, она лишилась связи с Рогом? Бергитте не знала, возможно ли это; воспоминаний было уже недостаточно, чтобы дать ответ.
Однако если это так, тогда она потеряла Гайдала навсегда.
Снаружи раздался хруст сминаемых сухих листьев и веток. Звуки были такими громкими, что Бергитте могла бы поклясться — мимо марширует тысяча солдат, хотя она знала, что этот кулак троллоков насчитывал лишь пять десятков. Тем не менее, и пятьдесят врагов превосходили численностью ее отряд. Ее это, впрочем, не беспокоило. Хоть Бергитте и жаловалась Илэйн, будто мало что знает о военных действиях, прятаться в лесу с группой хорошо подготовленных спутников… это ей доводилось делать и раньше. Десятки раз. Возможно даже сотни, ведь ее воспоминания стали настолько расплывчатыми, что она ничего не могла утверждать с определенностью.
Когда троллоки уже почти миновали пещеру, Бергитте и ее айильцы вырвались из своего укрытия. Чудища уже направились дальше по ложному следу, ранее оставленному двумя айильцами, и Бергитте атаковала троллоков со спины, своими стрелами сократив их число прежде, чем они успели хоть как-то среагировать.
Прикончить троллока не так-то просто. Зачастую нужно две-три стрелы, чтобы приостановить этих тварей. Вернее, столько стрел придется потратить, если промахнуться мимо глаз или горла. Но Бергитте никогда не промахивалась. Чудовища падали одно за другим под ударами ее стрел. Троллоки взбирались вверх по склону, и каждая убитая ею или айильцами тварь становилась лишним препятствием на пути остальных, вынужденных карабкаться по трупам, чтобы добраться до Бергитте.
Всего за несколько мгновений пять десятков сократились до трех. Когда эти тридцать тварей ринулись вверх, половина Айил выхватили копья и вступили в схватку, тогда как Бергитте и остальные сделали несколько шагов вниз по склону и атаковали противника с фланга.
Два десятка троллоков превратились в десяток, и твари попытались обратиться в бегство. Несмотря на лесистую местность, их легко удалось перебить одного за другим, пусть это и означало стрелять по ногам и загривкам, предоставляя копьям прикончить поверженных тварей.
Десяток айильцев позаботились о том, чтобы все сраженные троллоки точно были мертвы, для верности пронзив каждого копьем, а остальные собрали выпущенные стрелы. Бергитте отобрала двоих айильцев — Ничила и Лудина — отправиться с нею на разведку окрестностей.
Каждый ее шаг отдавался эхом в памяти, и лес вокруг казался добрым знакомым. И не только из-за прошлых жизней, которые Бергитте больше не могла вспомнить. В течение столетий, проведенных в Мире Снов, она и Гайдал провели немало лет в этих лесах. Она помнила его нежное прикосновение к ее щеке, к шее…
«Мне нельзя это потерять, — подумала она, подавляя приступ паники. — Свет, нельзя. Пожалуйста…» Она не знала, что с нею происходит. Бергитте припоминала что-то, смутный спор о… о чем? Она уже забыла. Разве связь людей с Рогом может быть разорвана? Ястребиное Крыло мог бы об этом знать. Нужно спросить его. Но, может, она уже спрашивала его об этом прежде?
«Чтоб мне сгореть!»
Движение в зарослях заставило ее застыть на месте. Она пригнулась, присев у камня и держа лук наизготовку перед собой. Где-то совсем рядом хрустел подлесок. Ничил и Лудин исчезли из виду еще при первом звуке. Свет, а они действительно были хороши. Ей не сразу удалось найти место неподалеку, где они укрылись.
Она подняла палец, указала им на себя, затем вперед. Она пойдет на разведку; им следовало ее прикрыть.
Бергитте передвигалась бесшумно. Она покажет этим айильцам, что не только они умеют оставаться незамеченными. Кроме того, это были ее леса. Она не могла позволить превзойти себя кучке обитателей пустынь.
Женщина шла крадучись, огибая заросли иссохшего колючего кустарника. Разве еще недавно они не были гуще и обширнее? Эти кусты выглядели единственными растениями, которые еще не погибли полностью. От земли пахло затхлостью — в лесу не должно так пахнуть — но даже этот запах перебивало зловоние смерти и гниения. Бергитте миновала еще одну группу мертвых троллоков. Кровь на их телах уже высохла, они были мертвы несколько дней.
Илэйн отдала приказ своим воинам забирать собственных павших. Тысячи и тысячи троллоков шли сквозь эти леса подобно кишащим насекомым. Илэйн хотела, чтобы эти твари находили здесь лишь своих мертвецов, надеясь, что это посеет среди них страх.
Бергитте пробиралась вперед, ориентируясь на доносящиеся до нее звуки. Она увидела приближающиеся в тусклом свете крупные тени. Принюхивающиеся троллоки.
Твари продолжили ломиться сквозь лес. Они были вынуждены избегать дорог, где их поджидали смертельные засады с драконами наготове. Согласно плану Илэйн, отряды, подобные тому, что вела Бергитте, должны были раздробить силы троллоков, уводя их небольшими группами в лесную чащу и так сокращая их численность.
К сожалению, эта группа была слишком велика для ее отряда. Бергитте отступила и, жестом повелев айильцам следовать за собой, тихо направилась в сторону своего лагеря.
* * *
Этой ночью, после неудачи с армией Лана, Ранд бежал в свои сны.
Он отыскал свою мирную долину и оказался посреди рощи диких вишневых деревьев в самом разгаре цветения, наполняющих воздух своим ароматом. Деревья, усыпанные прекрасными белыми с розовой сердцевиной цветами, казались почти объятыми пламенем.
На Ранде была простая двуреченская одежда. После долгих месяцев ношения королевских нарядов ярких цветов, пошитых из мягкой ткани, свободные шерстяные штаны и льняное белье показались очень удобными. На ногах были крепкие сапоги, похожие на те, что он носил в юности. Они сидели идеально, никакой новый сапог, как бы хорошо он не был сшит, так не сядет.
Ему больше не было дозволено носить старую обувь. Если та обнаруживала малейшие признаки изношенности, то стараниями слуг исчезала из его гардероба.
Стоя среди порожденных его сном холмов, Ранд сотворил себе посох и стал подниматься в горы. Это место не было отражением какого-либо реально существующего. Он создал его, исходя из собственных воспоминаний и желаний, соединив воедино хорошо знакомые черты и ощущение познания неизведанного. Это место пахло свежестью, опавшими листьями и древесным соком. В подлеске то и дело шныряли животные, откуда-то издали донесся крик ястреба.
Льюс Тэрин знал, как создавать осколки снов, подобные этому. И хотя он не был Сновидцем, большинство Айз Седай его эпохи так или иначе знали, как обращаться с Тел’аран’риодом. Одним из умений, которыми они овладели, было выкраивание для себя куска сна, убежища внутри собственного разума, контролируемого куда в большей степени, нежели обычные сны. Они научились усилием воли погружать себя во фрагменты сна, подобные этому, позволяя телу отдыхать, словно спящему.
Льюс Тэрин владел этим умением как и множеством других. Как проникать в разум человека, вошедшего в его осколок сна. Как понять, что кто-то без спросу вторгся в его сон. Как открывать для кого-то свои сны. Льюсу Тэрину нравилось знать разные вещи, подобно путешественнику, предпочитающему иметь в своем заплечном мешке всевозможные полезные штуковины.
Льюс Тэрин редко пользовался этими умениями. Он позволил им храниться на дальней полке своего разума, обрастая пылью. Может быть, все сложилось бы иначе, если б он каждой ночью находил время побродить по умиротворяющей душу долине, подобной этой? Ранд не знал ответа. К тому же, следовало признать, эта долина больше не была безопасной. Он миновал глубокую пещеру слева от себя. Сам он ее сюда не помещал. Еще одна попытка Моридина завлечь его? Ранд прошел мимо, даже не взглянув.
Лес уже не выглядел столь же живым, как всего несколько мгновений назад. Ранд продолжил свой путь, пытаясь наложить свою волю на эту землю. Однако он недостаточно практиковался в этом умении, и по мере того, как он шагал дальше, лес серел, утрачивая краски.
Пещера вновь возникла на его пути, и Ранд остановился у входа. Оттуда веяло холодом и сыростью, обдавая кожу морозом и неся с собой запах плесени. Ранд отбросил свой дорожный посох, а затем шагнул внутрь. Ступив во тьму, он направил Силу, создав шар бело-голубого света, повисший над его головой. Сияние отразилось от сырого камня, высветив гладкие наросты и трещины на стенах.
Из глубины расщелины донеслось тяжелое дыхание, за которым последовали звуки, будто кто-то захлебывался… и всплески воды. Ранд двинулся вперед, хотя теперь он уже понял, что это такое. Он уже было начал гадать, предпримет ли она еще одну попытку.
Миновав тоннель, он вошел в маленький зал шириной шагов с десять, где в каменном полу обнаружился идеально круглый водоем с прозрачной водой. Голубая бездна, казалось, уходила в бесконечность.
В самом центре этого водоема изо всех сил старалась удержаться на плаву одетая в белое женщина.
Ткань ее платья раскинулась по поверхности воды, образуя круг, лицо и волосы были мокрыми. Ранд видел, как она захлебывается и тонет, барахтаясь в кристально чистой воде.
Мгновение спустя она сумела вынырнуть на поверхность, жадно глотая воздух ртом.
— Здравствуй, Майрин, — тихо проговорил Ранд. Его рука сжалась в кулак. Он не станет прыгать в воду, чтобы спасти ее! Это осколок сна. Этот водоем действительно может быть наполнен водой, но, скорее всего, он представляет собой нечто совсем иное.
Его приход, судя по всему, придал женщине сил, и ее отчаянные усилия удержаться на плаву стали успешней.
— Льюс Тэрин, — тяжело дыша, промолвила она, утерев лицо одной рукой.
Свет! Куда делось его умиротворение? Он вновь ощутил себя ребенком, мальчишкой, считавшим Байрлон величайшим из городов, построенных людьми. Да, ее лицо было иным, однако лица больше ничего для него не значили. Она оставалась той же самой личностью.
Из всех Отрекшихся только Ланфир сама выбрала себе новое имя. Она всегда хотела получить одно из них.
Он вспомнил. Он вспомнил. Визиты на торжественные приемы под руку с нею. Ее смех, перекрывающий музыку. Их ночи наедине. Он не хотел вспоминать, как занимается любовью с другой женщиной, тем более с одной из Отрекшихся, однако он не мог выбирать, что хранить в своем разуме.
Эти воспоминания мешались с его собственными, в которых он желал ее как леди Селин. Глупое юношеское влечение. Он больше не ощущал ничего подобного, однако воспоминания об этих чувствах сохранились.
— Ты можешь освободить меня, Льюс Тэрин, — сказала Ланфир. — Он считает меня своей. Неужели я должна умолять? Он считает меня своей!
— Ты присягнула Тени, Майрин, — сказал Ранд. — Это твоя награда. Ты ждешь от меня жалости?
Что-то темное поднялось из глубин и обвилось вокруг ее ног, вновь утягивая за собой в бездну. Невзирая на собственные слова, Ранд обнаружил, что шагнул вперед, словно собираясь прыгнуть в водоем.
Он сдержался. После долгой борьбы он вновь ощутил себя целостной личностью. Это придало ему сил, однако в умиротворении была сокрыта слабость — слабость, которой он всегда страшился. Слабость, которую справедливо подметила в нем Морейн. Слабость сострадания.
Он нуждался в ней. Словно шлем, который не может обойтись без забрала. И то, и другое можно использовать. Он заставил себя признать эту истину.
Ланфир вновь вынырнула на поверхность, отплевываясь от воды. Она выглядела совершенно беспомощной.
— Я должна умолять тебя? — воскликнула она вновь.
— Я не думаю, что ты способна на это.
— Пожалуйста… — прошептала она, опуская взгляд.
У Ранда внутри все сжалось. Он сам пробился сквозь тьму в поисках Света. Дал себе второй шанс — так следует ли отказывать в этом другому?
Свет! Его тело пронзала дрожь при воспоминании о том, на что похоже касание Истинной Силы. Мучительная боль и трепет, такая сила и такой ужас. Ланфир предалась Темному, однако и Ранд в определенном смысле сделал то же самое.
Он взглянул в ее глаза, ища в них что-то и узнавая их. Наконец Ранд покачал головой.
— Тебе все лучше удается этот вид обмана, Майрин. Однако все еще недостаточно хорошо.
Ее лицо омрачилось. В мгновение ока водоем исчез, сменившись каменным полом. Ланфир, в своем серебристо-белом платье, скрестив ноги, сидела в центре пещеры. С новым лицом, но все та же.
— Итак, ты вернулся, — произнесла она с ноткой неудовольствия. — Что ж, мне больше не придется иметь дело с простоватым деревенским мальчишкой. Хоть какая-то радость.
Ранд фыркнул и шагнул в зал. Женщина все еще была пленницей — он мог чувствовать сгустившуюся вокруг нее тьму, словно купол тени, поэтому держался за его пределами. Водоем же — и вся эта сцена с утоплением — были всего лишь спектаклем. Ланфир была свойственна гордыня, однако, если требовалось, она вполне могла изобразить слабость. Если бы он владел воспоминаниями Льюса Тэрина раньше, то ни за что не дал бы ей так легко одурачить себя в Пустыне.
— Тогда я должна обращаться к тебе не как дама, нуждающаяся в помощи героя, — сказала Ланфир, наблюдая, как он обходит границы ее тюрьмы, — а как равная, ищущая убежища.
— Равная? — воскликнул Ранд, рассмеявшись. — С каких это пор ты рассматриваешь кого-либо равным себе, Майрин?
— Тебя совсем не волнует то, что я пленница?
— Это причиняет мне боль, — сказал Ранд, — но не бóльшую, чем тогда, когда ты принесла клятву Тени. Ты знала, что я был там, когда ты объявила об этом? Ты меня не видела, поскольку я не хотел быть замеченным, однако я наблюдал. Свет, Майрин, ты же поклялась убить меня!
— Но разве я намеревалась это сделать? — спросила она, поворачиваясь, чтобы взглянуть ему в глаза.
Была ли она готова пойти на убийство? Нет, на самом деле делать этого она не собиралась. В тот раз. Ланфир не убивала людей, которых считала полезными, а его она считала полезным всегда.
— Когда-то между нами было что-то особенное, — воскликнула она. — Ты был моим…
— Я был лишь твоим украшением! — яростно перебил ее Ранд. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Свет, как же тяжело было находиться с ней рядом. — С прошлым покончено. Меня оно больше не волнует, и я с радостью дал бы тебе второй шанс в Свете. Но, к сожалению, я знаю тебя. Ты вновь делаешь это — играешь со всеми нами, в том числе и с самим Темным. Тебе наплевать на Свет, тебя волнует лишь власть, Майрин. Ты правда хочешь, чтобы я поверил, будто ты изменилась?
— Ты знаешь меня не так хорошо, как тебе кажется, — сказала она, наблюдая за тем, как он обходит ее тюрьму по периметру. — Ты никогда не знал меня.
— Тогда докажи это мне, — воскликнул Ранд, останавливаясь. — Покажи мне свой разум, Майрин. Откройся мне полностью. Дай мне контроль над тобой, здесь, в этом месте управляемых снов. Если твои намерения чисты, я освобожу тебя.
— То, о чем ты просишь, запрещено.
Ранд рассмеялся.
— Разве это тебя когда-нибудь останавливало?
Она замешкалась, явно обдумывая его слова; ее заточение и впрямь должно было ее тревожить. Раньше она просто рассмеялась бы, услышав подобное предложение. Ведь в этом месте он, по-видимому, обладал полным контролем, и если бы она позволила, Ранд мог бы обнажить самую ее сущность, проникнуть вглубь ее разума.
— Я… — сказала Ланфир.
Он сделал шаг вперед, к самой границе ее узилища. Эта дрожь в ее голосе… она казалась непритворной. Первая искренняя эмоция с ее стороны.
«Свет, — подумал он, ища ответ в ее глазах, — неужели она действительно собирается пойти на это?»
— Я не могу, — выговорила она. — Не могу.
Второй раз она произнесла это слово тише. Ранд выдохнул, обнаружив, что его рука дрожит. Так близко! Так близко она подошла к Свету, как дикая кошка в ночи — то подкрадывающаяся, то отбегающая от фонаря, освещающего амбар! Он ощутил гнев куда более сильный, чем прежде. Она всегда поступала именно так! Заигрывая с тем, что было правильно, но каждый раз выбирая свой собственный путь.
— С тобой покончено, Майрин, — сказал Ранд, отворачиваясь и направляясь к выходу из зала. — Навсегда.
— Ты ошибаешься во мне! — вскричала она. — Всегда ошибался! Смог бы ты сам открыться кому-либо таким образом? Я не могу этого сделать. Я слишком часто получала удары от тех, кому доверялась. Была предана теми, кто должен был любить меня.
— Ты обвиняешь меня в этом? — спросил Ранд, разворачиваясь на каблуках.
Она не отвела взгляд. Ланфир сидела в такой высокомерной позе, словно ее узилище было ее троном.
— Тебе действительно все помнится именно так? Думаешь, что я предал тебя ради нее?
— Ты говорил, что любишь меня.
— Я никогда не говорил этого. Никогда. Не мог. Я не знал, что такое любовь. Прожил столетия, не открыв для себя этого чувства, пока не встретил ее. — Он помешкал, а затем продолжил столь тихо, что голос его не отражался эхом от стен маленькой пещеры: — Ты ведь никогда не чувствовала ничего подобного, не так ли? Разумеется. Кого ты могла любить? Твое сердце уже было занято — властью, которую ты так жаждала. Ни для чего другого там попросту не было места.
Ранд перестал сдерживать себя.
Он отбросил все, что сковывало его, так, как это никогда не удавалось сделать Льюсу Тэрину. Даже после того, как встретил Илиену, даже после того, как осознал, что Ланфир использовала его, тот цеплялся за свои ненависть и презрение.
— Ты ждешь от меня жалости? — спросил ее Ранд.
Теперь он чувствовал лишь это. Жалость к женщине, которая никогда не знала любви, к женщине, которая не позволяла себе узнать ее. Жалость к женщине, которая не могла выбрать иную сторону, кроме своей собственной.
— Я… — тихо прошептала она.
Ранд поднял руку, а затем раскрылся перед ней. Открыл свои намерения, свой разум, всего себя, представ водоворотом цвета, эмоций и окружающей его силы.
Ее глаза широко распахнулись, когда этот вихрь заплясал перед ней, словно картинки на стене. А он уже не мог остановиться. Она видела его мотивы, его устремления, его желания в отношении человечества. Она видела его намерения. Пойти к Шайол Гул, убить Темного. Оставить после себя мир, который будет лучше, чем тот, что он оставил в прошлый раз.
Он не боялся раскрыть свои планы. Он ведь уже коснулся Истинной Силы, и Темный познал его сердце. Здесь уже не оставалось места для сюрпризов — во всяком случае, для того, что должно было быть таковым.
Тем не менее, Ланфир была потрясена. Ее челюсть отвисла, когда она узрела истину — то, что в глубине себя он не был Льюсом Тэрином, составлявшим суть Ранда. Он был овечьим пастухом, воспитанным Тэмом. Его жизни пронеслись перед нею за несколько мгновений, его воспоминания и чувства открылись перед ней.
Напоследок он показал ей свою любовь к Илиене, подобную сияющему кристаллу, установленному на полку и служащему предметом для восхищения. А затем — любовь к Мин, Авиенде, Илэйн. Любовь, подобную пылающему костру, любовь согревающую, дарующую утешение, страстную.
В том, что открылось перед ней, не было любви к Ланфир. Ни единого осколка. Он уже исторгнул из себя то отвращение, что питал к ней Льюс Тэрин, однако для самого Ранда она действительно была ничем.
Она судорожно вздохнула.
Сияние вокруг Ранда померкло.
— Мне жаль, — сказал он. — Я сказал тебе правду. Я с тобой закончил, Майрин. Сиди тихо во время грядущей бури. Если я одержу победу в этой битве, у тебя больше не будет причин бояться за свою душу. Не останется никого, чтобы мучить тебя.
Он вновь отвернулся и вышел из пещеры, оставив ее в молчании.
* * *
Вечер в Браймском лесу был наполнен запахом костров, тлеющих в своих ямах, и звуками тихого постанывания людей, с мечами наготове провалившихся в беспокойный сон. Летний воздух был необычно холоден.
Перрин шел через лагерь, проходил мимо своих подчиненных.
Бои в этих лесах оказались тяжелыми. Его люди наносили урон троллокам, однако, Свет, на смену павшим Отродьям Тени приходили все новые и новые.
Убедившись, что его люди должным образом накормлены, караулы выставлены, и все знают, что им делать, если будут разбужены посреди ночи нападением Отродий Тени, он отправился на поиски Айил. И в первую очередь, их Хранительниц Мудрости. Практически все они собрались вместе, чтобы отправиться с Рандом, когда он двинется на Шайол Гул — сейчас они ожидали его приказа — однако несколько из них остались с Перрином, в том числе и Эдарра.
Она и прочие Хранительницы не подчинялись ему напрямую. Зато, как и Гаул, они остались с ним, в то время как их сородичи ушли в другие места. Перрин не спрашивал, почему. На самом деле его это не заботило. Иметь их при себе было полезно, и он был благодарен им за это.
Айил позволили ему пройти через свои посты. Он нашел Эдарру возле костра, тщательно обложенного камнями, чтобы избежать даже малейшего шанса на случайную искру. Эти леса были настолько сухими, что могли вспыхнуть быстрее, чем сарай, наполненный прошлогодним сеном.
Она взглянула на Перрина, когда тот опустился рядом. Айилка выглядела молодой, но пахла терпением, любознательностью и самообладанием. Мудростью. Она не спросила, зачем Перрин пришел к ней. Она ждала, пока он сам заговорит.
— Ты Ходящая по Снам? — спросил Перрин.
Она внимательно оглядела его в ночном полумраке; у него сложилось отчетливое впечатление, что это был не тот вопрос, который мужчина — или чужак — мог бы задать Хранительнице.
Он удивился, когда она все же ответила:
— Нет.
— Ты много знаешь об этом? — поинтересовался Перрин.
— Кое-что.
— Мне нужно узнать способ входить в Мир Снов во плоти. Не просто в моих снах, но в моем настоящем теле. Ты слышала о подобном?
Она резко втянула в себя воздух.
— Даже не думай об этом, Перрин Айбара. Это зло.
Перрин нахмурился. Сила в волчьем сне — в Тел’аран’риоде — была весьма тонким вопросом. Чем глубже Перрин погружался в сон, чем более реальным он там становился — тем легче было менять окружающие его вещи, воздействовать на тот мир.
Однако в этом крылась опасность. Погрузившись в сон слишком глубоко, он рисковал разорвать связь со своим телом, спящим в реальном мире.
Эта проблема явно не беспокоила Губителя. Губитель был силен в Мире Снов, очень и очень силен. Он пребывал там во плоти. Перрин все сильнее убеждался в этом.
«Наш поединок не закончится, — подумал Перрин, — пока ты сам не станешь добычей, Губитель. Охотник на волков. Я покончу с тобой».
— При всей той чести, что ты обрел, — пробормотала Эдарра, глядя на него, — ты во многом все еще остаешься ребенком.
Перрин уже привык — хотя и не испытывал симпатии — к женщинам, которые выглядели едва ли на год-два старше его и обращались с ним подобным образом.
— Ни одна из Ходящих по Снам не станет учить тебя этому умению. Это зло.
— Почему оно — зло? — спросил Перрин.
— Вступление в Мир Снов во плоти будет стоить тебе частицы того, что делает тебя человеком. Более того, если ты умрешь, находясь там во плоти, то ты умрешь навсегда. Не будет никаких перерождений, Перрин Айбара. Твоя нить в Узоре может оборваться навсегда, сама твоя суть будет уничтожена. Поэтому даже не думай об этом.
— Слуги Тени делают это, Эдарра, — сказал Перрин. — Они идут на этот риск, чтобы победить. Нам также нужно рискнуть, чтобы остановить их.
Эдарра тихо зашипела, качая головой.
— Не отрезай себе ногу из страха, что змея может ужалить ее, Перрин Айбара. Не соверши ужасной ошибки из страха перед тем, что кажется тебе еще более ужасным. Это все, что я скажу по этому поводу.
Она поднялась, оставив его в одиночестве сидеть у костра.
