Когда Пунг-охранник увел ее прочь, Низа все еще чувствовала приятную истому, поэтому страх не быстро пришел к ней. Чудовища вели себя с ней мягко, и это казалось таким нелепым, что она шагала между ними к шлюзу без всяких мыслей о побеге.

— Куда вы меня ведете? — спросила она чудовищ, когда наконец смогла говорить. Но они молчали, хотя тот, что справа, показал ей полную пасть зубов-шильев. Может быть, это была улыбка, для того, чтобы подбодрить ее?

В шлюзе дверь поразила ее тем, что уехала вверх, в арку, и она попыталась убежать. Монолиновый ошейник поцарапал ей кожу, когда она оказалась на конце привязи, и она упала на колено, ловя ртом воздух. Охранник покрупнее помог ей подняться на ноги. Кожа на его руках была прохладной и жесткой — не противной, но такой чужеродной, что ее передернуло. После этого она пошла за ними покорно.

Потом она стала проявлять интерес к тому, что видела по дороге.

После того, как они прошли по коридорам в течение получаса, она стала понимать, каких гигантских размеров были рабские казармы. В сравнении с ними дворец ее отца был каким-то собранием лачужек. Стены коридоров были сделаны из гладкого серо-белого вещества, которое напоминало ей неглазурованный фарфор. Стены были в несколько раз выше человеческого роста, а проход — узкий, так что только маленькая полоска голубого неба виднелась наверху. Все было очень тихо, словно любая жизнь, которая существовала в этих стенах, была заглушена толщиной стен.

Она не могла удержаться, чтобы не заглядывать в наблюдательные окошки, которые попадались ей по дороге, когда они проходили мимо других загонов, и что-то вроде отстраненного ужаса возникало в ней, когда она тайком бросала взгляды на существа, которые там содержались.

Кто-кто из них, казалось, принадлежал к человеческому роду, хотя не к тем расам людей, с которыми она сталкивалась. Они варьировали по росту, форме и цвету — белые, как лед, черные, как уголь, высокие массивные существа и маленькие юркие. На них были странные одеяния, а некоторые могли похвастаться странными уродствами. Большинство мужчин не брило голов. Кое-кто из них ходил нагишом, некоторые носили одежды такого великолепия, что сам человек, казалось, пропадал на фоне одежды. Эти люди из других миров отличались необъяснимым выражением лиц, пользовались странными жестами, даже их позы казались чужими и странными.

Чудовища, которых она видела, казались ей менее пугающими, поскольку она и не ожидала, что в них что-либо поймет. Она видела загон с существами, которые напоминали иррин, нелетающих птиц фараонских пустынь, разве что у этих были массивные черепа, которые нависали над сгорбленными плечами. Они прижались друг к другу на плоском песке среди низких кустов, сбившись маленькими неподвижными группами. Их мощные лапы были сложены под туловищем. В них было что-то до такой степени пронзительно жалобное, безнадежное и смирившееся. Их огромные золотистые глаза помутились от потерь. Низа почувствовала, как слезы жгут ей глаза просто от одного этого взгляда.

Но там были и другие чудовища, которые не вызывали жалости. В одном из загончиков она мельком увидела колонию быстрых рептилиевидных хищников, которые рвали еще подергивавшееся тело старой женщины. У них были раскосые козьи глаза и, казалось, они чувствовали на себе взгляд Низы, когда она смотрела на них сквозь мутное стекло наблюдательных окошек. Ее передернуло, и она отвернулась.

— Когда мы дойдем туда, куда направляемся? — спросила она.

Охранники не обратили никакого внимания на ее слова, и она стала подозревать, что они не понимают ее языка.

Она поражалась тому, как охранники находят дорогу по лабиринту. Тут было столько поворотов и развилок. Огромное количество и разнообразие существ, которых она видела, указывало на то, что рабские казармы кипели деятельностью. Но в коридорах она не видела никого, за исключением того момента, когда они остановились на пересечении трех коридоров, чтобы дать скованной цепи пленников и их охранникам пройти. Цепь состояла из дюжины или около того прекрасных женщин, великолепно подобранных по внешности, скованных цепью шея к шее. На них были только коротенькие юбочки из серебристых металлических чешуек и больше ничего. Женщины по виду принадлежали к человеческому роду. Их кожа была бледно-зеленого оттенка, молочного цвета волосы длинные и подобранные в сложные косы. Их широкие лавандового цвета глаза смотрели на Низу, словно она была каким-то уродом.

Низа остро почувствовала, как деморализует ее грязная рубаха из мешковины и влажные спутанные волосы, и она было потупилась от стыда, но она все-таки была дочерью Царя Царей — воскресший феникс — и ее подбородок гордо вздернулся. Она уставилась в глаза этих странных женщин, сложив губы в самую презрительную улыбку, которую смогла изобразить.

Через несколько минут женщины пропали в глубинах коридора, а Низа и ее охранники пошли дальше.

Наконец они подошли к длинной стене, снабженной множеством дверей. Когда они подошли, одна из дверей отошла в сторону, обнажив очень маленькую комнатку. Низа не могла себе представить никакого объяснения тому, что она должна войти туда вместе с Пунгами-охранниками, и она отпрянула на своей привязи, дергая за тонкую прозрачную нить рукой.

Охранник покрупнее снова показал ей свои кошмарные зубы в ухмылке и жестом приказал войти. Низа упрямо потрясла головой.

— Пожалуйста, — сказала она, — зачем нам туда входить?

Охранник тяжело и громогласно вздохнул и схватил ее за руку. Без малейшего усилия он впихнул ее внутрь. Когда туда же втиснулся и второй охранник, дверь захлопнулась.

Низа чуть не заскулила, но подавила в себе все звуки. Чужой запах охранников усилился в замкнутом помещении. Внезапно она почувствовала, будто падает, и тогда стон все-таки вырвался из ее стиснутых губ. Но она заметила, что охранники по-прежнему невозмутимы. Поэтому она решила, что немедленная смерть ей не угрожает.

Тут же лифт замедлил падение и остановился, и это ощущение было почти таким же неприятным.

Дверь отошла снова в сторону.

Ее первой мыслью было то, что каким-то волшебным образом ее перенесли в гарем ее дядюшки Шиманеха, место, где она побывала не раз, переодевшись посетительницей из провинции.

Потолок был низкий, словно он хотел сконцентрировать и собрать все запахи удовольствия. Низа вдыхала десятки тонких ароматов, сладкое вино, пряный дым, глубокий запах разгоряченных страстью человеческих тел. Комната была огромна. С каждой стороны она видела стены, но противоположная стена комнаты терялась во мраке.

Низа увидела похожие на гарем предметы роскоши: глубокие ковры из мягкой ткани, подсвеченные блеском драгоценных металлов и редких камней, все должно было радовать прикосновение так же, как и глаз. Мебель была самая странная: тут диван с ножками в виде раздвоенных копыт, там причудливая розетка в виде параграфа с подушками змеиной кожи. Она осмотрела стул со странными подлокотниками черного дерева — младенцы-вампирята, с растянутыми крохотными ртами, длинными клыками, видными в ухмылке. Низа передернулась и оглянулась.

Где-то вдали и очень тихо играла негармоничная музыка. Кроме этого, все было тихо.

Но, если в том месте была заметна атмосфера, такая знакомая и понятная, связанная с предназначением этой комнаты, были в ней и незнакомые вещи, которые потрясали ее какой-то зловещностью, чужеродностью, вещи, которые она едва могла воспринимать. Например, вместо эротических статуй, которые так любил Шиманех, в нишах извивались странно поблескивающие тени, бледно-голубые, прозрачные, сплетенные в почти застывшем сексуальном экстазе, но все-таки движущиеся замедленными движениями. Казалось, что в нишах вдоль стен занимаются любовью призраки.

И свет. На Фараоне самый яркий свет, единственный, кроме естественного пламени, исходил от газовых рожков, которыми освещался дворец ее отца и несколько храмов побогаче. Но здесь были источники света всех цветов и насыщенности, крохотные цветные огоньки везде были прикреплены к панелям, были огромные шары мягкого пастельного свечения, ослепительные пятна белого каления.

Она и Пунги казались единственными обитателями этой огромной комнаты.

Охранники подвели ее к высокому креслу, которое было обито бледно-коричневой кожей. Они прикрепили ее привязь к крепкому железному кольцу, которое было впаяно в подлокотник кресла, и оставили ее, вернувшись в маленькую комнатку. Тот, что покрупнее, помахал ей дружелюбно рукой, и она помахала ему в ответ. Она почти жалела о том, что они ушли.

Она сидела одна в этом кресле, как ей показалось, около часа. Страх ее постепенно заменился скукой. Она с интересом осматривала свое окружение. Глаза ее присматривались к узору тиснения на коже кресла. Чуть позже она сообразила, что это татуировки. В следующий миг она узнала узор, очень любимый горцами, которые жили на провинциальном плато к северу от столицы, и она сообразила, что за зверь дал свою шкуру для обивки этого кресла. Неожиданно прикосновение его стало для нее чем-то грязным и невыносимым, и она встала возле кресла, оставаясь привязанной к нему.

Наконец за ней пришла женщина. Она была колоссальная — высокая, толстая и мускулистая, с огромными торчащими грудями и широченными бедрами. На женщине было одеяние из прозрачного шелка и высокие до колен сапоги из кожи, сверкавшие отполированной чернотой. Единственное, что в этой женщине было маленьким — это ее лицо, черты ее были собраны вместе в маленький кружок в огромном пространстве жира. У нее была гримаса кокетливого и жеманного безумия, и она, грубо дернув за поводок, который был прикреплен к шее Низы, повела ее в глубь комнаты.

У противоположной стены, на кушетке, заваленной бархатными подушками, ждала Кореана. Она была обнажена до пояса, ее массировали два гладких существа неясного вида, о которых трудно было сказать, насколько они принадлежат к человеческой расе.

Чудовищное насекомое стояло возле нее, чуть позади, в темноте между двумя источниками света, неподвижно, словно статуя. Великанша отстегнула ее поводок, и Низа потерла уставшую шею.

— Подойди сюда, — сказала женщина голосом, как музыка.

Она улыбнулась, и Низа подошла поближе, как сомнамбула. Она остановилась так, что женщина могла ее коснуться.

Кореана похлопала по подушке с собой рядом, приглашая ее садиться. Существо справа от нее зашипело, и Низа увидела, что они были какими-то странными существами, полукошками-полулюдьми. Их лица были укорочены, носы казались черными пуговками, а зубы были белы и необыкновенно остры. Блестящий короткий белый мех покрывал их обнаженные, без какой-либо одежды тела, если не считать того, что шерсти не было на мордочках и розовых ладонях.

Озабоченное выражение появилось на лице Кореаны, и она сделала жест, желая прогнать существа. Немедленно два прислужника улизнули прочь, казалось, они просто стекли с кушетки. Низа услышала тихое рычание, когда одно из существ проползло возле нее, и увидела небрежную холодную ненависть в его глазах.

Низа упала на мягкие подушки, и Кореана подвинулась, освобождая ей место. При близком рассмотрении красота Кореаны показалась еще более ослепительной. Казалось, кожа у нее совсем без пор, у нее был шелковистый блеск, Низе даже захотелось дотронуться до нее, чтобы почувствовать на ощупь такое необыкновенное чудо.

— Низа, — сказала Кореана, — я даже не могу сказать тебе, как я счастлива тебя видеть. Ты знаешь, ты первый феникс, которого я вижу.

Низа ничего не могла ей ответить. Духи Кореаны были очень тонкими, словно теплый призрак запаха, такой притягательный, что Низе захотелось зарыться носом в плоть Кореаны, чтобы найти, где этот восхитительный запах был сильнее всего. Перестань, сказала она себе. Неужели ты так ничего и не поняла и ничему не научилась?

— Так вот, ты первый мой феникс. Я видела много разных трупп с фениксами, но ни один из них не оставался в живых и не воскресал. — Кореана снова улыбнулась, показывая маленькие острые зубы. — Но если бы они мне и встречались бы, они не понравились бы мне так, как ты. Фломель очень много говорит о тебе. Что ты была дочерью короля, или там царя. Что ты самый прекрасный феникс, с каким он когда-либо работал, такая величественная, такая прекрасная. Ты полна такого отважного смирения, которое так много значит для тех, кто понимает в пьесах с фениксами толк.

Казалось, Кореана произносит заранее тщательно подготовленную речь, хотя ее голос не поднимался выше доверительного мурлыканья.

Низа ответила только на один странный момент в этой речи.

— Я единственная — кто выжил? Почему же это? Вухийя говорит… — она запнулась, понимая, что вступает на скользкую почву.

Кореана наклонилась вперед, так что одна небольшая белая грудь коснулась руки Низы в тонкой ласке.

— Вухийя говорит?.. — подбодрила Кореана. — Продолжай, Низа.

— Вухийя — это тот человек, который заботился обо мне, когда я была больна, — уклончиво ответила она.

— Да?

— Так вот, он сказал, когда я спросила его, почему я жива, почему шрамы исчезают, он сказал, что, наверное, тут очень хорошие доктора. Это правда? — Низа стала спокойнее. — И еще, вы не могли бы сказать мне, где?

Кореана откинулась назад, гримаса раздражения исказила ее совершенные черты. Это длилось только секунду, но Низа уже не была в восторге от красоты Кореаны.

— Постой, на твои вопросы я буду отвечать по очереди, Низа. Да, у нас тут хорошие доктора, но большинство фениксов попадало к нам, когда они уже умерли. Может быть, бог оказал тебе особую милость. Может быть, так оно и есть. Или, может быть, у тебя была какая-то особая сила, или помощь, которой у них никогда не было, скажем, спрятавшийся где-то друг. Как ты думаешь?

— Я об этом стараюсь вообще не думать, если возможно, — честно сказала Низа.

Кореана рассмеялась тихим выученным смехом.

— Да? Ну вот, ответ на твой второй вопрос, это Суук, плато Баргерелл Квартиры Черной Слезы, мои апартаменты. — Пауза. — Моя кушетка, — сказала Кореана.

— О-о-о-о, — сказала Низа. Многое из того, что говорила Кореана, для нее вообще не имело смысла. — Я никогда не слышала про Суук. Это далеко от Фараона?

В детстве у Низы была постоянная спутница, старая женщина, которая ухаживала за ней, дула на ее ушибы, успокаивала, когда кто-нибудь ее обижал, рассказывала ей фантастические истории про волшебные земли, которые поднимались высоко над парами Ада, далеко над их обитаемым миром.

— Да, далеко. Теперь скажи мне: кто такой этот Вухийя? Что он за человек? — Кореана придвинулась поближе, и Низа почувствовала, что ее интерес еще более возрос. — У него есть какие-то предположения относительно тебя или меня?

— Он тебя не упоминал. Собственно говоря, он очень мало рассказывает, поэтому я не знаю, что я могу тебе рассказать, — Низа остановилась, посмотрела в глаза Кореаны и увидела там недоброе предостережение. Низа испугалась и заговорила дрожащим голосом: — Вухийя очень силен. Он изуродовал Касмина, надзирателя, очень страшно, когда Касмин хотел меня убить. А Касмина все считали очень сильным человеком. Говорят, на Кровавом Празднике он прошлой весной убил троих человек.

У Низы вдруг появилось страшное чувство, что она предала этого странного человека, который так страстно и чудесно любил ее в ванной.

— Но он не прикончил Касмина, хотя Касмин был совсем беспомощный.

— Ты считаешь, он милосердный? — спросила Кореана.

— Меня он пожалел, — ответила Низа.

— Это, как я думаю, только одно из многих чувств, которые он к тебе испытывает, — сказала Кореана. Она снова рассмеялась и пододвинулась еще ближе, пока не прижалась к Низе. Дыхание ее отдавало пряностями. — Тебе понравилось купаться? — спросила Кореана.

Низа не знала, что ей ответить, но почувствовала, как краска заливает ей лицо. Кореана взяла ее за подбородок и повернула голову Низы, пока Низа не смотрела прямо ей в глаза, которые били Низу в самое сердце, как голубой металл. Кореана поцеловала ее, губы ее были такими сочными и мягкими, поцелуй — легким жгучим прикосновением.

— Все же на тебе немного остался вкус смерти, Низа, — сказала Кореана. — Но это даже хорошо. Для меня это сладкий вкус.

Совершенное лицо Кореаны все еще было таким прекрасным, что от него захватывало дух, — и это, подумала Низа, было самым непонятным и страшным в ней.

Кореана отодвинулась и дала знак великанше.

— Забери мою гостью в приготовленные для нее апартаменты и дай ей раба, чтобы прислуживал ей во всем, в чем понадобится.

Великанша потянулась к нейронному кнуту, но Кореана нахмурилась и сказала:

— Ей это не понадобится.

У стены Руиз ждал в ночи, когда произойдет сбой в защитном поле. Он ждал и задумчиво крутил в пальцах крюк. Он невольно думал про Низу, которая уже причинила ему столько хлопот, и которая теперь, попав за пределы его досягаемости, продолжала по-прежнему так беспокоить его. Рассудочные существа — такие, как Руиз Ав, строили свои привязанности на рациональных мотивах: интеллект, общность интересов.

И вот он сидел и грезил о женщине с такой планеты, которая при невероятном везении и еще тысяче лет осторожного проникновения земной технологии могла бы претендовать на то, чтобы получить место среди наименее развитых планет пангалактической культуры. От этого становилось обидно.

В своих самых мрачных мыслях Руиз Ав начинал беспокоиться, что стал не лучше любого дурака-романтика.

Защитное поле сбилось и погасло, оборвав его фантазии и мысли, и Руиз встал. «Ну, пора!» — подумал он.

Он закинул крюк на стену, и тот плотно сел на ее вершину; с крюка, покачиваясь, свисала веревка. Он несколько раз дернул. Крюк сел крепко, и он быстро стал карабкаться по стене. Наверху он уселся на стену верхом и сорвал крюк. Пока отрывал крюк от стены, он на секунду оглянулся, и сердце его упало. Казармы были огромные, покрывали тысячи гектаров. И самое худшее было то, что внизу не было коридора, просто еще один загон в форме чаши, гораздо крупнее, чем загон фараонцев, а в центре его было озеро, сиявшее мягким голубым светом.

— А, ладно, — сказал он.

Он остро ощущал холод провода защитного поля между ног. Он решился, перекинул ногу на другую сторону, сорвал крюк со стены и свалился с нее в странный загон.

Это было долгое падение, но он погасил падение тем, что покатился по травянистому газону. Укрепленные кости его ног погасили силу падения. Когда он наконец остановил свое качение по траве, Руиз услышал шипение и треск вернувшегося защитного поля.

Он скорчился под низеньким кустом. Загон был зеленый и травянистый, в темноте вовсю пели ночные птицы. Куст, под которым он присел, был усыпан крохотными белыми цветочками, а когда он задел ветку, от цветов запахло корицей и яблоками. Он долго и терпеливо ждал, пока не уверился окончательно, что на его внезапное появление нет никакой враждебной реакции. Он посмотрел на защитные поля, которые окружали его новый загон, и к своему разочарованию убедился, что они были в полном порядке. Он только надеялся, что оттуда мог быть еще какой-нибудь выход.

Наконец он подобрал свою веревку и спрятал ее в душистом кусте. Затем пошел вниз по склону холма к центру загона.

Деревья, которые покрывали верх склонов, были похожи на парковые, они были тщательно ухожены и подстрижены, и среди них было легко идти даже в бледном звездном свете. У Суука не было лун, разве что можно было считать за луны бесчисленные крохотные блестки орбитальных станций шардов, платформ с оружием, которые поддерживали своеобразные законы Суука.

Руиз двигался аккуратно, осторожно, производя меньше шума, чем случайный легкий ветерок, который шевелил листву. У деревьев, как заметил Руиз, были листья с легким металлическим блеском, поэтому, шевелясь на ветру, они отбрасывали кругом множество звездных искорок. Это было очень красиво. Лесок производил на него успокоительное, усыпляющее действие, и Руиз полагал, что подземные генераторы гармонии слегка искажают его восприятие. Если технология системы безопасности соответствовала изощренности его конструкции, то Руиза уже, вероятно, обнаружили. Но Руиз крепился и двигался дальше. Казалось, Пунги вели тут неприхотливую и несложную работорговлю. Возможно, что эта неприхотливость распространялась на меры безопасности, которая была на их ответственности, а не на совести того, кто сдавал эти казармы в аренду.

Когда он подошел к озеру, деревья уступили место саду весьма не классического стиля, скорее, деревенскому. Однако он содержался безукоризненно. Тут он услышал голоса и как можно скорее спрятался за ближайшую статую, которая изображала обитателя Корвуса, вырезанного из какого-то черного камня. Крылья статуи опали в жесте покорности и поражения, дав Руизу прекрасное убежище для подглядывания и подслушивания.

Из темноты сада перед ним появились две фигуры. Они шептались друг с другом, гуляя по дорожке белого камня, и Руиз увидел, что это мужчина и женщина, переплетенные в любовном объятии. Мысленно Руиз подгонял их, чтобы они прошли мимо его укрытия. Как назло, они уселись на скамейке перед статуей, где спрятался Руиз.

— Честно говоря, — сказала молодая женщина, — твоя подруга — чудо Септы. К ней все питают такое сострадание!

— Почему сострадание? Она частичка души моей, — поддразнивал молодой человек. Голос его звучал легко и весело.

— Пародия, а не женщина. О чем только Септарх думал, когда назначил ее твоей парой? Она убога, волосы у нее торчат клочьями, как у морского ежа колючки, она пляшет фульгуру, как лягушка в сапогах.

Юноша рассмеялся.

— Твои высказывания такие красочные. Но в какой-то степени я вынужден согласиться. Наверняка ты гораздо лучше оценишь некоторые мои качества, чем она когда-либо сможет это сделать…

— Да…

В течение нескольких минут Руиз был вынужден слушать, как проходит кульминация их ухаживания. В какой-то момент они скатились со скамейки в траву, потом уснули.

Руиз задумался. Их одежда соблазнительно лежала, раскиданная на ближайших кустах. Его собственная грубая рубаха наверняка бы привлекла внимание в центре загона, который уже перестал казаться ему похожим на рабский. Он быстро стянул рубаху. Крадучись, он собрал одежду молодого человека и вскоре был вполне прилично одет, хотя куртка была тесна в плечах, а штаны коротковаты. Широкая бархатная шляпа покрывала его бритую голову, прикрывая тем самым и побледневшие татуировки Руиза.

Руиз глубоко вздохнул и двинулся к берегу озера.

Над ним, невидимый в мягкой тьме, следовал шарик-шпион Кореаны.