ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Хратен с облегчением опустился в кресло. Взамен полного доспеха он облачился лишь в алую дереитскую мантию, которую он часто носил в своих комнатах.
Раздался стук в дверь. Верховный жрец не удивился этому, он ждал посетителя.
— Войдите, — откликнулся он.
В дверях возник артет Теред. Он отличался высоким ростом и крепким сложением, а также характерными для коренных фьерденцев темным цветом волос и квадратными чертами лица. Сразу бросались в глаза острый нос и накачанная во время обучения в монастыре внушительная мускулатура.
— Ваша светлость, — поклонился артет. В знак почтения к верховному жрецу он не стал разгибаться, а повалился на колени.
— Артет. — Хратен сплел на груди пальцы. — За время своего пребывания в Арелоне я внимательно наблюдал за местными жрецами. Твое рвение во славу империи Джаддета произвело на меня приятное впечатление, и я решил предложить тебе пост главного артета часовни.
Теред удивленно вскинул голову:
— Ваша светлость?
— Поначалу я считал, что придется подождать с назначением нового главы, пока не прибудут фьерденские братья. Но, как я уже говорил, твое усердие приятно удивило меня, и я решил передать пост тебе.
«К тому же, — мысленно добавил джьерн, — у меня мало времени. Чтобы сосредоточиться на других задачах, мне необходимо выбрать главу часовни немедленно».
— Господин, — дрожащим голосом начал артет. — Я не могу принять назначение.
Хратен замер. Никогда еще дереитский жрец не отказывался от плывущей в руки власти.
— Что?
— Простите, господин. — Теред не смел поднять взгляд от пола.
— И по какой такой причине ты решил отказаться? — прогремел джьерн.
— У меня нет уважительной причины, ваша светлость. Просто… просто я не подхожу для должности главы. Могу я отказаться?
Хратен махнул рукой. Его тревожило, что Теред ухитрился растерять свой кураж за такой короткий срок: ведь амбициозность считалась одним из основных качеств фьерденско-го священнослужителя. Неужели Фьен настолько распустил братьев?
Или же… Вдруг за отказом артета стоит кто-то другой? Настырный внутренний голос нашептывал джьерну, что Фьен тут ни при чем. Что за внезапной скромностью Тереда скрывается Дилаф.
Возможно, его подводит излишняя подозрительность, но отказ артета толкает к немедленным действиям. С Дилафом необходимо разобраться, и быстро. Несмотря на промашку с элантрийцем, молодой жрец продолжает набирать популярность среди кайских артетов. Из ящика стола джьерн достал небольшой конверт. С Дилафом он совершил промашку и, хотя рвению арелонца еще могло найтись применение, сейчас у Хратена не хватало ни времени, ни желания возиться с ним. Будущее королевства лежало на его плечах, а присмотр за Дилафом отнимал слишком много сил.
Так продолжаться больше не могло. Превыше всего верховный жрец ценил предсказуемость и выдержку, а вера являлась для него упражнением в логических выкладках. Присутствие Дилафа разъедало его самообладание, как горшок горячей воды, выплеснутой на лед. В итоге они оба ослабнут и испарятся, как клубы дыма на ветру, а за их гибелью последует гибель Арелона.
Хратен облачился в доспех и направился в главный зал часовни. Молящиеся на коленях прихожане замерли в благочестивой тишине, а вокруг них деловито сновали жрецы. Высокие своды и царившая в часовне молитвенная атмосфера были для джьерна привычны; он всегда чувствовал себя в дереитских храмах как дома. Но в Арелоне его почему-то непреодолимо влекли стены Элантриса. Хратен убеждал себя, что его манит возможность полюбоваться с высоты на Каи, но в глубине души знал, что причина кроется в другом. Порой он возвращался к мертвому городу только потому, что знал — Дилаф ни за что не последует за ним добровольно.
Дилаф обитал в тесном алькове, очень похожем на тот, что и сам Хратен занимал в начале карьеры. Верховный жрец толкнул простую деревянную дверь, и сидящий за столом молодой артет поднял голову.
— Хроден? — удивленно спросил он, поднимаясь на ноги. Хратен редко навещал его комнатушку.
— У меня есть важное задание для тебя. Я не могу довериться никому другому.
— Конечно, хроден. — Дилаф покорно склонил голову, но в его глазах мелькнуло подозрение. — Я всегда готов преданно служить вам, ведь я — одно из звеньев цепи, ведущей к самому лорду Джаддету.
— Безусловно, — отмахнулся Хратен. — Артет, ты должен доставить письмо.
— Письмо? — недоуменно переспросил Дилаф.
— Да. Необходимо держать вирна в курсе арелонских сооытий. Я составил отчет о наших действиях, но он содержит крайне деликатные сведения. Если он попадет в чужие руки, делу будет нанесен, непоправимый урон. Так что тебе придется доставить его лично.
— Путешествие займет несколько недель, хроден!
— Знаю. Мне будет нелегко обходиться без твоих услуг, но меня утешит сознание, что мой одив выполняет важное задание.
Арелонец опустил взгляд на сложенные на столе руки.
— Я сделаю все, как прикажете.
Хратен нахмурился. У Дилафа не оставалось возможности отказаться: отношения между хроденом и одивом держали последнего в ежовых рукавицах. Господин приказывал, слуга выполнял. И все же он ожидал от артета большего. Заговора, возможно, или попытки выкрутиться.
Дилаф принял письмо с должным почтением. «Может, именно этого он и ждал? — вдруг осознал Хратен. — Возможности попасть во Фьерден?»
На Востоке положение одива при влиятельном джьерне принесет ему уважение и власть. Вполне могло оказаться, что единственной целью, ради которой Дилаф изводил верховного жреца, было покинуть Арелон.
Хратен развернулся и вышел в главный зал. Все прошло легче и менее болезненно, чем он мог надеяться. Он подавил вздох облегчения, а в походке прибавилось легкости.
До него донесся голос Дилафа. Звучал он негромко, но тем не менее верховный жрец без труда различил слова.
— Разошли гонцов, — обратился арелонец к одному из дорвенов. — Утром мы отправляемся во Фьерден.
Хратену очень не хотелось останавливаться. Он пытался убедить себя, что ему наплевать на интриги Дилафа, лишь бы тот убрался с глаз долой. Но проведенные в плетении интриг годы не позволили джьерну пропустить мимо ушей подобное заявление. Особенно из уст Дилафа.
Хратен со вздохом повернулся.
— Мы? Я приказал ехать только тебе, артет.
— Конечно, господин. Но я же не могу оставить своих одивов.
— Одивов? — переспросил Хратен. Любой представитель дереитского жречества имел право набирать одивов, продолжая цепь, связывающую людей с Джаддетом. Но ему не приходило в голову, что Дилаф решит обзавестись слугами. И когда он успел?
— Кто присягнул тебе? — резко спросил джьерн.
— Несколько человек, господин, — уклончиво отозвался артет.
— Назови их.
И Дилаф начал перечислять имена. Большинство жрецов набирали одного или двух одивов, некоторые джьерны имели около десятка. У арелонца их оказалось более тридцати. Чем дольше тянулся список, тем больше Хратена охватывали изумление и злость. Каким-то образом Дилафу присягнули почти все ценные местные сторонники, включая Варена и многих лордов.
Дилаф закончил перечисление и потупил обманчиво смиренный взгляд.
— Интересный список, — медленно произнес Хратен. — И кого же ты собираешься взять с собой?
— Всех, конечно, — невинно ответил артет. — Если письмо содержит важные сведения, мне понадобится надежная охрана.
Верховный жрец прикрыл в отчаянии глаза. Если Дилаф увезет с собой всех названных людей, то он лишится почти всех последователей в Каи. Конечно, если они согласятся уехать. С другой стороны, положение одива накладывало серьезные узы; большинство дереитов, даже многие жрецы, присягали на более свободное положение крондета. Крондет прислушивался к мнению своего хродена, но не налагал на себя обязательства беспрекословно следовать приказам.
Так что Дилаф обладал необходимой властью и при желании мог принудить своих одивов покинуть Арелон. И Хратен ничего не мог поделать; вмешаться в отношения между другим жрецом и его слугами означало серьезное нарушение правил. Но стоит Дилафу попытаться увезти их из Каи, и разразится катастрофа. Эти люди были еще новичками в Шу-Дерет и не знали, на какую зависимость рекли себя; Хратен сомневался, что они беспрекословно последуют за артетом. А когда они воспротивятся, верховному жрецу придется отлучить их всех до единого. И наступлению Шу-Дерет в Арелоне придет конец.
Арелонец продолжал приготовления к отъезду, делая вид, что не замечает внутренней борьбы джьерна. Но как ни мечись, Хратен знал, что нужно делать. Возможно, Дилаф блефовал; тем не менее артет не раз показал, что на него можно полагаться только до определенного предела, и Хратен не исключал, что тот способен уничтожить всю проделанную в Арелоне работу, лишь бы досадить ему.
Верховный жрец до скрипа стиснул зубы. Он сумел остановить публичное сожжение элантрийца, теперь Дилаф нанес ответный удар. Нет, артет вовсе не мечтал попасть во Фьерден. Может, он и был неуравновешенным фанатиком, но ловушки расставлял мастерски.
— Подожди, — выдавил Хратен, как раз когда посланник Дилафа собирался уходить. Нельзя дать известию разнестись за пределы часовни. — Артет, я передумал.
— Хроден? — Дилаф выглянул из своей комнатушки.
— Ты не поедешь во Фьерден.
— Но, господин…
— Нет. Мне не обойтись без тебя. — От явной лжи Хратена передернуло. — Найди кого-нибудь для доставки письма.
Верховный жрец развернулся на пятках и быстро зашагал к своим покоям.
— Как пожелаете, господин. Я всего лишь ваш ничтожный слуга. — Эхо часовни донесло до его ушей торжествующий шепот артета.
Хратен снова сбежал.
Ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Несколько часов он кипел в своем кабинете, исходя злостью на Дилафа и себя. Наконец, не в силах больше там находиться, он вышел на улицы Каи.
По привычке он направился к элантрийской стене. Ему требовалось подняться на высокое место, как будто, если вознестись над людскими заботами, можно яснее взглянуть на жизнь.
— Подайте монетку, господин, — умоляюще протянул голос из темноты.
Хратен в удивлении остановился. Жрец настолько погрузился в свои мысли, что не заметил одетого в лохмотья нищего старика, который щурился на него подслеповатыми глазами. Хратен нахмурился — он никогда не видел в Каи попрошаек.
Из-за угла выскочил подросток, одетый в такое же тряпье, как и нищий. Заметив джьерна, мальчишка замер и побледнел, как смерть.
— Не приставай к нему, старый дурак! — зашипел он старику. Повернувшись к Хратену, мальчик быстро затараторил: — Простите, господин. Мой отец порой теряет рассудок и считает себя нищим. Пожалуйста, простите нас.
Он потянул старика за руку.
Хратен повелительно вскинул ладонь, и мальчишка остановился, побледнев еще сильнее. Жрец наклонился над стариком, а тот заулыбался ему со слабоумной радостью.
— Скажи мне, — спросил Хратен. — Почему в городе так мало нищих?
— Король запрещает нам попрошайничать в городе, добрый господин, — проскрипел в ответ он. — Мы мешаем процветанию. Если нас ловят, то отправляют обратно на фермы.
— Ты слишком много болтаешь, — предупредил подросток. По его перепуганному лицу было видно, что он готов в любую минуту бросить старика и рвануть со всех ног.
Но нищий еще не закончил.
— Да, добрый господин, мы не должны попадаться солдатам на глаза. Мы прячемся за городом.
— За городом?
— Каи — не единственный город в округе, господин. Вокруг Элантриса было четыре города, но остальные обезлюдели. Говорят, что еды не хватало на всех. А мы прячемся в их развалинах.
— И вас там много?
— Нет, не много. Только те, кто набрался смелости сбежать с ферм. — Глаза старика заволокла мечтательная поволока. — Я не всегда попрошайничал, добрый господин. Когда-то я работал в Элантрисе, ткал ковры. Я был одним из лучших! А вот фермер из меня не получился. Король ошибся, господин: он послал меня трудиться на полях, но я слишком стар для такой работы и поэтому сбежал. И пришел сюда. Иногда торговцы дают нам немного денег. Но мы попрошайничаем только по ночам и не тревожим знать. Нет, ни в коем случае, а то они расскажут королю.
Старик прищурился на Хратена, как если бы впервые осознав, чего испугался мальчишка.
— Вы не похожи на торговца, добрый господин, — нерешительно произнес он.
— Я не торговец. — Хратен уронил на колени старика мешочек с деньгами. — Это тебе. — Второй кошель он бросил на землю. — А это остальным. Доброй ночи, старик.
— Спасибо, добрый господин! — вскричал он.
— Благодари Джаддета, — ответил жрец.
— Кто такой Джаддет, господин?
Хратен склонил голову.
— Скоро узнаешь. Так или иначе, но ты скоро узнаешь.
На элантрийской стене шумел порывистый, сильный ветер; он радостно подхватил и завертел плащ Хратена. Он нес с собой соленый, прохладный запах моря. Джьерн опирался на низкий парапет между двумя горящими факелами и разглядывал Каи.
Город был не так уж и велик, особенно по сравнению с Элантрисом, и его укрепления оставляли желать лучшего. К верховному жрецу вернулось былое недовольство. Он не любил находиться в месте, которое трудно защитить в случае нападения; хотя, возможно, сейчас к его обычной тревоге примешивалось напряжение ожидания.
Каи переливался огнями; лишь в немногих домах еще светились окна, но на улицах горели фонари, в том числе и вдоль невысокой стены, отмечавшей официальную границу города. Стена образовывала идеальный круг — настолько правильный, что, увидь ее Хратен в другом месте, он бы непременно похвалил строителей. Здесь же она служила еще одним напоминанием о былой славе элантрийцев. За последние годы Каи выплеснулся за пределы этой ограды, но старая граница еще отмечалась кругом горящих факелов.
— Когда-то все было гораздо красивее, — раздался позади джьерна мечтательный голос.
Хратен удивленно обернулся. Он слышал шаги, но решил, что они принадлежат одному из часовых. Вместо солдата он обнаружил лысого коротышку-арелонца в простой серой мантии: Омина, главу кораитов Каи.
Омин подошел к парапету и остановился рядом, не отрывая взгляда от города.
— С другой стороны, тогда у власти находились элантрийцы. Так что их падение должно благодатно отразиться на наших душах. И все же я не перестаю с восторгом вспоминать те дни. Вы знаете, что в Арелоне никто не голодал? Элантрийцы умели превращать камень в зерно, а грязь — в кусок мяса. И когда меня одолевают воспоминания, я начинаю недоумевать. Как злые силы могли принести нам столько добра? И зачем?
Хратен не отвечал. Он стоял, скрестив руки на парапете, а ветер играл с его развевающимися волосами. Омин тоже замолк.
— Как ты меня нашел? — наконец нарушил тишину джьерн.
— Всем известно, что вы любите приходить сюда по ночам, — откликнулся жрец. Он едва мог положить руки на перила; Хратен считал Дилафа невысоким, но по сравнению с Омином тот выглядел великаном. — Ваши последователи говорят, что вы приходите на стену и размышляете о победе над нечестивыми элантрийцами; противники утверждают, что вас мучает вина за проклятие и без того несчастных людей.
Хратен содрогнулся, но не отвел взгляда от собеседника.
— А ты что скажешь?
— Я ничего не стану говорить. Для меня не имеет значения, почему вы поднимаетесь по этим ступеням каждую ночь, хратен. Но я не понимаю, зачем вы закладываете в умы людей ненависть к элантрийцам, когда сами жалеете их.
Джьерн ответил не сразу. Он ритмично постукивал длинными, затянутыми в перчатку пальцами по перилам.
— Это не так трудно, стоит только привыкнуть, — в конце концов произнес он. — При желании человек способен разжечь в себе ненависть, особенно если убедит себя, что ненависть поможет достигнуть большего блага.
— Преследование избранных, которое принесет спасение остальным? — с легкой улыбкой, как если бы он находил идею смешной, уточнил Омин.
— Не смей насмехаться надо мной, арелонец. Перед тобой стоит выбор, и мы оба знаем, что безболезненный путь потребует, чтобы ты поступил так же, как и я.
— Провозгласить ненависть, когда я ее не чувствую? Я никогда не пойду на это, хратен.
— Тогда ты потеряешь все.
— Значит, другого выхода нет?
— Шу-Корат слишком скромна и полна смирения, жрец. Шу-Дерет кипит жизнью, толкает на свершения. Она унесет тебя, подобно наводнению в затхлом пруду.
Омин снова заулыбался.
— Вы говорите, как будто надеетесь упорством повлиять на истину, изменить ее в свою пользу.
— Я не касаюсь правды и лжи; я всего лишь указал на неизбежное. Вам не выстоять против Фьерденской империи, а где правит Фьерден, там проповедуют Дерети.
— Мы не можем отделить правду от наших поступков, — покачал лысой головой Омин. — Что бы нам ни грозило, истина превыше всего. Она не зависит от того, у кого лучшая армия, более длинные проповеди или больше жрецов. Истину можно задавить, но со временем она все равно поднимет голову. Вам ее не подавить.
— А что, если Шу-Дерет и есть истина? — требовательно спросил Хратен.
— Тогда она победит. Но я не собирался спорить с вами.
— Неужели? — Верховный жрец поднял брови.
— Нет. Я хотел задать вам вопрос.
— Тогда спрашивай, жрец, и оставь меня наедине с моими мыслями.
— Я хочу узнать, что случилось, — начал задумчиво Омин. — Что случилось, Хратен? Что произошло с вашей с верой в бога?
— Моей верой? — потрясенно повторил Хратен.
— Да, — подтвердил арелонец. Его голос звучал так тихо, казалось, вот-вот пропадет. — Когда-то вы должны были искренне верить, иначе не прослужили бы Дерети так долго, чтобы получить звание джьерна. Но где-то по пути вы ее потеряли. Я ходил на ваши проповеди, и я встретил логику и изощренное понимание догматов, а также упорство. Но я не заметил веры, и мне интересно, куда она пропала?
Хратен с шипением втянул воздух.
— Уходи, — приказал он, не глядя на жреца.
Омин не ответил, и джьерн обернулся. Арелонец уже покинул его и теперь беззаботно спускался со стены, как если бы напрочь забыл об их разговоре.
Той ночью Хратен долго стоял на элантрийской стене.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Раоден опасливо выглянул из-за угла. Он все ждал, что его проберет пот, и постоянно вытирал лоб, хотя добился только того, что размазал по лицу элантрийскую грязь. Колени у принца слегка тряслись, и он прижался к трухлявой деревянной изгороди, оглядывая поперечную улицу в поисках неприятеля.
— Сюл, сзади!
Раоден удивленно развернулся, но поскользнулся на склизкой мостовой и упал. Падение его и спасло. Пока он пытался за что-нибудь ухватиться, принц услышал, как над головой пролетела тяжелая туша. Громила разочарованно заорал и врезался в изгородь, осыпав все вокруг сырыми щепками.
Раоден вскочил на ноги, но безумец оказался проворнее. Лысый, едва прикрытый лохмотьями одержимый яростно взвыл и проломил остатки забора; его рычание напоминало вой бешеного пса.
Доска в руках Галладона двинула громилу по лицу. Не успел тот опомниться, как дьюл подхватил с мостовой булыжник и с размаху ударил его в висок. Безумец упал и больше не поднимался.
Галладон выпрямился.
— Непонятно каким образом, но они становятся крепче, сюл. — Он бросил камень на землю. — Как будто совсем не чувствуют боли. Коло?
Раоден кивнул; вызванная нападением паника постепенно улеглась.
— Им уже несколько недель не удавалось захватить ни одного новичка. Они отчаялись и все глубже скатываются в звериное состояние. Мне рассказывали о воинах, которые во время битвы впадают в ярость и не замечают даже смертельных ран.
Галладон потыкал тело громилы палкой, чтобы убедиться, что тот не притворяется, и принц замолк.
— Наверное, они обнаружили, как остановить боль, — тихо добавил Раоден.
— Все, что им для этого нужно, — забыть о последних крохах человечности, — покачал головой дьюл.
Друзья пробирались по элантрийскому рынку, лавируя среди куч ржавого железа и глиняных черепков, расписанных эйонами. В былые дни при помощи этих черепков творили чудеса, взимая за них непомерную плату. Сейчас же Раоден старался обходить их стороной, чтобы не хрустели так громко под ногами.
— Надо было взять с собой Саолина, — негромко произнес Галладон.
Принц покачал головой.
— Саолин — прекрасный солдат и отличный товарищ, но он не умеет двигаться тихо. Даже я всегда его слышу. К тому же он бы непременно захотел взять отряд телохранителей; он не желает признавать, что я способен позаботиться о своей безопасности.
Галладон оглянулся на тело безумца и перевел иронический взгляд на друга.
— Как скажешь, сюл.
По лицу Раодена пробежала легкая улыбка.
— Ладно, — согласился он. — Саолин бы нам пригодился. И все равно его люди ни на миг не спустили бы с меня глаз. Честное слово, я думал, что оставил подобную бдительность позади вместе с отцовским дворцом.
— Люди защищают самое ценное, — передернул плечами дьюл. — Если ты против, не следовало становиться незаменимым. Коло?
— Согласен, — вздохнул принц. — Пошли.
Дальше они шагали по черепкам в тишине. Когда Раоден поделился планами проникнуть на территорию Шаора, возмущению Галладона не было предела. Темнокожий элантриец обозвал затею рискованной, бессмысленной и откровенно идиотской, но в одиночку принца не отпустил.
В глубине души Раоден соглашался с доводами друга. Банда Шаора разорвет их на кусочки без размышлений. И тем не менее за последнюю неделю люди Шаора трижды пытались захватить церковный сад. У часовых под начатом Саолина прибавилось ран, а нападения громил раз от разу становились все более жестокими и отчаянными.
Принц покачал головой. Его команда росла, но большинство новичков были слабы физически. Наоборот, сторонники Шаора были на удивление крепки, и каждый горел желанием драться. Безумие придавало им силы, так что люди принца смогут сдержать их натиск недолго.
Им ничего не оставалось, как найти Шаора. Раоден надеялся, что, если им удастся поговорить, они придут к соглашению. Все в один голос утверждали, что сам главарь никогда не принимает участия в драках. Его громил называли бандой Шаора, но никто не мог припомнить, чтобы им доводилось видеть атамана. Вполне могло оказаться, что шайкой руководит один из безумцев, который захватил власть по чистой случайности. Также вполне возможно, что сам Шаор давно пополнил ряды хоедов, а шайка продолжает бесчинствовать без главаря.
И все же что-то нашептывало Раодену, что Шаор жив. Или ему просто хотелось этому верить. Принцу требовался противник, с которым можно сразиться лицом к лицу: оез руководства безумцы начнут нападать разрозненными кучками, а их число значительно превышало отряд Саолина. Если окажется, что Шаора не существует, если его удастся уговорить, то над общиной Раодена нависнет серьезная угроза.
— Мы уже близко, — прошептал Галладон.
Их внимание привлекло движение на противоположной стороне, и друзья тревожно затаились в тени, пока все не затихло.
— Это банк. — Дьюл кивнул на просторное здание. Оно было широким и приземистым; его стены отличались более темным цветом, чем придавала остальным домам вечная грязь. — Элантрийцы построили его, чтобы местным торговцам было где хранить деньги. Банк за стенами Элантриса казался более надежным, чем тот, что существовал в Каи.
Раоден кивнул. Некоторые купцы, в том числе и его отец, не доверяли жителям Элантриса и хранили сбережения за чертой великого города. Их упорство в конце концов себя оправдало.
— Ты считаешь, что Шаор там?
Дьюл пожал плечами.
— Если бы я выбирал штаб-квартиру, то я бы обосновался здесь. Банк большой, его легко оборонять, и он внушительно выглядит. Для главаря шайки лучшего места не найти.
— Тогда пошли.
Стоило подойти поближе, и у принца не осталось сомнений, что здание обитаемо. Слизь у передних дверей пестрела многочисленными следами, и до друзей доносились звуки голосов из задней половины дома. Галладон вопросительно взглянул на него, и Раоден кивнул. Они вошли внутрь.
Внутреннее убранство оказалось не менее унылым, чем фасад; даже на фоне павшего города помещение отличалось унынием и затхлостью. Дверь в хранилище (большой круг с вырезанным эйоном Эдо) была приотворена, и голоса раздавались именно из-за нее. Принц вдохнул поглубже, готовясь к стычке с последним из элантрийских главарей.
— Принесите мне поесть! — завизжал писклявый голос.
Раоден замер на месте. Он вытянул шею, пытаясь заглянуть в хранилище, и отпрянул в крайнем удивлении. В дальнем конце комнаты на сложенных кучкой золотых слитках восседала юная девушка в чистейшем, не тронутом вездесущей грязью розовом платье. По плечам ее рассыпались длинные светлые волосы, но кожу покрывали черные пятна, как и у прочих элантрийцев. Восемь громил в обтрепанных лохмотьях подобострастно распластались перед ней на полу.
— Принесите мне еды! — снова потребовала девушка.
— Отрубите мне голову и отправьте к Долокену, — выругался позади Галладон. — Что это такое?
— Шаор, — изумленно ответил принц.
Тут его взгляд прояснился, и он увидел, что девушка смотрит прямо на них.
— Убейте их! — завопила Шаор.
— Идос Доми! — воскликнул Раоден, разворачиваясь и улепетывая из банка.
— Не будь ты мертв, сюл, — пропыхтел Галладон, — я бы тебя убил.
Раоден кивнул и устало прислонился к стене. Он заметно ослабел после прихода в Элантрис. Дьюл предупреждал его, что мышцы у пораженных шаодом к концу первого месяца начинают атрофироваться. Упражнения не помогали; хотя мозг работал, а плоть не разлагалась, тело упорно считало себя мертвым.
Старая уловка снова сработала: по осыпающейся стене они забрались на проваленную крышу и затаились. Безумцы вели себя подобно бешеным волкодавам, но, к счастью, собачье чутье им не досталось. Они проскочили мимо укрытия друзей несколько раз и даже не взглянули вверх. Да, люди Шаор отдавались погоне всей душой, но умом не отличались.
— Шаор — девчонка, — выговорил все еще пораженный открытием Раоден.
Галладон пожал плечами.
— Я сам ничего не понимаю, сюл.
— О, я-то понимаю! Только не могу поверить. Ты видел, как они валялись у нее в ногах? Эта девушка — их божество, живой идол. Они скатились до дикарского образа жизни, а заодно приняли языческую религию.
— Поосторожнее, сюл, — недовольно откликнулся дьюл. — Многие веру Джескера тоже называли языческой.
— Хорошо, хорошо. — Принц жестом предложил двигаться дальше. — Мне следовало сказать «примитивная». Они нашли что-то из ряда вон выходящее — девочку с золотистыми волосами — и решили, что будут ей поклоняться. Посадили на алтарь, а она ими помыкает. Девочка желает есть, ей приносят еду, и тогда она осеняет их благословением.
— А действительно, почему у нее сохранились волосы?
— Это парик. Я ее узнал — это дочь одного из богатейших герцогов Арелона. Она с младенчества была лысой, так что отец заказал для нее парик. Наверное, жрецы не стали отбирать у девочки последнее утешение перед тем, как зашвырнуть ее в Элантрис.
— Когда с ней случился шаод?
— Около двух лет назад, — ответил принц. — Ее отец, герцог Телри, постарался замять скандал. Он утверждал, что она умерла от болезни, но слухи гуляли разные.
— Судя по всему, слухи оказались правдивы.
— Судя по всему. — Раоден встряхнул головой, чтобы привести мысли в порядок. — Я встречался с ней всего пару раз. Даже не помню, как ее зовут, только то, что имя связано с эйоном Сои — Сойне или что-то в этом роде. Она мне всегда казалась ужасно избалованным, совершенно невыносимым ребенком.
— Значит, из нее получилась прекрасная богиня, — с гримасой заметил дьюл.
— В одном ты оказался прав, — признал принц, — беседа с Шаор делу не поможет. Она и за стенами Элантриса не желала прислушиваться к голосу разума, а сейчас наверняка стала в десятки раз хуже. Она понимает одно: ее мучает голод, а громилы приносят еду.
— Добрый вечер, господа, — поприветствовал их часовой, стоило завернуть за угол и оказаться в своей части города. Они условно называли ее Новым Элантрисом. Солдат, коренастый дюлодой парень по имени Дион, вытянулся при приближении Раодена и крепче сжал в руке копье. — Капитана Саолина очень расстроило ваше исчезновение.
Раоден кивнул.
— Я обязательно извинюсь, Дион.
Принц с Галладоном стянули ботинки и оставили их у стены, где вытянулась рядком грязная обувь; у другой стены они нашли чистые, которые оставили там при выходе в город. Также у стены стояла бочка с водой, и в ней они как смогли смыли налипшую по дороге грязь. Одежда оставалась перепачканной, но с ней ничего не поделать: ткань в Элантрисе добыть не удалось, несмотря на многочисленные пары разведчиков, высланные в свое время Раоденом.
Зато сколько всего им удалось обнаружить! Конечно, большинство находок покрывали ржавчина и гниль, но голод и впрямь оказался огромен. В ход пошли подсказки со стороны дьюла и личная заинтересованность разведчиков, и Новый Элантрис обзавелся множеством полезных вещей, начиная с железных наконечников для копий и заканчивая мебелью, способной выдерживать вес элантрийца.
При помощи Саолина принц выбрал приспособленную для обороны часть города, где и обосновалась община. К ней вело всего одиннадцать улиц, а примерно половину периметра ограждала невысокая стена, чье первичное назначение осталось загадкой. В начале каждой улицы разместили часовых, и те несли дозор на случай приближения мародеров.
Подобная система не годилась для защиты от превосходящего по численности войска. К счастью, люди Шаор предпочитали нападать небольшими бандами. До сих пор часовым удавалось предупредить об атаке вовремя и собрать силы для отпора. Но стоит Шаор отправить всю шайку и повести удар с разных направлений, катастрофы не избежать. Команда Раодена состояла в основном из женщин, детей и ослабленных болью мужчин; им не выстоять против животной ярости громил. Саолин обучал желающих началам рукопашного боя, но показывал только самые простые и безопасные приемы, иначе ученикам после тренировки придется хуже, чем после сражения с безумцами.
И тем не менее никто не ожидал, что противостояние затянется надолго. Раоден слышал, что говорят о нем люди. Они ожидают, что лорд Дух найдет способ привлечь Шаор на свою сторону, как он поступил с Аанденом и Каратой.
По приближении к часовне принца затошнило — боль дюжины синяков и царапин нахлынула разом и не желала отступать. Казалось, тело охватило пламя, и плоть, и кости, заодно с ними и душа, плавятся в невыносимом огне.
— Я подвел вас, — еле слышно прошептал он.
Галладон покачал головой.
— Не всегда задуманное удается с первой попытки. Коло? Ты справишься. Ты и так добился большего, чем я ожидал.
«Мне везло, как дураку», — горестно подумал принц, а его тело ломала настырная боль.
— Сюл, — спросил Галладон, с тревогой вглядываясь в друга, — ты в порядке?
«Нельзя сдаваться. Я нужен им сильным». С внутренним стоном Раоден подавил терзающую его боль и выдавил вялую улыбку.
— Все хорошо.
— Я тебя таким никогда не видел, сюл.
Раодену пришлось прислониться к ближайшей стене.
— Со мной все будет в порядке. Просто задумался, что нам делать с Шаор. Договориться не получится, а взять ее банду силой…
— Ты что-нибудь придумаешь. — Ради друга дьюл поступился даже своим мрачным взглядом на жизнь.
«Или мы все умрем. — Пальцы принца, цеплявшиеся за стену, сжимались все сильнее. — И на сей раз — окончательно».
Раоден со вздохом оттолкнулся от опоры. Он только сейчас заметил, что от его хватки начал крошиться камень. Принц удивленно оглядел стену: Кахар хорошо над ней потрудился, и белый мрамор сиял под солнцем незапятнанной гладью — за исключением тех мест, где остались следы от его пальцев.
— Сильнее, чем ты думал? — с усмешкой спросил Галладон.
Принц поднял брови и провел ладонью по камню. Со стены посыпались крошки.
— Камень превращается в песок!
— Это Элантрис, — откликнулся Галладон. — Здесь все тлеет очень быстро.
— Даже мрамор?
— Все. И люди тоже.
Раоден ударил по проплешине на стене подобранным камнем; на землю посыпались осколки и крошево.
— Все это как-то связано, Галладон. Эйон Дор привязана к Элантрису, но еще она привязана к Арелону.
— Но зачем Дор творить такое? — Дьюл покрутил горловой. — Зачем разрушать город?
— Возможно, здесь виновата не Дор. Возможно, причина внезапном отсутствии Дор. Элантрис построен на магии, она — его неотъемлемая часть. Помнишь, как камни горели нугренним светом? Но стоило силе исчезнуть, город опустел, как сброшенный крабий панцирь. И камни тоже опустели.
— Как камень может опустеть? — недоверчиво спросил Галладон.
Раоден отбил кусок мрамора и раскрошил его в пальцах.
— Вот так, дружище. Этот камень так долго переполняла Дор, что после реода он ослабел. Город — и вправду огромный труп, его дух умер.
Их разговор прервало приближение запыхавшегося Мареша.
— Господин Дух! — воскликнул он еще издали.
— Что случилось? — ожидая худшего, спросил принц. — Еще одно нападение?
Мареш затряс головой, его глазах округлились от недоумения.
— Нет. Мы ничего не понимаем, господин! К нам гости.
— Кто?
Ювелир расплылся в улыбке, потом пожал плечами.
— Кажется, она принцесса.
Раоден скорчился на крыше; рядом притаился Галладон. Они выбрали это здание в качестве наблюдательного пункта с первых дней охоты за новичками. С его крыши открывался прекрасный вид на привратную площадь.
На городской стене собиралась толпа, ворота стояли открытыми. Что само по себе служило поводом для удивления: обыкновенно стражники вталкивали новичков внутрь и тут же испуганно захлопывали створки.
Но полная картина оказалась еще невероятнее. Посреди площади стояла большая, запряженная лошадьми повозка, а рядом с ней сгрудилась группа хорошо одетых мужчин. Только единственная женщина среди них, высокая блондинка с длинными волосами, не выглядела перепуганной посещением Элантриса. Девушка в гладком, зарытом коричневом платье с повязанным на правом рукаве черным шарфом стояла рядом с упряжкой, похлопывая по шее и успокаивая лошадей. Ее лицо отличалось резкими чертами и острым взглядом; она рассматривала грязную, затянутую слизью площадь и что-то прикидывала. Раоден шумно выдохнул.
— Я ее видел только через сеонов, — прошептал он. — Я не подозревал, насколько она красива.
— Ты ее знаешь, сюл? — удивленно уточнил Галладон.
— Кажется… Мы женаты. Это Сарин, дочь теоданского короля Эвентио.
— Что она здесь делает?
— Важнее выяснить, что она здесь делает бок о бок с дюжиной знатнейших дворян Арелона. Тот пожилой мужчина рядом с ней — герцог Телри, и многие считают его самой влиятельной персоной королевства, после Йадона.
Дьюл согласно кивнул.
— Тогда я могу предположить, что молодой джиндосец — барон Шуден с Кайской плантации?
Принц улыбнулся.
— Я думал, что ты всего лишь простой фермер.
— Караванный тракт Шудена проходит точно посредине Дюладела. Не найти такого дьюла, который бы не слышал его имени.
— А-а-а, — только и смог протянуть Раоден. — Нас также посетили граф Эхан и граф Иондел. И что, во имя Доми, затеяла эта женщина?
Как будто услыхав его вопрос, принцесса Сарин закончила созерцание Элантриса. Она повернулась и направилась к задку повозки, отогнав нервничающих дворян нетерпеливым взмахом руки. Девушка сдернула наброшенную на повозку ткань, явив ее содержимое.
Повозка ломилась от всевозможной снеди.
— Идос Доми! — выругался Раоден. — Галладон, нам грозит беда.
Дьюл недовольно повернулся к нему; его глаза горели голодным огнем.
— О чем ты говоришь, сюл? Я вижу пищу, а интуиция мне подсказывает, что принцесса привезла ее для нас! Что тебе не нравится?
— Она, должно быть, решила устроить Кручину вдовы. Только иностранка могла додуматься прийти в Элантрис.
— Сюл — тут же посерьезнел Галладон, — скажи мне, о чем ты думаешь.
— Она пришла не вовремя. Наши люди только-только ощутили независимость, задумались о будущем и начали забывать боль. Стоит накормить их до отвала, и они забудут обо всех планах. Ненадолго они насытятся, но Кручина длится всего несколько недель. А после этого снова вернутся боль, голод и жалость к себе. Моя принцесса своим приходом уничтожит все наши труды.
— Ты прав, — осознал дьюл. — Я почти забыл о голоде, пока не увидел еду.
Раоден в ответ застонал.
— Что еще?
— Что будет, когда о еде прослышит Шаор? Ее люди набросятся на тележку, как стая волков! Я даже представить боюсь, что случится, если кто-то из них убьет дворянина. Мой отец терпит элантрийцев только потому, что давно выбросил их существование из головы. Но стоит одному из нас напасть на дворянина, и король вполне может решить уничтожить город одним махом.
Из переулков вокруг площади начали появляться люди. Громилы Шаор не показывались; пока подходили вымотанные, усталые от жизни элантрийцы, которые до сих пор жили на улицах сами по себе. С течением времени многие прибились к общине, но сейчас, с появлением доступной для всех пищи, ему ни за что не собрать остальных. Они продолжат привычное существование без смысла и цели, заблудившись в лабиринте боли и проклятий.
— Ох, милая моя принцесса, — вздохнул Раоден. — Ты хочешь помочь, но раздать этим людям еду — худшее, что ты могла придумать.
Марещ поджидал их у подножия лестницы.
— Вы ее видели? — нетерпеливо спросил ювелир.
— Видели, — нехотя ответил принц.
— Чего она хочет?
Не успел Раоден раскрыть рот, как над площадью разнесся уверенный женский голос:
— Я хочу говорить с властителями этого города — они называют себя Аанден, Карата и Шаор. Позовите их сюда.
— Как?.. — вырвалось у принца.
— Поразительная осведомленность, — заметил Мареш.
— Вот только сведения немного устарели, — добавил Галладон.
Раоден заскрипел зубами, ломая голову над новой проблемой.
— Мареш, пошли гонца к Карате. Пусть встретит нас около университета.
— Да, господин. — Ювелир взмахом подозвал ближайшего мальчишку.
— И пусть Саолин приведет на площадь половину своего отряда. Ему придется приглядывать за бандой Шаор.
— Я могу сам их позвать, господин, — предложил вечно горящий желанием услужить мастер.
— Нет. Ты у нас будешь изображать Аандена.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Иондел и Шуден оба настояли на том, чтобы сопровождать принцессу. Старый граф не спускал руки с рукояти меча (он всегда носил на поясе клинок, несмотря на мнение арелонского двора об оружии) и рассматривал и провожатого, и эскорт из элантрийских гвардейцев с равной долей подозрительности. В свою очередь, гвардейцы изо всех сил притворялись невозмутимыми, как будто посещение Элантриса считалось в их среде ежедневной прогулкой. Но Сарин прекрасно ощущала их страх.
Поначалу все до единого воспротивились ее плану. Казалось немыслимым, чтобы принцесса отправилась в недра Элантриса на встречу с тамошними самозваными правителями. Сарин же упорствовала в желании наглядно доказать, что древний город не представляет опасности. А если начать дрожать при первом посещении, то как потом уговорить дворян войти в элантрийские ворота?
— Мы почти пришли, — раздался голос провожатого.
Высокий стройный мужчина пришелся бы вровень с Сарин, будь на ней сегодня каблуки. Серые пятна на его лице казались более светлыми, чем у прочих элантрийцев, но то ли он отличался более бледной кожей, то ли попал в проклятый город недавно — принцесса не знала. До шаода его овальное лицо могло бы считаться симпатичным, и он явно не принадлежал к простонародью: его походка и осанка выдавали привычку гордо держать себя. Хотя он исполнял роль простого посланца, Сарин решила, что провожатый — один из доверенных помощников элантрийских главарей.
— Как тебя зовут? — нейтральным тоном спросила она.
Он принадлежал к одной из трех банд, которые, по сведениям Эйша, правили городом на правах захватчиков и насильно подчиняли своей власти новичков.
Он ответил не сразу.
— Меня называют Духом, — наконец произнес он.
«Подходящее имя, — подумала принцесса, — для человека, от которого остался только призрак былого».
Они приближались к стене большого здания; по словам Духа, в нем когда-то размещался университет. Сарин критически оглядела постройку. Как и весь город, ее покрывала все та же странная буро-зеленая слизь, и хотя в лучшие времена университет выглядел величественно, сейчас он сливался с прочими развалинами. Их провожатый вошел внутрь, а принцесса замялась перед дверьми. Ее не отпускало подозрение, что верхний этаж вот-вот рухнет им на голову.
Она обменялась взглядами с Ионделом. Граф тревожно оглядывался и задумчиво потирал подбородок. Наконец он передернул плечами и кивнул. Казалось, он пришел к той же мысли: «Не отступать же, если мы зашли так далеко».
Так что, стараясь не обращать внимания на просевший потолок, Сарин проследовала внутрь во главе сгрудившейся вокруг нее свиты из друзей и охраны. К счастью, в глубь здания их не повели. У дальней стены первой же комнаты ожидала группа элантрийцев, чьи темнокожие лица почти сливались с погруженной в полумрак обстановкой. Двое стояли на обломках стола, что возвышало их над остальными на несколько футов.
— Аанден? — спросила принцесса.
— И Карата, — ответила со стола вторая фигура. Сарин сразу узнала в ней женщину, хотя лысая голова и морщинистое лицо ничем не отличались от прочих. — Чего тебе от нас надо?
— Мне говорили, что вы двое — враги, — подозрительно нахмурилась Сарин.
— Недавно мы осознали выгоды сотрудничества друг с другом, — ответил Аанден. Он оказался невысоким мужчиной с осторожным взглядом и усохшим лицом, немного похожим на грызуна. Напыщенная, переполненная собственной значимостью манера держаться соответствовала ожиданиям Сарин.
— А где же Шаор?
Карата улыбнулась.
— Одна из вышеупомянутых выгод.
— Мертв?
Аанден кивнул.
— Теперь Элантрисом правим мы. Чего ты хочешь, принцесса?
Сарин замешкалась с ответом. Она собиралась сыграть на разногласиях между тремя вожаками. Перед объединенными врагами придется вести себя по-другому.
— Я хочу вас подкупить, — прямо заявила она.
Элантрийка вопросительно приподняла бровь, но коротышка возмущенно запыхтел.
— На что нам твои дары, женщина?
Сарин часто приходилось играть в подобные игры, и она распознала маску человека, непривычного к большой политике. Во время дипломатических миссий она встречала похожих людей дюжинами — и они чертовски ей надоели.
— Послушай, — произнесла принцесса. — Будем откровенны — вряд ли вы умеете вести переговоры, так что не станем тратить время. Я хочу принести элантрийцам еду, а вы собираетесь помешать мне, потому что такой дар ослабит ваше влияние в городе. Сейчас вы наверняка пытаетесь придумать, как взять в свои руки контроль над тем, кто получит мои приношения, а кто нет.
Мужчина заерзал, и Сарин улыбнулась.
— Поэтому я и собираюсь дать вам взятку. Что вы хотите за то, чтобы беспрепятственно пустить жителей к нашим дарам?
Аанден выпучил глаза, не зная, что сказать. А вот элантрийка ответила без раздумий:
— У тебя есть на чем записать наши требования?
— Есть. — Принцесса жестом приказала Шудену достать бумагу и угольный карандаш.
Список оказался пространным, гораздо длиннее, чем ожидала Сарин, и включал в себя множество странных вещей. Девушка думала, что главари потребуют оружие или золото. Но выдвинутые Каратой требования начинались тканью, потом перечисляли несколько сортов зерна, обработанные листы железа, доски, солому и заканчивались маслом. Вывод становился ясен: власть в Элантрисе основывалась не на силе или богатстве, но на предметах жизненной необходимости.
Сарин без пререканий согласилась с требованиями. Если бы она имела дело с одним Аанденом, принцесса бы оспорила количество, но Карата производила впечатление прямолинейной, несгибаемой женщины, которая вряд ли терпеливо отнесется к попытке поторговаться.
— Это все? — спросила Сарин, пока джиндоский барон записывал последнюю просьбу.
— На несколько дней хватит, — ответила элантрийка.
Принцесса презрительно посмотрела на нее.
— Прекрасно. Но я выдвигаю одно условие. Вы никому не запретите приходить на площадь. Правьте как тираны, если вам так угодно, но пусть люди страдают с набитыми желудками.
— Даю слово, — заверила ее Карата. — Я никого не стану удерживать.
Сарин кивнула, давая понять, что встреча закончена. Карата выделила провожатого на обратный путь — на этот раз им оказался не Дух. Он остался позади и, когда принцесса кидала здание, как раз приближался к двум самозванцам.
— Я хорошо сыграл, господин? — спросил Мареш.
— Прекрасно, — ответил принц, с удовлетворением наблюдая за удаляющейся девушкой.
Ювелир смущенно заулыбался.
— Я старался, господин. У меня мало опыта в актерском мастерстве, но думаю, что мне удалось изобразить решительного, внушающего страх правителя.
Раоден поймал взгляд Караты: обычно хмурая женщина изо всех сил сдерживала смех. Склонный к напыщенности мастер сыграл великолепно — он не был ни решительным, ни грозным. Люди за стенами Элантриса считали город местом угнетения, над которым властвуют жестокие, вороватые главари. Мареш и Карата показали именно то, чего ожидали принцесса и ее свита.
— Она что-то заподозрила, сюл, — заметил Галладон, выходя из затененного угла комнаты.
— Но ей не догадаться, что именно, — откликнулся принц. — Пусть она лучше подозревает, что Аанден с Каратой пытаются ее обмануть, — это не принесет нам вреда.
Дьюл покачал головой; мутный свет заиграл на его лысине.
— Но зачем? Почему ты не хочешь показать ей часовню; показать, кто мы на самом деле?
— Я бы не против, дружище. Но мы никому не должны открывать наш секрет. Арелонцы терпят Элантрис потому, что его жители — жалкие калеки. Стоит им прознать, что мы пытаемся построить крепкое общество, и их страхи снова оживут. Одно дело терпеть кучку стонущих прокаженных, но город, населенный организованными монстрами, — это совсем другое.
Карата молча кивнула. Вечный скептик Галладон покачал головой, не зная, что и думать.
— В любом случае, она очень решительно настроена. Коло? — в конце концов произнес он.
— Это уж точно, — согласился принц. С улыбкой он добавил: — И кажется, я ей не понравился.
— Она думает, что ты — лакей при одном из главарей, — заметила Карата. — Чему тут нравиться?
— Верно. И все же, на мой взгляд, следует добавить к соглашению пункт, где говорится, что я буду присматривать за раздачами. Принцесса производит впечатление человека, который ничего не делает попусту, и неизвестно, что толкнуло ее на решение провести Кручину здесь, в Элантрисе. Нам следует не спускать с нее глаз.
— Вроде все прошло неплохо, — произнес Иондел. Он наблюдал, как исчезает в дебрях Элантриса их провожатый.
— Вы легко отделались, — согласился Шуден. — Затребованные ими вещи можно найти без лишних хлопот.
Сарин кивнула и рассеянно погладила борт тележки.
— Ненавижу иметь дело с такими людьми.
— Возможно, вы судите их слишком строго, — сказал молодой барон. — Они показались мне не тиранами, а скорее людьми, которые стараются выжить в трудной ситуации.
Принцесса покачала головой.
— Вам следовало слышать, что рассказывал о городе Эйш. Часовые говорят, что когда приводят новичка, банды бросаются на него, как акулы. Та немногая снедь, что попадает в город, отбирается главарями, а остальных заставляют существовать на грани голодной смерти.
Шуден приподнял брови и оглядел солдат элантрийской гвардии. Они лениво облокотились на копья и с интересом наблюдали, как дворяне разгружают повозку.
— Ладно, — признала принцесса. Она залезла в повозку и протянула джиндосцу ящик с овощами. — Возможно, на их слова не стоит полагаться, но доказательство находится перед нашими глазами. — Она указала на толпящихся в переулках истощенных людей. — Поглядите в их пустые глаза и испуганные лица. Они живут в страхе, Шуден. я видела таких же крестьян во Фьердене, Хровелле и других местах. Я знаю, как выглядят угнетенные.
— Не спорю, — согласился барон, принимая ящик. — Но главари выглядят не лучше. Может статься, они не угнетатели, а такие же угнетенные.
— Госпожа, — вмешался Иондел, когда Сарин подняла второй ящик, — будьте добры спуститься с повозки и позволить нам заняться разгрузкой. Вам не пристало заниматься тяжелой работой!
— Со мной ничего не случится. — Принцесса передала ему ящик. — Я не зря отправилась в Элантрис без слуг; я хочу, чтобы все приняли участие в деле. Включая вас, милорд, — добавила она и кивком указала на Эхана, который отдыхал в тени у ворот.
Толстый граф вздохнул, поднялся и вышел на солнечный свет. Для ранней весны день выдался неожиданно теплый, и солнце палило нещадно, но даже его жар не мог высушить вездесущую элантрийскую слизь.
— Надеюсь, вы по достоинству оцените мою жертву, Сарин, — пробормотал Эхан. — Здешняя грязь безвозвратно испортила мой плащ.
— Так вам и надо, — ответила девушка, поднимая ящик с вареным картофелем. — Я советовала одеться попроще.
— У меня нет чего-то попроще, дорогая. — Граф с надутым видом принял из ее рук ящик.
— Ты хочешь сказать, что та мантия на свадьбе Неодена стоила денег? — со смехом спросил приблизившийся Роэйл. — Я даже не знал, что в природе существует подобный оттенок оранжевого.
Граф молча осклабился и потащил свою ношу к переду повозки. Сарин не делала попыток приставить Ройэла к разгрузке, да тот и не выражал желания помочь. Несколько дней назад кто-то из придворных заметил, что пожилой герцог прихрамывает, и двор охватила волна сплетен. В большинстве они сводились к тому, что Ройэл упал, вставая с кровати. Подвижность и живая натура герцога порой заставляли окружающих забыть о его возрасте.
Сарин втянулась в работу, передавая в протянутые руки ящики, и не заметила, когда к помощникам присоединился еще один. Она потянулась за остатками провизии, и ее взгляд упал на готового принять тяжесть человека. Принцесса от удивления едва не уронила ящик.
— Ты?! — вырвалось у нее изумленное восклицание.
Представившийся Духом элантриец улыбнулся и перехватил из ее рук груз.
— Я все гадал, когда же вы меня заметите.
— И как долго?..
— Около десяти минут. Я пришел как раз к началу разгрузки.
Дух отошел и поставил ящик в штабель к остальным. Сарин осталась онемело стоять на задке повозки; должно быть, ее смутила темная кожа, и она приняла его за Шудена.
Многозначительное покашливание вывело принцессу из оцепенения: Иондел ожидал следующего ящика. Она поспешно вернулась к работе.
— Как он здесь оказался? — спросила Сарин, опуская ящик в протянутые руки Иондела.
— Он утверждает, что господин приказал ему наблюдать за раздачей. Судя по всему, Аанден доверяет вам не больше, чем вы ему.
Сарин выгрузила два последних ящика и спрыгнула на землю, но поскользнулась на склизких булыжниках, вскрикнула и замахала руками, пытаясь восстановить равновесие.
От падения ее спасла пара сомкнувшихся на талии сильных рук.
— Осторожнее, — предупредил Дух. — К ходьбе по элантрийским мостовым надо привыкнуть.
Принцесса вырвалась из его объятия.
— Благодарю, — пробормотала она неприязненным тоном. Дух вопросительно приподнял бровь и отошел к группке арелонских лордов. Сарин вздохнула, потирая локоть: его прикосновение оказалось удивительно нежным. Она встряхнула головой, чтобы рассеять игру воображения; впереди ждали более важные дела. Элантрийцы не решались подойти к повозке. Почти полсотни жителей сгрудились в закоулках, подобно стае пугливых птиц. Некоторые казались совсем детьми, но большинство принадлежали к одному и тому же неопределенному возрасту, морщинистые лица делали всех похожими на старого герцога Ройэла. И никто не сделал ни шага к ящикам с едой.
— Почему они не подходят? — непонимающе спросила Сарин.
— Они боятся, — ответил Дух. — И не верят своим глазам. Такое количество съестного кажется им миражом, жестоким обманом, который сотни раз преподносило им воображение.
Он говорил мягко, и принцессе слышалось в его голосе сочувствие. Он совсем не походил на тирана-самодура.
Дух нагнулся и выбрал из одного из ящиков репку. Бережно поднял на ладони и смотрел на нее, как будто не верил в существование подобного чуда. В его глазах полыхал голодный огонь, как у человека, который не наедался досыта уже много недель. Сарин пронзила мысль, что этого элантрийца голод мучает наравне с прочими, несмотря на привилегированное положение. И он только что терпеливо помогал разгружать дюжину ящиков с едой.
Дух наконец поднес репу ко рту и откусил кусочек. Сочная мякоть захрустела на зубах, и Сарин четко представила себе терпкий, горьковатый вкус. Но судя по блаженному выражению на лице, элантриец в жизни не пробовал ничего вкуснее.
Его пример придал храбрости остальным, и голодная толпа ринулась вперед. Гвардейцы вскинулись, моментально окружили Сарин со свитой и угрожающе ощетинились пиками.
— Оставьте у ящиков свободное место, — приказала принцесса.
Солдаты расступились. Жители подходили поодиночке, а Сарин с придворными стояли за ящиками и клали в боязливые руки еду. Даже Эхан перестал ворчать, отмеряя продукты в суровом молчании. Принцесса видела, как он отдал мешочек маленькой девочке с лысой головой, чьи губы пересекали морщины. Девочка заулыбалась с невинной радостью и убежала; Эхан на мгновение замер, потом продолжил работу.
«Получается», — с облегчением пронеслось в голове у Сарин. Если даже толстого графа тронула судьба элантрийцев, то у нее есть надежда открыть глаза всему двору.
Пока они работали, принцесса заметила, что Дух держится в хвосте толпы. Он наблюдал за ней, задумчиво взявшись за подбородок, и казался озабоченным. Но почему? Что его тревожило? Заглянув ему в глаза, Сарин открыла для себя правду. Перед ней стоял не лакей. Он был одним из главарей, но по какой-то причине решил скрыть свое положение.
Так что девушка поступила так же, как всегда, когда от нее что-то скрывали. Она попыталась разузнать секрет самостоятельно.
— С ним что-то не так, Эйш, — заявила Сарин.
Они стояли на подъездной дорожке и наблюдали, как пустая повозка отъезжает от дворца. Не верилось, что после тяжкой работы удалось раздать еды только на три обеда. Завтра к полудню она закончится, если, конечно, ее не съели уже сейчас.
— С кем, госпожа?
Сеон наблюдал за раздачей провизии со стены, бок о бок с Йадоном. Конечно, он рвался сопровождать принцессу, но она ему настрого запретила. Эйш оставался ее главным источником информации об Элантрисе и его правителях, и Сарин не хотела, чтобы их видели вместе.
— С нашим провожатым, — пояснила девушка и медленно двинулась по завешенному гобеленами проходу королевского дворца. По ее мнению, Йадон чересчур увлекался гобеленами.
— Человеком по имени Дух?
Сарин кивнула.
— Он делал вид, что выполняет приказы повелителя, но он отнюдь не слуга. Во время переговоров Аанден постоянно поглядывал на него, как будто ожидая подтверждения. Как ты считаешь, могли мы ошибиться с главарями?
— Возможно, госпожа, — признал сеон. — Но элантрийцы, с которыми я разговаривал, назвали их без запинки. Я слышал имена Караты, Аандена и Шаора десятки раз. Никто не упоминал о Духе.
— Давно ты с ними разговаривал в последний раз?
— Сейчас меня больше интересует элантрийская гвардия.
Эйш отплыл в сторону, давая дорогу бегущему гонцу.
Люди обычно относились к сеонам настолько равнодушно, что любой слуга на его месте давно бы обиделся. Эйш не жаловался и даже не запнулся.
— Элантрийцы не выражали желания говорить о них, оспожа, только называли имена; а вот гвардейцы не стесняются во мнениях. Им нечем заняться, разве что только наблюдать за городом. Я приложил их рассказы к узнанным именам и все пересказал вам.
Сарин замедлила шаг и прислонилась к мраморной колонне.
— Он что-то скрывает.
— О, горе, — проворчал сеон. — Госпожа, вам не кажется, что вы слишком много на себя взвалили? Вы решили схватиться с джьерном, освободить придворных дам от мужского владычества, спасти финансовое положение Арелона и накормить элантрийцев. Может, стоит оставить обман этого человека нераскрытым?
— Ты прав, — согласилась принцесса. — У меня и так много дел, чтобы тратить время на Духа. Поэтому им займешься ты.
Эйш вздохнул.
— Возвращайся в город, — продолжала Сарин. — Не думаю, что тебе придется забираться вглубь: многие элантрийцы шатаются неподалеку от привратной площади. Расспроси о Духе и посмотри, сможешь ли узнать побольше о перемирии между Каратой и Аанденом.
— Хорошо, госпожа.
— Я начинаю сомневаться, вдруг мы составили об Элантрисе неверное представление?
— Не знаю, госпожа. Это жестокое место. Я лично видел несколько страшных случаев и наблюдал за последствиями многих других. Каждый житель страдает от каких-то ран, и, судя по их стонам, ранения очень серьезные. Должно быть, они постоянно сражаются друг с другом.
Принцесса рассеянно кивнула. Она никак не могла выбросить из головы Духа и то, что он ни капли не походил на жестокого варвара. Он помог дворянам чувствовать себя свободнее, влился в беседу, как будто над ним не висело проклятие и вовсе не они заперли его в городе. Под конец он почти начал нравиться принцессе, хотя она беспокоилась, что Дух всего лишь играет с ней.
Так что Сарин постаралась держаться равнодушно и даже с холодком, напоминая себе, что многие тираны и убийцы на первый взгляд кажутся дружелюбными. Но сердце подсказывало ей, что Дух ведет себя искренне. Он что-то скрывал — как и все мужчины, — но он действительно желал помочь Элантрису. И по неизвестной причине его волновало, какое мнение составит о нем Сарин.
Подходя наконец к своим комнатам, принцесса убедила себя, что ее нисколько не заботит, какое Дух составил о ней впечатление.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
На ярком солнечном свете Хратен страдал от жары под тяжестью алого доспеха. Его утешало сознание того, как внушительно он должен выглядеть, возвышаясь в лучах солнца на элантрийской стене. Хотя никто не глядел в его сторону; все внимание приковывала высокая теоданская принцесса, которая раздавала пищу.
Намерение Сарин войти в Элантрис переполошило город, а последующее разрешение короля поразило жителей Каи еще больше. С раннего утра стены Элантриса наполнились людьми, и теперь дворяне и купцы сгрудились у парапета. Их лица светились азартным возбуждением, как у зрителей свордийской битвы с акулами; они нависали над ограждением, стремясь оказаться поближе к месту ожидаемой трагедии. Общее мнение заключалось в том, что элантрийские дикари разорвут принцессу на кусочки в первую же минуту, а потом позавтракают ею на месте.
Хратен обреченно наблюдал, как чудовища Элантриса послушно подходят к повозке, не трогая даже солдат, а тем более принцессу. Демоны отказывались подарить собравшимся кровавое зрелище, и на лицах толпы начало проглядывать разочарование. Теоданка сделала мастерский ход, пройдясь беспощадной косой правды по тщательно взращенным Хратеном росткам. Теперь, когда личные придворные Сарин доказали свою отвагу и вошли в Элантрис, гордость заставит остальных последовать их примеру. Ненависть к элантрийцам испарится; люди не в состоянии ненавидеть то, что вызывает жалость.
Как только стало очевидным, что принцессе ничто не угрожает, толпа потеряла к зрелищу интерес и недовольно дребезжащим ручьем потекла вниз по длинным лестницам. Хратен присоединился к исходу и, оказавшись у подножия, повернул к центру Каи, где находилась дереитская часовня. По дороге с ним поравнялась карета. Верховный жрец узнал эйон на ее боку — эйон Рии.
Карета остановилась, и дверца распахнулась. Джьерн замешкался, но все же забрался внутрь и уселся напротив герцога Телри.
Герцог излучал недовольство.
— Я предупреждал тебя об этой женщине. Теперь люди уже ни за что не станут ненавидеть Элантрис, а если они не питают ненависти к Элантрису, они не питают ненависти к Шу-Корат.
Хратен махнул рукой.
— Усилия девчонки не принесут успеха.
— Не вижу, почему бы и нет.
— Как долго она будет этим заниматься? — спросил джьерн. — Пару недель, в лучшем случае месяц? Сейчас ее похождения в диковинку, но очень скоро перестанут всех удивлять. Я сомневаюсь, что в будущем многие дворяне согласятся ее сопровождать, даже если она станет упорствовать в продолжении раздач.
— Но ущерб уже причинен, — настойчиво заметил Телри.
— Едва ли. Лорд Телри, я прибыл в Арелон всего несколько недель назад. Да, эта женщина доставляет нам некоторые хлопоты, но в итоге ее усилия пойдут прахом. Мы с вами знаем, что дворянство крайне непостоянно. Как скоро они забудут, что когда-то посетили Элантрис?
Герцог не желал успокаиваться.
— К тому же, — продолжал жрец, переходя к другой тактике, — мои хлопоты с Элантрисом — всего лишь малая толика общего плана. Неустойчивость трона, позор, который придется претерпеть королю при подсчете доходов, — вот наши основные козыри.
— Недавно Йадон заключил новую сделку с Теодом, — сообщил герцог.
— Никакой сделки не хватит на покрытие его потерь. Его состояние подорвано. Дворянство не потерпит короля, который требует, чтобы они жили в достатке, но не в состоянии выполнить свое требование сам.
Вскоре мы распространим слухи о печальном положении королевских финансов. Большинство из наиболее знатных аристократов сами занимаются торговлей и найдут способ разузнать о делах соперника. Стоит им обнаружить, в каком капкане оказался Йадон, тут же по всей стране разнесутся жалобы.
— Жалобы не возведут меня на трон.
— Вы еще удивитесь. К тому же одновременно со слухами мы станем намекать, что, если вы займете трон, Арелон получит выгоднейший торговый союз с Востоком. Я обеспечу необходимые для подтверждения документы. Деньги польются рекой, а ведь Йадону ни разу не удалось так размахнуться. Ваш народ знает, что Арелон находится на грани краха; теперь он узнает, что только Фьерден поможет из него выбраться.
Телри задумчиво кивнул.
«Да, герцог, — вздохнул про себя Хратен. — Про деньги вы понимаете. Если нам не удастся переманить на свою сторону дворянство, мы всегда можем его купить».
По правде говоря, исход представлялся далеко не таким однозначным, как хотелось бы джьерну, но его объяснение успокоит Телри, пока жрец займется другими делами. Как только станет известно, что король разорен, а Телри богаче прежнего, дополнительное давление на правительство поспособствует безболезненному, хотя и внезапному, переходу власти в нужные руки.
Принцесса вступила в борьбу не с тем заговором. Пускай радуется собственному уму и проницательности; трон Иадона падет, сколько еды ни раздавай элантрийцам.
— Я тебя предупреждаю, — внезапно выпалил Телри. — Не вздумай считать меня дереитской пешкой! Я не противлюсь твоим советам потому, что ты сдержал обещание покрыть расходы. Но я не собираюсь идти у тебя на поводу.
— Я и не помышлял ни о чем подобном, милорд, — смиренно заверил джьерн.
Герцог кивнул и приказал кучеру остановить карету. Они не проехали и половины пути до часовни.
— Мой особняк вон там, — небрежно заметил Телри, махнув рукой в сторону боковой улицы. — Ты можешь пройтись пешком до своей церкви.
Хратен сжал зубы: когда-нибудь надменному придворному придется научиться уважать представителей Дерети. Но сейчас он молча вылез из кареты. Лучше идти пешком, чем ехать в подобной компании.
— Я никогда не видел в Арелоне такого благочестия, — произнес один из жрецов.
— Согласен, — откликнулся другой. — Я прослужил в Каи больше десяти лет, и у нас ни разу не случалось более пары обращений в год.
Хратен миновал жрецов у входа в часовню. Мелкие сошки, он бы на них и не взглянул, если бы не Дилаф.
— Такого давно не случалось, — согласился арелонский жрец. — Хотя я помню времена, сразу после того, как пират Дрейк Душегуб напал на Теод, когда по Арелону прошла волна обращений.
Джьерн нахмурился. Что-то в замечании артета его насторожило. Он заставил себя не замедлить шага, но украдкой оглянулся на Дилафа. Дрейк Душегуб напал на Теод четырнадцать лет назад. Возможно, что Дилаф поделился воспоминаниями детства, но откуда ему было знать об обращениях?
Артет должен быть старше, чем поначалу решил Хратен. Намного старше. Он нарисовал перед мысленным взором лицо Дилафа, и глаза джьерна в ужасе распахнулись. При первой встрече он дал ему лет двадцать пять, но сейчас впервые разглядел намеки на куда больший возраст в лице артета. Почти незаметные черточки — жрец относился к редкой породе людей, которые казались намного моложе своих лет. «Молодой» арелонец умело изображал наивность, но разыгрываемые им интриги указывали на зрелость ума. Дилаф имел за плечами гораздо больше жизненного опыта, чем выказывал на людях. Но что это значило? Хратен покачал головой, толкнул дверь и направился к своим покоям. Пока джьерн метался, пытаясь найти подходящего и согласного принять назначение верховного артета, власть Дилафа над часовней продолжала расти. Еще трое отказались от должности. Такое поведение не могло не вызвать подозрений, и Хратен уверился, что арелонский жрец приложил руку к этим отказам.
«Он старше, чем я думал, — вернулся к недавнему откровению джьерн. — И вдобавок обладает немалым влиянием на здешних жрецов, причем довольно давно».
Дилаф утверждал, что многие из кайских последователей Дерети пришли вслед за ним из храма в южной части Арелона. Как давно попал он в Каи? При появлении Дилафа часовней руководил Фьен, но тот занимал должность очень давно.
Скорее всего, Дилаф прожил в городе много лет. И все это время он вращался среди прочих жрецов, изучал их слабые стороны и накапливал влияние. А зная истовую веру артета, следовало ожидать, что его приспешниками окажутся наиболее преданные империи и сведущие в путях Шу-Дерет.
И именно им Хратен позволил остаться в Каи после чистки. Он отослал менее рьяных, тех, кого как раз покоробило бы излишнее рвение Дилафа. Не желая того, джьерн своими руками склонил чашу весов на сторону арелонского артета.
Встревоженный, усталый джьерн уселся за стол. Неудивительно, что ему не удается найти замену главе часовни. Оставшиеся жрецы хорошо знали Дилафа и либо боялись принять звание, которое вознесет их над ним, либо их подкупили.
«Он не может запугать всех без исключения, — твердо решил Хратен. — Я продолжу поиски. В конце концов один из братьев примет назначение».
И все же его взволновал успех Дилафа. Теперь тот нависал над головой джьерна двойной угрозой. Во-первых, через клятву одива артет держал в подчинении многих из сильнейших союзников-дворян. Во-вторых, позиция Дилафа как закулисного главы церкви с каждым днем все укреплялась, отсутствие верховного артета и пользуясь тем, что Хратен все больше времени отдавал проповедям и встречам со знатью, арелонец постепенно прибирал власть к рукам.
И помимо всего прочего, помимо Кручины вдовы и махинаций Дилафа, над Хратеном нависла проблема, которую ему никак не удавалось решить. Он привык выходить победителем из сражений с внешними врагами, но внутренние колебания оказались сильнее его.
Верховный жрец покопался в столе, отыскивая небольшую книгу. Он помнил, что положил ее в один из ящиков, как всегда делал во время поездок. Она не открывалась много лет, но Хратен имел мало личных вещей, а книга никогда не обременяла его лишним грузом. После недолгих поисков он держал ее в руках. Джьерн листал пожелтевшие страницы, выискивая нужную.
«Я нашел свое место в жизни, — говорила книга. — Раньше я жил, сам не зная зачем. Теперь у меня появилась путеводная нить. Она приведет меня к славе, мои деяния запомнят надолго. Я служу империи Джаддета, и служба возвышает меня, возносит все ближе и ближе к нему. Я осознал собственную значимость».
Дереитских жрецов учили записывать духовные откровения, но Хратен не отличался особой прилежностью. Его личные записи состояли из нескольких заметок, включая только что прочитанную, которую он сделал через несколько недель после решения вступить в ряды жречества. Незадолго до того, как поступил в Дахорский монастырь.
«Что случилось с твоей верой, Хратен?»
Вопрос Омина не давал ему покоя. В его мыслях продолжал звучать шепот кораита; он требовательно вопрошал, что случилось с убеждениями верховного жреца, какая цель скрывается за его проповедями. Неужели душу Хратена разъел цинизм и он исполнял свои обязанности лишь по привычке? Неужели его проповеди превратились в состязания в логике и потеряли духовное содержание?
Он знал, что частично так и произошло. Ему нравилось оттачивать планы, нравилось противостоять противнику, и он наслаждался вызовом, который таился в обращении целого народа еретиков. Даже с помехами, творимыми Дилафом, от стоящей перед ним в Арелоне задачи у Хратена захватывало дух.
Но что случилось с мальчиком Хратеном? Куда пропала вера, та безотчетная страсть, которая когда-то переполняла его? Он едва мог ее припомнить: эта часть его жизни промелькнула быстро, и ревущее пламя веры спало до уютного тепла тлеющих углей.
Почему Хратен считал необходимым преуспеть в Арелоне? Чтобы добиться славы? Человека, которому удалось обратить Арелон, будут долго вспоминать в анналах дереитской истории. Или им двигало желание доказать свое послушание? Ведь его вел личный приказ вирна. Или же джьерн действительно считал, что обращение поможет людям? Он поставил перед собой цель обратить Арелон без бойни, подобной той, что охватила Дюладел. Но с другой стороны, вела ли его цель спасти невинные жизни или тот факт, что легкое завоевание страны являло собой более тонко проведенную операцию?
Собственная душа казалась джьерну непроглядной, как затянутая дымом комната.
Дилаф медленно прибирал кайскую церковь к рукам. Но помимо прочего Хратена беспокоило скверное предчувствие. Что, если попытки артета вытеснить его справедливы? Что, если Арелону будет лучше при Дилафе? Он не станет волноваться о лишних жизнях, унесенных кровавой революцией; он твердо уверен, что воцарение Шу-Дерет принесет здешнему народу благо, даже если обращение превратится в бойню.
Дилафа вела вера. Он истово доверял своим убеждениям. А что оставалось у Хратена?
Он не мог сказать наверняка.