В апартаментах, отведенных Норману на время его пребывания в посольстве, был только один местный штрих: резная деревянная маска шестнадцатого века, раскрашенная ярко-красными, черными и белыми полосами и укрепленная над изголовьем кровати. В остальном, если забыть о том, что временами случались перепады напряжения и свет на несколько секунд становился желтым, он вполне мог бы быть дома в Штатах.

Он как раз показывал слуге, местному мальчишке лет четырнадцати, который знал минимум утилитарного английского, куда убрать сумки, когда загудел интерком и из него зазвучал голос Элайху.

– У меня в почте записка от Зэда, – сказал посол. – Мы приглашены на обед в президентский дворец к половине девятого. Он хочет познакомить нас с министрами финансов, образования и иностранных дел. Сможешь представить предварительное резюме по проекту?

– Наверное. – Норман пожал плечами. – Он хочет видеть всю команду «ДжТ» или меня одного?

– В приглашении точно не сказано, но, думаю, разумнее будет сразу установить максимальный личный контакт. Ты сообщишь остальным? Я предупрежу Зэда, что нас будет шестеро, нет, если подумать, семеро, потому что Гидеон, наверное, тоже пойдет. Он неплохо говорит на шинка, и нам это может понадобиться.

– Я предполагал, что здесь любой в ранге члена кабинета говорит по-английски, – помолчав, сказал Норман.

– Африканский английский и американский английский давно уже разошлись, – хмыкнул Элайху. – Ты еще удивишься кое-каким изменениям. Будьте готовы к четверти девятого, пожалуйста.

Кивнув, Норман прервал связь. Он повернулся к мальчику, который развешивал его одежду, и испытал почти облегчение, что сможет найти ему какое-то другое занятие. Личное обслуживание в Штатах ограничивалось сферой бизнеса. Столкновение с ним вне контекста выбило Нормана из колеи.

– Знаешь, в каких комнатах поселили остальных американцев?

– Да, с-сэ!

– Пойди попроси их, пожалуйста, прийти ко мне как можно скорее.

– Да, с-сэ!!

Он сам закончил распаковывать свои вещи к тому времени, когда появилась первая его коллега: Консуэла Печ, хорошенькая девушка явно пуэрториканского происхождения, которую Рекс Фостер-Стерн, вероятно, выбрал своей представительницей или потому, что она была оптимальным кандидатом, или потому, что спал с ней, а потом она ему наскучила, и он ухватился за возможность отослать ее подальше. Едва Норман успел обменяться с ней парой фраз, как пришли остальные трое: экономисты Теренс Гейл и Уорти Ланскомб, присланные Гамилькаром Уотерфордом в основном потому, что оба были коричневоносыми, и лингвист Дерек Кимбли, пухлый блондин с вечно озадаченным лицом, с которым Норман познакомился перед самым отъездом.

– Садитесь, – пригласил Норман и сам сел к ним ли цом, когда они расположились полукругом. – С корабля на бал – нас сегодня ждут на обеде у президента, где также будут три его министра. Поэтому я подумал, нам следует еще раз прокрутить нашу стартовую программу. Дерек, на первой стадии вы задействованы не будете, но, полагаю, у вас есть какие-то особые познания местных обычаев, и если заметите слабое место в наших выкладках, пожалуйста, укажите нам на это, ладно?

Кивнув, Дерек с трудом сглотнул.

– Отлично. Консуэла, насколько я знаю Рекса, ваше подразделение снабдило вас всем, что мы дома обычно используем для презентации проектов. Что из этого можно ужать для обсуждения за обедом?

– Я настояла, чтобы мне дали материал для трех различных вариантов презентации, – сказала Консуэла. – С обедом я справлюсь. Также я готова работать с представительным комитетом до двадцати человек, к каждому из которых нужен личный подход. Могу взять на себя заседание бенинского парламента с полным составом шестидесяти одного депутата – в режиме «экран-выступающий».

– Великолепно! – Норман поправил свою первую догадку о квалификации девушки. – Далее: на обеде будет присутствовать министр финансов, и, думается, именно он первым переметнется на нашу сторону. Улаживать бюджетные проблемы в стране, которая вечно на грани банкротства, радости мало. Теренс, я хочу, чтобы вы и Уорти с самого начала подмазались к нему с парой-тройкой калькуляций. О точности не беспокойтесь, просто донесите до него, что этот клочок земли внезапно приобрел колоссальный экономический потенциал. Помните, сейчас велика вероятность того, что об экономике этого региона мы знаем больше него самого: на нашей стороне мощности Салманассара и его выкладки, и – вспомним старую поговорку: быть бедным очень дорого, – сомневаюсь, что Бенинии по карману заказывать сравнительный анализ на компьютерах Единой Европы. Но не слишком напирайте на превосходство в информированности. Полегоньку наведите его на мысль, что это не наша, а его собственная, собранная на месте информация делает жизнеспособным весь план. Ясно?

– Можно попытаться, – сказал Уорти. – Но что нам известно о нем в личном плане?

– Я устрою, чтобы Элайху или, может быть, Гидеон по дороге во дворец вкратце обрисовал вам его характер. Консуэла, давайте вернемся к вам. Ваша главная мишень – министр образования, потому что, согласно прогнозам, наш план за ближайшие десять лет на порядок поднимет уровень грамотности и квалификации рабочей силы. Я хочу, чтобы для начала вы попробовали навести ее на маклухановскую критику положения дел в образовании. Подтолкните ее к разговору о том, как традиционные воззрения формируют реакцию людей на информацию извне. Она, вероятно, среагирует положительно, потому что скорее всего сама получила образование за границей: у них тут нет ни одного путного учебного заведения, если не считать частного бизнес-колледжа, о котором вы, надо думать, знаете.

– Могу дать пару советов, – вставил, обращаясь к Консуэле, Дерек. – То, что произошло тут после ухода колониалистов с английской лексикой, наводит на серьезные размышления.

– Спасибо, Дерек, – сказал Норман. – Именно такого я от вас и жду. Теперь к вопросу, который мы пока не рассматривали. Можем мы выделить одно крупнейшее препятствие на пути нашего плана?

Минута молчания.

– Ну… э… риск не получить ожидаемых дивидендов! – подумав, воскликнул Теренс. – То есть, пока мы не сделали обзоры на месте, нельзя быть уверенным…

Норман решительно затряс головой.

– Это не денежный фактор. Это человеческий фактор.

– Удастся ли нам уговорить президента, – сказала Консуэла.

– Верно. – Норман подался вперед, стараясь придать своим словам как можно больше убедительности. – Я уже говорил это раньше и повторю снова. Нельзя рассматривать Бенинию как современную административную единицу западного толка. Элайху вбивал это в меня, пока, думаю, я не уяснил картину, но я хочу убедиться, что это понятно всем. Это не нация в обычном понимании, а скорее колоссальная семья с миллионом членов. Вспомним, как представил это Элайху совету директоров «ДжТ». Президенту Обоми нужен наследник, на которого он мог бы оставить свой народ, чтобы его не сожрали могущественные соседи. Он не собирается рассматривать наш проект с точки зрения денежных средств, а если и рассмотрит, то исходя из того, насколько экономическая стабильность упрочит общее благосостояние его родных. Говорите с ним о еде, а не о деньгах. Говорите о строительстве школ, а не об обработке бэбиков, которая превратит их в механиков и технологов. Говорите о здоровых детях, а не о километрах канализационных труб. Картина ясна? Уверены? Потому что важнее всего не поддержать падающие акции ПРИМА, а воплотить надежды президента!

Он видел их кивки, но понимал, что последнее настойчивое предостережение добавил не ради них, а ради себя самого.

«Доказательств этому я пока не увидел и не почувствовал, но Элайху клялся и божился, и, пожалуй, нужно ему поверить. Только честно и справедливо, что получение крупной прибыли иногда совпадает с добрым делом, а шансы на это представляются так редко, что ни одного нельзя упускать».

Но теперь, когда он наконец увидел Бенинию, его охватил иррациональный страх, что он, сидя у себя дома в кресле, тешил себя иллюзиями и что на следующей неделе или в следующем месяце он уже не сможет убедить себя, будто творит добро. А если такое случится, то где взять другой такой костыль, который подпер бы растрескавшуюся пародию на смысл, чем оправдать свое существование?

Несколько часов спустя он с ужасом осознал, что, излагая столь ясные предписания самому себе и своим коллегам, он всего лишь произносил пустые слова. Он – даже он сам – не отдавал себе полного отчета, что значат подобные заявления.

В президентском дворце мажордом почти семи футов росту в величественном облачении провел их в приемную, куда чернокожие слуги принесли аперитивы и подносы с крохотными африканскими закусками и где собралось высокое общество: министр образования миссис Китти Гбе, министр финансов (доктор экон.) Рам Ибуса, министр иностранных дел (доктор полит. филос. и эк.) Леон Элаи и президент Обоми.

Увидев последнего, Элайху поспешно вышел вперед и без церемоний его обнял.

– Зэд! – воскликнул он, отстранившись. – Господи милосердный, это же ужасно! Прошло всего пару месяцев, а ты лет на десять постарел!

– У меня больше нет богов, – ответил президент и, высвободившись из объятий, выдавил улыбку. – Но все равно чудесно, что ты снова здесь, Элайху. Был момент, когда я испугался… Ну да не важно, у меня хорошие врачи, и они как-то поддерживают во мне жизнь. Ты не представишь меня своим выдающимся соотечественникам?

Сохранившимся глазом он подмигнул Норману и его спутникам.

– Но… э… конечно, – сказал Элайху. – Позволь первым представить тебе доктора Нормана Ниблока Хауса, члена совета директоров «Дженерал Текникс»…

Норман протянул руку.

– Большая честь познакомиться с вами, сэр. Я очень надеюсь, что мы выработаем способ, как решить часть проблем вашей страны, и что он покажется вам приемлемым.

– Это так, Элайху? – осведомился президент Обоми, глянув на американского посла.

– Я сделал все возможное, чтобы добыть тебе то, о чем ты просил, – сказал Элайху.

– Спасибо. – Обоми улыбнулся. – Вы обязательно должны объяснить нам все за обедом, доктор Хаус. Знаю, не годится портить хорошую еду разговорами о делах, и мой шеф-повар будет в ярости, но время у меня на исходе и… Ну, я уверен, вы войдете в мое положение.

Он повернулся к Консуэле, когда Элайху назвал ее имя и знаком показал пройти вперед, а Норман изумленно отступил. Машинально он отмахнулся от подноса с напитками, который протянул ему слуга.

«Не может же все решиться так просто! Разумеется, еще будут и доводы «за» и «против», уговоры, презентации, дебаты… А как же вот эти его министры? Они что, тоже готовы положиться на чужое слово, когда на карту поставлено само будущее их страны?»

Он уставился на них – на пухленькую женщину и двух среднего роста мужчин, щеки которых были испещрены традиционными орнаментальными шрамами, – и не смог уловить в их лицах ничего, кроме удовлетворения. Сквозь стоячую воду в его мыслях начала просачиваться правда.

«Когда Элайху сравнил Обоми с главой семьи, я решил, что это аналогия. Но именно так семья встречает пришедших с новыми идеями друзей: предлагает еду и напитки, сперва говорят о личном, а к докучным деловым вопросам переходит потом. Они смотрят на нас не как на иностранных гостей: посла, представителей гигантской корпорации. Это скорее…»

Тут он едва не потерял нить интуитивной догадки, которая понемногу всплывала на поверхность. Вернулась она к нему голосом Чада Муллигана, спрашивавшего, не знает ли кто-нибудь дизайнера по помещениям, который бы набил квартиру самыми современными приборами.

«Вот оно».

Он сделал глубокий вдох.

В государстве или в суперкорпорации существуют onpeделенные поведенческие модели, отличающиеся от моделей поведения в меньших группах, не говоря уже об отдельных индивидуумах. Когда необходимо сделать что-либо, они отправляют дипломатические миссии, выставляют на тендер контракты или каким-либо иным образом формализуют или ритуализируют свои действия, а если они совершают промах, если их шаги недостаточно проработаны и продуманы, наступает кризис.

Президент Бенинии, когда ему нужно что-то сделать, поступает в точности так, как описал Элайху. Но до сего момента Норман не в состоянии был постичь, насколько точно это сравнение: как глава семейства он обратился к давнему доверенному другу и объяснил, в чем его нужда, а когда друг вернулся с предложением экспертов…

Дело улажено.

Но ему потребовалось еще много часов, до самого их отъезда – иными словами, это было уже за полночь, – чтобы убедить в своей правоте себя, и почти весь следующий день, чтобы заставить понять это своих коллег.