Сегодня мы закончили Работу. Братья попросили удостоиться чести уничтожить иглы, и Ариэль удовлетворила их прошение. Момы и Мать Войны думают, что Работа выполнена, но они еще останутся здесь понаблюдать, чтобы быть уверенными.

Я держался так долго, что это стало моим естественным состоянием. Но когда я понял, что был неправ, я заплакал раньше всех, но никто не подошел ко мне, не положил мне руку на плечо. Так бывает.

Я сплотил их. Убийцы до сих пор были здесь. Они покрывали нас дерьмом, я видел это.

Я думаю, что они вскоре снова призовут меня, но я не знаю точно, когда это будет. Они нуждаются во мне.

Я не думаю, что кто-то действительно думает о других, все думают только о себе. Это относится и ко мне. Но я рад бы был увидеть всех, получающими награды, всех нас. Ради этого я могу примириться и с одиночеством.

Я построю храм в память о погибших. Когда мы попадем на нашу планету. Я сделаю это своими собственными руками.

Сегодня Донна Изумрудное Море принесла наши платья. Они очень красивые, но я не думаю, что смогу надеть одно из них. Я не люблю платья, и они не любят меня.

Я решила не устраивать следствия против Ганса, приняла такое решение после разговора с Мартином. Мартин испытывает искреннюю симпатию к Гансу. Я не знаю, почему. Мне же кажется, что Ганс — самое большое дерьмо на борту корабля.

Мне жаль, что Братья не остались с нами, но утешает, что все Венди и Потерянные Мальчики вместе. Это то, что заслуживает гордости. Мы не подошли к концу, подобно Кораблю Смерти, но были уже близки к этому. Мышеловка почти захлопнулась.

Завтра мы покинем Левиафан. Корабль вновь стал огромным и хорошо оснащен горючим. Вся команда собралась в учебной комнате, и мы провели церемонию крещения корабля. Это было не похоже ни на что. Мы окрестили корабль «Спутником Зари — Два». Кто-то предложил назвать его «Майским Цветком», но это вызвало бы поток разговоров о колониализме и о других чувствительных вещах — религиозных и тому подобных, поэтому я шагнула вперед и предложила остаться с тем, что мы уже имеем. Реально заявила о своем лидерстве. Я не уверена, что мне нравится делать подобного рода вещи, но, при случае, я могу поступать и таким образом.

У меня странное отношение к Мартину. Он так долго отталкивал меня. А сейчас чувствует себя потерянным. Большинство из нас потерянные, — и пожалуй, это самое уместное чувство сейчас.

Работа выполнена, и мы вольны идти туда, куда пожелаем. Момы будут сопровождать нас, но кто знает, как долго мы будем искать планету? Как далеко и долго еще пропутешествуем? Века, как я догадываюсь. Но, по крайней мере, у нас с Мартином будет много времени. Он ведь такой хороший парень.

Мартин составил имя и начал писать под ним вещи, которые, как я догадываюсь, он не смог бы написать от своего имени. Он составил имя Теодора Рассвета и затем написал, как бы сам Теодор объяснил свое самоубийство. Он сказал, что Теодор — его баланс и его расплата.

До сих пор я думала, что Теодор был олицетворением чего-то сумасшедшего. Но Мартин знал, что мы подойдем к концу, он знал, кем мы станем, когда сделаем Работу. Теодор, может быть, был первым, кто сделал попытку сделать броню… От чего? Я не знаю.

Мартин избрал путь подражания. Теодор поддерживает его человечность.

Все мы немножко сумасшедшие, кажэдый по-своему.

Я люблю Мартина, как я никого еще не любила. Может, это сработает. Я буду стараться.

Хорошо, что вы избавились от меня. Теперь я могу записать свои впечатления и исчезнуть, правильно? Я думаю, мы сделали все достаточно хорошо. Я думаю, вы многое прокляли, но многого и достигли. Вы же не такие, как я. Это я в аду, потому что убил себя, ведь так? Вы уцелели. Вы все еще имеете желания. Когда вы достигнете вашего дома, вы тоже все сделаете хорошо, вы поддержите баланс, вы справитесь с этим.

Пришло время прийти в себя, забыть все, что только можно забыть, стать, наконец, взрослыми людьми и поступать так, как и подобает взрослым людям.

Познай себя. Ты маленький, неуклюжий, ты нуждаешься в любви.

Сегодня я вспоминал прошлое и представил Потерянных Мальчиков и Венди, игравшими мокрой одеждой. Был отнесен памятью назад. Я провел остаток дня, как в тумане, просматривая видеозаписи с Центрального Ковчега, наблюдая за отцом с матерью. Интересно, как бы они оценили наши действия? Но как сейчас я понял, они не могут судить меня, судить нас.

Мы нашли звезду-кандидат, на которой мы хотели бы жить. Это около тысячи световых лет от нас. При помощи дистанционной связи мы осмотрели окружающее пространство на расстоянии около тысячи световых лет от нас и подобрали два мира, выглядящих весьма привлекательно. Анна, Джакомо и Дженнифер утверждают, что мы сможем жить там.

Миры молчаливы, но это не значит, что они не обитаемы. Мы, конечно, рискуем, но мы в любом случае пойдем туда. Это говорит о том, как мы изменились.

Эти миры даже дальше, чем Солнце, Марс и Венера. Но мы не можем возвратиться назад. Мы не знаем, что произошло с нашими людьми, как они изменились. Я со страхом и ненавистью думаю о том, что мы можем столкнуться там с разумными существами — свободными от телесной оболочки, такими, как лестничные боги.

Кроме того, мы воинствующие псы. Давид Аврора сделал доклад, показывающий, что теперь мы очень многое знаем и можем губительно воздействовать на другие человеческие общества, которые найдем. Команда с ним согласилась. Классическая ловушка-22.

Многие из нас предполагают, что иглы все-таки соскользнули с нашего крючка. Но вслух об этом никто не говорит. Мы все стали очень чувствительны к этому вопросу. К тому же, мы не знаем, что нас еще может ждать впереди, возможно, и смерть..

Я верю Лягушонку ит Саламандре и другим, кого я не знал.

НЕ ЗНАЛ.

О Боже, я не хочу думать об этом, но я не могу избавиться от этого в моих снах.

Наше зло меньше их, но разве это что-нибудь меняет? Зачем мы это сделали? Кому это было нужно?

Для меня ничего не разрешилось. Я не могу смотреть на записи, присланные с Спящей.

Если бы я мог, как Ганс, , поверить, что это все фальшивка.

Я стараюсь представить, что это смерти сущест, погрязших в пороков, дьяволов, убийц, что они прикрывались своими собственными детьми. Но не могу.

Я надеюсь, что, в конце концов, это пройдет, — может быть не скоро, но хотя бы когда-нибудь.

Момы не учили нас этому.

Мы покинули Левиафан две десятидневки назад. Разведчики до сих пор летают сквозь обломки, изучают, но мы больше не будем иметь дела с ними. Мы ускоряемся при одном g, нам до сих пор кажутся наиболее комфортабельными замные условия. В корабле, мчащемся почти со скоростью света, пройдет за это время около двадцати лет, поэтому момы погрузят нас в холодный сон. У нас есть год — подумать обо всем и излечиться.

Снова формируются устойчивые диады.

Попозже придет с визитом Ариэль. Из нее получается хороший Пэн, — лучше, чем был я.

Паола поглядывает на Ганса. Можете вы поверить в это?

Я написал последнее послание Теодора. Затем я вывел его из памяти корабля. Я должен справиться со всем — с жестокостью жизни, страхом, ответственностью за свои поступки. Думаю, я смогу.

Я помогу им выбрать новый мир и адаптироваться в новых условиях.

Уменя нет инструкций, как поступать с теми знаниями, которые мы получили ценой наших совместных усилий. Не обладая сведениями, как другие корабли поступают в таких случаях — при работе с разумными существами и получении обширной потенциально опасной информации — я не имею выбора.

Когда люди разместятся, я разрушу сам себя.

Я уже не тот, каким меня сделали. Все качества изменились, я приобрел свойства и стал обладать знаниями, которые не допустимы по Закону для самовосстанавливающихся машин, каким я и являюсь.

Я наблюдал за ними, но никогда не говорил, что ждет их и меня в будущем. Им было бы некомфортно с таким знанием. Они бы задавали вопросы, на которые я не смог бы ответить. Они были беспомощны, они подвергались невероятным опасностям, но они уцелели. Они способны поглотить много боли, много знаний и при этом уцелеть.

Они или их потомки будут свидетелями всестороннего величия Вселенной, это чрезвычайно обогатит их.

Как я хотел бы это увидеть, но я не увижу.

(Запах корицы, свежеиспеченного хлеба, свежескошенной травы, просоленного морского воздуха)

Мы мы видим мы наш мир, и путешествуем в одной туго сплетенной косе, непоколебимые.

Это позорная победа, и надо много думать об этом, , пока мы мы не станем обновленными и вновь способными на свершения.