7.
ТОЧКА ОТСЧЕТА: СЕГОДНЯ.
ВРЕМЯ «ИКС»: ПЛЮС СОРОК СЕМЬ ЛЕТ
Ближе к рассвету с затуманенными глазами и тяжестью в голове после целой ночи, проведенной перед семью компьютерными экранами, Стив Геннет решил, что с него хватит. На будущий год ему исполнится пятьдесят — староват уже для бессонных ночей. Он взглянул на светловолосого мальчика, который вошел в коммуникационный центр, неся поднос с завтраком для него.
— Мартин, ты не видел этим утром моего сына Энди?
— Я Фрэнк, сэр.
— Прости, Фрэнк,— все дети Энсона выглядели на одно лицо, черт бы их побрал. У этого голос уже начал ломаться, значит, ему где-то около тринадцати; ну конечно, Фрэнк. Мартину было еще только одиннадцать. Прищурившись, Стив взглянул на поднос и повторил: — Ну, скажи-ка, Фрэнк, Энди уже встал?
— Не знаю, сэр. Я не видел его… Отец просил узнать, какого прогресса вы достигли.
— Минимального, так можешь ему и передать.
— Минимального?
— Да. Это значит «очень маленького». Это значит «почти никакого», если уж на то пошло. Скажи ему, что я не сумел найти то, что мы ищем, но зато увидел возможность нового подхода к проблеме и хочу попросить Энди сегодня же утром проверить ее. Так и скажи отцу, понял? И еще, Фрэнк, пойди поищи Энди — пусть летит сюда на большой скорости.
— На большой скорости?
— Это значит «очень быстро».
Господи, подумал Стив, язык умирает прямо на глазах.
Полчаса спустя, стоя у распахнутого окна штурманской рубки, Энсон увидел, как Стив, точно усталый вол, тяжело тащится по лужайке в свое семейное гнездышко.
— Эй, кузен! — окликнул его Энсон.— Не задержишься на минутку?
— Разве что совсем ненадолго,— позевывая, без особого энтузиазма ответил Стив.
Он медленно подошел к окну. Начался легкий дождик, но Стив, похоже, был не в состоянии заметить даже это.
— Зайди внутрь,— сказал Энсон.— Может, это продлится минуту, а может, полторы или даже две. В любом случае ты успеешь промокнуть.
— Вообще-то больше всего мне хочется спать, Энсон.
— Понимаю, но все же удели мне немного времени.
На этот раз голос Энсона звучал чуть менее вежливо, почти как «голос Полковника», если верить описанию его отца. Энсону было шестнадцать, когда Полковник умер, и у него сохранились лишь смутные воспоминания об особом приказном тоне дедушки. По-видимому, Энсон унаследовал этот тон на генетическом уровне.
— Ну? — спросил Стив, войдя в штурманскую рубку и забрызгав каплями дождя письменный стол Энса.
— Фрэнк сказал, что ты нашел новый подход к проблеме Главного. В чем его суть?
— На самом деле это не новый подход. Это подход к новому подходу. Мне кажется, я наткнулся на вход в личный архив Карла-Гейнриха Боргманна.
— Того самого Боргманна?
— Именно. Нашего собственного современного Иуды.
— Он уже много лет как мертв. Ты хочешь сказать, что его архив еще существует?
— Послушай, может, обсудим все это после того, как я посплю?
— Еще минуту. В нашем проекте, связанном с Главным, наступает кризисный момент, и я должен быть в курсе всего, что с ним связано. Скажи, ключ к архиву Боргманна поможет нанести удар по Главному? Есть какая-то связь между Главным и файлами Боргманна?
Стив кивнул. Он выглядел так, словно вот-вот свалится. Наверно, и вправду слишком устал. Энсон подходил ко всем людям со своей меркой — точно так, как когда-то Полковник,— ожидая от них готовности выкладываться полностью. Однако Стив был Кармайклом лишь наполовину, а в остальном — лысый, толстобрюхий, неуклюжий человек средних лет, который не спал всю ночь.
И тем не менее вопрос был слишком важен, и Энсон непременно должен был выяснить все до конца. И сейчас же.
— Боргманн погиб двадцать пять лет назад,— заговорил Стив.— В Праге, городе Центральной Европы, в котором поначалу располагалась штаб-квартира Пришельцев. Известно, что он сумел проникнуть в компьютерную сеть иноземцев по меньшей мере лет за десять до своей гибели. И имел доступ в нее все последующие годы, хотя, скорее всего, далеко не всегда действовал с их разрешения. Что он там откопал, одному Богу известно, но, по рассказам его сотрудников, он никогда не уничтожал никаких файлов.
Глаза у Стива совсем слипались. Он покачнулся, но сумел собраться с мыслями и, с трудом стоя на ногах, продолжал:
— Для нас вот что важно, Энсон. Мы всегда считали, что боргманновские архивы находятся неизвестно где, что они навсегда похоронены в недрах пражского центрального процессора, в тайнике, который он сумел спрятать даже от Пришельцев. Широко распространено мнение, что если они существуют, то содержат какую-то решающе важную информацию о Пришельцах. Очень взрывоопасную информацию, так считается. С тех пор как Боргманн погиб, нет ни одного хакера в мире, который не пытался бы найти его архив. Поиски Святого Грааля, так сказать. С тем же результатом.
Энсон открыл было рот, собираясь задать следующий вопрос, но одернул себя. Стив часто употреблял в своей речи выражения, имеющие отношение к культуре того мира, который больше не существовал, мира книг, игр и музыки, истории и литературы, с которым достаточно старый Стив хотя бы отчасти успел соприкоснуться, прежде чем этот мир исчез. Однако Энсон напомнил себе, что в данный момент для него не так уж важно, что это за Святой Грааль такой.
— Как тебе известно,— продолжал Стив,— этой ночью я предпринял еще одну чертовски героическую восьмичасовую попытку связать накопленные нами данные обо всех передвижениях Пришельцев в общую картину и получить таким образом подтверждение нашей теории — с которой мы носимся Бог знает сколько времени,— что Главный находится в Лос-Анджелесе. Ну, у меня ничего не получилось. Уже в который раз. Однако в процессе этой работы я наткнулся на нечто необычное в информационных потоках, связывающих Прагу, Вену и Будапешт. На нечто такое, что, возможно, несет на себя отпечаток руки Карла-Гейнриха Боргманна. Повторяю, только возможно. Эта дверь заперта, и мне неизвестно, что находится за ней и как ее открыть. Но это первый случай за последние пять лет, когда мне попалось хоть что-то обнадеживающее.
— Если уж ты не можешь открыть эту дверь, то кто сможет?
— Энди. По-моему, он единственный хакер в мире, способный это сделать. Он лучше всех, и дело не в том, что во мне говорит отцовская гордость, Энсон. Бог свидетель, мне нечем особенно гордиться, когда речь идет об Энди. Но что касается компьютерного взлома — тут он может творить чудеса. Я просто констатирую факт.
— Хорошо. Пусть тогда займется этим.
— Да, конечно. Я только что сказал твоему Фрэнку, чтобы он нашел Энди и привел его ко мне. Он вернулся и сообщил, что Энди покинул ранчо в четыре часа утра и, возможно, ушел насовсем. Фрэнк получил эту информацию от дочки Элоизы Ла-Ла, которая видела, как он уходил. По-видимому, на протяжении последнего полугода у нее с Энди был тайный роман, который, к несчастью, закончился беременностью, в чем этим утром она призналась твоему сыну Фрэнку. Ла-Ла думает, что именно из-за этого Энди ушел. Он прихватил с собой два любимых компьютера, куда вчера вечером, по-видимому, перегрузил все, что считал важным.
— Маленький сукин сын,— сказал Энсон.— Извини, Стив. Необходимо найти его и притащить обратно.
— Найти Энди? — хохотнул Стив.— Никто не сможет найти Энди, если он не захочет, чтобы его нашли. Легче найти Главного. Ну, теперь я могу идти спать, Энсон?
«В нашем проекте, связанном с Главным, наступает кризисный момент». Да, именно это он сказал Стиву, и сам слегка удивился своим словам, потому что никогда прежде даже мысленно не формулировал сложившуюся ситуацию таким образом. Но да, да, все правильно, подумал Энсон. Кризисный момент. Время принимать смелые решения и действовать в соответствии с ними. Только сейчас до него дошло, что вот уже, наверно, несколько недель он представлял себе ситуацию только так и не иначе. Но одновременно ему все чаще казалось, что с ним творится нечто ужасное.
Это созревало в нем на протяжении вот уже нескольких лет, сейчас он ясно понимал это. Ощущение себя как Энсона — Убийцы Пришельцев, человека, который в конце концов изгонит с планеты чужеземных завоевателей, блистательного героя, который вернет Землю землянам. Уже и не припомнить то время, когда он не воспринимал это как свой рок.
Но в последние несколько недель с ним происходило нечто совсем странное. Эти притязания все больше и больше завладевали им, порождая неистовое желание, полубезумную жажду во что бы то ни стало добиться своей цели. И сейчас эмоции вспыхнули с поистине неистовой яростью. Страсть, и без того владевшая им практически безраздельно, полностью вырвалась из-под контроля. Как и всегда в такие моменты, возникло нарастающее давление в черепе, как будто какие-то таящиеся там создания неистово бились внутри, пытаясь вырваться на волю.
Это путало. Страстное нетерпение — черта, недостойная выдающегося военного командира.
Нужно срочно переговорить с отцом, решил Энсон.
Рону исполнилось почти семьдесят, и со здоровьем у него были нелады. Теперь он занимал бывшую спальню Полковника как наиболее подходящую для семейного патриарха. Там его и нашел Энсон, сидящего среди груды древних книг и журналов — пожелтевших, крошащихся раритетов из библиотеки Полковника, которую тот начал собирать еще в двадцатом веке. Отец выглядел плохо, побледнел и явно ослаб.
С ним была Кассандра, врач коммуны Кармайклов, самоучка, почерпнувшая все свои знания из книг и медицинских текстов, которые Поль, Дуг и Стив сумели надергать из остатков компьютерной сети. Она старалась как могла и иногда творила чудеса. Однако присутствие Кассандры в комнате больного настораживало — это означало, что пациенту стало хуже. Так было и полгода назад, когда жена Энсона Рейвен, истощенная слишком частыми родами, умерла от незначительной инфекции спустя несколько недель после рождения их восьмого ребенка. Поначалу казалось, что все еще, может, и обойдется, и только Энсон с самого начала знал, что ничто не спасет изношенный организм Рейвен. Здесь, в комнате отца, его охватило то же самое чувство.
— Твой отец железный человек,— с ходу заявила Кассандра, не дав Энсону произнести ни слова, и тон ее при этом был почти вызывающим.— Завтра в это время он будет уже на ногах и сможет срубать деревья одним ударом топора. Даю слово.
— Не верь ей, мальчик,— подмигнул Рон Энсону.— Я конченый человек, и от этого никуда не денешься. Можешь сказать Халиду, чтобы он начал вырезать для меня надгробный камень. Но только передай, пусть уж постарается как следует. «Рональд Джеффри Кармайкл», и не забудь, что имя «Джеффри» состоит из семи букв. Д-Ж-Е-Ф-Ф-Р-И, вот так. Родился двенадцатого апреля 1971, умер шестнадцатого…
— Сегодня уже четырнадцатое, па. Ты должен дать ему чуть больше времени,— прервал отца Энсон и спросил, обращаясь уже к Кассандре: — Я не помешал? Ты позволишь мне ненадолго остаться наедине с ним?
Она улыбнулась и вышла из комнаты.
— Насколько плохо ты себя чувствуешь на самом деле? — напрямую спросил Энсон.
— Дерьмово. Но не думаю, что и действительно вот-вот умру. Однако Касси следует более реально оценивать мое состояние… У тебя проблемы, Энсон?
— У меня просто руки чешутся напасть на Главного. Вот и вся проблема.
— Вы что, обнаружили, наконец, где он скрывается? Тогда в чем дело? Идите и разделайтесь с ним!
— Нет, мы не обнаружили его. Нам известно не больше, чем пять лет назад. Теория о его пребывании в Лос-Анджелесе по-прежнему на первом месте, но все еще остается лишь теорией. Проблема в том, что я не хочу больше ждать. Мое терпение на исходе.
— А Тони? У него тоже кончается терпение? Он трудится в поте лица ради того, чтобы нанести удар вслепую? Хочет отправиться на такое рискованное дело, не зная точно, куда идти?
— Он сделает то, что я ему скажу. Халид научил его всему, чему мог. Теперь Тони превратился в этакую бомбу замедленного действия, только и ждущую сигнала.
— Бомба,— повторил Рон.— Ждущая сигнала. Ах ты, Боже мой…
Он выглядел так, словно все услышанное его едва ли не забавляло. На лице появилось скептическое выражение, на губах заиграла улыбка. Энсон молчал, пристально глядя в глаза Рону и испытывая неловкость. Что за странная реакция? Непредсказуемый человек его отец.
— Позволь мне изложить ситуацию, как я ее понимаю,— теперь уже Рон заговорил совершенно серьезно.— Мы годами планировали это нападение и тренировали убийцу, чтобы он сделал свое дело, как только будет установлено точное местонахождение Главного. Сейчас убийца готов, но мы все еще не знаем, где скрывается Главный. И ты хочешь послать Тони неизвестно куда? Сегодня? Завтра? По-моему, ты торопишься, мальчик. Мы даже не можем с уверенностью сказать, существует ли на самом деле Главный, не говоря уж о том, где они его скрывают.
Слова Рона, словно разрезы скальпеля, обнажали идиотскую горячность молодого лидера; все происходило в точности так, как Энсон опасался, ожидал и надеялся. У него запылали щеки. Чувствуя, что головная боль возвращается, он по-прежнему неотступно смотрел на отца и наконец заговорил, ясно ощущая неубедительность собственных аргументов.
— На протяжении нескольких недель давление внутри меня нарастает, па. Такое чувство, словно я слишком долго удерживаю Тони и тем самым допускаю, чтобы мир оказался на грани краха. В голове точно молоты бьют. Я и сейчас ощущаю именно это.
— Прими таблетку аспирина, а лучше две. У нас еще много осталось.
Энсон отпрянул, словно его ударили. Рон, похоже, не заметил этого. На его лице снова промелькнула та же странная улыбка.
— Послушай, Энсон, Пришельцы здесь уже сорок лет, и все это время мы сдерживаем себя. Если не считать той самоубийственной лазерной атаки еще до твоего рождения, результатом которой стал Великий Мор, и уникального, скорее всего неповторимого, нападения Халида, за все это время мы им даже пальцем не пригрозили. Твой дед состарился и умер, слишком хорошо понимая, что глупо пытаться предпринимать какие бы то ни было враждебные действия, не зная точно, к чему они приведут. Твой дядя Энс десятилетие за десятилетием маялся на этой горе, спиваясь по той же самой причине! По-моему, мне неплохо удавалось держать все в руках, но я тоже не предпринимал никаких действий и не осмеливался даже мечтать о том, чтобы увидеть изгнание Пришельцев еще при жизни. Мы все получали здесь маленькие уроки терпения, каждый на свой лад. Тебе сколько — тридцать пять?
— Тридцать четыре.
— Тридцать четыре. В этом возрасте уже пора бы научиться сохранять самообладание.
— Не думаю, что я теряю самообладание. Просто боюсь, что обучение Тони пропадет зря, если мы продержим его слишком долго. Мы подключили его к этому проекту семь лет назад. Больше он уже ничему не научится.
— Ну, прекрасно. Значит, завтра прямо с утра отправляй его в Эл-Эй с пистолетом у каждого бедра и поясом, набитым гранатами. Пусть он подойдет к первому встречному Пришельцу и спросит: «Извините, сэр, но не сообщите ли вы мне адрес Главного?» Так ты себе это представляешь? Если не знаешь, где цель, как можно бросать бомбу?
— Все это для меня не новость.
— И все же ты хочешь отправить его? Тони твой брат. Вроде бы у тебя их не так уж много. Ты так жаждешь, чтобы его поскорее убили?
— Он Кармайкл, па. И с самого начала понимал, насколько это рискованно.
Рон застонал.
— Кармайкл! Кармайкл! Бог мой, Энсон, я что, должен выслушивать это дерьмо до конца своих дней? Что значит быть Кармайклом, объясни-ка? Осуждать родных детей, как Полковник, и на годы вышвыривать их из своей жизни? Изломать себя напрочь ради непонятно какого идеала, просто перечеркнуть собственную личность, утопить ее в вине, вместо того чтобы жить в мире с самим собой,— как Энс? Или кончить так, как брат Полковника Майк,— может быть, единственный, кто оказался способен подняться над стереотипами поведения нашей семьи, и все же погибший героической смертью в тот день, когда приземлились Пришельцы? В твоем понимании быть Кармайклом для Тони означает, что он должен плясать от радости, зная, что его ожидает неминуемая смерть во время выполнения какой-то безумной миссии только потому, что его угораздило родиться в семье, помешанной на фанатической дисциплинированности и необходимости развивать бурную деятельность, даже не сообразуясь с логикой?
Энсон в ужасе смотрел на отца. Что-что, а подобные речи он никак не ожидал услышать, и они обрушились на него с ошеломляющей силой. Рон покраснел, его буквально трясло от негодования. Спустя некоторое время он, однако, немного успокоился. И снова улыбнулся той же непонятной улыбкой.
— Ну, ну, ну, старик бредит, произнося напыщенные речи, а ты слушаешь. Это все пустая болтовня… Ладно, вот что я тебе еще скажу, Энсон. Я знаю, ты жаждешь стать полководцем, возглавившим победоносное наступление на ужасных захватчиков. Мы все этого хотели, но, может быть, ты действительно осуществишь свою мечту. Только не губи Тони зря, не торопись. Обещаешь? Потерпи, по крайней мере, до тех пор, пока не появятся более-менее достоверные сведения насчет местопребывания Главного. Стив и Энди ведь работают в этом направлении?
— Стив занимается этим, да. И Энди время от времени помогает ему — когда ему в голову взбредет. Оба они в большой степени уверены, что Главный находится в Эл-Эй, скорее всего в деловой части города, но точнее сказать не могут. А теперь Стив говорит, что он наткнулся на что-то важное, но уперся в стену, и что только Энди смог бы взломать ее. Но Энди ушел.
— Ушел?
— Удрал куда-то этой ночью. Вроде бы сделал Ла-Ла ребенка и не хочет оставаться тут.
— Скверный маленький поганец!
— Мы попытаемся найти его и притащить обратно. Но никто даже понятия не имеет, куда он мог отправиться.
— Ну, пораскиньте мозгами. Поймайте, приволоките его домой и не выпускайте из коммуникационного центра до тех пор, пока он не скажет, где Главный,— в какой части города и даже в каком здании. И только тогда отправляйте Тони. Не раньше, чем вам станет известен точный адрес. Договорились?
Энсон потер правый висок. Молоты в голове, кажется, стали успокаиваться. Немного.
— Думаешь, посылать его сейчас было бы безумием?
— Несомненно, мальчик.
— Это я и хотел от тебя услышать.
Халид указал на ястреба, парящего над горой в потоках дующего с моря ветра
— Видишь эту птицу? Убей ее.
Тони без колебаний поднял ружье, прицелился и нажал на спусковой крючок — плавным неторопливым движением. Ястреб, черный на фоне голубого неба, взорвался шквалом брызнувших во все стороны перьев и камнем полетел вниз.
Тони достиг совершенства, подумал Халид. Превратился в великолепную машину. Прекраснейшее из творений Халида, без единого изъяна. Безупречно отлаженный механизм.
— Отличный выстрел. Теперь ты, Рашид.
Стоящий рядом с ним стройный мальчик с кожей цвета янтаря поднял пистолет и выстрелил, как будто даже не целясь. Пуля угодила падающему ястребу точно в грудь, изменила траекторию его падения и отшвырнула в темные непроходимые заросли колючего кустарника чуть ниже того места, где они стояли.
Халид одобрительно улыбнулся сыну. Ему исполнилось четырнадцать, ростом он уже по плечо своему длинноногому отцу и отменно меткий стрелок. Халид часто брал его с собой во время уроков, которые давал Тони в окрестностях ранчо. Вид сына радовал его сердце: гибкая спортивная фигура, умные зеленые глаза, шапка густых рыжеватых волос. Рашид тоже достиг совершенства, но в другом смысле по сравнению с Тони. Это было совершенство не механизма, а личности. Потрясающе — дать жизнь такому мальчику, как Рашид. Он вырос таким, каким мог бы стать сам Халид, если бы жизненные обстоятельства с самого начала сложились иначе. Халид как бы заново проживал свою жизнь в сыне, но в улучшенном варианте.
— Что ты чувствовал, убивая птицу? — обратился Халид к Тони.
— Это удачный выстрел. Мне приятно, когда я стреляю хорошо.
— А птица? Ты думал о ней?
— С какой стати мне думать о птице? Птица для меня ничто.
Энди добрался до Лос-Анджелеса перед самым рассветом. Он прошел через ворота в Санта-Монике с помощью пропуска ЛАКОН, который состряпал за неделю до этого, и первым делом подключился к сети через общедоступный терминал на пересечении улиц Вильшир и Пятой. Ему нужно было обновить свою схему города. Возможно, он останется здесь на какое-то время, по крайней мере на несколько месяцев, а информация о городе, содержащаяся в его файлах, без сомнения, устарела. Он слышал, что они постоянно тут что-то меняли, закрывая одни транспортные артерии, исправно прослужившие сотню лет, и открывая новые там, где никогда ничего подобного не было. Хотя, похоже, сейчас почти все осталось так, как он помнил.
Он набрал электронный код доступа Саммо Боррачо:
— Это Мегабайт, дружище. Я здесь и собираюсь начать свой бизнес. Будь добр, выведи меня на Мэри Канари.
Это был четвертый визит Энди в Лос-Анджелес. Первый раз, около семи лет назад, он проник сюда с Тони и сыном Чарли Ником, воспользовавшись маленькой машиной Чарли. Зажигание в ней блокировалось с помощью специальной программы, и Энди без труда взломал ее. Тони и Ник, которым тогда было по девятнадцать, хотели отправиться в город на поиски подружек, что Энди в те времена не слишком интересовало, поскольку ему еще не исполнилось и тринадцати. Но ни Тони, ни Ник хакерами не были, и им пришлось взять с собой Энди в обмен на то, что он обеспечит им транспорт.
Во время этой поездки Энди пришел к выводу, что и девчонки отнюдь не так бесполезны в этой жизни, как ему прежде казалось. В Лос-Анджелесе их было полно. Огромный город, больше, чем мог он вообразить, двести-триста тысяч людей или даже больше. Тони и Ник, крупные, видные парни, очень быстро нашли то, что искали,— в той части города, которая называлась Ван-Нуйс. Девушек звали Кэнди и Дарлин, и обеим было по шестнадцать. У Кэнди волосы были рыжие, а у Дарлин выкрашены в зеленый цвет. Ужасно глупые, даже тупее, чем девчонки на ранчо. Ника и Тони, однако, это ничуть не волновало. Поразмыслив, Энди согласился в душе, что для той цели, которая привела парней сюда, это и впрямь не имело особого значения.
— Хочешь, и для тебя раздобудем подружку? — широко ухмыляясь, спросил Тони. Это было еще в те незапамятные времена, когда Тони казался нормальным человеческим существом, за несколько месяцев до того, как Халид начал вдалбливать ему в голову свою безумную философию, которая превратила парня в нечто вроде андроида.— У Дарлин есть младшая сестра. Если хочешь, она покажет тебе пару штучек.
— Конечно,— после мгновенного колебания ответил Энди.
Сестру Дарлин звали Делейн. Он сказал ей, что ему пятнадцать. Делейн была очень похожа на Дарлин, разве что на два года моложе и вдвое тупее. У нее оказалась собственная комната, с матрасом на полу, типично девчоночьим беспорядком и фотографиями давнишних кинозвезд, развешанными по стенам.
Энди тоже не мешала ее тупость. Его интересовал не ее ум. Он подмигнул ей и одарил знойным, как он надеялся, взглядом.
— О, хочешь поиграть? — спросила она, удивленно моргая.— Ну тогда иди сюда.
За последний год Энди ознакомился с дюжиной порнофильмов времен до Вторжения, найдя их в чьей-то сетевой библиотеке в Сакраменто, и имел примерное представление о том, как «это самое» происходит. Однако на деле все оказалось немного сложнее, чем на видео. И все же он надеялся, что оказался на высоте. По-видимому, так оно и было.
— Для первого раза ты молодец,— сказала потом Делейн.— Правда-правда, совсем неплохо.
И все же обмануть ее ему не удалось, но она не стала делать из этого проблему, что значительно подняло ее в глазах Энди. Может, решил он, она не такая уж тупица, какой казалась.
Второй раз он был в Эл-Эй полтора года спустя, устав от попыток заинтересовать своих кузин на ранчо тем, чему его научила Делейн. Джейн, Энсония и Черил были не против поиграть, но Ла-Ла отказывалась наотрез, а между тем Ла-Ла, на два года старше Энди, была единственной, кто привлекал его,— быстрая, умная и с огоньком, как и ее отец Чарли. Ну, раз Ла-Ла не хотела иметь с ним дела, а приставать к таким несмышленышам, как Джейн, Энсония и Черил, было все равно, что к какой-нибудь овце, Энди решил отыскать Делейн.
На этот раз он отправился один, позаимствовав машину у отца. По сравнению с машиной Чарли, то была гораздо более новая модель, реагирующая на голосовые команды.
— Лос-Анджелес,— произнес Энди властным тоном.
И она доставила его в Лос-Анджелес, словно ковер-самолет. Он нашел Дарлин, но не Делейн, которую схватили за какое-то мелкое нарушение и отправили с рабочей бригадой куда-то далеко на север штата. Дарлин, однако, и сама не возражала поиграть с ним денек-другой. Судя по всему, ей так же, как и Энди, наскучила обычная жизнь, и она восприняла его общество как рождественское развлечение.
Она гуляла с ним по городу, и вот тогда Энди по-настоящему прочувствовал его огромные размеры. Эл-Эй, как понял Энди, представлял собой целую группу маленьких городков, соединенных в единое целое. По мере того как он слышал названия этих городков — Шерман-Окс, Ван-Нуйс, Студио-Сити, Вест-Голливуд,— в его сознании складывалась более отчетливая картина того, где находились некоторые хакеры, с которыми на протяжении последних лет он связывался по e-mail.
Они знали его под именем Мегабайтовый Монстр или Мики Мегабайт. Он знал их как Тедди Спагетти из Шерман-Окса, Нико Нигилист из Ван-Нуйса, Зеленый Шершень из Санта-Моники, Саммо Боррачо из Калвер-Сити, Дин-Дон-666 из Западного Эл-Эй. Энди подключился к сети через общедоступный терминал связи и сообщил им, что он в городе.
— Приехал на пару дней в гости к знакомой девочке,— сказал он.
И стал ждать их реакции, понимая, что, может быть, она окажется очень сдержанной. Вряд ли его пригласят встретиться лицом к лицу. Вообще-то следовало проявлять осторожность, встречаясь с глазу на глаз с другими хакерами, с которым до этого общался исключительно по электронной почте. Они могли быть совсем не теми, кем казались. Марионетками ЛАКОН или даже самих Пришельцев, к примеру, которые были бы рады сдать тебя властям ради ласкового поглаживания по головке. Или грабителями. Или просто придурками.
Но Энди чувствовал их, а они чувствовали его, и в какой-то момент он решил, что для начала можно без опасений встретиться с Саммо Боррачо из Калвер-Сити. Саммо Боррачо в электронном варианте казался умным и шустрым, но в то же время всегда признавал верховенство Энди как компьютерного аса.
— Знаешь, как добраться до Калвер-Сити? — спросил Энди Дарлин.
— Ты всю дорогу только об этом и думал? — наморщила носик Дарлин.— Зачем тебе?
— Чтобы встретиться кое с кем. Но я могу и сам найти дорогу, если тебе неохота показать мне, как…
— Нет, почему же. Это поблизости от Сепулведы, но отсюда довольно далеко. Можно немного проехать по шоссе, однако южнее Санта-Моники дорога сильно разрушена.
Добирались они больше часа, миновав множество районов, некоторые из которых полностью выгорели. В электронном варианте Саммо Боррачо выглядел как огромный толстый пьяный мексиканец, а на самом деле оказался маленьким, бледным, жилистым, слегка подергивающимся, с имплантатами в обеих руках и небольшими полосками пурпурной татуировки на щеках. Не пьяница. Не мексиканец. И не больше чем на пару лет старше Энди. Как и было условлено, он встретил Энди и Дарлин у поворота с раздолбанного шоссе Сан-Диего. По тому, как он посматривал на Дарлин, Энди заключил, что Саммо не был с женщиной по крайней мере года три.
— Я думал, ты старше,— сказал ему Саммо Боррачо.
— Я думал, ты тоже.
Он сказал Саммо Боррачо, что ему девятнадцать, подмигнув Дарлин, чтобы она помалкивала. Она считала, что ему всего семнадцать. На самом же деле ему исполнилось лишь четырнадцать с половиной. Саммо Боррачо сказал, что ему двадцать три. Энди прикинул, что тот прибавил себе как минимум шесть лет.
— Ты живешь в Сан-Франциско? — спросил его Саммо Боррачо.
— Правильно.
— Никогда там не был. Я слышал, что там все время жуткий холод.
— Там не так уж плохо,— ответил Энди, который тоже никогда не был в Сан-Франциско.— Но мне надоело.
— Думаешь перебраться сюда?
— Может быть, через годик-другой.
— Дай мне знать, когда надумаешь,— сказал Саммо Боррачо.— У меня есть связи. Я знаю парочку отмазчиков. Я и сам этим немного занимаюсь и могу оказаться полезен, если тебя это заинтересует.
— Может быть, — ответил, Энди.
— Отмазчики? — Дарлин удивленно распахнула глаза.— Ты знаешь кого-то из них?
— Да, а что? У тебя к ним дело?
Энди, Дарлин и Саммо Боррачо провели ночь вместе в доме Саммо Боррачо на восточном конце Калвер-Сити. Для Энди это было что-то новенькое. И весьма интересное.
— Если надумаешь обосноваться здесь,— сказал ему Саммо Боррачо на следующее утро,— непременно дай мне знать. Я все улажу. Просто черкни пару слов.
Третья поездка состоялась два года назад, когда Энди стало известно, что изобретены новые интерфейсы, соответствующие его типу имплантатов, которые удваивали биофильтрующую способность старых. Это привлекло его внимание. Сейчас новые технологические изобретения были чрезвычайно редки, и каждому хотелось защитить свой имплантат от какой бы то ни было биоорганической пакости. Последним большим прорывом в этом плане было производство мобильных андроидов, пять лет назад разработанных в лабораториях квислингов под покровительством Пришельцев. Новый интерфейс, однако, был проявлением доброй старой изобретательности людей, действующих независимо от Пришельцев.
Выяснилось, что установить Энди новый интерфейс могут только в двух местах: в Силиконовой долине к югу от Сан-Франциско или в Лос-Анджелесе. Он вспомнил слова Саммо Боррачо о погоде в Сан-Франциско. Энди терпеть не мог холод, да и Дарлин навестить не мешало бы. Он без каких-либо трудностей украл машину отца и отправился в Лос-Анджелес.
Дарлин больше не жила в Долине. Энди поработал с кодами доступа, проник в файлы ЛАКОН, где регистрировался каждый вид на жительство, и установил, что она живет в Калвер-Сити, с Саммо Боррачо. Делейн удалось выцарапать из рабочего лагеря, и теперь она тоже жила с ними. Саммо Боррачо, похоже, стал одним из самых счастливых хакеров.
«Ты должен мне одну, парень»,— подумал Энди.
— Ты все же решил перебраться на юг? — спросил Саммо Боррачо, но тон его был несколько смущенным,— наверно, боялся, что Энди будет претендовать на одну или даже на обеих девушек.
— Пока нет. Я тут просто на отдыхе. И еще хочу заполучить этот новый биоинтерфейс. У тебя есть знакомый мастер, который их устанавливает?
— Конечно,— Саммо Боррачо даже не потрудился скрыть своего облегчения.
Устанавливали Энди интерфейс в деловой части Эл-Эй. Мастер Саммо Боррачо оказался маленьким горбуном с мягким, монотонным голосом и глазами орла; он все делал голыми руками, без кронциркуля и микроскопа. Еще Саммо Боррачо уступил Энди Делейн на пару ночей. Когда это развлечение приелось, Энди вернулся на ранчо.
— Как только надумаешь перебираться сюда, сразу же дай мне знать,— на прощание сказал ему Саммо Боррачо.
И вот теперь он снова оказался в этом огромном городе и собирался открыть здесь свое дело. Он был сыт ранчо по горло. В конце концов Ла-Ла уступила, конечно. Это свелось к полугоду неистовых ночей, что само по себе было совсем неплохо. Но в итоге она забеременела и заговорила о том, чтобы выйти за него замуж и нарожать кучу детишек. Однако Энди немного иначе представлял себе ближайшее будущее. Прощай, Ла-Ла. Прощай, ранчо Кармайклов. Энди отправляется в этот ужасный большой мир.
Саммо Боррачо перебрался в Венецию, городок на берегу океана, с узкими улицами и причудливыми старыми домами. Он слегка растолстел, избавился от своей дурацкой татуировки и выглядел гладким, процветающим и счастливым. Дом у него был очень приятный, всего в паре кварталов от океана — много солнца, ветра и три комнаты, забитые отличной аппаратурой. С ним жила рыжеволосая подруга по имени Линда, высокая, стройная, чем-то похожая на гончую. Саммо Боррачо не упоминал о Дарлин или Делейн, а Энди не спрашивал. Судя по всему, Дарлин и Делейн стали историей. Саммо Боррачо тоже был на пути в большой мир.
— Тебе понадобится своя территория,— сказал ему Саммо Боррачо.— Где-то к востоку от Ла-Бри, так я себе это представляю. В Вест-Сайде своих отмазчиков хватает. Как тебе известно, распределением территорий занимается Мэри Канари. Я свяжу тебя с Мэри, она все устроит.
Вскоре выяснилось, что Мэри Канари такая же женщина, какой Саммо Боррачо мексиканец. Энди побеседовал с «ней» по электронной связи, и они договорились встретиться в Беверли-Хиллз на пересечении бульвара Санта-Моника и улицы Вильшир. Там он обнаружил темноволосого мужчину с жирной кожей, лет около сорока, почти такого же высокого, как он сам, в голубой бейсбольной кепке, повернутой задом наперед. Именно по этой повернутой задом наперед кепке Энди и должен был опознать того, кто поджидал его.
— Мне известно, кто ты,— без обиняков заявил Мэри Канари. Голос у него был глубокий и жесткий; голос гангстера из старых фильмов.— Хочу, чтобы ты отдавал себе в этом отчет. Если ты причинишь нам беспокойство, тебя отправят назад, на твое уютное семейное ранчо, угнездившееся позади Санта-Барбары.
— Я из Сан-Франциско, не из Санта-Барбары.
— Ну конечно. Сан-Франциско, пусть будет так. Только мне хотелось бы, чтобы ты не забывал: я знаю всю правду о тебе.
Существовала официально созданная гильдия отмазчиков, и, похоже, Мэри Канари был одним из ее лидеров. Энди, за которого поручился Саммо Боррачо и который сам по себе был известен в широких кругах этой организации, встретили совсем неплохо. Мэри Канари отвел ему территорию, с севера ограниченную бульваром Беверли, с юга бульваром Олимпик, с запада бульваром Креншов и с востока Норманди-авеню. Изрядный кусок, хотя Энди подозревал, что не самый прибыльный.
В пределах этой территории он мог брать столько заказов, сколько хватит сил. Организация обязывалась ознакомить его со всеми ноу-хау, необходимыми для осуществления основных операций отмазчиков, и в дальнейшем предоставить самому себе. Он, в свою очередь, должен был выплачивать ей комиссионные в размере тридцати процентов своего нехилого заработка на протяжении первого года работы и пятнадцать процентов в последующие годы. До конца своих дней, сказал Мэри Канари.
— Не пытайся надуть нас,— предостерег он Энди.— Мне известно, насколько ты силен, поверь мне. Но наши парни тоже не дураки, и единственное, чего мы никогда не потерпим, это если хакер попытается утаить часть своего дохода. Играй по правилам, плати как положено, вот тебе мой самый искренний совет.
И он наградил Энди долгим, внимательным взглядом, как будто говоря: «Нам очень хорошо известно, что ты за хакер, мистер Энди Геннет, и потому мы не спустим с тебя глаз. Так что лучше не причиняй нам беспокойства».
Энди и не собирался причинять кому-либо беспокойство. Пока, во всяком случае.
Как-то холодным ветреным зимним днем, спустя три недели после исчезновения Энди, когда ранчо сотрясал свирепый завывающий шторм, зародившийся на Аляске и промчавшийся по всему западному побережью в сторону Мехико, за час до рассвета Кассандра без стука вошла в аскетическую, почти монашескую маленькую спальню, где после смерти жены ночевал Энсон Кармайкл.
— Пойдем со мной,— сказала она ему.— Твой отец уходит.
Энсон проснулся мгновенно. На него нахлынула волна удивления и отчасти злости.
— Ты говорила, что с ним все в порядке! — обвиняющим тоном произнес он.
— Выходит, я ошибалась.
Они торопливо зашагали по коридорам. Ветер за стенами усилился до штормового, окна сотрясались от бьющего в них града.
Рон сидел в своей постели и, казалось, все еще был в сознании, но Энсон сразу же заметил роковые изменения, произошедшие за последние двенадцать часов. Впечатление было такое, будто лицевые мышцы отца внезапно потеряли свою упругость. Сейчас его лицо выглядело странно гладким и мягким, словно выгравированные на нем морщины исчезли за одну ночь. Взгляд был несфокусирован, и отец улыбался кривой улыбкой, затрагивающей лишь левый уголок рта. Руки апатично покоились поверх одеяла по обеим сторонам тела, и в этой позе было что-то сверхъестественное; он как будто позировал для своего надгробного памятника. Энсон не мог отделаться от отчетливого ощущения, что перед ним человек, балансирующий между мирами.
— Энсон? — слабым голосом окликнул его Рон.
— Я здесь, па.
Его собственный голос звучал неуместно спокойно. Но чего от меня ждут, подумал Энсон? Чтобы я причитал и плакал? Рвал на себе волосы и одежду?
Отец издал звук, отдаленно напоминающий смех.
— Забавно,— очень тихо сказал он. Энсону пришлось напрячься, чтобы расслышать.— Я вел скверную жизнь, и мне казалось, что я буду жить вечно. Я и в самом деле большой грешник. Только хорошие люди умирают молодыми.
— Ты не умираешь, па.
— Умираю. До колен я уже мертв, и смерть чертовски быстро распространяется вверх. Я удивлен, да, но что поделаешь? Когда время приходит — оно приходит. Не нужно обманывать себя, мальчик,— Пауза.— Послушай меня, Энсон. Теперь все ложится на тебя. Ты Кармайкл этого часа. Этой эпохи. Новый Полковник, вот кто ты такой. И именно ты в конце концов завершишь начатое дело, разве не так? — Снова пауза. Нахмуренные брови. Казалось, он уже отчасти был не здесь.— Потому что… Пришельцы… Пришельцы… я пытался, Энс… я черт знает как пытался…
Энсон широко распахнул глаза. Рон никогда не называл его «Энсом». К кому он обращался?
— Пришельцы…
И снова пауза, еще более долгая, чем прежде.
— Я слушаю, па.
Эта улыбка. Этот взгляд. Пауза, которой нет конца.
— Па?
— Это все,— негромко сказала Кассандра.
«Я пытался, Энс… Я черт знает как пытался…»
Халид почти за одну ночь вырезал великолепный надгробный камень. Энсон проследил, чтобы имя «Джеффри» было написано правильно. Все собрались на кладбище — в день похорон погода все еще была скверная,— и Розали сказала о своем брате несколько прощальных слов, и Поль тоже говорил, и Пегги, а потом Энсон, который только и вымолвил:
— Он был гораздо лучше, чем думал о себе.
И прикусил губу, и взял в руки лопату.
В последующие дни его жизнь окутало облако печали. Уход Рона оставил Энсона в странно подвешенном состоянии, и теперь ничто не сдерживало его — ни постоянное присутствие Рона, ни его мудрость, ни его шутливый подход к жизни, ни его уравновешенность. Потеря казалась ужасной и невосполнимой.
Но потом, хотя траурные настроения не рассеялись, в нем начало подниматься новое чувство — непривычное чувство освобождения. Как будто все эти годы он находился в заключении, прикованный к сложной, деятельной, яркой личности Рона. Он — рассудительный, серьезный, даже тугодум — никогда и ни в каком смысле не ощущал себя равноценным Рону. Но теперь Рон ушел. Энсону больше нечего было ни бояться, ни ждать одобрения его активного, непредсказуемого ума. Теперь он мог делать все, что пожелает.
Все. А желал он одного — вышвырнуть Пришельцев из этого мира.
Слова умирающего отца эхом отдавались в его сознании:
«Пришельцы… Пришельцы…»
«Именно ты в конце концов завершишь начатое дело…»
Энсон снова и снова прокручивал в памяти эти слова, поворачивал их так и эдак, пытался понять глубинный смысл того, что хотел сказать отец. И Рон, и Полковник — и даже Энс, на свой лад — все эти годы жили ожиданием, обреченные на сводящее с ума бездействие, мечтая о мире без Пришельцев, но не считая возможным, по той или иной причине, отдать приказ о начале контрнаступления. Но теперь он тут за старшего. Кармайкл этой эпохи, как выразился Рон. Что, его жизнь тоже пройдет в ожидании? Год за годом он будет уныло существовать в этих горах, ожидая, когда наступит идеальное время для удара? А идеального времени не будет никогда. Нужно просто выбрать время, неважно, идеальное или нет, и в конце концов напасть на захватчиков.
И больше некому сдерживать его. Это немного пугало, но, да, одновременно порождало и чувство освобождения. Возникло ощущение, будто смерть Рона — сигнал к действию.
Может, это просто повышенная, своего рода даже маниакальная, реакция на смерть отца, спрашивал он себя?
Нет, решил Энсон. Просто настало время сделать важный ход.
В голове у него снова застучали молоты, вызывая ужасное чувство давления изнутри. Вместе с ударами слышалось: вре-мя на-ста-ло, вре-мя на-ста-ло.
Если не сейчас, то когда?
Когда?
Энсон выждал две недели после похорон.
Ярким, свежим утром он большими шагами вошел в штурманскую рубку.
— Хорошо,— он заскользил взглядом по лицам Стива, Чарли, Поля, Пегги и Майка.— Думаю, пора начать действовать. Я отправляю Тони в Эл-Эй, убрать Главного.
Никто не возражал. Никто не осмелился. Все они хорошо знали Энсона, знали это характерное выражение в его глазах, возникающее, когда в голове у него били молоты, призывая начать дело спасения мира.
Тем временем в Лос-Анджелесе Энди уже разворачивался вовсю. Мики Мегабайт, первоклассный отмазчик. Это похлеще, чем торчать на ранчо, прислушиваясь к блеянию овец.
Прямо в центре своей территории, к югу от Вильшир, он нашел небольшое помещение и первые два дня проторчал там, ломая голову над тем, как люди, нуждающиеся в услугах отмазчиков, связываются с ними. Но очень скоро выяснилось, что никакой проблемы тут нет. Главное оказалось начать. За первую неделю он осуществил четыре сделки. Очень изящно и умело проник в систему и аннулировал отметку о лишении водительских прав мужчины, живущего в местечке Клаб-Драйв; отменил непонятно как возникшее запрещение на брак для одной пары из Кортауна; организовал посещение родственников в Нью-Мексико человеком, которому было отказано в пропуске на выезд из Лос-Анджелеса,— Пришельцы все менее и менее охотно позволяли людям перемещайся с места на место, Бог знает почему, но кто и когда понимал, в чем состоит политика Пришельцев? — и содействовал повышению по службе патрульного ЛАКОН, у которого было две семьи в разных концах города.
Этого последнего Энди опасался брать, поскольку тот был сотрудником ЛАКОН, но Мэри Канари заверил его, что с этим человеком можно работать, и Энди рискнул. Все прошло гладко, так же как и с остальными. Все оплатили его услуги, и Энди тут же послушно выдал гильдии комиссионные.
Итак, карьера отмазчика для Мики Мегабайта началась. Легкие деньги за пустячную, в сущности, работу. Он знал, что спустя некоторое время ему захочется чего-то большего, но он и не собирался заниматься этим до конца своих дней. Его план состоял в том, чтобы накопить побольше банковских счетов на свое имя по всему континенту, а потом выписать себе пропуск на выход и, покинув Эл-Эй, немного посмотреть мир.
После четвертой сделки произошло нечто удивительное.
— Ты любишь всегда быть на высоте, правда, парень? — спросил его кто-то из окружения Мэри Канари.
— Что?
— Никто не говорил тебе? Нельзя делать все эти проклятые отмазки по высшему разряду. Если действовать таким образом, можно привлечь внимание Пришельцев. Вряд ли тебе это надо, верно? Уж мы-то, во всяком случае, никак этого не хотим.
Энди никак не мог врубиться в смысл сказанного.
— Что, я должен организовывать неверные отмазки время от времени, это ты хочешь сказать? Отмазки, которые не сработают?
— Правильно. Некоторые, иногда. Знаю, знаю, для тебя это вопрос профессионального престижа. У тебя хорошая репутация, и ты хочешь, чтобы такой она и осталась. Но пусть она будет не слишком хорошая, понимаешь, что я имею в виду? Ради тебя самого. Кроме того, на этом фоне все остальные отмазчики будут выглядеть хуже, потому что среди нас нет таких, кто работает без промашек. Как только слух о тебе распространится по городу, клиенты повалят сюда из других районов, и у тебя могут возникнуть проблемы. Так что давай, придержи коней, Мики. Время от времени подводи какого-нибудь клиента, понял? Прежде всего ради себя самого. Договорились?
Это было ой как трудно — делать меньше, чем можешь. И главное, в корне противоречило его натуре. Но придется совершить пару промахов, решил он, просто чтобы доставить удовольствие парням из гильдии.
В начале второй недели к нему пришла женщина, которая хотела, чтобы ее перевели в Сан-Диего. Симпатичная, лет двадцати восьми, может быть тридцати, работала в законодательных органах ЛАКОН и по какой-то причине хотела сменить город, но не могла добиться, чтобы ее перевели. Тесса, так ее звали. Пушистые рыжие волосы, полные красные губы, приятная улыбка, хорошая фигура. Ему всегда нравились женщины постарше.
Энди беспокоило, что снова к нему пришел человек из ЛАКОН. Но эта женщина тоже имела при себе нужные рекомендации от Мэри Канари.
Он начал делать то, о чем она его просила.
А потом подумал о пушистых рыжих волосах, хорошей фигуре и о том, что уже полторы недели спит один в этом странном, новом для него городе. И сказал:
— Знаете, Тесса, у меня возникла идея. Допустим, я выпишу пропуска для нас обоих, куда-нибудь во Флориду или, может быть, в Мехико. Мехико — приятное место, как вы считаете? Курнавака, Акапулько — в общем, туда, где сейчас тепло…— Это был внезапный, неудержимый порыв. Но какого черта? Риск — благородное дело.— Мы могли бы очень мило провести выходные вместе, а? А когда вернулись бы, вы отправитесь в Сан-Диего или куда пожелаете, и…
Он замолчал, видя ее реакцию, которая отнюдь его не обрадовала.
— Мне сказали, что вы профессионал,— приятная улыбка погасла, женщина говорила холодно и резко. И сердито смотрела на него.— Но приставать к клиентам не слишком профессионально.
— Прошу прощения,— сказал Энди.— Возможно, я немного увлекся.
— Я хочу оказаться в Сан-Диего, понятно? И одна, если не возражаете.
— Хорошо, Тесса. Хорошо.
Она смотрела на него все так же сердито, точно он насильник какой-нибудь. Внезапно Энди и сам разозлился. Может, он действительно увлекся, да. Чуть-чуть перешел черту, да. Но какого черта она так на него смотрит? Словно вот-вот набросится, а ведь он всего-навсего слегка перешел черту.
От него ждут, что он сделает несколько отмазок, которые не сработают, так сказал парень Мэри Канари. Слегка наврет в каком-нибудь коде, допустит крошечную ошибку.
Вот и хорошо, подумал он. Пусть эта отмазка станет первой в этом роде. Какого черта! Он выписал ей пропуск на выезд в Сан-Диего. И допустил в нем еле заметную неточность, почти в самом конце. Но с таким документом ее не пропустят. Пусть получит маленький урок. Ему не нравилось, когда люди смотрят на него с такой неприязнью.
Марк, старший сын Поля Кармайкла, повез Тони в Лос-Анджелес, руководствуясь указаниями Стива Геннета относительно наиболее вероятного местонахождения Главного. Стив считал, что оно находится в северном секторе города, ограниченном шоссе Голливуд с севера, шоссе Харбор с запада, окружающей город стеной с востока и бульваром Вернон с юга.
Внутри этой зоны самым вероятным казался старый деловой район и, еще точнее, здание в двух кварталах к югу от бывшего Гражданского центра. Поэтому Марк повез Тони к пропускным воротам между Бурбанком и Глендейлом; отсюда было ближе всего к деловой части города. Здесь Марк будет ждать — столько, сколько потребуется,— а Тони пешком войдет в город и отправится к указанному зданию.
— Подай мне сигнал,— сказал Марк, когда Тони вылез из машины.
Тони усмехнулся и поднял руку.
— Раз. Два. Три.
— Порядок,— сказал Марк.— Теперь ты у меня на экране.
Тони установили имплантат со встроенным локатором направления. Его изобрел один из лучших специалистов Сан-Франциско, и он же сам приехал на ранчо, чтобы инсталлировать его. Лиза Геннет написала программу, с помощью которой сигнал имплантата улавливался городской телефонной сетью. Куда бы Тони ни пошел, они смогут проследить его путь: Марк — из автомобиля, Стив и Лиза — из коммуникационного центра ранчо.
— Ну, тогда в путь? — сказал Марк.
Тони помахал ему рукой и зашагал к стене.
Марк провожал его взглядом. Тони ни разу не оглянулся, быстро и целеустремленно шагая в сторону ворот. Добравшись до них, он поднес имплантат с записанным в нем кодом доступа к проверочному устройству. Ворота открылись. Тони вошел в Лос-Анджелес. Это произошло спустя несколько минут после полуночи. Наконец-то наступил главный момент его жизни.
Он был готов к нему.
В рюкзаке за спиной он нес маленькое взрывное устройство, достаточно мощное, чтобы разнести на куски полдюжины кварталов города. Все, что требовалось от Тони, это найти здание, где, по предположению Стива, скрывался Главный, установить бомбу и быстро пойти обратно, послав на ранчо сигнал, короткий всплеск на первый взгляд бессмысленной цифровой информации, который даст им понять, что можно взрывать бомбу.
Халид потратил семь лет, обучая Тони тому, как сначала полностью опустошить свой разум, а потом просто действовать, без единой мысли в голове. Все надеялись и верили, что теперь Тони полностью запрограммирован на это. Он должен выполнять свою задачу в Лос-Анджелесе примерно так, как веник сметает опавшие листья, не думая ни о том, что делает, ни о последствиях своей миссии в случае ее успеха или неудачи.
— Он за городской стеной,— сказал Марк в телефон, установленный в автомобиле.— На пути к цели.
— Он за городской стеной,— сказал Стив на ранчо, указав сначала на желтое пятно на экране, а потом еще на одно, красное.— Это Марк, сидит в машине около стены. А вот это Тони.
— Теперь нам остается лишь ждать,— сказал Энсон.— Хотел бы я знать, достаточно ли пуст его разум? Возможно ли вообще такое — войти в город и установить бомбу без единой мысли о том, что делаешь?
Стив поднял на него взгляд.
— Знаешь, что ответил бы тебе Халид? Все в руках Аллаха.
— Воистину так.
Тони шел по ночному городу, все больше забирая на юг, мимо едва различимых, молчаливых шоссе, мимо гигантских пустых деловых зданий, мертвых и темных, оставшихся еще от той эры, которая сейчас казалась доисторической. Имплантат в его руке время от времени издавал негромкие звуки. С помощью него Стив направлял все перемещения Тони, вел его от улицы к улице, словно робота. Вот такой звук означал, что нужно свернуть влево, а такой — что вправо. В конце концов он услышит звук, похожий на «Здесь! Здесь! Здесь!». Тогда он достанет из рюкзака маленький пакет и прикрепит его к стене того здания, которое окажется прямо перед ним. И быстро пойдет обратно.
Улицы были практически пусты. Иногда мимо проезжала машина, иногда одна из плавающих платформ Пришельцев, с мерцающей фигурой или двумя на ней. Тони смотрел на них без малейшего любопытства. Любопытство было роскошью, от которой он давно отказался.
Здесь поворот налево. Так. У следующего перекрестка направо. Так. Теперь десять кварталов прямо, пока он не уткнулся в мощные столбы дорожной эстакады. Отсюда Стив из своего далека повел Тони к подземному переходу между гигантскими опорами эстакады и дальше, к полотну дороги и через нее. Вперед. Вперед. Вперед.
Марк, сидя в автомобиле, следил за крошечным светящимся пятнышком на своем экране. Стив делал то же самое на ранчо. Рядом с ним стоял Энсон, не сводя взгляда с экрана.
— Знаешь,— где-то около четырех утра внезапно прервал молчание Энсон,— наверно, ничего у нас не получится.
— Что? — удивился Стив.
Он испуганно поднял взгляд от экрана. По лицу Энсона струился пот, глаза выпучились. Челюстные мышцы крепко стиснуты, подчеркивая линию подбородка. Все вместе выглядело очень странно.
— Сама идея ошибочна,— сказал Энсон.— Теперь я совершенно ясно вижу это. Чистой воды безумие — воображать, будто вся операция Пришельцев будет свернута, если мы обезглавим их. Стив, я послал Тони на верную смерть ради пустышки.
— По-моему, тебе нужно немного отдохнуть. Нет никакого смысла нам обоим сидеть тут.
— Послушай, Стив. Это ужасная ошибка.
— Ради Христа, Энсон! Ты что, ума лишился? Ты с самого начала отстаивал этот проект, а теперь нашел время говорить такие вещи! К тому же, пока с Тони все в порядке.
— В порядке?
— Взгляни сюда: он без всяких задержек уже добрался до Гражданского центра и приближается к тому зданию, где, по моим предположениям, находится Главный. Если бы Пришельцы поняли, что у него бомба, к этому моменту его уже задержали бы, неужели не понятно? Еще пять минут, и дело будет сделано. А как только мы прикончим Главного, все остальные тут же свихнутся от шока. Тебе это прекрасно известно, Энсон. Их разумы телепатически связаны между собой.
— Ты уверен в этом? Что мы на самом деле о них знаем? Мы даже не знаем, существует ли вообще Главный. И если его нет в этом здании, им может быть наплевать, что Тони вооружен. Но если даже Главный существует и находится именно здесь, а все они телепатически связаны между собой, откуда нам знать, что именно произойдет, когда мы убьем его? Жесточайшие репрессии? Мы вообразили, будто они просто упадут и зальются слезами, узнав о смерти Главного. А что, если все будет совсем не так?
Стив провел рукой по остаткам волос на голове. Казалось, Энсон сходит с ума прямо у него на глазах.
— Прекрати, Энсон, слышишь? Игра зашла слишком далеко, уже поздно молоть чепуху.
— Но почему чепуху? До меня внезапно дошло, что дьявольски нетерпеливое желание сделать хоть что-то заставило меня поступить ужасно глупо. У отца и деда хватило здравого смысла даже не пытаться, а я… Верни его, Стив.
— Что?
— Скажи ему, пусть возвращается.
— Иисус, он уже практически на месте, Энсон. Может, еще полквартала впереди. Или даже меньше.
— Меня это не волнует. Скажи, пусть возвращается. Это приказ.
Стив ткнул пальцем в экран.
— Он уже возвращается. Видишь эти вспышки? Он просигналил, что бомба на месте, а сам он уходит подальше, в безопасное место. Примерно через пять минут я могу взрывать. Нет смысла не делать этого, раз уж бомба установлена. Энсон молчал, обхватив руками голову.
— Хорошо,— наконец с явной неохотой сказал он,— В таком случае взрывай.
Тони услышал за спиной сначала странное шипение и глухой звук, когда взорвалась первая часть бомбы, а потом оглушительный грохот, сопровождающий взрыв основной ее части. У него чуть не лопнули барабанные перепонки, над головой пронесся порыв горячего ветра. Тони продолжал быстро двигаться в прежнем направлении. Наверно, что-то взорвалось там, позади, подумал он. Да. Наверно, что-то взорвалось. Но его это не касается. Он должен вернуться к стене, пройти сквозь ворота, найти Марка и отправиться домой. Да.
Однако внезапно на его пути выросли фигуры. Человеческие, три, четыре, пять, все в серой форме ЛАКОН. Казалось, они возникли прямо из-под земли, как будто дожидались момента, когда можно будет появиться.
— Сэр? — сказал один из них, подчеркнуто вежливо.— Могу я взглянуть на вашу идентификационную карточку?
— Он исчез с экрана,— сказал Марк.— Не понимаю, что произошло.
— Бомба взорвалась? — спросил Стив.
— Да. Я слышал звук даже отсюда.
— На моем экране его тоже нет. Может, его захватило взрывом?
— Нет, по-моему, к моменту взрыва он ушел достаточно далеко,— ответил Марк.
— Да, мне тоже так кажется. Но где…
— Постой, Стив. Мимо меня проезжает платформа Пришельцев. На ней трое.
— Как они себя ведут? Есть признаки шока?
— Они выглядят совершенно нормально,— ответил Марк.— Думаю, мне имеет смысл убраться отсюда.
Стив посмотрел на Энсона.
— Слышал?
— Да.
— Мимо проехала платформа Пришельцев. Никаких признаков необычного поведения. Наверно, мы неправильно вычислили место.
Энсон устало кивнул.
— А Тони?
— Исчез с экрана. Только Аллах знает, что с ним.
За три дня после того, как Энди выписал липовое разрешение для женщины с пышными рыжими волосами, у него побывали еще пять клиентов, и им он все сделал, как надо. Он посчитал, что примерно такое соотношение устроит гильдию — одна ошибка на каждые пять правильно выполненных заказов.
Хотелось бы ему знать, что случилось с ней, когда она подошла к воротам и предъявила свое разрешение на переезд в Сан-Диего. Электронный привратник наверняка заметил ошибку. И что тогда? Отправка в рабочий лагерь за попытку использовать фальшивое разрешение, скорее всего. Бедняжка Тесса. Но ни один отмазчик ничего не гарантирует, все они сообщают об этом клиентам с самого начала. Обращение к отмазчику всегда сопряжено с риском для обоих, и клиента, и отмазчика. Просто клиентам больше не к кому обратиться за помощью. Но если ты нанимаешь кого-то сделать для тебя незаконную работу, то кому жаловаться на то, что она выполнена некачественно? В случае неудачи отмазчики никогда не возвращали клиентам деньги.
Бедная Тесса, подумал он. Бедная, бедная Тесса.
И выкинул ее из головы. Ее проблемы — это ее проблемы. Для него она просто неудачно выполненная работа, вот и все.
Вскоре после случая с Тессой Энди решил, что настало время чуть-чуть уменьшить его выплаты гильдии. Мэри Канари со своей бандой и так хорошо на нем поживились. Немного недодать здесь, немного там: глядишь, постепенно соберется изрядная сумма. Приятный подарок самому себе.
Немного погодя, однако, он заметил признаки того, что они следят за ним, проверяют полученные им суммы. Заподозрили что-то или это обычная проверка? Кто знает? Он написал хитрую маленькую программу, которая должна была заморочить им головы. И одновременно решил, что с Лос-Анджелесом пора завязывать. Этот город ему совсем не нравился. Время двигать дальше. Феникс? Нью-Орлеан? Акапулько?
Куда угодно, только чтобы было тепло. Энди никогда не любил холод.
На ранчо Энсон ожидал, что последует за взрывом.
Если репрессии, то какие? Аресты, новая болезнь, отключение электричества? И когда они начнутся? Пришельцы обязательно сочтут свои долгом довести до сведения людей, что им не нравится, когда в центре их главного административного центра гремят взрывы.
Однако никаких репрессий не последовало.
Неделя проходила за неделей, Энсон ждал. Ждал. Ждал.
Но ничего не происходило. Жизнь продолжалась, как обычно. Тони не появился, не удалось найти и каких-либо его следов через Сеть. Это, впрочем, нисколько не удивило Энсона. В отличие от всего остального.
Мысли о Тони были почти невыносимы. Стоило Энсону позволить себе задуматься о возможной судьбе брата, и ощущение вины накатывало волна за волной, доводя его до изнеможения, до головокружения, до безумия.
Энсон никак не мог взять в толк, как он на это решился — начать действовать, имея так мало информации,— и с такой холодностью послал брата на верную смерть.
— Нужно было идти самому,— твердил он снова и снова.— Нельзя было допустить, чтобы он так рисковал.
— Ты и на десять миль не смог бы приблизиться к Пришельцам,— успокаивал его Стив.— Они тут же засекли бы тебя.
И Халид сказал:
— Тебе не стоило бы за это и браться, Энсон. Только Тони мог попытаться. Но не ты. Ни в коем случае.
Постепенно Энсон вынужден был признать, что они правы, хотя это произошло уже после того, как его переживания усилились настолько, что Стив, Майк и Кассандра начали всерьез опасаться попытки самоубийства. До этого, однако, дело не дошло; но возникло ощущение, что окутывающее Энсона мрачное облако не рассеется больше никогда.
Больше всего удивляло то, что не последовало никакой реакции на взрыв. Что на уме у Пришельцев? Ответа на этот вопрос Энсон не знал.
Как будто они насмехались над ним, не желая наносить ответного удара. Как будто хотели сказать ему:
«Мы знаем, что ты попытался сделать, но нам плевать на это. Нам не страшны такие насекомые, как ты. Мы настолько выше, что даже не считаем нужным унижаться до мести. Мы — все, а ты — ничто».
А может, ничего похожего и не было. Что касается чужеземцев, напоминал себе Энсон, главное в них именно то, что они чужие. Все их действия мы понимаем неправильно, пытаясь вложить в их головы свои мысли. Нам никогда не понять их. Никогда. Никогда. Никогда.
Никогда.
