7
Хейрилы по-прежнему сопровождали их, двигаясь как тени в тающем свете звезд. Они ехали как могли быстро, и хейрилы не делали угрожающих движений, но и не оказывали им помощи, когда они путались в густых зарослях. Леллин и Сизар, плохо знавшие эти места, могли только предполагать, какой путь здесь короче.
Затем под утро лес перед ними расступился, и среди деревьев заблестела темная вода.
— Нарн, — сказал Леллин, когда они натянули поводья. — Нихмин начинается за ним.
Моргейн встала в стременах и склонилась над лукой седла.
— Где мы можем перебраться на тот берег?
— Кажется, тут где-то есть брод, — сказал Сизар. — На полпути между Марханом и равниной.
— Остров, — сказал Леллин. — Мы никогда не забирались так далеко к востоку, но слышали об этих местах. Совсем неподалеку к северу должен быть остров.
— Начинается день, — сказала Моргейн. — Река — открытое пространство. До врагов — рукой подать. Ошибка недопустима, Леллин. Но нельзя и медлить, ждать, пока нас отрежут от Нихмина.
— Если они захватят Мирринд и Кархенд, — возразил Леллин, — то узнают, в какую сторону мы направились, и кое-кто из них быстро поймет, что это значит. — Он увидел ошеломление на лице Сизара. Кемейс хорошо понимал смысл его слов и опасность, которая угрожала его родичам.
— Сможем ли мы узнать у хейрилов, перебрались ли пришельцы через Нарн?
Леллин оглянулся. Вокруг них не было никого. Ни шелеста листвы, ни вздоха не было слышно. Ни единого признака их спутников. Моргейн тихо выругалась.
— Похоже, дневной свет им не по нраву. А может, они узнали что-то, чего не знаем мы. Веди, Леллин. Надо бы добраться до этого брода как можно быстрее, пока не рассвело окончательно.
Леллин погнал коня вперед, к северу, стараясь держаться в тени деревьев. Но им часто встречались кусты и поваленные паводком деревья, которые затрудняли продвижение. Иногда им приходилось выезжать на берег, где их легко могли заметить с той стороны. Иногда приходилось забираться глубже в лес, почти теряя реку из виду.
Они устали, проведя большую часть ночи без сна, устали трястись в седлах, уклоняться от бьющих по глазам ветвей. Кони утомились, карабкаясь вверх и вниз по склонам мелких притоков, оступаясь и спотыкаясь. Начинался рассвет, и они уже видели над лесом краешек солнца.
Наконец они выбрались к островку — длинной косе, покрытой кустарником.
Они медлили. Моргейн погнала Сиптаха вперед по склону, к броду. Вейни пришпорил Мэй и, не думая о том, следуют ли за ним Леллин и Сизар, двинулся за Моргейн. Но он слышал за спиной топот копыт. Моргейн торопилась. Позади были враги, впереди — то, что она искала. В такой ситуации у нее не могло быть сомнений, как действовать.
Войдя в воду, кони замедлили шаг, преодолевая течение. Вода доходила им до колен. Сиптах попал в яму и выбрался из нее с заметными усилиями. Вейни обогнул это место, и эрхендимы тоже. Лошади оказались по грудь в темной и напористой воде. Мэй соскользнула вслед за Сиптахом. Вейни уже почти решил слезть с нее, но она нашла твердую почву, и река стала быстро мелеть по мере того как они пробирались к острову. Сиптах, самый сильный из коней, держался хорошо, и Вейни торопливо погнал кобылу на вторую половину брода, проклиная упрямство Моргейн. Вскоре он снова начал выбираться из воды. Моргейн была уже на берегу и смотрела назад, на них.
Что-то с шипением подлетело и ударило в нее. Она поникла и немного сползла с седла. Сиптах громко заржал. Вейни крикнул и всадил шпоры в бока кобылы. Собрав силы, Моргейн выпрямилась в седле, но затем снова согнулась и едва не свалилась. Она держалась за луку, забросив поперек седла одну ногу, и на ее бледном лице была гримаса боли, а там, где ее не прикрывали доспехи, засела стрела с белым оперением. Испуганный Сиптах развернулся и побежал.
Вокруг сыпались стрелы. Вейни пригнулся и отчаянно погнал кобылу и берегу. Моргейн снова вскарабкалась в седло, вцепившись изо всех сил в поводья.
— Всадники! — закричал сзади Сизар.
Вейни не оглядывался. Он смотрел только на песок, летевший из-под копыт жеребца.
Конь замедлил бег, споткнулся, задрожал. Сизар и Леллин обогнали его. Сизар схватил было поводья Мэй. — Нет! — закричал Леллин, и Сизар хлестнул своего коня. Расстояние между Вейни и эрхендимами все больше и больше увеличивалось.
— Спасайте ее! — крикнул он им вслед, видя, что они медлят. — Помогайте ей!
Мэй была тяжело ранена и едва держалась на ногах. Он в отчаянии направил ее к росшим у берега деревьям, чтобы там спешиться и спасаться бегством. Но она все же подвела его. Когда она оказалась на песке, силы ее иссякли, и она упала прежде, чем он успел спрыгнуть. Упав, она сломала себе шею и уже не могла пошевельнуться, прижав его к песку.
Он пытался выбраться из-под нее, слыша, как всадники приближаются. Но Мэй придавила телом его ногу, и он ничего не мог поделать. Он не мог надеяться даже на то, что они просто прикончат его, чтобы продолжать преследование. Они не стали этого делать. Четверо из них спешились, в то время как остальные поскакали вслед за беглецами.
У него был меч, и он ухитрился схватить его за рукоять, понимая, что не сможет справиться с ними, что они могут всадить в него стрелу с безопасного расстояния.
Это были не шиюнские полукровки, это были люди. Он узнал их сразу, как только они оставили своих коней и двинулись к нему. И он ругался, пока они, торжествующе ухмыляясь, обступали его кольцом.
Маай Файхар, предводитель Маай… Майя Фвар, так звучало это имя на диалекте хию. Не могло быть сомнений, что это покрытое шрамами, с рассеченными ножом губами лицо принадлежит именно ему. Фвар когда-то был на службе у Моргейн, прежде чем разошлись их пути. Остальные были соплеменниками Фвара, все — маай, кровно ненавидевшие Вейни.
Они довольно хохотали, а он пытался вылезти, думая о стреле уже без страха, надеясь, что Фвар покончит с ним издали.
— Принеси сюда ветку, — велел Фвар одному из своих родственников, Минуру. Тот принес длинный сук росшего на песке дерева, длиной в рост хию и толщиной в человеческое запястье.
Они были не глупы. Но Вейни был наготове, и когда Фвар нанес удар, парировал его мечом, однако сук вновь и вновь бил по шлему, оглушая его, и наконец удар пришелся по пальцам, сжимающим меч. А затем маай набросились на Вейни. Он выхватил кинжал, и хотя сверху навалилась целая куча людей, ранил одного из них. Кинжал у него вырвали. Затем они достали веревку и стали пытаться связать ему руки за спиной. Он бешено вырывался, и им удалось сделать это не с первой попытки.
После этого Вейни понял, что теперь ничего сделать не сможет. Он лежал лицом в песок, собираясь с силами для того, что будет дальше. Один человек пнул его в живот, и Вейни сложился чуть ли не пополам, не в состоянии посмотреть, кто же его ударил. Это были маай, люди хладнокровного и мстительного клана. Маай в Карше тоже ненавидели Вейни и поклялись убить его. Но эти потомки гордых маай, потерявшихся во Вратах — они ничего не знали о чести, презирая ее, как презирали все на свете, кроме себя. Фвар просто яростно ненавидел его.
Наконец его высвободили из-под Мэй. «Лучше бы она меня задавила насмерть», — подумал он, но песок все равно спас бы его от смерти. У него еще оставалась слабая надежда, но когда его поставили на ноги, в колене вспыхнула боль, и никакие удары и проклятья не могли заставить его удержаться на ногах, он полностью утратил надежду освободиться.
— Посадите его на коня, — велел Фвар. — Тут могут быть его приятели… А мы должны все-таки оплатить тебе должок, нхи Вейни из клана Кайя, за всех моих братьев и других родственников, убитых тобой.
Вейни плюнул в него. Это было все, что он был в силах сделать, но это не дало желаемого результата. Фвар просто смерил его взглядом. Он был неглуп, этот человек — Моргейн не взяла бы к себе на службу бестолкового увальня.
— Я думаю, он бы хотел, чтобы мы задержались здесь как можно дольше. Но сейчас ей помогают лорды кел, и с ними мы разберемся потом. А пока заберем добычу и отвезем ее в стан.
Один из них подвел коня. Вейни ударил животное коленом в подвздошье, и конь с жалобным ржанием убежал прочь.
Они связали ему лодыжки и как куль перевалили через седло другого коня, привязав, чтобы он не мог больше задерживать их отъезд. Шлем упал на землю. Один из маай поднял его и, глупо ухмыляясь, нахлобучил себе на голову.
Затем они быстро двинулись вниз по течению реки, не заботясь узнать, догнали ли Моргейн шиюнские всадники или она умерла от раны… Он вспомнил кровь на песке, и у него защемило сердце. Но если так, то он должен выжить. Если она жива, он будет ей нужен. Если она умерла, то он тем более должен оставаться в живых. Он сам поклялся в этом.
Он не упрекал себя за то, что искушал хию, пытаясь заставить их подарить ему быструю смерть. Но когда он вспомнил о ней, о данной им клятве, то собрался с силами, приготовясь вести долгое противоборство, в котором для него вовсе не было чести.
В разгар утра хию остановились. Вейни понял, что кони замедлили бег, чуть позже его отвязали от седла и грубо бросили на песок. Он лежал неподвижно, не глядя на них; он смотрел на темные воды Нарна, текущие по принесенным ими же откуда-то издалека камням. Один хию подошел к нему, запрокинул ему голову, поднес к губам флягу. Вода. Он выпил то, что ему дали. Они окатили его водой и ударили, пытаясь привести в чувство. Он почти не реагировал, хотя находился в полном сознании.
Подошел Фвар, схватил его за волосы, потряс. Наконец Вейни обратил на него взгляд.
— Гер, Аван, — назвал Фвар мертвых своих братьев. — И Ифвай. И Террин, и Эджан, и Прафвай, и Рас. И родственники Минура, и вот здесь Иран, у которого был брат Хул, а у Трина были Ситана и Алви…
— И наши жены, и наши дети, и все, кто умер до того, — сказал Иран. Вейни взглянул на него, увидел в глазах его ненависть, не уступающую ненависти Фвара. Братья Фвара погибли от его руки, возможно, он убил и других — много полегло тех, кто преследовал его… Женщины и дети погибли не по его вине, но для хию это не составляло разницы. Теперь они могли издеваться над ним, отомстить; раз он попал к ним в руки, он должен отплатить за все, что им пришлось пережить — за Моргейн, которая им на беду повела их предков в Айрен и в затопляющийся Шиюн — за все это они отомстят ему. Ибо Моргейн здесь нет, а он у них в руках.
Он не ответил им — в этом не было смысла. Трин сильно ударил его, и Вейни отвел голову назад, а затем плюнул в него кровью, в этот раз точнее, чем в предыдущий. Трин снова ударил его, но на третий раз Фвар остановил его.
— У нас еще целый день и ночь, да и потом время будет.
Эта мысль доставляла им удовольствие и вызвала у них злые и издевательские речи, на что Вейни просто стиснул челюсти и уставился на реку, стараясь не реагировать, когда кто-нибудь из них подходил к нему и бил. Большинство угроз ему было непонятно, потому что эти люди говорили на грубом диалекте Карша пополам с языком кел, с обилием слов, применявшихся только на болотах, и он их попросту не понимал, потому что языку хию его научила молодая женщина, чья речь была мягче. Но о чем говорили эти люди, догадаться было несложно.
Он разозлился. Он стал зол на себя, что так глупо попался, и потому чувствовал больше гнева, чем страха. Он никогда не был смельчаком. Будь он безрассудно смел, он не лишился бы дома, имущества и чести, а погиб бы вместе со своими родственниками. Но он не мог вынести их мучений — мальчишеская слабость: он был слишком привязан к ним, любил их так сильно, что даже не понимал этого.
Этих людей он ничуть не любил, и потому кипел от злобы, что судьба распорядилась так, что из всех своих недругов он попал в руки именно этих ничтожеств из клана маай с холмов Бэрроу, к Фвару, чью жалкую жизнь он пощадил, будучи слишком нхи, чтобы убивать поверженного врага. Теперь ему предстояло получить награду за свое милосердие. По поводу Моргейн они тоже отпускали грязные шуточки, разражаясь гнусным смехом, и Вейни приходилось терпеть это, внутренне надеясь, что рано или поздно они совершат ошибку, развязав ему руки, и он сможет дотянуться до Фвара.
Они этого не сделали. Они слишком хорошо знали его и ухитрились снять с него доспехи, не развязывая его, обвязав веревкой лодыжки и подвесив его к суку, как убитого оленя. Это их тоже немало развлекло, и они били его, заставляя раскачиваться, пока кровь не залила его голову и он едва не лишился чувств. Тогда только они развязали ему руки, окончательно сняв с него доспехи. Но даже и тогда он ухитрился вцепиться в Трина, хотя и не смог удержать его. Они принялись бить его, кровь потекла по лицу и рукам, залила песок под ним. Наконец он потерял сознание.
Всадники, много всадников.
Он слышит стук копыт, заглушаемый пульсациями у него в голове. Вокруг падают трупы, тяжело ржут кони.
С той стороны, откуда течет река, появляется еще больше всадников. Он вспоминает Моргейн и пытается очнуться, напрягает затуманенные глаза, чтобы увидеть, поймали ее или нет. И видит коней — как темные тени. Сиптаха среди них нет. Один всадник подъезжает к нему, сверкая кольчугой, сереброволосый.
Кел. Шиюнский кел.
— Разрежьте веревку, — приказал он.
Поймавшие его люди принялись резать путы. Вейни попытался поднять онемевшие руки, чтобы защитить голову, понимая, что сейчас погибнет. Но всадники в доспехах схватили его, стащили на землю. Он не пытался сопротивляться, чувствуя, что они его поддерживают. Это не люди Фвара, но вряд ли они ему в большей степени друзья, чем родичи Фвара, и, похоже, они еще более жестоки. Однако сейчас им нужно, чтобы он жил. Он лежал на песке у копыт коней, в то время как кровь устремилась наконец в его конечности, а сердце натужно билось. Он слышал проклятья лорда кел, обращенные к людям, которые чуть не убили его.
Моргейн, думал он. Что с Моргейн? Но ничто из того, что они говорили, не позволяло ему понять, что с ней.
— Езжайте прочь, — сказал лорд Фвару и его родственникам. — Он наш.
Как и в Шиюне, у кел здесь было больше власти. Фвар и его люди сели на коней и отъехали, не сказав ни слова о мести — а это означало, что врагу, обидевшему маай с холмов Бэрроу, не поздоровится, когда он подставит им спину.
Вейни с трудом оперся на локоть и проводил их взглядом, но при этом мало что увидел, кроме лошадиных ног и нескольких кел, стоявших на земле. Все они были в чешуйчатых доспехах и побитых шлемах, которые придавали им вид демонов. Лишь их лорд оставался без шлема и сидел верхом. Его белые волосы развевались на ветру. Это был шиюнский лорд, которого он не знал.
Вооруженные люди перерезали веревки на его лодыжках и попытались поднять его на ноги. Он покачал головой.
— Колено… Я не могу идти, — хрипло произнес он на языке кел.
Это их удивило. Люди в Шиюне не говорили на языке хозяев, хотя кел говорили на языке людей.
— Он поедет верхом, — сказал лорд. — Алар, твой конь понесет этого человека. Подбери все, что здесь разбросано — людям не ведомо, что такое порядок. Они оставили все это врагу. Ты, — впервые он обратился непосредственно к Вейни, и тот мрачно взглянул на него, — ты — нхи Вейни.
Он кивнул.
— Я полагаю, это означает «да»?
— Да. — Кел говорил с ним на языке людей, а он ответил на языке кел. Бледное нервное лицо лорда отразило гнев.
— Я Шайен, сын Нхинна, принц Сотарра. Остальные мои люди охотятся за твоей хозяйкой. Стрела, которая ее достала — единственная услуга, за которую мы благодарны этим скотам-хию, но и без нее судьба твоей высокородной госпожи была бы незавидна. Мы об этом позаботимся. А ты, Вейни из клана Кайя — тебя мы ждем в гости в своем стане. Лорд Хитару очень желает увидеть тебя вновь. Гораздо сильнее он хочет видеть твою леди, но и тебя тоже. Он будет более чем обрадован.
— Не сомневаюсь, — пробормотал Вейни и не сопротивлялся, когда они связали ему руки и посадили верхом на коня. Боль ран едва не лишила его чувств. Он раскачивался от головокружения, едва не вываливаясь из седла, и шию принялись спорить, кому из них марать руки и пачкаться, помогая ехать этому полуголому и окровавленному человеку.
— Я из Карша, — сказал он сквозь зубы, — и пока конь подо мной, я не упаду с него. И я тоже не хочу, чтобы ко мне прикасались руки кел.
Они стали говорить что-то насчет того, что неплохо бы поучить его вести себя, но Шайен велел им замолчать. Они медленно двинулись по песчаному берегу — видимо, прогулка им нравилась больше, чем ненужная спешка. Вейни этому был рад. Склонив голову, он прильнул к коню, измотанный до предела. Он поднял голову только раз — когда они переходили вброд через Нарн, а после этого перед ними открылась широкая равнина Азерота.
Под копытами коней захрустела трава, и удерживаться в седле стало значительно легче.
Он был жив, и это — самое главное. Он умерил гнев и склонил голову — пусть думают, что человек боится их. Они не могли ожидать от него неприятностей, эти кел, которые ставили клеймо на лицах своих слуг, чтобы отличать их от слуг других кел, относясь к человеку как к животному.
Не было ничего удивительного в том, что на первом же привале они вправили ему колено, промыли раны так же тщательно, как, скажем, обхаживали бы больную лошадь, не грубо, но и не ласково, и все же никто из них не дал ему напиться, потому что тогда губы его коснулись бы той посуды, которой пользовались они сами. Один из них бросил ему еды, когда они ели, но она так и осталась на траве нетронутой, потому что они не стали развязывать ему руки, а унижаться перед ними он не желал.
— Вместе с тобой и твоей хозяйкой ехали кел, — сказал Шайен, подъехав к нему поближе. — Кто?
Он сделал вид, что не слышал вопроса.
— Что ж, у тебя будет время подумать, — сказал Шайен и раздраженно пришпорил коня, сделав вид, что ответ его не особенно интересует.
Это «кто» подразумевало имя, словно они считали Леллина одним из своих, предавшим кел. Похоже, понял он, и в нем снова вспыхнула надежда, похоже, они еще не поняли сущности эрхендимов, не поняли, что на этой земле кел живут с людьми на равных. Похоже, Эт выложил им далеко не все, а может, он даже не достался им живым.
Он поднял голову, поглядел на раскинувшийся впереди горизонт, на травянистую равнину. Линия горизонта была почти идеально ровной, лишь кое-где ее заслоняли кусты терновника. Неестественность формы Азерота была незаметна человеку, стоявшему посреди нее. Равнина была слишком обширна, чтобы охватить ее одним взглядом. Возможно, шию еще многого не знают. Допустим, что никто из народа Леллина еще не попал к ним в руки и что Мирринд еще не разгромлена…
Он отчаянно надеялся на это, хотя почти не верил, что самому ему удастся спастись.
На ночь они стали лагерем на открытом месте, и на этот раз, стащив его с коня, ему быстро развязали руки, стоя вокруг с обнаженными мечами, чтобы он не сбежал. Он немного поел, и один из них налил ему воды в ладонь, сохраняя таким образом чистоту своей фляги. Но на ночь они снова связали его, привязали к одному из тяжелых седел, лежащих на земле, чтобы он не смог бесследно скрыться во тьме. Потом кто-то набросил на Вейни плащ — ветер был пронзительным, а он был раздет.
Все они заснули совершенно беззаботно, не выставив стражи. Он долго пытался высвободиться, замышляя выкрасть коня и ускакать на нем. Но ему было не дотянуться до узлов, а веревки были стянуты слишком крепко. Измученный, он тоже заснул, а наутро его разбудил пинок под ребра и ругань кел.
На другой день было то же самое. Ни еды, ни воды до вечера, вечером же — только чтоб не умер. Он копил гнев, который поддерживал его не меньше, чем пища, и сдерживал свои чувства, снося их брань. Только однажды Вейни не сдержался: когда стражник схватил его за волосы, он резко повернул к нему голову, и тот отошел на шаг, увидев ярость на его лице. Его сбили на землю — только за то, что он отважился взглянуть одному из них в глаза. Затем стали мучить. Но еще большие пытки они предвкушали по возвращении в лагерь и говорили об этом открыто, потому что знали, что он их понимает.
— Вы ничем не лучше ваших приятелей с холмов Бэрроу, — сказал он им наконец на их языке. Один из них ударил его, но Шайен нахмурился, грубо велел своим воинам замолчать и оставить Вейни в покое.
В ту ночь, когда они стали лагерем у одного из притоков Нарна, Шайен долго и задумчиво смотрел на него после того, как остальные улеглись спать. Он смотрел так пристально, что Вейни стало не по себе, и еще больше — от того, что они с Шайеном оказались в стороне от его кел.
Затем Шайен подошел и сел рядом с ним.
— Человек, — было приятно, что только кел пользовались этим словом. — Человек, говорят, ты был близким родственником кайя Роху.
— Кузеном, — ответил он равнодушно. До сих пор он не сказал им ни одного слова в ответ. Он решил ничего им не говорить, но Шайен глядел на него с искренним любопытством.
— Фвар хорошо поработал над тобой, так, что сходство едва уловимо, но я вижу его. И эта Моргин-Анхаран… — Он назвал имя, под которым ему была известна Моргейн, и засмеялся. — Может ли умереть Смерть? — ибо Анхаран была хорошо известна среди жителей болот Шиюна, и именно таковой была ее природа как Белой Королевы.
Он понимал иронию кел, который не верил ни во что, не признавал никаких богов, и замкнул свой слух для ненужных слов. Но Шайен вынул кинжал и прижал его к щеке Вейни, заставив его запрокинуть голову. — Какая ты все-таки прекрасная добыча, человек, если ты знаешь то, что знает Рох. Ты хоть понимаешь, что можешь получить свободу и все блага, если скрываешь то, что я предполагаю? Человек, который говорит на нашем языке. Я бы не побрезговал усадить тебя за свой стол и… даровать тебе кое-какие другие привилегии. Видит бог, есть в тебе некая величественная гордость, которой лишены иные кел. По тебе заметно, что ты не хию. А умеешь ли ты быть разумным?
Он посмотрел в глаза Шайена. Они были бледно-серыми в свете дня, что так редко встречалось среди полукровок. Он был почти чистой крови, этот принц. То, что он услышал от Шайена, потрясло его — он ценился среди кел, он был великолепной добычей для власть имущих. Он обладал знаниями Врат, благодаря которым Роху удалось стать правителем этого народа.
— А чем же плох Рох?
— Кайя Рох делает ошибки, которые могут для него плохо кончиться. Ты мог бы избежать этих ошибок. Ты можешь сделать даже так, что удастся убедить Хитару простить тебя.
— И ты преподнесешь все это Хитару, да? Я буду под твоим началом, отдам тебе все, что смогу, а ты обретешь вновь ту власть, которой лишил тебя Хитару.
Лезвие повернулось и слегка укололо.
— Кто ты такой, чтоб судить о наших делах?
— Хитару поставил всех лордов кел на колени, потому что с ним был Рох. Неужели ты можешь любить его за это?
Ему показалось, что Шайен сейчас от ярости убьет его. Но впечатление оказалось ошибочным, хотя лицо принца исказилось. Он вставил кинжал в ножны и сказал:
— Тебе нужен покровитель, человек. И мог бы оказаться им. Но ты должен играть в мои игры.
— Есть ли в этом выгода для меня? Объясни.
— Это очень просто. Расскажи мне все, что знаешь, и я смогу тебе помочь. Иначе — нет.
Вейни посмотрел Шайену в глаза и увидел, что это лишь полуправда.
— Но если я дам тебе достаточно знаний, чтобы ты мог тягаться с Хитару и Рохом, то нужда во мне отпадет, не так ли? Дать тебе знания, чтобы ты смог усилить свое влияние среди своих собратьев-лордов? С Хитару такое не пройдет. Надо быть смелее, лорд шию, иначе тебе не следует мечтать использовать меня в качестве оружия. Порви с ними обоими — и я буду служить тебе и дам могущество, которого ты жаждешь. Но никак иначе.
— Кто тот кел, который ехал с тобой?
— Я тебе не скажу.
— Ты считаешь, что можешь противиться?
— Твои воины… насколько ты можешь им доверять? Ты уверен, что среди них не найдется такого, кто продаст тебя Хитару? Почему ты велел им отойти? Нет, если ты собираешься отделиться от Хитару, я нужен тебе живым и здоровым. Я ничего не скажу тебе. Но я все же помогу тебе получить то, чего ты хочешь.
Шайен сидел на корточках и смотрел на него, сложив руки на груди. Вейни понял, что с этим принцем кел он зашел слишком далеко. Он увидел, что глаза Шайена затуманились, и надежда его испарилась.
— Говорят, — прошептал Шайен, — что ты убил отца Хитару. Неужели ты надеешься после этого договориться с ним?
— Ложь. Хитару сам убил своего отца. А меня обвинил, чтобы спасти свою репутацию.
Шайен хищно усмехнулся.
— Да, мы все так думаем. Но лорд Хитару таков, что теперь он ненавидит тебя, будто ты и в самом деле убил его отца. И неужели ты думаешь, что я соглашусь на твой безумный план? Жизнь мало чему тебя научила, человек.
По коже Вейни поползли мурашки, но он все же покачал головой.
— Ты, однако, хорошо знаешь, что толку от твоей службы ему для тебя не будет. Избери мой путь, лорд Шайен, и получи то, что хочешь. Иначе не получишь ничего. Жизнь достаточно меня научила, чтобы я понимал: я могу спастись только благодаря своим знаниям.
Шайен нахмурил белые брови.
Какое-то время Вейни мог читать мысли в его глазах, и ни одна из них ему не нравилась.
— Ты уверяешь, будто знаешь, как надо ладить с нами и как я должен поступить с другими лордами. Ты не знаешь нас, человек.
— Я знаю, что буду мертв, как только ты получишь то, что хочешь.
На лице Шайена появилась улыбка.
— Ты слишком подозрителен, человек. Не следует заранее обвинять во лжи своего возможного благодетеля. Ведь я, возможно, сдержу свое слово.
— Нет, — сказал он, хотя в душе его зародилось сомнение.
— Подумай об этом еще раз завтра, когда мы передадим тебя Хитару.
Шайен поднялся и уселся в некотором отдалении. Вейни повернул голову, пытаясь разглядеть выражение его лица, но Шайен отвернул голову и стал пить из своей фляги.
Возле него сидели остальные, кел-полукровки с бесцветными волосами и грубыми чертами, ненавидевшие людей за то, что в их собственных жилах текла человеческая кровь.
Шайен повернул голову и слегка улыбнулся ему, насмешливо подняв флягу.
— Завтра, — пообещал Шайен.
Они перешли вброд две мелкие речки, одну на заре, другую в полдень. Вейни понял, что теперь они уже где-то недалеко от Врат, стоявших на Азероте. Ему становилось все страшнее, он не мог не испытывать боязни перед их могуществом, их способностью поглощать и преобразовывать материю.
Но пока еще он не видел ни одного признака Врат. В течение дня они сделали несколько остановок, но очень коротких — Шайен обещал, что в этот день они доберутся до стана Хитару и, видимо, решил выполнить обещание, чего бы это ему ни стоило. Вейни в пути больше ничего не сказал Шайену, и тот ничего не говорил ему, лишь изредка бросая на него пристальные взгляды. Он понимал, что единственный его шанс — положиться на слово Шайена, но не поднимал глаз, удерживаясь от соблазна.
Вечером они не остановились для отдыха, а ночь неожиданно оказалась холодной. Он попросил у них плащ, но ему отказали, хотя тот стражник, который давал ему плащ прежде, сам не носил его. Просто отказ доставил им некоторое удовольствие. После этого он наклонил голову, стараясь не обращать на них внимания. Они опять стали угрожать ему, и на этот раз Шайен смолчал.
Затем впереди на горизонте появилось сияние — холодное, словно луна. Но сама луна висела в небе, а свет за горизонтом был куда ярче.
Врата Азерота, которые люди называли Огнями.
Он поднял лицо, глядя на этот страшный свет, и увидел, что впереди, уже совсем близко, горят маленькие огоньки костров и движутся уродливые тени. Он увидел шатры и палатки.
Они проехали мимо часовых, сидящих в шалашах из травы, миновали границу лагеря, где паслись кони — крошечные в сравнении с огромным лагерем шию, лагерем целой нации, вырвавшейся через Врата на эти просторы. Даже более, чем просто нации — лагерь остатков целого мира.
И они нацелились в сердце Шатана.
«Это случилось из-за меня и Моргейн, — не мог не подумать он. — Я сделал для этого не меньше, чем она. Небо, прости нас».
Они въехали в лагерь. Внезапно Шайен велел перейти на галоп, и они помчались мимо шатров и шалашей.
Люди ошалело смотрели, как они пролетают мимо — маленькие темные тени. Настоящие люди из болот Шиюна. Вейни видел их взгляды и похолодел, когда кто-то показал на него и истерически заорал:
— Ее человек! Ее!
Люди бросились наперерез, пытаясь загородить им дорогу, цепляясь за стремена. Жители болот узнали его и с радостью разорвали бы на части, упади он с коня. Кел пришпорили лошадей и прорвались, промчались в более тихую часть лагеря, где створки щетинящихся шипами ворот быстро растворились и пропустили их внутрь.
Толпа остановилась — закрытые ворота, частокол и щетина из пик надежно преградили ей путь. Кел замедлили езду, кони тяжело дышали, грызя удила. Они медленно поехали по направлению к большому навесу, самому большому в лагере.
Он был сооружен из кусков ткани и снопов травы, а часть его представляла собой большую палатку. Внутри горел огонь, просвечивая сквозь холстину, и звучала музыка, непохожая на музыку эрхендимов. Они остановились. Подошли стражники, взяли под уздцы лошадей.
Вейни сняли с седла.
— Осторожней, — сказал Шайен, когда один из стражников встряхнул его. — Это очень ценный человек.
И, самолично взяв Вейни за локоть, повел его в шатер.
— Ты не был мудр, — сказал Шайен.
Он покачал головой, не уверенный, избежал ли ловушки, которая могла его погубить, или отказался от единственной надежды на спасение. Но вряд ли, подумал он. Кел редко бывает честен даже с кел. А в то, что он сдержал бы слово, данное человеку, просто нельзя было поверить.
Он часто заморгал, оказавшись вдруг в тепле и на ярком свете.
