Глава 2
Всего лишь трое домовых бездельничали в гостиной, но и этого казалось слишком много. Один выписывал эллипсы над кушеткой, второй копошился под кофейным столиком, а третий предпочел свисать с потолка на ножках-присосках.
В спальне дела обстояли еще хуже — там обосновалась орда крошечных чертенят всевозможных цветов от блекло-винилового до шоколадно-бежевого. Они так мельтешили, что выглядели единым пятном; порой в их суете просматривалась организованность, но чаще царил хаос, в котором они налетали с разбегу друг на дружку, все опрокидывали и устраивали кучу малу.
Усталый и злой Джон-Том ходил по комнатам и пытался навести хоть какой-то порядок. Настроение было хуже некуда, даже струны удивительного инструмента звучали не в лад. Текстам недоставало вдохновения, и в результате домашнее хозяйство подвергалось большему, чем обычно, воздействию потусторонних влияний. Особенно упорно сопротивлялась ванная, и когда он разбил полную бутылку нечисти, спасающей от пробок в сливной трубе, пришлось ретироваться в студию и поискать пригодную для дезинфекции терминологию. Неудачи больно ранили самолюбие, утешало одно — не было свидетелей его позора.
Все же благодаря упорной борьбе древесное жилище приобрело подобающий вид. Демоны и черти шипели, отхаркивались и украдкой плевали друг в друга огнем. Наконец музыка Джон-Тома изгнала последних, и он приступил к утомительной работе — восстановлению заколдованных обоев.
Оказывается, домоводство — занятие крайне чароемкое.
Из прачечной послышалось громкое лязганье. Джон-Том тяжело вздохнул и направился туда, без вдохновения выводя дуарные трели. В следующий миг из двери выпорхнул на перепончатых крылышках бледно-лавандовый домовой с невыразительными детскими чертами лица.
— О повелитель, — пропищал он, — черти, которым поручена сухая чистка, затеяли перебранку!
— Что? Я всего-то попросил, чтобы они вывели пятна на пяти тряпках. Неужели это так сложно?
— Да, хозяин, я знаю. Естественно, поручи ты эту службу домовым, не было бы проблем.
— Домовые не умеют обращаться с теплом, как черти. А ну, прочь с дороги!
И Джон-Том смел ябеду в сторону.
Чистильщиков в прачечной было четверо — раздутых, как воздушные шарики, с огромными ртами, в бородавках. Самый высокий едва доставал Джон-Тому до пояса. Они были увлечены жарким спором. На вешалке висели две куртки, аккуратно выглаженные и покрытые желеобразным веществом, ничего общего не имеющим с пластмассой или целлофаном.
— Ну, из-за чего простой?
Ближайший черт от неожиданности рыгнул, и из его носа выскочила любимая багряная блузка Талей. Она была вычищена лишь наполовину: на талии осталось большое пятно. Черт заторможенно передал блузку товарищу, и тот проворно выплюнул вешалку.
— Это все они, — заявил черт с вешалкой, указывая на сидящую напротив парочку. — Специально волынят.
— Мы всего лишь осторожны, — возразил один из обвиняемых. — Любому известно, что слишком высокая температура вредна для ткани.
— Да, мы хотим как лучше. — Его приятель продемонстрировал толстые коренные зубы и дохнул серой.
Джон-Том решил, что дезодорантные чары тут были бы не лишними.
— Параметры заклинания требуют, чтобы вы работали сообща. Я не потерплю больше проволочек, и чтобы никаких споров.
С этими словами он повернулся и вышел из прачечной. Тепловые черти — склочники каких поискать, но в чистке одежды им нет равных.
«Господи, — подумал он, — неужто ради всего этого я учился властвовать над великими силами и штудировал старинные книги? Я, Джонатан Томас Меривезер, самый искусный чаропевец в этом мире и всех прочих, где мне довелось побывать! Двадцать лет я совершенствую свое мастерство и оттачиваю талант… чтобы лучше прибираться в доме и чище стирать белье?»
Он встряхнул дуару и возопил. По всему дереву, во всех его пролезших в иные измерения комнатах и коридорах демоны, домовые, черти и духи навострили уши не уши и шире раскрыли глаза не глаза.
— Убирайтесь! — бушевал Джон-Том. — Всех увольняю! Освобождаю от обязательств. Исчезните, прочь из моего дома, оставьте меня в покое!
Некая тварь, целиком состоящая из длинных упругих рук, отшвырнула метлу и обрадованно прошипела:
— Как раз вовремя! Разве это работа для порядочного, уважающего себя кошмара?
После чего спешно взорвалась изнутри и исчезла.
Слуги пропадали со стонами, шипением, воем, плачем, визгом, смехом облегчения. Одни уносились по канализационным трубам, другие — через дымоходы, третьи — в окна, кое-кто даже просачивался сквозь поры дерева. Какой-то черт дерзко воспользовался парадной дверью, но Джон-Том решил не преследовать его в судебном порядке за нарушение чернокнижного протокола. Он слишком устал, слишком сильно был раздосадован. Оказавшись наконец в полном одиночестве, чаропевец бессильно опустился на недочищенный кухонный стул.
Впрочем, он остался не совсем один.
— Прошу прощения.
Джон-Том вытер пот со лба.
— Ну, что еще?
— Повелитель, выслушай меня.
Джон-Том обернулся и увидел четырехфутового ярко-синего демона в сандалиях из резного азурита и темно-бирюзовой жилетке. «Не рядовой демон, — подумал человек, — очень уж важно держится».
Чаропевец откинулся на спинку стула.
— Кажется, я всех отпустил. Ладно, что тебе надо?
В голосе демона без труда улавливалась обида.
— Хозяин, неужели ты меня не узнаешь?
У Джон-Тома лоб пошел морщинами.
— А почему я должен тебя узнавать? Знаешь, сколько в моем доме побывало духов и привидений?
— Повелитель, меня зовут Фугвиц.
Заостренные бахромчатые уши ритмично дергались; нечисть с уродливой, но все же симпатичной мордой выжидающе смотрела на человека.
— Фугвиц? Не обессудь, приятель, мне это ни о чем не говорит.
— Ведь ты меня четыре года назад приглашал, неужели забыл? Надо было стол в столовой лаком покрыть.
— Стол… — у Джон-Тома прояснился взгляд. — А, да, помню. Тебя рекомендовал Клотагорб, по его сведениям, только ты способен блевать лаком. Жена от этой мысли в восторг не пришла, но результат ей очень понравился.
— Женам редко доставляют удовольствие дела демонические, — вежливо согласился Фугвиц. — Между прочим, как полировка, держится? Я сюда пришел не через столовую. — Он виновато указал на дверь кухни. — С тех пор как я тут сгустился, ни на секунду не удалось оторваться от линолеума.
— Держится. И сияет, как мрамор.
Фугвиц улыбнулся, продемонстрировав внушительные клыки.
— Вот видишь!
У Джон-Тома сдвинулись брови.
— Все это очень хорошо, но не объясняет цели твоего визита.
— Обычно мы, жители потусторонних царств, очень не любим, когда балующиеся мистикой смертные вытаскивают нас из холодных ванн или отрывают от работы ради своих нелепых нужд, но ты несколько лет назад показал себя личностью весьма достойной. Ты снисходителен и умеешь прощать трансэфирным созданиям нечаянные ошибки. Ни разу я от тебя не слышал: «Повелеваю сделать то-то и то-то, исполняй!» Когда оказалось, что я угодил в набранную тобой бригаду уборщиков, я не расстроился, поскольку вспомнил твою доброту. Не в моей природе симпатизировать смертным — если на то пошло, мы, демоны, предназначены вредить и пакостить им при любой возможности. Но с тобой — иной случай. Я не могу спокойно смотреть, как ты ходишь, словно в котел с варом опущенный.
— Как я хожу?
Джон-Том старался не смотреть в темно-кобальтовые демонические глаза.
— Думаю, ты меня понял. Хозяин, посмотри на себя. Во что ты превратил свою жизнь, как пользуешься уникальными навыками? Растрачиваешь талант на всякую ерунду вроде уборки дома!
— Неужто ты думаешь, я не замечаю иронии судьбы? — проворчал Джон-Том. — Но что тут можно поделать?
— Для начала хотя бы снять фартук, — предложил Фугвиц. — Он никак не соответствует твоему положению.
Джон-Том колебался — известно же, как опасно прислушиваться к советам демонов. Рискуешь вечным проклятием и погибелью души.
С другой стороны, речь пока шла всего лишь о фартуке.
Он встал, развязал лямки и аккуратно сложил символ домашнего хозяйства.
— Вот так-то лучше. — Фугвиц удовлетворенно кивнул. — Во-вторых, мне кажется, твоей бессмертной душе грозит опасность.
— То есть? Ты хочешь сказать, что на меня охотятся враги? Какое-нибудь мстительное древнее зло, случайно оскорбленное мною в странствиях? Или другая подлая сила, о чьем существовании я доселе и не подозревал?
— Нет, нет. — Демон успокаивающе зажестикулировал; длинные синие когти влажно поблескивали в свете люстры. — Речь ни о чем подобном не идет.
— А-а, — протянул Джон-Том и с удивлением обнаружил, что разочарован.
— Мне не нравится твое самоистязание. Неужели ты сам не видишь, что несчастен? Если это ясно даже такому бесчувственному от природы существу, как демон, то уж ты и подавно не можешь оставаться в неведении о своей эмоциональной подавленности.
— Согласен, последнее время я не похож на весельчака и балагура, — признал Джон-Том. — Должно быть, оттого, что занимаюсь не тем, к чему душа лежит. Если уж на то пошло, я почти ничем не занимаюсь. Но как быть, если жизнь не требует подвигов? В мире царят покой и порядок. Не могу же я катастрофу учинить.
Демон запрыгнул на кухонную стойку и с нахальством, редкостным для порабощенной нечисти, по-товарищески обнял чаропевца за плечи. Джон-Том не стряхнул фамильярную лапку.
— Повелитель Меривезер, при желании ты сможешь выйти из колеи, вырваться из рутины. — Говоря, демон жестикулировал свободной рукой. — Или собрался до конца своих дней прозябать на кухне? Заклинать швабры и кастрюли?
Джон-Том вгляделся в карикатурную, но искреннюю рожицу.
— Отвечу. В мире сейчас ничто иное не требует моего внимания.
— Смертный с большими задатками властен над ситуациями и обстоятельствами, которые сильнее даже таких, как я, — напомнил Фугвиц. — Если ты намерен и дальше мириться с нынешним положением дел, закончишь подобно большинству людей: снаружи — уверенность, внутри — отчаяние. Уж я-то знаю, что говорю, человечьего отчаяния я поглотил уйму. — Длинный когтистый палец постучал в середину Джон-Томовой груди. — Вот тут обычно появляется узелок, хотя у разных людей он разной величины. Отчаяние питательно, но пресно, вроде витаминизированного хлеба. Ты разве не знаешь, что очень многие живут тихим отчаянием?
— Это из «Уолдена»?
Демон кивнул.
— В Нижних Мирах очень популярен Торо, ну, и все эти разговоры о гражданском неповиновении. В анархии есть своя пикантность, согласись.
— Откуда такая противоестественная забота обо мне?
Джон-Том пристально разглядывал синего демона.
— Я уже сказал: ты не такой, как все. Кроме того, нам небезынтересны твои абсурдные приключения, и характер твоей деятельности позволяет надеяться, что однажды кто-нибудь из нас получит возможность выпотрошить тебя. Уверяю, в этом нет ничего личного. Но сладкое всегда лучше горького.
— Так, значит, дело вовсе не в альтруизме или заботе о моем благополучии, а в твоем насыщении?
— Разве не все на свете делается ради насыщения? — невинно спросил демон.
— Повторяю, я не могу просто взять и учинить бедствие.
— Ну, разумеется. Учинять беды — моя работа. Но, уж точно, великий чаропевец Джонатан Томас Меривезер способен изобрести для себя занятие поприличнее, чем размораживание холодильника или взбивание подушек. — Фугвиц сиганул к потолку и уцепился лапой за люстру. Теперь он смахивал на самую синюю и уродливую обезьяну на свете.
— Ну, может быть… — Джон-Томовы пальцы рассеянно прошлись по струнам дуары. Поплывший по кухне звук был меланхоличен, но все же не лишен надежды. — Может, я пытался не слишком рьяно. Может, довольно ждать у моря погоды, пора самому поискать себе занятие?
— Вот именно! — обрадовался Фугвиц. — Атака, а не оборона! — Он, тревожа осветительные чары, заметался по потолку. — И если тебе снова понадобится что-нибудь отполировать, зови меня не раздумывая! Взамен я попрошу сущий пустяк: когда ты наконец совершишь фатальную ошибку, я первым отведаю твоих мозгов, идет? Уверен, у них деликатный и исключительно сладкий вкус.
— Ладно, если дойдет до этого, я уж позабочусь, чтобы в очереди ты был первым, — сухо пообещал Джон-Том.
— В таком случае, господин Меривезер, дозволь пожелать тебе всего наилучшего.
И с этими словами нечисть превратилась в синий парок.
— До свидания, Фугвиц. И… спасибо.
— Не за что, — ответил пар. — Психотерапия — мое хобби. Знал бы ты, сколько демонов и чертей страдают глубокими неврозами!
Парок свернулся в спираль и просочился в ближайший рожок люстры. На мгновение свет в кухне приобрел светло-голубой оттенок — это демон испытывал на прочность чары Джон-Тома. Слегка разочарованно прозвучало: «А, черт!» — и вновь люстра засияла чистым белым светом. Фугвиц ушел.
Ушел и Джон-Том — за дверь, по коридору, к выходу. По спине легонько постукивала дуара, ноги решительно несли его прочь от дома, к берегу реки. На радужном плаще искрилось солнце. Поступь была легка и упруга, как в юные годы, — и не только благодаря присутствию в башмаках стальных пружин, усиленных таинственными металлургическими заклинаниями.
— Мадж! Мадж, вставай!
Он заколотил в дверь, выходящую прямо на берег. Не дождавшись отклика, отступил и запел. Через несколько секунд раздался скрежет засова.
Дверь распахнулась, и Джон-Том шагнул через порог — пришлось согнуться в три погибели, чтобы не треснуться о притолоку. Дверь была рассчитана на взрослых выдр, ей бы еще фута два высоты, тогда и люди не были бы в претензии.
Потолки были повыше, но все-таки пришлось двигаться согнувшись и старательно избегать подвешенных к сводам деталям интерьера. Лампы светили еле-еле; чаропевец сильно щурился.
— Мадж! Мадж!
Выдра не оказалось в кухне с круглыми оконцами на реку и грубой приземистой мебелью. Не нашел его Джон-Том и в гостиной.
Мадж находился в спальне — лежал буквой S на бесформенной груде постельного белья. Комната хранила отметины и Виджиного стремления к чистоте и порядку, и анархических вкусов ее благоверного.
— Мадж, поднимайся.
— Мф-ф… Че? — Выдр перекатился на спину, одурело заморгал, усы задергались. С головы свалился ночной колпак ручной вязки. — Кореш, ты че тут делаешь? Не видишь, я дрыхну без задних лап, любовные сны смотрю…
Джон-Том состроил гримасу и указал на единственное окно — через него лился свет.
— День в разгаре.
— В разгаре?.. — Заспанный выдр невидяще уставился на прикроватный столик. — А скока времени-то?
— Полвосьмого. Вставай.
— Полвосьмого! Утра? — Ворча, Мадж даже не сполз — стек с кровати. — И за че вы, людишки, так солнечный свет любите, не возьму в толк.
— Давай шевели хвостом, — нетерпеливо понукал чаропевец.
— Ладно, ладно. Не ори на своих. — Мадж протер красноватые глаза и выпрямился. — С чего такая клепаная спешка?
Джон-Том не искал стул — знал, что в этом логове не найдется сиденья, способного выдержать его вес. Он очень осторожно опустился на край постели. Рама отсутствовала — матрас лежал прямо на циновке.
— Мадж, я знаю, скука одолела тебя ничуть не меньше моего. Сам в этом не далее как вчера признался.
Его приятель потянулся — так выгнул спину, что едва не воткнул голову между собственными ногами. Мало кто из невыдр мог бы повторить это чудо позвоночной акробатики. Хребет Джон-Тома сочувственно дрогнул.
— Так че, ты меня только для того и оторвал от сладкого сна, чтоб об этом напомнить?
— Сегодня утром я, как велела Талея, прибирался в доме и… Мадж, послушай. — Джон-Том подсел ближе к настороженно глядящему другу. — Мы уже сколько лет торчим тут безвылазно. Ничего интересного не происходит. Разве что Банкан сбежал с Нииной и Сквиллом и у них было небольшое приключеньице.
— Небольшое приключеньице?! — возмущенно тявкнул Мадж. — Да они полдесятка раз едва не окочурились! Клепаные сучьи дети! Совсем от лап отбились, взрослых не уважают!
— Знаю, — успокоительно произнес Джон-Том. — Но они сделали то, ради чего уходили, и вернулись целыми и невредимыми. Ты их историю слышал. Неужели она тебя не взволновала, неужели тебе не захотелось тряхнуть стариной, посмотреть, что творится в дальних уголках света?
— Фигня там творится, кореш.
— Ты же понимаешь, что я имею в виду.
— Эт точно, понимаю. — Выдр зевнул, продемонстрировав острые зубы, и лениво почесал в паху. — Боюсь, чувак, я слишком сдружился с коечкой. И вдобавок нигде не требуются волонтеры. Ну, ты понимаешь, че я имею в виду.
— Ты прав, может быть, ничего важного в мире и не происходит, — согласился Джон-Том. — Но Клотагорб вечно занят по горло, да и сдает он с годами. Наверное, за всем уследить он не в состоянии. А ну как проглядел проблемку-другую, вот к чему я клоню.
— Я ваще не врубаюсь, как этот твердокожий дотянул до наших дней, — удивился Мадж. — Три стольника! Четыре! Поглядишь на него — никакой разницы не заметишь. Черепахи не шибко стареют. Да к тому же клепаная спина ему, кажись, никада не причиняет хлопот. Так несправедливо.
— Но ему приходится день-деньской таскать на себе панцирь, — напомнил другу Джон-Том. — Это тоже несправедливо. Проведать его, что ли, спросить, не чувствует ли он где-нибудь непорядок? Не могу больше сидеть сиднем, помогать по дому и отгонять чарами заурядные детские болезни и бытовых паразитов. Осточертело играть на вечеринках и праздниках. Мадж, я скучаю по былым треволнениям!
Выдр задумчиво посмотрел на него.
— Ты че, про те треволнения, када не знаешь, раздавят тебя, как жука, или глотку перережут, или ритуально разорвут на кусочки? Таких тебе треволнений подавай? Приятных воспоминаний, чувак, вот че я тебе на это пожелаю.
— Нет, Мадж, ты ведь не от чистого сердца говоришь. Я знаю, тебя тоже тоска заела! Не меньше, чем меня.
— Понятное дело, скучно. До мозга моих клепаных костей, чувак. Но нет таких приключений, ради которых стоило бы рисковать спокойной житухой и хорошим самочувствием.
— Ну, хоть бы пустяковое, а, Мадж? — взмолился Джон-Том. — Ради которого не надо забредать на край света и подвергаться серьезным опасностям. Так, пустяковая перемена мест, увеселительная прогулка.
— А как же трижды обожаемая Талея?
— Я ей записку оставлю. Она поймет.
— Ну, еще б не поняла. Записку! А я для Виджи сочиню. До свиданья, крошка. Ушли за приключениями, к концу года вернемся, не скучай. Ага, ей это понравится.
— Она простит. — Джон-Том излучал фальшивую уверенность. — Обе простят. Как будто мы так уже не уходили.
— Чувак, ты напряги мозги. То было давно. Еще как давно. Сдается мне, по части ожидания мужей наши супружницы слишком долго не практиковались.
— Мадж, у меня нет выбора, — с жаром убеждал Джон-Том. — Это сильнее меня, против естества не пойдешь. Да и ты не будешь отрицать, что испытываешь точно такие же чувства. — Он поднялся. — Пошли.
— Пошли? — Выдр облизал губы. — Куда пошли, кореш? Щас полвосьмого утра.
— Семь сорок две. — Джон-Том задержался в дверях спальни. — Клотагорба навестим, куда же еще? Где-то что-то наверняка происходит. Какая-нибудь пустячная, случайная-преслучайная катастрофка только и ждет, когда ее устранят чаропесенкой-другой.
— Ага, а какой-нибудь масенький ножичек тока и ждет, чтоб влезть мне между ребер, — проворчал выдр. — Ну да ладно. Вижу, ты от меня ни за че не отцепишься, дай хоть маленько времени — одеться, — и я тебе в угоду пожертвую шикарным сном. — Он погрозил долговязому другу коротким пальцем. — Парень, но я тебя предупреждаю. Не собираюсь с дурацкой улыбкой на роже глядеть, как ты кладешь жисть на алтарь смертельной опасности, чтоб потешить идиотское тайное влечение.
— Обещаю, Мадж, никаких опасностей не будет. У меня тоже жена и ребенок, между прочим.
— Ага. К ним бы в придачу мозгов капельку.
Выдр громко выругался, пытаясь влезть в непокорные шорты.
