Глава 2
Пока Джон-Том взбирался по винтовой лестнице в сердцевину проросшего во множество измерений древа, музыка (если можно так назвать это явление) звучала все громче. Вообще-то аккорды, проникавшие сквозь тяжеловесное заклинание-шумопоглотитель, всего лишь граничили с кошмаром, зато голос певца был столь неудобоварим, что вызывал желудочные колики.
Джон-Том остановился у двери. Здесь царившая в комнате сына какофония слышалась отчетливо. По его прикидкам, уровень громкости располагался где-то между оглушительным и необратимо разрушающим мозг. Чаропевец постарался взять себя в руки и забарабанил в дверь.
— Банкан! А ну, прекрати вопеж и открой! Поговорить надо!
Ответа не последовало. Сын либо не слышал, либо притворился, что не слышит. Джон-Том решил, что инструментальная партия недурна, но пение, как всегда, душераздирающе громкое. Сказать по правде, Банкан всегда фальшивил так, что отец в сравнении с ним выглядел солистом из «Ла Скала». Джон-Том снова заколотил по двери.
— Банкан, слышишь меня?! Перестань выть!
Кто-то просачивался сквозь филенки. Отступив в дальний конец коридора, Джон-Том с интересом наблюдал появление двухфутового белого кита. Тот поглядел вправо-влево и поплыл по коридору, увлекая за собой на нитке деревянную лодочку с дюжиной чертенят в матросских костюмчиках с гримасами муки и обреченности на рожицах. Их хвосты едва умещались в лодке. На носу стоял крошечный демон с кожей цвета горохового супа и протезом из слоновой кости вместо ноги, его раздвоенный хвост неистово вертелся, задавая ритм гребцам, а в глазах сверкало безумие. Распевая заунывную песнь, он показывал утомленным матросам на мини-кита. Добыча и охотники доплыли до лестницы и исчезли из виду. Чуть позже снизу донесся закономерный вопль, за ним последовала яростная брань; судя по тембру и тону, супруга Джон-Тома исчерпала лимит терпения.
— Джон-Том! Или твое отродье сейчас же уймется, или…
Он ударил в дверь ногой.
— Банкан, последний шанс! Отопри! Не то я на несколько недель окутаю твою комнату всепоглощающим занавесом молчания!
Музыка оборвалась, а вместе с нею — душераздирающая кошачья ария. Неохотно скрипнула и чуть приотворилась дверь. Джон-Том протиснулся в комнату, обходя гроздь висящих в воздухе глаз, которые с любопытством уставились на него.
— Да ладно вам дергаться, все нормалек, — раздалось из дальнего угла. — Это всего лишь мой папа.
Джон-Том затворил за собой дверь.
— Парень, не шути со мной. Я не хохмить сюда пришел.
Банкан, развалившийся на кровати, принял сидячее положение.
— Да, пап, ты прав. Жизнь — чертовски трагичная штука, верно?
Джон-Том подошел к овальному окну — единственному в комнате, — посмотрел на ухоженный сад и на реку за ним. Выдержав, как ему показалось, вполне сообразную ситуации затяжную мрачную паузу, он повернулся, дабы ужалить сына ледяным взглядом. Банкан беспечно покачивал дуару на коленях. «Вот он, — с тоской подумал Джон-Том, — источник будущей головной боли». Взяв за образец свою уникальную дуару, он с помощью Клотагорба и искуснейших линчбенийских мастеров сработал новый инструмент и подарил Банкану, когда тому исполнилось двенадцать лет. С тех пор мальчик с ней почти не расставался. Хоть его дуара и не могла сравниться с отцовской, она полностью унаследовала способность рождать чудеса тем местом, где соединялись два грифа.
Впрочем, до недавних пор скромных навыков Банкана хватало лишь на невинное бренчание. Но события нынешнего утра показали, сколь драматически изменились обстоятельства. Одно дело — колдовать с помощью музыки, и совсем другое (а уж кому, как не Джон-Тому, знать об этом) — держать в узде такую грозную способность.
В сочетании с поистине ужасающим голосом музыка Банкана представляла собой серьезную угрозу для любого, кто оказывался в радиусе ее воздействия.
За несколько лет Банкан внес в инструмент кое-какие декоративные усовершенствования. Симпатичные плавные изгибы были у него не в чести, а потому он привил дуаре колючки и оснастил ее искусственными когтями. Параллельные ядовито-зеленые и алые полосы уподобили инструмент прогрессирующей мигрени.
Но чары работали. Обращаясь к сыну, Джон-Том видел, как на стыке грифов меркнет туманная смесь реального и ирреального. Вспыхивали и гасли случайные искорки. Да, эта дуара, изготовленная золотыми руками, действовала, как и надлежало орудию волшебства.
Выходит, не она виновата, а Банкан. Этого следовало ожидать, если парню всего-навсего восемнадцать. Между прочим, Джон-Том был гораздо старше и опытнее, когда познакомился с таинственной дуарой и ее замечательными возможностями.
Он отошел от окна, приблизился к сыну, сел на край постели и тут же провалился до самого пола. Казалось, это воодушевило Банкана. Юноша фальшиво пропел несколько слов, и постель тотчас выровнялась. Неплохо. Хотелось бы Джон-Тому сказать то же самое о поведении и внешности сына.
Банкан был одет во все серое с изумрудным отливом. Брюки украшены спиральной полоской, точно ноги попали в плен к зеленым смерчам, сапоги с низкими голенищами — ярко-красного цвета. Ростом он был ниже Джон-Тома (сказались материнские гены), но унаследовал его рыжие волосы. Он коротко стриг их, на висках и за ушами сбривал, а оставшееся напоминало жесткую щетку. Худощавая нескладная фигура являла собой воплощение юношеской разболтанности.
— Только посмотри на себя, — пробормотал Джон-Том, разглядывая отпрыска.
— Не могу, пап. Ближайшее зеркало в ванной.
— Видно, у тебя есть ген сарказма. До сих пор я считал его рецессивным.
Банкан ухмыльнулся, но ничего не сказал. Лучше воздержаться от смешков, пока не выяснится, что у предка на уме.
— А волосы? Ну, что хорошего в короткой стрижке? Почему бы не носить нормальные, до плеч, как у твоих друзей?
— Касвайз стрижется коротко. И Виквит.
— Касвайз и Виквит — орангутанги. По части распределения волосяных мешочков орангутанг — полная противоположность человеку, у него от природы короткая шерсть на голове и длинная — по всему телу.
— А может, я тоже хочу длинную по всему телу? Глядишь, буду спокойнее слушать бородатые песни.
Джон-Том принялся было считать про себя, но на цифре семь сдался.
— Насколько я понял, ты не догадываешься о том, что сейчас творилось внизу?
Банкан слегка напрягся.
— Нет. А что?
— Ты наголову разгромил кухню собственной матери. А что сделал с самой матерью — словами не передать.
— Чего? Я? На что ты намекаешь?
— Опять баловался чаропением?
Банкан отвернулся.
— Сколько раз я запрещал тебе заниматься этим дома?
На лице юного Меривезера отразилась досада.
— Ну, а где прикажешь репетировать?
— У реки. В Колоколесье. За школой. Где угодно, только не дома. Здесь опасно. — Голос Джон-Тома смягчился. — Банкан, у тебя неплохой природный дар. На дуаре ты, может, даже получше меня играешь. Что же касается пения… Над текстами надо работать и работать. И над голосом. Мне понадобилось восемнадцать лет, чтобы овладеть им как следует. А ты почти не контролируешь высоту и тональность. Правда, иногда это бывает несущественно.
— Спасибо, папа, — саркастично бросил Банкан, — за вотум доверия.
— Сынок, не у всех есть навыки, необходимые для волшебства и тем более для чаропения. Очень даже может оказаться, что, несмотря на явный музыкальный талант, твое истинное предназначение — в другом. Конечно, хорошо быть классным дуаристом…
Банкан задрал нос, давая понять, что комплимент принят.
— Но если это не подкреплено добротной текстовкой, последствия могут оказаться непредсказуемыми, а то и смертельно опасными.
— Папа, ты слишком долго водил дружбу с Клотагорбом.
— Ладно, выражусь иначе. Чтоб больше этого безобразия не было! — Джон-Том встал. — А теперь спустись и помоги матери.
— Ты хочешь сказать, из-за моего пения… — неуверенно начал Банкан.
Джон-Том кивнул.
— Демоны, дьяволы, бесы, злые духи — полная коллекция мерзкой нечисти. Там сущий ад.
Банкан встал и двинулся следом за отцом, сарказм уступил место раскаянию.
— Пап, я правда не хотел. Стерегся, думал, все будет норма-лек. Ты скажешь маме, что я не хотел?
— Сам скажешь. — Джон-Том отворил дверь и вышел в коридор. — Банкан, этим выходкам пора положить конец. У тебя слишком мало опыта, чтобы играть в такие игры. Особенно дома. А вдруг освободишь Чудовище-Под-Кроваткой?
Банкан тащился следом.
— Да что ты, пап? Нет у меня под койкой никаких чудовищ.
— Откуда такая уверенность? У каждого ребенка младше двадцати лет живет под кроватью чудовище.
Сын поразмыслил над словами Джон-Тома.
— Пап, а у тебя оно жило, когда ты был маленьким?
— Я же говорю, тут исключений не бывает. Просто я в твоем возрасте об этом не знал. Мое чудище, — добавил Джон-Том, спускаясь по лестнице, — было все в бородавках и язвах и мечтало напичкать меня баклажанами. Я терпеть не мог баклажаны. И сейчас ненавижу. — Они задержались у кладовки. — Думаю, по убеждениям оно было республиканцем. Все, больше никакого чаропения. Нигде и никогда. Пока не окрепнет голос.
— Но, пап…
— Никаких «но»!
— Ненавижу уроки пения. Сидишь часами за партой, слушаешь глупую соловьиху. На что это мне, пап? Я ж не птица.
— Миссис Неласвист учитывает ограниченные возможности своих учеников. Она очень терпелива. — «Станешь тут терпеливой, — подумал Джон-Том, — с такими, как Банкан». — И с ее помощью ты непременно освоишь искусство вокала, конечно, если постараешься. Из лентяев и неучей чаропевцы не получаются. Или думаешь, достаточно захотеть, и силы Запределья кинутся плясать под твою дуару? Да не приди я вовремя домой, твоя мать лежала бы сейчас растерзанная в клочья, с мечом в одной руке и веником в другой.
Банкан хихикнул.
— Боевая у меня мамуля. Такая кончина как раз в ее вкусе.
— Банкан, я говорю совершенно серьезно. Впредь никакого чаропения, пока не поставишь голос и не научишься сочинять приличные тексты.
— А-а! Да разве можно этого добиться, работая с закостенелым песенным старьем?
Сей горестный упрек потряс отца.
— Банкан! «Закостенелое песенное старье», как ты изволил выразиться, классика моего мира. Добротный, крепкий, солидный рок. С его помощью я сотворил уйму всяких чудес. Это прекрасная основа для чаропения.
— Пап, может, тебе и дороги эти песенки, но я-то к ним какое отношение имею? Надоело! Волшебные они или нет — вот где уже сидят. Что удивительного в том, что я себя не контролирую? Просто все это — не мое.
— Значит, надо, чтобы стало твое. А не контролируешь ты себя потому, что тебе восемнадцать, ты упрямый, наивный и неопытный, но при этом убежден, что знаешь все на свете. Может, тебе лучше подыскать другой инструмент?
Банкан зло глянул на отца.
— Но ведь у тебя только с дуарой волшебство получается.
— Правильно. Значит, надо испробовать что-нибудь принципиально другое. Резьбу по дереву, к примеру. Могу договориться с сусликом Генраком, он охотно возьмет тебя в подмастерья. Освоишь полезное ремесло. Что в этом постыдного?
— Пап, я хочу стать чаропевцем. Проблема в репертуаре, а не в моих музыкальных способностях.
— А как же быть с убогим голосишком? Банкан, положа руку на сердце, тебе не вывести приличный мотив даже за шкирку. Если не зарубишь это на носу, обязательно навлечешь беду на себя и на окружающих, как бы здорово ты ни владел дуарой. Между прочим, после Клотагорба и Семонда я здорово попотел над твоим инструментом и не пойму, зачем ты его изуродовал.
— Папа, я хочу не только классно играть. Я хочу и выглядеть классно.
— Вот, значит, почему ты предпочитаешь эти «блеклые» шмотки?
— Пап, не дави на меня, будь другом. Обещаю, больше не сорвусь. Согласен, я нынче маленько увлекся и напортачил, но это еще не повод сдаваться, и не хочу я учиться резьбе по дереву, земледелию, воровству или еще какому-нибудь традиционному ремеслу.
— Ладно. Ты обещал, я запомнил. Но все это была присказка, сказка впереди.
— Сказка? — Банкан оторопело заморгал.
— Надо что-нибудь предпринять, чтобы мать не содрала с тебя шкуру заживо. Топай за мной.
Приготовившись к самому худшему, Банкан побрел за отцом.
За ужином он был угрюм и необщителен. Но едва ли можно объяснить это головомойкой, которая предшествовала мойке кухни. В подобном расположении духа Банкан пребывал почти весь последний год.
Джон-Том, сочувствуя сыну, попытался смягчить гнев жены — дескать, мальчик не очень-то и виноват, все дело в переходном возрасте. Но Талея, выросшая совсем в другой обстановке и другом обществе, возразила, что в ее клане подобные недуги обычно лечили острым ножом.
Банкан хотел что-то сказать, но благоразумно прикусил язык. Лишь позже, когда мать выпустила львиную долю пара, он отодвинул тарелку с недоеденной змеиной колбасой и овощным гарниром.
— Мам, можно, я возьму твой меч, или мне просто отравиться, когда зубы почищу?
— Проклятье! Хоть бы пяток минут пожить без твоего дурацкого стеба!
— Ну, а что еще я могу сказать, а, мам? Извини. Я же не нарочно. Неужели, думаешь, я из вредности задумал превратить печку в саламандру? — Он помолчал несколько секунд, глядя на отца. — Просто я мечтаю стать таким, как папа. Пережить интересные приключения, совершить великие дела, заслужить славу героя. Выручать прекрасных девиц, побеждать зло и спасать мир. Неужели я хочу слишком многого?
— Сынок, позволь я тебе кое-что объясню. — Джон-Том отрезал кусок колбасы, сунул в рот и произнес, задумчиво жуя и размахивая вилкой: — Да, как-то раз я помог спасти мир, что было, то было. И скажу со всей прямотой, это занятие не из тех, которым стоит посвящать целую жизнь. Уж не говоря о том, что оно плохо сказывается на нервной системе.
— Вообще-то, милый, мне казалось, что ты спас мир дважды.
Талея поставила на стол миску, полную дымящегося кисло-сладкого картофеля, и блюдо с зеленью.
Джон-Том нахмурился:
— А по-моему, только единожды.
— Нет, дорогой, — твердо возразила жена. — Как минимум два раза.
— Да неужели? Как бы то ни было, — он снова повернулся к сыну, — судьба привела меня на этот путь, и он далеко не такой славный, каким представляется тебе. Нет, Банкан. Солидная, спокойная, безопасная магическая практика — вот что тебе нужно. Обеспечивать клиентам преуспевание с помощью бизнес-заклинаний, пластхирургическими чарами улучшать их внешность. Это всеми любимая и почитаемая профессия, и она гарантирует, помимо всего прочего, достойную жизнь.
— Пап, я не хочу в ремесленники, — запротестовал Банкан. — Я хочу геройских подвигов и великих свершений. Я хочу повидать другие страны и миры.
— Великие свершения лучше начинать с того, что я предлагаю. Для других ты еще молод и неопытен. Да и мир сейчас не нуждается в спасателях. Уж я-то знаю. Регулярно просматриваю папку «Q». Только в память о старых временах, — скороговоркой успокоил он Талею.
Банкан решил уступить.
— Так ты хочешь сказать, — спросил он отца, — что больше не будет великих свершений?
— В ближайшем будущем — нет. По крайней мере, в нашей части света. Броненосные не высовываются с тех самых пор, как мы с Клотагорбом надрали хитиновые задницы и прогнали жуков за Врата Джо-Трума. Других вояк, сравнимых с Броненосным народом по силе и агрессивности, так и не появилось. Кругом мир, и я не понимаю, Банкан, что плохого в бизнесе? Только не подумай, что я на тебя давлю. Но поверь житейскому опыту человека, которому восемнадцать лет понадобилось, чтобы справиться с плохим голосом: сейчас ты лезешь в воду, не зная броду. Если б не дуара, давно пошел бы ко дну. Нужно долго и упорно работать над голосовыми связками, до тех пор пока они не притрутся к магии. Я сначала тоже упорно не придавал этому значения, и чего добился? Только шишек понаставил. Кое-что, — мрачно заключил Джон-Том, — неподвластно даже самым могучим силам.
— Клотагорбу все подвластно, — пробормотал Банкан, — если это касается его шкуры.
Талея отвесила ему затрещину.
— Не смей так говорить о крестном дяде. Даже если он черепах. Клотагорб здорово пособил нам с отцом, а мог бы попросту сделать от ворот поворот, и был бы прав, если подумать, сколько мы ему доставили хлопот.
— Придется всерьез заняться учебой и тренировкой, — непререкаемым тоном заявил Джон-Том. — А то какой от тебя прок, если понадобится выручать мир?
— Как насчет подготовки на марше? — с надеждой поинтересовался сын.
— Не самая лучшая мысль, особенно если речь идет о борьбе с силами зла или выходцами из Запределья, — возразил отец. — Понимаю, к чему ты клонишь. Но то — совсем другое дело. Я оказался здесь против своей воли и был обречен действовать методом проб и ошибок. Всего лишь старался выжить. И если бы не Клотагорб…
— Это правда, — подтвердила Талея. — Позволь, я расскажу. Когда я познакомилась с твоим будущим отцом, он был безнадежным нытиком, никудышным слюнтяем…
— Эй, эй! — возмутился Джон-Том.
Банкан отодвинулся вместе со стулом от стола.
— Я понимаю, вы оба хотите как лучше, и обещаю хорошенько все обдумать. Но, пап, ты ведь добился того, о чем мечтал. Обошел весь этот мир, да еще вдобавок свой собственный. А я ни разу не бывал дальше Линчбени. Не выезжал из Колоколесья.
Он встал и направился к лестнице.
— Куда ты так торопишься? — крикнул ему вслед отец.
— И змею не доел, — упрекнула мать.
После обеда Джон-Том помог Талее вымыть посуду.
— Все обойдется, — пообещал он. — Это просто переходный возраст.
— Только и знаешь, что твердить… — Она протянула ему перепачканную демонической кровью миску. — В твоем мире молодежь тоже так резвится в переходном возрасте? Лично я думаю, большинство его проблем можно решить с помощью крепкой палки.
— Там, откуда я пришел, это не метод. Есть более цивилизованные средства вроде психологии.
— И дети растут, как сорная трава? — Она укоризненно покачала головой. — Ты испортишь ребенка.
Джон-Том посмотрел на лестницу.
— Не согласен. По-моему, наш разговор не прошел для него даром. Он мальчик сообразительный и играет сносно.
— Да, вот только пение яйца выеденного не стоит. Ты рядом с ним — настоящий соловей.
Талея вручила мужу большое блюдо.
Он поставил блюдо в мойку и обнял жену мокрыми мыльными руками.
— А вот за это, Талея, ты мне еще заплатишь.
В ее глазах что-то мелькнуло.
— Знал бы ты, сколько раз я это слышала. У меня во-от такой список долгов.
На какое-то время они забыли о своем несносном чаде.
Позже, когда они лежали в кухне на полу, Джон-Том поразмыслил о будущем сына и не на шутку встревожился. На то имелось множество причин. Как ни крути, прилежным учеником Банкана не назовешь. Его «неуды» изрядно отравляли жизнь отцу, который в своем мире прошел хорошую школу правоведения. Но Джон-Том понимал: дело тут не в бездарности мальчика. Просто интересы Банкана лежат в другой сфере.
Талея же не была в этом уверена:
— Джон-Том, нашему сыну никогда не стать адвокатом или врачом. Может, и есть у него особые наклонности, но только к магии, а больше ни к чему.
— Но надо же освоить хотя бы азы, — возразил он. — Например, основы зоологии для нормальных деловых отношений. Надо разбираться, насколько нужды гориллы отличаются от нужд шимпанзе.
Талея обняла мужа за шею, положила голову ему на грудь.
— Зря ты так волнуешься. Банкан с кем угодно поладит. В школе у него уйма друзей.
— Ладить и понимать — разные вещи.
