Часть четвертая
УХОД ОБРЕЧЕННОГО ВЛАДЫКИ
Лишь человеческий разум способен постичь безграничность Космоса, выйти за грань обыденности, исследовать тайные пространства мозга, где прошлое и будущее сливаются воедино... Вселенная и человек связаны между собой, они отражают друг друга, содержатся друг в друге.
Хроники Черного Меча
Глава первая
Грезящий город больше не пребывал в величии своих грез. Когда-то прекрасные, ныне башни Имррира представляли собой обуглившиеся остовы; на фоне мрачного неба были видны каменные руины — темные и контрастные.
Облака, похожие на коричневатые клочья сажи, затмевали пульсирующее солнце, отчего шумные кроваво-красные воды, омывающие Имррир, приобретали темный оттенок и казались более спокойными, словно их усмиряли эти черные шрамы, рассекавшие их зловещее неспокойствие.
На груде развалин стоял человек и смотрел на волны. Он был высок, широкоплеч, с косыми бровями, заостренными ушами без мочек, высокими скулами и малиновыми переменчивыми глазами на мертвенно-бледном аскетическом лице. Одет он был в черный стеганый камзол и тяжелый плащ. И у того и у другого были высокие воротники, и это еще больше подчеркивало белизну его кожи. Неустойчивый теплый ветер играл его плащом, ощупывал его, а потом, завывая, мчался в разрушенные башни.
Элрик слышал этот вой, и его память наполнялась сладкозвучными, зловещими и грустными мелодиями старого Мелнибонэ. Вспомнил он и другую музыку, созданную его предками, которые изощренно мучили своих рабов и по тональности их криков подбирали из них оркестры, исполнявшие целые нечестивые симфонии. Эти ностальгические чувства на какое-то время полностью захватили его. Он настолько забылся, что даже пожалел о своем отступничестве, о том, что подверг сомнению традиции Мелнибонэ, — нужно было принять все как есть, и тогда его душа не претерпела бы этого мучительного раздвоения. Он горько улыбнулся.
Внизу появилась фигура, вскарабкалась по развалинам и встала рядом с Элриком. Это был невысокий рыжеволосый человечек с широким ртом и глазами, которые когда-то были яркими и веселыми.
— Ты смотришь на восток, Элрик, — пробормотал Мунглам. — Ты смотришь в прошлое, которое вернуть невозможно.
Элрик положил руку с длинными пальцами на плечо друга.
— А куда еще смотреть, Мунглам, если весь мир под пятой Хаоса? Чего еще мне делать? Ждать грядущих дней надежды и веселья? Ждать мирной старости в окружении детей, играющих у моих ног? — Он еле слышно рассмеялся. Такой смех был не по душе Мунгламу.
— Сепирис говорил о помощи Белых Владык. Мы должны скоро ее получить. Мы должны проявить терпение. — Мунглам повернулся и, сощурившись, посмотрел на сверкающее неподвижное солнце. Потом на его лице появилось задумчивое выражение, он опустил глаза на груду развалин, на которых они стояли.
Элрик помолчал несколько мгновений, глядя на волны, потом пожал плечами.
— Что жаловаться! Мне от этого никакой пользы. Я не могу действовать по собственному желанию. Какова бы ни была моя судьба, мне ее не изменить. Я молюсь о том, чтобы люди, которые придут после нас, могли сами контролировать свою судьбу. У меня такой способности нет. — Он прикоснулся пальцами к подбородку, а потом посмотрел на свою руку — на ногти, костяшки, мышцы и выступающие на белой коже вены. Он провел рукой по своим шелковистым белым волосам, глубоко вздохнул. — Здравый смысл! Миру не хватает здравого смысла! Я не обладаю способностью мыслить здраво, но вот он я — стою перед тобой со своим мозгом, сердцем, другими частями тела, а ведь я появился на свет в результате случайного соединения элементов. Миру не хватает здравого смысла… Но весь здравый смысл, который существует на свете, не стоит и ломаного гроша. Одни люди выстраивают свою жизнь по жесткой логической схеме, другие бездумно отдаются во власть событий, а результаты что у тех, что у других одинаковые. Зачем тогда нужны мудрецы со всей их мудростью?
Мунглам подмигнул Элрику, изображая веселость.
— И это говорит самый неистовый из всех искатель приключений и циник. Но не все же мы такие, как ты. Другие люди выбирают себе другие пути и приходят к выводам, которые ничуть не похожи на твои.
— Я иду предначертанным путем. Давай-ка отправимся в Драконьи пещеры, посмотрим, удалось ли Дивиму Слорму пробудить наших друзей-рептилий.
Они осторожно спустились с груды развалин и пошли вдоль ущелий-руин, которые когда-то были прекрасными улицами Имррира. Они вышли из города и двинулись по травянистой извилистой дорожке. Они вспугнули стаю воронов, с диким карканьем взмывших вверх. На месте остался только один — вожак стаи, сидевший на кусте утесника. Он величественно взъерошил перья, его черные глаза смотрели на них с презрительной настороженностью.
Элрик и Мунглам спустились вниз по острым камням к зияющему входу в Драконьи пещеры, потом еще дальше вниз, по ступеням в рассеиваемую светом факелов темноту, напитанную влажным теплом и запахом чешуйчатых драконьих тел. Они вошли в первую пещеру, где громоздились огромные тела спящих драконов. Их сложенные кожистые крылья торчали над спинами, их зеленовато-черная чешуя слабо посверкивала, их когтистые лапы были сложены, длинные морды запрокинуты назад, отчего даже во сне были видны их могучие зубы цвета слоновой кости, напоминающие белые сталактиты. Их живые красные ноздри в оцепенении сна издавали храп. Здесь царил характерный запах их шкур и их дыхания, вызывавший у Мунглама воспоминания, унаследованные от предков, какие-то смутные представления о тех временах, когда эти драконы и их хозяева наводняли покоренный ими мир, их горючий яд сочился с клыков, походя выжигая местность, над которой они пролетали. Привычный к этому запаху Элрик почти не обращал на него внимания. Он прошел по первой пещере, прошел по второй и наконец увидел Дивима Слорма, который шел с факелом в одной руке, со свитком — в другой и сыпал проклятиями.
Дивим Слорм поднял глаза, услышав их шаги. Он вытянул руки и закричал. Голос его эхом разнесся по пещерам.
— Ничего! Ни малейшего движения! Хоть бы у одного веко дрогнуло! Их невозможно разбудить. Они не проснутся, пока не проспят положенное число лет. Не нужно было трогать их в двух последних случаях, потому что теперь нужда в них куда как насущнее.
— Тогда мы с тобой не знали того, что знаем теперь. Сожалеть о прошлом бесполезно — это ни к чему не приведет. — Элрик оглядывал огромные смутные формы. Здесь, чуть в стороне от других, спал дракон-вожак, и Элрик узнал его, в нем проснулась старая симпатия к этому дракону по имени Огнеклык, старейшему из всех: ему было пять тысяч лет — возраст драконьей молодости. Но Огнеклык, как и остальные, спал беспробудным сном.
Элрик подошел к дракону и погладил его по похожей на металл чешуе, провел рукой по гладкой белизне клыков, ощутил теплое дыхание его тела и улыбнулся. Он услышал, как у него на бедре что-то забормотал Буревестник, и похлопал по клинку.
— Эту душу ты не получишь. Драконы неуничтожимы. Они выживут, даже если погибнет весь мир.
Из другого угла пещеры раздался голос Дивима Слорма:
— Не знаю, Элрик, что делать дальше. Больше мне ничего не приходит в голову. Давай вернемся в башню Д’а’рпутны и подкрепимся.
Элрик согласно кивнул, и они втроем прошли назад по пещерам, а потом по ступенькам поднялись к солнечному свету.
— Так, значит, ночь и не наступала, — заметил Дивим Слорм. — Солнце остается неподвижным вот уже тринадцать дней, с того самого времени, когда мы покинули лагерь Хаоса и направились в опасный путь до Мелнибонэ. Насколько же силен стал Хаос, если он может даже солнце остановить?
— Может быть, это вовсе и не Хаос, — заметил Мунглам. — Хотя, с другой стороны, вполне вероятно, что это дело рук Хаоса. Время остановилось. Время ждет. Вот только чего оно ждет? Новых потрясений? Новых нарушений? Или действий великого Равновесия, которое восстановит порядок и отомстит тем силам, что выступили против него? А может быть, время ждет нас — трех не знающих, что предпринять, смертных, которые оторваны от остального человечества и рассчитывают на время, как время рассчитывает на них?
— Возможно, солнце и в самом деле рассчитывает на нас, — согласился Элрик. — Ведь наша судьба — подготовить мир к его новому пути. При этой мысли я перестаю себя чувствовать совсем уж пешкой в чужой игре. Но если мы так ничего и не предпримем, неужели солнце тогда останется навсегда на этом месте?
Они остановились на мгновение, чтобы посмотреть на пульсирующий красный солнечный диск, заливавший улицы алым светом, на черные облака, летящие по небу. Куда торопились эти облака? Откуда их принесло? Казалось, ими движет какая-то цель. Возможно, это были вовсе и не облака, а духи Хаоса, торопящиеся по своим темным делам.
Элрик усмехнулся про себя, понимая всю бесплодность таких мыслей. Они продолжили путь к башне Д’а’рпутны, где много лет назад он нашел свою возлюбленную, свою кузину Симорил, и где потом потерял ее, поглощенную его рунным мечом.
Огонь пощадил башню, хотя ее прежние великолепные краски и померкли от пламени, почернели. Здесь он оставил своих друзей и отправился в свою комнату, где как был, в одежде, упал на мягкую мелнибонийскую постель и почти сразу же заснул.
Глава вторая
Элрик спал, и снился Элрику сон, и, хотя он осознавал нереальность своих видений, все его попытки проснуться оказывались совершенно безуспешными. Скоро он оставил их и просто позволил сну развиваться самому по себе и увести его в яркие, красочные края...
Он видел Имррир, каким тот был много веков назад. Имррир, тот самый город, который он знал, прежде чем привести пиратов и уничтожить его. Тот самый, но какой-то другой, гораздо ярче, словно его только что построили. Цвета окружающих зданий были гораздо насыщеннее, со знойного синего неба светило темно-оранжевое солнце. Ион понял, что с тех пор успели выцвести сами краски постаревшей планеты...
По сверкающим улицам двигались люди и звери. Высокие таинственные мелнибонийцы, мужчины и женщины с грацией гордых тигров, рабы с суровыми лицами и с выражением безнадежного терпения в глазах, вымершие теперь длинноногие кони, небольшие мастодонты, тащившие яркие экипажи. Ветерок разносил характерные для города отчетливые запахи, приглушенные звуки самой разной деятельности — именно приглушенные, потому что мелнибонийцы ненавидели шум с такой же непримиримостью, с какой любили гармонию. Тяжелые шелковые знамена развевались на ветру над сверкающими башнями из нефрита, слоновой кости, хрусталя и отполированного красного гранита. Сон Элрика продолжался, вызывая у него ностальгию, желание оказаться среди предков, среди того золотого народа, который покорил старый мир.
Огромные галеры проходили по лабиринту, ведущему во внутреннюю гавань Имррира, привозя в нее лучшие товары со всего мира, налоги, собранные со всех народов, покоренных Сияющей империей. А по лазурному небу пролетали неторопливые драконы, направляясь в пещеры, где размещались тысячи таких же монстров — не в пример нынешним временам, когда их осталось меньше сотни. В самой высокой башне — башне Б’алл’незбетта, башне Королей — его предки изучали древние манускрипты, проводили свои зловещие эксперименты, удовлетворяли свои чувственные аппетиты, но делали это не с болезненной вялостью, свойственной обитателям Молодых королевств, а подчиняясь инстинктам, которые были их плотью и кровью.
Элрик понимал, что смотрит на призрак ныне мертвого города. Ему казалось, что он проник сквозь переливающиеся всеми цветами стены башен и теперь видит своих предков-императоров, которые, обострив мысли снадобьями, углубляются в разговоры, развлекаются с женщинами-демонами, предаются жестоким развлечениям, мучают рабов, исследуют особенности обмена веществ и строения организма порабощенных народов, погружаются в изучение мистических наук, поглощая знания, соприкосновения с которыми не выдерживали умы большинства представителей поздних поколений.
Но он понимал, что это либо сон, либо видение потустороннего мира, в котором обитали мертвецы всех времен, потому что Элрик видел императоров самых разных поколений. Элрик знал их по портретам: Рондар IV Чернобородый, двенадцатый император; проницательный, властный Элрик I, восьмидесятый император; одержимый ужасом Каган VII, триста двадцать девятый император. И еще дюжина, а то и больше самых могучих и мудрых из его четырехсот двадцати семи предков, включая Терхали, Зеленую императрицу, которая правила Сияющей империей с 8406 года от ее основания до 9011-го. Она выделялась среди других своим долгожительством и зеленоватым оттенком кожи и волос. Даже по мелнибонийским меркам она была могущественной колдуньей. А еще, как утверждала легенда, она родилась в результате союза между императором Юнтриком X и демонессой.
Элрик, который наблюдал за всем этим словно бы из темного угла огромного главного зала, увидел, как открылась сверкающая дверь, выточенная из черного кристалла, и вошел кто-то новый. Элрик вздрогнул и снова попытался стряхнуть наваждение, но безуспешно. Вошедший оказался его отцом — Садриком Восемьдесят шестым. В глазах этого высокого человека читалось страдание. Он прошел сквозь толпу собравшихся, словно их здесь и не было, и остановился в двух шагах перед Элриком. Император стоял, глядя на сына пронзительным взором из-под тяжелых век и выступающих надбровных дуг. Этот человек с худощавым лицом разочаровался в своем сыне-альбиносе. Садрик отличался тонким длинным носом, выступающими скулами и некоторой сутулостью, вызванной его необычно большим ростом. Он потрогал красный бархат своего плаща тонкими пальцами в кольцах, а потом заговорил четким разборчивым шепотом — Элрик тут же вспомнил, что этот шепот вошел у Садрика в привычку.
— Сын мой, ты что, тоже умер? Мне казалось, что я попал сюда совсем недавно, миг назад, но вот я вижу тебя, постаревшего, обремененного грузом, который судьба и время возложили на твои плечи. Как ты умер? В бесшабашной схватке от меча какого-нибудь заморского выскочки? Или же в этой самой башне, в своей кровати из слоновой кости? И что теперь с Имрриром? Он процветает, или дела его идут плохо, по-прежнему спит, предаваясь воспоминаниям о своем былом величии? Наш род продолжается, как оно и должно быть, я даже не спрашиваю, выполнил ли ты свой долг по этой части. У тебя наверняка сын, рожденный Симорил, которую ты любил, за что тебя ненавидел твой кузен Йиркун.
— Отец…
Старик поднял почти прозрачную от возраста руку.
— Я хочу тебя спросить о другом. Этот вопрос беспокоит всех, кто проводит свое бессмертие под сенью этого города. Некоторые из нас обращают внимание, что город поблек со временем, его краски выцвели и словно грозят вот-вот исчезнуть. Некоторые из нас отправились за пределы смерти, а может быть (говорю об этом с содроганием), в небытие. Но даже здесь, в безвременной области смерти, происходят необычные перемены, и те из нас, кто отважился задать этот вопрос и даже дать на него ответ, опасаются, что в мире живых произошло какое-то катастрофическое событие. Какое-то событие столь огромной важности, что оно повлияло даже на нас и угрожает покою наших душ. Согласно легенде, мы, призраки, можем обитать под сенью былой славы Грезящего города, пока он существует. Неужели ты принес нам весть о его гибели? Такова твоя новость для нас? Потому что я, приглядевшись, вижу, что твое тело еще живет, а здесь находится твое астральное тело, отпущенное ненадолго в царство мертвых.
— Отец… — начал было Элрик, но видение начало растворяться, а его самого стало затягивать назад, в ревущие коридоры Космоса, через измерения, не известные живым, все дальше и дальше…
— Отец! — позвал он и услышал эхо собственного голоса, но ответить ему было некому. И отчасти он был рад этому, потому что не знал, что сказать несчастному призраку, как сказать ему, что его подозрения оправданны, как признаться в том, что он, Элрик, совершил преступление против города своих предков, против самой крови своих отцов. Все вокруг было туман и стенающая печаль, а эхо его голоса отдавалось в ушах, словно вдруг зажило независимой жизнью и исказило до неузнаваемости произнесенное им слово, образовав новые, странные: О-о-о-т-т-т-е-е-е-ц-ц-ц… О-о-о-о-о-о-о-о-о… О-о-о-о-о-о-о-о… Р-о-о-а-а-а-а… Д-а-ра-ва-ар-а-а!..
Как он ни старался, но по-прежнему не мог выйти из сна; он чувствовал, как его дух увлекает в какие-то иные области туманной неопределенности, в какие-то цветовые рисунки неземного спектра, в области, которые не поддаются его пониманию.
В тумане начало вырисовываться чье-то огромное лицо.
— Сепирис! — Элрик узнал лицо своего наставника. Однако чернокожий нихрейнец в таком бесплотном виде словно бы и не слышал его.
— Сепирис, ты что — тоже мертв?
Лицо растворилось, потом появилось снова, на этот раз почти одновременно с телом.
— Элрик, наконец-то я тебя нашел. Вижу, ты пребываешь в астральной оболочке. Слава судьбе, а то я уже начал думать, что мне не удалось тебя вызвать. Нам нужно спешить. В обороне Хаоса пробита брешь, и мы должны связаться с Владыками Закона.
— Где мы?
— Пока что нигде. Мы перемещаемся в Высших Мирах. Поторопись, я буду твоим проводником.
Вниз, вниз, сквозь провалы, выложенные чистейшей шерстью, которая поглощает и убаюкивает, через каньоны, прорубленные между сверкающими горами света, рядом с которыми Элрик и Сепирис кажутся себе жалкими карликами, сквозь пещеры полного мрака, в котором светятся их тела, навечно рассеивая темноту во всех направлениях, как это чувствует теперь Элрик.
А потом они оказались на плато, лишенном со всех сторон горизонта. Оно было абсолютно плоским, и кое-где над его поверхностью возвышались зеленые и синие геометрические сооружения. Флюоресцирующий воздух был насыщен мерцающими пятнами энергии, принимающими сложные формы, показавшиеся Элрику весьма строгими. Были здесь и сущности, имеющие человеческую форму, — они приняли эту форму ради людей, которые теперь оказались перед ними.
Белые Владыки Высших Миров, враги Хаоса, были необыкновенно красивы. Их тела обладали такой симметрией, которая не могла существовать на Земле. Только Закон мог создать такое совершенство, а такое совершенство, подумал Элрик, препятствовало прогрессу. Теперь ему стало яснее, чем когда бы то ни было, что две эти силы дополняли друг друга, а если одна брала верх над другой, то это приводило к стагнации космоса. Пусть Закон правит Землей, но при этом должен присутствовать и Хаос. И наоборот.
Владыки Закона были готовы к военным действиям. Они демонстрировали это своим выбором земного облачения. Тонкие металлы и шелка (или то, что им соответствовало в этом измерении) сверкали на их совершенных телах. На бедре каждого из них висел тонкий меч, а невыносимо красивые лица, казалось, излучали решимость. Самый высокий из них выступил вперед.
— Итак, Сепирис, ты доставил к нам того, кому предначертано помочь нам. Приветствую тебя, Элрик из Мелнибонэ. Хотя ты и был прежде отродьем Хаоса, у нас есть основания встретить тебя радушно. Ты узнаешь меня? Я тот, кого ваша земная мифология нарекла Донбласом Вершителем Справедливости.
Элрик, застывший без движения, ответил:
— Я помню тебя, Владыка Донблас. Боюсь, твое имя теперь не отвечает действительности, потому что справедливости уже не осталось в мире.
— Ты говоришь о своем мире так, будто это все миры. — Донблас беззлобно улыбнулся, хотя и было видно, что он не привык к такому обращению со стороны смертного. Элрик был само безразличие. Его предки противостояли Донбласу и всей его братии, и Элрику до сих пор трудно было представить себе Белого Владыку союзником. — Теперь я вижу, почему тебе удалось обставить твоих врагов, — одобрительно продолжал Донблас. — И я допускаю, что сейчас на Земле нет справедливости. Но меня зовут Вершитель Справедливости, и я исполнен решимости свершить эту самую справедливость, когда в твоем измерении для этого настанет время.
Элрик не смотрел прямо на Донбласа, потому что его красота тревожила взор.
— Что ж, тогда мы приступим к делу, господин, и постараемся как можно скорее изменить мир. Наше рыдающее царство истосковалось по справедливости.
— Спешка здесь ни кчему, смертный! — раздался голос другого Белого Владыки, его бледно-желтая мантия ниспадала на чистую сталь нагрудника, доходила до наголенников. На мантии был начертан герб Закона — стрела.
— Я подумал, что путь на Землю проложен, — нахмурился Элрик. — Я решил, что ваш воинственный вид — знак вашей готовности к войне с Хаосом!
— Мы готовы к войне, но она невозможна, пока вы не позовете нас из вашего царства.
— Мы? Да разве Земля не взывает о помощи? Разве мы не прибегали к колдовству и заклинаниям, чтобы вызвать вас? Какой еще зов вам нужен?
— Предначертанный, — твердо сказал Владыка Донблас.
— Предначертанный? О боги! (Уж вы простите меня, господа.) Что еще от меня требуется?
— Одна последняя великая миссия, — тихо сказал Сепирис. — Как я тебе уже говорил, Хаос препятствует попыткам Белых Владык пробиться на Землю. Прежде чем это свершится, должен три раза протрубить рог Судьбы. Первый его призыв пробудит драконов Имррира, второй обеспечит доступ Белых Владык на Землю, а третий… — Он замолчал.
— Что — третий? — нетерпеливо спросил Элрик.
— Третий провозгласит конец нашего мира!
— И где же находится этот могущественный рог?
— В одном из других миров, — ответил Сепирис. — Такой предмет невозможно изготовить в нашем измерении, поэтому его пришлось делать в мире, где логика преобладает над колдовством. Ты должен отправиться туда и найти рог Судьбы.
— И как же мне совершить такое путешествие?
Снова ровным голосом заговорил Владыка Донблас:
— Мы дадим тебе средства для такого путешествия. Возьми с собой меч и щит Хаоса — они будут тебе полезны, хотя их сила в других измерениях уменьшится. Ты должен будешь взобраться на самую высокую точку башни Б’алл’незбетта в Имррире и спрыгнуть вниз. Ты не упадешь… если только мы не лишимся тех малых сил, что у нас еще остались на Земле.
— Утешительные слова, Владыка Донблас. Что ж, я сделаю, как вы говорите, хотя бы для того, чтобы удовлетворить любопытство.
Донблас пожал плечами.
— Это только один из множества миров — он почти такая же тень, как и тот, в котором ты обитаешь, но может не понравиться тебе. Ты отметишь его резкость, четкость его очертаний. Это означает, что время не оказывает на него существенного влияния и его структура не размягчилась под воздействием множества событий. Но позволь мне пожелать тебе удачи в пути, смертный, потому что ты мне нравишься. И у меня есть причины быть тебе благодарным. Хотя ты и рожден Хаосом, но в тебе есть свойства, которые восхищают нас, принадлежащих Закону. А теперь ступай… Возвращайся в свое смертное тело и приготовься к предприятию, которое тебе предстоит.
Элрик посмотрел на Сепириса. Чернокожий нихрейнец отступил на три шага и исчез в сверкающем воздухе. Элрик последовал за ним.
И снова их астральные тела понеслись сквозь мириады измерений потусторонней вселенной. Они испытывали ощущения, недоступные физическому разуму, и в конце концов Элрик ощутил тяжесть во всем теле и, открыв глаза, обнаружил, что находится в своей постели в башне Д’а’рпутны. В слабом свете, пробивающемся сквозь щель в тяжелых гардинах на окне, он увидел круглый щит Хаоса с его восемью стрелами, которые пульсировали словно в унисон с солнцем, а рядом — нечестивый рунный меч, Буревестник; он стоял у стены, будто уже приготовился к предстоящему путешествию в мир возможного будущего.
Потом Элрик снова заснул, теперь уже обычным сном, в котором его мучили обычные кошмары. Он закричал и проснулся — рядом с его кроватью стоял Мунглам. На узком лице его друга было выражение печального сочувствия.
— Что с тобой, Элрик? Что тебя мучит?
Элрик вздрогнул.
— Ничего. Оставь меня, Мунглам. Я приду к тебе, когда встану.
— Наверно, для таких криков есть причины. Может быть, ты видел какой-нибудь пророческий сон?
— Вот уж точно — пророческий. Мне привиделось, что я собственной рукой проливаю собственную ущербную кровь. Какой смысл у такого сна? Ответь мне, мой друг, а если не можешь, предоставь меня моим зловещим кошмарам, пока они не уйдут сами.
— Вставай, Элрик. Тебе нужно забыться, заняться чем-нибудь. Свеча четырнадцатого дня почти догорела, и Дивим Слорм ждет твоего мудрого совета.
Альбинос собрался и сбросил дрожащие ноги с кровати. Он чувствовал слабость во всем теле, энергия покинула его, и Мунглам помог ему подняться.
— Оставь эту свою хандру и помоги нам в нашем затруднительном положении, — сказал он с напускной веселостью, от которой его страхи становились лишь еще очевиднее.
— Хорошо, — сказал Элрик и распрямил плечи. — Дай мне мой меч. Мне нужна его краденая сила.
Мунглам неохотно подошел к стене, где стояло зловещее оружие, взял рунный меч за ножны и с трудом оторвал от пола, потому что Буревестник был необыкновенно тяжел. Мунглам содрогнулся, потому что ему показалось, будто меч тихонько смеется над ним, и передал меч другу эфесом вперед. Элрик благодарно схватился за эфес, хотел было обнажить меч, но передумал.
— Выйди из комнаты, прежде чем я выпущу его на свободу.
Мунглам мгновенно понял, что имеет в виду Элрик, и вышел, не желая доверять свою жизнь капризам дьявольского меча… или своего друга.
Оставшись один, Элрик обнажил огромный меч и сразу же почувствовал прилив его потусторонней энергии. Но ее явно было недостаточно, и Элрик знал, что если клинок не утолит в ближайшем будущем жажду, напитавшись жизненной субстанцией кого-то другого, то начнет искать души двух оставшихся друзей Элрика. Он задумчиво вложил меч в ножны, пристегнул его к поясу и направился к Мунгламу, ждавшему его в коридоре с высоким потолком.
Молча прошли они по спиральным мраморным ступеням башни и вскоре оказались на центральном уровне, где располагался основной зал. Здесь, за столом, на котором стояла бутыль старого мелнибонийского вина, сидел Дивим Слорм, держа в руках серебряную чашу. Его Утешитель лежал на столе рядом с бутылью. Они нашли запасы вина в тайных кладовых, не обнаруженных пиратами, которых привел в Имррир Элрик, когда он и его кузен были по разные стороны. Чаша была полна желеобразной смеси трав, меда и ячменя — снадобья, которым его предки поддерживали в случае необходимости свои силы. Дивим Слорм сидел, погрузившись в раздумья, но, когда двое друзей подошли и опустились на скамью напротив него, поднял взгляд и безнадежно улыбнулся.
— Боюсь, Элрик, я сделал все, чтобы разбудить наших спящих друзей. Других способов нет, а они продолжают спать.
Элрик вспомнил подробности своего видения и, опасаясь, как бы они не оказались плодом воображения, дающего иллюзию надежды там, где на самом деле нет никакой надежды, сказал:
— Забудь о драконах. Ночью я оставил свое тело — так мне, по крайней мере, казалось — и путешествовал в местах, далеких от Земли. А уж если быть точным, то был в измерении Белых Владык, где мне сообщили, как можно пробудить драконов. Для этого нужно протрубить в рог. Я решил последовать их указаниям и найти этот рог.
Дивим Слорм поставил чашу на стол.
— Мы, конечно, отправимся с тобой.
— В этом нет необходимости… и это вообще невозможно. Я должен сделать это один. Ждите моего возвращения, а если я не вернусь… что ж, тогда делайте то, что сочтете нужным. Проведите остаток жизни пленниками на этом острове или дайте бой Хаосу.
— Мне кажется, что время и в самом деле остановилось, и если мы останемся здесь, то будем жить вечно и будем вечно мучаться скукой, — вставил Мунглам. — Если ты не вернешься, то лично я отправлюсь в завоеванные Хаосом королевства, чтобы забрать с собой в преисподнюю хоть нескольких врагов.
— Это твое право, — сказал Элрик. — Но ждите меня здесь, пока хватит терпения, потому что я не знаю, как долго буду отсутствовать.
Он встал, чем вроде бы испугал их, словно только сейчас поняли они смысл его слов.
— Удачи тебе, мой друг, — сказал Мунглам.
— Удача будет зависеть от того, что я встречу там, куда отправляюсь, — улыбнулся Элрик. — И тем не менее спасибо, Мунглам. Удачи тебе, кузен. Не переживай, может быть, нам удастся разбудить драконов.
— Хорошо, — сказал Дивим Слорм, к которому вернулась его прежняя энергия. — Мы их разбудим, разбудим! И их огненный яд выжжет ту грязь, что несет Хаос, выжжет дотла. Если этот день не наступит, то я никакой не пророк!
Элрик, которого воодушевил этот неожиданный энтузиазм, почувствовал, как уверенность окрепла и в нем. Он махнул друзьям рукой, улыбнулся и пошел из зала вверх по мраморной лестнице, чтобы взять щит Хаоса, выйти за ворота башни, пройти по разрушенным улицам к заколдованным развалинам, которые когда-то были сценой ужасной мести и невольного убийства, — к башне Б’алл’незбетта.
Глава третья
И вот Элрик остановился перед разрушенным входом в башню, ум его осаждали тревожные мысли — они наводняли голову, ослабляли его решимость и угрожали отправить его назад, к товарищам. Но он боролся с этим приступом слабости, подавлял эти мысли, пытался отказаться от них, цеплялся за воспоминания о заверениях Белого Владыки. Наконец он заставил себя войти в сумеречную скорлупу, в почерневших стенах которой все еще стоял запах гари.
Эта башня, ставшая погребальным костром для его убитой возлюбленной Симорил и его негодяя-кузена, брата Симорил Йиркуна, была полностью уничтожена. Осталась только каменная лестница, да и она, как увидел Элрик, вглядываясь в сумрак, сквозь который пробивались солнечные лучи, обвалилась и не доходила до крыши.
Он гнал от себя мысли, потому что они могли повлиять на его решимость действовать. Он поставил ногу на первую ступеньку и начал подниматься. Вскоре слабый звук проник в его уши, хотя, возможно, этот звук рождался в его голове. И тем не менее он достигал его сознания и был похож на звук настраивающегося оркестра. Чем выше он поднимался, тем громче становился звук, ритмичный, но и дисгармоничный. Наконец, когда он добрался до последней целой ступеньки, звук стал греметь в его голове, пронизывая его тело, вызывая ощущение тупой боли.
Он остановился и посмотрел на подножие башни далеко внизу. Страх охватил его. Он теперь не был уверен в том, что сказал ему Владыка Донблас, — то ли он должен добраться до самой высокой достижимой точки, то ли до точки, которая была еще футах в двадцати от него. Он решил, что лучше рассматривать слова Донбласа в буквальном смысле, и, переместив огромный щит Хаоса себе на спину, нащупал пальцами трещину в стене, которая на этой высоте наклонялась чуть внутрь. После этого он оттолкнулся от ступени и повис на пальцах, пытаясь найти опору для ног. Высота всегда пугала его, и теперь ему вовсе не понравилось ощущение, которое он испытал, когда взглянул на усеянный камнями пол в восьмидесяти футах под собой. Однако он продолжил свое восхождение по стене, трещины в которой облегчали его задачу. Хотя он и думал, что может сорваться, но этого не произошло, и он наконец добрался до крыши, тоже небезопасной, и через дыру в кровле перебросил свое тело наверх — на наклонную поверхность. Там он осторожно, шаг за шагом, дошел до высшей точки башни, а потом, преодолев ужас, шагнул в пустоту, в пространство над разоренными улицами Имррира далеко внизу.
Дисгармоничная музыка прекратилась. Вместо нее возникла ревущая нота. На него хлынули вихрящиеся волны красного и черного, и он, прорвавшись сквозь них, оказался на полянке под небольшим бледным солнцем, ощутил запах травы. Он отметил про себя, что если древний мир его сновидения показался ему не таким ярким, как его собственный, то этот был еще более бесцветным, зато довольно четким, резким. Ветерок, который он ощутил кожей лица, был прохладен. Элрик пошел по траве к густому невысокому лесу впереди. Он добрался до опушки, но в лес входить не стал — пошел по периметру, пока не добрался до речки, которая бежала из леса и терялась вдалеке.
Потом он с интересом отметил, что яркая, чистая вода словно не движется. Вода выглядела замерзшей, хотя причиной тому было не какое-то известное ему природное явление. Это была обычная летняя речка, вот только вода в ней не двигалась. Чувствуя, что это явление странным образом контрастирует со всем остальным вокруг, Элрик перебросил щит Хаоса на руку, обнажил свой трепещущий меч и пошел вдоль речки. Трава уступила место утеснику и скалам, то здесь, то там виднелись кусты папоротника незнакомой Элрику разновидности. Ему показалось, что впереди он слышит журчание воды, однако речка по-прежнему оставалась замерзшей. Проходя мимо скалы, которая была выше других, он услышал голос, донесшийся до него откуда-то сверху:
— Элрик!
Он поднял голову.
На скале он увидел молодого карлика с длинной каштановой бородой, доходящей до пояса. В руке карлик сжимал копье — единственное оружие, которое было при нем, а одет он был в красновато-коричневые штаны и куртку, на его голове красовалась зеленая шапочка. Карлик был бос, и его широкие ступни твердо стояли на камне. Глаза его были похожи на кварцевые кристаллы — внимательные, пронзительные и веселые.
— Да, меня так зовут, — озадаченно сказал Элрик. — Но откуда ты меня знаешь?
— Я сам не из этого мира, точнее не совсем из этого. Я не существую в том времени, которое тебе знакомо. Я двигаюсь здесь и там в сумеречных мирах, сотворенных богами. Такова моя природа. И боги, разрешая мне существовать, иногда используют меня как посланника. Меня зовут Джермейс Кривой, и я такой же недоделанный, как и эти миры. — Он спустился вниз и встал, глядя снизу вверх на Элрика.
— И что ты здесь делаешь? — спросил альбинос.
— Я так думал, что ты ищешь рог Судьбы.
— Верно. И ты знаешь, где он лежит?
— Да, — улыбнулся молодой карлик. — Он похоронен со все еще живым телом героя этого царства — с воином по имени Роланд. Возможно, это одна из инкарнаций Вечного Воителя. Он нашел свою смерть в долине неподалеку отсюда — угодил в засаду из-за предательства другого воина. Рог тогда был при нем, и он перед смертью успел протрубить в него один раз. Некоторые говорят, что эхо до сих пор звучит в долине и будет звучать вечно, хотя Роланд и погиб много лет назад.
Назначение рога Судьбы здесь неизвестно — даже Роланд не знал этого. Рог этот зовется Олифан, и он, как и волшебный меч Дюрандаль, был похоронен вместе с погибшим вон в том огромном могильном кургане.
Карлик сделал движение рукой, указывая на то, что Элрик принял было за большой холм.
— И что я должен сделать, чтобы получить этот рог?
Карлик ухмыльнулся, в голосе его послышалась зловещая нотка.
— Ты должен будешь сразиться вот этим своим мечом с Дюрандалем Роланда. Дюрандаль был освящен силами Света, тогда как твой — выкован силами Тьмы. Это сражение должно быть весьма интересным.
— Но ты говоришь, что он мертв. Как же я буду с ним сражаться?
— Рог висит у него на шее. Если ты попытаешься снять его, то Роланд будет защищать свою собственность — он пробудится от нетленного сна. Кажется, такой сон — удел большинства воинов этого мира.
Элрик улыбнулся.
— Похоже, у них тут не так уж много героев, если их сохраняют таким способом.
— Может быть, — беззаботно ответил карлик. — Только в этих краях в земле спят около дюжины, а то и больше героев. Они должны пробудиться, когда в этом возникнет крайняя необходимость, хотя мне известно о множестве случившихся тут неприятностей, но герои все еще продолжают спать. Может быть, они ждут конца света. Боги могут уничтожить его, если он окажется неподходящим для них. И тогда герои восстанут, чтобы предотвратить гибель мира. Но это всего лишь моя гипотеза, не стоит придавать ей серьезного значения. Возможно, легенды такого рода возникают из какого-то смутного знания о судьбе Вечного Воителя.
Карлик отвесил издевательский поклон и, подняв копье, отсалютовал Элрику.
— Прощай, Элрик из Мелнибонэ. Когда пожелаешь вернуться, я буду ждать тебя здесь и провожу куда надо. А вернуться ты должен обязательно, живым или мертвым, потому что, как тебе, вероятно, известно, само твое физическое тело противоречит законам этой среды. Только одна твоя вещь подходит этому миру.
— Что же это?
— Твой меч.
— Мой меч? Странно. Я думал, что он-то меньше всего подходит законам этого мира. — Он прогнал мысль, родившуюся у него в голове, — времени для размышлений сейчас не было. — Мне это место не нравится, — сказал он карлику, который начал карабкаться на скалу.
Он посмотрел в направлении кургана и пошел в ту сторону. Теперь Элрик видел, что речка рядом с ним течет, как то ей и полагается, и у него возникло впечатление, что, хотя этот мир и находится под влиянием Закона, в малой мере здесь действуют и разрушительные силы Хаоса.
Теперь ему стало видно, что могильное сооружение обнесено огромными каменными глыбами, а за ними растут оливковые деревья, ветви которых увешаны блеклыми драгоценными камнями. За деревьями Элрик разглядел высокий арочный вход с тяжелыми медными воротами, украшенными золотом.
— Ты силен, Буревестник, — сказал Элрик, обращаясь к мечу, — вот только хватит ли тебе силы, чтобы сражаться в этом мире и давать энергию моему телу? Давай посмотрим.
Он подошел к воротам и, размахнувшись, нанес по ним мощнейший удар своим рунным мечом. Металл зазвенел, на нем появилась вмятина. Элрик ударил еще раз, теперь уже держа меч двумя руками, но тут справа от него раздался голос:
— Какой демон тревожит покой Роланда?
— Кто это здесь говорит на языке Мелнибонэ? — храбро ответил Элрик.
— Я говорю на языке демонов, потому что вижу перед собой демона. Я не знаю ни про какую Мельнибуню, хотя мне хорошо известны все древние тайны.
— Хвастливое заявление, — сказал Элрик, который так еще и не видел того, кому принадлежал голос.
И тут она появилась из-за могильного холма и остановилась, глядя на него сверкающими зелеными глазами. У нее было удлиненное красивое лицо, почти такое же белое, как у него, но волосы были черны как смоль.
— Как тебя зовут? — спросил он. — Ты принадлежишь к этому миру?
— Меня зовут Вивиан, я чародейка, но вполне земная. Твой хозяин знает имя Вивиан, которая когда-то любила Роланда, но герой был слишком беспорочен и не захотел связать с ней свою жизнь, потому что она бессмертная, а к тому же ведьма. — Она добродушно рассмеялась. — Поэтому мне знакомы демоны твоей породы, и ты мне вовсе не страшен. Прочь! Прочь! Или я позову епископа Турпена — пусть он изгонит тебя.
— Некоторые из твоих слов мне незнакомы, — вежливо сказал Элрик. — К тому же ты сильно искажаешь язык моего народа. Ты охраняешь гробницу этого героя?
— Да, я доморощенный страж этой гробницы. А теперь уходи отсюда! — Она указала за каменные глыбы.
— Это невозможно. Тело, лежащее внутри, владеет одной вещью, которая нужна мне. Мы называем его рог Судьбы. Но тебе он известен под другим именем.
— Олифан! Но он же освящен. Ни один демон не имеет права прикоснуться к нему. Даже я…
— Я не демон. Клянусь тебе, я вполне человеческое существо. Отойди в сторону. Эта проклятая дверь слишком прочна.
— Да, — задумчиво сказала она. — Возможно, ты и человек, хотя и довольно необычный. Но это твое белое лицо и волосы, красные глаза, язык, на котором ты говоришь…
— Я чародей, да, но не демон. Прошу тебя, отойди в сторону.
Она внимательно посмотрела ему в лицо, и ее взгляд встревожил его. Он положил руку ей на плечо и хотя и ощутил ее плоть, она словно бы не присутствовала здесь. Казалось, она была не здесь, рядом с ним, а где-то далеко. Они смотрели друг на друга, и во взглядах обоих читались любопытство и тревога. Он прошептал:
— Откуда ты знаешь мой язык? Этот мир — он что, мой сон или сон богов? Он кажется мне почти неосязаемым. Почему?
Она услышала его.
— Это ты говоришь о нас? Что же тогда говорить о твоем призрачном «я»? Ты кажешься мне привидением из давно умершего прошлого.
— Из прошлого! Может, сама ты из будущего, которого пока не существует. Не наталкивает ли это нас на некое заключение?
Она не пожелала разбираться в его логике, а неожиданно сказала:
— Незнакомец, тебе никогда не удастся разбить эту дверь. Если ты сможешь прикоснуться к Олифану, то, значит, ты, несмотря на твою внешность, смертный. Этот рог тебе, наверно, нужен для какого-то важного дела.
Элрик улыбнулся.
— Да. Потому что если я не унесу отсюда рог Судьбы, ты никогда не появишься на свет!
Она нахмурилась.
— Одни намеки! Одни намеки! Мне кажется, я вот-вот сделаю какое-то открытие, хотя и не могу понять почему. А это необычно для Вивиан. Держи… — Она вытащила из-под одежды большой ключ и протянула его Элрику. — Это ключ от гробницы Роланда. Других ключей нет. Мне пришлось убить, чтобы завладеть этим ключом, а теперь я нередко захожу под эти мрачные своды, смотрю на его лицо и со скорбью думаю, что могла бы воскресить его и сделать бессмертным на моем родном острове. Возьми рог. Подними его с ложа смерти, и когда он убьет тебя, то придет ко мне и к моему теплу, примет мое предложение вечной жизни, предпочтет ее холоду этой гробницы. Иди — прими смерть от Роланда!
Он взял ключ.
— Спасибо, госпожа Вивиан. Если бы того, кого на самом деле еще нет, можно было убедить, то я бы сказал тебе, что для тебя будет гораздо лучше, если победу одержу я, а не Роланд.
Он вставил ключ в скважину и без труда повернул его. Двери распахнулись, и он увидел перед собой длинный коридор, терявшийся вдалеке. Элрик, не раздумывая, пошел внутрь по направлению к свету, мерцавшему в холодном и тусклом мраке. Он шел, и ему казалось, что он скользит по сновидению куда менее реальному, чем то, что посетило его предыдущей ночью. Он вошел в погребальную камеру, освещенную высокими свечами, окружающими гроб. В гробу лежал человек, облаченный в доспехи с примитивным, незнакомым Элрику рисунком. На груди у воина лежал огромный меч, размерами почти не уступавший Буревестнику, а на рукояти меча, закрепленный на шее серебряной цепью, лежал рог Судьбы, Олифан.
Лицо воина в свете свеч казалось странным, в нем сочетались черты юности и старости, лоб был гладким, морщины отсутствовали.
Элрик взял Буревестник в левую руку и потянулся к рогу. Он сделал это без всякой оглядки — просто сорвал рог с шеи Роланда.
Из груди героя вырвался страшный крик, и он немедленно сел в своем гробу, схватив двумя руками меч и опустив ноги на пол. Он увидел Элрика с рогом в руке, и его глаза расширились. Он немедленно сделал прыжок в сторону альбиноса, замахнувшись мечом. Удар пришелся бы по голове Элрика, если бы тот, засунув рог под куртку, не отразил меч противника щитом. Одновременно, подавшись назад, он перехватил Буревестник в правую руку. Роланд принялся кричать что-то на языке, совершенно непонятном Элрику, который, впрочем, и не пытался понять слова, поскольку по разгневанному тону и так было ясно, что воин не предлагает ему мирных переговоров. Он продолжал защищаться, ни разу не нанеся удара Роланду. Элрик дюйм за дюймом отступал по длинному коридору к выходу из кургана. С каждым ударом Дюрандаля по щиту Хаоса и щит и меч издавали громкие мелодичные звуки. Герой продолжал неумолимо наступать на Элрика, его меч наносил удары страшной силы по щиту, а иногда встречал на своем пути клинок Элрика. Когда они оказались на открытом месте, дневной свет на какое-то мгновение словно ослепил Роланда. Элрик бросил взгляд на Вивиан, которая взволнованно следила за их схваткой, полагая, что победу одерживает Роланд.
Оказавшись под открытым небом и не имея ни малейшей возможности избежать гнева воина, отступавший до этого момента Элрик, собрав все свои силы, высоко поднял щит и замахнулся мечом, переходя в наступление, чем застал врасплох Роланда, которому, видимо, было непривычно подобное поведение противников. Буревестник заворчал, вонзаясь в грубоватые железные доспехи, скрепленные простыми железными заклепками. На грудной пластине красовался тусклый красный крест — вряд ли подходящий символ для прославленного героя. Но что касается силы Дюрандаля, то заблуждаться на этот счет Элрику не приходилось, потому что, несмотря на свою грубую выделку, меч Роланда ничуть не затупился от ударов по щиту Хаоса, напротив, каждый удар грозил пробить эту защиту Элрика насквозь. Левая рука Элрика затекла от принимаемых на щит ударов, правая — болела. Владыка Донблас не обманул его, когда говорил, что сила Элрикова оружия в этом мире уменьшится.
Роланд остановился, что-то крича, но Элрик не слушал его. Он воспользовался этой возможностью и ринулся вперед, нанося удар своим щитом по телу Роланда. Рыцарь пошатнулся, его меч издал плачущий звук. И тогда Элрик нанес удар Буревестником между шлемом и латным воротником. Голова, отсеченная от тела, покатилась прочь, но кровь из шеи не хлынула. Глаза головы остались открытыми, они продолжали смотреть на Элрика.
Вивиан издала вопль и закричала что-то на языке, которым только что пользовался Роланд. Элрик сделал шаг в сторону, на лице его застыло мрачное выражение.
— О его легенда! Его легенда! — воскликнула она. — Единственная надежда людей состоит в том, что когда-нибудь Роланд снова придет им на помощь. А теперь ты убил его! Дьявол!
— Может, я и одержим демонами, — тихо сказал он Вивиан, которая рыдала у обезглавленного тела, — но то, что я сделал, было предначертано богами. А теперь я покидаю этот твой тусклый мир.
— Неужели ты настолько бессердечен, что даже не раскаиваешься в этом своем преступлении?
— Нет, моя госпожа, потому что этот поступок — всего лишь один в ряду многих ему подобных, которые, как мне сказано, должны послужить некой великой цели. Иногда я сомневаюсь в истинности подобных утешений, но это тебя не должно интересовать. Узнай, однако, вот что: судьба таких, как твой Роланд и я, — жить вечно, возрождаться снова и снова. Прощай.
С этими словами он пошел прочь, миновал оливковую рощу и высокие камни. Рог Судьбы холодил его сердце.
Он направился вдоль речки к высокой скале, на которой виднелась крохотная фигурка. Подойдя к скале, Элрик поднял голову на молодого карлика Джермейса Кривого, вытащил из-под куртки рог и продемонстрировал его.
Джермейс ухмыльнулся.
— Значит, Роланд мертв, а ты, Элрик, оставил в этом мире, если только он не будет уничтожен, фрагмент легенды. Так что, проводить тебя в твой мир?
— Да. И поскорее.
Джермейс спрыгнул со скалы и встал рядом с высоким альбиносом.
— Этот рог может доставить нам неприятности, — сказал карлик. — Спрячь-ка его лучше под куртку и прикрой мечом.
Элрик подчинился и последовал за карликом вдоль берега замерзшей речки. У Элрика было отчетливое ощущение, что вода в реке должна двигаться, однако она явно стояла на месте. Джермейс прыгнул в нее и, как это ни невероятно, начал тонуть.
— Быстро! Прыгай за мной!
Элрик последовал за ним и какое-то время простоял на замерзшей воде, а потом тоже начал тонуть.
Хотя река была неглубокой, они уходили все глубже и глубже, и наконец всякое сходство с водой у наполняющей реку субстанции исчезло, и они стали погружаться в густую темноту — теплую и ароматную. Джермейс дернул Элрика за рукав:
— Сюда!
Они двигались зигзагообразно, под прямыми углами, из стороны в сторону, вверх и вниз по лабиринту, видимому только Джермейсу. Рог на груди топорщил куртку, и Элрик прикрыл его щитом. Потом он зажмурился на миг, потому что снова оказался на свету — на темно-голубом небе пульсировало огромное рыжее солнце. Ноги его стояли на чем-то твердом. Он опустил взгляд и увидел, что стоит на крыше башни Б’алл’незбетта. Еще какое-то время рог, словно живой, шевелился под курткой, как пойманная птица, но несколько мгновений спустя успокоился.
Элрик опустился на крышу и пополз вниз к отверстию, через которое недавно поднимался.
Потом он поднял голову, услышав какой-то шум наверху. И увидел усмехающегося Джермейса Кривого — тот висел в воздухе, махая ногами.
— Я удаляюсь — мне не нравится этот мир. — Карлик хмыкнул. — Я был рад поучаствовать в этом. Прощай, господин Воитель. Напомни обо мне, недоделанном, Владыкам Высших миров… Может, тебе удастся намекнуть им, что чем скорее они освежат свою память или улучшат свои творческие способности, тем скорее я стану счастливым.
— Может, лучше тебе удовольствоваться своей судьбой, Джермейс. У стабильности тоже есть свои недостатки.
Джермейс пожал плечами и исчез.
Элрик, уставший до крайности, медленно спустился по растрескавшейся стене и с большим облегчением соскочил на первую ступеньку. Потом он проковылял по лестнице и, оказавшись на улице, поспешил в башню Д’а’рпутны сообщить о своем успехе.
Глава четвертая
Три человека, погруженные в раздумья, вышли из города и направились в Драконьи пещеры. Рог Судьбы висел на шее Элрика на новой серебряной цепи. Альбинос был одет в черную кожу. Он шел с обнаженной головой, на которой был только обруч, не дававший волосам падать на лицо. На боку у него висел Буревестник, а на спине — щит Хаоса. Он привел своих товарищей в пещеры, туда, где похрапывал громадный Огнеклык, драконий вожак. Когда Элрик приложил рог к губам и набрал в грудь воздуха, ему показалось, что его легкие слишком малы. Потом он бросил взгляд на друзей, которые взволнованно смотрели на него, расставил пошире ноги и во всю силу легких дунул в рог.
Раздался звук, низкий и мелодичный, эхом разнесшийся по пещерам, а Элрик почувствовал, как энергия покидает его. Он терял и терял силы и наконец упал на колени, по-прежнему продолжая прижимать рог к губам. Звук прервался, в глазах у Элрика помутилось, руки его задрожали, и он рухнул лицом на камни, выронив рог.
Мунглам бросился было к Элрику, но открыл от удивления рот, когда увидел, что драконий вожак шевельнулся и на него уставился огромный немигающий глаз, холодный, как Северная пустыня.
Дивим Слорм радостно закричал:
— Огнеклык! Брат Огнеклык, ты проснулся!
Зашевелились и другие драконы, стали расправлять крылья, вытягивать длинные шеи, ерошить свои холки. Когда драконы пробудились, Мунгламу показалось, что он уменьшился в размерах. Он начал нервничать в присутствии этих огромных животных, он не знал, как они будут реагировать на присутствие того, кто отнюдь не является Владыкой драконов. Но тут он вспомнил об обессилевшем альбиносе и, встав рядом с ним на колени, прикоснулся к его одетым в кожу плечам.
— Элрик, ты жив?
Элрик застонал и попытался повернуться на спину. Мунглам помог ему сесть.
— Я ослабел, Мунглам. Так ослабел, что не встать. Этот рог забрал все мои силы.
— Вытащи свой меч — он даст то, что тебе нужно.
Элрик покачал головой.
— Я воспользуюсь твоим советом, хотя на сей раз мне вряд ли это поможет. У героя, которого я убил, видимо, не было души. А может, она была очень хорошо защищена — я ничего от него не получил.
Он пошарил рукой, нащупал эфес Буревестника у себя на поясе. С трудом вытащил он меч из ножен и почувствовал слабый приток энергии, недостаточный для того, чтобы он смог предпринять что-либо, требующее более или менее серьезных усилий. Он поднялся на ноги и поплелся к Огнеклыку. Дракон узнал его и приветственно шевельнул крыльями, казалось, взгляд его слегка потеплел. Элрик хотел было потрепать дракона по шее, но ноги у него подкосились, он упал на колено и с трудом поднялся.
В прежние времена драконов седлали специальные рабы, но теперь друзьям пришлось делать это самим. Они выбрали в седельной седла — каждое делалось под определенного дракона. Элрик с трудом поднял седло Огнеклыка — из дерева и стали, с изящной резьбой, отделанное драгоценными камнями и металлами. Ему пришлось тащить седло по полу пещеры. Не желая смущать Элрика, двое других старались не замечать его слабости, занимаясь собственными седлами. Видимо, драконы поняли, что Мунглам свой, и не возражали, когда он осторожно приблизился, чтобы закрепить на выбранном им драконе высокое деревянное седло с серебряными шпорами и зачехленным, похожим на копье стрекалом с прикрепленным к нему вымпелом, несущим герб одной из знатнейших семей Мелнибонэ, все представители которой теперь были мертвы.
Закончив седлать своих драконов, Мунглам и Дивим Слорм пошли помогать Элрику, который падал с ног от усталости. Он стоял, опершись спиной о чешуйчатый бок Огнеклыка. Дивим Слорм, затягивая подпругу, спросил:
— У тебя хватит сил вести нас?
Элрик вздохнул.
— Да, я думаю, хватит. Но вот для сражения — вряд ли. Нужно найти какие-нибудь средства пополнить энергию.
— А как насчет тех трав, которыми ты пользовался когда-то?
— Те, что у меня остались, потеряли свои свойства, а найти свежие невозможно — Хаос наложил свою ужасную печать на растения, камни и океан.
Предоставив Мунгламу доседлывать Огнеклыка, Дивим Слорм удалился и через некоторое время вернулся с чашей, наполненной жидкостью, которая должна была придать сил. Элрик выпил, вернул чашу Дивиму Слорму, ухватился за луку и забросил свое тело в высокое седло.
— Принесите мне ремни, — сказал он.
— Ремни?
— Да. Я пока плохо держусь в седле — боюсь, как бы не вывалиться в самом начале пути.
Он сидел в высоком седле, сжимая в руке стрекало, на котором висел его вымпел с синими, зелеными и серебряными цветами. Элрик сидел в ожидании, сжимая стрекало рукой в кольчужной рукавице; наконец принесли ремни и крепко-накрепко привязали его к седлу. Он улыбнулся и дернул узду.
— Вперед, Огнеклык, ты поведешь своих сестер и братьев!
Сложив крылья и опустив голову, дракон начал осторожно пробираться к выходу. За ним следовали на двух драконах почти таких же размеров Дивим Слорм и Мунглам. Они с мрачными, сосредоточенными лицами следили за тем, как держится в седле Элрик. Огнеклык вразвалку двигался по пещерам, а за ним следовала стая. Наконец они достигли последней пещеры, выходящей на море, которое несло свои волны на берег. Солнце оставалось все на том же месте — алое и распухшее, оно словно бы отвечало своими пульсациями на движения моря. Издав особый звук — сочетание шипа и крика — Элрик хлестнул по шее дракона стрекалом.
— Лети, Огнеклык! Лети! Ради отмщения и ради Мелнибонэ!
Словно ощущая изменения, произошедшие в мире, Огнеклык помедлил на краю уступа, потряс головой и фыркнул. Потом он оттолкнулся и поплыл в воздухе, расправив крылья. Крылья неторопливо двигались в своем огромном размахе, но несли дракона вперед с удивительной скоростью.
Все выше и выше к распухшему солнцу, в горячий неспокойный воздух, все дальше на восток, где их ждал лагерь ада. Следом за Огнеклыком летели два его брата с Мунгламом и Дивимом Слормом, у которого был специальный рог для управления стаей. За ними следом летели девяносто пять других драконов, самцов и самок. От этой стаи потемнело небо. Зеленая, красная и золотистая чешуя характерно шуршала, крылья согласно двигались в воздухе, издавая звук, подобный бою миллиона барабанов. Драконы летели над нечистыми водами, приоткрыв пасти и поглядывая вокруг холодными глазами.
Хотя теперь внизу Элрик смутно видел необыкновенно богатое многоцветье, там преобладали темные тона, постоянно менявшиеся от одного края спектра до другого. Внизу теперь была не вода, а некая жидкость, состоящая из материи, как естественной, так и потусторонней, как реальной, так и волшебной. В этих волнах были отчетливо различимы боль, тоска, страдание и смех, были в них еще страсти и разочарования, а также субстанция живой плоти, которая время от времени пузырями прорывалась на поверхность.
Элрик и без того чувствовал слабость, а вид этой жидкости еще больше ухудшал его состояние. Альбинос обратил свои красные глаза вверх и на восток, а драконы тем временем продолжали полет.
Скоро под ними оказалось то, что раньше было Восточным континентом, — Вилмирский полуостров. Но теперь эта земля не обладала своими прежними качествами. Теперь огромные колонны темного тумана поднимались в воздух, и драконам приходилось лететь между этими столбами. На далекой земле внизу струилась и бурлила лава, какие-то мерзкие формы мелькали на земле и в воздухе, появлялись чудовищные звери, а иногда и группа странных всадников на конских скелетах, они задирали головы, слыша биение драконьих крыльев, и, охваченные ужасом, неслись во весь опор к своему лагерю.
Мир казался трупом, порождающим жизнь своим разложением, поскольку мертвецом кормились черви.
Из людей в мире остались только трое — те, что сидели сейчас на драконьих спинах.
Элрик знал, что Джагрин Лерн и его союзники из числа людей давно уже потеряли человеческий облик и не могут претендовать на родство с тем видом, который был стерт с лика Земли их ордами. Одни только вожди, возможно, сохранили сходство с людьми, ибо Темные Владыки сами поддерживали свое людское обличье, хотя души их были изуродованы не в меньшей мере, чем тела их последователей, принявшие под воздействием Хаоса самые дьявольские очертания. Все темные силы Хаоса затмили белый свет, а драконья стая все глубже и глубже проникала в это царство тьмы. Элрик держался в седле только благодаря ремням. Снизу, казалось, поднимался мучительный крик — сама природа противилась насильственному изменению ее форм.
Все дальше и дальше летели они туда, где раньше у Плачущей пустоши располагался Карлаак, а теперь стоял лагерь Хаоса. Потом они услышали карканье, донесшееся до них сверху, и увидели, как на них устремляются какие-то темные формы. У Элрика даже на крик не было сил, поэтому он слабо похлопал Огнеклыка по шее, заставив животное уклониться от опасности. Мунглам и Дивим Слорм последовали его примеру, а Дивим Слорм протрубил в свой рог, приказывая драконам не ввязываться в схватку с нападающими, но для тех драконов, что находились в хвосте стаи, этот звук запоздал, и они были вынуждены развернуться и вступить в бой с темными призраками.
Элрик оглянулся и в течение нескольких секунд наблюдал за их очертаниями в небе — существа с акульими пастями вступили в бой с драконами, которые выплевывали на них горючий яд, рвали их зубами и клыками. Элрик видел, как драконы хлопают крыльями, чтобы не потерять высоту, но потом поле его зрения снова заволокла волна темно-зеленого тумана, и судьба дюжины драконов осталась неизвестной.
Теперь Элрик дал Огнеклыку команду спуститься пониже к группе всадников, мчавшихся по измученной земле. На копье их вожака развевался штандарт Хаоса с восемью стрелами. Драконы опустились и пролили яд, с удовлетворением услышали крики животных и всадников, увидели, как занялись они пламенем и сгорели, а их пепел поглотила дыбящаяся земля.
То здесь, то там они видели гигантский замок, недавно возведенный с помощью колдовства, возможно, в качестве вознаграждения какому-нибудь королю, перешедшему на сторону Джагрина Лерна, а возможно, то были крепости вожаков Хаоса, которые теперь, когда Хаос взял верх, обосновались на Земле. Они пикировали на эти замки, поливали их ядом, и те занимались каким-то неестественным огнем, испускали дымы, смешивающиеся с рваным туманом. Наконец Элрик увидел лагерь Хаоса — город, недавно возведенный таким же образом, как и те замки. В янтарном небе над городом развевался штандарт со знаком Хаоса. Но Элрик не почувствовал душевного подъема — только отчаяние, потому что он был настолько слаб, что не мог сразиться со своим врагом Джагрином Лерном. Что ему было делать? Где взять силы? Ведь даже если он не будет участвовать в сражении, ему потребуется энергия, чтобы во второй раз протрубить в рог и вызвать на Землю Белых Владык.
В городе царила странная тишина, словно он ждал чего-то или к чему-то готовился. У лагеря был зловещий вид, и Элрик, прежде чем вторгнуться в его пределы, сделал круг по периметру.
Его примеру последовали Дивим Слорм, Мунглам и остальные драконы стаи, а Дивим Слорм крикнул:
— Что теперь, Элрик? Я никак не ждал, что здесь так скоро возникнет город.
— И я тоже. Смотри… — Он дрожащей рукой, которую ему удалось поднять лишь с большим трудом, указал вниз. — Вон штандарт с Тритоном Джагрина Лерна. А вон… — Он указал на штандарты Герцогов Ада. — Вот только знамен земных королей я что-то не вижу.
— Эти замки, что мы уничтожили, — прокричал Мунглам. — Я думаю, Джагрин Лерн разделил их между своими приспешниками. Нам неизвестно, сколько времени прошло на самом деле. Сколько им потребовалось, чтобы сотворить все это?
— Верно, — кивнул Элрик, глядя на неподвижное солнце. Его качнуло в седле, он чуть не потерял сознание, но в конечном счете сумел сесть прямо. Дышал он тяжело. Щит Хаоса оттягивал ему руку своим огромным весом, но Элрик продолжал держать его перед собой.
Потом он, повинуясь импульсу, пришпорил Огнеклыка и направил его вниз — на замок Джагрина Лерна.
Никто не пытался его остановить, и дракон приземлился среди башен замка. Здесь царила тишина. Элрик оглянулся, озадаченный, но вокруг были только сооружения из темного камня, который, казалось, плавился под ногами Огнеклыка.
Ремни мешали ему спешиться, но он и так видел, что город брошен. Куда девались орды обитателей ада? Куда девался Джагрин Лерн?
К нему присоединились Дивим Слорм и Мунглам. Остальные драконы кружили в вышине. Когти скребли камень, крылья рассекали воздух, драконы, сев, поворачивали туда-сюда головы, ерошили чешую — пробудившись, монстры предпочитали находиться в воздухе, а не на земле.
Дивим Слорм пробыл на земле недолго. Он снова поднялся в воздух и со словами: «Я осмотрю город» полетел низко над замками, потом они услышали его крик, а затем дракон нырнул и исчез из виду. Раздался вопль, но они не видели его источника, потом дракон появился снова, и они увидели, что Дивим Слорм держит извивающегося пленника, привязанного к передку седла. Дракон приземлился. Пленник сохранял сходство с человеческим существом, но был сильно изуродован Хаосом: нижняя губа у него выступала, лоб был узок, а подбородок отсутствовал. Огромные квадратные неровные зубы виднелись во рту, а голые руки были покрыты густыми длинными волосами.
— Кто твои хозяева? — спросил Дивим Слорм.
Плененное существо, казалось, не знало страха. Оно со смехом ответило:
— Ваше прибытие было предсказано, и, поскольку двигаться в городе трудно, они собрали свои армии на плато в пяти милях на северо-восток. — Существо посмотрело своими большими глазами на Элрика. — Джагрин Лерн шлет тебе привет. Он говорит, что предвидел твое падение.
Элрик пожал плечами.
Дивим Слорм вытащил рунный меч и разрубил существо надвое. Оно, умирая, рассмеялось, потому что вместе с рассудком его покинул и страх. Дивим Слорм содрогнулся, когда то, что было душой убитого, смешалось с его собственной, пополнив его запас энергии. Тут он с проклятием на языке виновато посмотрел на Элрика.
— Извини, я поспешил… Нужно было оставить его тебе.
Элрик на это ничего не ответил. Он лишь прошептал едва слышно:
— Давайте на поле боя. Поторопимся!
Они взмыли вверх, присоединяясь к стае, и понеслись сквозь шуршащий, живой воздух на северо-восток.
С удивлением увидели они армию Джагрина Лерна, потому что не могли себе представить, как он сумел так быстро перегруппироваться. Казалось, все демоны и все воины мира встали под знамена теократа, вокруг которого облака становились темнее, несмотря на то что молнии явно неземного происхождения с грохотом и вспышками рассекали пространство долины.
Стая драконов устремилась в это шумное бурление, и Элрик сразу определил, где находится Джагрин Лерн, чье знамя развевалось над подчиненными ему полками. Другими подразделениями командовали Герцоги Ада — Малохин, Жортра, Ксиомбарг и другие. Еще Элрик увидел трех самых могущественных Владык Хаоса, рядом с которыми остальные казались карликами. Чардрос Жнец с огромной головой и кривой косой в руках. Мабелод Безликий, чье лицо всегда находилось в тени, как на него ни смотри. Слортар Старый, худощавый и прекрасный, считавшийся самым старым из богов. Защититься от такой силы вряд ли смогли бы и тысячи искусных чародеев, а атаковать ее казалось чистым безумием.
Но Элрик ни на мгновение не задумывался, потому что у него имелся план, и альбинос был исполнен решимости воплотить его в жизнь, даже невзирая на слабость, грозившую ему гибелью.
У них было преимущество — они атаковали врага с воздуха, но это преимущество будет сведено на нет, как только у драконов закончится яд. Когда это произойдет, им придется вступить в рукопашную, и тогда Элрику понадобится много энергии. Пока же сил у него не было.
Драконы спикировали, поливая горючим ядом ряды Хаоса.
Ни одна обычная армия не смогла бы выстоять в такой ситуации, но с помощью Хаоса враг смог отразить большую часть огненного дождя. Яд словно бы рассеивался невидимым щитом. Часть яда все же поразила цель, и сотни вражеских воинов сгорели в его огне.
Снова и снова взмывали вверх драконы, чтобы потом пикировать на врага. Элрик чуть не терял сознание, сидя в седле. С каждой атакой он все меньше и меньше осознавал происходящее.
Взор его все больше мутился, к тому же видимость ухудшал зловонный дым, поднимающийся с поля боя. Воины внизу с кажущейся медлительностью метали вверх копья Хаоса, похожие на янтарные молнии, и пораженные драконы с ревом падали на землю. Огнеклык опускался все ниже и ниже — вот он уже летел над ордой Джагрина Лерна. Элрик мельком увидел теократа, сидящего на отвратительном безволосом коне и размахивающего мечом. Его лицо было искажено издевательской насмешкой. До Элрика донесся голос его врага:
— Прощай, Элрик! Это наша последняя встреча, потому что сегодня ты отправишься в Лимб.
Элрик обратился к Огнеклыку и прошептал ему в ухо:
— Вот он, брат, — вон тот!
Огнеклык взревел и пролил свой яд прямо на смеющегося теократа. Элрик был уверен, что Джагрин Лерн сейчас превратится в пепел, но яд, едва коснувшись теократа, не причинил ему никакого вреда, лишь несколько капель, попавших на окружавших его воинов, воспламенили на них одежду и саму их плоть.
Но Джагрин Лерн только рассмеялся и швырнул янтарное копье, которое внезапно появилось в его руке. Оно полетело прямо в Элрика, и альбинос не без труда отразил его щитом Хаоса.
Сила удара была так велика, что Элрика отбросило назад в седле и один из удерживавших его ремней лопнул. Элрик перевалился влево, и, если бы не второй ремень, он бы упал. Теперь он едва держался в седле, защищаясь своим щитом от оружия Хаоса. Эта защита распространялась и на Огнеклыка, но сколько даже такой мощный щит сможет противостоять атакам Хаоса?
Казалось, это длилось целую вечность, но наконец Огнеклык взмахнул крыльями, которые с хлопком надулись ветром, как паруса, и Элрик взмыл ввысь над вражеской ордой.
Элрик умирал. С каждой минутой жизненные силы покидали его.
— Я не могу умереть, — пробормотал он. — Я не должен умереть. Неужели нет никакого выхода?
Огнеклык словно бы услышал его. Дракон спикировал вниз и полетел так низко, что копья врагов чуть не царапали его чешуйчатое брюхо. Потом Огнеклык приземлился на болотистой почве и замер в ожидании — к нему сразу бросилась группа воинов на своих невообразимых конях.
— Что же ты сделал, Огнеклык? Неужели я ни на кого больше не могу положиться? Ты доставил меня прямо в руки врага!
С трудом обнажил он свой меч, и в это время первый из всадников на ходу царапнул своим мечом его щит и ухмыльнулся, чувствуя слабость Элрика. С двух сторон на него наскакивали и другие всадники. Ему едва хватило сил, чтобы махнуть Буревестником в сторону одного из них, но тут рунный меч сам позаботился, чтобы удар достиг цели. Он пронзил руку всадника и словно прилип к ней, жадно выпивая из него жизненные соки. Элрик мгновенно почувствовал приток энергии и понял, что дракон и меч совместно помогают ему получить необходимую энергию. Однако клинок большую часть забрал себе. Элрик сразу догадался, что для этого были причины: меч сам направлял руку альбиноса. Таким образом были убиты еще несколько всадников, и Элрик усмехнулся, почувствовав приток жизненных сил. В глазах у него прояснилось, реакция восстановилась, боевой дух окреп. И теперь он сам предпринял атаку на врага — Огнеклык двигался по земле со скоростью, никак не соответствующей его огромным размерам, и воины бросились назад к своим основным силам. Но Элрик уже почувствовал вкус боя — в нем кипела энергия дюжины душ, и этого было достаточно.
— Давай-ка, Огнеклык! Поднимайся и поищем противника посильнее.
Огнеклык покорно раскинул крылья, оторвался от земли и скоро уже снова парил над вражеским войском.
Элрик приземлился еще раз в самой гуще полка владыки Ксиомбарга. Он спешился и, чувствуя пульсацию энергии в теле, ринулся на воинов, у которых был самый дьявольский вид. Он врубался в их ряды, неуязвимый для любого оружия, кроме самого сильного. Жизненные силы его росли, а с ними — и упоение боем. Он врубался все глубже и глубже в ряды врагов и наконец увидел владыку Ксиомбарга, который был в своей обычной земной личине — изящной темноволосой женщины. Элрик знал, что, несмотря на столь обманчивую наружность, Ксиомбарг обладает огромной силой, тем не менее он без страха бросился на Герцога Ада, который сидел на монстре с телом быка и головой льва.
До ушей Элрика донесся девичий голос Ксиомбарга:
— Смертный, ты бросил вызов многим Герцогам Ада, а других изгнал назад в Высшие Миры. Они называют тебя богоубийцей. Может, ты и меня убьешь?
— Ты же знаешь, что смертный не может убить Владыку Высших Миров, принадлежит ли он Закону или Хаосу. Однако смертному по силам уничтожить земную оболочку бога и отправить того назад в его собственный мир, откуда он никогда не сможет вернуться.
— И ты можешь это сделать со мной?
— Посмотрим. — Элрик бросился на Темного Владыку.
Ксиомбарг был вооружен боевым топором, испускающим темно-синее сияние. Скакун Ксиомбарга встал на дыбы, и Темный Владыка обрушил свой топор на незащищенную голову Элрика. Однако альбинос успел подставить щит, и удар топора был отражен, при этом оружие испустило громкий крик, а во все стороны разлетелись искры. Элрик подскочил поближе и нанес удар по одной из женских ног Ксиомбарга. Однако свет, хлынувший сверху, защитил ногу, и Буревестник был остановлен на ходу, а Эрик почувствовал сильную отдачу. И снова топор ударил по щиту — с тем же результатом, что и в предыдущий раз, а Элрик снова попытался пробить нечестивую защиту Ксиомбарга. Все это время он слышал хохот Темного Владыки — высокий, переливчатый и одновременно жутковатый, похожий на смех ведьмы.
— Твоя фальшивая человеческая оболочка и человеческая красота, кажется, начинают сдавать, мой господин! — воскликнул Элрик, отступив на мгновение, чтобы собраться с силами.
Девичье лицо начало изменяться и искажаться, и Герцог Ада, выведенный из равновесия силой Элрика, пришпорил своего скакуна и бросился на альбиноса.
Элрик увернулся и нанес еще один удар. На этот раз Буревестник запульсировал в его руке, пробив защиту Темного Владыки, который, застонав, нанес ответный удар топором, но Элрик уже научился парировать атаки Ксиомбарга. Темный Владыка развернул бестию, на которой сидел, и, раскрутив топор у себя над головой, швырнул его, прицелившись в голову Элрика.
Элрик пригнулся, выставив вперед щит. Топор ударился об него и упал на вязкую землю. Элрик бросился за Ксиомбаргом, который снова развернул свою бестию. Из ниоткуда он достал новое оружие — огромный двуручный меч, ширина клинка которого в три раза превышала ширину самого Буревестника. Такой меч казался несовместимым с изящными девичьими руками Ксиомбарга. Элрик понял, что размер меча должен соответствовать его мощи. Он сделал шаг назад, попутно отметив, что у Темного Владыки теперь нет одной ноги, а вместо нее появилось нечто похожее на жвало насекомого. Если ему удастся уничтожить остальную часть личины Темного Владыки, тот навсегда будет изгнан из пределов Земли.
Смех Ксиомбарга перестал быть беззаботным — в нем появилась злость. Львиная голова рычала в унисон с голосом хозяина, который ринулся на Элрика. Чудовищный меч взмыл вверх и обрушился на щит Хаоса. Элрик упал на спину, чувствуя, как земля под ним шевелится, вызывая зуд в коже. Однако щит выдержал и этот удар. Элрик видел, что на него готовы обрушиться бычьи копыта, и весь подобрался под щит, выставив только руку с мечом, и, когда эта тварь попыталась раздавить его, ткнул ее мечом в брюхо. Меч поначалу остановился, а потом пронзил то, что возникло у него на пути, и принялся пить нечистые жизненные соки из этой твари, передавая их Элрику, которого неприятно поразило их необычное животное свойство — жизненные соки скакуна резко отличались от соков мыслящего существа. Элрик выкатился из-под падающей твари и вскочил на ноги, а львобык рухнул наземь вместе с земной оболочкой Ксиомбарга.
Темный Владыка мгновенно поднялся — он стоял в неустойчивой позе, какая была бы у человека с одной нормальной ногой, а второй — чужой. Он быстро захромал навстречу Элрику, замахиваясь мечом так, чтобы удар раскроил тело Элрика надвое. Но Элрик, наполненный энергией Ксиомбаргова скакуна, увернулся и сам нанес удар Буревестником по мечу врага. Два клинка встретились, но ни один не поддался. Буревестник завыл в гневе, поскольку не был привычен к такому сопротивлению. Элрик же подвел щит под меч Ксиомбарга и отбил оружие врага. На какое-то мгновение тело Ксиомбарга осталось незащищенным, и Элрик воспользовался этим — со всей силой вонзил меч в грудь Темного Владыки.
Ксиомбарг завизжал, и его земная оболочка тут же начала растворяться, а меч Элрика принялся всасывать в себя его энергию. Элрик знал, что эта энергия составляет лишь малую толику жизненной силы Ксиомбарга, а большая часть души Темного Владыки находится в Высших Мирах, потому что даже самые могучие из этих полубожеств не имеют возможности перемещать всего себя в измерение Земли. Если бы Элрик получил всю субстанцию Ксиомбарговой души без остатка, его телесная оболочка не смогла бы вместить столько энергии и разорвалась бы. Однако получаемая им из раны в теле Ксиомбарга сила настолько превосходила все, что давали ему прежде человеческие души, что Элрик снова стал вместилищем огромной энергии.
Ксиомбарг изменился. Он превратился в мерцающую многоцветную спираль света, которая начала уплывать прочь и наконец исчезла — обезумевший от гнева Ксиомбарг был унесен в свое измерение.
Элрик поднял взгляд. Он с ужасом увидел, что в живых остались всего несколько драконов. Один из оставшихся, неровно взмахивая крыльями, падал на землю. На его спине сидел наездник. С расстояния Элрик не мог разобрать, кто это — Дивим Слорм или Мунглам. Он стремглав бросился к тому месту, куда падал дракон. Он услышал звук тупого удара, жуткий вой, какое-то подобие всхлипа, а потом — ничего.
Он прорубался сквозь ряды обступивших его воинов Хаоса, ни один из которых не смог устоять перед ним. Наконец он добрался до упавшего дракона. Рядом с его тушей на земле лежало мертвое тело, но рунного меча видно не было — он исчез без следа.
Это было тело его последнего родича — Дивима Слорма.
Времени оплакивать потерю не было. Элрик с Мунгламом и оставшейся горсткой драконов не могли одержать победу над мощной армией Джагрина Лерна, потери которой пока что были практически неощутимы. Стоя у тела своего кузена, Элрик поднес к губам рог Судьбы, набрал в легкие воздуха и затрубил. Над полем боя разнесся чистый печальный звук. Казалось, он разносится во всех направлениях, через все измерения Космоса, по всем мириадам миров и существований, через всю вечность до границ Вселенной и даже самого времени.
Эта нота звучала долго, а когда она наконец замерла вдалеке, над миром повисла абсолютная тишина, замерли сражающиеся миллионы, и ожидание наполнило воздух.
И тогда появились Белые Владыки.
Глава пятая
Словно огромное солнце, размерами в тысячи раз превосходящее Землю, послало через Космос свой пульсирующий луч, легко преодолевший ничтожные барьеры времени и пространства. Этот луч коснулся огромного черного поля битвы. И на луче, который проник на Землю по тропе, проложенной для него звуком рога Судьбы, спускались величественные Владыки Закона; их земные формы были так прекрасны, что угрожали здравомыслию Элрика: его разум едва мог вместить это зрелище. Они, в отличие от Владык Хаоса, не пользовались необычными скакунами, а передвигались сами. Это было величественное собрание в ясных, как зеркало, доспехах и ниспадающих плащах, каждый из которых был украшен единственной стрелой Закона.
Впереди всех двигался Донблас Вершитель Справедливости, на его идеальных губах играла улыбка. В правой руке он держал длинный меч — тонкий и острый, подобный лучу света.
Элрик бросился туда, где его ждал Огнеклык, и заставил огромную рептилию подняться в ревущее небо.
Огнеклык утратил прежнюю легкость движений, но Элрик не знал — то ли животное устало, то ли это Закон так действует на дракона, который является все же порождением Хаоса.
Но наконец он присоединился к Мунгламу в воздухе и увидел, что остальные драконы удаляются на запад. Здесь, над полем боя, оставались только двое из них — те, на которых сидели Мунглам и Элрик. Возможно, драконы почувствовали, что свое дело сделали, и теперь возвращались на остров Драконов, чтобы снова уснуть там в пещерах.
Элрик и Мунглам обменялись взглядами, но ничего не сказали друг другу, потому что происходящее внизу вызывало у них такой душевный трепет, что язык отказывал им.
Владыки Закона распространяли вокруг себя белый ослепительный свет. Тот луч, по которому они снизошли на Землю, исчез, и теперь они продвигались к тому месту, где Чардрос Жнец, Мабелод Безликий и Слортар Старый вместе с менее сильными Владыками Хаоса готовились к великой битве.
Белые Владыки прошли сквозь ряды обитателей ада и их союзников-людей, изуродованных Хаосом. И те и другие с воплями отскакивали в стороны, а если сияние касалось их, то падали на землю. С этой мелочью Владыки Закона расправились без труда, но им еще предстояла встреча с противником посильнее — с Герцогами Ада и Джагрином Лерном.
Хотя на этом этапе Владыки Закона были ничуть не выше обычных людей, последние рядом с ними казались карликами, и даже Элрик при всем своем немалом росте казался себе крохотным, едва ли больше мухи. Дело было не в размерах, а в ощущении безграничности, которое возникало при взгляде на них.
Огнеклык настороженно бил крыльями, делая круги над полем битвы. Темные тона вокруг него теперь наполнялись облаками более светлых, мягких оттенков.
Владыки Закона достигли того места, где собрались их заклятые враги, и до Элрика донесся голос Владыки Донбласа:
— Вы, исчадия Хаоса, нарушили закон Космического Равновесия и попытались установить свое господство на этой планете. Судьба отказывает вам в этом, потому что жизнь на Земле закончилась и должна быть воскрешена в новой форме, в которой ваше влияние будет ослаблено.
Из рядов Хаоса донесся мелодичный издевательский голос, принадлежавший Слортару Старому:
— Ты берешь на себя слишком много, брат. Судьба Земли еще не решена окончательно. Наша встреча, и ничто другое, приведет к решению. Если мы победим, владычествовать будет Хаос. Если успех будет сопутствовать вам и вы изгоните нас отсюда, тогда Закон, чьи перспективы так малы, частично возьмет верх. Но победим так или иначе мы, что бы там ни заявляла судьба.
— Что ж, давайте уладим это дело, — ответил Владыка Донблас, и Элрик увидел, как сияющие Владыки Закона стали наступать на своих темных противников.
Когда они сошлись в схватке, содрогнулись сами небеса. Воздух кричал криком, а земля корчилась в муках. Те немногие существа, что еще оставались в живых, в страхе бежали, а от сражающихся богов начал исходить звук, похожий на звук миллионов струн арфы, каждая со своей тональностью.
Элрик увидел, как Джагрин Лерн покидает ряды Владык Хаоса и скачет прочь в своих горящим алым цветом доспехах. Видимо, он понял, что его вмешательство будет стоить ему жизни.
Элрик пустил Огнеклыка вниз, выкрикивая имя теократа — бросая ему вызов.
Джагрин Лерн поднял глаза и на этот раз не рассмеялся. Он увеличил скорость, но вскоре ему пришлось сбавить ее, когда он увидел то, что уже давно заметил Элрик. Земля впереди превратилась в черный с пурпурным газ, который совершал безумные движения, словно пытаясь отделиться от остальной атмосферы. Джагрин Лерн остановил своего безволосого коня и вытащил из-за пояса боевой топор. Он поднял огненно-красный щит, который, как и щит Элрика, был заговорен от колдовского оружия.
Дракон нырнул вниз с такой скоростью, что у Элрика перехватило дыхание. Он приземлился в нескольких ярдах от Джагрина Лерна, который, сидя на своем ужасном коне, философски невозмутимо ждал атаки Элрика. Возможно, он чувствовал, что их схватка будет иметь такой же исход, что и грандиозное сражение, разворачивающееся поблизости, и одно будет зеркальным отражением другого. Как бы то ни было, обычная бравада оставила его, и он ждал Элрика молча.
Элрик, которому было безразлично, есть у Джагрина преимущество или нет, спрыгнул с Огнеклыка и обратился к нему ласковым шепотом:
— Лети назад, Огнеклык. Догоняй своих братьев. Что бы ни случилось, выиграю я или проиграю, ты свое дело сделал.
Огнеклык повернул огромную голову и посмотрел в лицо Элрику.
В это время неподалеку приземлился другой дракон. Мунглам тоже спрыгнул на землю и побежал к Элрику сквозь черно-пурпурный туман. Но Элрик крикнул ему:
— В этом мне не нужна ничья помощь, Мунглам!
— Я не собираюсь тебе помогать. Но не лишай меня удовольствия видеть, как ты заберешь его жизнь и душу.
Элрик заглянул в лицо Джагрину Лерну, выражение которого продолжало оставаться безразличным.
Огнеклык ударил крыльями и взмыл в воздух. Скоро он, а за ним и второй дракон исчезли из виду, чтобы никогда не вернуться.
Элрик направился к теократу, держа наготове щит и меч. Он с удивлением увидел, что Джагрин Лерн спешился. Он шлепнул своего фантастического скакуна по крупу, и тот понесся прочь. Джагрин Лерн стоял в ожидании, чуть ссутулившись, что лишь подчеркивало ширину его плеч. Его удлиненное темное лицо было напряжено, он не сводил глаз с приближающегося Элрика. Вдруг на его губах появилась кривая ухмылка предвкушения, а в глазах вспыхнули искры.
Элрик остановился вне зоны досягаемости меча.
— Джагрин Лерн, ты готов заплатить за преступления, которые совершил против меня и мира?
— Заплатить? За преступления? Ты меня удивляешь, Элрик. Я вижу, ты целиком перенял злобный язык твоих новых союзников. В ходе моих завоеваний мне потребовалось устранить нескольких твоих друзей, которые пытались воспрепятствовать мне. Но это вполне закономерно. Я сделал то, что был вынужден сделать, и то, что собирался. И если меня теперь ждет поражение, то я ни о чем не буду сожалеть, потому что сожалеть — это удел глупцов и занятие бесполезное, как ни посмотри. То, что случилось с твоей женой, случилось не совсем по моей вине. Неужели тебе доставит удовольствие убить меня?
Элрик покачал головой.
— Я на многое стал смотреть по-новому, Джагрин Лерн. Но мы, мелнибонийцы, всегда были мстительным племенем, и я пришел за местью.
— Я понимаю тебя. — Джагрин Лерн переменил позу и, подняв топор, занял оборонительную позицию. — Я готов.
Элрик сделал выпад, Буревестник завизжал в воздухе и обрушился на алый щит, отскочил — и тут же обрушился еще раз. Элрик успел нанести три удара, прежде чем топор Джагрина Лерна сумел найти брешь в обороне альбиноса, но щит Хаоса остановил его боковой удар. Топору удалось лишь царапнуть Элрика по плечу. Щит Элрика ударил по щиту Джагрина Лерна, и альбинос попытался отбросить врага назад, а сам тем временем искал возможность обойти щит противника и нанести удар.
Это продолжалось несколько мгновений. Вокруг них звенела музыка боя, земля уходила у них из-под ног, из нее со всех сторон, словно какие-то волшебные растения, возникали разноцветные столбы света. Наконец Джагрин Лерн отступил, размахивая своим оружием. Альбинос ринулся на врага, уворачиваясь от топора, нырнул и сам попытался нанести удар по ноге противника, но промахнулся. Сверху на него обрушился топор, и Элрик отпрыгнул в сторону. Теократ потерял равновесие от собственного удара и споткнулся, а Элрик в этот момент сумел подпрыгнуть и ударить врага ногой по затылку, отчего Джагрин Лерн растянулся на земле, а топор и щит вывалились у него из рук. Элрик поставил ногу на шею теократа, а Буревестник испустил алчный вой над распростертым врагом.
Джагрин Лерн перевернулся на спину, чтобы видеть Элрика. Лицо у него внезапно побледнело, глаза устремились на острие рунного меча, а в голосе послышалась хрипотца.
— Прикончи меня. Теперь для моей души уже нет места в вечности. Я должен отправиться в преисподнюю. Прикончи меня!
Элрик собрался было вонзить Буревестник в поверженного врага, но в последний момент не без труда остановил меч. Буревестник разочарованно забормотал что-то и задергался в его руке.
— Нет, — медленно проговорил Элрик. — Мне от тебя ничего не нужно, Джагрин Лерн. Не хочу марать себя твоей душой. Мунглам! — Его друг подбежал к нему. — Мунглам, дай мне твой меч.
Мунглам молча подчинился. Элрик вложил в ножны протестующий Буревестник, говоря ему:
— Ну вот, я впервые отказываю тебе в пище. Что ты, интересно, будешь делать теперь?
Потом он взял клинок Мунглама и рассек им щеку Джагрина Лерна. Из раны хлынула кровь.
Теократ закричал:
— Нет, Элрик, убей меня!
С отсутствующей улыбкой Элрик рассек другую щеку теократа, чье окровавленное лицо исказила мучительная гримаса. Джагрин Лерн умолял Элрика убить его, но тот, продолжая отстраненно улыбаться, сказал:
— Ведь ты хотел подражать императорам Мелнибонэ, верно? Ты издевался над Элриком, принадлежащим к этому роду, ты пытал его, ты похитил его жену. Ты изуродовал ее тело, как ты изуродовал весь мир. Ты убивал друзей Элрика и имел наглость бросать ему вызов. Но ты — ничтожество, пешка, ты куда мельче, чем Элрик. А теперь, козявка, ты узнаешь, как мелнибонийцы, когда они правили миром, поступали с такими выскочками, как ты.
Джагрин Лерн умирал целый час. Его мучения продолжались бы и дольше, если бы Мунглам не упросил Элрика прикончить врага.
Элрик вернул Мунгламу его меч, сперва отерев его о разодранные одеяния теократа. Он бросил взгляд на искалеченное тело, пнул его ногой, а потом повернулся туда, где сражались Владыки Высших Миров.
Он сильно ослабел после схватки, потратив немало энергии, когда убирал противящийся Буревестник в ножны, но теперь забыл об этом, глядя на битву гигантов.
Владыки Закона и Владыки Хаоса приняли огромные размеры и туманные очертания — их земная масса уменьшилась, и они продолжали сражаться в человеческом обличье. Это были полуреальные гиганты, и теперь они сражались повсюду — на земле и над ней. Вдалеке у горизонта он увидел Донбласа Вершителя Справедливости, который сошелся в схватке с Чардросом Жнецом, их очертания мерцали и расползались. Мелькал длинный тонкий меч, свистела в воздухе огромная коса.
Элрик и Мунглам, которые не могли принять участия в схватке и не знали, кто одерживает победу, следили за происходящим. Неистовство схватки все нарастало, а с этим медленно растворялись земные формы богов. Сражение теперь происходило не только на Земле, казалось, оно проникало в другие измерения космоса, и Земля, словно отвечая на это преображение, тоже стала терять свою форму. Элрика с Мунгламом закружил вихрь воздуха, огня, земли и воды.
Земля растворялась, но Владыки Высших Миров продолжали свою схватку над ней.
Осталась только потерявшая свою прежнюю форму субстанция Земли. Ее компоненты продолжали свое существование, но решение относительно их новой формы еще не было принято. Схватка продолжалась. Право придать Земле новую форму получит победитель.
Глава шестая
Наконец — хотя Элрик и не понял, каким образом это произошло,— вихрящийся мрак уступил место свету и послышался звук — космический рев ненависти и разочарования. И тогда Элрику стало ясно, что Владыки Хаоса побеждены и изгнаны. Владыки Закона одержали победу, предначертания судьбы исполнились, хотя не хватало последнего штриха, который должен был появиться, когда Элрик протрубит в рог. Но альбинос чувствовал, что у него нет сил протрубить в рог в третий раз.
Мир вокруг двух друзей снова принимал отчетливые очертания. Они оказались в скалистой долине, увидели вдали высокие пики только что образовавшихся гор — алые на темном фоне неба.
Потом земля начала двигаться. Она крутилась все быстрее и быстрее, день сменялся ночью, а ночь — днем с головокружительной быстротой, потом движение стало замедляться, и солнце снова застыло в неподвижных небесах — вернее, начало двигаться со своей обычной скоростью.
Перемены произошли. Теперь здесь властвовал Закон, но Владыки Закона удалились, не произнеся ни слова благодарности.
И хотя властвовал Закон, необходимо было протрубить в рог в последний раз, чтобы началось развитие.
— Значит, все закончилось, — пробормотал Мунглам. — Все исчезло. И Элвер, моя родина, и Карлаак у Плачущей пустоши, и Бакшаан, даже Грезящий город на Драконьем острове Мелнибонэ. Они больше не существуют, их уже нельзя вернуть. А перед нами новый мир, созданный Законом. Но он очень похож на старый.
Элрик тоже остро чувствовал утрату, понимая, что все знакомые ему места, даже сами континенты, исчезли, а на их месте появились другие. Он словно расстался с детством, а может быть, так оно и было на самом деле: Земля простилась со своим детством.
Он прогнал от себя эту мысль и улыбнулся.
— Предполагается, что я должен протрубить в рог в последний раз, и тогда начнется новая история Земли. Но у меня нет для этого сил. Может быть, иногда ошибается и судьба.
Мунглам странным взглядом посмотрел на него.
— Надеюсь, что нет, друг.
Элрик вздохнул.
— Кроме нас двоих никого не осталось, Мунглам, — ты и я. Удивительно, что даже такие катаклизмы не смогли нарушить нашу дружбу, не смогли нас разделить. Ты — единственный друг, чья компания не утомляла меня, единственный, кому я доверял.
Мунглам усмехнулся, но на его лице появилась только тень его прежней самоуверенной улыбки.
— А от наших с тобой приключений в выигрыше обычно оставался я, а не ты. Так что наш союз был взаимовыгоден. Я никогда не знал, почему я решил разделить с тобой твою судьбу. Может быть, я делал это не по своей воле, а по предначертанию, потому что мне теперь осталось совершить последний акт дружбы…
Элрик хотел было спросить у Мунглама, что тот имеет в виду, когда откуда-то раздался спокойный голос:
— Я принес два послания. Одно — благодарность от Владык Закона. А другое — от куда более мощной сущности.
— Сепирис! — Элрик повернулся, чтобы увидеть своего наставника. — Ну, ты удовлетворен нашей работой?
— Да, в высшей степени. — Лицо Сепириса было печально, он смотрел на Элрика с глубоким сочувствием. — Тебе удалось все, кроме последнего — протрубить в третий раз в рог Судьбы. Благодаря тебе начнется развитие жизни на Земле, и ее новые люди получат возможность постепенно двигаться к новому своему состоянию.
— Но в чем суть всего этого? — спросил Элрик. — Я так и не понял.
— А кто это может понять? Кто может знать, почему существует Космическое Равновесие, почему существуют судьба и Владыки Высших Миров? Почему всегда должен существовать Воитель, который будет вести такие сражения? Существует, кажется, бессчетное число мест, времен и возможностей. Видимо, есть неограниченное число существ, одно над другим, которым ведома конечная цель, хотя в бесконечности не может быть никакой цели. Возможно, все циклично, возможно одно и то же событие будет происходить снова и снова, пока вселенная не исчерпает себя и не умрет, как умер мир, который мы знали. В чем суть, Элрик? Не ищи сути, потому что на этом пути тебя ждет безумие.
— Нет сути, нет цели… Для чего же тогда были нужны все мои страдания?
— Может быть, сами боги ищут суть и цель, а это всего лишь одна из попыток найти и то и другое. Посмотри! — Он повел рукой, указывая на новый мир вокруг. — Все это создано по законам здравого смысла. Возможно, новые люди будут жить по его законам, а может быть, какой-нибудь фактор уничтожит здравый смысл. Боги экспериментируют, Космическое Равновесие руководит судьбой Земли, люди сражаются и считают, что боги знают, за что они, люди, сражаются… Но знают ли это боги на самом деле?
— Ты лишь еще больше растревожил меня, а ведь я искал утешения, — вздохнул Элрик. — Я потерял жену и мир… и не знаю ради чего.
— Извини. Я пришел попрощаться с тобой, мой друг. Делай то, что должен.
— Хорошо. Я больше не увижу тебя?
— Нет. Мы оба теперь мертвы. Наш век кончился.
Сепирис словно раскрутился в воздухе и исчез.
Осталось лишь ледяное молчание.
Наконец мысли Элрика были прерваны Мунгламом:
— Ты должен протрубить в рог, Элрик. Независимо от того, что за этим последует, ты должен протрубить в рог и покончить с этим навсегда!
— Каким образом? У меня едва хватает сил стоять на ногах.
— Я уже решил, что ты должен сделать. Убей меня Буревестником. Возьми мою душу и жизненные силы, и тогда ты сможешь протрубить в рог.
— Убить тебя, Мунглам?! Единственного, кто у меня остался… Моего настоящего друга? Не говори ерунды.
— Я вполне серьезно. Ты должен это сделать, потому что ничего другого тебе не остается. И потом, нам здесь все равно нет места, и мы так или иначе должны умереть. Ты рассказывал мне, как Зариния отдала тебе свою душу. Что ж, возьми и мою.
— Я не могу.
Мунглам подошел к нему, взялся за рукоять Буревестника и наполовину вытащил его из ножен.
— Нет, Мунглам!
Но меч уже вырвался из ножен по своему собственному желанию. Элрик отбил руку Мунглама и сам взялся за эфес, но ему не удалось остановить меч, который взлетел вверх, увлекая за собой руку Элрика, и замер, прежде чем нанести удар.
Мунглам стоял с бесстрастным лицом, опустив руки. Но Элрику показалось, что в глазах его друга вспыхнул страх. Альбинос пытался удержать меч, заранее зная, что это невозможно.
— Пусть он сделает свое дело, Элрик.
Клинок рванулся вперед и пронзил сердце Мунглама. Кровь хлынула из раны, глаза Мунглама затуманились, наполнились ужасом.
— О… нет… этого я не ожидал!
Элрик в оцепенении никак не мог извлечь Буревестник из сердца друга. Энергия Мунглама потекла по мечу в жилы Элрика, но и когда все жизненные силы его маленького друга перетекли в альбиноса, тот продолжал стоять, глядя на мертвое тело. Потом слезы потекли из малиновых глаз, рыдания сотрясли грудь, и тогда меч вышел из раны.
Элрик отшвырнул меч, и когда тот упал на камни, то не зазвенел, а издал звук, какой производит падающее человеческое тело. Потом он словно бы дернулся к Элрику, но остановился, и у альбиноса возникло ощущение, что тот наблюдает за ним.
Элрик взял рог и поднес его к губам. Он протрубил, провозглашая наступление ночи на новой Земле. Той ночи, которая должна предшествовать рассвету. И хотя звук рога был исполнен торжества, Элрик вовсе не торжествовал. Невыносимое одиночество и невыносимая скорбь одолевали его. Он продолжал трубить, откинув назад голову. А когда эта нота стала замирать и ее торжественное звучание перешло в затухающее эхо, которое в большей степени отражало страдание Элрика, над ним в небесах над землей стали образовываться какие-то огромные очертания, словно вызванные звуком рога.
Это были очертания огромной руки, держащей весы. Элрик увидел, как весы начали выравниваться, и наконец обе чаши оказались на одном уровне. И это немного облегчило скорбь Элрика, который теперь выпустил из рук рог Судьбы.
— Хоть что-то, — сказал он. — Даже если это иллюзия, то довольно утешительная.
Он повернул голову и увидел, что меч поднялся с земли, пронесся по воздуху и оказался рядом с ним.
— Буревестник! — закричал он, и тут адский клинок ударил его в грудь.
Элрик почувствовал ледяное прикосновение меча к своему сердцу, потянулся рукой, пытаясь ухватиться за клинок пальцами, тело его пронзила судорога. Буревестник высасывал душу из самых глубин существа альбиноса, и Элрик ощущал, как все его «я» переходит в меч. Теперь, когда жизнь из него перетекала в клинок, он понял, что это было суждено ему с самого начала — умереть таким образом. Он убивал этим мечом своих друзей и любимых, похищал их души, чтобы подкрепить свое слабеющее тело. Меч словно бы изначально вел Элрика к этому концу, будто альбинос был всего лишь проявлением Буревестника, а теперь возвращался в тело меча, который на самом деле никогда и не был настоящим мечом. И, умирая, Элрик снова зарыдал, потому что понял: та часть души меча, которая являет собой его, Элрика, обречена на бессмертие, на вечную борьбу.
Элрик из Мелнибонэ, последний из императоров Сияющей империи, вскрикнул в последний раз, и его тело рухнуло на землю, распростерлось безжизненной оболочкой рядом с телом друга.
Элрик лежал под огромными весами, которые все еще висели в небесах.
Потом форма Буревестника начала изменяться, меч стал извиваться и закручиваться над телом альбиноса и наконец замер над ним.
Та сущность, которая была Буревестником, последнее проявление Хаоса, которое останется в новом мире, взглянула на тело Элрика из Мелнибонэ и улыбнулась.
— Прощай, друг. Зло, которое было во мне, в тысячу раз превосходило твое!
И с этими словами он подпрыгнул над землей и понесся вверх, раздался его дикий, безумный смех — он потешался над Космическим Равновесием, наполняя Вселенную своей нечестивой радостью.
На этом кончается Сага об Элрике из Мелнибонэ.
notes
