Часть первая МУЧЕНИЯ ПОСЛЕДНЕГО ИМПЕРАТОРА

Дальше: Часть вторая ЛОВУШКА ДЛЯ АЛЬБИНОСА

Часть первая
МУЧЕНИЯ ПОСЛЕДНЕГО ИМПЕРАТОРА

...И после этого Элрик и в самом деле покинул Джаркор, отправившись в погоню за неким колдуном, который, по словам Элрика, причинил ему некоторое неудобство...

Хроника Черного Меча

Глава первая
БЛЕДНЫЙ ВЛАДЫКА НА БЕРЕГУ,
ЗАЛИТОМ ЛУННЫМ СВЕТОМ

Холодная, закутанная в тучи луна бросала слабые лучи на мрачное море, освещая корабль, стоящий на якоре у необитаемого берега.

С корабля спускали лодку. Она раскачивалась на канатах. Двое в длинных плащах смотрели, как моряки спускают на воду небольшое суденышко, сами же тем временем пытались успокоить лошадей, которые били копытами по неустойчивой палубе, храпели и сверкали глазами.

Более низкорослый путешественник изо всех сил цеплялся за уздечку, сдерживая коня, и ругался:

— Ну зачем мы это делаем? Почему мы не могли сойти на берег в Трепесазе? Или, по крайней мере, в какой-нибудь рыболовной гавани, где есть гостиница, пусть и самая захудалая...

— Потому что, друг Мунглам, я хочу появиться в Лорми-ре незаметно. Если Телеб К’аарна узнает о моем появлении — а он непременно узнал бы, высадись мы в Трепесазе,— он снова исчезнет, и нам придется заново начинать погоню. Тебе бы это понравилось?

Мунглам пожал плечами.

— Мне все же не избавиться от ощущения, что твоя погоня за этим колдуном — это всего лишь подмена настоящей деятельности. Ты ищешь его, потому что не хочешь искать свою истинную судьбу...

Элрик, озаренный луной, повернул лицо цвета кости к Мунгламу и смерил его взглядом малиновых переменчивых глаз.

— Ну и что с того? Если не хочешь, можешь не сопровождать меня...

И снова Мунглам пожал плечами.

— Да, я знаю. Возможно, я не ухожу от тебя по той же причине, по которой ты преследуешь этого колдуна из Пан-Танга.— Он ухмыльнулся.— Так что, может, оставим этот спор, господин Элрик?

— Споры ничего не дают,— согласился Элрик. Он потрепал коня по морде, когда появились моряки, облаченные в живописные таркешские шелка; моряки принялись спускать лошадей в лодку, уже стоящую на воде.

Лошади упирались, тихонько ржали в мешках, надетых им на головы, но их в конце концов спустили в лодку, и они принялись колотить копытами по днищу, словно намереваясь пробить его. После этого в раскачивающуюся лодку по канатам спустились Элрик и Мунглам с заплечными мешками за спиной. Моряки оттолкнулись веслами от борта корабля и начали грести к берегу.

Стояла поздняя осень, и воздух был холоден. Мунглам взглянул на мрачные скалы впереди, и его пробрала дрожь.

— Скоро зима, и я бы предпочел пристроиться в какой-нибудь теплой таверне, чем бродить по миру. Когда мы закончим дела с этим колдуном, как ты смотришь на то, чтобы направиться в Джадмар или в какой-нибудь другой вилмирский город — может, более теплый климат приведет нас в другое расположение духа?

Но Элрик не ответил. Его странные глаза уставились в темноту; казалось, он вглядывается в глубины собственной души и ему очень не нравится то, что предстает перед ним.

Мунглам вздохнул и сложил губы трубочкой, затем поплотнее закутался в плащ и потер руки, чтобы согреть их. Он уже привык к тому, что его друг может внезапно погружаться в молчание, но привычка ничуть не улучшила его отношения к этим приступам. Где-то на берегу вскрикнула ночная птица, взвизгнуло какое-то мелкое животное. Моряки ворчали, налегая на весла.

Из-за туч выглянула луна, осветившая суровое белое лицо Элрика, его малиновые глаза засветились, как угли ада. На берегу яснее стали видны голые утесы.

Моряки подняли весла, когда днище лодки зашуршало о прибрежную гальку. Лошади, почуяв берег, захрапели и снова стали бить копытами. Элрик и Мунглам принялись успокаивать их.

Два моряка выпрыгнули в холодную воду и подтащили лодку повыше. Другой моряк потрепал коня Элрика по шее и, не глядя альбиносу в глаза, проговорил:

— Капитан сказал, что ты заплатишь мне, господин, когда мы доберемся до лормирского берега.

Элрик хмыкнул и сунул руку под плащ. Он вытащил драгоценный камень, ярко засверкавший в темноте ночи. Моряк удивленно открыл рот и протянул руку, чтобы взять камень.

— Кровь Ксиомбарг! Никогда не видел такого чистого камня!

Элрик повел коня по мелководью, Мунглам спешно последовал за ним, ругаясь вполголоса и покачивая головой.

Посмеиваясь между собой, моряки принялись грести в обратную сторону.

Элрик и Мунглам сели на коней, и Мунглам, глядя на исчезающую в темноте лодку, сказал:

— Этот камень стоит в сто раз больше, чем наш проезд!

— Ну и что? — Элрик сунул ногу поглубже в стремя и направил коня к утесу, который был не так крут, как другие. Он на мгновение приподнялся в стременах, чтобы поправить плащ и поудобнее устроиться в седле.— Кажется, тут тропинка. Хотя она и заросла.

— Должен сказать,— горько проговорил Мунглам,— что если бы забота о нашем пропитании лежала на тебе, то мы бы голодали. Если бы я не предпринял меры по сохранению кое-каких средств от продажи триремы, которую мы захватили и продали в Дхакосе, мы бы теперь были нищими.

— Согласен,— беззаботно сказал Элрик и пришпорил коня, направляя его на тропинку, которая вела на вершину утеса.

Мунглам раздраженно покачал головой, но последовал за альбиносом.

Светало. Они то поднимались по склонам холмов, то спускались в долины — таков был типичный ландшафт самого северного лормирского полуострова.

— Поскольку Телеб К’аарна живет за счет богатых покровителей,— объяснил другу Элрик,— он почти наверняка отправится в столицу, в Йосаз, где правит король Монтан. Он попытается устроиться при каком-нибудь аристократе, а может, даже при самом короле.

— И когда же мы увидим столицу? — спросил Мунглам, поглядывая на тучи.

— До столицы несколько дней пути, мой друг.

Мунглам вздохнул. Небеса грозили снегопадом, а шатер в его седельном мешке был из тонкого шелка, пригодного для более теплых краев на востоке и западе.

Он поблагодарил своих богов за то, что на нем под доспехами была теплая куртка с подкладкой, а перед тем, как спуститься с корабля в лодку, он под яркие штаны красного шелка, которые носил сверху, надел шерстяные. Его коническая шапка из меха, железа и кожи имела наушники, которые он теперь опустил и завязал под подбородком, а тяжелый плащ из оленьей кожи плотно облегал плечи.

Элрик же словно не замечал холода. Его собственный плащ развевался за ним на ветру. На нем были штаны из темно-синего шелка, рубашка черного шелка с высоким воротником, стальной нагрудник, покрытый, как и его шлем, черным блестящим лаком и изящно украшенный серебром. К седлу были привязаны две сумки, на которых крепились лук и колчан со стрелами. На боку у всадника раскачивался огромный рунный меч Буревестник — источник силы его и его несчастий, а справа висел длинный кинжал, подаренный ему Йишаной — королевой Джаркора.

У Мунглама были такие же лук и колчан. На каждом боку у него висело по мечу — один был короткий и прямой, другой — длинный и искривленный на манер тех, что делали на его родине, в Элвере. Оба клинка были в ножнах из великолепно выделанной илмиорской кожи, прошитой алыми и золотыми нитями.

Те, кто их не знал, могли бы подумать, что видят пару наемников, которым повезло больше, чем большинству их коллег по ремеслу.

Кони неутомимо несли их по местности. Это были высокие шазаарские жеребцы, славившиеся в Молодых королевствах своей выносливостью и сообразительностью. Они были рады возможности двигаться после нескольких недель заточения в трюме таркешского корабля.

Время от времени Элрику и Мунгламу попадались небольшие деревеньки — несколько приземистых домишек из камня с соломенными крышами, но путники избегали их.

Лормир был одним из старейших Молодых королевств, и прежде история мира создавалась главным образом в Лорми-ре. Даже мелнибонийцы знали о деяниях древнего лормирского героя — Обека из Маладора, что в провинции Клант; по легенде, этот герой освободил новые земли от Хаоса, который царил за Краем Мира. Но былая мощь Лормира давно уже закатилась, хотя его народ и оставался одним из самых сильных на юго-западе,— и он превратился в страну, которая была сколь живописной, столь и культурной. Элрик и Мунглам проезжали мимо земледельческих хозяйств, ухоженных полей, виноградников и фруктовых садов — деревьев с золотыми листьями, окруженных поросшими мхом стенами. Прекрасная и тихая земля, так не похожая на оставшиеся позади беспокойные, бурлящие северо-западные страны — Джаркор, Таркеш и Дхариджор.

Мунглам поглядывал вокруг; они замедлили ход, пустив коней неторопливой рысью.

— Телеб К’аарна может принести много горя этим землям, Элрик. Они напоминают мне мирные холмы и долины моей родины — Элвера.

Элрик кивнул.

— Беспокойные годы Лормира кончились, когда лормир-цы сбросили иго Мелнибонэ и провозгласили себя свободным народом. Мне нравится этот мирный ландшафт. Он успокаивает меня. Вот еще одна причина, по которой мы поскорее должны найти колдуна — пока он не начал творить здесь пакости.

Мунглам тихонько улыбнулся.

— Поостерегись, дружище. Ты опять поддаешься тем самым чувствам, которые так презираешь...

Элрик выпрямился в седле.

— Ладно, давай поторопимся, чтобы побыстрей добраться до Йосаза.

— Чем скорее мы доберемся до какого-нибудь города, с порядочной таверной и теплым камельком, тем лучше.— Мунглам поплотнее закутался в плащ.

— Тогда молись о том, чтобы душа этого колдуна поскорее попала в ад, господин Мунглам, потому что тогда и я с удовольствием сяду перед огоньком и просижу так всю зиму, если тебе того хочется.

Элрик резко перевел коня в галоп. Над мирными холмами начал смыкаться вечер.

Глава вторая
БЕЛОЕ ЛИЦО СМОТРИТ СКВОЗЬ СНЕГ

Лормир был известен огромными реками. Именно благодаря рекам эта земля стала богатой и продолжала оставаться сильной.

Спустя три дня пути, когда с неба посыпался легкий снежок, Элрик и Мунглам, спустившись с гор, увидели перед собой пенящуюся воду реки Схлан — притока Зафра-Трепека, который нес свои воды за Йосазом в направлении моря у Тре-песаза.

Ни один корабль не заходил в Схлан так высоко, потому что здесь на каждой миле были пороги и водопады, но Элрик собирался послать Мунглама в древний город Стагасаз, стоявший у места впадения Схлана в Зафра-Трепек, чтобы купить там небольшую лодку, на которой они могли бы подняться по Зафра-Трепеку до Йосаза, где, как был уверен Элрик, скрывался Телеб К’аарна.

Они гнали коней по берегу Схлана, надеясь до темноты успеть добраться до городских окраин. Они скакали мимо рыбацких деревушек и домов местной знати, время от времени их окликал мирный рыбак, закидывавший невод в тихие глубины реки, но они не останавливались. Рыбаки здесь все как один были краснолицы, носили огромные пушистые усы и одевались в разукрашенные льняные блузы и кожаные сапоги чуть ли не до паха. Эти люди в прежние времена были в любой момент готовы оставить рыболовные сети, взять в руки мечи и алебарды, сесть на коней и отправиться на защиту своей земли.

— Может быть, позаимствовать лодку у кого-нибудь из рыбаков? — предложил Мунглам. Но Элрик отрицательно покачал головой.

— Местные рыбаки известны своими длинными языками. Слух о нашем прибытии вполне может опередить нас, и Телеб К’аарна, таким образом, будет предупрежден.

— Мне кажется, ты осторожен сверх всякой меры...

— Он слишком часто уходил от меня.

Они увидели новые пороги. В сумерках перед ними предстали огромные черные камни, через которые перекатывалась ревущая вода, посылая высоко вверх холодные брызги. Здесь не было ни домов, ни деревень, а тропинка вдоль берега сузилась, и Элрику с Мунгламом пришлось замедлить коней и двигаться осторожно, чтобы не свалиться в воду.

Мунглам, перекрывая шум воды, закричал:

— Мы сегодня дотемна не успеем добраться до Стагасаза!

Элрик кивнул.

— Минуем пороги и сделаем привал. Вон там.

Снег продолжал падать, и ветер дул им в лицо, что еще сильнее затрудняло их продвижение по узкой тропинке, которая петляла теперь высоко над рекой. Но наконец непогода стала стихать, тропинка стала пошире, а вода спокойнее, и путники с облегчением оглянулись — они были на ровном месте, где вполне можно было устроить привал.

Первым их увидел Мунглам.

Дрожащей рукой он указал в небо на севере.

— Элрик, что ты об этом думаешь?

Элрик взглянул на низкое небо, смахивая с лица снежинки.

Поначалу в его взгляде отразилось недоумение. Брови Элрика сошлись к переносице, глаза прищурились.

Какие-то черные тени на небе.

Крылатые тени.

На таком расстоянии догадаться об их истинном размере было невозможно, но летели они вовсе не так, как летают птицы. Элрик вспомнил о других летающих существах — о тех, которых он видел в последний раз, когда морские владыки сожгли Имррир и мелнибонийцы отомстили налетчикам.

Месть тогда имела две формы.

Первая — в виде золотых боевых барок, которые подстерегли пиратов, когда те покидали грезящий город.

Вторая — в виде огромных драконов Сияющей империи.

Те существа, которых он видел сейчас, чем-то напоминали драконов.

Неужели мелнибонийцы нашли способ разбудить драконов до окончания времени, требовавшегося им для того, чтобы восстановить силы? Неужели они выпустили драконов и отправили их на поиски Элрика, который выступил против своих, предал свой собственный получеловеческий род, чтобы отомстить кузену Йиркуну, захватившему власть в Мелнибонэ и занявшему Рубиновый трон Имррира?

Лицо Элрика сделалось жестким, мрачным. Его малиновые глаза сверкали, как отполированные рубины. Его левая рука легла на эфес огромного черного меча — рунного меча Буревестника. Элрик с трудом сдерживал нахлынувший на него ужас.

Летящие формы изменились. Они уже не напоминали драконов, а стали похожи на многоцветных лебедей, чьи сверкающие перья улавливали и отражали остатки дневного света. Они приближались. У Мунглама вырвался испуганный вздох.

— Они такие огромные!

— Доставай свой меч, дружище Мунглам. Доставай и молись тем богам, которые властвуют в Элвере. Эти существа вызваны к жизни колдовством, и послал их сюда, несомненно, Телеб К’аарна, чтобы уничтожить нас. Мое уважение к этому колдуну растет.

— Кто они такие, Элрик?

— Это существа Хаоса. В Мелнибонэ их называли унаями. Они могут менять свой вид. Подчинить их себе, заставить принять нужный облик может только колдун огромной умственной дисциплины, обладающий к тому же необыкновенной силой. Некоторые из моих предков умели это делать, но я никак не думал, что на это способен какой-то колдунишка из Пан-Танга.

— И ты не знаешь никакого колдовства против них?

— Что-то ни одно не приходит в голову. Прогнать их смог бы только кто-нибудь из Владык Хаоса, например мой покровитель Ариох.

Мунглама пробрала дрожь.

— Тогда вызывай Ариоха. Прошу тебя, не медли!

Элрик смерил Мунглама легким ироническим взглядом.

— Наверное, эти существа наполняют тебя немалым страхом, если ты готов вынести даже присутствие самого Ариоха, друг Мунглам.

Мунглам вытащил свой длинный кривой меч.

— Возможно, мы им вовсе и не нужны,— сказал он.— Но лучше уж все равно подготовиться.

Элрик улыбнулся.

— Пожалуй.

И тогда Мунглам извлек свой прямой меч и обмотал поводья коня вокруг руки.

С небес до них донесся пронзительный гогот.

Лошади били копытами в землю.

Гогот становился все громче. Существа открыли свои клювы и стали перекликаться, и сделалось совершенно очевидно, что никакие это не гигантские лебеди, потому что у них были извивающиеся языки, а из их клювов торчали длинные острые клыки. Они слегка изменили направление и теперь летели прямо на путников.

Элрик откинул голову и, вытащив свой огромный меч, поднял его к небесам. Меч пульсировал и стонал, и от него исходило черное свечение, отбрасывая тени на бледное лицо владельца.

Шазаарский конь заржал и встал на дыбы, лицо Элрика исказила мука, а с его губ стали срываться слова:

— Ариох! Ариох! Ариох! Повелитель Семи Бездн, Владыка Хаоса, помоги мне! Помоги мне скорей, Ариох!

Конь Мунглама пятился в страхе, и маленькому человечку лишь с трудом удавалось удерживать его. Он так побледнел, что лицо его цветом не уступало лицу Элрика.

— Ариох!

Химеры начали сужать над ними круги.

— Ариох! Кровь и души, если ты мне поможешь!

И тогда в нескольких ярдах от него заклубился появившийся из ниоткуда черный туман. Туман словно бы кипел, и в нем проявлялись какие-то странные, вызывающие отвращение очертания.

— Ариох!

Туман стал еще гуще.

— Ариох! Я прошу тебя — помоги мне!

Конь бил копытом воздух, храпел и ржал, ноздри его клубились, глаза сверкали. Но Элрик, чьи губы так растянулись на зубах, что он стал похож на бешеного волка, крепко держался в седле; темный туман тем временем задрожал, и в верхней его части всплыло странное неземное лицо. Это было лицо изумительной красоты, лицо абсолютного зла. Мунглам отвернулся, не в силах смотреть на него.

Из прекрасного рта раздался приятный, с присвистом голос. Туман неторопливо клубился, свет его изменялся на крапчатый алый, перемежающийся изумрудно-зеленым.

— Приветствую тебя, Элрик,— сказало лицо.— Приветствую тебя, самый возлюбленный из моих детей.

— Помоги мне, Ариох!

— Ах,— сказало лицо тоном, исполненным искреннего сочувствия.—Ах, это невозможно...

— Ты должен мне помочь!

Химеры замедлили свой спуск, увидев странный туман.

— Это невозможно, милейший из моих рабов. В царстве Хаоса есть дела и поважнее. Дела наиважнейшие, как я уже говорил. Я предлагаю тебе только мое благословение.

— Ариох, я прошу тебя!

— Не забывай о своей клятве Хаосу и о том, что, несмотря ни на что, ты должен оставаться преданным нам. Прощай, Элрик.

И темный туман исчез.

Химеры спустились ниже.

Элрик испустил мучительный стон, а меч запел в его руке, задрожал, и его сияние чуть померкло.

Мунглам сплюнул.

— Чего уж и говорить, могущественный покровитель, но ужасно непостоянный.

Он выпрыгнул из седла, когда существо, десяток раз изменившее свою форму по мере приближения к нему, выпустило огромные когти, лязгая ими в воздухе. Конь без всадника снова встал на дыбы, направляя удары своих копыт на исчадие Хаоса.

Клыкастая пасть щелкнула в воздухе.

Кровь хлынула из того места, где только что была лошадиная голова, лошадиное тело еще раз лягнуло воздух и рухнуло, оросив жадную землю своей кровью.

Держа остатки головы в том, что несколько мгновений назад было покрытой чешуей пастью, затем стало клювом, потом снова пастью, но теперь похожей на акулью, унай взмыл в воздух.

Мунглам взял себя в руки. Его глаза не видели ничего, кроме неминуемой гибели.

Элрик тоже соскочил со своего коня и шлепнул его ладонью по крупу, отчего тот поскакал прочь по направлению к реке. За ним последовала другая химера.

На этот раз летучая тварь впилась в тело коня когтями, появившимися вдруг в ее лапах. Конь попытался освободиться, его позвоночник чуть не сломался в этом тщетном сопротивлении. Химера со своей добычей взмыла в облака.

Снегопад усилился, но Элрик и Мунглам не замечали его — они стояли рядом в ожидании нападения следующего уная.

Мунглам тихо сказал:

— Может, ты знаешь какое другое заклинание, друг Элрик?

Альбинос покачал головой.

— Ничего, что могло бы помочь нам в этой ситуации. Унаи всегда служили мелнибонийцам. Они никогда нам не угрожали. Поэтому нам и не нужны были заклинания против них. Я пытаюсь придумать...

Химера гоготнула и завыла в воздухе над их головами.

Потом от стаи отделилась еще одна тварь и спикировала на землю.

— Они нападают по одному,— сказал Элрик каким-то отстраненным тоном, словно разглядывая насекомое в бутылке.— Они никогда не нападают стаей. Я не знаю почему.

Унай сел на землю и теперь принял форму слона с огромной головой крокодила.

— Не очень приятное сочетание,— сказал Элрик.

Земля сотрясалась под ногами надвигающейся на них твари.

Они ждали ее приближения плечом к плечу. Тварь была почти перед ними...

В последнее мгновение они разделились: Элрик бросился в одну сторону, Мунглам — в другую.

Химера проскочила между ними, и Элрик вонзил ей в бок свой меч.

Меч запел чуть ли не сладострастно, глубоко погрузившись в плоть твари, которая мгновенно изменилась — стала драконом, роняющим огненный яд со своих клыков.

Но тварь получила жестокую рану, из которой хлестала кровь. Химера взвыла и снова изменила свою форму, словно подыскивая такую, в которой рана исчезла бы.

Черная кровь еще сильнее хлестала из ее бока, как будто усилия, потраченные на изменения, увеличили рану.

Тварь упала на колени, блеск исчез с ее перьев, ушел с ее чешуи, выветрился с ее кожи. Она дернула ногами и замерла—тяжелое, черное, свиноподобное существо, уродливее которого ни Элрику, ни Мунгламу не доводилось видеть.

Мунглам проворчал:

— Нетрудно понять, почему у такой твари возникает желание изменять облик...

Он поднял голову.

На них спускалась еще одна тварь.

Эта была похожа на крылатого кита с кривыми клыками и хвостом, напоминающим огромный штопор.

Приземлившись, химера изменила свою форму. Теперь она стала похожа на человека. Перед путниками оказалась огромная — в два раза выше Элрика — красивая фигура; она была обнаженной, идеально сложенной, но смотрела пустым взглядом, и изо рта у нее капала слюна, как у ребенка-дегенерата. Химера резво побежала на них, протягивая к ним руки,— так дитя тянется к игрушке.

На этот раз Элрик и Мунглам ударили вместе — по рукам твари.

Острый меч Мунглама глубоко вошел в костяшки пальцев, а меч Элрика отсек запястье, и тут унай снова изменил свою форму, превратившись сначала в осьминога, затем в огромного тигра, а потом в смесь обоих и наконец стал камнем с разверстой трещиной, в которой виднелись белые щелкающие зубы.

Путники в недоумении ждали продолжения атаки. У основания камня они увидели струйку крови. Это навело Элрика на одну мысль.

С неожиданным криком он подпрыгнул, подняв меч над головой, а потом обрушил его на вершину камня — тот раскололся на две части.

Черный меч испустил какое-то подобие смеха, когда раздвоенный камень, сверкнув, превратился в свиноподобное существо, разрубленное на две половины; его внутренности и кровь расползались по земле.

Затем из-за пелены снега появился еще один унай — тело его сверкало оранжевым цветом, а видом своим он напоминал крылатую змею, завившуюся тысячью колец.

Элрик ударил по кольцам, но те двигались слишком быстро.

Другие химеры наблюдали все это время, как Элрик и Мунглам разделывались с двумя их товарищами, и смогли воочию убедиться, насколько те хорошо владеют искусством боя.

Кольчатая химера обвила тело Элрика, руки которого тут же оказались прижатыми к бокам. Он почувствовал, как тело его отрывается от земли, и в этот момент следующая химера, принявшая такую же форму, бросилась на Мунглама, намереваясь применить против него ту же тактику.

Элрик приготовился умереть, как умер до этого его конь. Он только молился о легкой смерти, а не мучительной — от рук Телеба К’аарны, который грозил предать Элрика медленной смерти.

Чешуйчатые крылья мощно рассекали воздух. Морда летающей твари приблизилась к голове Элрика.

Он испытал приступ отчаяния, поняв, что его и Мунглама быстро несут на север над бесконечной степью Лормира.

Не было сомнений — в конце этого путешествия их ждет Телеб К’аарна.

Глава третья
БЕСКРАЙНЕЕ НЕБО НАПОЛНЯЕТСЯ ПЕРЬЯМИ

Опустилась ночь, а химеры, не зная устали, продолжали свой полет; их тела чернели в белизне падающего снега.

Никаких признаков усталости колец не чувствовалось, хотя Элрик и пытался раздвинуть их. Он крепко держал свой меч и напрягал разум в поисках какого-нибудь средства, которое позволило бы победить этих монстров.

Если бы только нашлось какое-нибудь заклинание...

Он старался не думать о Телебе К’аарне, о том, что он сделает с ним, если только унаев на них действительно напустил колдун.

Колдовские способности Элрика были связаны главным образом с его умением управлять различными элементалями воздуха, огня, земли, воды и эфира, а также разными представителями земной флоры и фауны.

Он решил, что единственная его надежда — на Филит, повелительницу птиц, которая обитала в мире, расположенном за пределами измерений Земли, однако Элрик никак не мог вспомнить нужное заклинание.

Но даже если бы он и вспомнил его, он сначала должен был определенным образом настроить свой ум, вспомнить правильные ритмы, точные слова и интонации, и только после этого можно было обращаться за помощью к Филит, потому что вызвать ее было столь же трудно, как и переменчивого Ариоха,— и уж гораздо труднее, чем любого другого элементаля.

Сквозь падающий снег он смутно различил голос кричавшего что-то Мунглама.

— Что ты хочешь, Мунглам? — крикнул Элрик в ответ.

— Я только... хотел узнать... жив ли ты еще, друг мой Элрик?

— Да... Едва...

Лицо у него свело от холода, доспехи обледенели. Тело его мучительно болело под давлением колец химеры и от лютого мороза, царившего на такой высоте.

Они летели все дальше и дальше сквозь северную ночь, и Элрик пытался расслабиться, погрузиться в транс и найти в своей памяти древнее знание предков.

На рассвете тучи рассеялись, и красные солнечные лучи проникли в белизну снега, растеклись, как кровь по булату. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась степь — огромное, от горизонта до горизонта покрытое снегом пространство, а вверху небеса были как синеватая корка льда, в которой красной полыньей сверкало солнце.

Неутомимые химеры продолжали полет.

Элрик пытался вывести себя из полузабытья, в котором пребывал его мозг, и молился своим ненадежным богам, чтобы те помогли ему вспомнить нужное заклинание.

Его губы смерзлись. Он облизнул их, ощущая вкус льда на языке. Он разомкнул губы, и в рот ему хлынула струя горьковатого воздуха. Он закашлялся, поднял голову. Его малиновые глаза засверкали.

Он заставил свои губы произносить странные звуки, выкрикивать насыщенные гласными слова высокого наречия древнего Мелнибонэ — речи, малопригодной для человеческого языка.

— Филит,— пробормотал он и принялся распевать заклинание. Он пел, а меч становился теплее в его руке, посылая в тело заряды энергии, и необычное заклинание громко звучало в холодном небе:

Пеньем перьев память свита —
Рук и крыл, твоя с моей;
В ней — богами приоткрытый,
Древней силы нитью сшитый,
Договор далеких дней.
Филит, прекрасен птиц полет!
Прошу, примчись ко мне с высот —
Бескрылый брат спасенья ждет!

Зов состоял не только в произносимых Элриком словах заклинания. Он подкреплялся мыслями, зрительными образами, которые нужно было все это время удерживать в голове, эмоциями, обостренными воспоминаниями. Без всего этого единства заклинание становилось бесполезным.

За много веков до этого мелнибонийские короли-чародеи заключили договор с Филит, повелительницей птиц. Этот договор гласил, что любая птица, обосновавшаяся в стенах Им-ррира, будет находиться под защитой, ни одна птица не будет убита мелнибонийцем. Этот договор соблюдался, и Грезящий город, Имррир, стал прибежищем для множества самых разнообразных птиц, и какое-то время башни города были сплошь усеяны перьями.

И Элрик, вспомнив о том договоре, произносил заклинание — умолял Филит вспомнить о ее обязательствах в этой сделке.

О, братья неба, сестры туч,
Летите, словно солнца луч,
На помощь мне с небесных круч!

Не первый раз обращался он к элементалям и существам, родственным им. Совсем недавно в своем противостоянии с Телебом К’аарной он вызвал Хааашаастаака, владыку ящериц, а еще раньше прибегал он к помощи элементалей ветра — сильфов, шарнахов и х’Хааршанов, а еще раньше — к помощи элементалей земли.

Но Филит была непостоянна.

И теперь, когда Имррир превратился в дымящиеся руины, она, возможно, решит пренебречь древним договором.

— Филит...

Он ослабел от заклинания. Сейчас, даже если бы ему представилась такая возможность, он не смог бы победить Телеба К’аарну.

— Филит...

И тут в воздухе возникло какое-то движение, и на химер, несущих Элрика и Мунглама на север, упала огромная тень.

Голос Элрика сорвался, когда он поднял взор. Но он улыбнулся и произнес:

— Я благодарю тебя, Филит.

Небо было черно от птиц. Здесь были орлы, малиновки, грачи, скворцы, вьюрки, коршуны, вороны, ястребы, павлины, фламинго, голуби, попугаи, сороки, совы. Их перья отливали стальным блеском, а воздух полнился их криками.

Унай поднял свою змеиную голову и зашипел, высунув длинный язык между клыками, замолотил свернутым в кольца хвостом. Одна из химер — не из тех, что несли Элрика и Мунглама,— изменила форму и, превратившись в гигантского кондора, понеслась навстречу птичьей стае, заполнившей небо.

Но обмануть стаю ей не удалось. Химера исчезла, окруженная птицами. Послышался дикий вой, а потом что-то черное и напоминающее свинью полетело вниз, роняя на ходу внутренности, истекая кровью.

Следующая химера — последняя, если не считать тех двух, что несли Элрика и Мунглама,— приняла форму дракона, почти ничем не отличавшегося от тех, которыми управлял альбинос, будучи правителем Мелнибонэ, только крупнее и неповоротливее, чем Огнеклык и остальные.

Элрик ощутил тошнотворный запах горящего мяса и перьев — это на его союзников пролился горючий яд.

Но в воздухе появлялись все новые и новые птицы, они кричали, свистели, каркали, ухали, множество крыльев били воздух, и скоро и этот унай исчез из виду, снова раздался сдавленный вопль, и искалеченное свиноподобное тело полетело вниз.

Птицы разделились на две стаи и теперь обратились против химер, которые несли Элрика и Мунглама. Они устремились вниз, как две гигантские стрелы,— во главе каждой стаи по десять золотистых орлов, спикировавших на горящие глаза унаев.

Под атакой птиц химеры были вынуждены изменить форму, и Элрик тут же почувствовал, что падает. Его тело онемело, словно камень, и он помнил только о том, что нужно крепко держать Буревестник, и, падая, проклинал судьбу. Он спасся от тварей Хаоса только для того, чтобы разбиться насмерть о покрытую снегом землю внизу.

Но тут что-то ухватило его за плащ, и он повис в воздухе. Взглянув вверх, он увидел стаю орлов, которые держали его за одежду когтями и клювами, замедляя его падение, отчего удар о снег получился слабым.

Орлы устремились назад — продолжить схватку с химерами.

В нескольких футах от Элрика приземлился Мунглам, которого доставили другие орлы, сразу же вернувшиеся к своим товарищам, сражавшимся с оставшимися в живых унаями.

Мунглам подобрал меч, выпавший из его руки. Он потер правое бедро и с чувством сказал:

— Постараюсь больше никогда не есть летающую дичь. Значит, тебе все-таки удалось вспомнить заклинание, да?

— Удалось.

Два свинообразных тела грохнулись на землю неподалеку.

Несколько мгновений птицы исполняли странный танец-кружение в небесах, частично приветствуя двух путников, частично торжествуя победу, потом они разделились на группы по видам и быстро улетели. Скоро в холодном синем небе не осталось ни одной птицы.

Элрик поднялся с земли — все его тело болело и саднило — и сунул в ножны Буревестник. Он глубоко вздохнул и поднял взор в небеса.

— Филит, я еще раз благодарю тебя.

Вид у Мунглама все еще был недоумевающий.

— Как ты сумел их вызвать, Элрик?

Элрик снял с головы шлем и отер его от пота изнутри. При такой погоде пот грозил скоро превратиться в лед.

— Древняя сделка, заключенная моими предками. Плохо бы нам пришлось, если бы я не вспомнил.

— А уж я-то как рад, что ты вспомнил!

Элрик задумчиво кивнул. Он снова водрузил шлем на голову и оглянулся.

Вокруг, насколько хватало глаз, простиралась укрытая снегом бесконечная лормирская степь.

Мунглам прочел мысли Элрика. Он потер подбородок.

— Да, похоже, мы с тобой заблудились, друг Элрик. Ты не знаешь, где мы?

— Не знаю, друг Мунглам. Мы не можем определить, как далеко унесли нас эти твари, но я почти не сомневаюсь, что направление было на север от Йосаза. Мы сейчас дальше от столицы, чем были раньше...

— Но, значит, Телеб К’аарна тоже находится где-то здесь! Если нас и в самом деле несли к тому месту, где он обосновался...

— Согласен, в том, что ты говоришь, есть логика.

— Так что же, продолжим путь на север?

— Не думаю.

— Почему?

— По двум причинам. Не исключено, что Телеб К’аарна хотел убрать нас куда-нибудь подальше, чтобы мы не смогли помешать осуществлению его планов. Такие действия можно считать гораздо более разумными, чем прямое столкновение с нами, ведь в последнем случае ему могло не поздоровиться...

— Да, готов согласиться. А какова вторая причина?

— Лучше нам попытаться добраться до Йосаза, где мы сможем пополнить запасы провизии и прикупить себе одежду, а еще порасспрашивать о том, где может находиться Телеб К’аарна, если только мы не найдем его там. И потом, продолжать движение на север без хороших лошадей было бы глупо, а в Йосазе мы найдем лошадей и, наверное, и сани, на которых мы сможем быстрее двигаться по этому снегу.

— Что ж, я готов с тобой согласиться и в этом. Но только шансы дойти куда-нибудь в такую погоду у нас невелики, куда бы мы ни направились.

— Мы должны начать путь и надеяться, что найдем реку, которая еще не успела покрыться льдом. На этой реке непременно будут лодки, и мы на них доберемся до Йосаза.

— Шансов на это немного, Элрик.

— Да, немного.— Элрик чувствовал слабость — он потратил немало сил, вызывая Филит. Он знал, что почти неизбежно должен умереть, но не был уверен, что это его так уж сильно волнует. Такая смерть будет чище, чем та, которой он только-только избежал, и менее болезненной, чем смерть, которую он мог ожидать, окажись он в руках колдуна из Пан-Танга.

Они начали свой путь по снегу. Медленно двигались они на юг — две маленькие фигурки на бескрайнем заснеженном просторе, два крохотных зернышка тепла среди огромной ледяной пустыни.

Глава четвертая
ОДИНОКИЙ СТАРЫЙ ЗАМОК

Прошел день, прошла ночь.

Потом наступил вечер второго дня, а двое все продолжали свой путь — они давно потеряли направление, и единственное, что им оставалось, это идти и идти.

Опустилась ночь, теперь они уже двигались ползком.

Говорить они не могли. Холод пробирал их до костей.

Холод и истощение почти лишили их сознания, а потому когда они упали в снег, то даже не отдавали себе отчета в том, что перестали двигаться. Они уже не чувствовали различий между жизнью и смертью, между существованием и прекращением существования.

И когда взошло солнце и чуть согрело их плоть, они шевельнулись и подняли головы — возможно, для того, чтобы в последний раз окинуть взглядом тот мир, который покидали.

И увидели замок.

Замок стоял посреди степи, судя по всему, с глубокой древности. Лишайник и мох, которыми поросли старые потрескавшиеся камни, были покрыты снегом. Казалось, он стоит здесь целую вечность, но ни Элрик, ни Мунглам никогда не слышали о том, чтобы замки строились посреди степи. Трудно было представить, как мог существовать такой замок в земле, которая когда-то называлась Краем Мира.

Мунглам поднялся первым. По глубокому снегу, спотыкаясь, добрался он до того места, где лежал Элрик.

Ток больной крови по телу Элрика почти прекратился. Он застонал, когда Мунглам поднял его на ноги, и попытался что-то сказать, но губы его смерзлись.

Цепляясь друг за друга, иногда шагая, иногда ползком стали они двигаться в сторону замка.

Вход был открыт. Они ввалились внутрь, и тепло, хлынувшее на них, вернуло их к жизни; теперь им хватило сил, чтобы встать и пройти по узкому коридору в большой зал.

Зал был пуст.

Они не увидели здесь никакой мебели, лишь огромный, выложенный гранитом очаг в дальнем конце зала. Они прошли туда по выстланному плитками из лазурита полу.

— Значит, замок обитаем.

Голос Мунглама прозвучал резко и хрипло. Он озирался, оглядывая базальтовые стены. Потом, насколько хватило сил, возвысил голос:

— Приветствую того, кому принадлежит этот зал. Мы — Мунглам из Элвера и Элрик из Мелнибонэ, и мы просим тебя о гостеприимстве, потому что заблудились в твоей стране.

Колени Элрика подломились, и он рухнул на пол.

Мунглам бросился к нему, слыша свой голос, эхом отдающийся под сводами зала. Вокруг царила тишина, если не считать потрескивания поленьев в очаге.

Мунглам подтащил альбиноса к огню и уложил его рядом с очагом.

— Погрей тут свои кости, друг Элрик, а я поищу тех, кто здесь живет.

Он пересек зал и поднялся по каменным ступенькам, которые вели на второй этаж.

Здесь, как и внизу, не было никакой мебели или украшений. Он прошел через множество комнат, но все они были пусты. Мунглам почувствовал беспокойство — ему казалось, что за этим кроется что-то потустороннее. Уж не принадлежит ли этот замок Телебу К’аарне?

Но кто-то здесь все же обитал. Кто-то ведь развел огонь в очаге, кто-то отпер ворота, чтобы они с Элриком могли войти. И обитатели не могли покинуть замок обычным способом, потому что в этом случае они оставили бы следы на снегу.

Мунглам помедлил, потом повернулся и начал медленно спускаться. Вернувшись в зал, он увидел, что альбинос уже пришел в себя и сидит, опираясь спиной о стену вблизи очага.

— Ну, что ты нашел?..— спросил Элрик хриплым голосом.

Мунглам пожал плечами.

— Ничего. Ни слуг, ни хозяина. Если они отправились на охоту, то вылетели отсюда на каких-то летающих зверях, потому что мы не видели следов на снегу у замка. Должен признаться, я немного нервничаю.— Он слабо улыбнулся.— Да, и еще я слегка голоден. Пойду поищу кладовку. Если возникнет какая-нибудь опасность, то лучше ее встретить не на пустой желудок.

С одной стороны от очага находилась дверь. Он толкнул ее, и она открылась в короткий коридор, в конце которого виднелась другая дверь. Он пошел по коридору, держа меч в руке, приблизился ко второй двери и открыл ее. Там тоже было помещение, такое же пустое, как и все предыдущие им виденные. За этим помещением он увидел кухню замка. Он прошел по кухне, отметив про себя, что там находится кухонная утварь — отполированная и чистая, но не используемая. Наконец он оказался у кладовой.

Здесь он обнаружил большую часть оленьей туши на крюке, а на полке за нею стояли меха и кувшины с вином. Под этой полкой были хлебы и пироги, а еще ниже — специи.

Первым делом Мунглам поднялся на цыпочки и взял кувшин с вином. Вытащив пробку, он понюхал содержимое.

В жизни он не чувствовал более восхитительного запаха.

Он попробовал вино и тут же забыл о своей боли и усталости. Но о том, что Элрик ждет его в зале, он помнил.

Отрезав своим коротким мечом часть туши, он сунул ее под мышку. Потом выбрал несколько приправ и положил их в сумку на поясе. Под другую руку он сунул хлеб, прихватил и кувшин с вином.

Он вернулся в зал, положил на пол свою добычу и помог Элрику отхлебнуть из кувшина.

Странное вино почти мгновенно произвело свое действие, и Элрик благодарно улыбнулся Мунгламу.

— Ты... хороший друг... Чем я заслужил...

Мунглам отвернулся, смущенно хмыкнув. Он собирался приготовить мясо на огне.

Он никогда толком не понимал своей дружбы с альбиносом. Она всегда представляла собой необычную смесь уважения и привязанности, тонкий баланс, который оба они тщательно поддерживали даже в ситуациях, подобных нынешней.

Элрик после того, как его любовь к Симорил привела к ее гибели и разрушению города, который он любил, неизменно воздерживался от проявления теплых чувств к тем, к кому испытывал симпатию.

Он убежал от Шаариллы из Танцующего Тумана, которая беззаветно любила его. Он убежал от Йишаны, королевы Джаркора, предлагавшей ему свое королевство, невзирая на ненависть к нему ее под данных. Он избегал любых компаний, кроме Мунглама, а Мунглам тоже быстро утомлялся любым обществом, кроме малиновоглазого владыки Имррира. Мунглам был готов умереть за Элрика и знал, что Элрик презрит любую опасность, чтобы спасти своего друга. Но может быть, в этих отношениях было что-то нездоровое? Может быть, лучше им было разойтись в разные стороны? Эта мысль была ему невыносима. Ему казалось, что они — часть одного существа, различные проявления характера одного человека.

Он не понимал, откуда у него возникли такие чувства, и догадывался, что если Элрик когда и задавался этим вопросом, то тоже вряд ли смог найти ответ на него.

Он размышлял обо всем этом, поджаривая мясо на огне с помощью своего длинного меча.

Элрик тем временем отхлебнул еще вина и начал заметно отогреваться. На его коже все еще блестели отмороженные места, но оба они избежали серьезных повреждений.

В молчании съели они мясо, окидывая взглядами зал, размышляя о том, почему отсутствует хозяин, однако усталость их все еще была так велика, что вопрос этот мало их беспокоил.

Потом они, подбросив поленьев в очаг, уснули, а проснувшись утром, почти полностью оправились от пережитого испытания в снегу.

Они позавтракали холодным мясом, пирогами и вином.

Мунглам нашел кастрюлю, и в ней они подогрели воду, чтобы побриться и помыться, а у Элрика в сумке нашелся бальзам, которым они смазали отмороженные места.

— Я посмотрел конюшни,— сказал Мунглам, бреясь бритвой, которую достал из своей сумки.— Но лошадей там нет. Однако есть признаки того, что какие-то животные находились там совсем недавно.

— Существует только один способ путешествовать по снегу,— сказал Элрик.— Где-то в замке должны быть лыжи. Такие вещи непременно есть в доме, который расположен в местах, где не менее полугода лежит снег. На лыжах мы сможем скорее добраться до Йосаза. Не помешали бы нам карта и компас.

Мунглам согласился.

— Я поищу наверху,— Он кончил бриться, отер бритву и вернул ее в свою сумку.

Альбинос поднялся.

— Я пойду с тобой.

Они прошли по пустым комнатам, но ничего в них не обнаружили.

— Никаких вещей,— нахмурился Элрик,— И в то же время я чувствую, что замок обитаем. Это не просто ощущение, тому есть и свидетельства.

Они обыскали еще два этажа — в комнатах не было даже пыли.

— Пожалуй, придется идти пешком,— сказал Мунглам, отчаявшись что-либо отыскать.— Разве что найдем какие-нибудь деревяшки, из которых можно будет изготовить что-нибудь вроде лыж. Что-то подобное я, кажется, видел в конюшне.

Они добрались до узкой винтовой лестницы, которая вела в самую высокую башню замка.

— Посмотрим, что там, и если ничего, то будем считать, что наши поиски были напрасны,— сказал Элрик.

Поднявшись по лестнице, они обнаружили наверху полуоткрытую дверь. Элрик толкнул ее и остановился в неуверенности.

— В чем дело? — спросил Мунглам, который находился ниже него.

— В комнате есть мебель,— тихо ответил Элрик.

Мунглам поднялся еще на две ступеньки и заглянул внутрь через плечо Элрика. Он в изумлении открыл рот.

— К тому же она обитаема!

Комната была великолепна. Через хрустальные окна в нее проникал бледный свет, который сверкал и переливался на многоцветных шелковых занавесях, на богатых коврах и гобеленах таких ярких тонов, что казалось, они изготовлены всего мгновение назад.

В центре комнаты стояла кровать, укрытая горностаевым мехом и с балдахином из белого шелка.

На кровати лежала молодая женщина. Ее черные волосы отливали глянцевым блеском. Платье ее было ярко-алого цвета. Кожа рук и ног имела цвет розоватой слоновой кости, губы ее прекрасного лица оставались чуть приоткрыты — она дышала.

Женщина спала.

Элрик сделал два шага в направлении спящей женщины и вдруг остановился. Его пробрала дрожь. Он отвернулся.

— В чем дело, друг Элрик?

Мелнибониец шевельнул белыми губами, но не смог произнести ни слова. Что-то вроде стона вырвалось из его груди.

— Элрик...

Мунглам прикоснулся к альбиносу. Элрик стряхнул с себя его руку.

Альбинос снова повернулся к кровати, словно заставляя себя смотреть на что-то ужасное. Он дышал глубоко, плечи его распрямились, левая рука легла на эфес клинка.

— Мунглам...

Он заставлял себя говорить. Мунглам посмотрел на женщину на кровати, посмотрел на Элрика. Может быть, Элрик узнал ее?

— Мунглам, это колдовской сон...

— Откуда ты знаешь?

— Он... похож на тот сон, в который мой кузин Йиркун погрузил Симорил...

— Боги! Ты думаешь...

— Я ничего не думаю.

— Но это не...

— Это не Симорил. Я знаю. Я... она похожа на нее... очень похожа. Но одновременно и не похожа... Только я никак не ждал...

Элрик опустил голову.

Голос его зазвучал тихо.

— Идем отсюда,— сказал он.

— Но, наверное, она — хозяйка замка. Если бы мы разбудили ее, она смогла бы...

— Таким, как мы, ее не разбудить. Я тебе уже сказал, Мунглам...— Элрик глубоко вздохнул,— ее погрузили в колдовской сон. При всем моем знании колдовства я не мог разбудить Симорил. Если у тебя нет строго определенных чар, если ты не знаешь точно, какое заклинание использовалось, то тут ничем помочь нельзя. Быстрее, Мунглам, уйдем отсюда.

В голосе Элрика послышались интонации, которые заставили Мунглама вздрогнуть.

— Но...

— Тогда уйду я!

Элрик чуть ли не бегом выскочил из комнаты. Мунглам услышал дробь его шагов, эхом отдававшуюся вдоль длинной лестницы.

Он подошел к спящей женщине и взглянул на ее красивое лицо. Затем прикоснулся к ее коже — она была неестественно холодна. Поведя плечами, он уже направился к двери, но тут заметил, что на стене за кроватью висит несколько древних щитов и оружие.

«Странно, что красавица пожелала украсить свою спальню такими трофеями»,— удивился Мунглам.

Под оружием стоял резной деревянный столик. На нем что-то лежало. Он снова вернулся в комнату. Сердце учащенно забилось, когда на столике он увидел карту. На карте были обозначены замок и река Зафра-Трепек.

Карга была прижата к столу компасом в серебряной оправе на длинной серебряной цепочке.

Мунглам одной рукой схватил карту, другой — компас и бросился из комнаты.

— Элрик! Элрик!

Он бегом спустился по лестнице, кинулся в зал — Элрика там не было. Дверь зала была открыта.

Он последовал за альбиносом из таинственного замка на снег.

— Элрик!

Элрик повернулся — на лице гримаса боли, в глазах страдание. Мунглам показал ему карту и компас.

— Это наше спасение, Элрик!

Альбинос уставился на снег.

— Да. Спасение.

Глава пятая
СОН ОБРЕЧЕННОГО ВЛАДЫКИ

Два дня спустя они добрались до верховьев реки Зафра-Трепек и торгового города Алорасаза с его башнями, изящной резьбой по дереву и красивыми деревянными домами.

В Алорасаз приходили охотники на пушного зверя, золотоискатели, купцы из Йосаза, лежащего ниже по течению, а то и из Трепесаза, расположенного на побережье. Это был веселый, шумный город, улицы которого освещались и обогревались раскаленными жаровнями, установленными на каждом углу. Присматривали за жаровнями специальные граждане, в чью обязанность входило поддерживать в жаровнях огонь, чтобы те всегда давали свет и тепло; эти люди в плотных шерстяных одеяниях и приветствовали Элрика и Мунглама, когда те вошли в город.

Хотя Мунглам и позаботился о том, чтобы взять в путь вино и мясо, они чувствовали себя усталыми после долгого пути по степи.

Они прошли сквозь шумную толпу, мимо смеющихся краснощеких женщин и коренастых, одетых в меха мужчин, чье дыхание клубилось в воздухе, смешиваясь с дымом жаровен. Мужчины вовсю прихлебывали из тыквенных бутылей с пивом и мехов с вином, ведя переговоры с купцами, прибывшими из более цивилизованных мест и потому имевшими не столь живописно-буколический вид.

Элрик, искавший новостей, знал, что за ними нужно отправиться в таверну. Он дождался Мунглама, который вернулся, разузнав, где находятся лучшие в Алорасазе гостиницы.

Вскоре они оказались в шумной таверне, заставленной большими деревянными столами и скамьями, на которых восседали купцы и лавочники — все они весело торговались, щупали меха, нахваливая их качество или посмеиваясь над их низкопробностью, в зависимости от того, покупали они или продавали.

Мунглам оставил Элрика у дверей, а сам пошел поговорить с хозяином — толстенным человеком с лоснящимся пунцовым лицом.

Элрик увидел, как хозяин наклонился, выслушивая Мунглама. Потом он кивнул, поднял руку и крикнул альбиносу, чтобы тот шел за ним и Мунгламом.

Элрик протиснулся между скамьями, и тут его чуть не сбил с ног жестикулирующий торговец, который весело и многословно извинился и предложил купить Элрику вина.

— Все в порядке,— тихо сказал мелнибониец.

Человек поднялся.

— Прошу прощения, мой господин, это моя вина...— Голос его замер, когда он разглядел лицо альбиноса. Он пробормотал что-то и снова сел, сделав какое-то замечание своему товарищу.

Элрик последовал за Мунгламом вверх по неустойчивой деревянной лестнице в отдельную комнату — других, по словам хозяина, у него не было.

— Такие комнаты дороги в сезон зимней ярмарки,— извиняющимся тоном сказал хозяин.

На лице Мунглама появилась гримаса, когда Элрик протянул хозяину еще один драгоценный рубин, стоивший целое состояние. Хозяин внимательно рассмотрел камень, а потом рассмеялся:

— Эта гостиница сгниет прежде, чем закончится ваш кредит, мой господин. Благодарю тебя. Должно быть, торговля идет хорошо в этом году. Я прикажу, чтобы вам сюда прислали выпивку и еду.

— Лучшее, что есть, хозяин,— сказал Мунглам, желая получить максимум возможного.

— О да, жаль, что получше ничего нет.

Элрик сел на одну из кроватей и снял плащ и пояс с мечом. Он продрог до костей.

— Дал бы ты мне часть нашего богатства,— сказал Мунглам, снимая с себя обувь у огня.— Нужда в деньгах у нас может возникнуть прежде, чем закончатся наши поиски.

Но Элрик словно не услышал его.

Поев и узнав у хозяина гостиницы, что послезавтра на Иосаз уходит корабль, Элрик и Мунглам отправились спать.

В эту ночь Элрик видел тревожные сны. Призраки с большей настойчивостью, чем обычно, проникали в темные коридоры его разума.

Он слышал крик Симорил, чью душу выпивал Черный Меч. Он видел горящий Имррир, видел, как рушатся его прекрасные башни. Он видел своего хохочущего кузена Йирку-на, сидящего на Рубиновом троне. Видел он и многое другое, что никак не могло принадлежать его прошлому...

Элрик, который никогда не годился на роль правителя жестокого народа Мелнибонэ, отправился скитаться по землям людей, но узнал лишь то, что ему и среди них нет места. А Йиркун тем временем захватил королевство, пытался принудить Симорил стать его женой, а когда та отказалась, погрузил ее в колдовской сон, из которого только сам и мог вывести.

Элрику снилось, что он нашел Нанорион, таинственный драгоценный камень, который может пробудить даже мертвого. Ему снилось, что Симорил все еще жива, что она только спит, а он помещает Нанорион ей на лоб, и она просыпается, целует его, и они вместе покидают Имррир, плывут в небесах на Огнеклыке, огромном мелнибонийском боевом драконе, несутся прочь, к мирному замку в снегу.

Он вздрогнул и проснулся.

Стояла глухая ночь.

Даже шум в таверне внизу прекратился.

Он открыл глаза и увидел, что Мунглам спит на кровати рядом.

Он попытался снова уснуть, но у него ничего не получилось. Он был уверен, что в комнате есть кто-то еще. Он протянул руку и нащупал Буревестник, приготовившись защищаться, если кто-то попытается напасть на него. Может быть, это были воры, узнавшие у хозяина гостиницы о щедрости Элрика.

Он услышал, как кто-то движется по комнате, и снова открыл глаза.

Она стояла рядом, ее черные волосы ниспадали на плечи, алое платье облегало тело. Ее губы искривились в иронической улыбке, а глаза внимательно разглядывали его.

Это была та самая женщина, которую он видел в замке. Спящая женщина. Неужели она была частью его сна?

— Прости, что я вторгаюсь в твой сон и нарушаю твое уединение, господин. Но у меня срочное дело и совсем нет времени.

Элрик видел, что Мунглам продолжает спать, словно ему что-то подмешали в вино.

Альбинос сел на кровати. Буревестник издал стон и умолк.

— Кажется, ты знаешь меня, госпожа, но я не...

— Меня зовут Мишелла.

— Императрица Рассвета?

Она снова улыбнулась.

— Некоторые называют меня именно так. А другие зовут меня Темной дамой Канелуна.

— Та, которую любил Обек? Тогда ты очень хорошо сохранилась, госпожа Мишелла.

— Это не моя заслуга. Возможно, я бессмертна. Не знаю. Мне известно одно: время — это обман...

— Почему ты пришла ко мне?

— Я не могу оставаться с тобой долго. Я пришла к тебе за помощью.

— За какой?

— Мне кажется, у нас общий враг.

— Телеб К’аарна?

— Именно.

— Это он зачаровал тебя и погрузил в этот сон?

— Да.

— Он послал против меня своих унаев. Именно так я...

Она подняла руку.

— Это я послала химер, чтобы они нашли тебя и доставили ко мне. Они не собирались причинить тебе вреда. Но больше я ничего не могла сделать, потому что колдовство Телеба К’аарны уже начало действовать. Я сражаюсь с этим колдовством, но оно сильно, и просыпаться мне удается лишь на очень короткие промежутки времени. Сейчас один из таких промежутков. Телеб К’аарна соединил свои усилия с принцем Умбдой, предводителем келмаинского воинства. Они собираются покорить Лормир, а затем и весь южный континент!

— Кто такой этот Умбда? Я ничего не знаю ни о нем, ни о келмаинском воинстве. Может быть, это какой-то аристократ из Йосаза, который...

— Принц Умбда служит Хаосу. Он пришел из земель, лежащих за Краем Мира, и его келмаины хотя и выглядят как люди, но они не люди. Теперь колдовство Телеба К’аарны подкрепляется тем, что стоит за Умбдой,— силой Хаоса. Я защищаю Лормир и служу Закону. Я знаю, что и ты служишь Хаосу, но я надеюсь, что твоя ненависть к Телебу К’аарне сильнее твоей верности Хаосу.

— Хаос в последнее время не служит мне, госпожа, так что я забуду об этой верности. Я отомщу Телебу К’аарне, и если мы сможем быть полезны друг другу в этом деле, так тому и быть.

— Отлично.

Она тяжело вздохнула, и глаза ее сверкнули. Когда она заговорила снова, ей далось это с трудом:

— Колдовство снова одолевает меня. У меня есть скакун для тебя у северных ворот города. Он доставит тебя на остров в Кипящем море. На этом острове есть дворец, который называется Ашанелун. Именно там я и обитала в последнее время, пока не почувствовала, что Лормиру грозит опасность...

Она прижала руку ко лбу и пошатнулась.

— ...Но Телеб К’аарна полагал, что я вернусь туда, и потому поставил стражника у ворот дворца. Этого стражника нужно уничтожить. Когда ты убьешь его, ты должен будешь...

Элрик поднялся, чтобы помочь ей, но она махнула рукой — не надо.

— ...пробраться к восточной башне. В нижней комнате башни есть сундук. В сундуке лежит большая сумка из материи, прошитой золотом. Ты должен будешь взять ее и... принести назад в Канелун, потому что Умбда и его келмаинское воинство двигаются к замку. Телеб К’аарна с их помощью уничтожит замок, а вместе с замком и меня. А с помощью той сумки я смогу уничтожить их. Только молись, чтобы я смогла проснуться, иначе Юг обречен, и даже ты ничего не сможешь противопоставить той силе, которая будет покорна Телебу К’аарне.

— А как быть с Мунгламом? — Элрик скользнул взглядом по своему спящему другу.— Он может сопровождать меня?

— Лучше не надо. И потом, на нем поверхностное заклятие. И пробуждать его сейчас нет времени...— Она снова тяжело вздохнула и прижала руки к вискам.— Нет времени...

Элрик вскочил с кровати и стал натягивать на себя штаны. Он набросил плащ, висевший на стуле, пристегнул к поясу рунный меч, потом шагнул вперед, чтобы поддержать ее, но Мишелла отрицательно взмахнула рукой.

— Нет... Пожалуйста, иди...

И она исчезла.

Элрик, еще толком не проснувшийся, распахнул дверь и ринулся вниз по лестнице, а потом в ночь — к северным воротам Алорасаза. Он миновал ворота и сразу оказался в глубоком снегу. Он посмотрел в одну сторону, в другую. Холод накатил на него неожиданной волной. Скоро он уже шел по колено в снегу. Оглядываясь, он шел и шел, пока вдруг не остановился.

Он удивленно открыл рот, увидев скакуна, о котором говорила ему Мишелла.

«Что это — очередная химера?»

Он осторожно приблизился к необычному существу.

Глава шестая
ПТИЦА ИЗ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ ГОВОРИТ

Это была птица, но птица не из плоти и крови.

Эго была птица из серебра, из золота, из меди. Крылья ее стали бить по воздуху, когда Элрик приблизился, она нетерпеливо принялась перебирать своими огромными когтистыми лапами, вращая холодными изумрудными глазами, изучавшими приближавшегося к ней человека.

На спине у нее было резное ониксовое седло, оправленное золотом и медью, и седло это было пусто — оно ждало Элрика.

— Ну что ж,— сказал сам себе Элрик,— я ввязался в это дело, не задавая никаких вопросов. Точно так же могу его и закончить.

И он подошел к птице, забрался по ее боку и с некоторой осторожностью опустился в седло.

Золотые с серебром крылья рассекли воздух, при этом раздался звук, словно ударили в сотню цимбал. Три взмаха — и металлическая птица вместе со своим всадником поднялась высоко в ночное небо над Алорасазом. Птица повернула свою яркую голову на медной шее и приоткрыла кривой клюв из стали, украшенной драгоценными камнями.

— Мой господин, мне приказано доставить тебя в Ашанелун.

Элрик взмахнул бледнокожей рукой.

— Как скажешь. Я в твоей власти и во власти твоей хозяйки.

Тут его откинуло назад в седле, потому что птица сильнее ударила крыльями, набирая скорость, и они понеслись сквозь холодную ночь над заснеженной долиной, над горами, над реками, пока не показался берег. И тогда Элрик увидел на западе море, которое называлось Кипящим.

Птица из золота и серебра резко пошла вниз сквозь черную как смоль ночь, и Элрик почувствовал, как влажное тепло обдало его лицо и руки, и услышал характерный звук кипения. Он понял, что они летят над странным морем, заходить куда не отваживались корабли и которое, как говорили, подогревается вулканами, лежащими глубоко под водной поверхностью.

Они летели в облаке пара. Жара была почти невыносимой. Вскоре Элрик различил впереди землю — небольшой скалистый остров, на котором стояло одинокое здание с красивыми башнями и куполами.

— Дворец Ашанелун,— сказала птица из золота и серебра.— Я сяду на стене, хозяин, но я опасаюсь того, с кем ты должен встретиться, прежде чем наша миссия закончится. Так что я подожду тебя в другом месте. А потом, если ты останешься живым, я вернусь и отнесу тебя обратно в Канелун. Если же ты погибнешь, то я вернусь и расскажу хозяйке о твоем поражении.

Птица, громко хлопая крыльями, повисла над зубчатой стеной, Элрик же сожалел о том, что ему не удастся застать врасплох того, кого так сильно боялась птица.

Он перебросил одну ногу через седло, помедлил, выжидая удобный момент, а потом спрыгнул на плоскую крышу.

Птица поспешно взмыла в черное небо.

Элрик остался один.

Вокруг царила тишина, только где-то вдали горячие волны накатывали на берег.

Он обнаружил восточную башню и начал пробираться к ее двери. Может быть, подумал он, ему удастся завершить свою миссию, так и не встретившись со стражем дворца.

Но туг он услышал чудовищный рев у себя за спиной и повернулся. Он понял, что сейчас ему предстоит встреча с этим самым стражем. Он увидел перед собой существо с очерченными красным глазами, полными ненасытной злости.

— Значит, ты и есть раб Телеба К’аарны,— сказал Элрик. Он потянулся к Буревестнику, и меч словно бы сам прыгнул в его руку.— Я должен тебя убить или ты уйдешь подобру-поздорову?

Существо снова заревело, но не двинулось с места.

Тогда альбинос сказал:

— Я Элрик из Мелнибонэ, последний в роду великих королей-чародеев. Этот клинок не просто убьет тебя, мой друг демон. Он выпьет твою душу и накормит меня ею. Может быть, я тебе известен под другим именем? Меня еще называют Похититель Душ.

Существо ударило своим зубчатым хвостом, и его бычьи ноздри раздулись. Рогатая голова на короткой шее наклонилась, и в темноте блеснули длинные зубы. Оно вытянуло чешуйчатые лапы и стало надвигаться на Владыку Руин.

Элрик взял меч двумя руками и расставил пошире ноги на плитах. Он приготовился отразить атаку монстра. Ему в лицо ударило зловонное дыхание. Зверь заревел опять и бросился вперед. Буревестник завыл, осветив обоих черным сиянием. Руны, вырезанные на металле, сверкнули алчным светом, когда это исчадие ада замахнулось на Элрика своей когтистой лапой, разодрав на нем рубашку и обнажив грудь.

Меч опустился на атакующего монстра.

Демон зарычал, когда меч ударил по чешуе на его плече, но не отступил. Он отпрянул в сторону и снова набросился на Элрика. Альбинос отступил, но при этом на его руке появилась рваная рана от локтя до запястья.

Буревестник ударил во второй раз — прямо по морде монстра, который взвизгнул, но его лапа опять добралась до тела Элрика, на этот раз слегка вспоров кожу у него на груди. Из раны потекла кровь.

Элрик упал на спину, потеряв равновесие на камнях. Он чуть было не свалился вниз, но успел подняться и изготовиться к защите. Перед ним снова мелькнули когти, но Буревестник отбил их.

Элрик начал задыхаться, пот тек по его лицу, в нем зрело отчаяние, но постепенно это отчаяние обретало иное качество, и тогда глаза его засверкали, с губ сорвался дикий крик.

— Ты еще не понял, что я — Элрик?! — воскликнул он.— Элрик!

Но монстр продолжал атаковать.

— Я Элрик! Я больше демон, чем человек! Прочь, ты, уродливая тварь!

Существо снова заревело и опять набросилось на Элрика, но на этот раз он не отступил. Его лицо горело страшным гневом, он перехватил меч и сунул его острием вперед в разверстую пасть чудовища.

Он погрузил Черный Меч в вонючую глотку, вонзая его глубоко в тело чудовища.

Этим ударом он в конечном счете распорол пасть, шею, грудь и пах монстра, жизненная сила которого потекла в Элрика по лезвию меча. Когти снова мелькнули перед Элриком, но тварь явно слабела.

И тут Элрик, почувствовав мощный прилив энергии, издал крик черного торжества. Он извлек меч и принялся наносить им удары по телу монстра, чувствуя, как все больше и больше сил притекает в него. Демон застонал и растянулся на плитках.

Дело было сделано.

А белолицый демон стоял над поверженной тварью, над этим исчадием ада, и малиновые глаза Элрика сверкали, а его открытые бледные губы исторгали дикий смех. Он воздел кверху руки с рунным мечом, сверкавшим черным, страшным сиянием, и меч завыл, исполняя бессловесную, торжественную песню, посвященную Владыкам Хаоса.

Внезапно наступила тишина.

И тогда Элрик склонил голову и зарыдал.

Некоторое время спустя Элрик открыл дверь восточной башни и, нащупывая путь в кромешной темноте, добрался до нижней комнаты. На двери была щеколда, на которой висел замок, но Буревестник разбил эти запоры, и последний повелитель Мелнибонэ вошел в освещенную комнату, в которой стоял металлический сундук.

Мечом альбинос разрубил металлические скрепы и откинул крышку. В сундуке было немало диковин, а среди них сумка из прошитой золотыми нитями ткани. Он взял только сумку и, засунув ее себе за пояс, устремился прочь из этой комнаты — назад на зубчатую стену, где птица из золота и серебра поклевывала то, что оставалось от слуги Телеба К’аарны.

Птица подняла на Элрика глаза, в которых альбинос увидел чуть ли не шутливое выражение.

— Ну что ж, хозяин, мы должны поспешить в Канелун.

— Да.

Элрик почувствовал тошноту. Он мрачно оглядел мертвую тушу и подумал, что жизненная сила, похищенная им у монстра, похоже, была нечистой. Не впитал ли он в себя и злобу демона?

Он собрался было взобраться в ониксовое седло, но тут увидел какое-то мерцание среди черных и желтых внутренностей монстра, разбросанных на камнях. Это было сердце демона — неправильной формы камень темно-синего, алого и зеленого цветов. Оно продолжало биться, хотя его владелец был уже мертв.

Элрик остановился и поднял его. Оно было влажным и таким горячим, что он чуть не обжег себе руку. Элрик сунул его в сумку, а потом забрался в седло на птице.

Птица снова понесла его над Кипящим морем, а на его мертвенно-бледном лице отражались десятки странных чувств. Его молочного цвета волосы развевались у него за спиной, он не чувствовал ран на груди и руке.

Он думал о другом. Некоторые его мысли лежали в прошлом, другие были направлены в будущее. Дважды он горько рассмеялся, и из его глаз пролились слезы, когда он произнес:

— Какое же мучение эта жизнь!

Глава седьмая
СМЕХ ЧЕРНОГО КОЛДУНА

В Канелуне они оказались с рассветом, и Элрик издалека увидел многочисленную армию, чернеющую на снегу. Он понял, что это, видимо, келмаинское воинство, ведомое Телебом К’аарной и принцем Умбдой, направляется к одинокому замку.

Птица из золота и серебра приземлилась в снегу перед входом в замок и, как только Элрик спрыгнул из седла, взмыла в воздух и исчезла.

На этот раз большие ворота замка Канелун были закрыты, и Элрик, запахнув свой прорванный плащ на обнаженной груди, замолотил кулаками в ворота. С его сухих губ сорвалось имя:

— Мишелла! Мишелла!

Никакого ответа.

— Мишелла, я вернулся с тем, что тебе нужно!

Он опасался, что она снова погрузилась в свой колдовской сон. Он посмотрел на юг и увидел, что черная волна еще больше приблизилась к замку.

— Мишелла!

Потом он услышал звук отодвигаемой щеколды, ворота застонали и открылись, и Элрик увидел перед собой Мунглама — тот стоял с напряженным лицом, и глаза его были полны чем-то, чему Элрик не мог подобрать название.

— Мунглам! Как ты здесь оказался?

— Не знаю, Элрик,— Мунглам отошел в сторону, пропуская внутрь Элрика, Он вернул щеколду на место,— Я лежал прошлой ночью в своей кровати, когда появилась женщина — та самая, что мы видели здесь спящей. Она сказала, что я должен следовать за ней. И я каким-то образом последовал. Только я не знаю как, Элрик. Понятия не имею.

— И где сейчас эта женщина?

— Там, где мы ее впервые и увидели. Она спит, и я не могу ее разбудить.

Элрик тяжело вздохнул и вкратце рассказал Мунгламу то, что ему стало известно о Мишелле и воинстве, которое наступало на ее замок Канелун.

— А ты знаешь, что находится в этой сумке? — спросил Мунглам.

Элрик отрицательно покачал головой и, открыв сумку, заглянул внутрь.

— Кажется, там нет ничего, кроме какого-то розоватого порошка. Но это, видимо, связано с каким-то сильным колдовством, если Мишелла считает, что с помощью этого можно победить келмаинское воинство.

Мунглам нахмурился.

— Но Мишелла сама должна произвести это колдовское действо, если только она знает, что это за порошок.

— Да.

— А в сон ее погрузил Телеб К’аарна.

— Да.

— Но теперь слишком поздно, потому что Умбда — уж не знаю, кто он такой,— приближается к замку.

— Да.— Рука Элрика дрожала, когда он доставал из-за пояса сердце демона, которое он взял, перед тем как оставить дворец Ашанелун.— Если только это не тот камень, что я думаю.

— Что думаешь?

— Я знаю одну легенду. У некоторых демонов эти камни вместо сердец.— Он поднес камень к свету, и его грани замерцали синим, алым и зеленым.— Я его прежде никогда не видел, но мне кажется, это именно то, что я искал когда-то для Симорил, когда пытался вывести ее из сна, наведенного на нее Йиркуном. Я тогда искал, но так и не нашел Нанорион — камень, обладающий волшебной силой пробуждать даже мертвых или тех, кто спит мертвым сном.

— И это и есть Нанорион? Он разбудит Мишеллу?

— Если ее что и разбудит, так только это. Я взял его из тела демона Телеба К’аарны. К тому же этот камень должен повысить эффективность колдовства. Идем.

Элрик направился через зал, а потом вверх по лестнице в комнату Мишеллы, где она лежала, как и прежде, на кровати под балдахином, перед стеной, увешанной щитами и оружием.

— Теперь я понимаю, почему у нее такие украшения в спальне,— сказал Мунглам,— Согласно легенде, это оружие тех, кто любил Мишеллу и сражался за ее дело.

Элрик кивнул и сказал, словно бы про себя:

— Да, Императрица Рассвета всегда была врагом Мелнибонэ.

Он осторожно взял пульсирующий камень и, вытянув руку, положил его на лоб женщины.

Прошло несколько мгновений, и Мунглам сказал:

— Похоже, камень на нее не действует. Она даже не шелохнулась.

— Есть одна руна, но я не могу ее вспомнить...— Элрик прижал пальцы к вискам.— Не могу ее вспомнить...

Мунглам подошел к окну.

— Мы можем спросить у Телеба К’аарны,— иронически сказал он.— Он будет здесь с минуты на минуту.

И тут Мунглам увидел, что в глазах Элрика снова появились слезы. Альбинос отвернулся в надежде, что друг не заметит их. Мунглам откашлялся.

— Я тут вспомнил... надо кое-что сделать внизу. Если понадоблюсь — позови.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь, а Элрик остался один с женщиной, которая все больше и больше казалась ему жутким призраком из самых страшных его ночных кошмаров.

Он попытался взять себя в руки и направить ход мыслей в нужное ему русло, чтобы вспомнить эти важнейшие руны на высоком наречии древнего Мелнибонэ.

— Боги,— прошептал он,— помогите мне!

Но он знал, что сейчас Владыки Хаоса не придут ему на помощь — наоборот, постараются помешать: ведь Мишелла была одной из главных слуг Закона на Земле и всячески старалась изгнать Хаос из мира.

Он упал на колени рядом с ее кроватью.

А потом он вспомнил. Опустив голову, он протянул правую руку и коснулся пульсирующего камня, затем протянул левую руку и положил ее на пупок Мишеллы. И запел на древнем языке, который звучал еще до того, как нога человека ощутила под собой землю...

— Элрик!

Мунглам ворвался в комнату, и Элрик очнулся от транса.

— Элрик! Нас атакуют! Головные всадники уже в замке...

— Что?

— Они ворвались в замок, их около дюжины. Я их отогнал и преградил им путь в эту башню, но они уже ломают дверь. Их, видимо, послали, чтобы уничтожить Мишеллу, если им это удастся. Они удивились, увидев здесь меня.

Элрик поднялся и внимательно посмотрел на Мишеллу. Он закончил руну и почти успел повторить ее, когда появился Мунглам. Мишелла так и не шелохнулась.

— Телеб К’аарна колдовал на расстоянии,— сказал Мунглам.— Так он подавлял сопротивление Мишеллы. Но он не брал в расчет нас.

Они с Элриком поспешили из комнаты вниз по лестнице туда, где под напором вооруженных людей прогибалась и трескалась дверь.

— Отойди в сторону, Мунглам.

Элрик вытащил застонавший меч, поднял его над головой и ударил им по двери.

Дверь раскололась, а вместе с ней и два странной формы черепа.

Остальные атакующие отпрянули назад, издав крики изумления и ужаса при виде белолицего воина с огромным мечом, который выпил души двух убитых, распевая свою странную, замысловатую песню.

Под напором Элрика они бросились вниз по лестнице в зал, где сгрудились, изготовившись защищаться от демона с его мечом, выкованным в аду.

А Элрик смеялся.

И от этого смеха их охватывал ужас.

И оружие дрожало в их руках.

— Значит, вы и есть могущественные келмаины,— с издевкой сказал Элрик.— Неудивительно, что вам нужно колдовство в помощь, ведь вы так трусливы. Неужели вы там, за Краем Мира, не слышали об Элрике Братоубийце?

Но келмаины явно не понимали его речей, что само по себе было необычно, поскольку говорил он на общем языке, известном всем людям.

У келмаинов были золотистая кожа и почти квадратные глазницы. Их лица были словно вырублены из камня — всюду прямые углы, ровные поверхности, а их доспехи имели не закругленную форму, а угловатую.

Элрик оскалился в усмешке, и келмаины сбились еще плотнее.

И тогда Элрик рассмеялся жутким смехом, и Мунглам отошел в сторону, чтобы не видеть того, что должно произойти.

Рунный меч рассекал воздух. Головы и конечности падали на пол. Хлестала из ран кровь. Выпивались души. По выражению на мертвых лицах келмаинов было ясно, что перед тем, как жизнь покинула их, они узнали правду о своей ужасающей судьбе.

А Буревестник пил и пил, потому что Буревестника постоянно мучила жажда.

И Элрик чувствовал, что его больные вены наполняются энергией, какой он не чувствовал, даже когда убивал демона Телеба К’аарны.

Зал дрожал от безумного хохота Элрика, который, перешагнув через мертвые тела, вышел в открытые ворота, где в ожидании остановилось бесчисленное воинство.

И прокричал он имя:

— Телеб К’аарна! Телеб К’аарна!

Следом за ним выбежал Мунглам, призывавший Элрика остановиться, но Элрик не слышал его. Элрик шел по снегу, оставляя за собой алый след.

Келмаины под холодным солнцем наступали на замок, называвшийся Канелун, а им навстречу шел Элрик.

Во главе воинства ехал на лошади одетый в просторные одежды темнолицый колдун из Пан-Танга. Рядом с ним скакал полководец келмаинского воинства, принц Умбда, весь закованный в доспехи, со странными перьями, торчащими из шлема, и с торжествующей улыбкой на необычном угловатом лице.

За ними воины тащили ни на что не похожие орудия войны, которые, несмотря на всю свою экзотичность, производили впечатление огромной силы, способной победить все, что мог выставить Лормир.

Когда появилась эта одинокая фигура, направившаяся от стен замка Канелун навстречу воинству, Телеб К’аарна поднял руку и остановил войско. Он натянул поводья своего коня и рассмеялся:

— Да ведь это же мелнибонийский шакал, клянусь всеми богами Хаоса. Наконец-то он признал своего хозяина и идет отдаться мне на милость.

Элрик подошел ближе, а Телеб К’аарна продолжал смеяться.

— Элрик, упади передо мной на колени!

Элрик не замедлил шага, он словно бы не слышал слов пантангианца.

В глазах принца Умбды появилось тревожное выражение, он сказал что-то на неизвестном Элрику языке, и Телеб К’аарна, хмыкнув, ответил ему на том же языке.

А альбинос продолжал свое движение по снегу навстречу огромному воинству.

— Заклинаю Чардросом, Элрик! Остановись! — воскликнул Телеб К’аарна. Его конь под ним нервно забил копытом.— Если ты пришел торговаться со мной, то ты просто глупец. Канелун и его хозяйка должны погибнуть, а потом нам будет принадлежать весь Лормир, и в том, что он будет нашим, нет никаких сомнений!

И тогда Элрик и в самом деле остановился и вперил горящий взгляд в колдуна. На его бледных губах гуляла ледяная улыбка.

Телеб К’аарна попытался было ответить на взгляд Элрика, но не смог. Когда он заговорил снова, в голосе его слышалась дрожь:

— Ты не в силах победить все келмаинское воинство!

— Даже не собираюсь. Твоя жизнь — вот все, что мне нужно.

Лицо колдуна перекосилось.

— Ты ее не получишь! Эй, воины Келмаина, возьмите его!

Он отступил и спрятался за рядами воинов, повторив свой приказ на их языке.

Из ворот замка появилась еще одна фигура и ринулась на помощь Элрику.

Это был Мунглам из Элвера. В каждой руке он держал по мечу.

Элрик чуть повернул голову.

— Элрик! Мы умрем вместе!

— Оставайся там, Мунглам!

Мунглам заколебался.

— Оставайся там, если я тебе дорог!

Мунглам неохотно вернулся в замок.

Келмаинские всадники ринулись вперед, подняв свои широкие мечи. Элрик тут же оказался в кольце воинов.

Воины надеялись, что альбинос, поняв безвыходность своего положения, положит меч и сдастся. Но Элрик улыбнулся.

Буревестник начал свою песню. Элрик взял меч в две руки, согнул руки в локтях, а потом неожиданно выставил клинок перед собой.

Он начал вращаться, как танцор-таркешит — круг за кругом. Казалось, что меч раскручивает его все быстрее и быстрее, дробя, калеча и обезглавливая келмаинских всадников.

Они подались назад, оставив своих мертвых товарищей, которые грудой лежали вокруг альбиноса, но тут принц Умбда, переговорив о чем-то с Телебом К’аарной, приказал своим воинам продолжить наступление на Элрика.

Элрик снова взмахнул своим мечом, но на сей раз от него пало меньше воинов Келмаина.

Одно тело в доспехах падало на другое, кровь перемешивалась с кровью, кони волокли тела по снегу, а Элрик оставался стоять, но что-то начало происходить с ним.

И тут его неистовствующий разум начал понимать, что по какой-то причине меч насытился. Энергия по-прежнему пульсировала в его металле, но он больше ничего не передавал своему хозяину. А энергия, похищенная прежде, стала истощаться.

— Будь ты проклят, Буревестник! Дай мне твою силу!

На него обрушилось множество мечей, а он дрался, отражал и наносил удары.

— Дай мне силу!

Он все еще был сильнее, чем обычно, и гораздо сильнее любого обыкновенного смертного, но часть его бешеного неистовства покинула его, и он испытывал что-то вроде недоумения, когда новые келмаинцы набросились на него.

Он начал пробуждаться от кровавого сна.

Он потряс головой и набрал полную грудь воздуха. Спина его болела.

— Дай мне их силу, Черный Меч!

Он бил по ногам, рукам, туловищам, лицам, он был с головы до ног залит кровью нападающих.

Но теперь мертвые досаждали ему больше живых, потому что их тела были повсюду, и он несколько раз чуть было не потерял равновесия, споткнувшись о трупы.

— Что мешает тебе, рунный меч? Ты отказываешься мне помогать? Ты не хочешь сражаться с ними, потому что они, как и ты, принадлежат Хаосу?

Нет, дело было наверняка не в этом. Просто мечу больше не требовалось энергии, а потому он и не передавал ее Элрику.

Он сражался еще час, и наконец его рука, держащая меч, стала ослабевать, и один из всадников, обезумевший от страха, ударил его по голове. Шлем уберег Элрика, но удар оглушил его и отбросил на скопище мертвых тел. Он попытался подняться, но получил еще один удар и потерял сознание.

Глава восьмая
ВОПЛЬ ВЕЛИКОГО ВОИНСТВА

— Это даже больше, чем я рассчитывал,— удовлетворенно пробормотал Телеб К’аарна.— Мы взяли его живым!

Элрик открыл глаза и с ненавистью посмотрел на колдуна, который поглаживал свою черную бородку клинышком и явно был доволен собой.

Элрик едва помнил события, в результате которых он оказался здесь, во власти колдуна. Он помнил море крови, помнил смех и смерть, но очень неотчетливо, словно все это происходило с ним во сне.

— Ну что ж, предатель, твоя глупость была невероятна. Мне даже казалось, что за тобой стоит целая армия. Но нет сомнений, ты просто потерял разум от страха. Но я не собираюсь предаваться размышлениям о причинах моих побед. Я могу много чего выторговать у обитателей других измерений за твою душу. Но твое тело я оставлю при себе — чтобы показать королеве Йишане, что я сделал с ее любовником, прежде чем он умер...

Элрик издал короткий смешок и оглянулся, не обращая внимания на слова Телеба К’аарны.

Келмаины ожидали приказаний. Они еще не заняли Канелуна. Солнце стояло низко над горизонтом. Элрик увидел груду мертвых тел за собой. Он увидел ненависть и страх в глазах золотокожих воинов и улыбнулся.

— Я не люблю Йишану,— сухо сказал он, словно не замечая Телеба К’аарну.— Эти мысли навеяло тебе твое ревнивое сердце. Я оставил Йишану, чтобы найти тебя. Элриком из Мелнибонэ никогда не движет любовь, колдун. Им движет только ненависть.

— Я тебе не верю,— хихикнул Телеб К’аарна.— Когда передо мной и моими товарищами падет весь Юг, тогда я предложу Йишане стать королевой всего Запада и всего Юга. Объединив наши силы, мы будем владычествовать над всем миром!

— Вы, пантангианцы, всегда были ненадежным племенем, всегда планировали захваты ради захватов, всегда пытались нарушить равновесие, существовавшее в Молодых королевствах.

— Придет день,— ухмыльнулся Телеб К’аарна,— и Пан-Танг станет империей, перед которой померкнет даже Сияющая империя. Но я делаю это вовсе не ради славы Пан-Танга...

— Ради Йишаны? Клянусь богами, колдун, я счастлив, что меня ведет по жизни ненависть, а не любовь, потому что вред, который я приношу миру, никак не может сравниться с вредом, который приносят те, кто руководствуется любовью...

— Я брошу Юг к ногам Йишаны, и пусть она делает с ним что захочет.

— Я устал от этого. И что же ты намерен со мной делать?

— Сначала я искалечу твое тело. Я буду калечить его изощренно, чтобы боль нарастала постепенно, приводя тебя в нужное мне расположение духа. Потом я спрошу у Владык Высших Миров — кто из них готов заплатить больше за твою душу.

— А что насчет Канелуна?

— С Канелуном разберутся келмаины. Чтобы перерезать горло Мишеллы во сне, нужен всего один нож.

— Она защищена.

Выражение лица Телеба К’аарны помрачнело, но ненадолго. Он снова рассмеялся:

— Да, но ворота скоро будут сломаны и твой маленький рыжеволосый друг погибнет так же, как и Мишелла.

Он перебирал пальцами намасленные колечки бороды.

— Сейчас я по просьбе принца Умбды даю келмаинам небольшую передышку перед штурмом замка. Но до наступления ночи Канелун будет полыхать огнем.

Элрик оглянулся на замок за примятым снегом. Его руны явно не смогли пересилить чары Телеба К’аарны.

— Я бы...— начал было он, но остановился.

На зубчатой стене он увидел мелькание золота и серебра, и какая-то еще не сформировавшаяся мысль проникла в его голову и заставила замолчать.

— Что? — резко спросил его Телеб К’аарна.

— Ничего. Просто я подумал — где мой меч.

Колдун пожал плечами.

— Там, где тебе его не достать. Мы его оставили там, где ты его уронил. Нам этот адский клинок ни к чему. А теперь и тебе не будет от него пользы...

Элрик спрашивал себя: что произойдет, если он напрямую обратится к мечу? Сам он добраться до меча не мог, потому что Телеб К’аарна связал его прочными шелковыми веревками, но если Элрик позовет меч...

Элрик поднялся на ноги.

— Ты хочешь попытаться бежать, Белый Волк? — Телеб К’аарна нервно следил за ним.

Элрик снова улыбнулся.

— Мне хотелось получше видеть, как падет Канелун. Только и всего.

Колдун вытащил кривой нож.

Элрика качнуло. Полузакрыв глаза, он начал вполголоса произносить одно имя.

Телеб К’аарна прыгнул вперед, он обхватил рукой Элрика за шею и приставил нож к его горлу.

— Замолчи, шакал!

Но Элрик знал, что у него нет другого способа спастись, и, хотя план его возник от отчаяния, он пробормотал это слово еще раз, молясь о том, чтобы стремление Телеба К’аарны предать его медленной мучительной смерти остановило руку колдуна.

Телеб К’аарна выругался, пытаясь зажать рукой рот Элрика.

— Первое, что я сделаю, это вырежу твой проклятый язык.

Элрик укусил колдуна за палец и сплюнул, почувствовав его кровь на губах. Телеб К’аарна закричал от боли.

— Клянусь Чардросом, если бы я не хотел лицезреть, как ты будешь медленно умирать на протяжении многих месяцев, то я бы...

И тут раздался какой-то звук — издали его келмаины.

Это был стон удивления, исходивший из всех разверстых ртов.

Телеб К’аарна повернулся, и из его сжатых зубов вырвалось шипение.

В сумерках возникли очертания чего-то черного. Это был меч, Буревестник.

Его вызвал Элрик.

Он крикнул что было силы:

— Буревестник! Буревестник! Ко мне!

Телеб К’аарна отшвырнул Элрика, чтобы тот оказался на пути меча, а сам ринулся в безопасное пространство за рядами келмаинов.

— Буревестник!

Черный меч парил в воздухе над Элриком.

И тут келмаины издали еще один крик. Со стены замка Канелун поднялась какая-то тень.

Телеб К’аарна истерически закричал:

— Принц Умбда! Готовь своих воинов к атаке! Я чувствую, что нам грозит опасность!

Умбда не понял слов колдуна, и тому пришлось перевести их.

— Нельзя позволить мечу добраться до него! — кричал колдун. Он прокричал то же самое на языке келмаинов, и несколько воинов бросились вперед, намереваясь схватить меч, прежде чем тот доберется до своего хозяина альбиноса.

Но меч нанес стремительный удар, и келмаины упали мертвыми, после чего никто не осмеливался подойти к нему.

Буревестник медленно приближался к Элрику.

— Слушай меня, Элрик,— крикнул Телеб К’аарна,— если тебе удастся уйти от меня сегодня, я клянусь, что все равно непременно найду тебя.

— А если ты уйдешь от меня,— крикнул в ответ Элрик,— то я тебя обязательно найду, Телеб К’аарна. Можешь в этом не сомневаться.

Тень, поднявшаяся со стены замка Канелун, была покрыта серебряными и золотыми перьями. Она взлетела высоко над воинством и несколько мгновений парила там, прежде чем направиться к одному из краев этой орды. Элрик видел тень неотчетливо, но он знал, что это такое. Потому-то он и призвал к себе меч, решив, что Мунглам оседлал гигантскую птицу и попытается спасти своего друга.

— Не позволяйте ей приземлиться! Она прилетела, чтобы спасти альбиноса! — завопил Телеб К’аарна.

Но келмаины не поняли его. Они под руководством принца Умбды готовились к нападению на замок.

Телеб К’аарна повторил свой приказ на их языке, но уже было ясно, что они испытывают к нему недоверие и не видят необходимости беспокоиться из-за какого-то одного человека и странной металлической птицы. Это не могло остановить их военные приготовления. Как не мог этого сделать и сам колдун.

— Буревестник,— прошептал Элрик после того, как меч осторожно разрезал путы и устроился у него в руке.

Элрик был свободен, но келмаины, хотя и не придавали ему такого значения, как Телеб К’аарна, явно не собирались его отпустить теперь, когда меч был в его руке, а не двигался сам по себе.

Принц Умбда прокричал что-то.

Огромная толпа воинов тут же ринулась на Элрика, но мелнибониец даже не попытался атаковать. Он решил лишь обороняться до тех пор, пока Мунглам не спустится на птице и не придет ему на выручку.

Но птица была от него далеко. Она словно бы облетала воинство, равнодушная к бедственному положению Элрика.

Неужели он обманулся?

Он отражал десятки ударов, заставляя келмаинов громоздиться друг на друга и таким образом препятствовать собственным действиям. Он почти потерял из виду птицу из серебра и золота.

И Телеб К’аарна — где он сейчас?

Элрик попытался найти колдуна, но тот скрылся где-то в глубине воинства келмаинов.

Элрик убил золотокожего воина, распоров ему горло острием своего меча. Он почувствовал новый приток сил. Он убил еще одного келмаина, сделав движение рукой вбок и разрубив ему плечо. Но его сопротивление было бессмысленно, если только Мунглам не спустится к нему на птице из золота и серебра.

Птица словно бы изменила направление своего движения и полетела в сторону Канелуна. Может быть, она просто ждала указаний от своей спящей хозяйки? Или отказывалась подчиняться приказам Мунглама?

Элрик отступил по скользкому, пропитанному кровью снегу, и груда тел оказалась у него за спиной. Он продолжал сражаться, но надежды его таяли.

Птица пролетела мимо где-то далеко справа от него.

Элрик с горечью подумал, что он совершенно неверно истолковал взлет птицы со стены замка и, выбрав неудачное время для принятия решения, лишь приблизил свою гибель, а может быть, и смерть Мишеллы и Мунглама.

Канелун был обречен. Мишелла была обречена, Лормир и, возможно, все Молодые королевства были обречены.

И он, Элрик, тоже был обречен.

Именно в этот момент какая-то тень упала на сражающихся, и келмаины закричали и отпрянули назад, когда сильный шум прорезал воздух.

Элрик с облегчением поднял глаза — он слышал хлопанье металлических крыльев птицы. Он ожидал увидеть в седле Мунглама, но перед ним оказалось напряженное лицо самой Мишеллы, ее волосы развевались вокруг головы, спутанные порывами ветра, который подняли металлические крылья.

— Скорее, Элрик, пока они не опомнились!

Элрик сунул рунный меч в ножны и запрыгнул в седло, устроившись за Темной дамой Канелуна. Они сразу же поднялись в воздух, а вокруг них засвистели стрелы, отскакивавшие от металлических крыльев птицы.

— Еще один круг, и мы вернемся в замок,— сказала она.— Твоя руна и Нанорион победили колдовство Телеба К’аарны, но на это ушло больше времени, чем всем нам хотелось бы. Ты видишь, принц Умбда уже отдает приказ своим людям садиться на коней и атаковать замок Канелун. А в Канелуне теперь только один защитник — Мунглам.

— К чему эти облеты воинства Умбды?

— Увидишь. По крайней мере, я надеюсь, что ты это увидишь.

Она запела. Это была странная, тревожная песня на языке, чем-то похожем на высокое наречие Мелнибонэ, но в то же время другом — Элрик смог разобрать лишь несколько слов, потому что интонации речи были необычными, ни на что не похожими.

Они облетели лагерь. Элрик увидел, что келмаины строятся в боевой порядок. Несомненно, Умбда и Телеб К’аарна решили атаковать самым эффективным способом.

Огромная птица вернулась в замок, села на зубчатую стену, и Элрик с Мишеллой выпрыгнули из седла. Взволнованный Мунглам подбежал к ним.

Они подошли к краю стены посмотреть, что делают келмаины.

И они увидели, что келмаины наступают.

— Что ты сделала...— начал было Элрик, но Мишелла подняла руку.

— Может быть, ничего. Может быть, из этого колдовства ничего не выйдет.

— А что ты?..

— Я разбрасывала содержимое той сумки, что ты принес. Я разбрасывала его над этой армией. Смотри...

— А если ничего не получится...— пробормотал было Мунглам. Он замолчал, вглядываясь в сумерки.— Что это там такое?

Голос Мишеллы хотя и прозвучал удовлетворенно, но в нем послышалось какое-то отвращение.

— Это Петля Плоти.

Что-то вырастало из снега. Что-то розоватое, дрожащее. Что-то огромное. Огромная масса поднялась со всех сторон воинства, отчего их кони встали на дыбы и заржали.

Келмаины издали жуткий вопль.

То, что возникало из снега, было похоже на плоть. Оно скоро достигло такой высоты, что воинство келмаинов скрылось из виду. Слышались какие-то звуки — это они пытались привести в действие боевые машины, с помощью которых хотели прорубиться сквозь это вещество. Слышались крики. Но ни один всадник не смог прорваться за Петлю Плоти.

Потом она стала смыкаться над келмаинами, и Элрик услышал звук, не похожий ни на что.

Это был голос.

Голос сотен тысяч человек, объятых невыносимым ужасом и умирающих одинаковой смертью.

Это был стон отчаяния, безнадежности, страха.

Но это был стон такой силы, что стены замка Канелун содрогнулись.

— Это не смерть для воина,— пробормотал Мунглам, отвернувшись.

— Но у нас не было другого оружия,— сказала Мишелла.— Я владела этим средством много лет, но никогда прежде у меня не возникало потребности в нем.

— Из всех только Телеб К’аарна заслужил такую смерть,— сказал Элрик.

Опустилась ночь, и Петля Плоти сомкнулась над воинством Келмаина, уничтожив всех, кроме нескольких лошадей, которые оказались за пределами этого круга смерти.

Раздавлен был и принц Умбда, который говорил на языке, неизвестном в Молодых королевствах, который говорил на языке, неизвестном древним, который пришел из-за Края Мира завоевывать новые земли.

Петля Плоти раздавила Телеба К’аарну, который ради любви распутной королевы пытался покорить мир, призвав себе на помощь Хаос.

Она раздавила всех воинов этого получеловеческого народа — келмаинов. Она раздавила всех, не оставив никого, кто мог бы рассказать наблюдавшим со стены замка, кто такие келмаины и откуда они родом.

Она поглотила их всех, а потом, сверкнув, распалась, снова превратившись в прах.

Не осталось ни малой частицы плоти — человеческой или лошадиной. Однако снег был покрыт разбросанными повсюду, насколько хватало глаз, одеждой, оружием, доспехами, осадными машинами, конской сбруей, монетами, ременными пряжками.

Мишелла кивнула.

— Это была Петля Плоти,— сказала она.— Я благодарю тебя, Элрик, за то, что ты доставил мне ее. Я благодарю тебя и за то, что ты нашел камень, который вывел меня из сна. Я благодарю тебя за спасение Лормира.

— Да,— сказал Элрик.— Благодари меня.— В нем чувствовалась усталость. Он отвернулся, по его телу пробежала дрожь.

Снова пошел снег.

— Не надо меня благодарить, госпожа Мишелла. То, что я сделал, я сделал для удовлетворения собственных темных порывов, чтобы удовлетворить свою жажду мести. Я уничтожил Телеба К’аарну. Мне безразличен Лормир, Молодые королевства или любое из тех дел, что важны для тебя...

Мунглам увидел, что Мишелла поглядывает на Элрика скептически, а на ее губах гуляет улыбка.

Элрик вошел в замок и начал спускаться по лестнице в зал.

— Постой,— сказала Мишелла.— Этот замок волшебный. Он отражает желания всех, кто входит в него... если этого хочу я.

Элрик потер глаза.

— Тогда у нас, несомненно, нет никаких желаний. Сейчас, когда Телеб К’аарна уничтожен, мои желания удовлетворены. Теперь я покину это место, госпожа.

— У тебя нет никаких желаний? — спросила она.

Он посмотрел ей прямо в глаза и нахмурился.

— Сожаление порождает слабость. Сожаление напоминает болезнь, которая поражает внутренние органы и в конце концов уничтожает...

— И у тебя нет никаких желаний?

Он помедлил.

— Я тебя понимаю. Должен признать, что твоя внешность...— Он пожал плечами.— Но ведь ты?..

Она распростерла руки.

— Не задавай слишком много вопросов обо мне.— Она сделала еще одно движение.— Ну, ты видишь? Этот замок становится тем, что ты желаешь более всего. А в нем — то, что ты желаешь более всего!

Элрик оглянулся, глаза его расширились, и он зарыдал.

Он в ужасе упал на колени. Он устремил на нее умоляющий взор.

— Нет, Мишелла! Нет! Я не хочу этого.

Она поспешно сделала еще одно движение.

Мунглам помог другу подняться на ноги.

— Что это было? Что ты видел?

Элрик выпрямился и положил руку на меч. Тихим горьким голосом сказал он Мишелле:

— Госпожа, я мог бы убить тебя за это, если бы не понимал, что ты поступаешь так из лучших побуждений.

Он несколько мгновений стоял, опустив взгляд в землю, а потом продолжил:

— Знай же! Элрик не может получить того, чего он желает больше всего. То, чего он желает, не существует. То, чего он желает, умерло. Все, что есть у Элрика, это скорбь, вина, злоба, ненависть. Это все, чего он заслуживает, и все, чего он когда-либо будет желать.

Она закрыла лицо руками и убежала в свою комнату — туда, где он впервые увидел ее. Элрик последовал за ней.

Мунглам хотел было пойти следом, но вдруг остановился и остался там, где стоял.

Он видел, как они вошли в комнату, видел, как закрылась за ними дверь.

Он вернулся на стену и уставился с нее в темноту. Он увидел крылья из золота с серебром — они мелькали в лунном свете, становясь все меньше и меньше, пока наконец полностью не исчезли из виду.

Он вздохнул. Было холодно.

Он вернулся в замок и, пристроившись спиной к колонне, приготовился спать.

Но немного спустя он услышал смех, доносящийся до него из самой высокой башни.

И, услышав этот смех, он бросился бежать по коридорам, через большой зал, где погас очаг, выбежал в дверь и в ночь. Он бросился к конюшням, где чувствовал себя в большей безопасности.

Но в ту ночь он не смог уснуть, потому что далекий смех преследовал его.

И смех этот продолжался до самого утра.

Назад: Спящая волшебница

Дальше: Часть вторая ЛОВУШКА ДЛЯ АЛЬБИНОСА

Глава первая БЛЕДНЫЙ ВЛАДЫКА НА БЕРЕГУ, ЗАЛИТОМ ЛУННЫМ СВЕТОМ

Глава вторая БЕЛОЕ ЛИЦО СМОТРИТ СКВОЗЬ СНЕГ

Глава третья БЕСКРАЙНЕЕ НЕБО НАПОЛНЯЕТСЯ ПЕРЬЯМИ

Глава четвертая ОДИНОКИЙ СТАРЫЙ ЗАМОК

Глава пятая СОН ОБРЕЧЕННОГО ВЛАДЫКИ

Глава шестая ПТИЦА ИЗ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ ГОВОРИТ

Глава седьмая СМЕХ ЧЕРНОГО КОЛДУНА

Глава восьмая ВОПЛЬ ВЕЛИКОГО ВОИНСТВА