21
Примерно через полчаса они тихо покинули дом Воррена. Когда они забирались на лошадей, Спархок внимательно посмотрел на Сефрению. Хотя едва перевалило за полдень, она выглядела очень усталой.
— А это существо, что следит за нами, может устроить смерч на реке? — спросил он.
Она нахмурилась.
— Вообще-то там слишком мало открытой воды, но создание мира тьмы иногда могут преступить естественные законы природы, — она подумала и спросила: — А река широкая?
— Не очень, — ответил Спархок. — Во всем Рендоре не хватит воды на широкую реку.
— В узких берегах управлять смерчем будет трудно, ты же видел, как блуждал тот, что разрушил корабль Мабина.
— Ну что ж, тогда мы должны попробовать. Ты не выдержишь пути до Дабоура верхом.
— Не надо рисковать из-за меня, Спархок.
— Но это, вообще-то, не только из-за тебя, Сефрения. Мы и так потеряли много времени, а путь на лодке будет намного быстрей, чем посуху. Мы будем плыть рядом с берегом, и в случае чего успеем выскочить.
— Ну хорошо, Спархок. Сделаем так, как ты хочешь.
Они ехали по запруженным народом улицам, где одетые в черное кочевники смешивались с горожанами. В нос лезли навязчивые рендорские запахи — специи, духи и одуряющий аромат кипящего оливкового масла. Уличный шум оглушал.
— А кто эта Лильяс? — с любопытством спросил Кьюрик.
— Это неважно сейчас.
— Если эта личность опасна, я бы сказал, что напротив — мне очень важно знать об этом сейчас.
— Лильяс не опасна в том смысле, который ты имеешь в виду.
— Но все же, Спархок, я бы хотел знать.
Было видно, что Кьюрик не намеревается прекратить расспросы. Спархок удрученно вздохнул.
— Ну ладно, — сказал он. — я прожил здесь целых десять лет. Воррен дал мне место владельца маленького магазинчика, где я жил под именем Махкра. Это было сделано для маскировки, чтобы люди Мартэла не могли обнаружить меня. Ну а чтобы не бездельничать, я собирал сведения для Воррена. Чтобы как следует натурализоваться, мне надо было выглядеть как и остальные купцы на этой улице, а все они имели любовниц, содержанок. Вот и я завел себе такую, ее имя — Лильяс. Ты удовлетворен?
— Слишком кратко, Спархок. Я так понимаю, у леди был вспыльчивый характер?
— Не совсем, Кьюрик. Лильяс из той породы женщин, что долго вынашивают свое недовольство, а потом…
— А, вот оно как. Интересно было бы познакомиться с ней.
— Вряд ли. Я сомневаюсь, что ты вообще выдержал бы все эти вопли и визги, эти драматические представления.
— А что, это так страшно?
— А почему, как ты думаешь, я убрался из города среди ночи? Тебе не кажется, что тема исчерпала себя?
Кьюрик довольно захихикал.
— Простите меня за мой смех, мой Лорд, — сказал он. — Но, насколько я помню, вы без восторга восприняли мой рассказ о моих отношениях с матерью Телэна.
— Хорошо, Кьюрик, мы квиты, — ответил Спархок и далее ехал сжав губы, не обращая внимания на усмешки Кьюрика.
На рахитичных пристанях, врезавшихся в мутные замусоренные струи реки Гулл, были развешаны пропахшие тухлой рыбой сети. Несколько дюжин баркасов, что ходили по реке между Джирохом и Дабоуром были привязаны к ним. Смуглые лодочники в бурнусах лениво развалились на палубах, подложив под голову сложенную одежду. Спархок спешился и подошел к злобного вида одноглазому человеку в свободном полосатом халате. Тот стоял на пристани, выкрикивая приказы ленивой троице босоногих матросов на борту старой грязной шаланды.
— Твоя лодка? — спросил Спархок.
— И что из этого?
— Она идет в наем?
— Смотря сколько заплатишь.
— Не бойся, сговоримся. Сколько дней ты идешь до Дабоура?
— Три или четыре дня, в зависимости от ветра и от цены, — одноглазый оценивающе поглядел на Спархока и его спутников. Его угрюмое лицо растянулось в сладкой улыбке. — Может быть, мы поговорим о цене, уважаемый господин.
Спархок попытался было для виду поторговаться, а потом полез в полный кошелек, который вручил ему перед их уходом Воррен, и вложил в испачканную руку речного капитана серебряк. Единственный глаз того хищно заблестел при виде набитого монетами кошелька.
Они взобрались в шаланду и привязали лошадей посередине, а матросы уже отвязали лодку от пристани, отдав ее на волю течения и принялись поднимать единственный косой парус. Течение в реке было довольно медленно, и крепкий ветер с Арсианского залива легко толкал суденышко против течения.
— Будьте осторожны, — прошептал Спархок Сефрении и Кьюрику, когда они расседлывали своих лошадей. — Похоже, наш капитан не прочь будет поживиться на наш счет, и не упустит возможности получить больше, чем просто плату за проезд. — Он направился на корму, туда, где одноглазый сидел на румпеле. — Держись как можно ближе к берегу, — сказал Спархок.
— Это еще зачем? — одинокий глаз капитана стал настороженным.
— Моя сестра боится открытой воды, — сымпровизировал Спархок. — Раз я сказал, так делай как сказано.
— Ты платишь, — пожал плечами капитан. — Я сделаю, как ты хочешь.
— А по ночам ты идешь или останавливаешься?
Капитан покачал головой.
— Слишком много коряг и подводных камней на мой вкус. Нет, я останавливаюсь по ночам, когда стемнеет.
— Хорошо, я люблю осторожность. Это делает путешествие безопасней, что немаловажно, — Спархок раскрыл плащ, чтобы показать кольчугу и тяжелый меч, висевший на поясе. — Ты понимаешь, что я хочу сказать?
На лице капитана отразилась досада.
— Ты не имеешь права угрожать мне на моем корабле! — зашумел он.
— Как ты сказал, я плачу. А мне что-то не нравится твоя команда, капитан, да и твое лицо не внушает доверия.
— Не нужно обижать так бедного лодочника, — угрюмо сказал одноглазый.
— Если я ошибся, я попрошу у тебя прощения — позднее. У нас есть с собой кое-какие ценности, и мы бы хотели сохранить их. Я и мои спутники будем спать на носу, а ты со своими матросами — на корме. Надеюсь, ты не сочтешь это за особую обиду?
— Уж больно ты осторожен, нет?
— Смутные времена, приятель, смутные времена. Так что, когда мы пристанем на ночь к берегу, предупреди своих людей, чтобы они держались поближе к корме и не разгуливали во сне. Мало ли что может случиться, а у меня чуткий сон, — он развернулся и отошел от капитана.
По обоим берегам реки над водой нависала буйная тропическая растительность, но холмы, поднимающиеся над узкой речной долиной были голыми и бесплодными, единственным их украшением служили разбросанные там и тут скальные обломки. Спархок и его друзья сидели на носовой палубе, неусыпно следя за капитаном и его оборванной командой и стараясь не упустить любых признаков необычной погоды.
Флейта разместилась верхом на бушприте, наигрывая что-то на свирели, а Спархок вел тихую беседу с Сефренией и Кьюриком. Сефрения была уже знакома со здешними обычаями, поэтому наставления Спархока касались в основном оруженосца. Он предупреждал его о многих условностях, несоблюдение которых могли здесь счесть за личное оскорбление, и о других, которые могли посчитать святотатством.
— И кто придумал эти идиотские правила? — не переставал удивляться Кьюрик.
— Эшанд, — ответил Спархок. — Он был сумасшедший, а сумасшедшие особенно любят всякие бессмысленные ритуалы.
— Есть еще что-нибудь?
— Да. Если ты случайно повстречаешься с какой-нибудь овцой, тебе следует почтительно уступить ей дорогу.
— А ну-ка, повтори, — недоверчиво сказал Кьюрик.
— Это очень важно, Кьюрик.
— Ты что, издеваешься?
— Да нет же, я серьезен, как никогда. Эшанд в юности был пастухом и приходил в бешенство, когда кто-то проезжал через его стадо. Когда он пришел к власти, он заявил, что Богом ему открыто, будто овца — священное животное, и что каждый должен уступать ей дорогу.
— Бред какой-то, Спархок! — возмутился Кьюрик.
— Конечно, но здесь это закон.
— Странно, как откровения эленийского Бога всегда совпадают с суевериями его пророков, — прошептала Сефрения.
— Они хоть что-то делают как нормальные люди? — поинтересовался Кьюрик.
— Не многое.
С заходом солнца одноглазый капитан пришвартовал свою шаланду и вместе с командой расстелил соломенную циновку на корме. Спархок поднялся, вышел на середину суденышка и положил руку на шею Фарэна.
— Будь настороже, — шепнул он на ухо своему коню. — Если кто вздумает бродить тут, дай мне знать.
Фарэн оскалил зубы и повернулся мордой к корме. Спархок одобрительно похлопал его по крупу и отправился обратно на нос.
Он, Сефрения и Кьюрик поужинали хлебом и сыром и расстелили свои одеяла на палубе.
— Спархок, — позвал Кьюрик, когда они улеглись.
— Да, Кьюрик.
— Я тут кое-что подумал. Много людей входит и выходит из Дабоура?
— Обычно да. Когда Эрашам в городе, туда стекается множество паломников.
— Вот я и думаю, может нам будет лучше выйти из лодки где-то за лигу от Дабоура и пристать к какой-нибудь кучке пилигримов.
— Ты успеваешь подумать обо всем, Кьюрик.
— За это ты меня и держишь, Спархок. Рыцарям ведь некогда бывает подумать о простых вещах, вот тут-то их и выручают оруженосцы.
— Я ценю это, Кьюрик.
— Нет, нет. Не стоит благодарности.
Ночь прошла без событий. На рассвете матросы отвязали шаланду, и лодка поплыла дальше вверх по реке. Утром этого дня они проплыли мимо приречного городка Кодл. По реке между ним и Дабоуром сновало множество суденышек, движение было не особенно организованно, и лодки то и дело сталкивались, и тогда над рекой повисали истошные вопли и ругань матросов.
В полдень четвертого дня путешествия Спархок отправился на корму поговорить с хозяином судна.
— Мы уже близко от города? — спросил он.
— Осталось лиг пять, — ответил капитан, с силой ворочая румпель, чтобы избежать столкновения с двумя встречными лодками. — Паршивый выродок трехногого осла! — закричал он рулевому на одной из них.
— Чтоб твоей матери обрасти бородавками! — не остался в долгу тот.
— Я хочу сойти на берег до того, как мы войдем в город. Мы хотим немного осмотреться перед тем как встретиться с последователями Эрашама.
— Тут ты прав. Да я и чувствую, что вы сюда не с добром приехали, а я не хочу ввязываться ни в какие истории.
— Вот и хорошо, мы оба будем довольны.
Через некоторое время капитан подвел шаланду к берегу.
— Ну вот, — сказал он, — это самое близкое к городу место, куда я могу вас доставить. Дальше берег становится болотистым.
— А далеко отсюда до Дабоура?
— Мили четыре, может пять.
— Ну что ж, путь не дальний.
Матросы перекинули с борта на песчаный берег мостки и Спархок со своими спутниками свели лошадей и мула с шаланды. Как только они оказались на берегу, матросы втащили трап на борт и оттолкнули лодку от берега. Капитан вывел лодку на середину реки и суденышко поплыло вниз по реке.
— Тебе не полегчало? — спросил он Сефрению, лицо которой все еще не покинула печаль смертельной усталости, и только круги под глазами стали поменьше.
— Я чувствую себя прекрасно, Спархок, — заверила она его.
— А если мы потеряем еще нескольких братьев, тебе, наверно, будет совсем туго?
— Точно сказать не могу, я еще ни разу не была в такой ситуации. Но давай-ка поскорее отправимся в Дабоур и попробуем поговорить с доктором Тэньином.
Они продрались сквозь прибрежный кустарник и вскоре выехали на идущую вдоль берега дорогу на Дабоур. На ней были и другие путешественники, по большей части завернутые в черные плащи кочевники, в чьих глазах горели безумные огоньки. Однажды им пришлось уступить дорогу отаре овец. Пастухи, восседавшие на мулах, поглядывали на них высокомерно, стараясь со своим стадом занять всю ширину пути. Видно было, что они настороженно ожидают, что кто-то будет чинить им препятствия.
— Я не слишком люблю овец, — заметил Кьюрик, — а уж пастухов еще меньше.
— Не вздумай показать это, — посоветовал ему Спархок.
— Однако они поедают кучу баранины?
Спархок кивнул.
— А это не святотатство — забивать и есть священное животное?
— Последовательность не присуща рендорскому строю мысли.
Когда овцы наконец прошли, Флейта поднесла к губам свирель и извлекла из нее несколько визгливых нот. У нескольких овец в глазах вспыхнуло неистовое пламя, они дико забрыкались и припустили в сторону от дороги в пустыню. Пастухи всполошились и, нахлестывая мулов, кинулись за ними в погоню.
— Перестань, — сказала Сефрения Флейте.
— Ты знаешь, случилось как раз то, о чем я перед этим подумал, — с удивлением проговорил Кьюрик.
— А я совсем не удивлен, — ответил Спархок.
— Мне и правда очень нравится эта малышка, — широко ухмыльнулся оруженосец.
Они присоединились к толпе пилигримов, направляющихся по дороге в Дабоур. Наконец за очередным плавно изогнутым гребнем холма перед ними открылся Дабоур. Город состоял из обычных рендорских беленых глинобитных домишек, тесно жмущихся едва ли не на головах друг у друга поближе к реке, а вокруг города раскинулось целое море черных палаток кочевников.
Спархок, прикрыв рукой от солнца глаза, осмотрел город.
— Загоны для скота, идущего на продажу, находятся где-то на восточной окраине, — сказал он. — Где-то там мы сможем найти Перрейна.
Они начали спускаться с холма немного в сторону от дороги, стараясь избегать домов и палаток. Но мимо палаток проехать все же пришлось — они преграждали им путь к загонам для скота. Тут им преградил путь бородатый кочевник с тяжелым бронзовым медальоном на груди.
— Куда вы едете? — грозно спросил он, величественно махнув рукой. В ответ на его жест из-за палаток высыпало с дюжину одетых в черное людей с длинными копьями в руках.
— У нас торговое дело на скотных дворах, уважаемый господин, — спокойно ответил Спархок.
— О, правда? — усмехнулся бородач. — Я что-то не вижу с вами никакого скота. — Он самодовольно оглядел своих копейщиков, приглашая их подивиться своей проницательности.
— Стадо гонят позади, уважаемый господин. А мы выехали вперед, чтобы заранее сторговаться.
Человек с медальоном сдвинул брови над переносицей и задумался, ища к чему бы придраться.
— Вы знаете, кто я такой? — спросил он в конце концов.
— Боюсь, что нет, уважаемый господин, — извинился Спархок. — Небо не дало мне счастья быть знакомым с вами.
— Ты, видно, считаешь себя очень умным, — прорычал бородач. — Твои льстивые слова не обманут меня!
— Я и не хотел этого сделать, — ответил Спархок. В голосе его почувствовалось напряжение. — Я только хотел быть вежливым.
— Я Ульсим, любимый ученик святого Эрашама! — заявил бородач, ударяя себя кулаком в грудь.
— Большое счастье для бедного торговца встретить вас, — сказал Спархок, кланяясь в седле.
— И это все, что ты скажешь? — завопил Ульсим, выпучив свои и без того выпученные глаза.
— Я польщен, господин мой Ульсим. Я и надеяться не смел встретить такого прославленного человека.
— Я здесь не для того, чтобы встречать тебя, скотина, а для того, чтобы взять вас под стражу. А ну, слезайте с лошадей!
Спархок посмотрел на него долгим взглядом, оценивая положение, и спрыгнул со спины Фарэна, а потом помог спешиться Сефрении.
— О чем это все, Спархок? — спросила она, снимая с седла Флейту.
— Я так думаю, что он просто мелкая сошка, пытающаяся показать свою значимость. Давай пока не будем ничего предпринимать, а будем делать, что он говорит.
— Отведите этих пленников в мой шатер, — как-то рассеянно произнес Ульсим. Видимо «любимый ученик» не очень-то соображал, что ему делать дальше.
Копейщики окружили их и повели к шатру, на верхушке которого болтался флажок из темно-зеленого полотна. Грубо затолкав Спархока, Сефрению и Кьюрика в шатер, копейщики опустили тяжелое шерстяное одеяло, прикрывающее вход.
— Неотесанное дурачье, — презрительно пробормотал Кьюрик. — Они держали свои пики словно это пастушеские посохи, и даже не догадались обыскать нас.
— Может, и дурачье, — мягко сказала Сефрения, — но все же мы у них в плену.
— Ненадолго, — проворчал Кьюрик, доставая свой кинжал. — Я сейчас прорежу сзади шатра дыру, и мы выберемся отсюда.
— Нет, — сказал Спархок. — Через минуту по нашим следам будет мчаться целая орда.
— Что ж нам теперь, так и сидеть здесь? — раздраженно спросил Кьюрик.
— Предоставь это дело мне.
Через некоторое время одеяло откинулось и в шатер вошел Ульсим, а за ним еще двое.
— Я хочу знать твое имя, скотник, — надменно проговорил он.
— Меня зовут Махкра, господин Ульсим, — смиренно ответил Спархок. — А это моя сестра, ее дочь и мой слуга. Могу ли я спросить, почему господин задержал нас?
Ульсим прищурился.
— Есть такие, кто отказывается подчиниться власти святого Эрашама, — объявил он. — Я Ульсим, его любимый ученик, ловлю этих отступников и посылаю к столбу, на сожжение. Святой Эрашам полностью доверяет мне.
— Неужели они еще остались? — удивился Спархок. — Я думал, все враги святого Эрашама уже давно мертвы.
— Нет, их еще много! — взвизгнул Ульсим. — Еще много отступников в пустыне и в городах, и Ульсим не сомкнет глаз, пока последний не будет предан пламени!
— Но вам не из-за чего подозревать меня и моих спутников, господин Ульсим, — заверил его Спархок. — Мы почитаем Бога, и молимся, как подобает.
— Это слова, Махкра. А можешь ли ты доказать, что у тебя законное дело в священном городе? — Бородач самодовольно посмотрел на своих сопровождающих.
— Как же, господин Ульсим, могу. Мы приехали к торговцу скотом по имени Меррелик. Вы может быть, знаете его?
— Что могу иметь общего я, любимец святого Эрашама, с обычным скототорговцем? — напыжившись от важности вопросил Ульсим.
Один из прихвостней «любимца» поклонился вперед, и что-то прошептал на ухо Ульсиму. Самоуверенное выражение сползло с лица бородача и в глазах его мелькнул испуг.
— Я пошлю к нему, — нехотя сказал он, — если он подтвердит твои слова, я отпущу тебя, если нет, я отведу тебя на суд к самому святому Эрашаму.
— Как пожелает господин Ульсим, — поклонился Спархок. — Пусть посланец скажет, что здесь Махкра с приветом от его матушки. Он тотчас же сам придет сюда.
— Что ж, надейся, Махкра, — угрожающе произнес Ульсим и повернулся к своему человеку, который шептал ему на ухо перед этим. — Ступай разыщи Меррелика, передай ему слова Махкры и скажи, что я Ульсим, любимый ученик святого Эрашама, приказываю ему явиться сюда.
— Слушаюсь, властительнейший, — ответил тот и выбежал из шатра. Ульсим посмотрел на Спархока и вместе со своим оставшимся прихвостнем покинул шатер.
— Спархок, у тебя по-прежнему на поясе меч! — возмутился Кьюрик. — Почему бы тебе было не очистить свет от этого пустозвона? А я бы занялся остальными двумя.
— Зачем? — пожал плечами Спархок. — Я знаю Перрейна достаточно, будь уверен, он сумел сделать себя необходимым Эрашаму. Он скоро явится и поставит на место этого Ульсима, любимого ученика Святого Эрашама.
— Тебе не кажется, что ты играешь с огнем, Спархок? — спросила Сефрения. — А что, если Перрейн не знает имени Махкра? Ты ведь жил в Джирохе, а он здесь, в Дабоуре.
— Он может не знать имени, под которым я жил в Рендоре, но он не может не знать тебя, Матушка. Это наш очень старый пароль. Пандионцы уже много лет используют его.
— Я, конечно, очень польщена, — сказала она, — но почему никто не сказал об этом мне?
Спархок удивленно посмотрел на нее.
— А мы думали, что ты знаешь…
Примерно через четверть часа мрачный худой человек в полосатом халате и сопровождавший его Ульсим вошли в шатер. На этот раз на лице Ульсима застыла раболепная улыбка, выпуклые глаза беспокойно бегали.
— Это тот самый человек, о котором я говорил, почтеннейший господин Меррелик, — пролебезил он.
— А, Махкра! — сказал худой человек, подходя ближе и пожимая руку Спархоку. — Рад видеть тебя снова. В чем здесь дело?
— Небольшое недоразумение, Меррелик, — ответил Спархок, легко поклонившись своему брату-пандионцу.
— Ну теперь, я думаю, все в порядке. — Перрейн повернулся к любимому ученику, — не так, ли, Ульсим?
— К… конечно, почтенный господин мой, — запинаясь произнес побледневший бородач.
— Как посмел ты задержать моих друзей? — вкрадчиво спросил Перрейн.
— Я… я лишь преданный… слуга Святого Эрашама, и пытаюсь защитить его…
— Неужто? А он просил тебя об этом?
— Нет, то есть да, то есть не то, чтобы меня, но… — Ульсим сник.
— Тебе известно, что думает Эрашам о тех, кто действует без его на то воли? Многие из них потеряли свои головы.
Ульсим затрясся.
— Ну, я думаю, он простит тебя, если я расскажу об этом случае. Ведь ты же его любимейший ученик… Что-нибудь еще, Ульсим?
Побелевший от страха Ульсим затряс головой.
— Тогда мы с моими друзьями пойдем, — сказал Перрейн и повел их прочь из шатра.
Пока они ехали через палаточный лагерь, раскинувшийся вокруг Дабоура, Перрейн со знанием дела рассуждал о том, как плохо теперь обстоят дела с торговлей скотом. А между хаотично раскиданных шатров носились ватаги грязных голых детей, и худые скучающие собаки поднимались из тени каждого шатра, чтобы, лениво полаяв на проезжающих, снова свалиться в прохладный песок в тени.
Наконец они подъехали к дому Перрейна. Он стоял на расчищенном участке земли за палаточным лагерем и представлял собою кубическое глыбообразное строение.
— Прошу, почтите мой дом, — воскликнул Перрейн, — и расскажите мне поподробнее об этом пастухе.
Они вошли. Внутри было сумрачно и прохладно, весь дом представлял собой единственную комнату. С одной стороны были неприхотливые кухонные принадлежности, с другой стороны — кровать. Несколько больших кувшинов из ноздреватой глины висели на потолочных балках, сочась мелкими капельками влаги, которая падая собиралась в лужи на каменном полу. Посреди комнаты стоял стол и две скамьи.
— Здесь не слишком роскошно, — извинился Перрейн.
Спархок бросил многозначительный взгляд на окно в противоположной стене дома, которое показалось ему не совсем прикрытым.
— Здесь можно говорить спокойно? — тихо спросил он.
Перрейн рассмеялся.
— Конечно, Спархок. Я сам посадил терновый куст под этим окном, и собственноручно его поливаю. Ты будешь поражен, когда увидишь, каким здоровенным он вымахал и какие длинные у него шипы. А ты прекрасно выглядишь, мой друг. Ведь мы не виделись еще с послушнических времен. — Перрейн говорил с легким акцентом — в отличие от большинства пандионцев он не был эленийцем, а пришел откуда-то из срединной Эозии. Спархоку он всегда нравился.
— Похоже, ты научился здесь говорить, Перрейн, — сказала Сефрения, — а раньше всегда был таким молчуном.
Перрейн улыбнулся.
— Это из-за моего выговора, Матушка. Я не хотел, чтобы надо мной смеялись. — Он взял обе ее руки и поцеловал их ладони, потом испросил благословения.
— А Кьюрика ты помнишь? — спросил Спархок, когда Сефрения благословила Перрейна.
— Конечно, — ответил тот. — Он же обучал меня обращаться с копьем. Здравствуй Кьюрик. Как Эслада?
— Чудесно, сэр Перрейн. Я расскажу ей, что вы ее помните. Вы не объясните, что все это означало, я имею в виду этого индюка Ульсима.
— Он один из подхалимов, которые называют себя слугами Эрашама.
— Он и правда любимый ученик?
Перрейн презрительно фыркнул.
— Я сомневаюсь, что Эрашам хотя бы подозревает о его существовании, а тем более знает его имя. Ибо бывают дни, когда он и собственного вспомнить не может. Да тут куча таких Ульсимов, любимых учеников, которые бродят, мешая жить честным людям. Скорее всего наш пучеглазый друг уже где-нибудь в пустыне, миль за пять, да еще скачет во весь опор. Эрашам строг с теми, кто преступает ту маленькую власть, которую он даровал им. Давайте присядем.
— Но как тебе удалось добиться здесь такого влияния, Перрейн? — спросила Сефрения. — Ульсим так перепугался, будто ты по меньшей мере король.
— Это вовсе не трудно. Мое влияние зиждется на гастрономии. У Эрашама после долгих лет подвижничества осталось только два зуба, а я каждую неделю посылаю ему изрядный кусок нежнейшей молочной телятины, как знак молчаливого почтения. А старики — они ведь заботятся о своем желудке, и Эрашам испытывает ко мне особую благодарность за это. А люди вокруг него не слепые, они считают меня любимцем Эрашама. Ну а теперь, может быть, вы расскажите, что привело вас в Дабоур?
— Нам необходимо поговорить здесь с одним человеком, и не привлекая к этому постороннего внимания, — ответил Спархок.
— Мой дом в вашем распоряжении, уж извините, такой, какой есть, — усмехнулся Перрейн. — А что это за человек?
— Медик по имени Тэньин, — сказала Сефрения, приподнимая покрывало с лица.
Перрейн внимательно посмотрел на нее.
— Ты и правда выглядишь нездоровой, Сефрения, но неужели не нашлось врача в Джирохе?
Сефрения улыбнулась.
— Это не для меня, Перрейн. Это совсем для другого дела. Так ты знаешь этого Тэньина?
— Каждый в Дабоуре знает его. Он снимает комнаты за аптекарской лавкой на Главной площади. Ходят слухи, что он занимается магией, и теперь здешние фанатики пытаются поймать его за этим.
— Видимо нам стоит прогуляться до этой площади, — сказал Спархок.
Перрейн кивнул.
— Только лучше сделать это когда стемнеет. Мне тоже пойти с вами?
— Нет, лучше мы с Сефренией отправимся одни, — ответил Спархок. — Тебе ведь жить здесь, а нам нет. Раз Тэньин находится под подозрением, посещение его может поставить под угрозу твое положение в Дабоуре.
— Держись подальше от всяких темных проулков, Спархок, — проворчал Кьюрик.
Спархок поманил к себе Флейту, и она послушно подошла к нему. Он положил руки на ее плечики и посмотрел ей в глаза.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, с Кьюриком, — сказал он.
Девочка посмотрела на него мрачно и состроила гримасу.
— Перестань, и слушай меня. Я говорю серьезно.
— Лучше просто попроси ее, Спархок, — посоветовала Сефрения. — Не пытайся ей приказывать.
— Пожалуйста, Флейта, — умоляюще проговорил Спархок. — Пожалуйста, останься здесь.
Флейта улыбнулась, сложила руки перед собой и сделала реверанс.
— Вот видишь, как это легко, — улыбнулась Сефрения.
— Ну, раз у нас еще есть время, я приготовлю что-нибудь поесть, — сказал Перрейн, поднимаясь.
— А вы знаете, что все ваши кувшины протекают, сэр Перрейн? — сказал Кьюрик, указывая на лужи на полу под сосудами.
— Да, конечно. Это создает некоторый беспорядок на полу, зато помогает поддерживать здесь прохладу, — он подошел к очагу и принялся копаться среди своей кухонной утвари. Затем развел в очаге костер из сухих шаров перекати-поля. Повесив над огнем котелок, он взял большой чугунный горшок и налил туда масло. Устроив горшок прямо на горящих угольях, Перрейн достал из большого прикрытого сосуда несколько кусков мяса. Когда масло закипело и забулькало, он бросил в горшок мясо. — К сожалению, сегодня у меня только баранина, — извинился он. — Я не ожидал гостей. — В горшок были насыпаны всевозможные приправы, а потом Перрейн расставил на столе тяжеловесные тарелки. Вернувшись к очагу Перрейн извлек из какого-то небольшого сосуда горсть чаю, бросил его в кружку и залил кипящей водой из котелка. — Для тебя, Матушка, — с улыбкой сказал, передавая Сефрении кружку.
— Как чудесно! — сказала Сефрения. — Ты такой милый, Перрейн.
— Я живу, чтобы служить тебе, — ответил Перрейн. Потом он принес свежего инжира, головку сыра, а посреди стола водрузил горшок с дымящимся жарким.
— Перрейн, да в тебе, оказывается, были скрыты огромные таланты! — воскликнул Спархок.
— Я привык обходиться без слуги и готовить сам. Здесь нельзя доверять чужим людям, — Перрейн сел за стол. Все принялись воздавать должное его кулинарному искусству. — Будь осторожен здесь, Спархок, — предупредил он. — У последователей Эрашама туго с мозгами и они одержаны мыслью схватить любого, кто совершит хоть малейший проступок. Эрашам проповедует каждый вечер, и каждый раз пытается придумать какой-нибудь новый запрет.
— И что он запретил в последний раз?
— Убивать мух. Он говорит, что они посланцы Всевышнего.
— Ты шутишь?
Перрейн пожал плечами.
— Он просто перебрал уже все, что можно. А запреты надо продолжать. Вот и… съешь еще кусок?
— Спасибо, Перрейн, нет, — сказал Спархок, взяв вместо этого горсть инжиру. — Один кусок баранины — это мой предел.
— В день?
— Нет, в год.
22
Севшее солнце окрасило полоску неба над западным горизонтом в цвет ржавчины, бросая на дома и лица людей красновато-коричневый отблеск. В это время Спархок и Сефрения вышли на Главную площадь Дабоура. Левая рука Сефрении безвольно висела на перевязи, а Спархок поддерживал ее с другой стороны.
— Это, должно быть, там, — тихо сказал он, указывая глазами на противоположный конец площади.
Сефрения поплотнее надвинула покрывало на лицо и они двинулись через все еще кишащую народом площадь.
Там и тут, прислонившись к стенам домов, стояли кочевники в черных плащах. Глаза их настороженно ощупывали каждого проходящего мимо.
— Правоверные, — саркастически пробормотал Спархок, — всегда на страже грехов своих соседей.
— Так было всегда, Спархок, — сказала Сефрения тихо. — Вера в собственную непогрешимость — самое распространенное и самое привлекательное качество в людях.
Они прошли мимо шеренги стражей религиозного порядка и вошли в наполненную разнообразными запахами лавку. Аптекарь оказался невысоким круглолицым человечком с застывшей в глазах искоркой страха.
— Не знаю, захочет ли он принять вас, — ответил он на вопрос о докторе Тэньине, — вы же знаете, за ним следят.
— Да, — сказал Спархок. — Мы видели на площади соглядатаев. Но скажите ему, что мы здесь ждем. Моя сестра очень нуждается в его помощи.
Испуганный аптекарь нырнул в дверной проем, ведущий в заднюю часть дома. Через минуту он вернулся.
— Простите, но доктор не берет новых пациентов, — проговорил он.
— Как может врач отказать нуждающемуся в его помощи? — намеренно громко произнес Спархок. — Или в Дабоуре клятва, принесенная им уже ничего не значит? В Киприа более достойные медики. Мой друг доктор Волди никогда бы не отказал больному.
Занавеси на двери раздвинулись и оттуда высунулась голова, украшенная огромным носом, ртом с выступающими зубами и отвислой нижней губой, водянистыми глазами и ушами в размерах не уступающими носу. На обладателе этой головы был надет белый халат.
— Вы сказали Волди? — спросил он высоким гнусавым голосом. — Вы знаете его?
— Конечно, этакий маленький, лысоватый, все время зачесывает волосы с затылка вперед, и очень большого о себе мнения.
— Да, это он, Волди. Ну, ведите сюда вашу сестру, да побыстрее. А то увидит кто-нибудь.
Спархок взял Сефрению за локоть и проводил в заднюю часть дома.
— Кто-нибудь видел, как вы вошли сюда? — нервно спросил носатый медик.
— Само собой, — сказал Спархок, пожав плечами. — Они стоят вокруг всей площади, как стадо стервятников, выглядывая наши грехи.
— Рискованно вести такие речи в Дабоуре, — предупредил Тэньин.
— Может быть. — Спархок огляделся вокруг. Сумрачная комната была набита всяческими склянками, коробочками и книгами. Упрямый шмель жужжал у окошка, бился о стекло, пытаясь выбраться на улицу. У одной из стен стояла низкая деревянная кушетка, в середине комнаты — стол в окружении нескольких стульев. — Ну что ж, может быть, мы приступим к делу, доктор Тэньин? — спросил он.
— Ну, хорошо. Садитесь сюда, — сказал врач Сефрении, — я осмотрю вашу руку.
— Пожалуйста, — сказала Сефрения, — если это доставит вам удовольствие, доктор. — Сефрения села на стул и сняв повязку, обнажила удивительно красивую и юно выглядящую руку.
Тэньин несколько растерянно посмотрел на Спархока.
— Вы, конечно, понимаете, что я не смогу помочь вашей сестре, не осмотрев ее? — нерешительно спросил он.
— Я все прекрасно понимаю, доктор.
Медик глубоко вздохнул и осторожно принялся ощупывать руку Сефрении. Он проверил гибкость суставов кисти, потом аккуратно пробежался пальцами по предплечью и несколько раз согнул руку в локте. Тяжело сглотнув, Тэньин ощупал предплечье и плечо, потом прищурился и сказал:
— Вы и сами прекрасно знаете, что с рукой у вас все в порядке.
— Я рада слышать это от вас, — проговорила Сефрения, поднимая с лица покрывало.
— Мадам! — воскликнул носач, — покройте лицо!
— Доктор, давайте всерьез, — сказала она, — мы пришли сюда не затем, чтобы беседовать о руках и ногах.
— Вы шпионы! — изумленно воскликнул Тэньин.
— В некотором смысле да, — спокойно ответила Сефрения. — Но даже у шпионов бывает необходимость проконсультироваться с врачом.
— Извольте покинуть мой дом, — приказал доктор.
— Но мы только что вошли, — сказал Спархок, откидывая капюшон, — начинай сестра, объясни доктору, зачем мы здесь.
— Скажите, Тэньин, — начала Сефрения, — слово «дарестин» что-то для вас значит?
Носатый медик смутился и виновато посмотрел на занавешенный дверной проем за спиной у Сефрении.
— Не скромничайте, доктор, — усмехнулся Спархок. — Всем известно, что вы вылечили родственников короля, отравленных дарестином.
— У вас нет доказательств этого!
— Мне не нужны доказательства, мне нужно лекарство. Наш друг отравлен тем же самым ядом.
— Не существует противоядия от дарестина.
— Так каким же образом королевский брат остался жив?
— Вы работаете на них! — обвинил их доктор. — Хотите подкопаться под меня.
— На кого это — на них? — спросил Спархок.
— На фанатиков, которые следуют Эрашаму. Они хотят доказать, что я занимаюсь колдовством.
— А это так?
Доктор подскочил, как будто обжегся.
— Пожалуйста, перестаньте, — взмолился он. — Вы ставите под угрозу мою жизнь.
— Как вы уже могли заметить, доктор, мы — не рендорцы, — мягко сказала Сефрения. — Магия не пугает нас, она достаточно обычна там, откуда мы пришли.
Тэньин растеряно заморгал.
— Этот наш друг, о котором я говорил, — сказал ему Спархок, — очень дорог нам, и мы готовы пойти на все, чтобы найти противоядие. — В подтверждение своих слов он приоткрыл плащ и оттуда тускло блеснул метал кольчуги и меча.
— Не надо угрожать дорогому, милому брату, — сказала Сефрения. — Я уверена, он расскажет нам о лекарстве. Он же прежде всего целитель.
— Мадам, я не понимаю, о чем вы говорите, — с отчаянием произнес Тэньин. — Нет лекарства от дарестина. Не знаю, где вы слышали эти россказни, но заверяю вас, они полностью лживы — я не использую никакого колдовства в своей практике, — он снова нервно посмотрел на занавешенную дверь.
— Но доктор Волди сказал нам, что вы на самом деле вылечили членов королевской семьи.
— Да, действительно… действительно так, но… яд был не дарестин…
— А какой же?
— Э… хм… поргутта, я полагаю, — сказал доктор, явно придумав это на ходу.
— Тогда почему же король послал за вами, доктор? — настаивала Сефрения, — обычное слабительное могло бы очистить организм от этой поргутты. Даже новичку в медицине известно это. Вряд ли родственники его величества были отравлены таким простым ядом.
— Эээ… ну, хорошо, возможно, это было что-то еще, я не помню точно, я уже забыл.
— Я думаю, дорогой брат, доктору нужно какое-то подтверждение того, что мы те, за кого себя выдаем и что он может нам доверять, — Сефрения посмотрела на несчастного шмеля все еще бьющегося о стекло, в надежде вырваться на волю. — Вас никогда не удивляло, почему вам не приходится видеть шмелей ночью?
— Я никогда не задумывался об этом.
— Ну что ж, а вы попробуйте. — Она зашептала что-то по-стирикски, пальцы ее принялись плести сеть заклинания.
— Что вы делаете?! Прекратите! — воскликнул Тэньин и протянул к Сефрении руки, пытаясь остановить ее, но Спархок преградил ему путь.
— Не прерывайте ее, — сурово сказал рыцарь.
Сефрения подняла палец и выпустила готовое заклинание. К надсадному гулу крыльев насекомого присоединился странный тонкий голосок, напоминающий своим звуком далекий звук флейты, поющий песенку на нечеловеческом языке. Спархок быстро взглянул на пыльное окно. Шмель исчез и на его месте появилась крошечная женская фигурка, прямо как в сказке. Сверкающие волосы каскадом струились по спине между прозрачных быстро трепещущих крылышек. Маленькое тело поражало пропорциональностью сложения, а лицо было так прекрасно, что захватывало дух.
— Вот как шмели думают о себе, — тихо и размеренно объяснила Сефрения. — И возможно, так оно и есть на самом деле — днем обычные насекомые, ночью — чудесные творения.
Тэньин схватился за сердце и повалился на кушетку с расширенными глазами и раскрытым ртом.
— Лети сюда, сестричка, — нараспев произнесла Сефрения, протягивая фее руку.
Фея, напевая свою песенку, облетела вокруг комнаты. Потом она легко опустилась в протянутые ладони Сефрении, все еще трепеща крылышками. Сефрения повернулась к трясущемуся от страха врачу.
— Не правда ли, она прекрасна? Вы можете подержать ее, если захотите, только опасайтесь ее жала, — Сефрения указала на крошечную рапиру в руке феи.
Тэньин отпрянул, пряча руки за спину.
— Как вы это сделали? — спросил он дрожащим голосом.
— А вы не можете этого сделать? Тогда обвинения против вас действительно лживы. Это же очень простое заклинание, просто детское.
— Ну, теперь вы убедились, что у нас не случается приступов дурноты при виде проявлений магии? — спросил Спархок. — С нами вы можете говорить спокойно, не опасаясь быть выданным Эрашаму или его псам.
Тэньин крепко стиснул зубы, продолжая таращиться на фею, все стоящую на руке Сефрении, трепеща крылышками.
— Ну не будьте же так скучны, доктор! — произнесла Сефрения. — Расскажите же нам, как вы вылечили королевского брата, и мы отправимся своей дорогой.
Тэньин потихоньку попятился от нее.
— Боюсь, дорогой брат, мы попросту теряем здесь время. Этот добрый доктор не хочет нам ничего рассказать, — она подняла руку. — Лети, сестричка! — воскликнула Сефрения, и крошечное создание спорхнуло с ее руки. — Ну так мы пойдем, Тэньин, — сказала она.
Спархок попытался возражать, но Сефрения просто взяла его за руку и направилась к двери.
— А что вы собираетесь делать с этим? — завопил Тэньин, указывая на кружащую по комнате фею.
— Что? Да ничего, доктор, ей здесь хорошо. Кормите ее сахаром и поставьте ей маленькое блюдечко воды, а в благодарность она будет петь для вас. Однако не пытайтесь поймать ее, она может рассердиться.
— Но вы не можете оставить ее здесь! — в отчаянии вскричал доктор. — Если ее здесь кто-нибудь увидит, меня сожгут на костре за колдовство.
— Он видит самую суть вещей, — сказала Сефрения Спархоку.
— Ум ученого, — усмехнулся Спархок. — Ну так мы идем?
— Погодите! — крикнул Тэньин.
— Вы хотите сказать нам что-то еще, доктор? — мягко спросила Сефрения.
— Хорошо, хорошо! Но вы должны поклясться, что никому не скажете.
— Конечно, доктор, мы обещаем вам, на наши уста ляжет печать молчания.
Тэньин глубоко вздохнул и подбежал к занавешенной двери, дабы убедиться, что их никто не подслушивает. Потом повернулся, и, отведя их в дальний угол, заговорил шепотом.
— Дарестин так ядовит, что нет никакого естественного, природного противоядия.
— То же сказал нам и Волди, — заметил Спархок.
— Но вы обратили внимание, я сказал — нет природного противоядия? Несколько лет назад, во время своих ученых штудий, я набрел на одну прелюбопытную книгу. Она очень старая, написана еще в доэшандистские времена, когда еще не было всех этих запретов. Оказалось, что древние целители здесь в Рендоре знали и пользовались магией. Иногда это помогало, иногда — нет, но они использовали некоторые удивительные лекарства. Но во всем этом есть одно общее — существуют некоторые предметы, обладающие огромной силой. Старинные целители использовали эти вещи для излечения своих пациентов.
— Я понимаю, — сказала Сефрения. — И стирикские целители поступают так же.
— Эта практика была весьма распространена в Тамульской Империи в далеких даресийских землях, но в Эозии она пришла в немилость. Эозийские врачи предпочитают научные методы. Конечно, с одной стороны, они больше заслуживают доверия, да и эленийцы всегда с подозрением относились к магии. Но дарестин настолько сильный яд, что не одно из естественных противоядий на него не действует. Магические предметы — единственный способ лечения.
— А что использовали вы? — спросила Сефрения.
— Это был неграненый самоцвет особого, необычного цвета. Я думаю, что он пришел из Даресии, и тамульские боги наделили его своим могуществом, хотя я и не уверен в этом.
— И где теперь этот самоцвет? — нетерпеливо спросил Спархок.
— Боюсь, что теперь он потерян навсегда. Я должен был растереть его в пудру и смешать с вином, чтобы вылечить королевских родственников.
— Вы идиот! — взорвалась Сефрения. — Кто же так использует магические предметы? Его нужно было просто приложить к телу больного и призвать к его могуществу.
— Я всего лишь врач, мадам, — с достоинством ответил Тэньин. — Я не могу превращать насекомых в фей, или летать, или произносить заклинания. Но я знаю — мой пациент должен принимать лекарство внутрь.
— Вы разрушили камень, который мог вылечить тысячи, для нескольких человек, — воскликнула Сефрения, силясь справиться с овладевшим ею гневом. — А есть еще какие-нибудь такие же предметы?
— Есть еще несколько, — пожал плечами доктор. — К примеру, копье в тамульском императорском дворце, несколько колец в Земохе, да что-то я сомневаюсь, чтоб они были пригодны для лекарства. Ходят слухи, что в Пелозии есть какой-то драгоценный браслет, но слухи есть слухи, сами понимаете. Рассказывают еще об огромной силе меча короля острова Мифриум, но Мифриум поглотила морская пучина еще в незапамятные времена. Говорят, что в Стирикуме есть несколько магических жезлов из дерева.
— Вот это уж точно сказки, — фыркнула Сефрения, — дерево слишком недолговечно для такой силы. Есть что-то еще?
— Ну, разве что самоцвет, венчавший талесийскую корону, но она потеряна еще во времена вторжения земохцев. — Тэньин нахмурился: — Не знаю, поможет ли это вам, но у Эрашама есть какой-то талисман, он утверждает, что это вроде самая могущественная вещь в мире. Сам я его никогда не видел, да и Эрашам немного слабоват на голову, и опять же, вряд ли вам удастся как-нибудь раздобыть у него эту штуку.
— Что ж, спасибо за искренность, — сказала Сефрения, набрасывая покрывало на лицо. — Не бойтесь, мы будем хранить вашу тайну. — Она взглянула на свою руку, — вам бы стоило перевязать меня — это удовлетворит любопытных.
— Чудесная мысль, мадам, — слегка оживился Тэньин и вытащил откуда-то пару гладких дощечек и длинный кусок чистого полотна.
— Хотите дружеский совет, Тэньин? — обратился Спархок к занятому перевязкой доктору.
— Я слушаю вас.
— Так вот. Будь я на вашем месте, я собрал бы пожитки и отправился бы в Зенд. Там вас сможет защитить король. Убирайтесь из Дабоура, пока еще можете покинуть его живым. Здешние люди слишком легко переходят от подозрения к уверенности, а если вашу невиновность докажут после того как вас сожгут на костре, большого облегчения вам это не принесет.
— Но здесь все, что у меня есть…
— Надеюсь, это облегчит ваши страдания на костре.
— Вы думаете, я и правда в такой страшной опасности? — слабеющим голосом спросил Тэньин.
Спархок кивнул.
— Страшнее некуда. Если вы протянете еще неделю в Дабоуре, значит вы большой счастливчик.
Несчастный лекарь весь затрясся, а Сефрения спрятала под плащ перевязанную руку.
— Подождите минутку, — попросил он, когда Спархок и Сефрения направились к двери. — А как же это?… — он указал на фею, порхающую в воздухе около окна.
— О, простите, — сказала Сефрения. — Я уже и позабыла о ней, — она произнесла несколько стирикских слов и сделала небольшой жест. Через мгновение прежний шмель снова бился об оконное стекло.
Было уже совсем темно, когда они вышли из аптеки на безлюдную площадь.
— Не так уж мы много разузнали, — вздохнув сказал Спархок.
— Но все же, мы знаем больше, чем раньше. По крайней мере, мы знаем, как вылечить Элану. Все, что нам нужно — это раздобыть один из этих магических предметов.
— А ты сможешь определить, если увидишь, обладает ли талисман Эрашама силой?
— Перрейн говорит, что Эрашам каждую ночь проповедует. Пойдем-ка найдем его. Я готова прослушать хоть дюжину проповедей, если это хоть немного приблизит нас к выздоровлению Эланы.
— А как мы сможем забрать у него это?
— Что-нибудь придумаем.
Внезапно дорогу им преградил человек в черном.
— А ну-ка стоять! — скомандовал он.
— Что случилось, приятель? — спросил его Спархок.
— Почему вы не у ног святого Эрашама?
— Мы как раз направляемся туда, — ответил Спархок.
— Весь Дабоур знает, что святой Эрашам проповедует и поучает на заходе солнца. Почему же вы так запаздываете?
— Мы приехали только сегодня и нам нужно было разыскать врача, чтобы он посмотрел поврежденную руку моей сестры.
Фанатик с подозрением покосился на повязку на руке Сефрении.
— Надеюсь, вы были не у этого колдуна Тэньина? — спросил он голосом, полным ненависти.
— Когда у тебя что-то болит, ты не спрашиваешь у него верительных грамот, — сказала Сефрения. — Однако я могу вас заверить, что этот доктор не колдовал. Он просто вправил мне сломанную кость и перевязал, как и сделал бы любой доктор.
— Правоверные не имеют никаких дел с колдунами, — упрямо заявил фанатик.
— Вот что я скажу тебе, приятель, — предложил Спархок, — давай-ка я сломаю тебе руку, и ты сам сможешь сходить к этому доктору и узнать, колдун он или нет.
Человек в черном испуганно попятился.
— Давай, дружище! Это не так уж больно, — продолжал Спархок. — Это не так уж больно, ты, главное, думай о том, как будет доволен Святой Эрашам, узнав о твоем рвении в искоренении колдовства.
— Не скажешь ли ты нам, как нам побыстрее попасть туда, где святой Эрашам говорит перед народом? — прервала его Сефрения. — Наши души жаждут его слова.
— Идите этой дорогой, — обрадовался попытке отвязаться неизвестный, — вы увидите свет от факелов.
— Спасибо, приятель, — поблагодарил Спархок, слегка поклонившись, потом нахмурился: — А почему это ты сам не слушаешь святые слова Эрашама сегодня вечером?
— Я?… Я выполняю священный долг перед святым Эрашамом. Я должен разыскивать тех, кто не пришел на проповедь безо всякой причины и доставлять их на суд.
— А, понятно. Слушай, ты все-таки уверен, что не хочешь дать мне сломать твою руку? Это не займет больше минуты.
Страж святого порядка, ничего не ответив, бросился наутек.
— Тебе обязательно угрожать каждому встречному, Спархок? — спросила Сефрения.
— Он раздражал меня.
— А ты и сам кого угодно можешь раздражать.
Спархок задумался.
— Да, пожалуй… — согласился он. — Но может быть мы пойдем?
Они шли по темным улицам, пока не вышли к шатрам на окраине города. Чуть дальше к югу блеснул оранжевый отблеск факелов. Они отправились на огонь, тихо пробираясь промеж раскиданных тут и там шатров.
Колеблющиеся факела освещали углубление между холмами, нечто в роде естественного амфитеатра. Склоны холмов и дно лощины заполняли собой Эрашамовы последователи, а сам старец стоял на огромном валуне, вросшем в землю на склоне холма. Факелы высвечивали его высокую иссохшую фигуру, длинную седую бороду и кустистые черные брови. Он вещал резким скрипучим голосом, но слова было трудно разобрать из-за отсутствия у святого зубов. Когда Спархок и Сефрения присоединились к толпе, Эрашам был как раз на середине обширного и туманного доказательства того, что Бог даровал его персоне особое свое благорасположение и любовь.
— Есть хоть какой-нибудь смысл в его речах? — озадаченно спросила Сефрения Спархока, разматывая с руки Тэньинову повязку.
— Я что-то не могу его обнаружить, — прошептал он в ответ.
— Неужели эленийский бог и правда поощряет такую тарабарщину?
— Ну не поражать же ему Эрашама молнией.
— Может, мы подойдем поближе?
— Боюсь, мы не сможем протолкаться.
Эрашам тем временем оседлал своего любимого конька — принялся обличать Церковь. По его словам выходило, что эленийская Церковь, к которой раньше принадлежал и он сам, была проклята Всевышним за то, что не признала в нем, святом Эрашаме, рупор божественного провидения на земле.
— Но нечестивцы будут наказаны! — выкрикивал он своим беззубым ртом, брызгая слюной. — Еще немного терпения, дети мои, и я подниму мой священный талисман и поведу вас войной против них! Они пошлют против нас своих проклятых Рыцарей Храма, но не бойтесь! Могущество моего талисмана согнет их перед нами, как траву на ветру! — Он что-то поднял над головой в стиснутом кулаке. — Дух святого Эшанда сам дал это мне!
— Ну что? — шепотом спросил у Сефрении Спархок.
— Слишком далеко, — прошептала она, — я ничего не могу понять. Нужно подойти поближе, а то даже не видно, что он там держит.
Внезапно Эрашам заговорил приглушенно-таинственным голосом:
— Голос Бога открыл мне, дети мои, что даже сейчас свет истинной веры распространился в полях и лесах севера. Простые люди там, наши братья и сестры, устали от гнета церкви, и они присоединяются к нашей священной войне против нее.
— Это Мартэл сказал ему, — проворчал Спархок, — и если он думает, что Мартэл — это голос божий, то он еще более сумасшедший, чем я думал. — Он поднялся на носки и взглянул поверх голов. Недалеко от того места, откуда вещал Эрашам, был раскинут шатер, огороженный крепким высоким частоколом. — Давай-ка обойдем толпу, — предложил он, — по-моему я обнаружил, где обитает святой старец.
Они медленно протолкались из толпы на чистое место. Эрашам продолжал что-то выкрикивать, но слова невозможно было разобрать за гулом толпы. Спархок и Сефрения поспешили в обход толпы к огороженному темному шатру. Когда до палатки осталось шагов двадцать, Спархок остановился, дотронувшись до руки Сефрении — у входа внутрь частокола стояло человек двадцать вооруженных людей.
— Надо подождать, пока он закончит, — прошептал Спархок.
— Может быть, ты все же объяснишь мне, что задумал? Я же уже столько раз говорила тебе о своей нелюбви к сюрпризам.
— Я хочу нанести Эрашаму визит в его жилище. Если и правда этот талисман обладает могуществом, то вряд ли стоит пытаться отнять его посредине толпы.
— И как ты собираешься это сделать?
— Попробую к нему подольститься.
— Тебе не кажется, что это слишком опасно? И грубовато?
— Грубовато, конечно, — хмыкнул Спархок, — но с сумасшедшими не до тонкостей.
Голос Эрашама перешел на визгливые выкрики, после каждого из которых толпа принималась орать и всячески выражать свое одобрение. В конце концов Эрашам одарил всех своим благословением, и толпа начала расползаться. Окруженный кучкой особо ревностных, святой старец медленно отправился к шатру. Спархок и Сефрения передвинулись так, чтобы оказаться на его пути.
— А ну, отойди! — прикрикнул на них один из ревностных.
— Прошу прощения, уважаемый господин, — произнес Спархок громко, так, чтобы его слова мог услышать Эрашам, — но я принес послание для святого Эрашама от короля Дэйры. Его величество шлет приветствие настоящему главе эленийской церкви.
Сефрения приглушенно фыркнула.
— Святому Эрашаму не нужны никакие послания. Отойди в сторону!
— Подожди-ка, Иккад, — пробормотал Эрашам на удивление слабым голосом. — Мы хотим выслушать послание от нашего брата из Дэйры. В последний раз Бог говорил мне о том, что это случится.
— Святейший Эрашам! — с глубоким поклоном начал Спархок. — Его величество король Дэйры Облер уже стар, а со старостью обычно приходит и мудрость.
— Это верно, — согласился Эрашам, поглаживая свою длинную седую бороду.
— Его Величество долго размышлял над учением Божественного Эшанда, — продолжал Спархок, — он также наблюдает и за вашими успехами. Он считает, что деятельность церкви пришла в упадок, и все священники лживы и продажны.
— В точности мои слова, — восторженно воскликнул Эрашам. — Я сам говорил это сотни раз.
— Его Величество говорит, что вы источник его мыслей, Святой Эрашам.
— Хорошо, очень хорошо.
— Его Величество полагает, что пришло время для очищения Церкви от скверны, и что Богом для этого избранны именно вы.
— Да, да. Ты слышал сегодня мою проповедь? — спросил старик. — Я говорил о том же самом.
— Конечно, — ответил Спархок. — И я удивлялся, насколько близки были слова Его Величества к тому, что говорили сегодня вы. Знайте, однако, святейший, Его Величество собирается оказать вам помощь большую, чем просто приветствие и уважение. Но об этом я не могу говорить открыто, при всех, — он с подозрением оглядел еще не рассосавшуюся толпу вокруг шатра. — В таком огромном сборище могут оказаться лазутчики, и тогда мои слова будут переданы в Чиреллос, и Церковь помешает Его Величеству в выполнении его планов.
— Весьма осмотрительно, молодой человек, — пытаясь выглядеть мудро и рассудительно, произнес Эрашам. — Пойдемте в мой шатер, и ты мне полностью передашь все, что велел брат мой Облер.
Растолкав охранников, Спархок прорвался к Эрашаму, чтобы предложить святому старцу опереться на его руку.
— Святейший, — льстиво сказал Спархок. — Ничто не отвратит меня от службы вам. Как сказал святой Эшанд — молодые и сильные должны помогать умудренным старцам.
— Как верно ты говоришь, сын мой.
Они прошли сквозь нечто вроде ворот в частоколе и вошли в шатер. Внутри обстановка оказалась гораздо роскошнее, чем казалось с внешней стороны. Золотой масляный светильник освещал шатер, а песчаный пол устилали драгоценные костры. Шелковые занавеси отделяли заднюю часть шатра, и оттуда доносились смешки нескольких мальчиков.
— Садись, сын мой, и чувствуй себя спокойно, — пригласил Эрашам, — сам утопая в куче бархатных подушек. — Давай немного освежимся, а потом ты расскажешь мне все. — Он громко хлопнул в ладони, и из-за одной из шелковых занавесей появился стройный мальчик с большими миндалевидными глазами. — Принеси нам свежей дыни, Сабуд, — сказал Эрашам.
— Как прикажешь, святейший. — Мальчик поклонился и снова скрылся за занавесом.
Эрашам откинулся на своих подушках.
— Я совершенно не удивлен теми известиями, которые принес ты о растущей симпатии к нам в Дэйре. До меня дошло, что такие чувства — не редкость в королевствах севера. Подобное послание мне доставили совсем недавно, — он задумчиво помолчал. — Мне кажется, может по подсказке самого Всевышнего, что ты и другой посланец должны знать друг друга, — Эрашам повернулся к занавеси в плохо освещенном углу шатра. — Выйди, мой друг и советчик и взгляни в лицо этому знатному визитеру из Дэйры, и скажи не знаешь ли ты его?
Тень за занавесом нерешительно поколебалась и в круге света показалась фигура человека в плаще с надвинутом на лицо капюшоном. Ростом он был лишь немногим меньше Спархока и у него были тяжелые широкие плечи воина. Человек поднял руку и откинул с лица капюшон, открыв темные глаза и копну белоснежных волос. Вспоминая потом этот момент, Спархок удивлялся тому, что смог сдержаться и не вынуть меч.
— Да, святейший Эрашам, — сказал Мартэл низким гулким голосом, — Спархок и я знаем друг друга уже долгое время.
23
— Давно мы не виделись с тобой, Спархок, — сказал Мартэл нейтральным тоном.
Огромным усилием Спархок разжал зубы.
— Да, уж лет десять. Нам бы следовало встречаться почаще.
— Теперь мы имеем возможность исправить это.
В воздухе повисло напряженное молчание. Двое смотрели друг другу прямо в глаза. Тишина в шатре, казалось, звенела от напряжения, пока они дожидались, кто первым не выдержит и сделает какое-то движение.
— Спархок, — задумчиво проговорил Эрашам, — довольно необычное имя. Где-то я его уже слышал.
— Это очень древнее имя, — сказал ему Спархок. — Оно происходит через многие поколения моих предков, многие из них были известными людьми.
— Ну, наверно, когда-то тогда я его слышал, — благодушно пробормотал Эрашам. — Что ж, я рад, что объединил двух старых добрых друзей.
— Мы навсегда в долгу перед вами, святейший, — произнес Мартэл. — Вы не можете себе представить, как я жаждал все эти годы увидеть лицо Спархока.
— Но не больше, чем я жаждал увидеть твое, — сказал Спархок и повернулся к Эрашаму. — В свое время мы с Мартэлом были близки, как братья, это такой стыд, что мы позволили годам разлучить нас!
— Я пытался отыскать тебя, Спархок, — холодно сказал Мартэл.
— Да, я слышал об этом. Я всегда торопился к месту, где мог тебя встретить, но всегда опаздывал — ты уже исчезал оттуда.
— Все дела, видишь ли, — пробормотал Мартэл.
— Вот всегда так происходит, — проговорил сонный уже Эрашам, еле ворочая языком. — Друзья молодости ускользают от нас, и мы входим в преклонный возраст одинокими и покинутыми, — глаза старика были закрыты в меланхоличной задумчивости. Уже давно он клева носом и наконец начал потихоньку похрапывать.
— Он очень быстро устает, — тихо сказал Мартэл, и повернулся к Сефрении, все еще не спуская глаз со Спархока. — Матушка, — приветствовал он ее, и непонятно, чего было больше в его тоне — насмешки или сожаления.
— Мартэл, — коротко кивнула в ответ она.
— Похоже, я разочаровал тебя.
— Не так сильно, как разочаровал сам себя.
— Наказание? — саркастически усмехнулся Мартэл. — Не кажется ли тебе, что я и так уже достаточно наказан?
— Это не в моем характере — наказывать кого-то. Природа не дает ни наград ни наказаний, а лишь последствия.
— Ну что ж, тогда я принимаю эти последствия. По крайней мере позволь мне приветствовать тебя и испросить твоего благословения, — Мартэл взял Сефрению за руки.
— Нет, Мартэл, — ответила она, отнимая руки. — Ты больше не мой ученик, ты нашел себе других наставников.
— Но я не хотел этого, Сефрения, — вздохнув сказал Мартэл. — Это ты отвергла меня, помнишь? — он снова обернулся к Спархоку. — Весьма удивлен видеть тебя снова, дорогой братец, я ведь послал Адуса расправиться с тобой. Придется с ним серьезно поговорить, если, конечно, ты не убил его.
— Он потерял довольно много крови при нашей последней встрече, но вряд ли это так серьезно.
— Адусу плевать на кровь, даже на свою собственную.
— Не отойдешь ли ты немного в сторону, Сефрения? — сказал Спархок, распахивая плащ и берясь за рукоять меча. — У нас с Мартэлом был спор, когда мы виделись в последний раз, теперь, я думаю, мы можем продолжить его.
Глаза Мартэла сузились и он распахнул свой плащ. Как и Спархок, он тоже был в кольчуге и при тяжелом мече.
— Прекрасная мысль, Спархок, — прошипел он.
Сефрения встала меж ними.
— Прекратите, вы двое, — приказала она. — Здесь не время и не место. Мы находимся прямо в центре целой армии. Если вы попытаетесь здесь играть в свои игры, вам придется воевать с половиной Рендора!
Спархок почувствовал горячую волну разочарования, но он знал, что Сефрения права. С сожалением он отпустил рукоять меча.
— Как нибудь потом, Мартэл, — тихо сказал он.
— Буду счастлив, дорогой брат, — ответил Мартэл с ироничным поклоном и спросил: — А что вы оба делаете здесь в Рендоре? Я думал, что вы еще в Каммории.
— Это деловая поездка.
— А вы, как я вижу, узнали, что это был дарестин. Мне неприятно говорить вам об этом, но вы только зря теряете время — к нему нет противоядия. Я проверил это очень тщательно, перед тем, как порекомендовать его нашему общему другу в Симмуре.
— Играешь с огнем, Мартэл, — угрожающе проговорил Спархок.
— Как и всегда, дорогой брат. Как говорится, кто не рискует, тот и не побеждает. Боюсь, что тут ничего не поделаешь — Элана умрет. Тогда Личеас заменит ее, а Энниас станет Архипрелатом. А я получу с этого прекрасный куш.
— Это все, о чем ты думаешь?
— А о чем же еще? — пожал плечами Мартэл. — Все остальное — лишь иллюзии. — Как поживает Вэнион?
— Прекрасно, — ответил Спархок. — Я передам ему, что ты интересовался.
— Надо понимать, что ты собираешься прожить так долго, чтобы снова увидеть его? Твое положение здесь довольно рискованно, друг мой.
— Так же, как и твое, Мартэл.
— Я знаю, но я привык. Но тебе мешают сомнения, угрызения совести щепетильность, а я все это давным-давно оставил.
— А где твой ручной Дэморг, Мартэл? — внезапно спросила Сефрения.
В глазах Мартэла мелькнуло удивление, но потом он снова взял себя в руки.
— Я правда не имею об этом ни малейшего понятия, Матушка, — ответил он. — Он приходит ко мне безо всякого вызова, так что я никогда не знаю, когда он снова объявится. Быть может, он вернулся туда, откуда пришел. Ты же знаешь, так бывает.
— Я никогда не любопытствовала на этот счет.
— Это твой серьезный просчет.
— Может быть.
Эрашам зашевелился на своих подушках и открыл глаза.
— Что ж это я, никак заснул? — спросил он.
— Совсем ненадолго, святейший, — сказал Мартэл. — Это дало нам со Спархоком возобновить дружбу. У нас было много о чем поговорить.
— Очень много, — согласился Спархок. Сначала он немного растерялся но потом понял, что Мартэл в своей самоуверенности многого не видит. — Вы упомянули о талисмане в своей проповеди, Святейший, — обратился он к Эрашаму, — не позволите ли вы нам взглянуть на него?
— На священную реликвию? Конечно, дети мои.
Старик полез под одежду и вынул что-то, что оказалось куском кости. Гордо подняв предмет, он спросил Спархока:
— Известно тебе, что это такое?
— Нет, Святейший, боюсь, что не известно.
— Как ты знаешь, святой Эшанд в юности был пастухом.
— Да, я слышал об этом.
— Однажды, когда он был еще совсем молод, овца в его стаде принесла чисто белого ягненка, равных которому до этого ему не приходилось видеть ни разу. В отличие от других ягнят этого помета, этот имел на голове рожки. Вне всякого сомнения, это был Божий знак. Этот барашек, конечно, символизировал самого святого Эшанда, и то, что он родился с рожками на голове, означало, что святой Эшанд избран покарать на земле погрязшую в беззаконии Церковь.
— Как таинственны и неисповедимы пути Господни! — удивился Спархок.
— Воистину так, сын мой. Эшанд нежно ухаживал за белым ягненком, и однажды тот заговорил с ним. Его голос был голосом самого Бога. Так Всевышний направлял Эшанда в делах его и поступках. Эта священная реликвия — кусок рога этого барашка. Теперь вы понимаете, почему она обладает таким могуществом?
— О да, Святейший, — ответил Спархок голосом, исполненным благоговения. — Подойди ближе, сестра, взгляни на это чудо!
Сефрения подошла и внимательно посмотрела на кусок рога в руке Эрашама.
— Чудесно, — прошептала она и взглянув на Спархока незаметно покачала головой.
Горечь разочарования чуть было не заставила Спархока выдать свои чувства.
— Могущество этого талисмана преодолеет всю мощь проклятых Рыцарей Храма, и их нечистое колдовство! — воскликнул Эрашам. — Так сказал мне сам Бог, — он застенчиво улыбнулся. — Я обнаружил воистину удивительную вещь, — доверительно сообщил старец. — Когда я один, я подношу этот священный талисман к своему уху и слышу голос Бога. Так он наставляет меня, как некогда святого Эшанда.
— Чудо! — воскликнул Мартэл с почти натуральным изумлением.
— Почему бы нет? — расцвел Эрашам.
— Мы так благодарны вам, Святейший, за то, что вы позволили нам взглянуть на этот воистину чудесный талисман, — сказал Спархок. — И мы пронесем весть об этом чуде Всеблагого Бога по всем королевствам севера, не правда ли, Мартэл?
— О да, конечно, конечно! — воскликнул озадаченный Мартэл, с подозрением поглядывая на Спархока.
— Я понимаю теперь, что наш приход сюда — освещен светом Божьего провидения. Наша миссия теперь — это пойти и рассказать всем в Эозии об этом чуде. В каждой деревне и на каждом перекрестке! Уже сейчас я чувствую, как снисходит на меня Дух Божий и полнит мой язык красноречием, — Спархок протянул руку и схватил Мартэла за левое плечо, достаточно твердо. — Не чувствуешь ли и ты того же самого, дорогой брат?
Мартэл сморщился от боли, и Спархок почувствовал, как подается плечо у него под рукой.
— Отчего же? — произнес Мартэл с болью в голосе. — Конечно, я чувствую это.
— Поистине, не перестает удивлять могущество Всевышнего! — возликовал Эрашам.
— Да, воистину, — процедил сквозь зубы Мартэл.
Спархок вздохнул с облегчением — сначала ему показалось, что присутствие Мартэла помешает осуществлению их плана, но теперь все как-будто встало на свои места, И Спархок был даже рад, что Мартэл оказался здесь.
— А теперь, святейший, позвольте мне досказать вам послание Его Величества, — сказал он.
— Конечно, сын мой, мои уши открыты для тебя.
— Его Величество приказал мне упросить вас задержать ваше выступление против церкви, пока он успеет собрать войско вам в помощь. Он должен делать это очень осторожно, потому что Курия всюду разослала своих шпионов. Его величество горит желанием помочь вам в вашей борьбе с погрязшей в грехе Церкви, но должен собрать для этого достаточную силу, чтобы покончить с ней в Дэйре одним ударом, и сделать это скрытно, чтобы не быть до времени уничтоженным ею. Он мыслит начать свое выступление на севере одновременно с вашим на юге — это приведет Церковь в растерянность и поможет вам вместе одерживать победу за победой. Стремительность ваших побед лишит ваших врагов бодрости духа и вы с триумфом войдете в Чиреллос.
— Хвала Всевышнему! — воскликнул Эрашам, вскакивая на ноги и размахивая своим рогом, будто это оружие.
Спархок поднял руку.
— Однако, — предупредил он, — этот, поистине ниспосланный Богом, замысел может провалиться, если вы с его Величеством не начнете свои выступления одновременно.
— Я понимаю это, сын мой, голос самого Бога наставляет меня в военном искусстве.
На лице Спархока появилось чрезвычайно хитрое выражение.
— Святейший, Церковь обладает просто змеиной хитростью, у нее везде свои уши и она может раскрыть наш план, несмотря на все наши усилия скрыть их. Первый шаг, сделанный ею, будет лживым и обманным.
— Да, это так, — согласился Эрашам, сокрушенно покачивая головой.
— Может статься, что к вам, Святейший, будет послан лжепосланник чтобы сообщить, что Его Величество уже готов к выступлению, когда на самом деле это будет не так. Так Церковь сможет поразить одного за другим ваших последователей.
Эрашам нахмурился.
— Это верно, — сказал он задумчиво. — Но как мы сможем избежать этого обмана?
Спархок сделал вид, что глубоко задумался, а потом щелкнул пальцами.
— Знаю! — воскликнул он, — вот лучший способ не дать обмануть нас — слово, известное только вам, мне и королю Облеру в Дэйре. Так вы сможете узнать, что посланник действительно настоящий. Если кто-то придет к тебе, как посланник и не сможет назвать этого слова, значит это лазутчик церкви и вы сможете расправиться с ним, как он того заслуживает.
Эрашам обдумал его слова.
— Да, — в конце концов пробормотал он, — я думаю это и правда поможет нам уберечься от обмана. Но какое слово может быть сокрыто в наших сердцах, чтобы никто больше не смог узнать о нем?
Спархок взглянул на Мартэла, в досаде кусающего губы.
— Это должно быть какое-то могущественное слово, — сказал он в раздумье уставившись на свод шатра. Вся проделка его была очевидно детской, но это было как раз то, что нужно для впадающего в детство Эрашама, и это давало возможность хоть немного насолить Мартэлу.
Сефрения вздохнула и покорно опустила глаза. Спархок почувствовал себя немного пристыженным. Он посмотрел на Эрашама, в ожидании поглаживающего свою длинную бороду.
— То, что вы будете хранить тайну, Святейший, не вызывает никаких сомнений, — сказал он, — и я клянусь, что слово, которое я сейчас произнесу, больше никогда не сорвется с моих уст, пока я не прибуду к моему королю в его столицу Эсси.
— И я даю тебе мою клятву, мой знатный друг! — в экстазе вскричал Старец. — Даже пытка не сможет вырвать заветного слова из моих уст.
— Ваша клятва делает мне честь, Святейший, — проговорил Спархок с глубоким рендорским поклоном. Подойдя к старику, он склонился над его ухом и прошептал: — «Остриженный барашек». — От святого старца, как заметил Спархок, пахло не очень-то приятно.
— Прекрасное слово, сын мой! — воскликнул Эрашам, обхватил Спархока за шею обеими руками и поцеловал в губы.
Побелевший от гнева Мартэл попытался подойти ближе, чтобы услышать названное слово, но Сефрения преградила ему дорогу. Глаза Мартэла вспыхнули и он с трудом удержался, чтобы не отшвырнуть ее в сторону. Сефрения подняла голову и взглянула ему прямо в глаза.
— Ну? — с вызовом произнесла она.
Мартэл развернулся на каблуках и гордо прошествовал в дальнюю часть шатра и встал там, ломая пальцы в досаде. Все планы его рушились. Эрашам все еще держал Спархока за шею.
— Любимый сын мой и ученик! — восклицал он со слезами на глазах. — Ты действительно послан мне самим Богом. Теперь я знаю — Всевышний на нашей стороне, пусть нечестивцы дрожат перед нами!
— Воистину так, Святейший, — согласился Спархок, осторожно пытаясь высвободиться из цепких объятий старика.
— Однако, Святейший, подумайте, — сказал Мартэл с лицом, все еще исполненным гнева. — Спархок всего-лишь человек, и значит он смертен, а мир полон опасностей и случайностей. Не мудрее ли будет…
— Случайности? — быстро прервал его Спархок, — где твоя вера, Мартэл? Это воля Божья, а не моя. Всевышний не даст мне умереть, пока я не исполню им предначертанное! Верь, дорогой брат, Бог своею рукой прикроет меня от любых опасностей! Это моя судьба — выполнить эту миссию, и Бог поможет мне.
— Хвала Всевышнему! — вновь воскликнул Эрашам.
Тут из-за занавеса появился мальчик, принесший им разрезанную дыню, и беседа перешла в более общее русло. Эрашам продолжал выдвигать бессвязные обвинения против церкви, а Мартэл не сводил мрачного взгляда на Спархока. Спархок же вовсю занялся дыней, которая была изумительно хороша. Все оказалось слишком легко, и это вызывало беспокойство. Мартэл был слишком умен, чтобы вот так просто обвести его вокруг пальца. Спархок оценивающе посмотрел на беловолосого человека, которого так давно ненавидел. На лице Мартэла была растерянность, что было раньше не свойственно ему — Мартэл, которого Спархок знал в юности, не часто испытывал подобные чувства. Спархок почувствовал себя уверенней.
— Мне в голову пришла мысль, Святейший, — произнес он, — время для нас сейчас значит очень много — важно, чтобы мы с сестрой как можно быстрее добрались до Дэйры, и поведали Его Величеству о том что произошло с нами здесь, передали ему заветное слово, что сокрыто теперь в наших сердцах. У нас, конечно, есть хорошие лошади, но на быстрой лодке мы на несколько дней раньше спустимся по реке до порта в Джирохе. Может быть вы или кто-нибудь из ваших стражников знаете о каком-нибудь лодочнике здесь, которого я мог бы нанять?
Эрашам растерянно заморгал.
— Лодка? — пробормотал он.
Спархок уловил какое-то еле заметное движение — Сефрения слегка взмахнула рукой, будто откинула рукав. Он понял, что она делал все это время.
— Нанять, сын мой? — Эрашам, сияя, взглянул на него. — Не может быть и речи об этом! У меня есть роскошная лодка. Ты можешь взять ее вместе с моим благословением. Я дам тебе в сопровождение вооруженных людей и пошлю целую рать — объезжать берега реки, чтобы быть уверенным, что ты невредимым доберешься до Джироха.
— Как прикажете, Святейший, — проговорил Спархок и блаженно улыбаясь посмотрел на Мартэла. — Это не удивительно, дорогой брат. Воистину такая мудрость и великодушие могут быть только от Бога.
— Да, — мрачно ответил Мартэл, — я просто уверен в этом.
— А теперь я должен торопиться, Святейший Эрашам, — сказал Спархок поднимаясь на ноги. — Мы оставили своих лошадей и багаж на попечении слуги в одном доме в предместье. Мы с сестрой заберем их и вернемся, не позже чем через час.
— Да, сын мой, — ответил Эрашам, — а я пока прикажу своим стражникам приготовить лодку и солдатам приготовиться к путешествию по реке.
— Позволь мне проводить тебя до ворот, дорогой брат, — процедил Мартэл сквозь зубы.
— О да, конечно, дорогой брат. Твое присутствие рядом наполнит мое сердце радостью!
— А потом сразу же возвращайся, Мартэл, — приказал Эрашам, — мы должны обсудить этот удивительный поворот судьбы и вознести благодарственные молитвы Богу.
— Да, Святейший. Я не премину незамедлительно вернуться.
— Значит, через час, Спархок, — сказал Эрашам.
— Через час, Святейший, — ответил Спархок с глубоким поклоном. — Ну, что ж, пойдем, Мартэл! — воскликнул он, с размаху хлопая его по плечу. Мартэл скривился от боли.
Как только они покинули шатер, Мартэл повернулся к Спархоку с лицом белым от ярости.
— Ты что-то сегодня очень раздражителен, друг мой, — спокойно сказал ему Спархок.
— Что ты задумал, Спархок? — прорычал Мартэл.
— Я просто вставлял тебе палки в колеса. Эрашам будет здесь сидеть пока не превратится в камень, дожидаясь, когда же кто-то принесет ему сокровенное слово. Могу уверить тебя — Рыцари Храма будут в Чиреллосе, когда придет время избирать нового Архипрелата, потому что в Рендоре не случится ничего такого, что могло бы их оторвать.
— Очень умно, Спархок.
— Я рад, что тебе понравилось.
— За тобой прибавился еще один должок, Спархок, — огрызнулся Мартэл.
— В свое время я буду счастлив оказать тебе услугу. — Спархок взял Сефрению под руку и они отправились прочь из загородки вокруг шатра.
— Ты что, совсем ума лишился, Спархок? — спросила Сефрения, когда они отошли подальше от разъяренного Мартэла.
— Да нет, как будто, хотя, конечно, сумасшедшие никогда сами не сознают своего сумасшествия.
— Что ты там вытворял? Ты представляешь, сколько раз мне приходилось подключаться, чтобы оберечь тебя от беды?
— Да, я видел, спасибо. Без тебя мне не справиться бы.
— Перестань наконец так глупо улыбаться и объясни, действительно, что ты задумал?
— Мартэл мог догадаться о настоящей цели нашей поездки, — объяснил Спархок. — Я решил навести его на ложный след, чтобы он не догадался, что мы нашли возможное противоядие. По-моему, все было проделано прекрасно, скажу без ложной скромности.
— Если ты знал, что собираешься там делать, почему не предупредил меня, ведь я же просила?
— Откуда ж мне было знать, Сефрения? Я же не знал, что Мартэл там.
Так значит… — ее глаза расширились.
Он кивнул.
— Да, я придумал на ходу, — сознался Спархок, — а что было делать?
— О, Спархок, — тяжело вздохнула Сефрения, — у меня просто нет слов.
— Ничего лучшего я придумать не мог, — пожал плечами Спархок.
— А зачем ты все время бил Мартэла по плечу, хотел показать дружеские чувства? По-моему ты переиграл.
— У него в юности оно было сломано и до сих пор остается очень чувствительным.
— Но это жестоко! — обвинила его Сефрения.
— Точно так же, как и то, что случилось десять лет назад в Киприа. Давай-ка лучше сейчас заберем Кьюрика и Флейту, и… В Дабоуре, я думаю, мы сделали все, что было надо.
Лодка Эрашама была больше похожа на барк, раза в четыре больший по размеру, чем шаланда, на которой они прибыли в Дабоур. Вдоль каждого борта сидели гребцы и группы вооруженных солдат Эрашама стояли на палубе в свете факелов. Мартэл стоял в стороне от других провожающих на кривобокой пристани, глядя как они взбираются на барк. Белые волосы мерцали в красноватом свете, и бледное лицо его было белее волос.
— Не думай, что тебе удастся удрать вот так просто с добычей, Спархок, — произнес он своим низким гулким голосом.
— Неужели? Взгляни, Мартэл, по-моему, я уже смог это сделать. Ты, конечно, можешь последовать за мной, но, боюсь, все эти верные стражи встанут на твоем пути. Да и потом, Мартэл, когда пройдет раздражение, ты поймешь, что единственное, что тебе остается — это остаться здесь и попытаться хитростью или лестью вытянуть из Эрашама «сокровенное слово». Все то, что ты здесь сделал, теряет всякий смысл, пока ты этого не сделаешь.
— Ты заплатишь за это, Спархок, — мрачно пообещал ему Мартэл.
— Мне казалось, что я уже сделал это — там, в Киприа, мой друг, — Спархок протянул руку и Мартэл резко отдернул больное плечо, однако вместо этого Спархок потрепал его по щеке. — Береги себя, Мартэл, я хочу в скором времени встретиться с тобой, и тогда тебе потребуются все твои способности, поверь. — Он повернулся и пошел по трапу на борт барка.
Матросы оттолкнули судно от берега, вставили весла в уключины и принялись выгребать на середину реки. Кривобокая пристань с одинокой фигурой на ней вскоре исчезла из виду.
— Боже! — воскликнул Спархок. — Как мне все это нравится.
Путь до Джироха занял полтора дня. Они сошли с барка примерно за лигу от городка, чтобы избежать любой возможности встречи с Мартэловыми приспешниками. Однако предосторожности оказались излишними — Спархок, Сефрения, Кьюрик и Флейта спокойно въехали в город через Западные ворота. День уже клонился к вечеру.
Воррен встретил их слегка удивленно:
— Что-то вы быстро, — сказал он, завидев их вошедшими в сад.
— Нам повезло, — пожал плечами Спархок.
— Даже больше чем повезло, — мрачно добавила Сефрения. Она все еще пребывала в плохом настроении и отказывалась разговаривать со Спархоком.
— А что, что-то случилось? — мягко спросил Воррен.
— По-моему — ничего, — жизнерадостно ответил Спархок.
— Хватит тебе бахвалиться, — резко оборвала его Сефрения. — Я очень раздосадована тобой.
— Я сожалею, Сефрения, но я делал, что мог, — Спархок повернулся к Воррену. — Мы просто наскочили на Мартэла и я попытался помешать ему. Весь его план был разрушен.
Воррен присвистнул.
— Я не вижу в этом ничего плохого, Сефрения.
— Дело не в том, что он сделал, а в том — как.
— О?
— Я не желаю говорить об этом, — она повернулась и отошла к скамье у фонтана. Усевшись на нее с Флейтой на коленях, она о чем-то заговорила с девочкой по-стирикски.
— Нам нужно пристроиться на какой-нибудь быстроходный корабль в Ворденаис, и сделать это надо незаметно. Ты можешь помочь? — сказал Спархок Воррену.
— Это несложно. Когда одного из наших братьев здесь разоблачили, мы придумали возможность незаметно переправлять своих людей на материк, — Воррен иронично улыбнулся. — Это было первым, что я сделал, когда прибыл в Джирох. Я был уверен, что мне и самому это когда-то понадобится. У меня есть пристань в порту и таверна рядом с ней. Ее содержит один из наших братьев, но вообще-то это обыкновенная таверна, в ней есть все, что нужно, а так же подвал, от которого идет подземный ход к одному из моих пакгаузов. Вы можете взойти на корабль прямо из этого подвала, так что вас даже никто и не увидит на берегу.
— Сможем мы так одурачить Дэморга, Сефрения? — спросил Спархок.
Сефрения некоторое время сердито смотрела на него, но потом все же смягчилась. Она дотронулась кончиками пальцев до виска и Спархок заметил, что седых волосков у нее прибавилось.
— Наверно, да. Да мы и не знаем, здесь ли он. Мартэл, может быть, сказал нам правду.
— Я бы не стал полагаться на это, — проворчал Кьюрик.
— Даже если так, Дэморг не сможет понять секрета подземного хода.
— А кто этот Дэморг? — спросил Воррен.
Спархок коротко рассказал ему, кто такой Дэморг и что случилось с ними в Арсианском проливе, как погибло судно капитана Мабина. Воррен принялся по своей привычке расхаживать взад-вперед по саду.
— Про такое мы и не думали, когда рыли этот подземный ход. Нужно все таки принять дополнительные меры предосторожности. У меня в порту сейчас стоит шесть кораблей, если все они направятся в Ворденаис и вы будете плыть среди флотилии, это совсем собьет преследователей с толку.
— Не слишком ли много суеты? — спросил Спархок.
— Спархок, я знаю твою скромность, но сейчас ты, возможно самый важный человек в мире, по крайней мере до того момента, пока не доберешься до Симмура и не расскажешь все это Вэниону. Я не хочу пренебрегать никакой возможностью помочь тебе, — он подошел к стене, окружающей сад и посмотрел на садящееся солнце. — Нам нужно поспешить, — сказал он, — отлив сегодня начнется вечером, после сумерек, и нам надо успеть оказаться в подвале, когда корабль будет проходить мимо пристани. Я пойду с вами, чтобы быть уверенным, что вы сели на корабль.
Они поехали к берегу. Путь их пролегал через знакомые кварталы, где Спархок когда-то содержал свою лавчонку. Дома по обе стороны были почти как старые друзья и Спархоку даже показалось, что он узнал нескольких людей спешащих по узким проулкам в свете тонущего в туманном мареве на западе солнца.
— Предатель! — голос донесшийся сзади разнесся, наверно, надо всем Арсианским заливом и был до боли знакомым, — душегуб!
— О, только не это! — простонал Спархок. — А мы были так близки к… — он посмотрел на прибрежную таверну, которая была видна.
— Чудовище! — продолжал надсаживаться голос.
— Э-э-э… Спархок, — вкрадчиво проговорил Кьюрик, — это мне кажется или леди и правда пытается привлечь твое внимание?
— Оставь, Кьюрик. Лучше просто не обращать внимания.
— Как прикажете, мой господин.
— Негодяй! Чудовище! Подлец! Дезертир!
Последовала короткая пауза.
— Убийца! — добавила женщина.
— Ну уж этого я никогда не делал, — вздохнул Спархок и поворотил Фарэна. — Привет, Лильяс, — сказал он женщине, которая кричала, — он старался говорить как можно более мягким и мирным тоном.
— Привет, Лильяс? — взвизгнула женщина. — «Привет, Лильяс!» Это все, что ты можешь сказать, разбойник?
Спархок с трудом сдерживал улыбку — чем-то Лильяс ему нравилась, и — странно — встреча с ней даже как будто радовала его.
— А ты неплохо выглядишь, Лильяс, — пробормотал он, зная что это вызывает у нее новый взрыв эмоций.
— Неплохо? Неплохо?! После того, как ты погубил меня, после того, как ты вырвал мое сердце, утопил меня в трясине глубочайшего отчаяния? — Лильяс трагически воздела руки к небу. — Едва ли хоть кроха пищи коснулась моих губ с тех пор, как ты бросил меня без гроша в сточной канаве!
— Но я оставил тебе лавку, Лильяс! — запротестовал Спархок. — Она кормила нас обоих, неужели твой аппетит так возрос, что теперь она не может прокормить тебя одну?
— Лавка? Да что мне лавка? Ты разбил мое сердце, Махкра! — она откинула капюшон и сорвала с лица покрывало. — Убийца! — закричала она. — Взгляни на дело рук твоих! — Лильяс принялась рвать черные блестящие волосы и царапать ногтями смуглое полногубое лицо.
— Лильяс! — рявкнул Спархок. — Прекрати. Ты поранишь себя.
— Пораню? Да что мне до этого? Что может повредить мертвой женщине? — прокричала вошедшая в роль Лильяс. — Ты хочешь увидеть кровоточащую рану, Махкра? Взгляни на мое сердце! — она разорвала на груди одежду, однако то, что при этом обнажилось, было все-таки не сердцем.
— О, мой Боже, — произнес Кьюрик, уставившись на обнажившиеся прелести Лильяс. Воррен смотрел куда-то в сторону, пряча улыбку, однако Сефрения смотрела на Спархока укоризненно.
— О, Господи! — простонал Спархок, спрыгивая с седла. — Лильяс! — резко сказал он ей. — Прикройся. Подумай о соседях и о детях, которые могут увидеть тебя.
— Какое мне до них дело? Пусть себе смотрят! — прокричала Лильяс, выпрямляясь и потрясая полными грудями. — Что значит стыд для женщины, чье сердце мертво?
Спархок подошел к ней и заговорил тихим голосом сквозь стиснутые зубы:
— Твоя грудь прекрасна, Лильяс, но я сомневаюсь, что ты удивишь кого-нибудь из здешних мужчин их видом. Ты действительно собираешься продолжать все это?
Лильяс как-будто выглядела уже не так уверена, но приводить в порядок одежду пока не торопилась.
— Ну что ж, поступай как знаешь, — пожал плечами Спархок, потом заговорил громче, так чтобы слышали зрители, безмолвно затаившиеся за своими окнами: — Твое сердце не мертво, Лильяс, и я думаю, до этого далеко. Что ты скажешь насчет булочника Горджиаса и Нендана-колбасника? — спросил он, выбирая имена наугад.
С побелевшим лицом Лильяс отпрянула назад, прикрывая пышную грудь.
— Ты знаешь? — испуганно пробормотала она.
То, что он так просто попал в цель, несколько расстроило Спархока, но он не подал вида.
— Еще бы, — возгласил он, все еще играя на слушателей, — но я прощаю тебя! Ты женщина, Лильяс, но это не означает, что ты должна быть одна. — Он аккуратно прикрыл ее голову капюшоном. — Ну как, все в порядке? — мягко спросил он.
— Все прошло, — прошептала Лильяс.
— Ну, вот и хорошо. Мы со всем разобрались?
— Не совсем, все это нужно как-то завершить, понимаешь?
Спархок с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.
— Это серьезно, Махкра. От этого зависит, как будут относиться ко мне соседи.
— Предоставь это мне, — прошептал он. — Ты изменяла мне, Лильяс, — провозгласил Спархок, обращаясь к подслушивающим их в окнах соседям, — но я прощаю тебя, потому что меня не было рядом, чтобы тебя остановить, и вина за твое падение лежит на мне.
Лильяс с минуту подумала, потом рухнула в его объятия и зарыдала, пряча лицо у него на груди.
— Это все из-за того, что я лишилась тебя, мой Махкра! Я поддалась искушению. Ведь я всего лишь бедная темная женщина — раба своих страстей. Сможешь ли ты и правда когда-нибудь простить меня?
— Что же здесь прощать, моя Лильяс? — важно спросил Спархок. — Ты как земля, как море: отдавать — это часть твоей натуры.
Лильяс отшатнулась от него.
— Бей меня! — потребовала она. — Я заслуживаю сурового наказания. — Огромные слезы, насколько понял Спархок, действительно настоящие, показались в ее блестящих черных глазах.
— О, нет! — воскликнул он, зная, куда это все может завести. — Никаких побоев, Лильяс. Только это, — и Спархок целомудренно поцеловал ее. — Будь благоразумна, Лильяс, — пробормотал он, быстро отходя от Лильяс, пока она не успела обхватить его руками за шею. Он знал, как сильны могут быть эти руки. — А теперь, хотя это разрывает мне сердце, я должен покинуть тебя снова, — с этими словами он вернул покрывало на ее лицо. — Вспоминай обо мне иногда, пока я буду скитаться в поисках своего жребия, который готовит мне судьба, — Спархок почувствовал, что входит в роль, и с трудом поборол импульсивное желание положить руку на сердце.
— Я знала это! — вскричала Лильяс. — Я знала, что ты человек великих дел! Я пронесу нашу любовь в своем сердце сквозь вечность, о мой Махкра, и останусь предана тебе до могилы! А если ты сумеешь сохранить жизнь среди опасностей, возвращайся ко мне. А если нет — пришли мне свою тень в моих снах, — она распростерла руки для объятия, но Спархок уклонился и, драматично запахнувшись в плащ, вскочил в седло.
— Прощай, моя Лильяс! — воскликнул он, натягивая поводья Фарэна, так чтобы он поднялся на дыбы, загребая воздух вскинутыми ногами. — Если мы не встретимся снова в этом мире, быть может Бог дарует нам встречу в другом, — он пришпорил Фарэна и тот ударился в галоп.
— Ты что, проделал все это намеренно? — спросила Сефрения, когда они спешились во дворе береговой таверны.
— Мне нужно было как-то выпутаться из этой истории, — улыбнулся немного печально Спархок. — Лильяс проделывает такое с мужчинами время от времени. Ее сердце бывает разбитым три раза в неделю. Она воинствующе неверна и иногда бывала не совсем честна в отношении денег. К сожалению, она довольно пустой и вульгарный человек, и привыкла потворствовать своим слабостям. Лильяс всегда любила устраивать спектакли, — он помолчал, вспоминая года жизни в Рендоре. — Хотя она мне нравилась, несмотря на все ее недостатки — по крайней мере жить с ней никогда не было скучно. Я должен был помочь ей устроить это представление. Теперь она может проходить по кварталу с гордо поднятой головой, а мне это было совсем не трудно.
— Спархок, — покачала головой Сефрения, — я никогда не смогу понять тебя.
— Но так жить гораздо интереснее, Матушка.
Флейта, все еще сидевшая на белой лошади Сефрении, откомментировала это насмешливой трелью на своей свирели.
— Поговори с ней, — предложил Спархок Сефрении, — она понимает.
Флейта закатила глаза и милостиво протянула ему руки, позволяя помочь ей спуститься.
