24
Путешествие через Арсианский залив прошло без происшествий. Корабль шел под хорошим ветром на северо-восток, окруженный другими кораблями Воррена.
На третий день путешествия в полдень, Спархок вышел на палубу где уже прогуливалась Сефрения и Флейта.
— И ты все еще сердишься на меня? — спросил у нее Спархок.
— Нет, — вздохнула Сефрения, — наверно, уже нет.
Спархок не знал, как ему выразить смутное беспокойство, обуревавшее его, и начал издалека.
— Сефрения, тебе не показалось, что в Дабоуре все прошло как-то слишком гладко? У меня такое чувство, что нас водили за нос.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю, что ты несколько раз оказывала давление на Эрашама. А на Мартэла?
— Нет, он бы почувствовал, и начал противостоять.
— А что же с ним тогда случилось?
— Не совсем тебя понимаю, Спархок.
— Он вел себя, как мальчишка. Мы знаем с тобой Мартэла давно — он очень умен, и соображает быстро. То, что я делал, было так очевидно, что он должен был бы сразу все раскусить, а он даже ничего не попытался сделать, стоял как идиот и позволил мне разрушить все его планы. Меня беспокоит, что все было уж слишком легко.
— Но Мартэл не ожидал нас увидеть в шатре Эрашама, и может быть это и сбило его с толку.
— Мартэла так легко с толку не собьешь.
Сефрения нахмурилась.
— Да, — согласилась она, — тут ты прав, — она помолчала, — Ты помнишь что говорил Лорд Дареллон, перед тем, как мы покинули Симмур?
— Нет, не помню в точности.
— Он сказал, что Энниас вел себя как простак, когда представлял свое дело перед собранием королей. Он объявил о смерти Радена даже не уверившись, что граф действительно мертв.
— Да, теперь вспомнил. И ты сказала, что весь план — попытка убить графа Редана и свалить вину на пандионцев — подсказан каким-то стирикским магом.
— Может быть это заходит дальше. Мы знаем, что Мартэл якшался с Дэморгом и в это все был как-то замешан Азеш. Азешу приходилось обычно иметь дело со стириками, и он мало осведомлен во всех тонкостях эленийского ума. Боги Стирикума очень прямолинейно, они не привыкли к неожиданностям, может быть потому, что стирикам недостает изворотливости. Общая цель всех этих заговоров связана с тем, чтобы не дать Рыцарям Храма присутствовать на выборах Архипрелата в Чиреллосе. Энниас в Симмуре вел себя как деревенский стирик и Мартэл вел себя так же во дворце Эрашама.
— Ты немного непоследовательна, Сефрения. Сначала ты говоришь, что ум стириков не отличается изощренностью, а потом начинаешь объяснять все это так запутанно, что я не поспеваю следить за твоей мыслью.
— Азеш всегда властвовал над умами своих последователей, а они большей частью были стириками. Если Энниас и Мартэл начинают вести себя, как стирики, то это вызывает странные подозрения.
— Прости, Сефрения, но я не могу согласиться с тобой. Каких бы грехов на них не было, но Мартэл остается эленийцем, а Энниас — священником, и они не могли отдать свою душу Азешу.
— Может быть, сами того не желая — у Азеша есть способы сокрушать разум людей, которые ему нужны.
— И что же все это значит?
— Я не совсем уверена, но по моему у Азеша есть причины хотеть, чтобы Энниас стал Архипрелатом. Мы всегда должны об этом помнить. Если Азеш управляет Мартэлом и Энниасом, то они ведут себя как стирики, а стирики соображают медленно и не могут быстро отвечать на неожиданности. Это национальная черта. И неожиданности могут стать нашим лучшим оружием.
— Так ты разгневалась на меня за то, что я удивил тебя?
— Конечно. Я думала, ты и сам поймешь это.
— Хорошо, я буду стараться предупреждать тебя впредь.
— Буду тебе весьма признательна.
Двумя днями позже их корабль вошел в залив, образованный устьями двух рек — Укеры и Симмура. Они приближались к порту Ворденаиса. Когда корабль пришвартовывался к одной из пристаней, Спархок увидел, что портовая набережная патрулируется солдатами в красном.
— Ну и что теперь? — поинтересовался Кьюрик, когда они оба спрятались за низкой палубной надстройкой.
Спархок нахмурился.
— Видно придется проплыть вдоль берега и сойти на арсианской стороне.
— Но если они охраняют порт, то граница не осталась без присмотра. Ну думай же, думай, Спархок.
— Может, нам удастся проскользнуть ночью?
— У нас слишком важное дело, чтобы пробовать на авось.
Спархок выругался.
— Нам нужно добраться до Симмура. Уже близко время, когда погибнет еще один из двенадцати, а я не знаю, сколько еще может выдержать Сефрения. Подумай-ка ты, Кьюрик, ты всегда был сообразительнее в тактике.
— Это потому, что я не ношу доспехов. Чувство безопасности делает странные вещи с мозгами человека.
— Спасибо, — сухо поблагодарил Спархок.
Кьюрик задумчиво сдвинул брови.
— Ну, — нетерпеливо поторопил его Спархок.
— Я думаю, не торопи меня, — огрызнулся Кьюрик.
— Мы все ближе к пристани.
— Я вижу. Как ты думаешь, они обыскивают корабли?
Спархок поднял голову и посмотрел над крышей надстройки.
— Кажется нет.
— И то слава Богу. По крайней мере, нам не придется делать скоропалительных решений. Мы сможем спуститься вниз и хорошенько все обдумать.
— И больше никаких идей?
— Ты слишком тороплив, Спархок. Это один из твоих основных недостатков. Тебе всегда не терпится кинуться в гущу событий, не разобравшись даже в том, что происходит.
Их судно покачивалось на волнах у причала, и матросы собрались у одного борта и перебросили на пирс трап, по которому на палубу взбежали грузчики и тут же принялись перетаскивать на берег тюки и коробки.
Неожиданно послышался стук копыт и на палубу вышел Фарэн. Спархок с удивлением воззрился на своего боевого коня. На спине жеребца сидела Флейта, наигрывая на своей свирели. Мелодия была сонной, дремотной. До того как Спархок или Кьюрик успели остановить его, Фарэн уже ступил на трап, ведущий на берег.
— Что она творит?! — воскликнул Кьюрик.
— Я даже не успел удивиться. Быстро за Сефренией!
На пристани Флейта направила Фарэна прямо к кучке солдат церкви, стоявших в дальнем конце, которые тщательно осматривали каждого, кто сходил с корабля, но не обратили никакого внимания на маленькую девочку на огромном коне. Она несколько раз дерзко проехалась взад и вперед перед ними и вернулась назад. Казалось она смотрела прямо в глаза Спархока. Подняв свою маленькую ручку, она поманила его к себе.
Он непонимающе уставился на девочку.
Она скорчила ему рожицу и проехала прямо через ряды солдат. Они с отсутствующим видом посторонились, не заметив ни ее, ни Фарэна.
— Что там происходит, вы понимаете? — спросил Спархок присоединившихся к нему Сефрению и Кьюрика.
— Трудно сказать, — ответила Сефрения хмурясь.
— Почему солдаты не обращают на нее ровно никакого внимания? — спросил Кьюрик, когда Флейта в очередной раз проезжала перед солдатами.
— Они не могут ее видеть.
— Но она же прямо перед ними!
— Значит это не имеет значения, — лицо Сефрении медленно приняло удивленное выражение. — Я слышала о таком, — прошептала она, — но думала, что все это байки. Видно, я ошибалась, — Сефрения повернулась к Спархоку. — Она смотрела на корабль с тех пор как выехала на пристань?
— Кажется, она звала меня.
— Ты уверен?
— По крайней мере мне так показалось.
Сефрения глубоко вздохнула.
— Что ж, — сказала она, — есть только один способ проверить это, — Сефрения поднялась и вышла из-за надстройки.
— Сефрения! — окликнул ее Спархок, но она продолжала идти по палубе, будто не слыша. Подойдя к борту она остановилась.
— Она же прямо у них на глазах! — придушенно воскликнул Кьюрик.
— Я вижу.
— У солдат наверняка есть ее описание. Она что, с ума сошла?
— Не думаю. Посмотри, — Спархок указал на солдат. Хотя Сефрения стояла на виду, они как будто не видели ее.
Однако Флейта увидела и сделала еще один из своих величественных жестов. Сефрения вздохнула и посмотрела на Спархока.
— Подожди здесь, — сказала она.
— Где здесь?
— Здесь, на судне. — Сефрения повернулась и по трапу спустилась на пристань.
Спархок выпрямился и с мрачным видом обнажил меч.
— Там их не так уж много, — сказал он Кьюрику. — Если мы нападем неожиданно, то у нас есть шанс.
— Не слишком большой, Спархок. Давай-ка лучше посмотрим, что будет дальше.
Сефрения прошлась по пристани и остановилась прямо перед солдатами.
Они не обратили на нее никакого внимания.
Сефрения заговорила с одним из них.
Тот не ответил.
Тогда она вернулась к кораблю.
— Все в порядке, Спархок, — прокричала она. — Они не могут ни видеть, ни слышать нас. Забирайте наших лошадей и вещи и спускайтесь.
— Магия? — спросил Кьюрик.
— Да, но о такой мне слышать не приходилось.
— Тогда нам лучше делать то, что она говорит и побыстрее. Очень неприятно будет оказаться среди этих солдат, если заклинание вдруг исчезнет.
Было жутковато опускаться по трапу прямо на глазах у целого отряда солдат церкви и идти по пристани лицом к лицу с ними. Солдаты прохаживались по пирсу со скучающими минами, даже не заподозрив, что что-то не так. Они привычно останавливали каждого моряка или пассажира, но не обращали никакого внимания ни на Спархока, ни на Кьюрика, ни на лошадей. Солдаты без всякой команды своего капрала расступились и снова сомкнули ряды, когда Спархок и Кьюрик провели лошадей с причала на мощеную булыжниками набережную.
Не говоря ни слова, Спархок снял Флейту со спины Фарэна и взобрался в седло сам.
— Хорошо, — сказал он Сефрении, — как она сделала это?
— Обычным способом.
— Она ничего не говорила и ничего не делала, как она связала заклинание?
— При помощи своей свирели, Спархок. Я думала, что ты это уже понял. Она не произносит заклинание, она играет его.
— Неужели это возможно? — с сомнением спросил Спархок.
— Ты сам только что видел.
— А ты можешь так?
Сефрения покачала головой.
— У меня нет слуха, Спархок, — созналась она. — Я с трудом отличаю одну ноту от другой, а мелодия должна быть очень чистой.
Они ехали по улицам Ворденаиса.
— Мы все еще невидимы? — спросил Кьюрик.
— На самом деле мы не невидимы, Кьюрик, — сказала Сефрения, заворачивая в полу своего плаща Флейту, которая все еще продолжала играть свою дремотную песенку. — Если бы это было так, то мы просто не видели бы друг друга.
— Я что-то не совсем понимаю.
— Солдаты видели нас, Кьюрик, помнишь, они уступили нам дорогу? Просто они решили не обращать на нас внимания.
— Решили?
— Ну, это не совсем верное слово. Скажем так: им было приказано.
Они покинули город через северные ворота, по-прежнему не замечаемые стражниками, и оказались на торной дороге в Симмур. За несколько недель их путешествия погода в Элении изменилась. Зима отступила, в воздухе было разлито дыхание весны — первая зелень, робкая зелень, появилась на ветвях деревьев и кустов по сторонам дороги. По полям за плугами ходили крестьяне, выворачивая огромные пласты черной земли. Пора дождей миновала, и на ярко-голубом небе лишь кое где были видны пушистые белые облачка. Свежий теплый ветер приносил с полей запах земли, роста и обновления. Свою рендорскую одежду они оставили на корабле, но Спархоку все еще казалось, что ему жарко в кожаной подкольчужной рубахе и теплом плаще.
Кьюрик взглядом знатока осматривал свежевспаханные поля.
— Надеюсь, мальчишки закончили с пахотой, — проворчал Кьюрик, — не хотелось бы, чтоб все это свалилось на меня, когда я вернусь домой.
— Не бойся, Эслада проследит за этим, — заверил его Спархок.
— Может, и так, — ответил Кьюрик. — Боюсь, что она даже лучше управляется на ферме, чем я.
— Так и должно быть, — сказала Сефрения. — Женщины больше связаны с луной и с природным круговоротом, определяемым ею. В стирикуме женщины всегда занимаются земледелием.
— А чем же занимаются мужчины?
— Разными мелочами.
Через пять дней весенним утром они подъехали к Симмуру. Спархок поднялся на вершину холма в миле от города.
— Сможет Флейта проделать это снова? — спросил он подъехавшую вслед за ним Сефрению.
— Что проделать?
— Может она снова сделать так, чтобы люди не замечали нас?
— Не знаю. Спроси у нее сам.
— А почему бы тебе не спросить? По моему, я ей не особенно нравлюсь.
— С чего ты взял? Она тебя просто обожает. — Сефрения наклонилась к Флейте и заговорила с ней по стирикски.
Девочка кивнула и сделала рукой странный круговой жест.
— Что она говорит? — спросил Спархок.
— Приблизительно вот что: Замок Ордена находится с другой стороны Симмура. Не проще ли будет просто объехать город вокруг?
— Хорошо, сделаем как она предлагает.
Они поехали вокруг города. Путь их пролегал по распаханным полям и рощам, примерно в миле от городских стен. Оглядывая Симмур со стороны, Спархок подумал, что особенно привлекательным городом его не назовешь. Из-за его расположения и погоды в этих местах дым из тысяч очагов каминов и печей скапливался сумрачной завесой над крышами домов. Придавленный низким коричневатым облаком дыма, город казался мрачным и грязноватым.
Наконец они подъехали к небольшой рощице невдалеке от стен замка. На полях вокруг него работали крестьяне, а по дороге, ведущей от Восточных ворот сновали ярко одетые путешественники.
— Скажи ей, что уже пора, — сказал Спархок Сефрении. — Среди всех этих наверняка найдутся Энниасовы соглядатаи.
— Она знает, Спархок. Она не глупее нас с тобой.
— Нет, конечно, но зато слегка капризна.
Флейта по своему обыкновению скорчила ему рожицу и принялась играть на своей свирели давешнюю дремотную мелодию, ту же, что и в Ворденаисе. Когда Флейта проиграла несколько тактов, они выехали из рощицы и направились к небольшому скоплению домов около замка. Проезжая мимо встречных крестьян Спархок каждый раз чувствовал напряжение, хотя и не сомневался в чарах волшебной свирели.
— Успокойся, Спархок! — резко приказала ему Сефрения. — Ты усложняешь ее задачу.
— Прости, — пробормотал он, пытаясь успокоиться. — Привычка.
Несколько рабочих занимались починкой дороги, ведущей к Замку.
— Соглядатаи, — ухмыльнулся Кьюрик.
— Откуда ты знаешь? — спросил Спархок.
— Посмотри, как они кладут булыжник, Спархок. Сразу видно, что они делают это первый раз в жизни.
— Да, выглядит довольно неряшливо, — согласился Спархок, оглядывая вновь уложенный участок дороги.
— Энниас, видно, стареет. Раньше он бы никогда не допустил бы таких ляпсусов, — прокомментировал Кьюрик.
— Он взялся за слишком многое разом.
Они проехали по подвесному мосту мимо не замечающих их рыцарей-привратников и оказались во дворе Замка.
Юный послушник черпал воду из глубокого колодца в середине двора трудолюбиво накручивая скрипучий ворот. Сыграв последние трели своей мелодии Флейта отняла от губ свирель.
Послушник ошарашенно взглянул на них и, придушенно выругавшись, потянулся за мечом.
— Не спеши, брат, — сказал ему Спархок, спешиваясь.
— Как вы прошли через ворота? — воскликнул послушник.
— Ты не поверишь, если мы расскажем, — сказал Кьюрик, спрыгивая с лошади.
— Простите, сэр Спархок, — сказал послушник, — вы сильно удивили меня.
— Все в порядке. А сэр Келтэн уже вернулся?
— Да, мой господин, вместе с рыцарями из других Орденов.
— Хорошо. Ты не знаешь, где они?
— Наверно в кабинете у Лорда Вэниона.
— Спасибо, друг мой. Присмотри за нашими лошадьми.
— Конечно, сэр Спархок.
Они вошли в Замок, по центральному коридору прошли к Южной башне и поднялись по узкой витой лестнице.
— Сэр Спархок, — уважительно сказал один из молодых рыцарей, стоящих на страже наверху. — Я предупрежу Лорда Вэниона.
— Спасибо, брат, — ответил Спархок.
Рыцарь постучал в дверь и приоткрыл ее.
— Здесь сэр Спархок, — доложил он Вэниону.
— Наконец-то! — донесся из комнаты голос Келтэна.
— Входите, сэр Спархок, — поклонился Стражник.
Вэнион сидел в своем кресле за столом, Келтэн, Бевьер, Улэф и Тиниэн вышли вперед приветствовать прибывших. На скамье в углу сидели Берит и Телэн.
— Когда вы вернулись? — спросил Келтэна Спархок, крепко пожимая его руку.
— В начале прошлой недели. А вы что задержались?
— Нам пришлось совершить долгое путешествие, Келтэн, — Спархок пожал руки Тиниэна, Улэфа и Бевьера, и поклонился Вэниону. — Мой Лорд.
— Здравствуй, Спархок, — кивнул Вэнион.
— Ты получил мои послания?
— Если их было только два, то да.
— Хорошо, тогда ты знаешь, как было дело.
Вэнион пристально посмотрел на Сефрению.
— Ты выглядишь не очень хорошо, Матушка, — сказал он.
— Не беспокойся, со мной все в порядке, — ответила Сефрения, устало проводя рукой по лицу.
— Садись, Матушка, — сказал Келтэн пододвигая ей стул.
— Спасибо, Келтэн.
— Что было в Дабоуре, Спархок? — спросил Вэнион.
— Мы нашли того врача. Он действительно вылечил нескольких человек, отравленных тем же ядом, что Энниас дал королеве.
— Хвала Всевышнему! — облегченно выдохнул Вэнион.
— Не торопись, Вэнион. Мы знаем, что это должно быть за лекарство, но его еще нужно отыскать.
— Не совсем понятно, объясни поподробнее.
— Вылечить отравленного этим ядом можно только с помощью магии.
— А врач дал вам заклинание?
— Тут и не нужно никакого заклинания. В мире есть несколько предметов, обладающих огромным могуществом. Нам нужно найти один из них.
Вэнион нахмурился.
— На это нужно время. Люди обычно прячут такие вещи, чтобы их не украли.
— Я знаю.
— Ты полностью уверен, что вы определили яд? — спросил Келтэн.
— Я получил подтверждение от самого Мартэла, — усмехнулся Спархок.
— Мартэл? Ты и правда успел поговорить с ним, перед тем как прикончить?
— Я не убил его. Случай был неподходящий.
— Для такого дела всякий случай подходит.
— Я тоже так подумал, когда его увидел, но Сефрения заставила нас обоих отложить разбирательство.
— Но как же так, Сефрения? — разочарованно протянул Келтэн.
— Тебе нужно было быть там, чтобы понять, — ответила Сефрения.
— Почему вы не забрали то, чем он лечил тех отравленных, у этого врача, — спросил Тиниэн.
— Потому что он растер это в порошок и, смешав с вином, дал выпить больным.
— А что, это и правда надо использовать таким образом?
— В том-то и дело, что нет, и Сефрения объяснила ему это.
— Может быть, ты расскажешь нам все с начала? — предложил Вэнион.
— Хорошо, — согласился Спархок, пододвигая себе стул. Он коротко рассказал им о священном талисмане Эрашама и о тех событиях, которые привели их в шатер старца.
— Вы слишком уж вольно обошлись с именем моего короля, — заметил Тиниэн.
— Но нам же нет особой необходимости сообщать ему об этом. Просто нам нужно было использовать имя монарха королевства, лежащего подальше от Рендора. А Эрашам, наверно, имеет смутное представление о том, где находится Дэйра.
— Почему же ты не сказал тогда, что приехал из Талесии?
— Боюсь, Эрашам о ней просто никогда не слышал. В общем, «священный талисман» оказался простой безделкой. Мартэл был там и попытался подбить старого лунатика отложить восстание до того момента, когда состоятся выборы в Чиреллосе, — Спархок поведал о том, как был опрокинут план отступника.
— Друг мой! — восхищенно воскликнул Келтэн. — Я горжусь тобой.
— Спасибо, Келтэн, — скромно ответил Спархок, — я думаю, что все прошло отлично.
— Он часто выражает признательность и восхищение самим собой с тех пор, как мы вышли из шатра Эрашама, — заметила Сефрения и посмотрела на Вэниона. — Керрис умер, — печально сказала она Магистру.
Вэнион угрюмо кивнул.
— Я знаю. А ты как об этом узнала?
— Его призрак являлся нам, чтобы вручить свой меч Сефрении, — ответил вместо нее Спархок. — Вэнион, мы должны что-то сделать. Она не может продолжать нести эти мечи, и то бремя, которое они символизируют. Каждый раз, когда погибший рыцарь отдает ей свой меч, она становится все слабее и слабее.
— Со мной все в порядке, Спархок, — с нажимом произнесла Сефрения.
— Я не люблю прекословить тебе, Матушка, но ты вовсе не в порядке. Все, на что ты нынче способна, так это гордо держать голову. Еще пара мечей поставят тебя на колени.
— А где теперь эти мечи? — спросил Вэнион.
— Мы привели с собой мула, — ответил Кьюрик. — Они в коробке, навьюченной на него.
— Принесите их, пожалуйста, сюда.
— Да, конечно, Лорд Вэнион, — ответил Кьюрик, направляясь к двери.
— Что ты задумал, Вэнион? — подозрительно спросила Сефрения.
— Я хочу взять эти мечи, — пожал плечами Магистр, — и все, что к ним прилагается.
— Ты не можешь.
— О, могу, еще как могу, Сефрения. Я тоже был в тронном зале, и я знаю, какое нужно заклинание. Ты не единственная, кто должен нести это бремя. Это может делать всякий, кто был в тронном зале.
— Тебе не хватит сил, Вэнион.
— Даже когда ты упадешь под этим бременем, Матушка, я смогу поднять и тебя, и то, что тебя свалит, и нести это дальше. Ко всему прочему ты сейчас более важный человек, чем я.
— Ну… — начала Сефрения.
Вэнион поднял руку.
— Диспут окончен, Сефрения. Я пока что еще Магистр, и с твоим или без твоего согласия я забираю эти мечи.
— Ты не понимаешь, что это значит, дорогой мой. Я не могу позволить тебе этого, — ее лицо покрылось слезами и она заломила руки. Редко можно было увидеть Сефрению, так открыто выражающую свои чувства. — Я не позволю тебе!
— Ты не сможешь остановить меня, — мягко сказал Вэнион. — Если придется, я смогу связать заклинание и без твоей помощи. Если ты хочешь держать свои заклинания в тайне, Матушка, тебе бы не следовало пропевать их так громко. Ты должна была бы знать, что у меня отличная память.
Сефрения посмотрела на Магистра.
— Ты поражаешь меня, Вэнион. В молодости ты был добрее.
— К сожалению, в жизни много маленьких разочарований.
— Я смогу остановить тебя! — надломленным голосом прокричала Сефрения. — Ты забыл, насколько я сильнее!
— Конечно, Матушка. Но я могу позвать на помощь. Сможешь ли ты справиться с десятью рыцарями, поющими со мною в унисон? Или с пятьюдесятью? Или с полутысячью?
— Это бесчестно! Я не знала, что ты зайдешь так далеко, Вэнион. И я доверяла тебе!
— И правильно делала, дорогая Матушка. Я не позволю тебе принести эту жертву. Я заставлю подчиниться мне, потому что ты сама знаешь что я прав. Ты отдаешь это бремя мне, потому что знаешь, что тебе нужны силы для гораздо более важных дел.
— Дорогой, — начала Сефрения совсем ослабевшим голосом, — мой дорогой…
— Я уже сказал, — прервал ее Вэнион, — диспут окончен.
За сим последовала долгая неловкая пауза, во время которой Сефрения и Вэнион стояли друг против друга глаза в глаза.
— А доктор в Дабоуре не намекнул вам, что за предметы могут помочь королеве? — Бевьер не выдержал и попытался прервать мучительную тишину.
— Он упомянул о копье в Даресии, нескольких кольцах в Земохе, о браслете где-то в Пелозии и о самоцвете, венчавшим некогда корону Талесии.
Улэф усмехнулся.
— Беллиом.
— Ну тогда это все разрешает, — сказал Келтэн. — Мы отправимся в Талесию, позаимствуем у Воргуна его корону и привезем ее сюда.
— У Воргуна ее нет, — сказал Улэф.
— Как это — «У Воргуна ее нет»? Он же король Талесии.
— Корона потеряна пятьсот лет назад.
— Но, может быть, можно ее найти?
— Все, конечно, может быть, но люди ищут ее уже пять веков, и безо всякого успеха. Разве у нас есть столько времени?
— А что это за Беллиом? — спросил Тиниэн талесийца.
— Легенды гласят, что это огромный сапфир, вырезанный в розу. Говорят, в нем заключено могущество Троллей-Богов.
— Правда?
— Ручаться не могу, я сам не видал его. Корона ведь потеряна, помнишь?
— Но есть и другие предметы, — сказала Сефрения. — Наш мир полон магии, хотя некоторые этого не замечают. И Боги создали много чудесных вещей, наделенных могуществом, тем могуществом, которое ищем мы.
— Почему бы нам самим не сделать что-то в этом роде? — спросил Келтэн. — Пусть соберутся несколько людей, сильных в магии, соткут заклинания и вложат их в какой-нибудь самоцвет, в кольцо или еще что-нибудь…
— Теперь я понимаю, почему ты не преуспел в Искусстве, Келтэн, — вздохнула Сефрения. — Ты даже не понимаешь самых основ. Вся магия исходит от Богов, а не от нас. Иногда они снисходят к нашим просьбам, но никогда не позволят нам сделать что-то, что дано только им. Сила заключенная в таких предметах — это часть их самих, их заповедного могущества. Они не так уж легко жертвуют такими вещами.
— О… — разочарованно протянул Келтэн, — я и не знал этого.
— А должен был бы. Я рассказывала об этом тебе, когда тебе было пятнадцать.
— Должно быть я позабыл…
— Что ж, я думаю все, что нам сейчас остается, это начать поиски, — сказал Вэнион. — Я сообщу об этом другим Магистрам. Каждый рыцарь во всех четырех Орденах будет искать.
— А я пошлю весть стирикам в горах, — добавила Сефрения. — Есть много таких вещей, известных Стирикуму.
— А в Мэйделе что-нибудь интересное было? — спросил Спархок Келтэна.
— В общем-то, нет, — ответил тот. — Мы несколько раз мельком видели Крегера, но все время издалека, и он смывался, прежде чем мы успевали подойти. Проворный, гад, как хорек.
Спархок кивнул.
— Это меня и убедило окончательно в том, что его используют как приманку. Что он там делал, как ты думаешь?
— Не знаю. Я же говорю тебе, мы не могли подобраться к нему близко. Но что-то он там замыслил. Бегал по Мэйделу, как мышь по амбару.
— А Адус не показывался?
— Телэн и Берит видели его еще раз, когда он с Крегером выезжал из города.
— Куда они направлялись, Телэн? — спросил Спархок.
Телэн пожал плечами.
— Когда мы их в последний раз видели, они ехали к Боррате, но они могли и свернуть, как только исчезли из виду.
— У здоровяка была повязка на голове и рука на ремне, — добавил Берит.
Келтэн рассмеялся.
— Видно, ты отрубил от него побольше мяса, чем мы думали, Спархок.
— Я очень старался, — мрачно заметил Спархок. — Избавиться от Адуса — это одна из моих основных целей в жизни.
В этот момент дверь отворилась и появился Кьюрик, таща деревянный короб с мечами павших рыцарей.
— Ты все еще настаиваешь, Вэнион? — спросила Сефрения.
— Я не вижу другого выбора, — ответил он. — Тебе все время приходится куда-то ехать, а я могу исполнять свой долг сидя, или лежа в постели, или мертвым, если дело дойдет до этого.
Сефрения бросила короткий таящийся взгляд на Флейту. Девочка мрачно кивнула. Спархок был уверен, что только он заметил этот обмен взглядами, и он его сильно обеспокоил.
— Только бери мечи по одному, — предупредила Вэниона Сефрения. — Это страшное бремя и к нему надо привыкать постепенно.
— Мне приходилось и раньше держать в руках меч.
— Я говорю не о весе меча, а о том, что перейдет к тебе вместе с ним, — она открыла коробку и достала оттуда меч сэра Пэразима, юного рыцаря, убитого Адусом в Арсиуме. Взяв его за клинок, она протянула меч Вэниону.
Магистр поднялся и принял его.
— Поправь меня, если я ошибусь, — сказал он и запел по стирикски.
Сефрения присоединилась к нему. Пела она нетвердо, и глаза ее были полны сомнения. Когда заклинание было окончено, лицо Вэниона посерело и он покачнулся на ослабевших ногах.
— Боже, — выдохнул он, опустив меч острием к полу.
— Как ты, дорогой? — быстро спросила Сефрения, дотрагиваясь до него.
— Дай мне минуту отдышаться. Как ты выносила это, Сефрения?
— Мы делаем то, что должны. Я чувствую себя много лучше, Вэнион. Тебе незачем брать остальные два меча.
— Нет, есть зачем. На днях погибнет еще один из Двенадцати, и его тень доставит тебе новый меч. Я хочу, чтобы ты была свободна, когда он придет, — он выпрямился. — Ну, вот я и готов. Давай следующий.
25
Тяжелая усталость навалилась на Спархока этим вечером. Казалось, вся тяжесть напряжения последних недель навалилась на него, но несмотря на утомление, словно свинцом наливавшее его члены, он не мог уснуть и беспокойно метался на своей кровати в маленькой комнатке, похожей на монашескую келью. Полная луна светила через узкое окно, посылая свои бледные будоражащие лучи прямо ему в лицо. Спархок выругался и с головой укрылся одеялом, прячась от назойливых ласк луны.
Наконец балансирование на грани дремы и бодрствования надоело ему. Он сел.
Была весна. Долгая, показавшаяся бесконечной зима отступила, но что он успел сделать за это время? Месяцы ускользали, а вместе с ними ускользала и жизнь Эланы. Приблизился ли он хоть немного к ее освобождению из алмазной темницы? В холодном свете он лицом к лицу столкнулся с холодящей мыслью: может быть, все эти сложные и умудренные планы Энниаса и Мартэла направлены только на то, чтобы отвлечь его от главной задачи — спасения Эланы и заполнить скупо отмеренные ей дни жизни пустой суетой? С тех пор как он вернулся в Симмур, он постоянно метался от одной трудности к другой. Так может все эти хитроумные замыслы его врагов и не должны были свершиться? Может, единственной их целью было отвлечь его? Спархоку вдруг показалось, что все это время кто-то будто управлял им, и этот кто-то наслаждается его гневом и отчаянием, играя с ним с продуманной холодной жестокостью. Он снова улегся на койку, обдумывая пришедшую в голову мысль.
Он проснулся от внезапного холода, но не обычного ночного морозного дуновения в раскрытое окно, а холода глубинного, извечного, проникающего в самое нутро. Еще до того, как открыть глаза он понял, что в комнате он не один.
Рядом с его кроватью стояла фигура рыцаря в тяжелых доспехах и лунный свет переливался на полированной черной стали.
— Проснись, сэр Спархок! — воззвал к нему рыцарь холодным гулким голосом. — Мне есть, что сказать тебе.
Спархок сел на кровати.
— Я не сплю, брат, — сказал он.
Призрак поднял забрало и Спархоку открылись черты давно знакомого лица.
— Прости меня, сэр Танис, — печально произнес он.
— Всем приходится когда-нибудь умирать, — нараспев произнес призрак. — А моя смерть не была напрасной. Это служит мне утешением в Чертоге Смерти. Внемли мне, Спархок, ибо кратко время, которое я могу говорить с тобой. Я скажу тебе, что должен ты сделать. За то, чтобы ты узнал это, я заплатил жизнью.
— Я слушаю тебя, сэр Танис.
— Приди этой ночью в склеп, что под Кафедральным собором. Там ты встретишь тень, которая расскажет тебе, что делать дальше.
— Чью тень?
— Ты знаешь его.
— Я сделаю, как ты сказал, брат мой.
Призрак вынул свой меч.
— А теперь я покидаю тебя, Спархок, — сказал он. — Я должен доставить свой меч до того, как вернусь в вечную тишину.
Спархок вздохнул.
— Я знаю.
— Тогда прощай, брат. Помяни меня в своих молитвах. — Тень повернулась и бесшумно вышла из комнаты.
Высокие башни Кафедрального собора врезались в звездное небо. На западе, над самым горизонтом висела луна, наполняя улицы бледным серебристым светом и чернильными тенями. Спархок тихо прошел через узкий переулок и вышел на его пересечение с широкой мощеной улицей, упирающейся прямо в ворота храма. Под свой дорожный плащ он как всегда надел кольчугу и опоясался тяжелым мечом.
Странное чувство отчужденности владело им, когда он выглянул из-за угла и увидел двух солдат церкви, стоящих у входа в храм. Их красные наряды в призрачном свете луны потеряли свой цвет. Солдаты сонно привалились к каменной стене собора.
Спархок обдумал положение. Охраняемые врата — единственный путь в собор, все остальные входы должны быть заперты на ночь. Но закрывать на ночь ворота любого храма было запрещено церковным законом, или традицией, обретшей его форму.
Стражники клевали носами и совсем не пытались быть настороже. Один быстрый решительный натиск устранил бы проблему. Спархок выпрямился и потянулся за мечом. Но вдруг остановился — он не был особенно щепетилен, но ему казалось, что он не должен идти на эту встречу, обагрив руки кровью. Да и два тела, лежащих на пороге храма, могут навлечь на него беду.
Спархок задумался. Что могло бы отвлечь солдат с их поста? Он перебрал в голове с дюжину различных способов и, наконец, остановился на одном. Он даже улыбнулся той идее, которая пришла ему в голову. Спархок как следует припомнил про себя заклинание, и когда все слова встали на свои места, забормотал по-стирикски. Заклинание было довольно долгим, в нем было множество тонкостей, которые ему хотелось воплотить. Когда все было готово, он выпустил заклинание мановением руки.
В конце улицы появилась женская фигура. На женщине был бархатный плащ с откинутым назад капюшоном, и ее длинные светлые волосы ниспадали ей на плечи и спину. Юное лицо ее было соблазнительно прелестно. Грациозной походкой она подошла ко входу в храм и остановилась перед совсем теперь проснувшимися стражниками. Девушка ничего не говорила — речь очень усложнила бы заклинание, да и говорить-то ей было вовсе не нужно. Она медленно расстегнула застежку плаща и распахнула его полы. Под плащом она была полностью обнаженной.
Спархок отчетливо услышал ставшее вдруг хриплым и шумным дыхание стражников. А девушка развернулась и призывно поглядывая через плечо зашагала назад по улице. Стражники поглядели сначала на нее потом друг на друга, потом вдоль улицы, и, убедившись, что вокруг никого нет, прислонили алебарды к стене и ссыпались вниз по лестнице.
Фигура женщины остановилась под факелом на углу, немного подождала, и, выйдя из круга света, скрылась в боковой улице. Стражники бросились за ней вдогонку.
Как только пыхтящая парочка исчезла за углом, Спархок вышел из своего укрытия. В считанные секунды он пробежал по улице, прыгая через две ступеньки взлетел по лестнице и потянул за ручку огромной резной створки храмовых врат. Оказавшись внутри, он улыбнулся, подумав как долго будет искать распалившиеся стражники теперь уже исчезнувшую прекрасную незнакомку.
В храме было сумрачно и холодно, пахло ладаном и свечным воском. С каждой стороны алтаря метались на сквозняке огоньки одиноких тонких свечек. Их слабый неуверенный свет не мог, конечно, рассеять настоявшуюся темноту огромного собора, и только на драгоценных каменьях и золоте алтаря мерцали слабые блики. Спархок тихо шел по боковому нефу. Его охватило страшное напряжение, все чувства напряглись. Время было уже позднее, но кто-нибудь из священников, живущих при храме, мог еще бродить здесь, а Спархоку хотелось избежать шумных встреч.
Он привычно преклонил колена перед киотом и, поднявшись отправился по темному решетчатому коридору, ведущему из бокового нефа к главному алтарю. Впереди показался свет, тусклый, но ровный. Спархок прижался к стене и продолжал красться дальше. Вскоре он оказался перед задрапированной аркой. Осторожно отодвинув пурпурный бархат, он взглянул внутрь.
Первосвященник Энниас, облаченный не в обычную шелковую рясу, а в суровое монашеское одеяние, преклонил колена перед маленьким каменным алтарем часовни. Черты изможденного лица первосвященника были полны ненависти, побелевшие пальцы заломленных рук, казалось, вот-вот будут вырваны из ладоней. По иссеченным резкими морщинами щекам Энниаса катились слезы, дыхание агонизирующе клокотало в горле.
Лицо Спархока посуровело, рука потянулась к мечу. Убийство солдат у двери было бы бесполезным и жестоким делом. Другое дело — первосвященник, один быстрый бросок, удар, и его скверна исчезнет из этого мира.
Какое-то мгновение жизнь первосвященника висела на волоске, который держал в своей руке Спархок, впервые в жизни замысливший убийство невооруженного человека. Но вдруг Спархоку послышался девичий голос, и перед его глазами встали ее немигающие серые глаза. С сожалением он опустил бархатный занавес, и отправился исполнять свой долг перед королевой, даже в предсмертном сне протянувшей руку, чтобы не дать погибнуть его душе.
— В другой раз, Энниас, — прошептал он, затаив дыхание.
Повернувшись, он тихо пошел дальше по переходу. Склеп лежал под храмом и в него вели каменные ступени. Единственная высокая свеча в отекшем воском канделябре освещала лестницу. Спархок бесшумно переломил ее пополам, зажег оставшуюся в канделябре половинку и начал спускаться по лестнице, освещая себе путь раздобытой свечкой. Лестница внизу упиралась в дверь из тяжелой бронзы. Он обхватил рычажок запора и медленно давил на него, пока не почувствовал, что замок отворился. Мало-помалу он открыл массивную бронзовую дверь. Слабый скрип петель показался ему очень громким в мертвой тишине склепа.
За дверью была огромная низкая сводчатая комната, наполненная запахом плесени. Свеча Спархока выхватила из обширной темноты небольшое пятно желтизны. Мощные контрфорсы были покрыты паутиной, в изломанных углах скопились вековые тени. Спархок навалился спиной на дверь и медленно закрыл ее. Звук закрывшейся двери раскатился по склепу эхом роковой судьбы.
Склеп лежал глубоко под главным нефом собора. Под низким сводчатым потолком в источенных веками мраморных гробницах с пыльными свинцовыми барельефами на крышке лежали царственные властители Элении. Два тысячелетия обращались в прах в этом сыром подвале. Грешник лежал рядом с добродетельным. Глупец покоился по соседству с мудрецом. Смерть уравняла всех и всех примирила. Слепые глаза посмертных статуй по углам саркофагов привычно буравили мертвый воздух молчаливой гробницы.
Спархок пожал плечами. Он привык к горячей крови, сверкающей стали, эта холодная пыльная тишина была чуждой ему. Он не знал, что делать теперь — призрак Таниса ничего не говорил ему об этом. Поэтому он просто стоял подле бронзовой двери и ждал. Понимая, что это глупо, он все же не выпускал из руки рукояти меча, больше просто по привычке, ведь какая могла быть польза от оружия в этом святилище забвения?
Сначала он принял этот звук всего лишь за эхо собственного дыхания, слабое колебание спертого воздуха, но звук повторился и на этот раз громче.
— Спархок, — выдохнул кто-то пустым бестелесным шепотом.
Спархок поднял свой огарок, всматриваясь в заплясавшие вокруг тени.
— Спархок, — снова повторился шепот.
— Я здесь.
— Подойди ближе.
Шепот исходил оттуда, где были самые поздние захоронения и гробницы не успели еще покрыться толстым слоем пыли и паутины. Спархок сначала медленно, потом со все возрастающей уверенностью двинулся к ним. В конце концов он остановился у последнего саркофага, на котором было высечено имя короля Алдреаса, отца королевы Эланы. Он стоял перед свинцовым изображением человека, которому присягнул на верность, но к которому питал лишь малую толику уважения. Скульптор, отливавший статую, попытался придать посмертному изображению монарха царственное величие, но слабость короля сквозила и здесь — в беспокойном выражении лица и безвольном подбородке.
— Приветствую тебя, сэр Спархок, — шепот исходил из самой глубины мраморной гробницы.
— Приветствую тебя, Алдреас.
— Ты все еще питаешь ко мне неприязнь, все еще презираешь меня, мой Рыцарь?
Воспоминания о множестве обид и притеснений тотчас же вспыхнули в памяти Спархока, вспомнились долгие годы преследовавших его оскорблений и клеветы — все это он получил от человека, чья скорбная тень говорила сейчас из глубины погребального саркофага. Но жестоко и глупо поворачивать нож в сердце уже умершего. Спархок мысленно простил своему королю все обиды.
— Так никогда не было, Алдреас, — солгал он. — Ты был моим королем, и это все, что мне нужно было знать.
— Ты добр, Спархок, — прошелестел голос, — и твоя доброта разрывает мое бесплотное сердце больше, чем любой упрек.
— Прости, Алдреас.
— Я родился не для короны, — меланхолично признал бестелесный голос. — Происходило множество событий, сути которых я не понимал, и люди, которых я считал друзьями, ими вовсе не были.
— Мы знали, Алдреас, но не было возможности защитить тебя.
— Я не мог знать о тех заговорах, которыми они меня опутали, ведь так, Спархок? — тень отчаянно пыталась оправдать то, что Алдреас делал при жизни. — Я глубоко почитал Церковь и доверял первосвященнику Симмура больше, чем всем другим. Откуда мне было знать, что он обманывает меня?
— Ты не мог знать, Алдреас, — было вовсе не трудно сказать это. Алдреас больше не был врагом, и если эти слова могли утешить его одержимый виной призрак, то слова эти затруднили Спархока не больше, чем дыхание, с которым они были произнесены.
— Но я не должен был поворачиваться спиной к моему единственному ребенку, — произнес Алдреас голосом полным печали. — Это то, что сокрушает меня более всего. Первосвященник отвратил меня от нее, но я не должен был слушать его лживых наветов.
— Элана знала это, Алдреас. Она знала, что ее враг — Энниас, а не ты.
В мертвом воздухе склепа повисло долгое молчание.
— А что стало с моей драгоценной сестрой? — последние слова тень короля произнесла будто сквозь стиснутые от ненависти зубы.
— Она по-прежнему в монастыре в Димосе, Ваше Величество, и останется там до смерти.
— Тогда пусть похоронят ее там, мой Рыцарь. Не оскверняйте мой сон, положив рядом со мной мою убийцу.
— Убийцу? — ошеломленно переспросил Спархок.
— Моя жизнь стала тяготить ее. Энниас, ее любовник, тайно препровождал ее ко мне, и она обманывала меня с дьявольской непринужденностью. Обессиленный, я принял чашу с питьем из ее рук, а в питье этом была моя смерть. Она хохотала, стоя над моим бессильным телом во всей своей бесстыдной наготе, и лицо ее было искажено ненавистью и презрением. Отомсти за меня, мой Рыцарь! Возьми в свои руки месть за меня моей грязной сестре и ее низкому любовнику, ибо они низвергли меня и лишили всех прав мою единственную законную наследницу, мою дочь, которую я преступно отторг от себя и презирал все ее детство.
— Если Всевышний не прервет моего дыхания, сбудется по словам твоим, мой король, — поклялся Спархок.
— И когда моя дочь взойдет на принадлежащий ей по праву трон, я заклинаю тебя, Спархок, скажи ей, что я ее любил, поистине любил.
— Если это волею Божьей свершится, я не забуду об этом.
— Должно свершиться, Спархок. Иначе Элению затопит мрак. Одна лишь Элана — законная наследница короны. Я вверяю тебе эленийский трон, не позволь, чтобы на него уселся плод нечистой связи моей сестры и первосвященника Энниаса.
— Я не допущу этого, мой меч тому порукой! — пылко пообещал Спархок. — Все трое посмотрят в глаза своей смерти еще не успеет кончиться эта неделя!
— И ты сам погибнешь, пытаясь покончить с ними, а Элана умрет, лишившись защиты своего Рыцаря.
После смерти, — подумал Спархок, — Алдреас стал мудрее, чем при жизни.
— Время для мести придет в свой черед, Спархок, — продолжал призрак короля. — Первое, что ты должен сделать — это восстановить на троне мою дочь Элану. Для этого я должен открыть тебе некоторые истины. Никакая панацея, никакой талисман не спасет мою дочь, кроме Беллиома.
Сердце Спархока упало.
— Не унывай, Спархок, ибо придет время, и Беллиом проявится в том месте, где он покоится, и еще раз всколыхнет мир своим могуществом. Он сам восстанет из небытия, влекомый собственными целями, когда люди в мире придут в соответствие с ними. Никакая сила не сможет помешать ему снова появиться на солнечном свете, и все народы ждут прихода его. И ты единственный, кто может отыскать его, и только в твоих руках он сможет отбросить назад ту темную силу, что уже сейчас шествует по земле. Ты уже не будешь Рыцарем королевской семьи Элении но Рыцарем всего мира. Если в борьбе с силами тьмы падешь ты, падет и весь наш мир.
— Где мне искать его, мой король?
— Этого открыть тебе мне не дано. Однако я могу сказать тебе, как высвободить его силу, когда ты будешь держать его в своих руках. Тот кроваво-красный камень, что украшает твою руку, и тот, что при жизни украшал мою, гораздо древнее, чем ты можешь себе представить. Тот, кто нашел и огранил этот камень, Беллиом, выковал так же и кольца, с помощью которых можно открыть могущество этого самоцвета.
— Но твое кольцо потеряно, король. Первосвященник Энниас снова и снова переворачивает дворец в его поисках.
Призрачная усмешка раздалась из саркофага.
— Оно по-прежнему у меня, Спархок. После того, как моя дражайшая сестра подарила мне свой последний змеиный поцелуй, я еще некоторое время пребывал в ясном сознании. Я спрятал кольцо, чтобы никто из моих врагов не смог завладеть им. Несмотря на все потуги Энниаса, оно было похоронено со мной вместе. Вспомни былое, Спархок. Вспомни древние легенды. В то время, когда наши семьи были едины в своей дружбе, один из твоих предков дал одному из моих свое боевое копье в знак своей преданности. Так вот, теперь я возвращаю его тебе.
Призрачная рука появилась над саркофагом, держа копье с широким тяжелым наконечником и коротким древком. Оно было очень древним, и его символический смысл был стерт столетиями. Спархок торжественно принял копье из призрачной руки Алдреаса.
— Я буду носить его с гордостью, мой король, — сказал он.
— Гордость — пустая вещь, Спархок, это копье куда важнее. Отдели лезвие от древка и посмотри в открывшемся углублении.
Спархок поставил свою свечу, взялся рукой за наконечник, а другой крутанул древко. С сухим скрипом они разделились и Спархок заглянул в углубление в древнем стальном наконечнике. Ярко-красный рубин мерцал там в колеблющемся свете свечи.
— И еще одно, мой Рыцарь. Когда все пройдет, и твои поиски будут закончены, и только после того, как моя дочь присоединится ко мне в Чертоге Смерти, ты должен разрушить Беллиом, хотя это и будет стоить тебе жизни.
— Но как я смогу уничтожить вещь столь могущественную? — запротестовал Спархок.
— Положи кольцо туда, где я его спрятал. Верни кольцо моей дочери, когда она снова сядет на трон, а если она все же умрет, то продолжи поиски Беллиома, хотя бы это заняло всю твою жизнь. Когда ты его найдешь, возьми в ту руку, на которой надето твое кольцо, копье со спрятанным в нем вторым кольцом и вонзи его в самое сердце Беллиома. Самоцвет разрушится, также как и кольца, которые есть часть его самого, и в этот момент жизнь покинет и тебя тоже. Не потерпи неудачи, Спархок, ибо силы тьмы заполонят вскоре мир, а Беллиом никогда не должен попасть к ним.
Спархок поклонился.
— Я сделаю как ты сказал, мой король.
Вздох донесся из саркофага.
— Что ж, тогда все, — прошептал Алдреас, — я сделал все, что мне оставалось сделать. Не подведи меня, Спархок, и прощай.
— Прощай, Алдреас.
Склеп по-прежнему оставался мертвым и холодным, храня в своем каменном чреве царственных мертвецов. Утих бесплотный шепот. Спархок соединил наконечник и древко копья и положил руку на сердце свинцовому королю на крышке саркофага.
— Покойся с миром, король Алдреас, — сказал он и, повернувшись, покинул склеп с древним копьем в руке.
