Книга: Роберт СИЛЬВЕРБЕРГ — Замок лорда Валентина
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 5

ЧАСТЬ 3. КНИГА РАСКОЛОТОГО НЕБА 

 Глава 1

 

Милилейн навсегда запомнит день, когда первый из новых короналей заявил о себе, потому что в тот день она заплатила пять крон за пару горячих сосисок.
В середине дня она шла на встречу со своим мужем Кристо-фоном в его лавке на эспланаде возле моста Кинтора. Начинался третий месяц нехватки. В Кинторе так говорили все — «нехватка»,— но внутренний голос подсказывал ей более подходящее название: «голод!». Никто не голодал — пока! — но никто и не ел досыта, а положение, казалось, ухудшалось с каждым днем. Позапрошлым вечером у них с Кристофоном не оказалось ничего, кроме каши из сушеных калимботов с добавкой из корня гумбы. На ужин сегодня будет пудинг из стаджи. А завтра… кто знает? Кристофон поговаривал насчет того, чтобы выйти в парк Престимиона на охоту за мелкими животными — минтунами, дролями и им подобным. Филе минтуна? Жареная грудка дроля? Милилейн содрогнулась. Дальше будет, наверное, жаркое из ящерицы. С гарниром из листьев капустного дерева.
По бульвару Оссиера она дошла до поворота на Зимрскую дорогу, которая вела к эспланаде у моста. Когда она проходила мимо проктората, до нее донесся ни на что не похожий, восхитительный аромат жареных сосисок.
У меня галлюцинации, подумала она. Или я, наверное, сплю.
Когда-то на эспланаде торговали десятки разносчиков сосисок. Но уже несколько недель Милилейн не видела ни одного.
В эти дни с мясом были перебои: из-за недостатка кормов голодал скот в западных животноводческих районах, а поставки скота с Сувраэля, где пока все было в порядке, прервались из-за того, что стаи морских драконов заполонили все морские пути.
Но запах сосисок был весьма и весьма реальным. Милилейн огляделась, пытаясь отыскать его источник.
Вон! Там!
Это не галлюцинация. Не сон. Невероятно, поразительно, но на эспланаде появился торговец сосисками, маленький сутулый лиимен со старой обшарпанной тележкой, в которой над жаровней висели скрюченные длинные красные сосиски. Он стоял с таким видом, будто в мире все осталось неизменным. Будто не было нехватки. Будто продовольственные лавки не работали всего три дня в неделю, поскольку именно столько времени им требовалось, чтобы распродать все свои запасы. Милилейн побежала.
Остальные тоже бежали. Со всех сторон они набегали на торговца сосисками, будто он раздавал монеты в десять реалов. Но, по правде говоря, то, что он предлагал, было гораздо ценнее самой блестящей серебряной монеты.
Никогда в жизни она еще так не бегала — размахивая локтями, вскидывая колени, с развевающимися по ветру волосами. Не меньше сотни людей устремились к лиимену с его тележкой. Наверное, сосисок у него на всех не хватит. Но Милилейн оказалась ближе всех: она первой увидела торговца и быстрее всех прибежала. Сразу за ней мчалась длинноногая женщина-хьорт, а сбоку, похрюкивая на ходу, несся какой-то скандар в нелепом деловом костюме. Неужели кто-нибудь мог себе представить, подумала Милилейн, что наступит время, когда придется бежать, чтобы купить у уличного торговца сосиску?
Нехватка — голод — началась где-то на западе, в районе ущелья. Поначалу она выглядела в глазах Милилейн далеким от реальности и незначительным событием, поскольку происходило все где-то там, в местах, которые сами казались нереальными. Она никогда не бывала к западу от Тагобара. Когда поступили первые сообщения, она почувствовала некоторое сострадание к тем, кому, как было сказано, грозит голод,— в Мазадоне, Дю-лорне и Фалкинкипе,— но ей было трудно поверить, что это творится в действительности. В конце концов, на Маджипуре еще никто не голодал, и какие бы новости о бедствиях ни поступали с запада: о волнениях, массовых перемещениях, эпидемиях, они казались ей отдаленными не только в пространстве, но и во времени, не происходящими в данный момент, а, скорее, взятыми из учебника истории, из главы о деяниях почившего тысячелетия назад лорда Стиамота.
Но потом Милилейн стала замечать, что бывают дни, когда в тех лавках, где она обычно закупала продукты, отсутствует то нийк, то хингамоты или глейн. Продавцы говорили ей, что это из-за неурожая на западе: из сельскохозяйственной зоны ущелья больше ничего не поступает, а доставка продуктов из других мест — дело долгое и накладное. Затем вдруг были установлены ограничения на продажу составлявших основу питания стаджи и рикки, даже несмотря на то что они росли в здешних местах, а болезни растений до Кинтора еще не добрались. На этот раз объяснением послужила посылка продовольственных резервов в бедствующие провинции. Имперский декрет гласил, что в столь тяжкое время необходимо пойти на некоторые жертвы… и так далее, и тому подобное. Потом пришла весть о появлении заболеваний вокруг Кинтора, а также к востоку от Кинтора вниз по реке до Ни-мойи. Поставки туола, рикки и стаджи сократились наполовину, лусавендра вообще исчезла из продажи, мяса стало совсем мало.
Ходили разговоры о доставке продовольствия с Алханроэля и Сувраэля, где пока все, очевидно, было в порядке. Но Милилейн знала, что это одни разговоры. Во всем мире не хватило бы грузовых судов для поставок с других континентов такого количества продуктов, чтобы заметно исправить положение, а если бы они и были, то цена оказалась бы непомерной.
— Нас ждет голод,— сказала она Кристофону.
И вот в конце концов нехватка достигла и Кинтора. Голод…
Кристофон не думал, что кто-нибудь будет в действительности голодать. Он всегда был оптимистом. Как-нибудь уладится, говорил он. Как-нибудь. Но сейчас сотня людей со всех ног сбегалась к торговцу сосисками. Женщина-хьорт попыталась обойти ее. Милилейн, резко двинув плечом, сбила ее с ног. Раньше она никого не била. Она почувствовала какую-то легкость в голове и спазм в горле. Соперница выкрикнула в ее адрес проклятие, но Милилейн неслась вперед, хотя сердце у нее колотилось, а глаза болели от напряжения. Она отшвырнула в сторону кого-то еще и локтями проложила себе дорогу к начинавшей образовываться очереди. Лиимен подавал сосиски со странно безучастным видом, присущим всем его собратьям, как будто его совершенно не волновала собравшаяся перед ним толпа.
Милилейн напряженно наблюдала за движением очереди. Перед ней еще семь или восемь человек — хватит ли ей сосисок? Отсюда нельзя было увидеть, что делается там, впереди, помещаются ли на жаровню новые партии по мере распродажи. Останется ли там для нее хоть что-нибудь? Она сравнила себя с жадноватым ребенком, который волнуется, чтобы ему хватило всяких угощений. Я схожу с ума, сказала она себе. Почему ка-кая-то сосиска так много для нее значит? Но ответ был известен. Уже три дня она вообще не ела мяса, если не считать мясом пять полосок соленой драконины, которые она случайно нашла в шкафу в Звездный день. От шипящих сосисок исходил восхитительный аромат. Внезапно приобретение их стало для нее самым важным, быть может, даже единственным делом на свете.
Подошла ее очередь.
— Два вертела,— сказала она.
— Один в руки.
— Тогда один!
Лиимен кивнул. Во взгляде его трех светящихся глаз читалось полное отсутствие всякого интереса.
— Пять крон,— сказал лиимен.
Милилейн ахнула. Для нее пять крон — половина дневного заработка. Она припомнила, что до нехватки вертел сосисок стоил десять мерок. Но ведь то было до нехватки.
— Вы шутите,— сказала она.— Разве можно взвинчивать старую цену в пятьдесят раз! Даже в такие времена.
За ее спиной раздался чей-то крик.
— Платите или уходите, любезнейшая!
Лиимен хладнокровно объяснил:
— Пять крон сегодня. На следующей неделе — восемь крон. Еще через неделю — один реал. Еще через неделю — пять реалов. Через месяц вообще не будет сосисок ни за какие деньги. Вы хотите сосисок? Да или нет?
— Да,— пробормотала Милилейн. У нее дрожали руки, когда она подавала ему пять крон. Еще за одну крону она купила кружку пива, выдохшегося и безвкусного. Опустошенная и ошеломленная, она выбралась из очереди.
Пять крон! Да еще совсем недавно за эти деньги она могла поужинать в хорошем ресторане! Но большинство ресторанов сейчас закрылись, а в оставшиеся, как она слышала, записывались за несколько недель. И одному Божеству известно, какие у них там сейчас цены. Но это просто безрассудство! Пять крон за вертел сосисок! Ее охватило ощущение вины. Что она скажет Кристофону? Правду, только правду. «Я не могла удержаться,— скажет она.— Это был порыв, безумный порыв. Я почувствовала их запах на жаровне и не могла удержаться».
А что будет, когда лиимен запросит восемь крон или реал? Пять реалов? Она не могла найти ответа. Она подозревала, что заплатит любые деньги,— настолько сильным было наваждение.
Она жадно впилась зубами в сосиску, будто боялась, что кто-нибудь вырвет лакомство у нее из рук. Сосиска была на удивление вкусной: сочная, пряная. Она поймала себя на том, что пытается догадаться, чье мясо пошло на ее изготовление. Лучше не думать, сказала она себе. Вполне возможно, что мысль об охоте на мелких грызунов в парке приходила в голову не одному Кристофону.
Она сделала глоток пива и снова поднесла вертел ко рту.
— Милилейн?
Она удивленно подняла глаза.
— Кристофон?
— Так и думал, что найду тебя здесь. Я закрыл лавку и вышел посмотреть, что тут за толпа.
— Неожиданно появился разносчик сосисок. Как по волшебству.
— Вот оно что. Ну да, вижу.
Он смотрел на полусьеденную сосиску у нее в руке.
Милилейн деланно улыбнулась.
— Извини, Крис. Хочешь укусить?
— Один кусочек,— сказал он.— Думаю, что становиться в очередь уже нет смысла.
— Наверное, их распродадут очень быстро.— Она подала ему вертел, стараясь изо всех сил, чтобы он не заметил, с какой неохотой она это делает, и напряженно наблюдала за тем, как он откусывает кусок длиной в дюйм, а то и два. Она почувствовала сильное облегчение, одновременно с некоторыми угрызениями совести, когда он отдал ей остаток.
— Хороша, клянусь Повелительницей!
— Как же иначе! Ведь она стоит пять крон.
— Пять…
— Я не смогла удержаться, Крис. Когда я почуяла их запах в воздухе… я, как зверь, ворвалась в очередь. Я толкалась, пихалась, дралась. Наверное, я заплатила бы сколько угодно. Ах, Крис, прости меня!
— Не извиняйся. А на что еще сейчас тратить деньги? Вдобавок все скоро изменится. Ты слышала новость сегодня утром?
— Какую новость?
— Насчет нового короналя! Он будет здесь с минуты на минуту. Прямо здесь, он проедет по мосту Кинтора.
Она озадаченно спросила:
— А что, лорд Валентин стал понтифексом?
Кристофон покачал головой.
— О Валентине уже можно и не вспоминать. Говорят, он исчез — то ли похищен метаморфами, то ли что-то еще в этом духе. Как бы там ни было, примерно час назад объявили, что короналем теперь Семпетурн.
— Семпетурн? Проповедник?
— Да, тот самый. Он появился в Кинторе ночью. Мэр под держал его, а герцог, как я слышал, бежал в Ни-мойю.
— Но это невозможно, Крис! Ведь не может кто угодно встать и сказать, что он корональ! Ведь он должен быть выбран, помазан, он должен быть с Замковой горы…
— Мы просто привыкли так думать. Но наступили другие времена. Семпетурн — человек из народа. Такой нам сейчас и нужен. Он знает, как вернуть благорасположение Божества.
Она не верила своим ушам. Забытая сосиска висела у нее в руке.
— Этого не может быть. Это безумие. Лорд Валентин — наш помазанный корональ. Он…
— Семпетурн говорит, что он самозванец, что вся эта история с обменом телами — чушь, что болезнями и голодом мы наказаны за его грехи, что единственная для нас возможность спастись — свергнуть лжекороналя и посадить на трон того, кто поведет нас обратно к справедливости.
— И Семпетурн утверждает, что он и есть тот человек и потому мы должны поклониться ему, принять его и…
— Вот он! — воскликнул Кристофон.
Лицо его раскраснелось, глаза пылали странным блеском. Милилейн еще ни разу не видела мужа в таком возбуждении. Она и сама была как в лихорадке, сбитая с толку и ошеломленная. Новый корональ? Этот маленький краснолицый подстрекатель Семпетурн на троне Конфалюма? Она ничего не понимала. Все равно как если бы ей сказали, что красное — это зеленое, а вода в реках отныне потечет в обратном направлении.
Раздались резкие звуки музыки. На мосту появился величаво вышагивающий оркестр в зеленых с золотом костюмах с эмблемой короналя в виде Горящей Звезды. Оркестр вышел на эспланаду. За ним следовал мэр и другие городские чиновники. Потом появился огромный, причудливо изукрашенный паланкин, на котором восседал низкорослый человек вульгарного вида, с густыми спутанными черными волосами. Человек улыбался и милостиво принимал овации, которыми его приветствовала огромная толпа, следовавшая за ним из города.
— Семпетурн! — ревела толпа.— Семпетурн! Да здравствует лорд Семпетурн!
— Да здравствует лорд Семпетурн! — заорал Кристофон. «Как сон,— подумала Милилейн.— Какое-то ужасное послание, которого я не понимаю».
— Семпетурн! Лорд Семпетурн!
Теперь кричали все, кто только был на эспланаде. Толпа словно обезумела. Милилейн, не ощутив никакого вкуса, машинально проглотила остаток сосиски и уронила вертел на землю. Казалось, мир сотрясается у нее под ногами. Кристофон кричал не переставая, уже охрипшим голосом:
— Семпетурн! Лорд Семпетурн! — Паланкин проследовал мимо: лишь двадцать ярдов отделяли их от нового короналя, если он действительно был им. Он повернулся и посмотрел прямо в глаза Милилейн. С изумлением и растущим ужасом она услышала свой крик:
— Семпетурн! Да здравствует лорд Семпетурн!

 Глава 2

 

— Куда? — ошарашенно переспросил Элидат.
— В Илиривойн,— повторил Тунигорн.— Он отправился три дня назад.
Элидат покачал головой.
— Я слышу ваши слова, но они до меня не доходят. Мой разум отказывается их воспринимать.
— Клянусь Повелительницей, для меня это тоже непостижимо! Но ничего не поделаешь. Он намеревается предстать перед Данипиур и вымолить у нее прощение за все прегрешения против ее народа. В общем, сущее безумие.
Всего за час до этого разговора корабль Элидата вошел в гавань Пилиплока. Он сразу же поспешил в городскую ратушу в надежде застать там Валентина или в худшем случае отправиться вслед за ним в Ни-мойю. Но там не оказалось никого из королевской свиты, за исключением Тунигорна, которого он обнаружил угрюмо перебирающим какие-то бумаги в небольшой пыльной комнатушке. А то, что Тунигорн ему рассказал: великая процессия отменена, корональ отправился в дикие джунгли к метаморфам,— нет, нет, это уж слишком, это выше всякого разумения!
Усталость и отчаяние, подобно исполинским валунам, обрушились на его душу, и он почувствовал, что не выдерживает их сокрушительной тяжести.
Безжизненным голосом он произнес:
— Я гнался за ним через полмира, чтобы удержать его от чего-нибудь подобного. Знаете, какой была моя поездка, Тунигорн? День и ночь я мчался в парящих машинах к побережью, не останавливаясь ни на мгновение. А потом спешил через море, кишащее разъяренными драконами, которые трижды столь близко подходили к нашему кораблю, что я уж думал, они нас потопят. И когда я наконец, полуживой от изнеможения, добираюсь до Пилиплока, то узнаю, что опоздал на три дня, что он пустился в это нелепое гибельное приключение, хотя если бы я передвигался хоть немного быстрее, если бы я выехал несколькими днями раньше…
— Вы не смогли бы заставить его переменить решение, Элидат. Никто не смог. Слит не смог. Делиамбер не смог. Карабелла не смогла…
— Даже Карабелла?
— Даже Карабелла.
Отчаянию Элидата не было предела. Тем не менее он продолжал сопротивляться, стараясь не поддаваться страху и сомнению.
— И все же Валентин выслушает меня, и я смогу повлиять на него. В этом я уверен.
— Боюсь, вы обманываете себя, дружище,— грустно заметил Тунигорн.
— Зачем же вы вызвали меня, если считаете задачу невыполнимой?
— Когда я вызывал вас, то вообразить себе не мог, что задумал Валентин. Я лишь догадывался о том, что он чересчур возбужден и готов к каким-то опрометчивым действиям. Мне казалось, что, если вы будете рядом с ним во время процессии, вы сможете успокоить его и отговорить от задуманного. Когда он сообщил нам о своих намерениях и дал понять, что ничто не заставит его отказаться от них, вы были еще очень далеко. Ваше путешествие было напрасным, и мне остается лишь выразить сожаление по этому поводу.
— Все равно я отправлюсь к нему.
— Боюсь, вы ничего не добьетесь.
Элидат пожал плечами.
— Я и так уже довольно далеко забрался, так зачем же останавливаться на полпути? Возможно, несмотря ни на что, мне все же удастся привести его в чувство. Вы сказали, что планируете отправиться за ним завтра?
— Да, в полдень. Как только я разберусь со всеми оставшимися сообщениями и декретами.
Элидат резко подался вперед.
— Возьмите их с собой. Нам нужно выехать сегодня вечером!
— Это было бы неразумно. Вы же сами сказали, что путешествие вымотало вас, да и по вашему лицу видно, насколько вы устали. Отдохните сегодня в Пилиплоке, поешьте, как следует отоспитесь, а завтра…
— Нет! — воскликнул Элидат.— Сегодня, Тунигорн! Каждый час промедления с нашей стороны приближает его к землям метаморфов! Неужели вы не видите опасности? — Он окинул Туни-горна ледяным взглядом,— Если придется, я уеду без вас.
— Я не могу вам этого позволить.
Элидат поднял брови.
— Вы хотите сказать, что моя поездка зависит от вашего разрешения?
— Вы понимаете, что я имел в виду. Я не могу допустить, чтобы вы в одиночку отправились неизвестно куда.
— Тогда выезжаем сегодня вместе.
— Может, все-таки подождем до завтра?
— Нет!
Тунигорн на мгновение прикрыл глаза. Потом он тихо произнес:
— Хорошо. Пусть будет так. Сегодня вечером.
Элидат кивнул.
— Мы возьмем небольшое быстроходное судно и, если повезет, перехватим его до того, как он доберется до Ни-мойи.
Тунигорн невесело заметил:
— Но он не собирается в Ни-мойю, Элидат.
— Не понимаю. Насколько я знаю, единственный путь отсюда до Илиривойна идет вверх по реке мимо Ни-мойи до Верфа, а потом на юг, от Верфа до врат Пиурифэйна.
— Хотелось бы мне, чтобы он отправился этим путем.
— Но разве туда можно попасть как-нибудь еще? — спросил удивленный Элидат.
— Другого разумного маршрута нет. Но он выбрал иной путь: на юг до Гихорна, а потом через Стейч в страну метаморфов.
— Разве это возможно? Гихорн — безлюдная, заброшенная земля. Стейч — непреодолимая река. И он это знает, а если не знает он, то наверняка про то известно маленькому врууну.
— Делиамбер изо всех сил старался отговорить его. Валентин и слушать не стал. Он обратил внимание на то, что если бы он отправился через Ни-мойю, то ему пришлось бы останавливаться в каждом городе для обычных церемоний, устраиваемых во время великой процессии, а он не хочет откладывать паломничество к метаморфам.
Элидат почувствовал, что его охватывают смятение и тревога.
— Итак, он намеревается преодолеть песчаные бури бесплодного Гихорна, а потом попытается переправиться через реку, в которой однажды чуть не утонул…
— Да, и к тому же собирается нанести визит тем, кто десять лет назад успешно сбросил его с трона…
— Безумие!
— Действительно, безумие,— согласился Тунигорн.
— Так вы согласны? Отправляемся сегодня?
— Да, сегодня.
Тунигорн протянул руку, и Элидат крепко пожал ее. Они немного помолчали.
Тишину нарушил Элидат.
— Ответьте мне на один вопрос, Тунигорн.
— Спрашивайте.
— Вы неоднократно употребляли слово «безумие», когда говорили о предприятии Валентина. И я тоже произносил это слово. Так оно и есть. Но я не видел его год, а то и больше, а вы находились с ним рядом все то время, которое прошло после отъезда с Замковой горы. Скажите мне: вы в самом деле думаете, что он сошел с ума?
— Сошел с ума? Нет, я так не думаю.
— Даже когда назначал юного Хиссуна в принципат? Когда затеял паломничество к метаморфам?
Немного помолчав, Тунигорн ответил:
— Этого не сделали бы ни вы, Элидат, ни я. Но я полагаю, что мы видим признаки не безумия Валентина, а его великодушия, доброты, в некотором роде даже святости, чего-то такого, чего мы с вами не в состоянии полностью постичь. Мы всегда знали, что Валентин во многом от нас отличается.
— Да, согласен: святость лучше, чем безумие,— нахмурился Элидат.— Но разве вы считаете, что в столь смутные, тяжелые времена от короналя Маджипура требуются именно такие качества: великодушие и святость?
— У меня нет ответа, старина.
— И у меня. Но я не могу отделаться от страха.
— Я тоже,— ответил Тунигорн.— Не могу, и все.

 Глава 3

 

И-Уулисаан не спал. Он лежал в темноте и напряженно прислушивался к реву ветра, задувавшего над безлюдными землями Гихорна. То был резкий, порывистый ветер с востока, который вздымал тучи сырого песка и неустанно швырял его на палатку.
Королевский караван, в котором он находился уже столь продолжительное время, остановился лагерем в нескольких сотнях миль к юго-западу от Пилиплока. До реки Стейч оставалось лишь несколько дней пути, а за ней находился Пиурифэйн. И-Уулисаану отчаянно хотелось как можно скорее переправиться через реку и вдохнуть воздух родных мест, и по мере приближения каравана к реке это желание становилось все более настойчивым.
Опять оказаться дома, среди своих, освободиться от бремени нескончаемого маскарада… Скоро… скоро…
Но сначала он должен предупредить Фараатаа о намерениях лорда Валентина.
Шесть дней прошло после того, как Фараатаа последний раз связывался с И-Уулисааном, а шесть дней назад И-Уулисаан не знал, что корональ собирается предпринять паломничество в страну пиуриваров. Нет сомнения, что Фараатаа должен узнать об этом. Но И-Уулисаан не имел надежных средств войти с ним в контакт ни по обычным каналам, которые фактически не действовали в этой безотрадной, безлюдной местности, ни через морских драконов. Слишком много разумов требуется, чтобы привлечь к себе внимание водяных королей, а помощников у И-Уулисаана не было.
Все равно надо попробовать. Так же как и в предыдущие ночи, он сосредоточил всю свою психическую энергию и послал ее вдаль, отчаянно пытаясь установить хоть какой-то контакт через тысячи миль, отделяющих его от предводителя мятежа.
— Фараатаа! Фараатаа!
Безнадежно. Без помощи водяного короля в качестве посредника такая передача немыслима. И-Уулисаан знал это. И все же он продолжал взывать. Он заставил себя верить, что существует мизерная возможность того, что какой-нибудь проплывающий мимо водяной король поймает послание и усилит его. Шансов немного, почти никаких, но он не мог позволить себе пренебречь даже ничтожной вероятностью.
— Фараатаа!
От усилий внешность И-Уулисаана претерпела некоторые изменения. Его ноги удлинились, а нос уменьшился в размере. Он решительно устранил эти изменения, прежде чем их заметит кто-нибудь из находившихся в палатке, и вернул себе человеческий облик. С тех пор как он впервые принял этот облик в Алхан-роэле, он не позволял себе видоизменяться даже на мгновение, иначе они догадаются, что он шпион пиуриваров. Это требовало от него постоянных усилий, что стало уже почти невыносимо: но он поддерживал себя в одном и том же образе.
Он продолжал посылать в ночь энергию своей души.
— Фараатаа! Фараатаа!
Ничего. Тишина. Одиночество. Как обычно.
Через некоторое время он оставил всякие попытки и попытался уснуть. До утра еще далеко. Он откинулся на спину и закрыл воспаленные глаза.
Но сон не приходил. Ему вообще редко удавалось уснуть во время этого путешествия. В лучшем случае он мог лишь ненадолго вздремнуть. Мешало слишком многое: неумолчный шум ветра, звук песка, барабанящего по полотну палатки, громкое сопение и храп людей короналя, с которыми он делил палатку. А самое главное — постоянная тупая боль от ощущения своего одиночества среди враждебных, чужих существ. Так и ждал он наступления рассвета в состоянии крайнего напряжения.
Потом, где-то между часами Шакала и Скорпиона, он услышал в своей голове гулкий, гудящий звук. Он пребывал в таком напряжении, что внезапное вторжение лишило его в одно мгновение устойчивой внешности: он помимо своей воли прошел через несколько форм — скопировал вначале внешность двух человеческих существ, спавших поблизости, затем на долю секунды принял форму пиуривара,— прежде чем сумел взять себя в руки. Он сел. Сердце колотилось, дыхание было прерывистым, он снова стал настраиваться на музыку мыслей.
Да. Вот она. Сухой, ноющий звук, странно скользящий между интервалами гаммы. Теперь он узнал песню сознания водяного короля, которую по звучанию и тембру нельзя было спутать ни с чем, хотя он никогда не слышал песни именно этого водяного короля. Он открыл свой разум для контакта и мгновение спустя с громадным облегчением услышал мысленный голос Фараатаа:
— И-Уулисаан?
— Наконец-то, Фараатаа! Сколько я ждал твоего вызова!
— Вызов пришел в назначенное время, И-Уулисаан.
— Да, я знаю. Но у меня есть для тебя срочные новости. Я вызывал тебя каждую ночь, пытаясь осуществить контакт пораньше. Ты ничего не слышал?
— Я не слышал ничего. Ты не сумел пробиться ко мне.
— Понятно.
— Где ты, И-Уулисаан, и что у тебя за новости?
— Я нахожусь где-то в Гихорне, далеко от Пилиплока в глубине материка, почти возле Стейч. Я по-прежнему нахожусь в окружении короналя.
— Возможно ли, чтобы он зашел с великой процессией в Гихорн?
— Он оставил процессию, Фараатаа. Теперь он передвигается в сторону Илиривойна, чтобы встретиться с Данипиур.
В ответ наступила тишина, тишина настолько тяжелая и напряженная, что она потрескивала, как разряд молнии, с шипением и шуршанием. И-Уулисаан подумал было, что контакт полностью прервался. Но Фараатаа наконец заговорил:
— Данипиур? Что он хочет от нее?
— Прощения.
— Прощения за что, И-Уулисаан?
— За все преступления его народа против нашего.
— Тогда он сошел с ума.
— Некоторые из его спутников тоже так думают. Другие говорят, что это единственный путь Валентина — ответить на ненависть любовью.
Наступила еще одна продолжительная пауза.
— Он не должен говорить с ней, И-Уулисаан.
— Я тоже так считаю.
— Сейчас не время для прощения. Сейчас — время борьбы, иначе у нас не будет победы. Я не допущу его к ней. Они не должны встретиться. Он может попытаться достичь компромисса, а компромисса быть не должно!
— Я понимаю.
— Победа уже почти за нами. Правительство разваливается. Разрушается установленный порядок вещей. Знаешь ли ты, И-Уулисаан, что появилось уже три лжекороналя? Один объявился в Кинторе, другой — в Ни-мойе, а третий — в Дюлорне.
— Это правда?
— Абсолютная. Неужели ты ничего не знаешь?
— Ничего. Думаю, что и Валентин ни о чем подобном не подозревает. Мы здесь очень далеко оторвались от цивилизации. Три лжекороналя! Это начало их конца, Фараатаа!
— Мы тоже так думаем. Все складывается для нас удачно. Болезни продолжают распространяться. С твоей помощью, И-Уулисаан, мы смогли найти способы противостоять мерам, принимаемым правительством, и даже ухудшить обстановку. Зимроэль повержен в хаос. На Алханроэле появляются первые серьезные трудности. Победа за нами!
— Победа за нами, Фараатаа!
— Но мы должны перехватить короналя по пути в сторону Илиривойна. Назови, если сможешь, ваше точное расположение.
— Три дня мы двигались в парящем экипаже к юго-западу от Пилиплока, в сторону Стейч. Я слышал, как кто-то сегодня говорил, что до реки нам осталось не больше двух дней пути, возможно, меньше. Вчера корональ с несколькими спутниками покинул караван и ушел вперед. Сейчас они должны быть уже где-то там, недалеко от реки.
— А как он собирается переправляться?
— Этого я не знаю. Но…
— Давай! Хватай его!
При этом неожиданном выкрике контакт с Фараатаа полностью прервался. Из темноты возникли две громадные фигуры и навалились на метаморфа. Изумленный, застигнутый врасплох, И-Уулисаан вскрикнул.
До него дошло, что его схватили воительница-великанша Лизамон Халтин и свирепый, лохматый скандар Залзан Кавол. Вруун Делиамбер находился на безопасном удалении; его щупальца извивались самым причудливым образом.
— Что вы делаете? — возмутился И-Уулисаан.— Это произвол!
— Ага, так и есть,— бодро ответила амазонка.— Никаких сомнений, что это и есть произвол.
— Отпустите меня сейчас же!
— Можешь не надеяться, шпион! — рявкнул скандар.
И-Уулисаан отчаянно пытался освободиться от нападавших, но в их руках он был всего лишь беспомощной куклой. Его охватила паника, и он почувствовал, что ему уже не удается сохранить свое прежнее обличье. Но он ничего не мог сделать, чтобы восстановить форму: утрата самоконтроля приведет к тому, что он появится в своем истинном виде. Пока они держали его, он вертелся и извивался, стремительно проходя целый ряд видоизменений, превращаясь то в одно, то в другое существо: то ощетинивался шипами и колючками, то становился длинной змеей. Контакт с Фараатаа забрал у него столько энергии, что он стал совершенно беспомощным, не мог даже вызвать какую-нибудь защитную реакцию вроде электрошока, и кричал и рычал в отчаянии, пока вруун не поднес к его лбу щупальце и не оглушил мысленным ударом. И-Уулисаан обмяк и остался лежать в полубессознательном состоянии.
— Надо доставить его к короналю,— сказал Делиамбер.— Мы допросим его в присутствии лорда Валентина. 

 Глава 4

 

Во время поездки к Стейч в западном направлении с передовым отрядом королевского каравана Валентин увидел, что окружающий пейзаж резко меняется с каждым часом: однообразие Гихорна сменилось таинственным буйством дождевого леса Пи-урифэйна. Позади осталось неряшливое побережье с его дюнами и песчаными наносами, редкими пучками зубчатой травы и чахлыми деревцами с вяловатыми желтыми листьями. Теперь песка в почве было все меньше, она становилась все плодороднее, темнее, обретала способность обеспечивать питание пышной растительности; в воздухе больше не ощущалось пряного морского запаха, но теперь в нем появился сладковатый, мускусный аромат джунглей. Но Валентин понимал, что и это лишь переходная местность. Настоящие джунгли были еще впереди, за Стейч, царство туманов и неизвестности, густой темной зелени, окутанных дымкой гор и холмов: королевство метаморфов.
Примерно за час до сумерек они добрались до реки. Первым здесь оказался экипаж Валентина, а остальные два появились через несколько минут. Он подал знак их капитанам, чтобы они встали параллельно берегу. Потом вышел из парящей машины и напрвился к воде.
У Валентина имелись причины хорошо запомнить эту реку. Он появлялся здесь в годы изгнания, когда со своими товарищами-жонглерами спасался бегством от гнева метаморфов Илиривойна. Теперь он вновь стоял перед стремительным потоком Стейч и мысленно возвращался во времена той бешеной поездки по раскисшему от дождей Пиурифэйну, к кровавой схватке с засадой меняющих форму, после которой их спасли и вывели к Стейч похожие на обезьян маленькие лесные братья. А потом — ужасный, злополучный сплав на плотах по бурной реке среди грозных валунов, водоворотов и течений в надежде добраться до безопасной Ни-мойи…
Но сейчас здесь не было ни водоворотов, ни остроконечных скал, рассекающих кипящую поверхность воды, ни отвесных каменных стен вдоль берега. Течение было быстрым, но гладкая поверхность воды не вызывала сомнений в возможности переправиться.
— Неужели мы добрались до Стейч? — спросила Карабелла.— Эта река совершенно не похожа на ту, что доставила нам столько хлопот.
Валентин кивнул.
— Все хлопоты остались на севере. Тут она выглядит гораздо пристойнее.
— Но не слишком ласково. Мы сможем переправиться?
— Должны,— сказал Валентин, вглядываясь в отдаленный западный берег и лежащий за ним Пиурифэйн.
Начинало смеркаться, и в наступающей темноте земли метаморфов казались неприступными, недостижимыми. У короналя опять стало портиться настроение. Уж не безрассудство ли, подумал он, вся эта отчаянная экспедиция в джунгли? Возможно. Возможно, единственным результатом всей этой затеи с походом за прощением королевы метаморфов станут насмешка и стыд. И, возможно, тогда лучшим, что он только сможет сделать, будет отречься от престола, которого он никогда особо и не домогался, и передать власть кому-то, более жестокому и решительному.
Возможно. Возможно…
Он заметил, как на другой стороне вынырнуло из воды и неторопливо вышло на берег какое-то медлительное создание; то было неуклюжее на вид животное: продолговатая туша с бледно-голубой кожей и единственным огромным печальным глазом на макушке округлой головы. Привлеченный уродством и неповоротливостью существа, Валентин с интересом наблюдал за ним, а оно уткнулось мордой в раскисшую почву берега и стало раскачиваться из стороны в сторону, как бы пытаясь вырыть лбом нору.
Подошел Слит. Валентин, полностью поглощенный наблюдением за нелепым зверем, некоторое время не обращал на Слита внимания, а потом повернулся к нему.
Валентину показалось, что выражение лица у того задумчивое, даже несколько озабоченное.
— Мы собираемся разбить здесь лагерь на ночь, так, мой лорд? И дождаться утра, чтобы проверить, могут ли экипажи передвигаться по реке с таким быстрым течением, верно?
— Да, таковы мои намерения.
— С вашего разрешения, мой лорд, я бы предложил подумать о том, чтобы переправиться сегодня, если это возможно.
Валентин нахмурился. Он чувствовал себя странно отстраненным: слова Слита, казалось, доходят до него с огромного расстояния.
— Насколько я помню, наш план состоит в том, чтобы с утра поэкспериментировать с парящими экипажами, но остаться на этом берегу реки и дождаться всего каравана, прежде чем мы действительно начнем переправляться. Разве не так?
— Да, мой лорд, но…
— Тогда необходимо распорядиться о разбивке лагеря до темноты, верно, Слит? — Сочтя вопрос решенным, корональ опять повернулся к реке.— Видите вон то странное животное на том берегу?
— Вы имеете в виду громварка?
— Так оно называется? Как вы думаете, зачем он трется мордой о землю?
— Роет нору, как мне кажется, чтобы спрятаться в ней, когда начнется буря. Понимаете, они живут в воде, и, как я предполагаю, он решил, что в воде будет слишком неспокойно…
— Буря? — переспросил Валентин.
— Да, мой лорд, об этом я и пытался вам сказать. Взгляните на небо, мой лорд!
— Небо темнеет. Скоро ночь.
— Да нет, на восток,— проговорил Слит.
Валентин повернулся и посмотрел в сторону Гихорна. Солнце давно уже обещало зайти; Валентин ожидал, что небо в это время суток будет серым или даже черным. Однако на востоке все еще горел причудливый закат, противоречивший естественному порядку вещей: небо освещалось каким-то бледным свечением, розовым с проблесками желтого, бледно-зеленым на горизонте. Цвета отличались некоей необычной, неравномерной насыщенностью, будто небо пульсировало. Мир казался чрезвычайно спокойным: Валентин слышал течение реки, но больше ничто не нарушало тишину — ни вечерние песни птиц, ни несмолкаемый прежде писк маленьких алых древесных лягушек, которые водились здесь тысячами. Кроме того, в воздухе ощущалась сухость пустыни, ее обжигающее дыхание.
— Песчаная буря, мой лорд,— тихо сказал Слит.
— Вы уверены?
— На побережье, должно быть, уже метет. Весь день дул восточный ветер, а именно оттуда, с океана, и приходят гихорнские бури. Сухой ветер с океана, ваша светлость. Вы можете предсказать последствия? Я — нет.
— Ненавижу сухой ветер,— пробормотала Карабелла.— Он похож на тот, которые драконобои называют «посланием». От него мне нехорошо.
— Вы знаете, мой лорд, что это за бури? — спросил Слит.
Валентин неохотно кивнул. Образование короналя включает в себя множество сведений из географии. Песчаные бури в Гихор-не случались нечасто, но они пользовались дурной славой: лютые ветры, которые, как ножом, срезали дюны, вздымали тонны песка и со всесокрушающей свирепостью несли их в глубь материка. Они бывали по два-три раза на памяти одного поколения, но потом их долго не могли забыть.
— Что будет с теми, кто остался в караване? — спросил Валентин.
— Буря наверняка пройдет над ними. Она, возможно, уже над ними, а если нет, то скоро будет. В Гихорне очень сильные бури. Послушайте, ваша светлость, послушайте!
Ветер усиливался.
Валентин услыхал, пока в отдалении, низкий шипящий звук, который потихоньку начинал заполнять неестественную тишину. Поначалу он напоминал яростный шепот некоего великана, шепот, который скоро перейдет в ужасный, раздирающий уши рев.
— А что будет с нами? — спросила Карабелла.— До этих мест буря дойдет, Слит?
— Громварк думает, что да, миледи. Ему хочется переждать ее под землей.— Он повернулся к Валентину: — Вы позволите дать совет, мой лорд?
— Извольте.
— Мы должны переправиться сейчас, пока это еще возможно. Если буря застигнет нас, она может повредить экипажи или уничтожить их, и тогда мы лишимся возможности передвигаться по воде.
— Но больше половины моих людей еще в Гихорне!
— Если они еще живы.
— Делиамбер… Тизана… Шанамир!..
— Я понимаю, мой лорд, но сейчас мы ничем не можем им помочь. Если мы вообще собираемся продолжать наш путь, то нам надо переправляться, иначе потом это будет невозможно. На той стороне мы можем укрыться в джунглях, разбить там лагерь и подождать, пока остальные не присоединятся к нам, если присоединятся вообще. Но если мы не уйдем отсюда, то рискуем остаться здесь навеки, застрять так, что ни вперед, ни назад.
Безрадостная перспектива, подумал Валентин, но вполне правдоподобная. Однако его по-прежнему терзали сомнения: ему не хотелось идти дальше, в Пиурифэйн, пока ближайшие, самые дорогие ему люди испытывают судьбу под ударами гихорнских песков. На какое-то мгновение у него возникло непреодолимое желание развернуть экипажи на восток, чтобы разыскать оставшихся там спутников. Но он сразу же отбросил эту мысль, как совершенно безрассудную. Возвращением туда он ничего не добьется, только подвергнет опасности еще нескольких друзей. Буря, возможно, не забралась еще так далеко на запад; поэтому лучше всего подождать, пока она уляжется, а потом вернуться в Гихорну, чтобы подобрать тех, кто уцелеет.
Он стоял неподвижно и молчаливо, мрачно вглядываясь в царство тьмы на востоке, странным образом подсвеченное разрушительной мощью песчаной бури.
Ветер продолжал набирать силу. Валентин осознал, что буря настигнет их, сметет и, возможно, забросит в джунгли Пиури-фэйна еще до того, как иссякнет ее мощь. Потом он прищурился, моргнул от удивления и показал куда-то рукой.
— Вы видите приближающиеся огни? Это огни парящей машины?
— Пресвятая Повелительница! — хрипло пробормотал Слит.
— Это они? — спросила Карабелла.— Думаете, они спаслись от бури?
— Только один экипаж, мой лорд,— тихо заметил Слит.— И, кажется, не из королевского каравана.
Валентин подумал то же самое. Королевские экипажи представляли собой огромные машины, вмещающие много людей и груза. А к ним со стороны Гихорна приближался сейчас аппарат, смахивавший на небольшой частный экипаж, рассчитанный на двух-четырех пассажиров: впереди у него было только две фары, светившие не очень ярко, в то время как у больших машин фар было три, и все очень мощные.
Экипаж остановился не дальше чем в тридцати футах от короналя. .Его тут же окружили охранники лорда Валентина, держа наизготовку излучатели. Двери экипажа открылись, и из него выбрались, шатаясь от усталости, двое изможденных мужчин.
У Валентина от изумления перехватило дыхание.
— Тунигорн? Элидат?
Невероятно! Как сон, как видение… Тунигорн сейчас должен находиться в Пилиплоке и заниматься текущими делами. А Элидат? Откуда мог взяться Элидат? Ведь Элидату следует быть в тысячах миль отсюда, на вершине Замковой горы. Его появление здесь, на границе темных пиурифэйнских лесов, казалось Валентину не меньшей неожиданностью, чем было бы появление матери — Повелительницы Снов.
И все же высокий человек с нависающими бровями и раздвоенным подбородком был не кем иным, как Тунигорном, а второй, еще более рослый, с пронзительным взглядом и широким лицом,— без всякого сомнения, Элидатом. Если только… если…
Ветер крепчал все больше. Теперь Валентину казалось, что в нем появились тонкие песчаные ручейки.
— Вы настоящие? — резко окрикнул их Валентин.— Или просто пара искусных подделок метаморфов?
— Настоящие, Валентин, вполне настоящие! — воскликнул Элидат и раскрыл объятия навстречу короналю.
— Клянусь Божеством, ваши глаза вас не обманывают,— сказал Тунигорн.— Мы не фальшивые и мчались, мой лорд, день и ночь, чтобы застать вас в этом месте.
— Да,— произнес Валентин.— Думаю, вы настоящие.
Он хотел было пойти навстречу объятиям Элидата, но между ними неуверенно встали охранники. Валентин сердитым жестом отогнал их и крепко обнял своего самого старого и ближайшего друга, после чего отпустил его и отступил на шаг, чтобы как следует рассмотреть. Прошло чуть больше года с их последней встречи, но Элидат выглядел постаревшим по меньшей мере лет на десять. Вид у него был потрепанный, измотанный. Что же его так подкосило, подумал Валентин: бремя регентства или тяготы долгого путешествия на Зимроэль? Когда-то он был Валентину как брат, поскольку они были ровесниками и обладали душевным сходством: теперь же Элидат вдруг превратился в усталого старика.
— Мой лорд, буря…— заговорил Слит.
— Один момент,— резко оборвал его Валентин.— Мне нужно многое узнать.— Уже обращаясь к Элидату, он спросил: — Как вы здесь оказались?
— Я прибыл, мой лорд, чтобы умолять вас не идти навстречу гибели.
— Что заставило тебя думать, что я иду навстречу гибели?
— До меня дошли сведения, что вы собираетесь войти в Пиурифэйн и вести переговоры с метаморфами.
— Решение принято совсем недавно. А ты, должно быть, покинул Гору за много недель, а то и месяцев до того, как мысль об этом пришла ко мне в голову.— Уже с некоторым раздражением Валентин добавил: — Так-то ты мне служишь, Элидат? Оставить вверенный тебе пост в Замке и преодолеть полмира, чтобы вмешиваться в мои действия?
— Мое место рядом с тобой, Валентин.
Валентин нахмурился.
— Из любви к тебе я приветствую тебя и принимаю в свои объятия. Но мне хотелось бы, чтобы тебя здесь не было.
— Мне тоже,— сказал Элидат.
— Мой лорд,— настойчиво вмешался Слит.— Буря уже совсем рядом! Умоляю…
— Да, буря,— произнес Тунигорн.— Гихорнская песчаная буря, трудно даже вообразить. Мы слышали, как она ревела на побережье, когда отправлялись, и всю дорогу она гналась за нами. Она будет здесь через час, полчаса, а то и меньше, мой лорд!
Валентин почувствовал, как напряжение тесным обручем сдавило ему грудь. Буря, буря, буря! Да, Слит прав: они должны что-то делать. Но у него еще столько вопросов… ему столько нужно узнать…
Он обратился к Тунигорну:
— Вы не могли миновать по дороге другой лагерь. Лизамон, Делиамбер, Тизана — они в безопасности?
— Они постараются защитить себя всеми доступными способами. А мы должны заняться тем же. Надо двигаться на запад и постараться найти укрытие в джунглях, пока на нас не обрушилось самое страшное…
— Именно это я и советовал,— сказал Слит.
— Хорошо,— произнес Валентин. Он посмотрел на Слита.— Готовьте машины к переправе.
— Есть, мой лорд.— Слит тут же сорвался с места.
— А кто же управляет в Замке, если ты здесь? — спросил Валентин у Элидата.
— Я назначил регентский совет из троих членов: Стазилей-на, Диввиса и Хиссуна.
— Хиссуна?
На щеках у Элидата появился румянец.
— Я считал, что таково твое желание — как можно быстрее продвигать его в правительство.
— Верно. Ты правильно сделал, Элидат. Но я подозреваю, что кое-кто остался не слишком доволен твоим выбором.
— Именно так. Принц Манганот Банглкодский, герцог Халанкский и…
— Имен можешь не называть. Я их и так знаю,— перебил Валентин.— Думаю, что со временем они изменят свое мнение.
— И я так думаю. Мальчик изумительный, Валентин. Ничто не ускользает от его внимания. Он обучается поразительно быстро. Действует наверняка. А если и ошибается, то знает, как извлечь пользу из своей ошибки. Он мне немного напоминает тебя в его возрасте.
Валентин покачал головой.
— Нет, Элидат. Он совсем не похож на меня. Пожалуй, именно это я и ценю в нем больше всего. Мы видим одно и то же, но разными глазами.— Он улыбнулся, взял Элидата за локоть и, чуть помедлив, мягко спросил: — Ты понимаешь, какие у меня планы на его счет?
— Думаю, что понимаю.
— И тебя это тревожит?
Элидат ответил открытым взглядом.
— Ты же знаешь, что нет.
— Да, знаю,— сказал корональ. Он стиснул руку Элидата, отпустил ее и отвернулся, чтобы Элидат не увидел в его глазах внезапно блеснувших слез.
Насыщенный песком, жутко завывающий ветер прорвался сквозь расположенную к востоку рощу деревьев с тонкими стволами и, будто невидимыми ножами, изодрал в клочья их широкие листья. Валентин ощутил бьющие по лицу колючие струи песка и плотнее закутался в плащ. Остальные сделали то же самое. Возле реки, где Слит наблюдал за переоборудованием сухопутных движителей экипажей для переправы, кипела работа.
Тунигорн сказал:
— Есть еще одна весьма странная новость, Валентин.
— Рассказывай!
— Советник по сельскому хозяйству, который появился у нас в Алаизоре…
— И-Уулисаан? Что с ним? Что-то случилось?
— Он шпион метаморфов, мой лорд.
Валентин был потрясен.
— Что?
— Его поймал Делиамбер: вруун почувствовал ночью нечто необычное и не успокоился, пока не отыскал И-Уулисаана, который поддерживал с кем-то мысленную связь. Он распорядился, чтобы скандар и амазонка схватили его, что они и сделали, а И-Уулисаан при этом начал менять формы как пойманный демон.
Валентин яростно сплюнул.
— Неслыханно! И все эти недели мы таскали с собой шпиона, доверяли ему все наши плань по борьбе с эпидемиями в пораженных провинциях… нет! Нет! Что они с ним сделали?
— Сегодня вечером они хотели доставить его к вам для допроса,— ответил Тунигорн.— Но потом началась буря, и Делиамбер решил, что разумней будет переждать в лагере.
— Мой лорд! — окликнул с берега Слит.— Мы готовы к началу переправы!
— Есть еще кое-что,— сказал Тунигорн.
— Пошли. Расскажешь по дороге.
Они поспешили к экипажам. Ветер дул беспощадно: под его напором деревья сгибались почти до земли. Карабелла, которая шла рядом с Валентином, споткнулась и едва не упала, но Валентин успел ее подхватить. Он крепко обнял ее одной рукой: она была настолько легкой и воздушной, что ее мог бы унести любой порыв ветра. Тунигорн заговорил снова:
— Я как раз собирался уезжать, когда в Пилиплок пришло сообщение о новых беспорядках. Некий бродячий проповедник по имени Семпетурн объявил себя в Кинторе короналем, и некоторая часть населения признала его.
Валентин издал такой звук, будто его ударили под дых.
— И это еще не все. Говорят, в Дюлорне появился другой корональ: гэйрог по имени Ристимаар. Если верить слухам, в Ни-мойе объявился третий, но его имя пока неизвестно. Сообщают также о том, что обнаружился по крайней мере один понтифекс — в Велатисе или, возможно, в Нарабале. Мы не совсем уверены, мой лорд, поскольку линии связи в настоящий момент работают с перебоями.
— Все так, как я и предполагал,— произнес Валентин безжизненным голосом,— Божество обрушило на нас всю свою мощь. Государство разрушено. Само небо расколото и падает на нас.
— Заходите в экипаж, мой лорд! — закричал Слит.
— Слишком поздно,— пробормотал Валентин.— Теперь нам не будет прощения.
Когда они забрались в машины, буря разразилась над ними в полную силу. Сначала наступила странная тишина, будто атмосфера покинула это место в страхе перед надвигающимся ветром, прихватив с собой способность передавать звук; но уже через мгновение прогремел гром, глухой и отрывистый, как звук падения чего-то тяжелого. Сразу же за ним налетела буря, сопровождаемая ревом и завываниями, а также песчаными вихрями, воздух от которых сделался непрозрачным.
В это время Валентин сидел уже внутри экипажа рядом с Карабеллой и Элидатом. Неуклюже раскачиваясь, напоминая какого-то огромного аморфибота, машина выбралась из дюны, где стояла полузасыпанная песком, сползла к реке и шлепнулась в воду.
Тьма сгустилась, внутри нее виднелось причудливое, светящееся ядро пурпурно-зеленого света, яркость которого, казалось, раздувается силой ветра, проносящегося над землей. Река совершенно почернела, и на ее поверхности под влиянием катастрофически резкого изменения давления вздымались валы и образовывались бездонные провалы. Песок непрерывными заверяющимися потоками обрушивался на воду, оставляя на ней следы, напоминающие разрывы. Карабеллу подташнивало, она заходилась в кашле, а Валентин пытался справиться с приступом невероятной дурноты; экипаж рыскал и раскачивался самым непредсказуемым образом, его носовая часть то поднималась над водой, то плюхалась обратно, поднималась снова и вновь опускалась — плюх-плюх-плюх. Низвергающийся песок разрисовал окна чудесными узорами, но вскоре они стали мутными; впрочем, Валентин различал силуэт соседнего экипажа, вставшего на дыбы: вот он застыл на миг в немыслимом положении, а затем рухнул в реку.
Потом за окнами экипажа ничего не стало видно, слышался лишь вой ветра, да песок выбивал на корпусе барабанную дробь.
Голова у Валентина шла кругом, тем не менее он испытывал некую умиротворенность. Теперь ему казалось, будто экипаж ритмично раскачивается вокруг продольной оси, дергается из стороны в сторону все более резкими рывками. Скорее всего, решил он, сухопутные роторы потеряли и без того небольшое сцепление с бурлящей поверхностью воды, и через несколько мгновений машина наверняка перевернется.
— На реку наложено заклятие,— произнесла Карабелла. Да, мысленно согласился Валентин. Так оно и есть. Река находится под воздействием каких-то черных сил, или Стейч сама и есть некий злой дух, желающий его гибели. Теперь мы все пойдем ко дну, подумал он, сохраняя, однако, необычайное спокойствие.
Река, которая однажды чуть было не взяла меня, но каким-то чудом позволила спастись, сказал он себе, долго ожидала своего часа. Теперь этот час пробил.
Не имеет значения. По большому счету ничто не имеет значения. Жизнь и смерть, война и мир, радость и печаль — все это одно и то же, слова без смысла, просто звуки, шелуха. Валентин не жалел ни о чем. От него хотели службы, и он служил. Без сомнения, он сделал все, что мог. Он не уклонялся ни от каких трудностей, не обманул ничьего доверия, не нарушил ни единой клятвы. Теперь он вернется к Источнику, поскольку ветер взбесил воду и река поглотит их всех, и да будет так: это не имеет значения, ровным счетом никакого.
— Валентин!
Кто-то схватил его за руку, трясет, толкает.
Чье это лицо? Чьи глаза? Чей голос? Чья рука?
— Кажется, он в трансе, Элидат.
Другой голос. Более нежный, ясный, совсем рядом. Карабелла? Да, Карабелла. А кто такая Карабелла?
— Здесь не хватает воздуха. Отдушины забиты песком… мы задохнемся, если не утонем!
— Мы можем выйти?
— Через запасной люк. Но сначала нужно вывести его из этого состояния. Валентин! Валентин!
— Кто это?
— Элидат. Что с тобой?
— Ничего. Абсолютно ничего.
— У тебя полусонный вид. Дай-ка я ослаблю спасательный пояс. Вставай, Валентин! Поднимайся! Еще пять минут — и экипаж пойдет ко дну.
— А-а-а…
— Валентин, пожалуйста, послушайся его! — Снова второй голос, который нежнее, голос Карабеллы.— Нас крутит все сильнее! Нам нужно выбираться отсюда и плыть к берегу. Это наша единственная надежда. Один из экипажей уже утонул, а второго не видно, а… о, Валентин, ну пожалуйста! Поднимайся! Сделай глубокий вдох! Вот так. Еще раз. Еще. Теперь дай мне руку — держи другую, Элидат: мы доведем его до люка… вот… вот так… так… не останавливайся, Валентин…
Да. Не останавливаться. Валентин ощутил, как воздух обдувает его лицо тонкими струйками. Он слышал легкий шорох падающего сверху песка. Да. Да. Выползти отсюда, пробраться мимо этой штуки, поставить ногу сюда, другую — туда… шаг… еще один… схватиться за это… тянуть… тянуть…
Он карабкался наверх, как автомат, смутно понимая, что происходит, пока не миновал аварийную лестницу и не высунул голову в люк.
Внезапный порыв свежего воздуха — горячего, сухого, насыщенного песком — жестко хлестнул его по лицу. Он сделал судорожный вдох, наглотался песка, поперхнулся, сплюнул. Но зато теперь к нему полностью вернулось сознание. Цепляясь за кромку вокруг люка, он вглядывался в расколотую бурей ночь. Темнота стояла почти непроглядная, ибо колдовское свечение значительно ослабло; по воздуху по-прежнему носились струи песка, волна за волной, забиваясь в глаза, нос и рот.
Видимость была крайне плохой. Они находились примерно посреди реки, но ни восточного, ни западного берега не различить. Их экипаж высоко задрал нос и застрял в таком неустойчивом и ненадежном положении, приблизительно наполовину выступая из клокочущего хаоса реки. Остальные исчезли. Валентину показалось, что он видит над водой головы, но утверждать наверняка было невозможно: песок роился вокруг, и держать глаза открытыми уже само по себе было мучением.
— Вниз! Прыгай, Валентин! — раздался голос Элидата.
— Подожди,— отозвался он, оглянувшись. Под ним на лестнице стояла Карабелла, бледная, напуганная, оцепеневшая. Он дотронулся до нее, и она улыбнулась, увидев, что он пришел в себя. Он помог ей подняться. Она резко оттолкнулась от ступеньки и встала рядом с ним на краю люка, ловко, как акробат, удерживая равновесие, такая же гибкая и сильная, как и в те дни, когда занималась жонглированием.
Заполнявший воздух песок был невыносим. Они крепко взялись за руки и прыгнули.
Соприкосновение с водой больше напоминало падение на твердую поверхность. На какое-то мгновение он прижался к Карабелле, но потом она оторвалась от него. Валентин почувствовал, что опускается под воду, что ушел под нее с головой; тогда он рванулся и устремился наверх. Вынырнув, он принялся звать Карабеллу, Элидата, Слита, но никого не увидел. Даже здесь, в воде, от песка некуда было деваться, он падал сверху, как докучливый дождь, и сгущал реку до дьявольской плотности.
А не пройти ли мне по этому месиву до берега, подумал Валентин.
Слева от себя он различил неясную громаду экипажа. Тот медленно погружался в воду; в нем еще оставалось некоторое количество воздуха, придававшего ему плавучесть, а насыщенная песком река своей причудливой, желеобразной консистенцией в известной мере удерживала его, но экипаж все равно тонул. Валентин знал, что обратная волна грозит ему гибелью, а потому постарался отплыть подальше, все время оглядываясь в поисках своих спутников.
Экипаж исчез. Огромная волна настигла Валентина. Она подмяла его под себя, он быстро вынырнул, опять нырнул, когда его накрыл второй вал, а потом его ноги попали в водоворот, и он почувствовал, как его засасывает ко дну. Легкие пылали: то ли от воды, то ли от песка. Апатия, охватившая его было на борту обреченного экипажа, куда-то пропала, и он бил ногами, извивался, стараясь остаться на поверхности. Он с кем-то столкнулся в темноте, вцепился, не смог удержать, опять ушел под воду. Неожиданный приступ тошноты ошеломил его, и он уже решил, что ему не суждено выплыть, но тут же почувствовал, как сильные руки обхватили его и потащили, и он расслабился, ибо понял что отчаянное сопротивление реке было ошибкой. Теперь ему дышалось гораздо легче, и он легко скользил по поверхности. Спаситель отпустил его и скрылся в ночи, но теперь Валентин увидел, что он рядом с одним из берегов реки, и усталыми, судорожными рывками стал продвигаться, пока не ощутил, что его набухшие от воды башмаки коснулись дна. Медленно, будто шагая по кисельной реке, он побрел к берегу, выбрался на илистый склон и упал лицом вниз. Ему хотелось, как тому громварку, вырыть нору в сырой земле и спрятаться, пока не пройдет буря.
Через некоторое время он отдышался, сел и огляделся вокруг. В воздухе все еще носился песок, но не в таких количествах, чтобы приходилось закрывать лицо, а ветер, кажется, действительно стихал. В нескольких сотнях ярдов от себя он увидел на берегу экипаж, но остальных двух нигде не наблюдалось. Рядом с машиной распростерлись три или четыре фигуры, живые или мертвые — он не мог определить. Издалека слабо донеслись глухие голоса. Валентин не мог сказать, на каком берегу он оказался — со стороны Гихорна или Пиурифэйна,— хотя подозревал, что все-таки оказался в Пиурифэйне, так как прямо за его спиной угадывалась стена непроходимых зарослей.
Он поднялся на ноги.
— Ваша светлость! Ваша светлость!
— Слит? Ты здесь!
Из темноты появился низкорослый и гибкий Слит. Рядом с ним была Карабелла, а чуть поодаль — Тунигорн. Валентин торжественно обнял их, всех по очереди. Карабеллу била дрожь, хотя ночь была теплой, и теперь, когда знойный ветер утих, воздух становился влажным. Валентин привлек жену к себе и попытался счистить налипший на ее одежду, как и на его собственную, песок, напоминавший сморщенную корку.
Слит сообщил:
— Мы потеряли два экипажа, а вместе с ними, как мне кажется, и многих спутников.
Валентин сумрачно кивнул.
— Боюсь, что так. Но ведь не всех же!
— Кому-то удалось остаться в живых. По пути к вам я слышал их голоса. Некоторые из них — не знаю сколько — рассеяны по обоим берегам. Но вам следует, мой лорд, приготовиться к потерям. Мы с Тунигорном видели на берегу несколько тел, и похоже на то, что есть и такие, кого унесло течением, и они утонули далеко отсюда. Утром нам удастся узнать побольше.
— Верно,— ответил Валентин и умолк. Он уселся на землю, скрестив ноги, больше похожий на портного, чем на короля, и долго не произносил ни слова, так бездумно запустив руку в песок, что походил на диковинный снег, покрывший землю слоем в несколько дюймов. Он не решался задать один вопрос, но наконец не выдержал и спросил, глядя на Слита и Тунигорна: — А что с Элидатом?
— Ничего, мой лорд,— тихо ответил Слит.
— Ничего? Совсем ничего? Неужели его не видели или не слышали?
— Он был рядом с нами в воде, Валентин,— сказала Карабелла,— перед тем, как затонул экипаж.
— Да, я помню. Но потом?
— Ничего,— подтвердил Тунигорн.
Валентин бросил на него испытующий взгляд.
— Может быть, его тело обнаружено, а вы не хотите мне говорить?
— Клянусь Повелительницей, Валентин, о судьбе Элидата мне известно не больше, чем тебе! — воскликнул Тунигорн.
— Да-да, я верю тебе. Меня пугает, что нам неведомо, что с ним сталось. Ты знаешь, Тунигорн, что он для меня значит.
— Думаешь, мне нужно об этом говорить?
Валентин печально усмехнулся.
— Прости, старина. Эта ночь, кажется, выбила меня из колеи.— Карабелла положила на его ладонь свою, прохладную и влажную, а он накрыл ее другой ладонью и негромко повторил: — Прости меня, Тунигорн. И ты, Слит, и ты, Карабелла.
— Простить вас, мой лорд? — спросила изумленная Карабелла.— За что?
Он покачал головой.
— Не будем об этом, любимая.
— Ты коришь себя за то, что случилось сегодня?
— Я обвиняю себя очень во многом,— сказал Валентин,— и среди всего прочего случившееся сегодня составляет лишь малую толику, хотя для меня оно — страшная катастрофа. Целый мир был вверен моему попечению, а я привел его к бедствию.
— Нет, Валентин! — вскрикнула Карабелла.
— Мой лорд,— сказал Слит,— вы слишком жестоки к себе!
— Неужели? — он рассмеялся.— На половине Зимроэля голод, объявились три, а то и четыре лжекороналя, вокруг нас вьются метаморфы, чтобы получить с лихвой по счету, а мы, наглотавшись песку, расселись тут, на краю Пиурифэйна; многие наши спутники утонули, и, кто знает, какая ужасная судьба ждет уцелевших, и… и…— Голос изменил ему. Усилием воли он взял себя в руки и заговорил уже спокойнее: — Ночь была чудовищной, и я очень устал, и меня беспокоит, что Элидат до сих пор не объявился. Но ведь болтовня не поможет его разыскать? Давайте отдохнем и подождем до утра, а там начнем чинить то, что еще поддается починке. Согласны?
— Да,— сказала Карабелла.— Мудрое решение, Валентин.
Сон не приходил. Он, Карабелла, Слит и Тунигорн лежали, тесно прижавшись друг к другу на сыром песке, а бессонная ночь ползла себе под многоголосье лесных звуков и неумолчный шум реки. Наконец над Гихорном занялся рассвет, и в сером утреннем свете Валентин увидел, какие страшные разрушения причинила буря. Все деревья на гихорнском берегу и частично на Пиурифэйнском лишились своей листвы, будто ветер опалил их огнем, и остались лишь жалкие голые стволы. Земля была засыпана песком, покрывавшим ее в некоторых местах тонким слоем, а в других — большими дюнами. Экипаж, на котором вчера прибыли Элидат и Тунигорн, по-прежнему стоял на другом берегу, но его металлическая обшивка начисто лишилась наружной полировки. Единственный экипаж, оставшийся от каравана Валентина, валялся на боку, как мертвый морской дракон, выброшенный волнами на берег.
На дальнем берегу суетились то ли четверо, то ли пятеро оставшихся в живых; на том же, где находился Валентин, очутилось еще с полдесятка, в основном скандаров из личной охраны короналя. Некоторые из них бродили примерно в сотне ярдов к северу, очевидно, разыскивая тела. Несколько мертвецов были аккуратно уложены в ряд возле перевернутого экипажа. Валентин не увидел среди них Элидата, но он не надеялся, что его старый друг уцелел, и потому почувствовал лишь цепенящий холод в груди, когда вскоре после рассвета появился один из скандаров, который легко, как ребенка, нес в своих четырех руках тяжелое тело Элидата.
— Где он был? — спросил Валентин.
— В полумиле ниже по течению, мой лорд, или чуть подальше.
— Положите его и начинайте копать могилы. Мы должны похоронить всех погибших нынче утром, на том небольшом холмике, обращенном к реке.
— Слушаюсь, мой лорд.
Валентин склонился над Элидатом. Глаза того были закрыты, а губы слегка раздвинуты, словно он улыбался, хотя, вполне возможно, улыбка скрывала под собой гримасу боли.
— Вчера вечером он показался мне совсем старым,— сказал корональ Карабелле, а затем обратился к Тунигорну: — А тебе не кажется, что он сильно сдал за последний год? Но теперь он словно помолодел. Морщины исчезли с его лица: он выглядит года на двадцать четыре, не больше. Как ты думаешь?
— Я виноват в его смерти,— проговорил Тунигорн ровным, бесцветным голосом.
— Как тебя понимать? — резко спросил Валентин.
— Это я вызвал его с Замковой горы. Приезжай, сказал я, поспеши в Зимроэль: Валентин задумал что-то странное, хоть я и не знаю, что именно, и ты один сможешь его отговорить. И он приехал, а теперь… Если бы он остался в Замке…
— Хватит, Тунигорн. Больше не надо об этом.
Но Тунигорн твердил монотонно, как во сне, очевидно, не владея собой:
— Он мог бы стать короналем, после твоего переселения в Лабиринт, мог бы жить в Замке долго и счастливо и быть мудрым правителем, а теперь… вместо этого… вместо…
Валентин мягко сказал:
— Он никогда не стал бы короналем, Тунигорн. Он знал о том и не возражал. Давай, старина, продолжай: пусть мне будет еще горше от твоих глупых причитаний. Этим утром он возвратился к Источнику. Мне от всего сердца хотелось бы, чтобы он прожил еще лет семьдесят, но что случилось, то случилось, и ничего уже не исправишь, сколько бы мы о том ни рассуждали. У нас, переживших эту ночь, слишком много дел. Давай займемся ими, Тунигорн. Ладно? Приступим?
— Какие дела, мой лорд?
— Сначала — похоронить. Я вырою могилу сам, собственноручно, и пусть никто не смеет возражать. А после того ты должен найти способ переправиться обратно через реку: я отправляю тебя в том маленьком экипаже на восток, чтобы узнать, что с Делиамбером, Тизаной, Лизамон и всеми остальными. Если они живы, ты должен доставить их сюда.
— А ты, Валентин? — спросил Тунигорн.
— Если нам удастся привести в порядок второй экипаж, я продолжу путь в глубь Пиурифэйна, поскольку мне все равно надо попасть к Данипиур, чтобы сообщить ей то, что следовало сказать уже давно. Ты найдешь меня в Илиривойне, куда я и собирался с самого начала.
— Мой лорд…
— Умоляю, больше никаких разговоров. Что ж, приступим, друзья! Нам предстоит выкопать могилы и оплакать погибших. А затем мы должны завершить наше путешествие.— Бросив взгляд на тело Элидата, он подумал: «Я еще не смирился с его смертью, но скоро поверю в нее. И тогда у меня появится лишний повод молить о прощении».
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 5