Книга: Роберт СИЛЬВЕРБЕРГ — Замок лорда Валентина
Назад: ЧАСТЬ 1. ТЕСМЕ И ГЭЙРОГ
Дальше: ЧАСТЬ 3. НА ПЯТЫЙ ГОД ПЛАВАНИЯ

ЧАСТЬ 2. ВРЕМЯ ОГНЯ

После этого поразительного опыта Хиссун вот уже несколько недель не смеет вернуться в Регистр памяти душ. Впечатление оказалось слишком мощным и болезненным, и ему нужно время, чтобы прийти в себя. За час, проведенный в Регистре, он прожил много месяцев из жизни той женщины, и приобретенный опыт чужой судьбы обжигает ему душу. Перед его мысленным взором проходят незнакомые новые образы.
Прежде всего, джунгли. Хиссун не бывал нигде, кроме подземного Лабиринта с его тщательно регулируемым климатом, не считая, конечно, кратковременного путешествия на Замковую гору, климат которой, хотя и заметно отличался от того, что был в его родном подземелье, был тем не менее тоже искусственным и управляемым. Вот почему густая листва и проливные дожди, пение птиц и жужжание насекомых, ощущение мокрой земли под босыми ногами произвели на мальчишку необыкновенно сильное впечатление. Но это лишь крошечная частица того, что пришлось ему испытать. Превратиться в женщину — что может быть удивительнее! А потом еще и оказаться любовницей существа иной расы! У Хиссуна не хватало слов, чтобы выразить свои ощущения. Просто уму непостижимо! И столь невероятное событие неведомым образом стало частью его существа. А когда он все же взялся за его осмысление, то поводов для раздумий оказалось намного больше: не только отношения мужчины и женщины, представителей различных рас, но и ощущение Маджипура как развивающегося мира, многие части которого до сих пор остаются такими же молодыми, как и в дни творения. Немощеные улицы Нарабаля, деревянные лачуги и сама планета, на которой он живет: не ухоженная, не прирученная, как сейчас, но бурная и таинственная, со множеством белых пятен на карте. В то время как Хиссун бездумно листает и перекладывает никому не нужные архивы налоговых инспекторов, мысли его час за часом, день за днем вращаются вокруг пережитых событий. И постепенно до него начинает доходить, что после своего незаконного посещения Регистра памяти душ он уже никогда не станет прежним, никогда не сможет быть просто мальчиком по имени Хиссун, но — в силу неких непостижимых обстоятельств — всегда будет не только Хиссуном, но также и женщиной по имени Тесме, которая жила и умерла девять тысяч лет назад на другом континенте, в жарком душном городе, который Хиссун никогда не увидит.
А потом его, конечно, с неудержимой силой снова влечет к себе удивительный Регистр памяти душ. У входа на сей раз дежурит другой чиновник — хмурый маленький вруун в косо нацепленной полумаске,— и Хиссуну приходится очень быстро и небрежно, словно ему давно уже наскучило это делать, взмахнуть перед ним своим пропуском, чтобы попасть туда, куда ему требуется. А так как его бойкий ум далеко опережает мыслительные процессы любого из этих вялых чиновников, то вскоре он уже сидит в вожделенной кабине и быстрыми пальцами набирает код на пульте. Пусть это будет время лорда Стиамота, решает он. Последний период войны, в которой метаморфы были разгромлены войсками людей — первых поселенцев на Маджипуре. «Выдай мне капсулу солдата армии лорда Стиамота,— мысленно приказывает он скрытому разуму хранилища. И добавляет: — Может быть, мне удастся что-нибудь узнать и о самом властелине Стиамоте!»

 

Вдоль всего горного хребта, изогнувшегося от Милиморна до Хамифиу, горели сухие предгорья, и даже здесь, в орлином гнезде, находившемся в пятидесяти милях к востоку от горы Зиг-нор, капитан Эремойль ощущал порывы горячего ветра, несущего запах гари. Весь горизонт закрывала корона густого темного дыма. За час-другой летающие машины должны были дотянуть полосу огня от Хамифиу до маленького городка в устье долины, а завтра им предстоит нести факелы дальше на юг, к Синталмонду. Тогда вся провинция окажется охваченной огнем, и горе всем меняющим форму, которые задержатся здесь.
— Теперь уже недолго осталось,— сказал Вигган.— Война почти закончена.
Эремойль оторвал взгляд от карты северо-западной части континента и посмотрел на своего лейтенанта, исполнявшего обязанности начальника штаба.
— Ты так думаешь? — без выражения спросил он.
— Тридцать лет. Пожалуй, уже хватит.
— Не тридцать. Пять тысяч лет, шесть тысяч. С тех самых пор, как люди впервые попали в этот мир. Война не прекращалась все это время, Вигган.
— Но ведь большую часть этого времени мы даже не сознавали, что воюем.
— Ты прав,— согласился Эремойль.— Мы этого не понимали. Но понимаем это теперь, не так ли, Вигган?
Капитан отвернулся от собеседника и вновь, прищурившись, склонился над картой. Маслянистый дым заставлял глаза слезиться, затуманивал зрение, а тонко начерченная карта была уже сильно потерта. Он медленно вел карандашом вдоль линии, отмечавшей контуры предгорий ниже Хамифиу, и сверялся с записанными на листке бумаги названиями деревень, которые нужно будет перечислить в рапорте.
Он надеялся, что на карте отмечены все деревни, расположенные в районе огненной дуги, и что офицеры побывали в каждой из них, чтобы предупредить о том, что здесь все будет сожжено. Если картографы что-то пропустили, то и ему, и тем, кто находится под его командованием, придется плохо, так как лорд Стиа-мот издал несколько распоряжений о том, что в ходе этого рукотворного катаклизма не должна пострадать ни одна человеческая жизнь: все поселенцы должны быть заблаговременно предупреждены, чтобы успеть эвакуироваться. Предупреждения получили и метаморфы. Лорд Стиамот неустанно повторял, что никому не дано право заживо сжигать врагов. Их следует только привести к повиновению, и огонь в данном случае был, похоже, наилучшим средством для этого. А вот удержать пламя под контролем будет, по всей вероятности, нелегко, думал Эремойль, но это не относится к числу первостепенных задач.
— Каттикаун, Бизферн, Домгрейв, Бьелк… Как же здесь много мелких городишек, Вигган. И зачем это людям понадобилось поселиться именно здесь?
— Говорят, что земля в этих местах плодородная, господин, а климат для такого северного района достаточно умеренный.
— Умеренный? Полагаю, что только для тех, кто не против по полгода обходиться без дождя.— Эремойль закашлялся. Ему показалось, что он слышит, как отдаленный пожар с треском пожирает желто-коричневую траву по колено высотой. В этой части Алханроэля зимой дожди шли почти непрерывно, зато летом их не было вовсе. Серьезное испытание для фермеров, но они, видимо, смогли с ним справиться, судя по тому, сколько сельскохозяйственных поселений выросло на склонах этих холмов и ниже, в долинах, сбегавших к морю. Сейчас сухой сезон был в разгаре, и вся местность за последние месяцы выгорела под яростным летним солнцем — сушь, сушь, сушь… темная растрескавшаяся земля, полегшая и высохшая трава, выросшая за зимние месяцы, кусты, в ожидании влаги свернувшие в трубочки свои мясистые листья… Просто идеальное место для того, чтобы разбрасывать факелы и оттеснять упрямых врагов до самого океана — или еще дальше! Но не лишать никого жизни, никого не лишать жизни… Эремойль продолжал изучать свои списки. Чикмож, Фуалль, Даннуп, Мичиманг… Он снова посмотрел на лейтенанта.
— Вигган, что ты будешь делать после войны?
— У моей семьи есть земля в долине Глэйдж. Думаю, что снова стану фермером. А вы, господин?
— Мой дом находится в Сти. Я был гражданским инженером — акведуки, трубопроводы для сточных вод и прочие столь же очаровательные вещи. И смогу вернуться к своему делу. Когда ты в последний раз видел Глэйдж?
— Четыре года назад,— ответил Вигган.
— А я пять лет не был в Сти. Ты ведь, кажется, участвовал в сражении при Треймоуне?
— Был там ранен. Слегка.
— И тебе приходилось убивать метаморфов?
— Да, господин.
— А мне нет,— сказал Эремойль,— Уже девять лет, а все еще никого не лишил жизни. Конечно, я все время был офицером. Подозреваю, что из меня получится не слишком хороший убийца.
— Все мы таковы,— отозвался Вигган.— Но когда они наступают на тебя, изменяя форму по пять раз за минуту, с ножом в одной руке и топором в другой… или когда ты знаешь, что они совершили набег на землю твоего брата и убили твоих племянников…
— И такое было, Вигган?
— Не со мной, господин. Но с другими было, со множеством других. Злодеяния… Но вам, наверное, не нужно рассказывать, как…
— Да нет, не рассказывай. Как называется этот городок, Вигган?
Лейтенант наклонился пониже.
— Сингасирин, господин. Надпись немного смазана, но это именно он. И он есть в нашем списке. Вот, смотрите. Мы предупредили их позавчера.
— Думаю, что мы ничего не пропустили.
— Надеюсь, что так, господин,— откликнулся Вигган.
Эремойль свернул карту, убрал ее и снова посмотрел на запад, где четко была видна линия, отделявшая район пожаров от незатронутых огнем холмов к югу от него. На темно-зеленых холмах, судя по всему, росли деревья с пышной листвой. Но за время засухи листья этих деревьев пожухли, и этим склонам предстоит взорваться, словно от бомбежки, когда огонь доберется до них. Время от времени он видел вспышки пламени, не более заметные, чем пущенные зеркалом зайчики. Но это иллюзия, порожденная огромным расстоянием. Эремойль знал: каждый из этих крошечных бликов на самом деле яростный пожар, охвативший новый обширный участок леса неподалеку от Хамифиу. Туда не бросали с воздуха факелы — огонь сам добрался до этих деревьев.
— Господин, прибыл посыльный,— доложил Вигган.
Эремойль обернулся. Спускавшийся с горы высокий молодой человек в пропитанной потом униформе неуверенно уставился на него.
— В чем дело? — спросил он.
— Меня прислал капитан Ванэйль, господин. В долине возникла проблема. Поселенец не желает эвакуироваться.
— Лучше бы он пожелал,— отозвался Эремойль, пожимая плечами.— Где это?
— Между Катгакауном и Бизферном, господин. Богатый землевладелец. Кстати, его зовут тоже Каттикаун, Айбиль Каттика-ун. Он сказал капитану Ванэйлю, что владеет этой землей по прямому указу понтифекса Дворна, что его род живет здесь уже тысячи лет и что он не собирается…
Эремойль вздохнул.
— Меня совершенно не интересует, кто дал ему землю. Пусть даже Божество собственной персоной. Завтра мы сожжем этот район, и если он останется там, то хорошо прожарится.
— Он знает об этом, господин.
— Тогда чего же он от нас хочет? Чтобы мы заставили огонь обойти кругом его ферму, так что ли? — Эремойль нетерпеливо махнул рукой.— Эвакуируйте его, хочет он того или нет.
— Мы попробовали,— сказал посыльный,— Он вооружен и сопротивляется. Заявляет, что убьет любого, кто попытается прогнать его с земли.
— Убьет? — повторил Эремойль, как будто услышал нечто бессмысленное.— Убьет? Кто говорит о чьем-то убийстве? Этот человек сумасшедший. Пошлите пятьдесят солдат — пусть укажут ему дорогу в безопасный район.
— Как я уже доложил вам, господин, он оказал сопротивление. Была перестрелка. Капитан Ванэйль полагает, что попытка выдворить этого человека может повлечь за собой человеческие жертвы. Капитан Ванэйль просит вас, господин, лично спуститься в долину и урезонить упрямца.
— Чтобы я…
— Возможно, это наилучший выход,— негромко произнес Вигган.— Эти крупные землевладельцы иногда очень своенравны.
— Пусть Ванэйль сходит к нему,— возразил Эремойль.
— Господин, капитан Ванэйль уже пытался вести переговоры с этим человеком,— сообщил посыльный.— Но у него ничего не вышло. Катгикаун требует аудиенции с лордом Стиамотом. Конечно, это невозможно, но если бы вы пошли…
Эремойль задумался. Вообще-то, командиру его ранга не по чину было заниматься такими мелочами. Очистить территорию перед завтрашним поджогом было прямой обязанностью Ванэй-ля, а Эремойль должен был находиться здесь и управлять всей операцией. Но, с другой стороны, за освобождение территории в конечном счете отвечает именно он, Эремойль, а Ванэйль явно не справился со своей задачей. Если послать команду и попытаться выставить упрямца силой, дело, скорее всего, закончится гибелью Катгикауна, да еще и нескольких солдат, что вряд ли можно будет расценивать как успешный результат. Почему бы не пойти? Эремойль медленно кивнул. Протокол, будь он проклят: ему приходится выполнять множество ненужных формальностей. Откровенно говоря, на вторую половину дня у него не оставалось никаких важных дел, ну а с мелкими вопросами, если они возникнут, вполне справится Вигган. И если ценой небольшой прогулки вниз по склону горы ему удастся спасти пусть даже одну жизнь, жизнь глупого упрямого старика…
— Подай мою парящую лодку,— приказал он Виггану.
— Господин?
— Подавай. И побыстрее, пока я не передумал. Я поеду вниз и встречусь с ним.
— Но Ванэйль уже…
— Перестань дергаться, Вигган. Я отлучусь совсем ненадолго. До моего возвращения ты останешься здесь за командира, но я не думаю, что у тебя будет много проблем. Ты справишься?
— Да, господин,— хмуро ответил лейтенант.
Поездка заняла больше времени, чем рассчитывал Эремойль: почти два часа спуска по извилистой дороге к подножию горы Зигнор, затем по неровному плато, полого уходившему вниз, к предгорьям, окружавшим прибрежную равнину. Там было жарче, хотя и не столь дымно; набегавшие волны горячего воздуха порождали миражи и, казалось, заставляли пейзаж таять и растекаться. Никакого движения на дороге не было, но капитану много раз приходилось останавливаться, чтобы пропустить охваченных паникой странных животных неизвестных ему пород, в страхе спасавшихся от огня. К тому времени, когда Эремойль добрался до поселений в предгорьях, тени уже начали удлиняться. Огонь здесь обладал материальным воплощением, словно второе солнце в небе. Эремойль ощущал на своих щеках его жар, а висевший в воздухе мелкий пепел оседал на коже и одежде.
Городки, названия которых он сверял по списку, теперь неприятно поразили его реальностью своего существования: Бьелк, Домгрейв, Бизферн… Одинаковые словно близнецы: в центре — лавки и общественные здания, окруженные кольцом жилых домов, от которых в разные стороны расходятся поля. Кроме того, каждый городок имел собственную небольшую долину с протекающим по ней ручьем, сбегавшим с холмов и терявшимся на равнине. Все они теперь опустели или почти опустели — в них оставалось лишь несколько запоздавших, а все остальные уже двигались по ведущим к побережью дорогам. Эремойль подумал, что он может зайти в любой из домов и найдет там книги, резные фигурки, подарки к праздникам, полученные от живших вдали родственников, даже домашних животных, расставание с которыми, возможно, глубоко опечалило всю семью… А завтра все это станет пеплом. Но на этой территории было полно меняющих форму. На протяжении столетий поселенцы жили здесь под угрозой нападения непримиримого и безжалостного противника, который, надев на себя маску чьего-нибудь друга, возлюбленного или сына, появлялся из лесов, чтобы убивать, и вновь скрывался в них. Тихая, тайная война между изгнанниками и теми, кто занял их место, не прерывалась ни на день. И эта война была неизбежной, с тех пор как первые лагеря переселенцев на Маджипуре превратились в города и появились сельскохозяйственные территории, которые все шире и шире распространялись в области, где обитали аборигены. Существует такой способ лечения, как прижигание, и в этих последних конвульсиях борьбы между людьми и меняющими форму его никак нельзя было избежать. И Бьелк, и Домгрейв, и Бизферн необходимо разрушить, чтобы навсегда прекратить мучения. И все же это нисколько не облегчает участь тех, кому пришлось лишиться своего жилья, думал Эремойль. Не так-то легко уничтожить даже чей-то чужой дом — чем он занимался на протяжении вот уже нескольких дней,— если, конечно, делать это самому, а не чужими руками издалека, с удобного расстояния, с которого все эти пожары воспринимаются как стратегическая абстракция. За Бизферном отрог горы сворачивал к западу, и дорога делала поворот вместе с ним. Здесь протекали крупные ручьи, почти что небольшие речки, и там, где не было полей, стояли густые леса. Но после многомесячной засухи и эти леса были готовы вот-вот вспыхнуть; под деревьями валялись кучи сухих листьев, отмершие ветки, обрушившиеся мертвые стволы.
— Это здесь, господин,— сообщил посыльный.
Эремойль оглядел широкий каньон с узкой горловиной, посредине которого протекал ручей. В сгущавшихся тенях он разглядел внушительных размеров поместье, большое белое здание с зеленой крышей и, как ему показалось, раскинувшиеся за ним обширные хлебные поля. Горловину каньона охраняли вооруженные стражники. Это было не простое фермерское хозяйство, а владение некоего человека, мнившего себя не иначе как герцогом. Эремойль понял, что его ожидают изрядные неприятности.
Он спустился наземь и зашагал в сторону стражников. Держа энергометы наизготовку, они встретили капитана неприязненными, изучающими взглядами. Он обратился к тому из них, который выглядел наиболее внушительно:
— Капитан Эремойль. Я хочу видеть Айбиля Катгикауна.
— Каттикаун ожидает лорда Стиамота,— последовал холодный ответ.
— Лорд Стиамот занят. Сегодня его представляю я — капитан Эремойль, командующий этого района.
— Нам приказано впустить только лорда Стиамота.
— Передайте вашему господину,— устало сказал Эремойль,— что корональ сожалеет о том, что не может посетить его лично и просит его изложить свои претензии капитану Эремойлю.
В первый момент ему показалось, что стражник не услышал этих слов. Но спустя несколько секунд он молча повернулся и направился в глубь каньона. Эремойль смотрел, как он неторопливо шел вдоль берега ручья, пока наконец не скрылся за густыми кустами, посаженными перед замком. Прошло довольно много времени; ветер переменился и теперь налетал обжигающими порывами со стороны пожара, принося с собой дымные клубы, которые жалили глаза и опаляли горло. Эремойль подумал, что в его легких, наверное, уже осел слой черного пепла. Но из этого окруженного горными отрогами места самого огня видно не было.
Наконец стражник возвратился той же неторопливой походкой.
— Каттикаун примет вас,— объявил он.
Эремойль подозвал водителя и приехавшего с ним посыльного. Но стражник отрицательно помотал головой.
— Только вас, капитан.
Водитель переменился в лице. Эремойль махнул ему рукой.
— Ждите меня здесь,— сказал он.— Не думаю, что задержусь надолго.
Вслед за стражником он направился по дорожке к замку.
Эремойль ожидал от Айбиля Каттикауна такого же подчеркнуто недружелюбного приема, какой оказала ему стража, но он недооценил той любезности, которую чувствовал себя обязанным проявлять провинциальный аристократ. Каттикаун приветствовал его с теплой улыбкой и открытым взглядом, обнял гостя, как могло показаться, совершенно искренне и провел его в большой дом, обставленный не слишком пышно, но с грубоватой простотой, производившей впечатление элегантности. Под сводчатым потолком тянулись блестящие от лака балки из черного дерева, высокие стены украшали охотничьи трофеи, мебель была массивной и, судя по всему, древней. В целом дом производил впечатление архаичности. Как, впрочем, и сам Айбиль Каттикаун. Это был крупный человек, ростом гораздо выше поджарого Эремой-ля; ширину его плеч еще больше подчеркивала тяжелая мантия из меха ститмоя. Шапка густых с заметной проседью волос лежала красивыми крупными волнами над высоким лбом; глаза были темными, а губы тонкими. Он выглядел поистине величественно.
Каттикаун наполнил два бокала вином красивого янтарного цвета и лишь после того, как они отпили по глотку, заговорил:
— Значит, вам необходимо сжечь мои земли?
— К сожалению, мы должны полностью сжечь всю эту провинцию.
— Какая глупость! Возможно, самая большая во всей военной истории человечества. Имеете ли вы хоть какое-то представление о ценности производимой здесь продукции? Вам известно, сколько поколений вложило свой тяжкий труд в создание и развитие этих ферм?
— Вся область от Милиморна до Синталмонда и дальше — центр партизанской активности метаморфов, их последний оплот на Алханроэле. Корональ твердо решил положить конец этой отвратительной войне, а это можно сделать, только выкурив меняющих форму из их убежищ в этих холмах.
— Есть и другие методы.
— Мы пробовали их, но безрезультатно,— возразил Эремойль.
— Говорите, пробовали? А вы пытались дюйм за дюймом обыскать леса, чтобы найти их? Или, может быть, вы собрали сюда всех солдат Маджипура, чтобы провести сплошное прочесывание? Конечно нет. Это слишком хлопотно. Гораздо проще пустить в ход летающие машины и сжечь целую провинцию.
— Эта война унесла жизни целого поколения.
— И корональ в конце концов потерял терпение! — воскликнул Каттикаун.— А расплачиваться за это должен я!
— Корональ — великий стратег. Корональ победил опасного и почти неуловимого врага и впервые сделал Маджипур безопасным для людей — повсюду, кроме этого района.
— Мы достаточно хорошо управлялись с метаморфами, скрывавшимися рядом с нами, капитан. Ведь меня они все же не убили. Я умел обращаться с ними. Угроза, которую они могли представлять моему благосостоянию, несопоставима с той, какая исходит от моего собственного правительства. Ваш корональ, капитан, просто дурак.
Эремойль сдержался.
— Будущие поколения станут говорить о нем как о герое из героев.
— Вполне возможно,— согласился Каттикаун.— Именно так обычно и становятся героями. Уверяю вас, что не было никакой необходимости уничтожать целую провинцию ради того, чтобы расправиться с последними аборигенами, которых осталось всего несколько тысяч. Я заявляю вам, что это опрометчивый и близорукий ход переутомившегося генерала, который спешит вернуться к безмятежной жизни в своем Горном замке.
— Пусть даже так, но решение тем не менее принято, и все от Милиморна до Хамифиу уже горит.
— Я заметил это.
— Огонь движется к деревне Каттикаун. Возможно, к рассвету он подойдет к границам вашего владения. В течение дня мы будем поджигать провинцию дальше к югу — до самого Синтал-монда.
— Не сомневаюсь,— совершенно спокойно отозвался Каттикаун.
— Этот район превратится в ад. Мы просим вас покинуть его, пока еще не поздно.
— Я предпочитаю остаться, капитан.
Эремойль медленно перевел дух.
— В таком случае, мы не сможем принять на себя ответственность за вашу безопасность.
— Никто и никогда не отвечал за мою безопасность, кроме меня самого.
— Предупреждаю: вы умрете, и смерть будет ужасной. Мы не в состоянии заставить огонь обойти ваши земли стороной.
— Понимаю.
— Но это означает, что вы просите, чтобы мы убили вас.
— Ничего подобного я не прошу. Мы с вами едва ли сможем о чем-либо договориться. Вы ведете свою войну, а я защищаю свой дом. Если огонь, который требуется для вашей войны, вторгнется на мою территорию, тем хуже для меня, но никакого убийства не произойдет. Просто наши пути расходятся в разные стороны, капитан Эремойль.
— Вы странно рассуждаете. В результате нашей огненной атаки вы погибнете, и ваша смерть останется на нашей совести.
— Я заблаговременно получил соответствующее предупреждение и нахожусь здесь по доброй воле,— ответил Каттикаун.— Так что моя смерть останется на моей собственной совести.
— А как же ваши люди? Они ведь тоже погибнут!
— Да, те, кто решил не покидать меня. Я предупредил их о том, что должно случиться. Трое отправились на побережье. Остальные остались. По своей собственный воле, а не для того, чтобы угодить мне. Это наш дом. Еще бокал вина, капитан?
Эремойль отказался было, но внезапно передумал и подвинул к хозяину пустой бокал.
— Неужели у меня нет никакой возможности переговорить с лордом Стиамотом? — спросил Каттикаун, наливая вино.
— Никакой.
— Насколько мне известно, корональ находится где-то здесь.
— Да, приехал на полдня. Но он ни с кем не желает встречаться.
— И, полагаю, не случайно.— Каттикаун улыбнулся.— Он же не сошел с ума, Эремойль?
— Корональ? Ни в коей мере.
— Этот поджог… это такой отчаянный, такой идиотский поступок. Ведь потом ему придется платить репарации — миллионы реалов. Это обанкротит казначейство, это обойдется дороже, чем пятьдесят замков, столь же великих, как тот, что он построил на вершине Горы. И ради чего? Дайте нам еще два-три года, и мы приручим меняющих форму.
— Или пять, или десять, или двадцать,— откликнулся Эремойль.— Конец войне должен быть положен сейчас, до завершения этого сезона. Эта ужасная конвульсия, этот всеобщий позор, это мерзкое пятно, этот бесконечный кошмар…
— Значит, вы считаете войну ошибкой?
Эремойль резко покачал головой.
— Непоправимая ошибка была сделана очень давно, когда наши предки решили обосноваться на планете, уже заселенной разумными существами. А теперь у нас не осталось иного выбора, кроме как сокрушить метаморфов. В противном случае нам придется покинуть Маджипур, но это совершенно невозможно.
— Да,— согласился Каттикаун,— разве можем мы навсегда оставить дома, доставшиеся нам в наследство от многих поколений наших предков?
Эремойль игнорировал мрачную иронию своего собеседника.
— Мы насильно отобрали планету у ее обитателей. В течение тысяч лет мы пытались жить с ними в согласии, пока не признались себе, что мирное сосуществование не более чем иллюзия. Теперь мы силой навязываем им свою волю. Это некрасиво, но другие варианты еще хуже.
— А что лорд Стиамот будет делать с теми меняющими форму, которых он содержит в лагерях для пленных? Запашет их, вместо удобрения, в те поля, которые сжег?
— Им будет предоставлена обширная резервация на Зимро-эле,— ответил Эремойль.— Отдать им половину континента — вряд ли это можно назвать жестокостью. Алханроэль останется нашим, и нас с ними будет разделять океан. Уже идет подготовка к переселению. Из всех провинций только в вашей по-прежнему неспокойно. Лорд Стиамот принял на себя тягчайшее бремя ответственности за жестокий, но необходимый акт, и потомки будут еще долго восхвалять его за это.
— А я восхваляю его уже сейчас,— серьезным голосом откликнулся Каттикаун,— О, мудрый и справедливый корональ! О, ты, кто в своей бесконечной мудрости уничтожаешь эту землю, чтобы скрывающиеся здесь непокорные аборигены впредь не причиняли никому беспокойства… Знаете, Эремойль, я бы предпочел, чтобы этот ваш корональ-герой обладал менее благородным духом. Или, возможно, более благородным. Он казался бы мне куда великолепнее, выбери он несколько более мягкий и постепенный метод разгрома остатков своих врагов. Тридцать лет войны — какое значение тут могут иметь еще два-три года?
— Но он выбрал такой путь. И пока мы беседуем, огонь все приближается.
— Пусть приближается. А я останусь здесь и буду защищать от него мой дом.
— Вы не видели зону пожара,— возразил Эремойль.— Ваша защита не продержится и десяти секунд. Огонь пожирает все на своем пути.
— Вполне возможно. Но я все же попытаю счастья.
— Прошу вас…
— Вы просите? Разве вы нищий? Нет, это я должен просить. Я прошу вас, капитан, пощадите мое имение!
— Невозможно. Я действительно прошу вас: отступите и сохраните вашу жизнь и жизни ваших людей.
— И что вы предлагаете мне после этого делать? Ползти на карачках по дороге к побережью? Жить в какой-нибудь грязной клетушке в Алаизоре или Байлемуне? Подавать на стол в гостинице, или мести улицы, или ухаживать за скакунами в конюшне? Здесь мой дом. Лучше погибнуть здесь завтра за десять секунд, чем жить тысячу лет в трусливом изгнании.— Каттикаун подошел к окну.— Уже темнеет, капитан. Надеюсь, вы пообедаете со мной?
— Сожалею, но вынужден отказаться — не могу задерживаться.
— Быть может, вам неприятен такой спор? Тогда поговорим о чем-нибудь другом. Я с удовольствием сменю тему.
Эремойль положил ладонь на огромную лапищу своего собеседника.
— Меня ждут обязанности в штабе. Ваше приглашение большая честь для меня, и я бы с удовольствием воспользовался вашим гостеприимством. Но, к сожалению, это невозможно. Надеюсь, вы простите мою невежливость?
— Мне жаль, что вы уходите, не вкусив пищи в моем доме. Вы торопитесь к лорду Стиамоту?
Эремойль промолчал.
— Хочу обратиться к вам с просьбой,— продолжал Каттикаун,— Помогите мне получить аудиенцию у короналя.
— Ничего не получится, а если бы и удалось, то не принесло бы ничего, кроме вреда. Пожалуйста, уезжайте сегодня же вечером, в крайнем случае ночью. Давайте пообедаем, а затем вместе уедем из вашего поместья.
— Это мой дом, и здесь я останусь,— ответил Каттикаун.— А вам, капитан, я желаю всего наилучшего, долгой и гармоничной жизни. И благодарю вас за эту беседу.— Он на мгновение прикрыл глаза и склонил голову: чуть заметный поклон, тонкое позволение уйти. Эремойль двинулся к двери большого зала.
— Другой офицер думал, что сможет выставить меня отсюда силой,— сказал ему вслед Каттикаун,— У вас оказалось гораздо больше здравого смысла, о чем я с удовольствием сообщаю вам. Прощайте, капитан Эремойль.
Эремойль попытался найти подходящие слова для ответа, ничего не придумал и ограничился воинским салютом.
Стражник Катгакауна проводил его назад к входу в каньон, где водитель Эремойля и посыльный коротали время возле парящей лодки, играя в кости. При виде Эремойля они вскочили, но он сделал успокаивающий жест и отвернулся. Он смотрел на восток, в сторону высоких гор, устремлявшихся к небу на дальней стороне долины. В этих северных широтах летней ночью небо было все еще светлым, даже на востоке, и тяжелая громада горы Зигнор заслоняла полгоризонта, возвышаясь на фоне бледно-серого неба подобно черной стене. А южнее вздымался ее близнец — гора Хеймон, на которой разместил свой штаб корональ. Эремойль постоял некоторое время, вглядываясь в два мощных пика и раскинувшиеся перед ними предгорья, наблюдая, как поднимаются с другой стороны столбы огня и дыма… Потом встряхнул головой и обернулся туда, где скрылось в сгустившемся полумраке поместье Айбиля Катгакауна. В ходе своего движения по армейской лестнице чинов Эремойлю довелось познакомиться с герцогами, принцами и многими другими вельможами, которых простой гражданский инженер не часто встречает в обыденной жизни. Немало времени он провел и в обществе самого короналя и советников из ближайшего окружения правителя. Но никогда еще не приходилось ему сталкиваться с кем-либо, похожим на этого Катгакауна, который был или самым благородным, или самым неразумным человеком на планете, а возможно, и тем и другим.
— Поехали,— скомандовал он водителю.— Сворачивай нахеймонскую дорогу.
— Хеймонскую, господин?
— Да, к короналю. Сможешь доставить нас туда к полуночи?
Дорога к южному пику в целом походила на зигнорскую дорогу, но была круче и не столь ухоженная. В темноте ехать по ее изгибам на такой скорости, какую решился набрать водитель Эремойля — женщина из Стойена,— было опасно, но алое сияние горящих сухих степей освещало и долину, и предгорья, так что риск был не слишком велик. На протяжении всей долгой поездки Эремойль не произнес ни слова. Ему просто нечего было сказать: как могла простая женщина-водитель или парень-посыльный понять внутреннюю сущность Айбиля Катгакауна? Даже сам Эремойль, впервые услышав о том, что один из местных фермеров отказался покинуть свою землю, неправильно истолковал этот характер, вообразив себе какого-то сумасшедшего старого дурака, упрямого фанатика, не желающего видеть грозящую ему опасность. Конечно, Каттикаун был упрям и, возможно, его можно было назвать фанатиком, но под остальные категории он никак не подходил; он не был сумасшедшим, однако тем, кто, подобно Эремойлю, жил по совершенно иным принципам, его философия могла показаться безумной.
Капитан задумался: что же он сообщит лорду Стиамоту.
Репетировать бесполезно: в нужный момент слова или придут, или не придут. Спустя некоторое время он впал в состояние, похожее на сон наяву; его сознание оставалось ясным, но как бы застыло, лишилось способности мыслить. Парящая лодка легко неслась по головокружительным извивам дороги, поднимаясь из долины в горную местность, иззубренную острыми скалами. К полуночи они достигли лишь подножия горы Хеймон, но повода для беспокойства не было: корональ, как известно, ложился очень поздно, а часто обходился совсем без сна. Эремойль не сомневался, что сможет увидеться с ним.
Где-то уже на середине склона горы Хеймон он незаметно для себя погрузился в настоящий сон и был удивлен и смущен, почувствовав, что посыльный легко трясет его за плечо.
— Лагерь лорда Стиамота, господин.
Растерянно моргая, Эремойль осознал, что сидит, выпрямившись, в парящей лодке, что у него затекли ноги и ноет спина. Луны дошли уже почти до середины неба, и ночь стала уже почти совсем черной — лишь на западе тьму прорезала необыкновенно яркая, фантастическая пламенная рана. Эремойль неловко выбрался из машины. Даже и сейчас, глубокой ночью, в лагере короналя кипела жизнь: во всех направлениях носились посыльные, во многих жилищах горели огни.
Появился адъютант и, узнав Эремойля, в полном соответствии с протоколом отдал ему честь.
— Ваш визит — сюрприз для нас, капитан Эремойль!
— Я бы сказал, что и для меня тоже. Лорд Стиамот в лагере?
— Корональ проводит совещание штаба. Он ожидает вас, капитан?
— Нет,— честно признался Эремойль.— Но я должен поговорить с ним.
Адъютанта это нисколько не удивило. Штабные заседания среди ночи, региональные командующие, являющиеся без вызова или предупреждения для совещания с властелином,— а почему бы и нет? Это война, и к ней неприменимы те строгие правила и установления, которым подчиняется жизнь Замка. Эремойль прошел следом за офицером через весь лагерь к восьмиугольному шатру, украшенному Горящей Звездой — гербом короналя. Шатер окружало кольцо стражников, столь же неприветливых и мрачных, что и те, которые охраняли вход в каньон Катгакауна. За минувшие восемнадцать месяцев произошли уже четыре покушения на жизнь лорда Стиамота. Все покушавшиеся были метаморфами, но ни одному из них не удалось даже приблизиться к намеченной жертве. За всю историю Маджипура еще ни один корональ не умирал насильственной смертью — правда, до Стиамота ни один из них не воевал.
Адъютант негромко переговорил с командиром стражников, и Эремойль внезапно оказался в окружении множества вооруженных людей; сильные пальцы до боли крепко ухватили его за руки, а прямо в глаза ударили ослепительные лучи света. На мгновение он был обескуражен внезапным нападением, но почти сразу же пришел в себя.
— Что это значит? Я — капитан Эремойль.
— Если только не меняющий форму,— ответил один из стражников.
— И вы думаете, что сможете узнать это, держа меня за руки и ослепляя фонарями?
— У нас свои методы,— буркнул другой голос.
Эремойль рассмеялся.
— Ни одного, который можно было бы считать надежным. Но давайте проверяйте меня, и поживее. Мне необходимо поговорить с лордом Стиамотом.
Они и на самом деле занялись проверкой. Кто-то дал ему полоску зеленой бумаги и велел лизнуть ее языком. Эремойль послушно лизнул; бумажка окрасилась в оранжевый цвет. Кто-то еще попросил разрешения отрезать несколько волосинок с его головы, сделал это, не дожидаясь ответа, и поджег волосы. Эремойль с изумлением наблюдал за действиями стражников. Последний раз он был в лагере короналя месяц тому назад и не видел ничего подобного. Должно быть, решил он, было еще одно покушение или же приперся какой-нибудь ученый шарлатан, придумавший новые, якобы безошибочные, способы проверки. Насколько было известно самому Эремойлю, отличить метамор-фа, принявшего человеческую форму, от подлинного человека можно было разве что при помощи вскрытия, но он вовсе не намеревался соглашаться на эту крайнюю меру.
— Все в порядке,— наконец услышал он,— Вы можете войти.
Тем не менее стражники сопровождали его и далее. Ослепленные ярким светом глаза Эремойля с трудом привыкали к окружающему полумраку, но спустя секунду-другую все же разглядел в глубине шатра полдюжины фигур и среди них — лорда Стиамота. Присутствовавшие, похоже, молились. Он слышал негромкие восклицания и ответы, обрывки фраз из древнего священного писания. Неужели таковы теперь штабные совещания у короналя? Эремойль прошел вперед и остановился в нескольких шагах от группы. Он узнал только одного из приближенных короналя — Дамланга Бибирунского, которого называли вторым или третьим в списке претендентов на трон; остальные, похоже, даже не были военными — пожилые люди в гражданских одеждах, судя по их виду,— городские жители, больше похожие на поэтов или, может быть, толкователей снов, но уж никак не на воинов. Но ведь война почти закончилась.
Корональ взглянул в строну Эремойля, но, кажется, даже не заметил его.
Эремойль был поражен неуверенным бегающим взглядом лорда Стиамота. За три года войны корональ заметно постарел, но сейчас этот процесс, видимо, резко ускорился — он выглядел съежившимся, бесцветным, хилым: обтянутое сухой серой кожей лицо, тусклые глаза. На вид ему можно было дать и сто лет, однако он был не старше Эремойля — человек средних лет, которому на самом деле было еще далеко до старости. Эремойль помнил тот день, когда Стиамот вступил на трон. Именно тогда Стиамот поклялся положить конец безумиям этой непрекращающейся необъявленной войны с метаморфами, собрать древних аборигенов планеты всех вместе и изгнать их с территорий, освоенных людьми. С тех пор прошло всего лишь тридцать лет, а корональ выглядел так, будто прожил едва ли не столетие. Но ведь все время своего царствования он провел на полях войны, чего не делал еще ни один корональ, властвовавший до него, и, вероятно, не сделает ни один из будущих правителей. Стиамот вел кампании в долине Глэйджа, в жарких южных провинциях, в густых лесах северо-востока, на плодородных равнинах близ залива Стойен, год за годом окружая меняющих форму силами своих двадцати армий и сгоняя их в лагеря. И теперь он почти выполнил свою задачу — на свободе остались только отдельные группы метаморфов в северо-западных провинциях. Долгая борьба близилась к завершению, жестокое бытие в условиях войны уходит в прошлое, и совсем скоро, ласковой весенней порой, короналю предстоит вернуться в Горный замок и наконец насладиться теми радостями, которые дает обладание троном. Пока шла война, Эремойль иногда задавался вопросом, как поступит лорд Стиамот в том случае, если понтифекс умрет и, согласно закону, короналю придется перейти на верховный престол и переселиться в Лабиринт: не решится ли он отказаться от этого и сохранить за собой звание короналя, чтобы иметь возможность оставаться на полях сражений? Но понтифекс, по имевшимся сведениям, пребывал в добром здравии, а перед ним находился лорд Стиамот, казавшийся утомленным маленьким старичком, стоящим на краю могилы. И Эремойля вдруг словно осенило — он понял то, чего не сумел постичь Айбиль Каттикаун: причину стремления лорда Стиамота как можно быстрее полностью завершить войну независимо от того, какую за это придется заплатить цену.
— Кто это там? — спросил корональ.— Финивэйн?
— Эремойль, мой властелин. Командующий отрядами, проводящими поджоги.
— Эремойль. Да. Эремойль. Я вас вспомнил. Ну, садитесь с нами. Мы возносим благодарение Божеству за окончание войны, Эремойль. Эти люди прибыли от моей матери, Хозяйки Острова, охраняющей наши сны, и мы проведем ночь в песнях восхваления и благодарности, поскольку утром огненный круг замкнется. Ну что, Эремойль? Садитесь, пойте с нами. Вы ведь знаете гимны, посвященные Повелительнице Снов, не так ли?
Эремойль слушал слабый надтреснутый голос короналя и чувствовал, что у него подгибаются колени. Этот негромкий, тонкий как нить, сухой звук — все, что осталось от некогда царственного тона верховного правителя. Этот герой, этот полубог был изнурен и сломлен долгой войной, от него уже ничего не осталось, он превратился в призрак, в тень. Увидев его в этом обличье, Эремойль спросил себя: а был ли лорд Стиамот когда-либо той величественной персоной, образ которой хранила память, или же, возможно, этот образ — лишь миф, созданный в воображении, а сам корональ всегда был куда более мелкой личностью, чем казался со стороны?
Лорд Стиамот сделал приглашающий жест. Эремойль неохотно подошел поближе.
Он думал о тех словах, которые намеревался сказать, ради которых прибыл сюда: «Мой властелин, там, на пути огня, остался человек, который не уйдет со своей земли и не позволит увезти себя силой, которого нельзя будет удалить иначе, как лишив его жизни. Но, мой властелин, этот человек слишком прекрасен, чтобы поступать с ним столь жестоко. И потому я прошу вас, мой властелин, прекратить распространение огня — может быть, применить какую-то иную стратегию, чтобы мы могли захватить метаморфов, когда они будут бежать из огненного кольца… но не позволять огню продвинуться далее той точки, которой он уже достиг, потому что…»
Нет.
Он видел, что просить короналя задержать окончание войны хотя бы на один час абсолютно бесполезно. Ни ради Катгакауна, ни ради Эремойля, ни ради священной Хозяйки Острова Сна, матери Стиамота, движение огня не могло быть остановлено, поскольку стремление короналя завершить войну было наиглавнейшей силой, перед которой не могло устоять ни одно реальное или кажущееся препятствие. Эремойль мог бы попытаться остановить огненную атаку своей собственной властью, но просить позволения у короналя бессмысленно.
Лорд Стиамот вновь повернулся к Эремойлю.
— Что с вами, капитан? Что вас гнетет? Идите, садитесь возле меня. Пойте с нами, капитан. Присоедините свой голос к благодарению.
Они запели гимн. Эремойль не знал мелодии и негромко подтягивал, стараясь попадать если не в тон, то хотя бы в ритм. Потом последовал еще один гимн и еще один; следующий оказался ему знаком, и он принялся громко и немелодично подпевать. Наверное, уже близился рассвет. Он тихонько отодвинулся в тень и выбрался из шатра. Да, солнце уже окрасило первыми зеленоватыми лучами вершину горы Хеймон с востока, хотя пройдет еще час или немного больше, прежде чем свет озарит склон горы и обреченные долины к юго-западу от нее. Эремойль с тоской подумал, как хорошо было бы заснуть на неделю. Он осмотрелся и почти сразу же увидел адъютанта.
— Не могли бы вы послать от моего имени приказ моему начальнику штаба на пик Зигнор?
— Конечно, господин.
— Передайте ему, что на него возлагается ответственность за следующий этап огненной атаки и что ему следует действовать по утвержденному мною плану. Я останусь здесь на день, немного отдохну и вернусь в свой штаб к вечеру.
— Да, господин.
Эремойль отвернулся посмотрел на запад. Там все еще царила ночь и лишь отблески пламени, пылавшего в зоне огня, рассекали тьму. Вероятно, Айбиль Каттикаун всю ночь провозился с насосами и брандспойтами, поливая свои поля. Это, конечно, было бесполезно: огонь такой силы пожирает все на своем пути и не останавливается до тех пор, пока есть, чему гореть. Значит, Каттикаун умрет, черепичная крыша его жилища обрушится…— и помешать этому никак нельзя. Его можно спасти, лишь заставив несколько ни в чем не повинных солдат рисковать своей жизнью, да и то без гарантии успеха; еще его можно спасти, если он, Эремойль, откажется выполнить приказ лорда Стиамота, но это будет не спасением, а лишь небольшой отсрочкой гибели. Итак, он умрет. После девяти лет участия в войне, думал Эремойль, я в конце концов дошел до того, что погубил жизнь, жизнь одного из своих сограждан. Но чему быть, тому не миновать. Да, не миновать.
Несмотря на невероятную усталость, он не мог заставить себя уйти и провел на наблюдательном посту еще примерно час, пока не увидел первые вспышки огня в предгорьях около Бизфер-на или, возможно, Домгрейва. Значит, утренняя бомбардировка зажигательными снарядами началась. «Война скоро завершится»,— сказал он себе. Последние враги уже бегут к безопасному побережью. Они будут интернированы и переправлены через море, и в мире снова наступит тишина. Спиной Эремойль ощущал тепло летнего солнца, а лицом — жар разраставшегося внизу пламени. «В мире снова наступит тишина»,— повторил он про себя и пошел искать место, где можно было бы поспать.
Назад: ЧАСТЬ 1. ТЕСМЕ И ГЭЙРОГ
Дальше: ЧАСТЬ 3. НА ПЯТЫЙ ГОД ПЛАВАНИЯ