27
Алиса, Алиса, Алиса. Ты, должно быть, та, кто мне нужен. Ни одна из погибших женщин не смогла дать ответ. Даже если Айдон сглупил, не поняв моих намерений, и не задавал им вопросов, все равно они должны были проявить себя, совершить ошибки, выдать правду, разве не так? Виновная не пришла бы сюда... Почему, почему ты здесь? И этот незнакомец рядом с тобой... Каков твой план? Если это ты, то почему ты здесь? Я встревожен. Я должен задать тебе много вопросов. Почему ты вернулась, Алиса, последняя моя? Это должна быть ты... не так ли? Но почему ты колеблешься? Вернись на место убийства, где ее кровь обагрила песок и где наши черепа лежат вечными свидетельствами преступления. Вернись. Нет? Тогда я призову сифон, чтобы он притянул тебя ко мне, сюда, в последнее место, возле колодца точки, который является центром этой вселенной. Вот он уже зазмеился, устремляясь вперед. Ты придешь ко мне, Алиса, здесь и сейчас, на эту священную землю истины. Я зову тебя. Ты не можешь устоять...
Не сейчас, Айдон. Не сейчас. Уходи. Уходи. Я погрузил тебя в покой. Возвращайся.
Сифон идет за тобой, Алиса.
28
— Прошу прощения,— сказал Калифрики.— Как я уже говорил вам, я не могу этого сделать.
Глядя вперед, Алиса увидела черную ленту, появляющуюся из колодца. Она начала извиваться, потом застыла и, вновь поднявшись, зазмеилась в направлении Алисы, непрерывно удлиняясь...
— Сифон,— сказала она.— Часть оборудования корабля. Универсальное устройство. Он посылает его за мной.
— Нам лучше подождать его или идти вперед?
— Я лучше пойду сама, чем меня потащат силой. Возможно, он не применит его, если я приду добровольно.
Она двинулась вперед. Черная змейка, уже скользнувшая на мост, замерла, поджидая, пока они сойдут с серебристой тропы. Когда Алиса оказалась перед лентой, та начала отступать. Шаг за шагом она змеилась обратно. Дойдя до конца моста, Алиса помедлила в сомнении, и лента сделала движение в ее сторону. Алиса решительно шагнула на скалу, и змейка продолжила отступление.
— Пришли,— сообщила она Калифрики.— Перед нами несколько выступов наподобие грубой лестницы.
Алиса начала карабкаться вверх, и, как только она добралась до песчаной плоскости, сифон исчез в колодце. Она продолжала идти вперед, глядя по сторонам. Подойдя к колодцу, она остановилась и заглянула туда.
— Мы у колодца,— сказала она, и Калифрики, убрав руку с ее плеча, потянулся, чтобы ощупать кирпичную стенку.— Он пронизывает весь этот... астероид,— продолжала она.— Точка — черная дыра — внизу, в центре. Сифон обвивается вокруг внутреннего периметра. Он сжимается, так что вполне может поместиться внутри конструкции. Внизу я вижу яркое вращение диска. Он далеко внизу — возможно, на полпути до другого выхода.
— Стало быть эта вселенная пожирается изнутри,— сказал Калифрики.— Интересно, не это ли причина вибрации?
Она прошла мимо красного пятна и черепа, чтобы взглянуть на нишу, из которой выпал череп. Второй череп еще покоился там вместе с коллекцией щипцов, дрелей, молотков и цепей.
— Здесь орудия пыток,— заметила Алиса.
Калифрики между тем шагал по площадке, трогая все, с чем сталкивался. В конце концов он остановился около колодца. Оглянувшись, Алиса увидела, что радуга покоится на его плечах.
Вдруг, перекрывая вздохи ветра, донесся голос.
— Я убью тебя, Алиса,— сказал он,— Очень медленно и очень больно.
— Почему? — спросила она.
Голос, казалось, исходил со стороны черепа в нише. Насколько она помнила, то был голос Нельсора.
— Все остальные мертвы,— сказал он.— Теперь твоя очередь. Зачем ты вернулась?
— Я пришла помочь тебе,— сказала она.— Если смогу.
— Зачем? — спросил он, череп повернулся так, что глазницы устремились на нее.
— Потому что я люблю тебя,— ответила она.
Раздался сухой смешок.
— Как любезно с твоей стороны,— сказал голос.— Музыкальный аккомпанемент этому нежному признанию. Алисы, песню, пожалуйста.
В ту же секунду ужасные завывания возобновились, на этот раз совсем близко. На черной стене справа возникли шесть обнаженных женских фигур, дубликатов Алисы, подвешенных на цепях. Они были покрыты синяками и ссадинами, но не изуродованы. Их глаза рассеянно блуждали, не фокусируясь на предметах. В конце этой страшной шеренги висел набор цепей без пленницы.
— Когда я разделаюсь с тобой, ты присоединишься к моему хору,— продолжал голос Нельсора.
— Разделаешься? — переспросила она, вынимая из ниши пару щипцов.— При помощи этого?
— Разумеется,— был ответ.
— Я люблю тебя, Нельсор.
— Тем интереснее окажется развязка.
— Ты безумен.
— Я этого не отрицаю.
— Ты можешь забыть обо всем этом и дать мне помочь тебе?
— Забыть? Никогда. Здесь все подчиняется мне. И я не ищу твоей любви или твоей помощи.
Она взглянула на Калифрики, и он снял с плеча лук и вынул из колчана стрелу, наконечник которой радужно вспыхнул.
— Если твой друг желает проделать дырку у меня в голове, мне это безразлично. Я все равно не выпущу злого духа, сидящего во мне.
— Ты можешь восстановить свое тело и уйти со мной? — спросила она.
И вновь смех.
— Я не покину этого места, не покинешь его и ты,— сказал он.
Калифрики положил стрелу на тетиву.
— Не сейчас, Айдон! — закричал Нельсор. Затем продолжил: — Или, может, твой друг хочет пустить стрелу в глубь колодца, чтобы разрушить точку? Если он на это способен, любым способом склони его к этому. Ибо только разрушив эту вселенную, он сможет спасти тебя от моего гнева.
— Вы слышали его, Калифрики? — спросила она.
Калифрики натянул тетиву.
— Ты дура,— сказал Нельсор,— если привела с собой — из всех возможных вариантов — лучника, чтобы уничтожить меня... одного из тех легендарных стрелков, как я полагаю, кому не нужно даже видеть цель... и противопоставила его мертвецу и черной дыре.
Калифрики резко повернулся, отклонился назад, целясь стрелой в невидимую мишень у себя над головой.
— ...К тому же он дезориентирован,— добавил Нельсор.
Калифрики застыл; его тело вибрировало в унисон с землей.
— Ты обречена, извращенная дура,— сказал Нельсор,— и когда я начну допрашивать тебя, твои сестры будут свидетельствовать против тебя. Они сами разорвут тебя на части, выкрутят твои члены, раздробят твои кости.
От черной стены донесся звон цепей. Хор ослаб наполовину, поскольку железные путы упали с трех Алис и их пение замолкло. В этот момент их глаза сфокусировались на ней, и они медленно пошли вперед.
— Начнем,— сказал он.
Калифрики отпустил стрелу, выстрелив вверх. Унося свою темную ношу, Кинжал Рамы взмыл в небо и исчез во тьме.
29
Нельсор! Она привела с собой существо, способное разрушить нашу вселенную, и вполне возможно, он уже сделал это. Я должен выполнить сложнейшие вычисления, чтобы подтвердить мои подозрения, но пока наше выживание зависит от наших действий. Мы не можем вернуться в точку альфа и начать все сначала, если я буду разрушен. А если я буду разрушен, ты будешь уничтожен тоже, вместе с этим местом и всеми твоими Алисами. Надвигается конец света! Я немедленно должен переговорить с тобой.
30
Три Алисы приблизились к первой ступеньке.
31
Айдон! Что бы это ни было, сейчас не время! Я наконец-то пришел к моменту, которого ждал все эти годы. Твоя настойчивость меня отвлекает. Что бы это ни было, разбирайся сам, как можешь. Я не дам себя беспокоить, пока не разделаюсь с этой Алисой. А до тех пор держись от меня подальше!
32
Три Алисы поднялись на первую ступень. Три сестры у них за спиной возвысили голоса в некоем крещендо.
33
Очень хорошо, Нельсор. Я буду действовать. Первая Алиса, я вызываю то, что осталось от тебя. Костью, точкой и сифоном заклинаю тебя воплотиться на месте убийства! Возможно, тебе удастся урезонить его.
34
Алиса взглянула на трех сестер, поднимающихся по лестнице. Опустив лук, Калифрики отпустил тетиву и снял с глаз повязку.
— Послушай меня, Нельсор,— сказала Алиса.— Айдон будет разрушен. Исчезнет и программа, которая поддерживает твое существование — если только ты не восстановишь свое тело и не вернешь свое сознание в человеческий формат. Сделай это и пойдем со мной, ибо это место обречено. Забудем о наших разногласиях, мы можем договориться и вновь стать счастливыми. Я буду хорошо заботиться о тебе.
— Вновь? — переспросил Нельсор.— Разве мы когда-то переживали совместное счастье? Я не понимаю тебя, клон. Но чего я больше всего не понимаю, так это почему одна из вас убила мою жену. И я сильно подозреваю, что это была ты, Алиса, последняя моя. Не хочешь ли сказать что-нибудь по этому поводу?
Откуда-то донесся звук колокола.
— Кто включил тревогу на корабле? — закричал Нельсор.
— Возможно, Айдон,— ответила она,— поскольку он понимает, что я говорю правду.
— Ты еще не ответила на мой вопрос,— сказал он.— Это ты убила мою жену?
Второй череп, упав с ниши и подкатившись к кровавому пятну, лег рядом с первым. Колокол продолжал звенеть. Голоса трех прикованных Алис звучали все громче и громче.
Ее лицо исказила гримаса. Три Алисы взошли на вторую ступень.
— Это была самозащита,— сказала она.— Она набросилась на меня. Я не хотела причинить ей вред.
— Зачем ей было набрасываться на тебя?
— Она ревновала... нас.
— Что? Как это могло быть? Между нами ничего не было.
— Нет, было,— сказала она.— Однажды ты ошибочно принял меня за нее, и мы получили от этого удовольствие.
— Почему ты допустила это?
— Ради тебя,— сказала она.— Я хотела утешить тебя и удовлетворить твою потребность. Я люблю тебя.
— Если так, то ты должна была забыть об этом. Как она узнала об этом?
— Я сама сказала ей, когда она отругала меня за ошибку, допущенную другой из нас. Она ударила меня, и я ударила в ответ. Мы сцепились и покатились по земле — только это место было в другой вселенной. Она ударила меня по голове инструментом, висевшим у нее на поясе. Вот откуда у меня эти шрамы. Я думала, она убьет меня. Но поблизости оказался камень. Я подняла его и ударила. Я не хотела убивать ее, я просто защищалась.
— Значит, это ты.
— Мы — одно и то же. И ты знаешь это. На клеточном уровне. На генетическом уровне. Ее ты не вернешь. Возьми меня взамен. У меня та же плоть. Ты не почувствуешь разницы. Только я буду лучше, чем была она. Она была груба, высокомерна, эгоистична. Вернись. Идем со мной, Нельсор, моя любовь. Я буду вечно заботиться о тебе.
Он закричал, и три Алисы застыли на верхней ступени.
Вокруг одного из черепов, который смотрел на нее, начал клубиться туман.
— Уходите, Алисы. Уходите,— сказал он.— Я справлюсь с ней сам.
Череп опрокинулся назад. Это было уже нечто большее, чем череп, ибо туман вокруг него начал складываться в подобие лица и воздух над песком задрожал, принимая очертания тела. Неподалеку то же самое происходило со вторым черепом. Три Алисы повернулись и начали спускаться по лестнице как раз в тот момент, когда их сестры достигли наконец кульминации. Их голоса уже не завывали, но пели. Три другие сестры, однако, не вернулись к своим цепям, а просто растаяли на нижней ступени. В то же мгновение вновь раздался звон цепей о стену, и Калифрики увидел, что три прикованные Алисы тоже исчезли.
Вскоре на песке появилось обнаженное тело темноволосого человека среднего роста с короткой бородкой. Рядом с ним все отчетливее вырисовывалось тело другой Алисы.
— Вы не рассказали мне всего,— сказал Калифрики, наблюдая за этим процессом.
— Я рассказала вам все, что было необходимо для работы. Разве лишние детали изменили бы что-нибудь?
— Возможно,— сказал он.— После драки вы бежали и теперь впервые с тех пор оказались в этом месте, верно?
— Да,— ответила она.
— Значит, вы не участвовали в путешествии шести Алис по этой вселенной, за исключением того, что отслеживали их опыт?
— Да, это так.
— Вы должны были предупредить их, что каждая из них могла попасть под подозрение. После смерти первой из них вы уже знали о состоянии рассудка Нельсора. Вы дали сестрам умереть, даже не попытавшись остановить их.
Она отвернулась.
— Это было бессмысленно,— сказала она.— Они были полны решимости добиться цели. Не забывайте к тому же, что они тоже отслеживали друг друга. После первой смерти они все, как и я, узнали и о состоянии его рассудка, и о грозящей опасности.
— Почему вы не остановили первую?
— Я была... слаба,— сказала она.— Я боялась. Это означало рассказать им мою историю. Они могли схватить меня и отправить домой на суд.
— Вы хотели занять место первой Алисы.
— Не могу этого отрицать.
— Полагаю, это она лежит на земле.
— Кто еще это может быть?
Нельсор и новая Алиса открыли глаза почти одновременно.
— Это ты? — тихо спросил Нельсор.
— Да,— ответила она.
Нельсор приподнялся на локтях, сел.
— Как долго...— сказал он.— Как долго мы не виделись.
Улыбнувшись, она тоже села. В мгновение ока они оказались в объятиях друг друга. Когда наконец он отпустил ее и она смогла заговорить, ее речь звучала отрывисто и невнятно.
— Айдон... сообщение для тебя... мне дал,— проговорила она.
Она встал, помог встать ей.
— Что случилось? — спросил он.
— Ажно, его, говорить с. Мир конец. Стрела.
— Это ерунда,— сказал Нельсор.— Он запустил ее не в том направлении. С тобой что-то не так?
— Иск-рив-ле-ние. Совершенный вектор,— выдавливала она из себя,— чтобы уп-рав-лять маленькой вселенной нашей. Скоро обратно. Другим путем.
— Все это неважно,— сказал он.— Это всего лишь стрела.
Алиса покачала головой.
— Она несет... дру-гую... точку.
— Что? Стрела ведет другую аномалию на столкновение с Айдоном?
Она кивнула.
Нельсор повернулся к Калифрики.
— Это так? — спросил он.
— Это так,— подтвердил Калифрики.
— Не верю.
— Подождите немного,— пожал плечами тот.
— Это не уничтожит Айдон.
— Возможно, нет, но непременно уничтожит запрограммированный аккреционный диск и, возможно, разрушит ваш мир, который держится на диске.
— Сколько она вам за это заплатила?
— Много,— сказал Калифрики.— Я не убиваю людей бесплатно, если могу не делать этого.
— Совесть наемника,— сказал Нельсор.
— Я никогда не убивал — бесплатно — трех женщин, которые пытались помочь мне.
— Вы не понимаете.
— Не понимаю. Может, потому, что мы с разных планет? Или есть что-то еще?
В этот момент вновь воссозданная Алиса закричала. Мужчины одновременно повернулись. Она добрела до ниши, где прежде лежал ее череп, и только теперь заметила клона со шрамами.
— Ты! — кричала она.— Ударила меня!
Она схватила молоток и бросилась на клона. Алиса отразила удар, хотела перехватить женщину за запястье, но промахнулась и оттолкнула ее.
— Она не в себе,— сказал Нельсор, бросаясь к ним.— Она не несет ответственности...
Алиса-оригинал восстановила равновесие и вновь бросилась на клона, пока Нельсор бежал к ним. Алиса со шрамом опять отразила удар, оттолкнула ее. Настоящая Алиса с криком опять замахнулась молотком, но Алиса-дубликат шагнула к ней совсем близко.
Нельсор почти добежал до них, когда после очередного толчка оригинальная Алиса попятилась к колодцу и, ударившись икрами о невысокую стенку, запрокинулась назад.
Одним прыжком подскочив к колодцу, он наклонился, протянул руку и все же умудрился ухватить жену за запястье. Но равновесие было потеряно, он продолжал клониться и в конце концов упал. Оба исчезли в колодце, их крики были слышны несколько секунд, потом резко оборвались.
— Пропал! — закричала оставшаяся Алиса.— Она забрала его у меня!
Калифрики подошел к краю колодца и заглянул вглубь.
— Еще один случай самозащиты,— сказал он,— в отношении женщины, которую вы хотели заменить.
— Женщины? — повторила она, шагая вперед.— Она была несовершенна, едва ли ее можно назвать человеком. И вы видели, она напала на меня.
Он кивнул.
— Чего вы на самом деле хотели? Нельсора? — спросил он,— Или остаться последней, единственной, хозяйкой-оригиналом?
Слезы побежали по ее щекам.
— Нет, я любила его,— сказала она.
— Чувство, как видим, не было взаимным.
— Вы не правы! — сказала она.— Он заботился обо мне!
— Как о клоне. Не как о женщине. Похороните свои воспоминания. Теперь вы остались единственной личностью. Идем! Пора уходить. Я не знаю точно, когда...
— Нет! — крикнула она, и земля под ней содрогнулась, и цепи зазвенели.— Нет! Теперь я здесь хозяйка, и я воплощу его, уничтожив память о ней! Я призову трех записанных клонов прислуживать нам. Остальные были безмозглыми. Мы будем жить здесь вместе и создадим новый мир. Мы можем принести сюда все, что захотим, создать все, что потребуется...
— Слишком поздно,— сказал Калифрики.— Вы привели меня сюда, чтобы разрушить вселенную, и я сделал это. Но если ее и можно сохранить, не можете же вы вечно жить на месте убийства. Оно уже разрушает вас. Идемте со мной. Обретите новую жизнь...
— Нет! — ответила она.— Я правлю этим миром! Я помню коды команд! Я установила связь с Айдоном! Я держу эту вселенную в руках! Я могу изменить даже физические константы! Я могу деформировать само пространство, чтобы отклонить твою глупую стрелу! Смотри! Я поглотила ее полет!
— За этим последуют топологические и геодезические изменения,— сказал Калифрики.— Но Кинжал Рамы все равно найдет вас. Идем!
— Ты! Ты сразу возненавидел меня за то, кто я есть! Как только я сказала тебе, что я клон, ты сразу понял, что я ниже вас всех! Но теперь я могу уничтожить тебя, ассасин! Ибо я хозяйка точки! Я могу убить тебя любым способом, каким пожелаю! Защититься невозможно!
— Все возвращается на круги своя,— сказал он.— Вы хотите заставить меня погрузить мою Нить в аномалию.
Она дико захохотала.
— Ты бессилен,— сказала она.— Ты уже описал мне, какая путаница произойдет. Наверное, я сожгу тебя...
Калифрики медленно поднял руку так, что запястье оказалось над колодцем.
— Что ты делаешь? — спросила она.— Как ты можешь сопротивляться моему всеведению? Моему всемогуществу? Ты не смеешь дотрагиваться до меня!
— Я говорил вам, что сечение Нити составляет меньше полной окружности,— заявил он.— Я вырезаю сектор из вашего диска.
— Так близко? Ты не можешь. Если искривление распространится на дыру, ты нарушишь термодинамику. Черная дыра не может сжаться.
— Не может,— подтвердил он.— Возможно, Нить переместит энергию и увеличит массу и радиус в качестве компенсации. Но я проявляю осторожность, чтобы не давать ей подходить так близко и не проверять эту гипотезу. Мои чувства простираются вдоль нее.
— Тогда ты не умрешь в огне,— сказала она, слегка проглатывая слова.— Костью — точкой — сифоном — заклинаю вас! Сестры! Уничтожьте этого» человека!
Калифрики резко повернул голову влево, в направлении ее взгляда.
Три Алисы с горящими глазами пересекали овал по направлению к нему. Он медленно отвел запястье от стен колодца.
— Убейте его! — крикнула она.— Пока он не убил нас! Скорее!
Три Алисы только начинали обретать очертания и плотность, но радуга еще просвечивала сквозь них.
Окрепнув, они вдруг бросились вперед, но, пробежав мимо Калифрики, набросились на ту, которая вызвала их к жизни.
— Убийца! — крикнула одна.
— Обманщица! — взвизгнула другая.
— Причина наших мучений! — завопила третья.
Испуганная Алиса попятилась, и Калифрики встряхнул Нить так, что она упала между ними. Стена огня взметнулась перед жертвой трех Алис.
— Нет времени,— крикнул он,— обагрять эту землю вновь! Мы должны уходить!
Он взмахнул Нитью, и она обвила трех Алис.
— Я забираю их с собой,— сказал он.— Идем с нами! Мы должны бежать!
— Нет! — ответила она, сверкая глазами.— Я отклоню твою стрелу! Я сдвину это место! Я еще больше искривлю пространство! — Огни в небе мигнули, потом заплясали.— Я избегну твоего проклятия, лучник! Я... восстановлю!
Я... верну... его... обратно! Я... хозяйка... здесь... отныне! Изыди! Я... изгоняю... вас... всех!
Калифрики вместе с тремя женщинами оказался в Долине Застывшего Времени. Там, в том месте, которое было скульптурой, живописью, картой, он проложил дорогу домой. Он не говорил со своими спутницами, ибо то было место не для слов (и не для ветра, музыки, криков, стонов), и они не благодарили его, даже если и хотели. И пока напуганная Алиса стояла на месте убийства и призывала силу точки, сифона и кости против стремительного Кинжала Рамы, опоясывавшего вселенную, Калифрики перенес трех Алис из земли Зазеркалья в Убар и привез их на свою виллу у моря, хотя и побаивался их, зная, что никогда не посмеет отдать предпочтение одной из них. Но то была проблема, которую надлежало решать в другое время, ибо пути Нити полны прибытий и отправлений, и даже ее владелец не может полностью поглотить ее полет.
Алиса стоит у конца радуги над красным пятном и смотрит в небо. Сифон подпитывает ее, пока она слоями накладывает силу на силу в попытке справиться с непреклонным проклятием, которое она сама вызвала к жизни. Темноволосый человек среднего роста с короткой бородкой сидит у края колодца и смотрит на нее. Время от времени она получает от него удовольствие, и он говорит ей то, что она хочет услышать. Со свежими силами она возвращается к своему поединку с грозными силами, хотя иногда кажется, что окружность в ее вселенной уже не составляет и 350 градусов...
Там, в вышине
Сьюзи познакомилась с Германом в саду, через который она напрямик бегала в школу. Это был очень старый сад, по всему было видно, что никто о нем не заботился.
Когда-то неподалеку стоял дом, и в нем жили люди, которые любили яблоки и которые посадили этот сад. Но люди уехали, дом разрушился, а сад одичал.
Земля была усыпана большими мертвыми ветвями, а живые ветки переплетались над головой наподобие крыши. К середине лета трава вырастала по пояс, повсюду виднелись островки одуванчиков, маргариток и молочая, между деревьями росли кусты дикой ежевики. Все это превращало сад в тенистые, таинственные и непроходимые заросли.
Даже в мае, когда растения еще не такие высокие и сочные, как летом, сад все равно был безлюдным местом, потому что никто, кроме Сьюзи, не срезал через него путь в школу. Никто не знал тропинки через заросли колючек, где можно было пройти, не поцарапав ног. Никто из ее друзей не ходил домой этой же дорогой.
Вот почему в тот чудесный, теплый, солнечный денек в последнюю неделю перед каникулами, когда она повстречалась с Германом, Сьюзи была совсем одна.
Она осторожно пробралась сквозь колючки, обогнула большое дерево, ветви которого свешивались до земли... и увидела его. Он сидел на камне, греясь на солнышке и закрыв глаза.
Она не сразу заметила его, потому что по цвету он походил на старое дерево и, кроме того, сидел не двигаясь.
Сьюзи знала, что здесь раньше не было большого старого дерева. Поэтому она остановилась и что-то сказала.
Она сказала: «О!»
Герман открыл один глаз и посмотрел на нее сверху вниз.
— Привет,— ответил он.
— О! — повторила она, а потом сказала: — Привет,— потому что он ведь первый с ней поздоровался.— А у тебя клюв,— заметила она, посмотрев на него снизу вверх.— Ты — птица?
— Нет,— ответил он.— Для птицы я слишком большой.
— В школе я читала про кондоров,— сказала она.— Это очень большие птицы, которые живут в Южной Америке, они могут летать весь день высоко над Андами.
— Я тоже так могу,— сказал Герман, открывая второй глаз и расправляя крылья (которые до этого были сложены, отчего он и казался похожим на большое старое дерево).
Крылья у него были коричневые и выглядели как кожаные. Они смахивали на тенты киосков пригородной ярмарки.
— Я тоже так могу,— повторил он.— Я могу летать весь день, и всю ночь, и весь следующий день — выше, чем они,— и я больше кондора.
— Значит, ты не птица? — спросила она.
— Разве ты видишь на мне перья? — спросил он в свою очередь.
— Нет,— ответила она, присмотревшись,— Но у тебя клюв и крылья...
— У самолета тоже есть крылья, но от этого он не становится птицей. Дрозд мяукает, но от этого он не становится кошкой,— сказал Герман,— а тюлень лает, но от этого он не становится собакой.
— Значит, ты — летучая мышь,— решила она.— Большая летучая мышь. У них нет перьев.
— Я не летучая мышь!
— Ну хорошо,— согласилась Сьюзи, отступив назад, чтобы получше разглядеть его карие глаза.— Хорошо,— повторила она.— Тогда кто же ты?
— Я — птеродактиль,— ответил он, поворачиваясь так, чтобы она могла разглядеть его в профиль,— Точнее, незарегистрированный вид птеранодона. Но и птеродактиль вполне подходит.
— Что-что? — спросила Сьюзи.
— Птеродактиль.
— Птер-о-дак-тиль,—медленно повторила она.—Что это такое?
— Очевидно,— произнес Герман, тихонько фыркнув,— это нечто получше, чем птицы и летучие мыши, потому что они больше, сильнее и могут летать выше и быстрее.
— Ты хвастаешься,— сказала она.
— Нет! Это правда!
— Даже если это и правда,— решила она,— ты все равно хвастаешься.
— Нет, я констатирую факты. А если эти факты подтверждают что-то хорошее и удивительное обо мне, то это не значит хвастать. Это значит быть честным.
— Все равно хвастаешься,— заупрямилась она,— несмотря ни на что.
— Я ничего не могу поделать, если я такой хороший и удивительный,— объяснил он.— Просто я такой. Если я скажу что-то другое, то я совру.
— Ну ладно,— согласилась Сьюзи,— ты хороший и удивительный.
— Спасибо,— его клюв немного приоткрылся наподобие улыбки.— Спасибо тебе, маленькая девочка. Как тебя зовут?
— Сьюзи,— сказала она,— но я не маленькая.
— Для меня все, что меньше лошади,— маленькое,— отозвался он.— Меня зовут Герман, и я очень рад с тобой познакомиться.
— Мне уже надо идти,— сказала она ему,— иначе я опоздаю.
— О, пожалуйста, не уходи. Побудь со мной еще немножко.
— Ну, пожалуй, одну-две минутки,—решила она.— А почему ты сидишь на камне?
— Потому что я рептилия и холоднокровный. Я люблю сидеть на солнышке, потому что так мне хорошо и тепло.
— Рептилия?.. Как змея? — спросила она, отходя немного в сторону.
— Едва ли,— ответил он. Потом объяснил, фыркая: — Змеи! Грязные, маленькие, ползающие по земле — вот кто такие змеи. Я же — существо высших сфер. Я парю. Я познал необъятность неба. Я пробиваю насквозь облака и охочусь по ночам за луной...
— Но разве змеи не любят лежать на солнышке? — спросила она.
— Ну... да.
— Почему? — интересовалась она.
— Потому что они холоднокровные и хотят согреться.
— Как ты?
— Это простое совпадение,— сказал он,— они любят то же, что и птеродактили.
— Но ты сказал, что ты тоже холоднокровный — как змея.
— Но на этом сходство кончается,— ответил он.— Они ползают под камнями — и они мне не родня. Нет!
— Что означает холоднокровный? Это то же, что «жестокий»? Я слышала, людей называют хладнокровными, когда...
— Нет-нет, вовсе нет. Это физиологический термин, относящийся к существам, подобным мне — и некоторым другим,— у которых температура крови равна температуре окружающей среды. Когда доктор измеряет тебе температуру, его беспокоит, если она не такая, как должна быть. Это потому, что она всегда должна быть приблизительно одна и та же, вы ведь теплокровные. Если у тебя температура намного выше или ниже, чем обычно, ты, возможно, больна. Моя же температура постоянно меняется,— закончил он,— но больше всего я люблю, когда она повыше.
— Это очень интересно,— сказала Сьюзи.— Но сейчас мне непременно надо идти...
— Нет. Пожалуйста, не уходи,—попросил Герман.— Я хочу с кем-нибудь поговорить. Я так одинок.
— Но если я сейчас не уйду, я опоздаю. Разве ты не можешь поговорить с другими птеродактилями?
— Нет,— ответил он.— Они все сейчас далеко. Даже мои папа с мамой сейчас в отъезде.
— Папа с мамой? — спросила она.— Так ты — маленький птеродактиль?
— Я довольно большой для своего возраста,— возразил Герман, захлопнув клюв с громким щелчком.
— Но ты еще не совсем вырос?
— Ну, пожалуй, еще не совсем,— ответил он.
— Какой же тогда твой папа? — спросила она.
— Ты была на пригородной ярмарке?
— Да.
— Каталась на большой карусели? Ну вот я думаю, мой папа мог бы унести ее в когтях, если бы захотел.
— О!
— Но он не захочет. Карусели ему ни к чему.
— Боюсь все же, что я опоздаю,— сказала Сьюзи.— Правда, мне пора.
— Я могу донести тебя домой,— предложил Герман,— и ты не опоздаешь... если ты обещаешь прийти и поговорить со мной завтра.
— Не знаю, смогу ли я...— начала она.
Плечи Германа поникли, и ей показалось, что она увидела большую слезу, появившуюся в уголке его глаза.
Ей не хотелось, чтобы он расстраивался, поэтому она сказала:
— Хорошо, мы поболтаем с тобой на этом самом месте, но только завтра.
— Отлично! — обрадовался Герман, широко открывая клюв и расправляя крылья.— Отлично! Сейчас я отнесу тебя домой. Ты где живешь?
— Я живу в конце улицы в доме с голубой крышей прямо за этими деревьями,— сказала она, указывая рукой.— Это недалеко, и я могу...
Не дослушав, Герман осторожно обхватил ее когтями и, хлопнув крыльями, взмыл высоко в воздух.
Ветер засвистел в ушах у Сьюзи. Она пыталась что-то сказать, но слова уносило прочь.
Потом она поняла, что глаза ее крепко зажмурены. Она открыта их.
Оставшийся далеко внизу сад казался совсем маленьким, как маленькая зеленая картинка. Дома были словно игрушки на ковре.
— Герман! Пожалуйста, опусти меня! — закричала Сьюзи.— Мы слишком высоко!
— Вовсе нет,— ответил он.— Мы еще совсем не высоко. Я могу поднять тебя гораздо выше, если захочешь.
— Не захочу,— ответила она.— Я хочу домой! Я живу вон в том маленьком кукольном домике в конце той крошечной улицы — в том, что с голубой крышей. Ты обещал отнести меня туда.
— Хорошо,— вздохнул он.— Я просто думал, что тебе понравится первый полет. Я ошибся. Прости. Я вижу, тебе совсем не нравится...
— Не то чтобы мне не нравилось летать. Просто я могу опоздать, и тогда мама спросит, почему я опоздала, а я отвечу, что летала с птеродактилем по имени Герман, и она тогда неделю не будет давать мне карманных денег, потому что не любит, когда я вру.
— Но ты ведь не соврешь,— возразил Герман, снижаясь.
— Я это знаю,— сказала она,— и ты это знаешь, но у меня предчувствие, что лучше на этом не настаивать.
— Гмм,— промычал Герман, кружась над домом.— Мне думается, что ты права. Я совсем забыл, что мне сказала однажды мама: люди считают, что птеродактили вымерли. Вот что она сказала. Я никогда не встречался с людьми и забыл об этом. Ну хорошо, давай приземляться,— сказал он,— Я высажу тебя за гаражом. В следующий раз, когда мы полетим, можешь сесть мне на спину, если захочешь. Только обещай, что будешь крепко держаться.
— Обещаю,— согласилась она, едва переводя дыхание.
— Ведь мы полетаем еще, правда? — спросил он.
И прежде чем Сьюзи успела что-то сообразить, губы ее уже сказали:
— Да.
Она подбежала к углу гаража. Потом повернулась и посмотрела на Германа. Он все еще стоял, провожая ее взглядом, и казался очень грустным. Клюв его раскрылся, словно он хотел что-то сказать. Но он закрыл его и ничего не сказал.
— До свидания, Герман,— прошептала она.
— До свидания, Сьюзи.
— До завтра,— добавила она и, повернувшись, бегом кинулась к дому.
В тот вечер после ужина, лежа на полу и глядя в потолок, она спросила отца:
— Что такое птеродактиль?
Отец посмотрел на нее поверх газеты.
— Что-что? — спросил он.
— Птеро-дак-тиль. С большими коричневыми кожаными крыльями, с клювом, как у птицы,— только летать он может выше, быстрее и дальше, чем птица.
— Птеродактиль...— повторил он.— Ах вот что. Ты о них в школе прочитала?
— Ну... возможно, когда-нибудь и прочитаю.
— Мм,— промычал он,— Птеродактиль представляет из себя — вернее, представлял — большую летающую рептилию, жившую в доисторические времена, когда водились динозавры и росли высокие папоротники и гигантские деревья. Это было в те дни, когда мир был теплым и сырым, а люди еще не появились.
— Они холоднокровные, птеродактили?
— Да, кажется, холоднокровные.
— Как змеи?
— Да, они принадлежали к одному классу вместе со змеями, черепахами, крокодилами и другими существами с такой кровью.
— Он соврал мне! — воскликнула она.
— Кто соврал?
— Герман... О!
— Твой приятель? Соврал о птеродактилях?
— Да. Он сказал... что они... вовсе не родственники со змеями.
— Знаешь, не стоит на него сердиться из-за этого. Возможно, он просто не знает точно.
— Он знает.
— Это еще неизвестно,— сказал отец, снова поднимая газету.— Я бы простил того, кто соврал мне о птеродактилях.
— Наверное, я тоже прощу. Но почему люди думают, что птеродактили вымерли?
— Потому что они вымерли,— ответил он.
— Но почему?
— Потому что они вымерли вместе с другими рептилиями, когда на Земле стало холоднее. Появились теплокровные существа, более умные и приспособленные.
— Но черепахи-то еще существуют, и крокодилы, и... змеи,— возразила она,— а они ведь холоднокровные. Ты сам сказал.
— Ну, я думаю, это потому, что они меньше и им легче отыскать укромные места, куда можно заползти и согреться, и им не нужно столько пищи, как большим рептилиям.
— Но разве птеродактили не могли улететь в теплые края, где много еды?
— Думаю, могли,— согласился он, снова принимаясь за газетку.
Через некоторое время Сьюзи спросила:
— Как ты думаешь, куда бы они полетели?
— В Южную Америку,— ответил отец.
— А куда в Южную Америку?
— В джунгли Бразилии,— сказал он.— Они все еще неисследованы.
— Значит, он как раз оттуда...— решила она.
На следующий день Сьюзи бежала всю дорогу от школы до сада, чтобы подольше поболтать с Германом. Она совершенно задыхалась, когда прибежала, и расцарапала ноги, хотя и знала тропинку сквозь колючки.
Герман сидел на том же самом камне, и было похоже, что он не шевельнулся с того самого мгновения, как она увидела его первый раз.
— Привет, Герман,— сказала она.
— Сьюзи! — Он быстро открыл оба глаза.— Ты все-таки пришла! Я знал, что ты придешь.
— Я же обещала.
— Только поэтому?
— Нет,— сказала она.— Я хотела тебя увидеть.
— Здорово. Как это здорово! — обрадовался он.— Хочешь полетать со мной?
— Не сейчас,— ответила она.— Я хочу немного поговорить с тобой.
— Хорошо,— согласился Герман.— О чем ты хочешь поговорить?
— Птеродактили жили в доисторические времена, так? Когда водились динозавры и росли гигантские папоротники и огромные деревья? Когда мир был болотистым, а люди еще не появились?
— В основном все верно. Мы называем этот период Добрыми Старыми Временами.
— А потом на земле похолодало, и стало трудно добывать еду.
— Да. Речь идет о тех временах, когда мы были аристократией, когда мы путешествовали первым классом, а все ходили пешком. Но произошла революция, и все перевернулось.
— Какая революция?
— На земле,— ответил он.— Произошли какие-то перемены, и дни стали холоднее. Большие деревья попадали, а гигантские папоротники погибли. Болота пересохли, и лед стал надвигаться на сушу.
— Как это ужасно! И что вы сделали?
— Мы улетели.
— В Южную Америку?
— Да, туда.
— В джунгли Бразилии?
— Как ты догадалась?
— Ну, просто догадалась.
— Вы, теплокровные, очень ловко умеете разгадывать всякие загадки,—признал Герман.—Да, именно так мы и поступили. Ну, теперь хочешь полетать?
— Да,— сказала Сьюзи.— Можно я теперь полечу у тебя на спине?
— Конечно. Я наклонюсь, а ты взбирайся на меня.
Герман так и сделал, и Сьюзи вскарабкалась ему на спину.
— Только держись за мою шею покрепче,— проинструктировал он ее.— Я не собираюсь потом ловить тебя в небе.
— Не беспокойся,— сказала она.— Я не свалюсь.
Он взмыл в небо, и на этот раз она не зажмуривала глаза. Она держала их открытыми и смотрела, как все под ними становится меньше и меньше, пока они поднимаются все выше и выше.
— Как высоко мы поднялись? — спросила она.
— Еще не очень высоко,— ответил он.— Посмотри-ка, вон летит самолет, он выше нас. Давай догоним его!
— Хорошо. Только не повреди его.
— Не буду. Я просто хочу поиграть.
Его огромные крылья рассекали воздух справа и слева от нее, и Сьюзи почувствовала на лице сильные порывы ветра, что было приятно. На плечах у Германа перекатывались большие мышцы, и она ощущала его силу. Ей приходилось раньше кататься на лошадях, и она всегда им доверяла, потому что они сильные и уверены в себе. То же самое она почувствовала по отношению к Герману. С ним она была в безопасности. Поэтому радовалась полету, держась за его шею. Вот они поднялись на ту же высоту, что и самолет... Вот они поднялись еще выше.
Она видела, как вращаются большие пропеллеры. Самолет двигался в их направлении и вскоре должен был пролететь под ними.
И тут Герман спланировал на него.
— Герман! — закричала она.
— Я только играю,— успокоил он ее.
Они нырнули вниз, мимо самолета, и Герман едва не коснулся самого кончика длинного блестящего металлического крыла своим собственным коричневым кожистым крытом.
Когда они проносились мимо, девочка разглядывала самолет. В иллюминаторах с их стороны виднелись лица, словно бледные портреты под стеклом, все они ошеломленно смотрели на них.
Она попыталась представить, что случилось бы, если бы он коснулся самолета.
— Ты испугал меня! — укорила Сьюзи.— Я думала, мы заденем его!
— Я же сказал тебе, что хочу поиграть,— сказал Герман.
— И ты испугал всех людей в самолете.
— Не думаю,— возразил он.— Это происшествие на минутку оживило их существование. Вскоре они забудут, что увидели на самом деле. Одни будут рассказывать о нас как о летающей тарелке, другие — как о стае гусей или о маленьком самолете, который сбился с курса и пролетел слишком близко от их трассы. Что бы они ни думали потом, они так и не поймут, кто мы такие. Значит, мы просто дали каждому из них маленькую тайну, над которой можно некоторое время поломать голову. «Что же я все-таки видел? — будут они спрашивать себя.— Разумеется, это был не птеродактиль, потому что они ведь вымерли, но даже если это и был птеродактиль, откуда у него на спине могла взяться маленькая девочка?» Так они ничего и не узнают. Всегда приятно поразмышлять над какими-то тайнами. С ними жизнь не кажется слишком простой и объяснимой. Так что я оказал им всем огромную услугу, пролетев так близко от самолета.
— Теперь, когда ты мне все объяснил,— сказала Сьюзи,—это выглядит совсем не плохо... Но сейчас можем мы вернуться обратно? Я все-таки боюсь опоздать домой.
— Хорошо. Только почему тебе так необходимо приходить домой вовремя? Что для тебя «время»?
— «Время» — это когда ты должен быть в определенном месте прежде, чем произойдут определенные вещи, а если тебя там не окажется, значит, ты опоздал и все сходят с ума. Но вот завтра пятница, последний день занятий, а потом будет суббота. В субботу я могу играть с тобой весь день, а не чуть-чуть, как сегодня. А потом будут целые летние каникулы.
— Здорово! — сказал Герман.—Давай отправимся в путешествие.
— Куда?
— Не знаю. Есть какое-то место, куда ты особенно хочешь попасть?
— Не знаю. Но у нас целое лето впереди.
— Да, правда...— ответил он, снижаясь и приземляясь за гаражом.
В субботу они устроили пикник на маленьком островке посреди большого озера. Сьюзи не знала точно, где оно находится, слышала только, что это было очень далеко.
Герман съел шесть сэндвичей с ветчиной, а потом летал над озером в поисках рыбы, потому что все еще был голоден.
Он кружился и кружился, всматриваясь в воду. Потом нырял, падая как камень. Сначала его огромный клюв вонзался в воду, словно копье. Через мгновение он выныривал из озера, мокрый и блестящий, крепко зажав в клюве рыбу. А еще через мгновение рыба исчезала в его пасти, и он снова взмывал в небо и начинал кружиться.
Через некоторое время он вернулся и опустился на пляж рядом с ней.
— Ну и много же ты съел! — удивилась девочка.
— У большого и аппетит соответствующий,— ответил он.
— Сколько же ест взрослый птеродактиль? — спросила она.
— О, очень много. На самом деле они проводят большую часть жизни в поисках еды.
— Тебе не кажется, что это несколько утомительно?
— Нет, отчего же, если ты получаешь удовольствие от еды,— ответил он.
— Не думаю, что мне понравилось бы все время разыскивать еду.
— Знаешь,— сказал он,— когда тебе что-то доставляет удовольствие, то поиски этого тоже доставляют удовольствие. Я бы сказал, что половину любой жизни занимают поиски того, что доставляет удовольствие,— и, возможно, это самая приятная половина.
— Поиски?
— Поиски.
— А что мы теперь будем делать? — спросила она.
— Давай посидим на солнышке, там так тепло и хорошо.
— Давай.
— ...Потому что самая прекрасная вещь на свете — это когда ищешь и находишь, с этим могут сравниться только новые поиски,— закончил он.
Они довольно долго сидели на солнышке, и им было тепло и хорошо. Но вот Герман зевнул, деликатно прикрыв клюв кончиком крыла. Затем он расправил крылья и стал похож на большой развевающийся флаг.
— Еще полетаем? — спросил он.
— Непременно!
— Тогда прошу на борт,— и он склонился перед ней.
Они полетели дальше.
Герман поднимался все выше, и Сьюзи чувствовала себя ракетой, летящей на Луну, с той только разницей, что был день и она знала, что аварии не произойдет и она всегда плавно приземлится.
Они оставили позади озеро и большие холмы за ним. Потом они стали подниматься все выше и выше, пока воздух не стал холодноватым даже для субботнего полдня в начале июня.
Сьюзи посмотрела вниз.
Дорога превратилась в маленькую желтую ленточку, а деревья — в молодую, только что пробившуюся морковную ботву. Поля выглядели так, словно их размалевали зеленой краской.
Они полетели дальше, и Герман поднялся еще выше.
Сьюзи видела реки, похожие на серебряные ниточки, и переброшенные через них мосты, напоминающие крошечные роликовые коньки на кукольную ногу. Разноцветные крыши домов походили на ряды камушков, которые выкладывают на пляже.
По мере того как они поднимались выше, все чаще мимо проносились маленькие белые хлопья, похожие на клубы дыма.
— Что это? — спросила она.
Герман повернул голову.
— Клочки облаков,— ответил он.— А вот и целое облако прямо над нами.
Она посмотрела вверх.
— Но оно точь-в-точь как туман,— возразила она.
— Разумеется. Облака и есть туман, поднявшийся в небо.
— А мне казалось, что они похожи на подушки или сахарную вату.
— Они так выглядят, если смотреть снизу,— согласился он,— но на самом деле это туман, который не хочет стоять на месте.
Герман изменил курс и полетел через облако.
Это было все равно что идти в школу пасмурным утром: надеваешь резиновые сапоги и бредешь, не видя телеграфных столбов и другой стороны улицы.
— Как ты определяешь, куда лететь? — спросила она.
— Да просто знаю, и все,— ответил он.
— Как радар?
— Да, как радар,— подтвердил он.— Ну вот мы и выбрались!
Внезапно опять засияло солнце, а облако оказалось под ними.
Они летели над городами, горами и долинами. Они летели над болотами, лесами и озерами.
Наконец они добрались до того места, где люди запускали в небо воющие ракеты с огненными хвостами. Ракеты сотрясали атмосферу, как землетрясение сотрясает землю, а потом устремлялись туда, где уже не было воздуха.
— Ракеты летают выше птеродактилей? — спросила Сьюзи.
— Птеродактилям нет нужды летать так высоко,— ответил Герман.
— Они летают быстрее?
— Птеродактили не хотят летать так быстро.
— Значит, ракеты летают лучше.
— Но они не могут ловить рыбу,— сказал Герман.— У них нет собственных желаний. Они не могут получать удовольствия от сидения на солнышке.
— Разве это так важно, если ты можешь летать выше и быстрее?
— Да,— ответил Герман.
И они полетели дальше, пока не оказались над океаном.
— Что это за вода? — спросила Сьюзи.
— Это океан,— сказал Герман.— Воды на земле больше, чем суши. Рано или поздно она скроет под собой все, останутся только большие голубые, перекатывающиеся под солнцем волны.
— Полетели назад,— попросила она.— Мне страшно.
Герман развернулся и направился в обратный путь.
Они летали почти каждый день. Сьюзин папа однажды вечером заметил необычные следы за гаражом, но, поскольку он не спросил ее, она не стала объяснять, что это следы птеродактиля. После этого, правда, Герман стал высаживать ее в саду, откуда она шла домой пешком.
Почему Герман живет в саду? Сьюзи подолгу размышляла об этом. Однажды в середине июля, после двух месяцев знакомства, почувствовав, что может задать ему очень личный вопрос, она спросила:
— Герман, почему ты не можешь поиграть с другими птеродактилями?
— Я же сказал тебе, что они очень далеко,— ответил он.
— Да. Но если это так, почему ты здесь?
— Что ты хочешь сказать, «если это так»? Ты думаешь, я тебе соврал?
— Ну, ты ведь заливал насчет того, что не имеешь ничего общего со змеями.
— Ах это. Ну, они такие дальние родственники, что мы их не принимаем во внимание.
— Но все же родственники. Мой папа так говорит.
— Ты рассказала ему обо мне?
— Нет, нет,— поспешно сказала она. — Я храню твою тайну. Но однажды вечером я расспросила его о птеродактилях, и он сказал, что они родственны змеям, так же как черепахи и крокодилы.
— Черепах и крокодилов мы тоже почти не считаем родственниками.
— Не очень-то это здорово. На самом деле так поступают задаваки.
— Хорошо? Значит я врун, я задавака? Не верь мне больше!
— Я не это хотела сказать. Правда, не хотела. Не обижайся, Герман. Я просто все время удивляюсь, где твои папа с мамой и другие птеродактили — и почему они улетели, а тебя оставили здесь совсем одного.
— Я говорил тебе, что они далеко.
— В Южной Америке?
— Может быть.
— В джунглях Бразилии?
— Возможно. Может быть, это я улетел из дома. Может быть, это я оставил их. Что это меняет? Нам ведь весело вместе, правда?
— Да.
— Тогда какая разница?
— Ну, не знаю. Мне просто было интересно.
— Это касается только птеродактилей, а к людям не имеет никакого отношения,— сказал он.— Ты все равно не поймешь.
— А много вас там?
— Давай поговорим о чем-нибудь другом или полетаем.
— Ладно, давай полетаем.
Так они и сделали.
Они пролетали над такими удивительными местами — верфями и гаванями, университетскими городками и железными дорогами, луна-парками и фермами, где люди трудились на полях,— что она совсем забыла о своих вопросах.
Они пролетали над кораблями в океане и мимо самолетов в небе. Они догоняли грузовые поезда, мчащиеся по холмам и равнинам. Они пролетали над церквями и водохранилищами, а однажды промчались над лагерем бойскаутов у подножия холма, причем ни один из юных знатоков природы не смог определить, что за птица был Герман.
Иногда Сьюзи брала в сад книжки и читала Герману сказки. Он любил слушать о принцах, которых превратили в лягушек, но больше всего ему нравилась сказка про русалочку. Он заставил ее прочитать эту сказку три раза.
— Но она такая грустная,— сказала Сьюзи.
— Знаю, но я люблю грустные вещи,— ответил он ей.
— Ты заколдован? — спросила она.
— Что ты имеешь в виду?
— Может быть, ты действительно принц, которого превратили в птеродактиля, или что-то в этом роде?
— Нет,—возразил он.—Я птеродактиль. Только и всего.
— Конечно, если ты заколдован, то не можешь сказать мне об этом. Это же часть волшебства.
— Да, наверное. Но я не заколдован,— сказал он.— Я птеродактиль, самый обычный и незатейливый.
— Но ты ведь волшебник?
— В какой-то степени,— согласился он.— В том смысле, что, когда солнце дает тебе тепло и покой — это волшебство, и когда ветер обдувает тебя и ты можешь расправить крылья и парить — это тоже волшебство, и высоко летать, все видеть, пронизывать облака и узнавать, что это просто путешествующий туман,— тоже волшебство. Только и всего. Волшебство, доступное каждому, возможно, даже змеям: видеть мир по-своему. Я его вижу как птеродактиль.
— И это настоящее волшебство?
— Это единственное волшебство.
— А каково мое волшебство?
— Не могу тебе сказать. Ты сама должна ему научиться. Каждому приходится искать свое собственное.
— Когда же я этому научусь?
— Не знаю. Знаю только, что обязательно научишься.
— Может, полетаем немного, Герман?
— Сначала прочитай мне еще одну сказку,— попросил он.
Вскоре наступил август.
Все в саду выросло в полный рост. Заросли ежевики стояли стеной, а ее некогда зеленые колючки затвердели, стали острыми как иголки и побурели.
На яблонях созрели яблоки, и Сьюзи ела их, сидя на солнышке с Германом. Ему самому фрукты не нравились.
По мере того как бежали августовские денечки, она все чаще стала задумываться. Задумываться о том, как случилось, что птеродактиль стал жить в этом саду совсем один. Почему он здесь, почему один?
Однако она больше не задавала ему вопросов, потому что знала, что он не ответит. Сьюзи просто продолжала над этим думать. Она вспомнила, как он сказал однажды: «Вы, теплокровные, очень ловко умеете разгадывать всякие загадки». Может быть, он хотел, чтобы она догадалась сама.
Нет, это совсем не так. Он просто хочет, чтобы она забыла о своих вопросах. «Это касается только птеродактилей»,— сказал он тогда.
Поэтому она оставила все как есть и продолжала читать ему вслух и летать с ним.
Приближался конец августа, а значит, скоро пора будет возвращаться в школу. Это немного печалило ее, она знала, что будет скучать по длинным летним денькам, проведенным с Германом. Знала она и то, что никогда уже больше у нее не будет такого лета. И ей становилось очень грустно.
Ночи становились холодными, как это иногда бывает в августе — словно год заранее содрогается при мысли о предстоящей зиме.
Все это пугало Сьюзи, как испугал океан, когда она посмотрела вниз через плечо Германа и увидела внизу что-то огромное, синее, колышущееся, бесконечное. Неужели вся эта ежевика, шиповник и яблони когда-нибудь станут океаном, сверкающим под солнцем, как сказал ей когда-то Герман? Это было удивительно. Неужели и все это лето станет океаном? Нет, решила она. Оно будет жить воспоминанием у нее в голове.
Но ночи все же становились слишком холодными, даже для августа. Каждое утро она замечала, что Герману все труднее проснуться и начать двигаться. И он все дольше сидел на солнышке.
Она вспомнила, что он холоднокровный, а это означало, что температура его крови была равна температуре воздуха. Значит, ночью он должен очень мерзнуть, подумала она. Что же он будет делать, когда придет зима?
И вот на последней неделе каникул Герман спросил ее:
— Полетишь со мной сегодня ночью?
— Ночью?
— Да, когда стемнеет.
— Ой, не знаю... Я боюсь. Наверное, мне нельзя.
— Это очень важно,— сказал он.— Я очень тебя прошу. Захвати свитер, потому что будет холодно. Пожалуйста, приходи.
— Хорошо...— согласилась Сьюзи.
В ту ночь она лежала в кровати без сна, пока дом не затих и не погрузился во тьму. Тогда она встала, оделась как можно тише и вышла из дома. Герман знал, что ей страшно идти к саду в темноте, и ждал ее за гаражом.
Она взобралась ему на спину и спросила:
— Куда мы полетим?
— Это наш последний полет,— сказал он и, хлопнув крыльями, стал подниматься все выше и выше.
— Последний полет? — удивилась Сьюзи.
— Да.
Они улетели далеко. Она даже не могла себе представить, как далеко. Но прежде она никогда не летала ночью. Небо было подобно черному шелку с рассыпанными по нему капельками воды. Снизу, с земли, она никогда не видела таких ярких звезд.
Сьюзи посмотрела вниз и поняла, что она еще ни разу не поднималась так высоко. Города внизу были словно звезды над ними — маленькие пятнышки света, окруженные сплошной чернотой.
Сьюзи крепче обхватила Германа и опять посмотрела вверх.
— Я вижу звезды,— сказала она ему,— они красивые.— Она глубоко вздохнула,— А воздух так чист и хорош.
— Да,— ответил он, быстрее работая крыльями.
— А город внизу — о, город внизу! — он тоже такой красивый, Герман.
— О городах я ничего не могу сказать,— сказал он.
— Да, да. Он очень красивый.
— Люди строят города,— объяснил Герман,— а птеродактили — нет. Поэтому я поверю тебе на слово. А раньше ты не замечала, что он красивый?
— Нет,— ответила она.
— Тогда, я думаю, ты начинаешь обретать свое волшебство.
— Правда?
— Да, и я за тебя рад.
— Ты сказал, что это наш последний полет?
— Да, это так.
— Почему?
— Впитывай в себя ночь,— сказал он,— Дыши глубже. Смотри на мир под тобой, мерцающий в темноте. Это твой мир, теплокровная Сьюзи, а не мой.
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что ты должна смотреть и наслаждаться. Понимание придет позже.
Они летели все дальше, дальше и дальше.
Потом он развернулся и направился туда, откуда они прилетели.
Обратный путь занял много времени, и Сьюзи потянуло ко сну, несмотря на холод и возбуждение от полета. Она поняла, что было поздно, очень поздно, и уже давно пора было спать.
И вот они уже кружат над ее двором, все ниже и ниже, и наконец мягко приземлились за гаражом.
Взошла луна, большая и круглая, кремового цвета.
Сьюзи слезла со спины Германа и встала перед ним.
— А теперь скажи мне,— спросила она,— что ты имел в виду, когда говорил «последний полет»?
— Я должен лететь,— ответил он,— сейчас. Я думал, что смогу остаться подольше, но погода слишком быстро становится холодной. Я не выношу холода. Я должен лететь на юг, как птицы.
— В Южную Америку?
— Возможно.
— Ну почему «возможно»? Почему это такая большая тайна? Почему ты не расскажешь мне, куда ты направляешься и где живут другие птеродактили?
— Да это не имеет значения,— сказал он,— честно. До свиданья, Сьюзи. Уже пора.
— Не улетай, Герман! Я буду скучать по тебе!
— И я буду скучать по тебе, Сьюзи. Но я должен лететь.
— Ты вернешься будущим летом?
Он расправил крылья.
— Ну конечно, вернусь. До свиданья.
И тут все, над чем она размышляла, все загадки, которые она пыталась разгадать этим долгим летом,— все стало ясно.
И она выкрикнула, не раздумывая. Если бы у нее было время подумать, возможно, она не стала бы этого говорить. А может, и стала бы.
— Ты последний, да, Герман? Ты самый последний птеродактиль на всем белом свете? — спросила она.— Да?
Вместо ответа он взмыл в воздух, взмахнув огромными крыльями. В следующее мгновение он был уже выше деревьев.
— Да? — кричала она.— Ведь это так? Ты самый последний!
Он кружился высоко над двором, и соленая капля, как капля дождя, упала ей на щеку.
Потом крылья подняли сильный ветер, и он поднялся так высоко, что стал казаться не больше птицы.
— Я люблю тебя, Герман! — кричала она.— Правда-правда, люблю! Пожалуйста, возвращайся! Прилетай на следующее лето!
Потом он стал таким маленьким, что его едва можно было разглядеть. А потом и вовсе исчез.
Она еще долго смотрела в небо, чувствуя себя маленькой, слабой и несчастной. Что-то большое и сильное, что могло летать выше, быстрее и дальше птиц и, в сущности, было совершенно ужасным — со своим огромным клювом и когтями,— улетело далеко-далеко.
И она чувствовала, что это навсегда и что она уже никогда не увидит Германа. Она все смотрела, пока не заметила, что совсем продрогла и хочет спать.
Сьюзи тихо вошла в дом и прокралась к своей кровати. В ту же ночь ей приснилось, что она наконец нашла свое волшебство. Утром она расплакалась.
Здесь водятся драконы
Давным-давно жил один король, который правил очень маленьким королевством. Королевство на самом деле было маленьким, и большинство людей в окрестных землях даже не подозревали о его существовании. Дело в том, что страну окружали непроходимые горы. Поэтому путешественники обходили их кругом, вместо того чтобы напрямик пересекать королевство. Сам же король полагал, что его владения достаточно обширные и не хуже, чем у других королей. Одним словом, королевство как королевство.
В этом королевстве почти не было людей, которые покидали бы его пределы, а потом возвращались и рассказывали о других землях. Люди просто боялись путешествовать. Они боялись драконов.
При этом, заметьте себе, они никогда драконов не видели, но все равно очень боялись их.
А произошло это оттого, что на всех картах, существовавших в королевстве, было показано, что оно со всех сторон окружено драконами — драконы здесь, драконы там, драконы повсюду. Словом, вокруг одни драконы. И все это из-за мистера Гибберлинга.
Кто такой мистер Гибберлинг? О, мистер Гибберлинг был королевским картографом. (Это означает, что он был единственным человеком в королевстве, кто имел право изготавливать географические карты.)
Мистер Гибберлинг стал королевским картографом потому, что и его отец и его дед были также королевскими картографами.
Мистер Гибберлинг научился своему ремеслу от отца, а тот в свою очередь научился ему от своего отца.
Поскольку королевство редко кто-нибудь посещал, а королевские подданные не часто перебирались через горы, королевскому картографу было сложно точно узнать, что и где находится на окружающих королевство землях. Поэтому, как научил его отец (которого научил этому его отец), если он не знал, что находится в каком-то конкретном месте за пределами королевства, мистер Гибберлинг брал перо и причудливыми буквами размашистым росчерком писал:
ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ ДРАКОНЫ
После этого он, довольно улыбаясь, потирал руки, потому что ему удалось описать еще одну неизведанную территорию.
Разумеется, поскольку он не знал, что лежит за пределами королевства, вскоре оказалось, что во всех направлениях мир населен драконами. (А еще он пририсовывал под всеми надписями маленькие изображения огнедышащих существ, рычащих и хлопающих крыльями, что, конечно, не способствовало развитию туризма.)
Вот почему все так боялись драконов, которых никто никогда не видел. Не веришь?
Но я думаю, что, если твой папа поедет на заправочную станцию и попросит дорожную карту, где будет написано «Здесь водятся драконы» и рядом нарисована маленькая картинка вроде тех, что рисовал мистер Гиб-берлинг, твой папа обязательно выберет другой маршрут.
Итак, поскольку все карты в королевстве показывали кругом одних драконов, извергающих пламя и очень страшных, люди в королевстве сидели дома. Безопасных дорог из королевства не было.
Но вот однажды, готовясь ко дню рождения принцессы, королевской дочери, король задумал устроить необыкновенный праздник.
— Я хочу, чтобы на празднике был фейерверк,— сказал он.
— Хорошая мысль, сир,— сказал первый советник.
— Да, в самом деле, сир, очень хорошая мысль,— сказал второй советник.
— О да, ваше величество. Очень, очень хорошая мысль,— поддержал третий советник.
— Хм, а как мы его устроим, сир? — спросил четвертый советник, которого не очень любили при дворе (однако его вдовая тетушка была хорошей приятельницей королевы, поэтому король держал его при себе, несмотря на его привычку задавать неудобные вопросы).— Человек, который изготавливал фейерверки, умер лет десять назад,— объяснил он,— и никому секреты своего ремесла не передал. Поэтому последнее время представлений с фейерверками не устраивалось.
— Тем не менее его надо устроить,— заявил король,— потому что я так хочу.
— Да,— сказал первый советник.
— Надо устроить, и все тут,— согласился второй.
— Потому что так хочет король,— сказал третий.
— Но как? — спросил четвертый.
— Ну... мы можем... ах да — привезти все необходимое из-за границы,— сказал первый.
— Да, из-за границы,— согласился второй.
— Вот-вот, из-за границы, да,— подтвердил третий.
— Откуда? — спросил четвертый.
— Ну, э-э... мы можем привезти фейерверк из... хмм...
— Да, мы можем ввезти его из Хмм,— согласился второй.
— Я только хмыкнул, а не назвал страну,— возразил первый.
— О, простите. Я подумал, что вы имеете в виду город Лмм на реке Мм. Но теперь я и сам понимаю, что это слишком далеко.
— Почему бы нам не посмотреть по карте? — спросил третий.
— Прекрасная мысль,— согласился второй.— Возьмем карту и посмотрим.
Так они и поступили.
Они склонились над картой и стали ее изучать.
— На востоке драконы,— сказал первый.
— ...И на западе драконы,— сказал второй.
— ...И на севере драконы,— сказал третий.
— ...И на юге драконы,— сказал четвертый.— Похоже, они обложили нас со всех сторон. На этой карте только и есть наше королевство да драконы. Значит, мы не можем ввезти фейерверк из-за границы.
— Что ж, ничего не поделаешь...— вздохнул первый.
— Однако король этого хочет! — возразил второй.
— Но где же мы достанем все необходимое? — спросил третий.
И тут у первого советника возникла идея:
— Что такое дракон, в конце концов?
— О, он такой большой! — развел руками второй.
— ...И опасный,— продолжил третий.
— ...И ужасный, и чешуйчатый, и могучий, и огнедышащий,— закончил четвертый,— На карте даже картинка есть, много картинок.
— Вот-вот — сказал первый,—для нас главное, что драконы извергают пламя, как римские свечи, вулкан Везувий, пушки-хлопушки, огненные колеса, голубые ангелы, нормандские огни, не правда ли?
— По крайней мере, так о них рассказывают,— подтвердил второй.
— Да, действительно,— согласился третий.
— Когда хоть кто-нибудь из вас последний раз видел дракона? — спросил четвертый.
— Ну...— протянул первый.
— Хм...— задумался второй.
— Ээ...— промычал третий.
— Мне просто интересно,— сказал четвертый.— Я-то сам ни одного не видел.
— Ну и что? Это ничего не доказывает,— пожал плечами первый.
— А теперь послушайте: если мы не можем ввезти фейерверк, почему бы нам не раздобыть дракона для той же самой цели? Пламя, разноцветные огни и тому подобное?
— Сногсшибательная идея! — обрадовался второй.— Достать дракона.
— Поздравляю! — сказал третий,— Блестящая мысль. Драконов, судя по карте, повсюду полно, а фейерверки в дефиците.
— Да,— усмехнулся четвертый.— Очень бы мне хотелось посмотреть, как вы раздобудете дракона.
— Я немедленно доложу это предложение королю,— сообщил первый советник.
— О да, конечно,— воскликнул король,— Это будет очень оригинально — дракон на дне рождения принцессы! Почему я об этом не подумал?
— Для этого у вас существуют советники,— сказал первый советник.
— Немедленно пошлите за драконом,— приказал король,— и чтобы он был средних размеров и извергал разноцветное пламя.
— Слушаюсь, сир,— сказал первый советник.— Пошлите за драконом,— приказал он второму.
— Пошлите за драконом,— приказал второй советник третьему.
— Пошлите за драконом,— велел третий советник четвертому.
— Кого и куда я пошлю? — спросил четвертый.
— Это ваши проблемы,— пожал плечами третий,— Я только передаю приказ.
— Но мне-то некому его передать,— с досадой сказал четвертый.
— Тогда исполняйте сами,— ухмыльнулся третий.
— Но это невозможно! — воскликнул четвертый, которого вообще-то звали Уильям.
— Это приказ короля,— рассердился третий.— Его нужно выполнять, а не обсуждать.
— Хорошо,— сказал Уильям, вздыхая.— Попробую. Но все-таки это невозможно.
— Это приказ короля. Ступайте и достаньте дракона.
Когда четвертый советник ушел искать дракона средних размеров, изрыгающего разноцветное пламя, первый, второй и вместе с ними третий советник долго смеялись.
— Так,— задумался Уильям,— кого бы мне послать за драконом? Рыцаря! Ну конечно же! Пошлю рыцаря. Для них раз плюнуть совершить подвиг или просто смелый и мужественный поступок.
Он направился по улице к ближайшему трактиру, где рыцари проводили все свое время за обильной едой и кружкой доброго эля. Уильям вошел в трактир и поискал глазами капитана Королевской гвардии.
Капитан сидел за ближайшим столом. Перед ним стояло огромное блюдо с ростбифом и кружка эля.
Это был толстый человек с красным лицом и бородавкой на носу слева. Пока Уильям говорил с ним, он не отрывался от еды.
— Капитан,— сказал Уильям,— мне нужен храбрый и мужественный рыцарь, а может, даже двое или трое, для выполнения важного и опасного государственного дела.
— Все мои рыцари храбрые и мужественные,— огрызнулся капитан, не поднимая глаз от блюда.
— Видите ли, королю нужен дракон,— сказал Уильям,— средних размеров, изрыгающий разноцветные огни. Не порекомендуете ли мне кого-нибудь, чтобы доставить дракона ко двору?
Капитан отхлебнул из кружки и поднял глаза.
— Дракон? — спросил он.— Вы хотите, чтобы я послал одного из моих рыцарей за драконом?
— Совершенно верно. Одного, двух, или трех, или сколько потребуется.
Капитан почесал в затылке.
— Ну, не знаю,— произнес он наконец.— Что касается драконов, то у большинства моих людей давно не было практики и они потеряли навыки...
В трактире стало очень тихо. При упоминании слова «дракон» стук тарелок, кружек и стаканчиков для игры в кости прекратился. Умолк смех, утих скрип столов и стульев. Уильям почувствовал, что все смотрят на него.
— Вы хотите сказать, что ваши люди боятся отправиться за драконом? — спросил он.
— Боятся! — фыркнул капитан в усы, которые были просто огромными и от фырканья разлетелись чуть ли не до ушей.— Мои люди боятся драконов? Ну вот еще! Эй, кто-нибудь из вас, парни, боится драконов? — громко крикнул он.
— Н-нет,— послышалось несколько негромких голосов.— Конечно, мы давно не практиковались в убийстве драконов, но...
— Да нет, убивать их не надо, просто нужно поймать одного и...
«Впрочем, по-видимому, так я ничего не добьюсь. Лучше крикнуть добровольцев»,— подумал Уильям.
— Эй, ребята, кто хочет поймать дракона ко дню рождения принцессы и доставить его сюда живым и невредимым?
Ответа не последовало.
— Ну же, давайте! — крикнул Уильям, вспрыгивая на стол.— Я уверен, что среди вас найдутся храбрые парни, которые захотят сделать это, чтобы день рождения принцессы стал по-настоящему замечательным событием. Ну, кто первый?
По-прежнему никакого ответа.
— Вы трусы,— сказал Уильям.
— Это не так! — закричал капитан,— Прошу вас учесть некоторые обстоятельства. Все эти люди бесстрашны и в прошлом совершили много великих подвигов, иначе сегодня они не были бы рыцарями. Они просто, как я уже говорил, давно не практиковались в охоте на драконов. А слово «страх» им неведомо.
— Несомненно,— кивнул Уильям,— впрочем, как и много других слов,— Вот вы,— обратился он к одному из рыцарей.— Каков был ваш последний подвиг?
Рыцарь посмотрел на капитана, потом на Уильяма. Наконец он сказал:
— Однажды я спас пуделя принцессы от огромной и свирепой крысы, сэр, и за это король прямо там, на месте, посвятил меня в рыцари.
— Ясно,— сказал Уильям.— А вы? — спросил он другого рыцаря,— Каков был ваш подвиг?
— Когда однажды у короля внезапно разыгралась подагра, я сопровождал королеву на бал. За это он пожаловал меня в рыцари.
— Понятно,— сказал Уильям.— Ну, а вы? — спросил он еще одного. — Вы когда-нибудь имели дело с драконом?
— Нет, сэр,— ответил рыцарь,— но я поймал мальчишку, который воровал цветы в королевском саду, и за это король посвятил меня в рыцари.
— Маленького мальчика? — спросил Уильям.
— Он был довольно крупным для своего возраста,— возразил рыцарь.
— Это был мой племянник Луи,— уточнил Уильям.— Я припоминаю этот случай. Он всегда был маловат для своего возраста. Ну а кто-нибудь из вас видел дракона? — крикнул он.
Ответа не последовало.
— А вы, капитан? — спросил Уильям.
Капитан опустил глаза и потянулся к кружке.
— Я не должен отвечать, потому что это не ваше дело,— ответил он.
— Значит, здесь никто ничего не знает о драконах и не хочет мне помочь?
Никакого ответа.
— Ну, если так, то все вы трусы, и я сам пойду и поймаю дракона.
Уильям повернулся и вышел из трактира.
В тот же день он вывел из конюшни своего коня, облачился в доспехи, взял меч, щит и поскакал по направлению к горам. Единственным человеком, который всплакнул о нем, была его вдовая тетушка, подруга королевы. Она помахала розовым платочком из окна самой высокой башни дворца, и он тоже в ответ один раз махнул ей рукой, а потом уже не оборачивался. Три дня он пробирался через горы, не встречая ни одного дракона. На четвертый день он выехал в долину. Эта долина была отмечена на карте, которую он захватил с собой, а чуть подальше виднелась надпись:
ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ ДРАКОНЫ
Уильям слез с коня и огляделся. Он долго смотрел по сторонам, но никаких драконов не было видно. Он присел на камень. Через некоторое время Уильям почувствовал, что на него кто-то смотрит.
Он медленно повернул голову.
Из-под куста на него смотрела маленькая ящерица.
— Привет,— сказал Уильям.— Ты не знаешь, есть тут поблизости драконы?
Ящерица продолжала молча смотреть на него. Один раз она лениво моргнула.
— Я вот думаю, а может, ты детеныш дракона? — сказал Уильям.— Пожалуй, я тебя поймаю для тренировки.
Он протянул руки к ящерице.
Ящерица метнулась в сторону.
Тогда, тщательно прицелившись, Уильям бросил в нее свой щит.
Щит вогнутой стороной упал на ящерицу, и она оказалась в ловушке.
Уильям просунул руку и схватил ящерицу. Потом поднял щит.
Маленькая ящерица была вся серебристая, как металл.
— Минуту назад ты была зеленая,— удивился он.
— Это потому, что я сидела под зеленым кустом,— сказала ящерица.
— Ты можешь разговаривать! — воскликнул Уильям.
— Да. Мы, ящерицы, бываем разные,— ответило существо.— Я, например, образованная ящерица. А теперь, если вам не трудно, отпустите меня.
— Ну уж нет,— покачал головой Уильям.— Ты — самое похожее на дракона существо из всех, что мне до сих пор попадались, и я не отпущу тебя, пока не найду что-нибудь получше.
— Это не очень разумно,— сказала ящерица.— А если я на самом деле детеныш дракона и мои родители меня разыскивают?
— Тогда, пожалуй, мне придется и их взять с собой,— вздохнул Уильям.
— Что? — удивилась ящерица.— Ты не похож на юного рыцаря, который стремится прославить свое имя. Зачем тебе нужен дракон?
— Мне-то самому дракон не нужен,— ответил Уильям,— Он нужен моему королю, а я только выполняю приказ.
— А ему он зачем?
— Он хочет устроить представление с фейерверком в день рождения дочери,— объяснил Уильям.
— Странно,— сказала ящерица.
— Я говорил то же самое и повторяю до сих пор,— вздохнул Уильям.— Но меня никто не хочет слушать, и мне приходится делать то, что приказывают, если я хочу остаться на королевской службе, которая в остальном вовсе необременительна.
— Что же, я очень рад, что хоть у кого-то остался здравый смысл,— сказал зверек.— Кстати, меня зовут Белл. Возможно, я смогу тебе помочь.
— Каким образом?
— Перестань так крепко сжимать мои нежные бока и положи меня на камень. Тогда, возможно, я тебе скажу нечто разумное.
— А если ты убежишь?
— Поверь мне на слово. Иначе я ничего не скажу, как бы крепко ты меня ни сжимал.
— Извини,— сказал Уильям.— Я не хотел сделать тебе больно.
— Так-то лучше,— сказал Белл после того, как Уильям опустил его вниз.— Как тебя зовут?
— Уильям.
— Прекрасное имя. Ну, слушай, вот что ты должен сделать...
— Ты стал серым! — воскликнул Уильям.— Как камень!
— Да, в моих жилах течет кровь хамелеона, кровь моих предков по материнской линии. Ну а теперь о наших драконьих делах: мне очень хочется увидеть твоего короля, его двор и ваше королевство. Мне также очень хочется узнать, почему ты забрел в поисках драконов в эту долину?
— А у меня есть карта,— сказал Уильям.— Видишь? «Здесь водятся драконы» — вот что написано про эту долину.
— И кто же составил эту карту?
— Королевский картограф мистер Гибберлинг,— сказал Уильям.
— Ага! Гибберлингова карта! — воскликнул Белл.— Настоящая! Вот что я тебе скажу. Если ты отнесешь меня ко двору и устроишь мне встречу с мистером Гибберлингом, я обещаю тебе настоящего живого дракона по первому требованию.
— Каким образом? — поинтересовался Уильям.
— Это уж мое дело,— уклонился от прямого ответа Белл.— Я делаю тебе предложение. Хочешь — принимай его, не хочешь — не надо.
— А ты уверен, что у тебя получится?
— Да,— ответил Белл.
— Очень хорошо,— сказал Уильям,— Итак, ты мне дракона, когда я попрошу, а я тебе — встречу с мистером Гибберлингом.
— Договорились,— сказал Белл, вспрыгнул в седельную сумку и... сделался коричневым.— Поехали.
Уильям сел на коня, и они поскакали.
День рождения принцессы обещал стать незабываемым праздником. Огромный зал дворца, в котором давались торжественные обеды, дрожал от музыки и танцев. Вино лилось рекой, столы ломились от яств. На огромных подносах лежали целые жареные поросята с яблоками во рту, цыплята в тесте и огромные ростбифы. Собралась вся королевская знать. Дамы были одеты в красное, желтое, голубое, оранжевое, зеленое и фиолетовое. А еще был огромный именинный пирог размером с полтора слона, а на нем — десять свечей, потому что именно столько лет исполнилось принцессе, и чудесные подарки. Словом, здесь было все, что человек может пожелать на день рождения. Кроме одного — фейерверка. Или хотя бы огнедышащего дракона.
— Думаете, он действительно добудет дракона? — спросил первый советник.
— Конечно, нет,— ответил второй.— Ну где же он его достанет? А если даже и достанет, то где он будет его держать?
Капитан Королевской гвардии захохотал.
— Вы, кажется, собирались в одиночку на поиски дракона, а? — сказал он.— И где же он?
Уильям ничего не ответил. Вместо этого он постучал ложечкой по краю бокала, пока в зале не стало тихо. Затем прокашлялся. Было заметно, что он нервничает.
— Э... пришло время для фейерверка,— объявил он всем собравшимся,— в честь десятого дня рождения ее высочества. С днем рождения, принцесса. Это будет незабываемое и весьма необычное представление.
Король засмеялся и захлопал в ладоши.
— Да, да! — закричал он.— Приведи его, Уильям! Приведи его! И чтобы средних размеров и с цветным пламенем, не забудь!
— Слушаюсь, ваше величество,— сказал Уильям, доставая из-под стола маленький сверточек и ставя его на стол перед королем.— Он здесь.
— Однако это очень маленький сверточек,— удивился король.
— Да уж,— подтвердил первый советник.
— Действительно,— согласился второй.
— Очень уж маленький,— сказал третий.
Король развернул сверток. Оттуда выскочил Белл и встал между блюдами.
Три советника рассмеялись. Рыцари захохотали. Они хохотали так сильно, что слезы брызнули из глаз.
— Вот это и есть дракон средних размеров с цветным пламенем? — спрашивали они.— Ха! Ха! Ха! Ха! Ха!
И они смеялись, смеялись и смеялись, пока Белл не встал на свои крошечные задние лапки, не повернулся к Уильяму и спросил:
— Начинать?
— Начинай,— сказал тот.
И тут что-то произошло.
Сначала Белл был цвета дубового стола, но потом вдруг приобрел темный, красно-зеленый цвет и сделался немного больше, чем был. Он открыл рот, и оттуда вылетел маленький язычок пламени. Затем он стал больше свертка, из которого выскочил. Теперь он был в два раза больше, чем минуту назад. Он снова открыл рот, и король отпрыгнул назад от вырвавшегося пламени.
Затем Белл стал ростом с человека, и блюда начали со звоном падать на пол, потому что на столе для них не оставалось места.
А он все рос.
Он рос и рос, пока стол под ним не переломился пополам.
Он продолжал расти, пока не заполнил половину огромного зала. Он открыл пасть и заревел. Пламя вырвалось из окон дворца и осветило двор. Гобелены обуглились. Женщины завизжали и попятились к стенам. Семеро рыцарей упали в обморок, а капитан Королевской гвардии спрятался за троном.
Уильям почувствовал, как что-то топчется по его ногам, и заглянул под то, что осталось от стола. Три первых советника, дрожа, беспорядочно ползали там на четвереньках.
— Ну? — спросил он их.
— Да, это очень хороший дракон,— ответил первый.
— Только он не средних размеров,— сказал с укором второй.
— Нет, это довольно крупный, можно сказать, промышленных размеров дракон, — пробормотал третий.
— Это лучшее, что я смог отыскать за такой короткий срок,— ответил Уильям, улыбаясь.
Король заслонил собой принцессу и встал перед драконом.
— По мне, ты немного великоват,— сказал он.— Пожалуйста, будь поосторожнее с огнем. Здесь дорогие гобелены, и люди, и всякие другие вещи кругом...
Дракон расхохотался. Его никто не поддержал.
— Я — Белкис,— прорычал он,— король драконов! Ты же — всего-навсего человеческий король, поэтому ты не можешь мне приказывать.
— Но я суверенный властелин могучего королевства,— возразил король,— и мое слово — закон. А когда я приказываю, мне всегда подчиняются. Поэтому, пожалуйста, перестань палить гобелены, людей и всякие прочие вещи.
Белкис снова расхохотался, и пламя заплясало под потолком.
— Никто не может приказать Белкису, что ему делать, а чего не делать. Я здесь ради одной-единственной цели. Я хочу познакомиться с твоим королевским картографом, мистером Гибберлингом. Приведи его!
Король попятился.
— Вон он, мистер Гибберлинг. Видишь старика с белой бородой, сидящего у дальнего конца стола, который ты сломал? — сказал он,— Того, что все еще держит в руке бокал.
— Ага! Вот мы и встретились, мистер Гибберлинг! — проворчал Белкис.
Мистер Гибберлинг медленно приподнялся со стула.
— Э-э... я не совсем понимаю...— начал он.
— Так это ты создаешь дурную славу драконам? — загремел Белкис.
— Ч-что вы имеете в виду? — спросил мистер Гибберлинг.
— Твои карты! Твои глупые, противные маленькие карты! — прорычал Белкис, опаляя кончик бороды мистера Гибберлинга.— Здесь водятся драконы! Это же абсурд! Пустая сплетня! Порождение недалекого ума!
— Да! Да! — согласился мистер Гибберлинг, пытаясь затушить вином из бокала свою тлеющую бороду.— Вы совершенно правы! Я всегда чувствовал, что мой ум очень недалек!
— Я хочу, чтобы ты усвоил: последние несколько тысяч лет мы, драконы, предпринимаем огромные усилия, чтобы не попадаться на глаза людям,— сказал Белкис.— Мы пошли даже на то, чтобы принять иные формы — такие, как, например, маленькая ящерица Белл, которую вы видели несколько ранее. Мы не хотим, чтобы люди знали, что мы еще существуем,— иначе они будут вечно докучать нам. Возьмем любого безмозглого юного рыцаря, желающего прославить свое имя: что он сделает первым делом?
— Не знаю,— пожал плечами мистер Гибберлинг.
— А я тебе скажу,— ответил Белкис.— Он направится на поиски дракона, чтобы убить его. Если ему не удастся ни одного найти, тогда, пожалуй, он займется чем-нибудь другим. Возможно, даже чем-то вполне полезным. Но ты со своими картами, переполненными драконами, поддерживаешь жизнь в древних легендах, тогда как мы хотим, чтобы они умерли. Мы хотим, чтобы люди забыли о нас и оставили в покое. Каждый раз, как твоя карта попадает в руки молодому землепашцу, он начинает мечтать о том, чтобы перебраться на другую сторону гор и, убив дракона, стать рыцарем. Какой выбор остается драконам? Либо съесть их всех, либо постараться не замечать их. Но мечтателей слишком много — и большинство из них совершенно невкусные, не говоря уж о том, что почти никогда не моются. Поэтому мы и стараемся не замечать их. Но это не всегда удается, и все по твоей вине. Ты несешь ответственность за сохранение преданий, о которых лучше забыть. И кроме того,— заявил он,— ты очень плохой картограф.
— Мой отец был королевским картографом, а до него — его отец,— обиделся мистер Гибберлинг.
— Что это доказывает? — спросил Белкис.— Ты-то плохой картограф.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну-ка отвечай, что находится за теми горами? — спросил Белкис, указывая вдаль чешуйчатым крылом.
— Драк... О! Я хотел сказать... Другие горы, сэр,— промямлил мистер Гибберлинг.
— Ну признайся! Ты же этого не знаешь! — сказал Белкис.
— Хорошо! Я не знаю! — воскликнул мистер Гибберлинг.
— Отлично,— сказал Белкис,— Это уже кое-что. У тебя есть при себе перо, чернила и пергамент?
— Нет,— ответил мистер Гибберлинг.
— Так ступай за ними! — взревел Белкис.— И быстро возвращайся.
— Слушаюсь, сэр,— сказал мистер Гибберлинг и, наступая на собственный плащ, поспешно засеменил из зала.
— Побыстрей! — гремел Бел кис, изрыгая пламя.— Или я разнесу здесь все по камушку, а тебя вытащу за усы — как крысу из кучи щебня!
Мистер Гибберлинг обернулся за рекордное время. Тем не менее, пока он отсутствовал, Белкис успел проглотить трех жареных поросят и дюжину цыплят в тесте. Сытно отрыгнув после трапезы, он закоптил потолок и обуглил трон.
— Ну, принес? — спросил Белкис.
— Да, да! Вот они! Пожалуйста!
— Очень хорошо. Теперь ты пойдешь со мной.
С этими словами он ухватил когтями мистера Гиббер-линга за плащ и вылетел через большую двойную дверь в конце зала, в которую по торжественным случаям иногда въезжал верхом почетный караул. Он мгновенно набрал большую высоту, и вскоре оба исчезли из виду.
— Интересно, куда он его понес? — спросил третий советник.
— Пожалуй, лучше не думать об этом,— сказал первый.
— Лучше навести здесь порядок,— предложил Уильям.
Они умчались далеко за пределы королевства, и Белкис показал мистеру Гибберлингу, что на земле существуют другие королевства, реки и озера, другие горы и долины, плато и пустыни, порты и пастбища, фермы и пашни, корабли в океане и армии на полях сражений.
И повсюду он говорил: «Ты все это отмечаешь на карте?» И мистер Гибберлинг отвечал: «Да! Да!» И он царапал пером и зарисовывал все то, что на самом деле существовало в тех местах, где он так привык писать «Здесь водятся драконы».
Вернулись они не скоро. Белкис опустил мистера Гиб-берлинга перед дворцом, а сам взлетел на крепостную стену, словно огромная красно-зеленая птица.
— Ты усвоил урок? — спросил он.
— Да. Да, сэр, великий сэр,— дрожал мистер Гибберлинг, изо всех сил прижимая к себе карту, словно пытаясь защититься ею.
— Тогда я тебя оставляю,— сказал Белкис,— и надеюсь, что отныне ты будешь делать хорошие карты. И запомни,— добавил он,— Я хочу, чтобы ты забыл о драконах.
— Да, обещаю вам,— сказал мистер Гибберлинг.— Я все забуду.
— Смотри же у меня,— пригрозил Белкис.— Если что, я все узнаю и вернусь. Тебе не поздоровится.
— Нет, нет, клянусь!
— Тогда прощай.
Белкис раскрыл свои огромные крылья и поднялся в небо. Никто в королевстве больше его не видел. После этой истории король стал больше прислушиваться к Уильяму, и вскоре Уильям стал его первым советником, а его бывший первый советник стал его новым четвертым.
А мистер Гибберлинг начал рисовать красивые карты, на которых было изображено все то, что он увидел: другие королевства, и реки, и озера, и другие горы, и долины, и плато, и пустыни, порты и пастбища, фермы и пашни. Карты получались очень точные, и спустя некоторое время люди перестали бояться драконов и начали перебираться через горы и торговать с людьми в других королевствах, и учиться у них, и приглашать людей из других земель к себе в гости. А еще через некоторое время король вдруг понял, что его королевство не такое уж большое, как он всегда думал, и стал поощрять торговлю, чтобы королевство росло и процветало.
И вот однажды, рассматривая одну из новых карт, король сказал:
— Боже, сколько же на свете морей!
— Да, сэр,— подтвердил Уильям.— Это действительно так.
— Интересно, а что находится за морями? — спросил король.
— Возможно, они простираются до бесконечности,— ответил Уильям.— А может, за ними лежат другие земли.
Король задумался.
— Пойду-ка спрошу у королевского картографа,— сказал он,— мистер Гибберлинг как раз недавно прошел курсы повышения квалификации по картографии.
Король вошел в покои мистера Гибберлинга и спросил его:
— Что лежит за всеми этими морями, которые на твоих картах окружают сушу?
Мистер Гибберлинг почесал бороду, которая уже успела отрасти, и надолго уставился в карту.
Затем он взял перо и размашистым росчерком причудливыми буквами написал по дальнему краю всех вод:
ЗДЕСЬ ВОДЯТСЯ МОРСКИЕ ЗМЕИ
Бизнес Джорджа
Лежа в берлоге, Дарт обвил зеленые с золотом кольца вокруг своих скудных сокровищ. Его сон тревожила череда одинаково вооруженных противников. Поскольку драконьи сны всегда пророческие, он проснулся с содроганием, прокашлялся, чтобы при свете факела осмотреть свое богатство, а затем зевнул и направился по туннелю к выходу, размышляя о силе своих неведомых врагов. Если она окажется слишком велика, то он попросту улетит. Дьявол с этими сокровищами, в конце концов! Не впервой их терять.
Выбравшись из пещеры, Дарт обнаружил одинокого рыцаря в плохо пригнанных доспехах, сидящего на усталой лошади. Похоже, этот рыцарь был изрядным растяпой — он даже не удосужился направить копье в сторону пещеры.
Уверяя себя, что его противник прибыл в одиночку, дракон издал ужасный вопль и пополз к нему навстречу, изрыгая алое пламя из широко раскрытой пасти.
— Стой! — проревел он.— Сейчас я тебя поджарю, словно цыпленка!
Рыцарь расцвел улыбкой.
— Вас-то я и хотел увидеть! — дружески сказал он.— Я хочу...
— И к чему нам начинать эту тягомотину? — вздохнул Дарт.— Вы соображаете, сколько лет уже драконы и рыцари не бились между собой?
— Да, я знаю. Помолчите, ради бога. Я...
— В таких делах кто-то из двоих остается с носом. Обычно, кстати, это касалось вашего брата, рыцаря.
— Знаю, знаю! Вы меня неправильно поняли...
— Я спал и видел драконий сон о молодом человеке по имени Джордж, с которым мне предстоит биться. Вы здорово походите на него, приятель.
— Могу все объяснить. Не так уж я и плох, как выгляжу. Видите ли...
— Ваше имя Джордж?
— Ну да. Но это не должно вас волновать...
— Но это чертовски меня тревожит! Вы жаждете моего сокровища? Оно не стоит этой мороки, можете поверить, приятель.
— Но я приехал вовсе не за вашим сокровищем...
— Что касается дев, то я не крал их уже несколько столетий. Мне с ними не везло. Обычно они оказывались такими старыми и тощими, что никому и в голову не приходило разыскивать их, а тем более платить выкуп.
— Послушайте, вас никто и не обвиняет...
— Что касается скота, то я всегда обхожу его стороной. Я дорожу репутацией, особенно на своей территории...
— Я знаю, что вы не представляете реальной опасности. Это я изучил очень тщательно...
— Ха, и вы думали, что эти жалкие доспехи смогут защитить вас, когда я изрыгну свое самое горячее пламя?
— Дьявол, нет, нет! Не делайте этого, хорошо? Если вы будете так добры...
— И это копье... Вы даже не умеете его толком держать.
Джордж опустил копье.
— Признаю критику,— вздохнул он.— Но имейте в виду, что наконечник смазан самым смертоносным ядом.
— А я о чем толкую? Такой спорт нам, драконам, не нужен.
— Знаю. Но если вы вздумаете изрыгнуть факел, то я все равно успею оцарапать вас отравленным копьем.
— Хм... Глупо нам обоим подыхать этаким дурацким образом, не правда ли?
— Полностью согласен с вашим замечанием.
— Тогда на кой хрен нам с вами драться?
— Да я и не собираюсь драться!
— Хм... Ничего не понимаю. Вы сказали, приятель, что ваше имя Джордж, а у меня намедни был сон...
— Могу все объяснить самым наиподробнейшим образом.
— А отравленное копье?
— Простая самозащита, дабы вас удержать на безопасном расстоянии и в спокойной, дружеской обстановке объяснить мое предложение.
— Что еще за предложение?
— Видите ли, я хочу вас нанять.
— Нанять? Для чего? И главное, чем вы собираетесь расплачиваться?
— Можно я опущу это проклятое копье? У меня аж рука затекла. Не обманете?
— В чем вопрос, приятель! Подходите поближе, не бойтесь. Если разговор пойдет о золоте, то ваша жизнь будет вне опасности, честное драконье!
Джордж со вздохом облегчения опустил копье и отстегнул кошелек от пояса. Запустив в него руку, он достал полную горсть монет и подбросил их в воздух. Они засверкали золотистым светом в лучах утреннего солнца.
— Я весь внимание, приятель. Это хорошая плата.
— Все золото будет ваше, если вы выполните одно небольшое дельце.
— Что за дельце?
Джордж ссыпал монеты назад в кошелек, а затем указал рукой в сторону холмов:
— Видите там, вдали, замок?
— Я летал над ним много раз.
— В западной башне находится комната Розалинды, дочери барона Маурайса. Она очень дорога моему сердцу, и я хочу на ней жениться.
— Здесь есть проблема?
— Да. Видите ли, ей нравятся большие мужчины варварского типа —увы, я к ним не принадлежу. Короче, она меня не любит.
— Да, здесь действительно есть проблема.
— Итак, я вам плачу, а вы совершаете налет на замок, похищаете Розалинду, приносите ее в некоторое удобное, изолированное место и поджидаете меня. Через некоторое время приезжаю я, и мы изображаем ужасную схватку. Я побеждаю, вы улетаете, а Розалинда отправляется в родной замок на моем коне. Ясное дело, я становлюсь героем в ее глазах и перемещаюсь в списке соискателей ее руки с шестого места на первое. Как вам нравится мой план?
Дарт выдохнул длинную струю едкого дыма.
— Приятель, я не очень-то люблю ваш людской род, не говоря уж о рыцарях с отравленными копьями. Не знаю даже, зачем я это говорю. Ладно, не берите в голову. Конечно, я запросто справлюсь с этим дельцем. Но послушайтесь драконьего совета. На кой ляд вам все это надо? Ну, завоюете вы свою деву, и что будет дальше? Она вами повосхищается денек-другой, а затем вы однажды обнаружите ее в постели с одним из тех варваров, которые ей так нравятся. Вам останется либо каждый раз вызывать обидчиков на поединок, либо плюнуть на все и носить рога.
Джордж улыбнулся:
— Чихать я хочу на то, как она будет развлекаться. Я сам заимею подружку в городе, и не одну.
Глаза Дарта расширились.
— Что-то я не понимаю...
— Все очень просто. Розалинда — единственный отпрыск старого барона, а тот вот-вот протянет ноги. А вы думали, как еще могла эта девушка заиметь сразу шестерых поклонников? Стал бы я рисковать шеей ради какой-нибудь бедной красотки.
— Понимаю,— кивнул с уважением Дарт.— Алчность — это святое чувство, здесь и говорить не о чем.
— Э-э... Я предпочитаю называть это браком по расчету.
— В таком случае забудьте мои простодушные советы и давайте перейдем к делу. Гоните золото, и я сделаю все как полагается.
Дарт вытянул одно из своих переливающихся крыльев в сторону запада.
— Я знаю в тех местах одну подходящую равнину. Она находится достаточно далеко от моей пещеры и годится для нашей схватки. Но, чур, золото вперед.
— Хм... давайте сделаем так: половину я плачу сейчас, половину — после моей «славной победы».
— Годится. Бросьте денежки во время нашей «схватки», и я вернусь за ними после того, как вы уедете со своей девой. Обжулите — я повторю спектакль, но кончится он иначе.
— Эта мысль мне уже самому приходила в голову. Давайте теперь попрактикуемся в схватке, чтобы со стороны она выглядела вполне реалистично. Сначала я брошусь на вас с копьем наперевес, причем с противоположной от Розалинды стороны. Вы поднимете крыло, словно оно ранено, выхватите оружие из моей руки и завопите, словно вас зарезали. Затем выдохнете немного пламени и побольше дыма.
— Хм... Прежде я хотел бы убедиться, что вы очистили наконечник копья, приятель.
— Сейчас. Но это еще не все. Когда вы отбросите мое копье прочь, я соскочу с коня и брошусь на вас с мечом в руке.
— Еще чего! — обеспокоенно возразил дракон.
— Не беспокойтесь, я ударю вас плоской стороной клинка, только и всего. Вы, ясное дело, заревете во всю глотку и улетите.
— М-да... А насколько острым будет ваш меч? — с подозрением спросил Дарт.
— Чертовски тупым! Последний раз этот меч точил еще мой дед, да и то когда был мальчишкой.
— Годится. И вы бросите денежки во время нашей битвы?
— Конечно. Как насчет воплей?
— Запросто. Еще я могу принести под крылом несколько кистей красных ягод. Я раздавлю их, когда дело подойдет к концу.
— Отличная идея! — просиял Джордж.— А теперь приступим к репетиции.
— Ладно, только не бейте очень сильно...
После полудня Розалинда была похищена из замка. Дракон, оглушительно ревя, проломил хвостом стену и унес деву в сторону гор. Случайно проезжавший в это время мимо замка соискатель номер шесть поклонился старому барону, который стоял на балконе, ломая руки от отчаяния, и крикнул:
— Ничего не бойтесь! Я спасу прекрасную Розалинду! Ух, что я сделаю с этим драконом...
Прискакав в долину, Джордж увидел дрожащую от страха деву, прижавшуюся к скале. Ее охранял Дарт, эффектно изрыгающий длинные струи огня и дыма. Опустив копье, рыцарь грозно крикнул:
— Оставь в покое эту деву и посмотри в глаза своей смерти!
Дарт издал ужасающий звук и пошел на противника, низко наклонив голову и разинув пасть. Джордж с воинственным кличем понесся вперед. Копье вылетело из его руки, и дракон покатился по земле, изрыгая огонь. Красные пятна расползлись под его «раненым» крылом. Розалинда стояла, вытаращив глаза и раскрыв от изумления рот.
Джордж показал себя молодцом. Соскочив с коня, он выхватил меч и бросился на противника, нанося удар за ударом — так, чтобы дочь барона не смогла толком ничего разглядеть.
— Вот тебе, вот! — мужественно кричал он.
Чудовище живо вскочило на ноги и взмыло в воздух, роняя на землю красные капли.
Дарт сделал круг над долиной, жалобно вопя, а затем, тяжело махая крыльями, улетел в сторону гор и вскоре скрылся за их вершинами.
— О Джордж! — восторженно закричала Розалинда и бросилась в его объятия.— О Джордж...
Он пылко прижал деву к себе.
— Я отвезу вас домой,— сказал он.
Вечером, пересчитывая золото, Дарт услышал стук копыт двух лошадей, приближавшихся к пещере. Дракон выскочил наружу и осмотрелся.
Джордж, восседавший на белом жеребце, не спеша трусил по ущелью, ведя под уздцы серую лошадь. На ней серебристым мешком висели роскошные доспехи. Вид у рыцаря на этот раз был весьма унылым.
— Добрый вечер,— озадаченно ответил Дарт.— Что вас привело к моему жилищу, да еще так быстро?
— Увы, дела повернулись совсем не так, как я надеялся.
— Ха, я же предупреждал, что все надо было как следует обмозговать. Удача — капризная штука. Золото...
— О, дело не в деньгах! Я возместил свои затраты и даже получил немало сверх того. Но это все. Я ни с чем уехал из замка, хотя мы с вами и показали отличное шоу...
— Как же так?
— Оказалось, что Розалинда сегодня утром вышла замуж за одного из своих поклонников-варваров. Вы выкрали ее из часовни уже после завершения обряда бракосочетания.
— Ужасно извиняюсь,— смущенно сказал дракон.
— К тому же при вашем появлении ее папаша с перепугу отдал богу душу. Мой главный конкурент теперь стал новым бароном. На радостях он облобызал меня, одарил еще одной лошадью и доспехами, а также провозгласил Убийцей Драконов. Затем загоготал и намекнул, что моя новая репутация настоятельно зовет меня в путь, к дальнейшим подвигам. Еще хуже, что Розалинда теперь смотрит на меня как на героя и ни о чем, кроме драконов, разговаривать не желает.
— Э-эх... Похоже, мы перестарались.
— Увы, увы. Я приехал, чтобы еще раз поблагодарить вас и рассказать, как дурно обернулось наше дело. Идея
была неплоха, но...
— Ну кто же мог предвидеть, что этой старой деве именно сегодня вздумается пойти под венец? — сочувственно сказал дракон.— Мы здесь ни при чем. По-моему, мы ловко изобразили «смертельную схватку».
— Да, вы были очень эффектны в своей роли.
— Я вот о чем думаю... Не хотите ли вернуть свои денежки обратно?
Джордж в изумлении уставился на дракона.
— Вы готовы расстаться с частью вашего золота?
— Эх, приятель, вы разбередили мою драконью душу. Ваша идея была просто замечательна, и только случайность помешала вам прибрать к рукам золо... То есть, я хотел сказать, завоевать сердце вашей дамы.
— Боюсь, что не совсем понимаю вас.
— Одним словом, в нашем драконьем племени есть одна приятная во всех отношениях леди, к которой я не раз безуспешно сватался. Улавливаете сходство?
— Понимаю. У нее в пещере хранится большое сокровище?
— Еще какое, приятель!
— Она тоже стара?
— Хм... Среди нас, драконов, плюс-минус несколько столетий не имеют большого значения. Но у нее хватает поклонников, и она, увы, отдает им предпочтение.
— A-а, я начинаю понимать, в чем тут штука. Поутру вы дали мне ценный совет, и я хочу отплатить вам тем же. Вот что я хочу сказать: есть вещи ценнее, чем сокровища.
— Назовите хоть одно!
— Собственная жизнь,— объяснил Джордж — Второй раз наш спектакль может не получиться по очень простой причине: ваша подруга успеет разорвать меня в клочки, прежде чем вы появитесь в роли спасителя своей дамы сердца.
— Не беспокойтесь, приятель, она слишком застенчива, чтобы глотать вас так, сразу. И потом, я подоспею вовремя. Спрячусь на вершине соседнего холма и по вашему сигналу ринусь в «бой». Ясное дело, что на этот раз «победителем» буду я. Мы сделаем так...
Джордж сидел на белом скакуне и нетерпеливо поглядывал то в сторону входа в пещеру, то на вершину высокого холма, стоявшего на краю долины. Вскоре в воздухе промелькнула гигантская тень, а еще через минуту из-за холма показалось знакомое золотисто-зеленое крыло.
Джордж опустил забрало, наклонил копье и неспешно поехал вперед. Подъехав к пещере, он привстал в стременах и закричал:
— Я знаю, что вы прячетесь здесь, Мегтаг! Я пришел убить вас и забрать ваше сокровище! Вы — исчадие ада! Пожираете детей! Настал ваш последний час!
Из темного чрева пещеры показалась ужасная блестящая голова с ледяными зелеными глазами. Раскрыв пасть, Мегтаг выдохнула длинную струю алого пламени. Камни на склоне мгновенно оплавились.
Джордж икнул и немедленно остановил коня. Чудовище оказалось раза в два больше, чем Дарт, и, похоже, не страдало особой застенчивостью. Дракониха и не думала спасаться бегством. Ее чешуя звенела, как стальная кольчуга, а зубы сверкали, словно ятаганы.
— Э-э... прошу прощения,— пробормотал не на шутку перепугавшийся рыцарь.— Возможно, я несколько преувеличил... ну, насчет детей...
Тяжело переваливаясь на столбообразных лапах, чудовище ринулось на него, изрыгая пламя и дым.
Перепуганный конь поднялся на дыбы. Джордж едва не упал, но в этот момент в воздухе раздался шум огромных крыльев и незадачливый всадник взмыл в небо, подхваченный когтями Дарта. Джордж успел увидеть, как его конь понесся вдоль долины, спасаясь бегством, а затем закрыл от страха глаза.
Он очнулся, сидя на вершине холма. Рядом сидел Дарт и тяжело вздыхал.
— Что случилось? — пробормотал Джордж.
— Я едва успел спасти вас, приятель,— грустно ответил Дарт, выдохнув едкую струю дыма.— Мне и в голову не могло прийти, что в пещере этой старой дуры уже поселился один из ее давних воздыхателей... Короче, вас едва не проглотил Пелладон.
— Замечательно! Неужто нельзя было проверить это с самого начала?
— Прошу прощения,— еще раз вздохнул Дарт.— Мне показалось, что она еще не выбрала себе кавалера по вкусу... Э-эх, какое у нее сокровище! Если бы вы видели его, тоже потеряли бы покой...
— Займитесь лучше моей лошадью,— с иронией ответил Джордж.— Мне она еще пригодится.
Они сидели перед входом в пещеру Дарта и выпивали.
— Где вы раздобыли целую бочку вина? — спросил Джордж.
— Поднял с затонувшей в реке баржи. Это мое любимое занятие. Я собрал такой винный погреб, приятель...
— Вижу. Не так уж вы и бедны, мой дорогой Дарт. Мы можем теперь хоть каждый день надираться до чертиков.
— Спасибо за предложение, но у меня другие мысли бродят в голове. Нам дважды не повезло, Джордж, но вы показали себя замечательным актером.
— Благодарю. Вы тоже дракон не промах.
— Я тут пораскинул мозгами и вот что придумал. Почему бы вам не отправиться в длительное турне? Выберите города и поселки, где нет своих, доморощенных героев, и займитесь бизнесом.
— Каким?
— Для начала покажете всем и каждому свою грамоту первоклассного победителя драконов. Прихвастнете малость, описывая свои подвиги, а сами потихоньку составите карту с указанием городов и подходящих мест для поединков. Затем вернетесь в мою пещеру.
— Продолжайте,— заинтересовался Джордж, разом протрезвев,— Вам еще налить?
— Конечно. Хотя лучше я буду прикладываться к бочке. Итак, спустя некоторое время над одним из этих несчастных городов появится страшный дракон.
— Шестьдесят четыре процента гонорара — мои.
— Хорошая цифра,— благодушно заметил Дарт, — но я предлагаю ее улучшить.
— Тогда пятьдесят пять на сорок пять.
— Уже теплее. Но еще справедливей будет делить поровну. Как-никак удары буду получать я один.
— Хм... согласен. Выпьем за наш новый бизнес!
— Отлично! К чему двум приятелям торговаться из-за каких-то пустяков?
Они прикончили бочку с вином. Растянувшись на каменистой почве, дракон распустил свои золотисто-зеленые кольца и задумчиво произнес:
— Теперь я понимаю, почему во сне мне пришлось сражаться с чередой рыцарей, как две капли воды походивших на тебя, Джордж. Ты малый не промах!
Конец поисков
Дело было сделано. И сделано хорошо, я мог бы добавить.
Принцесса лежала мертвой на полу пещеры, среди разбросанных костей героев, кудесников, принцев, принцесс, гномов, эльфов и обломков девяти мечей, предназначенных для защиты царства добра и радости, которое я разрушил до того, как его почки смогли бы распуститься.
Я потрогал языком клыки и ощутил жгучий вкус.
Последний герой, изогнувшись немыслимым образом, лежал в углу. Его волшебный клинок был изломан. Это был десятый и последний из числа выкованных столетия назад Силами Света для того, чтобы сразиться с моим хозяином и теми, кто, как и я, служит ему. Какое наслаждение! Кольцо, которое я стерегу, лежит в драгоценной шкатулке в нише за моей спиной.
Останки их верного товарища — Гнома — также разбросаны повсюду. Я могу видеть маленькую руку, которая все еще держит топор. Неужели он действительно думал, что может причинить мне вред своим жалким оружием?
Только старый кудесник еще с трудом дышит. Но я сломал его посох и рассеял его мощь на путях темноты. Я подарил ему несколько мгновений жизни, с тем чтобы посмеяться над ним и увидеть, как он проклинает силы, которым служил.
— Ты слышишь меня, Лортан? — спросил я.
— Да, Бактор,— ответил он оттуда, где упал.
Он сидел прислонившись к стене, неестественно вывернув ноги.
— Почему я еще жив?
— Для последней забавы, носитель Света. Если ты проклянешь все хорошее и прекрасное, правдивое и благородное, я подарю тебе быструю смерть.
— Не надо,— ответил он.
— Почему нет? Ты проиграл, так же как и те девять перед тобой. Ты — последний. Все кончено. Хорошие парни проиграли бой со счетом десять—ноль.
Он не ответил, и я стал дразнить его дальше:
— И ваш герой — Эрик Толстая Мышца, или как там вы его называете,— даже не коснулся меня своим оружием. Последний из вас нанес мне хороший удар по плечу перед тем, как я уничтожил его.
— Мы были самыми слабыми из всех, с кем ты сталкивался? — спросил он.
— Я бы так не сказал. Но уж точно не из самых сильных.
— Сделай одолжение старому побежденному человеку и ответь мне. Кто был лучшим?
Я хохотнул.
— Легче легкого. Глорин из Второго Королевства. Он был так близок к тому, чтобы убить меня, — просто прелесть. Его меч падал, как молния с небес. Мускулы на его руках ходили, как морской прилив. Он лоснился от пота, вызванного напряжением. Он ругал меня так выразительно, что это звучало как стихи. Я был пригвожден к месту. Едва-едва я остановил его, и для этого потребовалось скорее все мое волшебство, нежели сила моего тела. Воистину именно Глорин и его меч Даммерунг были величайшими моими соперниками.
— Итак, бедный Эрик не смог сделать подобного.
— Да, и ни один из тех, с кем я сталкивался. И теперь царствование моего господина Глойма никогда не окончится, так как Тьма победила Свет. Больше некому выступить против нас.
— Среди тех мечей, что я вижу на полу, покажи мне, который Даммерунг. И где лежат кости Глорина — я хотел бы увидеть, где погибла наша величайшая надежда.
— Ты слишком много говоришь, старина. Пора кончать разговоры.
— Но я вижу только девять рукояток среди обломков.
Я протянул свои лапы и поднялся, чтобы поразить его.
Но он удержал меня — не магией, а простым словом:
— Ты еще не победил.
— Как ты можешь говорить это, когда ты последний?
— Ты лжешь,— продолжал он,— когда говоришь, что царствование твоего господина никогда не кончится, потому что Тьма победила Свет. Ты не видишь своей собственной слабости.
— У меня нет слабости, кудесник.
Сквозь сумрак я разглядел его улыбку.
— Хорошо,— сказал я.— Тебе не нужно проклинать великодушие, истину, красоту и благородство, чтобы заслужить быструю смерть. Скажи только, что за слабость ты видишь у меня.
— Я всегда рассматривал преимущества быстрой смерти в числе стоящих на последнем месте,— ответил он.
— Расскажи мне, как я могу защититься.
Дерзкий старик имел наглость рассмеяться. Я решил, что его смерть будет долгой и мучительной.
— Я скажу тебе, и ты уже не сможешь защититься от этого. Я теперь вижу, что ты умрешь, когда узнаешь любовь.
Я топнул ногой и взревел:
— Любовь? Любовь? Твой ум так же поврежден, как и твое тело, чтобы обвинить меня в подобных непристойностях! Любовь!
Мой хохот огласил пещеру, когда я обезглавил его и покатил его голову назад к проходу. Мои бока болели от смеха.
Через некоторое время я взял чью-то ногу и начал жевать ее. Довольно жесткая. Должно быть, героя.
Мой господин Глойм, нынешний и будущий повелитель мира, вошел вечером, чтобы похвалить мою работу и поздравить с хорошо проведенными столетиями. В награду за мою честную службу он дал мне искусно обработанный слиток золота с моим именем, выгравированным на нем.
— Мой милый Бактор,— спросил он через некоторое время,— как могло случиться, что я вижу остатки оружия только девяти рыцарей Света, хотя все десять погибли?
Я рассмеялся:
— Здесь только девять. Десятый вон там, в коридоре. Этот герой явился иначе, нежели остальные, и я остановил его там. Он был очень искусным.
— Я желаю увидеть это сам.
— Конечно, господин. Следуйте за мной.
Я показал ему путь. Я слышал, как он издал вздох, когда мы остановились перед нишей.
— Он цел! — прошипел он.— Мужчина не убит, и клинок не сломан!
Я снова засмеялся:
— Но он безвреден, господин. Отныне и навеки. Его одного я остановил скорее волшебством, нежели мощью своего тела. При случае я прихожу сюда, чтобы любоваться им. Он был лучшим. Он был очень близок к тому, чтобы победить меня.
— Глупец! — воскликнул Глойм.— Заклинание может быть снято! И я вижу, что это Глорин со своим Даммерунгом! Мы должны покончить с ними сейчас, чтобы завершить нашу победу!
Он потянулся за волшебной палочкой в сумке на поясе.
Я снова повернулся и увидел острие клинка, который я остановил в дюйме от своей груди, когда мое заклинание заморозило все движение и превратило героя в статую навсегда отложенного правосудия и наказания. Лезвие Даммерунга было тоньше листа, острие его — свидетельство того, как близко может материя подойти к бесконечности...
Я услышал моего господина:
— Уходи прочь, Бактор.
И я услышал другой голос, свой собственный, который произносил слова, разрушающие заклинание. Восхитительный удар был завершен после тысячелетней паузы.
Затем меч выскользнул из меня с фонтаном моих жизненных соков, и я повалился назад.
И когда этот прекрасный клинок, лишивший меня жизни, медленно покидающей тело, обратился против Глойма, я бросил взгляд на его владельца, на белизну его красивого лица, его суровую улыбку.
Стальная Леди
Смачно выругавшись, Кора взмахнул мечом и поразил свою противницу. Его выпуклые грудные доспехи скрывали достоинства, которых под ними не было.
В следующий миг на него напали справа и слева. Начав свою боевую песню, он отразил атаку слева, нанес удар направо, снова парировал слева, поразил врага, отбил выпад справа и нанес ответный удар. Обе воительницы упали.
— Отлично сработано, сестра! — прокричала Эдвина, стареющая амазонка, вооруженная боевым топором и сражавшаяся в десяти футах от него.
Высокая похвала, полученная от ветерана!
Улыбаясь, Кора готовился к новому поединку и вспоминал времена, когда он был Кораком, поваром,— несколько месяцев назад. Тогда у него была мечта, теперь она осуществилась.
Он хотел стать великим воином, крушить врага на поле боя, чтобы его имя прославляли в песнях. Как долго он тренировался с мечом!.. Пока не понял, что нужно еще учиться ходить и говорить — и тщательно бриться каждый день,— если надеешься когда-нибудь реализовать свою мечту. Так он и поступил. И вот Корак исчез, а через несколько недель появилась Кора. Родилась легенда. Прошло всего три или четыре месяца с начала кампании, а он уже был не только принят как равная среди равных, но и получил известность — теперь его называли Кора, Стальная Леди.
Однако о нем прослышал враг, и теперь все стремились отсечь ему голову и покрыть себя славой.
Испарина выступила у него на лбу, когда в атаку пошли пять воительниц одновременно. С первой он покончил сразу, сделав неожиданный выпад. Остальные — они поняли, что следует соблюдать осторожность, — теперь наступали не столь стремительно, надеясь измотать его. К тому моменту, когда он разобрался со второй, заболели руки. Его боевая песнь смолкла, когда он заколол третью противницу, но получил глубокую рану на бедре. Он пошатнулся.
— Мужайся, сестра! — закричала Эдвина, прорубаясь к нему на помощь.
Он с трудом отражал удары ближайшего противника, когда Эдвина скрестила свой меч с четвертым врагом.
Наконец он опустился на одно колено, зная, что не сможет отразить следующий выпад.
В самый последний момент сверкнул топор, и голова его последней противницы покатилась в ту сторону, куда отступали ее сестры.
— Отдыхай! — приказала Эдвина, заняв оборонительную позицию рядом с ним.— Они бегут! Победа за нами!
Он лежал на холодной земле, зажимая рану на бедре и наблюдая за расстроенными рядами врага. Ему очень хотелось не потерять сознание.
— Хорошо...— промолвил он.
Еще никогда Кора не был так близок к смерти.
Через некоторое время Эдвина помогла ему подняться на ноги.
— Ты прекрасно сражалась, Стальная Леди,— сказала она.— Обопрись на меня. Я помогу тебе добраться до лагеря.
В палатке Эдвины с него сняли доспехи и промыли рану.
— Все заживет, не оставив даже следа,— пообещала Эдвина.— Очень скоро ты будешь как новенькая.
Однако рана оказалась большой. Эдвина отодвинула в сторону набедренную повязку, чтобы обработать ее как следует. И вскрикнула.
— Да,— сказал он.— Теперь ты знаешь мою тайну. У меня была единственная возможность прославиться — показать всем, что я могу сражаться не хуже или даже лучше, чем женщина.
— Должна признать, что тебе это удалось,— нехотя кивнула Эдвина.— Я помню, как ты ловко орудовал мечом в Олорате, Танквее и Порде. Ты мужчина необычный. Я уважаю тебя за то, что ты сделал.
— Значит, ты поможешь сохранить мне мою тайну? — спросил он,— Разрешишь завершить эту кампанию? Чтобы я показал, на что способен мужчина.
Эдвина изучающе посмотрела на него, погладила по заду и улыбнулась.
— Что-нибудь придумаем! — заявила она.
Девушка и чудовище
Великое волнение завладело умами, ибо вновь пришла пора решать. Старейшины проголосовали за жертвоприношение, несмотря на протесты самого старшего, Риллика.
— Нам нельзя сдаваться! — твердил он.
Но ему не ответили, и молодую девственницу отвели в пещеру дымов и накормили сонными листьями.
— Так не должно быть,— упорствовал Риллик.— Это неправильно.
— Так было всегда,— возражали ему, бросая озабоченные взгляды туда, где солнце лило утренний свет.
А по густому лесу уже приближался бог.
— Нам пора уходить.
— Но почему не остаться хоть раз? Не посмотреть, что будет делать бог-чудовище?
— Довольно богохульствований! Идем!
— С каждым годом нас все меньше,— втолковывал, плетясь следом, Риллик,— Однажды нам просто некого будет приносить в жертву.
— Тогда мы умрем,— ответили остальные.
— Так зачем же откладывать? — взвыл он.— Давайте примем бой сейчас, пока у нас есть еще силы!
Но они качали головами с возрастающей век от века безропотностью. Все чтили возраст Риллика, однако не разделяли его мнения. Лишь последний взгляд, украдкой, бросили они назад на закованного в латы бога, со смертоносным копьем восседающего на коне в золоченой сбруе. Там, где рождались дымы, забила хвостом юная девушка, закатывая дикие глаза под прекрасные бровные пластины. Она почувствовала божественное присутствие и издала протяжный рев.
Подойдя к лесу, Риллик остановился, поднял чешуйчатую лапу, пытаясь сформулировать мысль, и наконец заговорил:
— Мне кажется,— сказал он,— что в памяти моей живут иные времена, когда все было по-другому.
Но не пророк
Старый человек сошел с горы, неся ящик под мышкой, и зашагал по тропинке, ведущей к морю. Остановившись, он оперся на посох и стал наблюдать за группой молодых людей, которые были заняты тем, что поджигали дом своего соседа.
— Скажи мне, человек,— спросил старик, обращаясь к одному из молодых людей,— почему вы поджигаете этот дом? Судя по доносящимся до меня крикам и лаю, там находятся ваш сосед, его жена и дети, а также собака.
— Как же нам не поджигать этот дом? — ответил человек.— Наш сосед — чужеземец, он пришел из мест, что расположены по другую сторону пустыни. И он выглядит иначе, чем мы. И его жена красивее наших жен и говорит не совсем так, как у нас принято. И его собака не похожа на наших и лает по-ненашенски. И их дети способней наших оболтусов и говорят немного иначе, чем следует говорить.
— Понимаю,— сказал старик и продолжил путь.
На перекрестке дорог он подошел к нищему. Костыль его висел высоко на дереве. Старик ударил посохом несколько раз по стволу, и костыль упал на землю. Тогда старик возвратил его нищему и спросил:
— Скажи мне, брат, как твой костыль оказался на дереве?
— Ребятня забросила его туда,— ответил нищий и протянул руку за милостыней.
— Зачем же они сделали это?
— Им было скучно. Они изводили родителей вопросом: «Чем нам заняться?» Тогда один из старших сказал: «Идите и поиграйте с нищим на перекрестке».
— Такие игры бывают довольно злыми,— заметил старик.
— Ваша правда,— ответил нищий,— но, к счастью, некоторые из парней, что постарше, поймали проходившую мимо девушку и ушли в поле, чтобы позабавиться с ней.
Слышите ее крики? Они, конечно, уже не такие громкие, как час назад. Будь я молодым и здоровым, то непременно присоединился бы к этой игре!
— Понимаю,— сказал старик и пошел прочь.
— Эй-эй, а милостыню? Неужто в вашем ящике не найдется немного подаяния для меня, хромого калеки?
— Если хотите, можете получить мое благословение,— ответил старик.— Но денег в этом ящике нет.
— Мне наплевать на твое благословение, старый козел! Разве им пообедаешь? Дай мне денег или еды!
— Увы, мне нечего тебе дать.
— Тогда будь проклят! Чтобы все на свете несчастья обрушились на твою седую голову!
Старик продолжил свой путь к морю. Некоторое время спустя он подошел к двум мужчинам, копавшим яму в песке. Рядом лежал третий, мертвый.
— Таков ваш обряд похорон умершего? — спросил старик.
— Да,— ответил один из мужчин, вытирая пот со лба.— Особенно если вы сами убили его и пытаетесь побыстрее упрятать концы в воду.
— Вы убили этого несчастного? За что?
— Почти ни за что, это и обидно! Куда справедливее было бы, если бы кошелек этого путника был полон золотых монет. Увы, злая судьба посмеялась над нами — там оказалось лишь немного мелочи.
— Судя по одежде, он был беден.
— Да, и теперь мы избавили его от последних хлопот. Ему-то нынче хорошо, а нам что делать?
— Эй, старик, а что ты прячешь в своем ящике? — подозрительно спросил второй убийца.
— Ничего, что могло бы иметь какую-нибудь цену. Я хочу бросить его в море.
— Дай сначала в него заглянуть.
— Нельзя.
— Мы сами решаем, что можно, а что нельзя.
— Этот ящик нельзя открывать!
Они приблизились к старику с двух сторон.
— Отдай ящик!
— Нет.
Один из убийц ударил старика камнем по голове, а второй тем временем выхватил у него ящик.
— Так-то лучше,— сказал первый убийца.— А теперь позволь нам поглядеть, что ты хочешь выбросить в море.
— Предупреждаю вас,— сказал старик, с трудом поднимаясь на ноги.— Если вы откроете этот ящик, то совершите ужасный поступок, который уже никогда нельзя будет исправить.
— Мы сами разберемся, что к чему.
Убийцы хотели было разрезать веревку, которая плотно стягивала крышку, но старик взмолился:
— Подождите немного! Сначала я расскажу немного об этой вещи.
Оба мужчины переглянулись и кивнули:
— Хорошо, рассказывай.
— Это — ящик Пандоры. В нем спрятаны все несчастья, которые только можно себе представить. Пандора, жена Эпиметея, однажды уже выпустила многие из них на Землю.
— Ха. Похоже на глупую выдумку.
— Мне сказали об этом боги и велели бросить ящик в море. В нем осталось еще одно несчастье, хуже всех остальных, вместе взятых.
— Ха!
Убийцы разрезали веревку и открыли крышку. Золотое сияние вырвалось наружу. Словно фонтан, оно взмыло в воздух, и изнутри его послышался восторженный крик:
— Свобода! Наконец, после всех этих веков заточения, я вновь стала свободной!
Убийцы озадаченно переглянулись.
— Кто ты, о прелестное существо? — спросил один из них.— И почему ты вызываешь у меня такие странные ощущения?
— Меня зовут Надежда,— ответило невидимое существо из глубины золотого сияния.— Теперь я отправлюсь путешествовать по Земле и во всех ее мрачных уголках буду внушать людям чувство, что они могут стать лучше, чем есть.
Золотое сияние поднялось еще выше и отправилось на поиски самых мрачных мест на Земле.
Оба убийцы повернулись к старику и увидели, что тот изменился. Его борода исчезла, и он превратился в могучего молодого мужчину. Две змеи обвивали его посох.
— Даже боги не могли предотвратить этого,— сказал он с горечью,— Вы навлекли несчастье на себя своими же руками. Вспомните об этом, когда светлая Надежда обратится в прах в ваших руках.
— Нет,— сказали они,— видишь, в нашу сторону идет еще один путник? Мы можем опустошить его кошелек и возместить наши потери за этот день.
— Глупцы! — сказал молодой человек и, повернувшись, быстро зашагал назад в горы. Проходя мимо Геркулеса, он по-дружески приветствовал его, но предупреждать не стал. Он не хотел лишать двух преступников надежды.
