16
Задним умом все крепки. Когда приземлилась первая тарелка, угрозу можно было устранить одной бомбой. Когда Старик, Мэри и я проводили разведку в районе Гриннелла, мы сами могли бы уничтожить всех паразитов, если бы только знали, где их искать.
Если бы режим «Голая спина» ввели хотя бы к концу первой недели, одного этого оказалось бы достаточно, чтобы справиться с захватчиками. А так мы быстро поняли, что в качестве наступательной меры режим себя не оправдал. Как способ обороны он был полезен: незараженные районы, во всяком случае, такими и оставались. В отдельных случаях мы даже добились успехов в наступлении: удалось очистить зараженные, но не захваченные полностью города. Вашингтон, например, и Нью-Филадельфию. Нью-Бруклин, где я мог указать конкретные адреса. Все восточное побережье на карте стало зеленым.
Но по мере поступления информации из центральных районов в середине карты расползалось большое красное пятно. Теперь, когда настенную карту с булавками заменила огромная, с масштабом десять миль на дюйм, электронная панель во всю стену конференц-зала, сердце страны горело ярким рубиновым огнем. Панель, разумеется, только дублировала сигналы из военного ведомства; оригинал находился на одном из подземных ярусов Нового Пентагона.
Страна разделилась на две части, словно какой-то гигант пролил на равнинные области в центре красную краску. По краям захваченной паразитами полосы шли две янтарные ленты — только там на самом деле велись активные действия: в местах, где в пределах прямой видимости был возможен прием стереопередач как вражеских станций, так и тех, что еще оставались в руках свободных людей. Одна начиналась неподалеку от Миннеаполиса, огибала с запада Чикаго и с востока Сент-Луис, а дальше змеилась через Теннеси и Алабаму к Мексиканскому заливу. Вторая тянулась через Великие равнины и заканчивалась у Корпус-Кристи. Эль-Пасо находился в центре еще одной красной зоны, не соединенной с основной.
Я сидел один и пытался представить себе, что происходит в этих пограничных районах. Президент отправился на встречу Кабинета министров и взял с собой Старика. Рекстон со своими чинами отбыл чуть раньше. Я остался ждать, просто потому, что шататься без дела по Белому дому как-то не тянуло. Сидел и с волнением глядел на панель-карту, где янтарные огни то и дело сменялись красными и, гораздо реже, красные — зелеными или янтарными.
Мне очень хотелось знать, как посетитель без официального статуса может получить в Белом доме завтрак. Встал я в четыре утра, но с тех пор только выпил чашечку кофе, приготовленного камердинером Президента. Еще больше хотелось в туалет. Наконец я не выдержал и начал пробовать двери.
Первые две оказались запертыми, но третья вела как раз туда, куда нужно. Поскольку таблички «Исключительно для Президента» там не было, я решил воспользоваться.
Когда я вернулся, в зале меня ждала Мэри.
Я захлопал глазами.
— Я думал, ты с Президентом.
— Меня вытурили,— сказала она, улыбнувшись,— Там пока Старик.
Я решился.
— Знаешь, я давно хотел поговорить с тобой, но до сих пор все не удавалось. Похоже, я... э-э-э... Короче говоря, мне не следовало... Я имею в виду, что Старик сказал...— Я умолк, обнаружив, что здание тщательно отрепетированной речи лежит в руинах, и наконец выдавил: — В общем, я был не прав.
Она тронула меня за руку.
— Сэм. Ну что ты, успокойся. Из того, что ты знал, выводы у тебя сложились вполне логичные. Но для меня самое главное, что ты сделал это ради меня. Остальное не имеет значения, и я счастлива, что у нас все по-старому.
— Э-э-э... Только не будь такой благородной и всепрощающей. Это невыносимо.
Она весело улыбнулась, но эта улыбка показалась мне уже не такой мягкой, как первая.
— Сэм, мне кажется, тебе нравится, чтобы в женщинах было немного стервозности. Хочу тебя предупредить, я это умею. Ты, видимо, еще переживаешь из-за той пощечины. Мы можем рассчитаться. — Она протянула руку и легонько шлепнула меня по щеке.— Ну вот, мы в расчете, и можешь об этом забыть.
Выражение ее лица внезапно изменилось. Она размахнулась и — я думал, у меня голова отвалится.
— А это, — произнесла она зловещим шепотом, — за ту, что я получила от твоей подружки!
В ушах у меня звенело, комната плыла перед глазами. Впечатление было такое, будто меня огрели дубиной. Мэри смотрела настороженно и непокорно — даже зло, если раздутые трепещущие ноздри о чем-нибудь говорят. Я поднял руку, и она напряглась, но я просто хотел потрогать щеку.
— Она вовсе не моя подружка, — сказал я растерянно.
Мы посмотрели друг на друга и одновременно расхохотались. Мэри обняла меня за шею, затем, все еще смеясь, уронила голову на правое плечо.
— Прости, Сэм,— произнесла она, борясь со смехом.— Каюсь, ты ничем этого не заслужил. Во всяком случае, мне следовало сдержаться и не бить тебя так сильно.
— Черта с два ты в чем-то раскаиваешься,— проворчал я. — Так вломила, что чуть шкуру не содрала.
— Сэм, бедненький.— Мэри дотронулась до горящей щеки. — Она в самом деле не твоя подружка?
— Да нет же, что и обидно. Хотя я старался.
— Не сомневаюсь. А кто же твоя подружка?
— Ты, колдунья.
— Теперь да, — подтвердила она. — Вся твоя. Если ты согласен. Я уже говорила тебе. Оплачена, куплена — можешь брать.
Она чуть наклонилась, ожидая поцелуя, но я ее оттолкнул.
— Бог с тобой, женщина! В таком виде ты мне не нужна.
Ее это не остановило.
— Я неправильно выразилась. Оплачена, но не куплена. Я здесь, потому что сама этого хочу. Ну теперь-то ты меня поцелуешь?
Она уже целовала меня один раз. Теперь же она сделала это по-настоящему. Я почувствовал, что тону в каком-то теплом золотистом тумане, откуда мне не хотелось возвращаться. Наконец я оторвался от нее и выдохнул:
— Видимо, мне лучше сесть.
— Спасибо, Сэм, — сказала она и усадила меня на диван.
— Мэри, — сказал я спустя какое-то время,— дорогая, я думаю, ты можешь здорово меня выручить.
— Да? — с готовностью отозвалась она.
— Как тут у них заполучить завтрак? Я умираю с голоду.
Мэри удивленно вскинула брови, потом сказала:
— Я сейчас.
Не знаю, как она это сделала — может быть, просто забралась на кухню Белого дома и взяла, что понравилось,— но вскоре она вернулась с горой сандвичей и двумя бутылками пива.
Уписывая третий кусок хлеба с копченым мясом, я спросил:
— Как ты думаешь, долго они еще будут совещаться?
— Думаю, минимум два часа. А что?
— Тогда...— я проглотил последний кусок,— у нас есть время сбежать, найти регистрационную контору, пожениться и вернуться назад, прежде чем Старик нас хватится.
Мэри молчала, разглядывая пузырек в своей бутылке пива.
— Что скажешь? — не отставал я.
— Я сделаю, как ты пожелаешь, — ответила она, поднимая взгляд. — Можешь во мне не сомневаться. Но лучше будет подождать.
— Ты не хочешь выходить за меня?
— Сэм, я думаю, ты еще не готов жениться.
— Говори за себя!
— Не сердись, дорогой. Я — твоя, с контрактом или без, в любое время, в любом месте. Но ты меня совсем не знаешь. Лучше сначала привыкни: вдруг передумаешь?
— У меня нет никакой привычки.
Она посмотрела на меня и отвела печальный взгляд в сторону. Я почувствовал, что краснею.
— То были особые обстоятельства, и теперь такого с нами еще сто лет не случится. Я был сам не свой, и...
— Я знаю, Сэм,— остановила она меня.— Тебе незачем оправдываться. Я не убегу от тебя, и, пожалуйста, не думай, что я осторожничаю. Просто увези меня куда-нибудь на выходные, а еще лучше, переселяйся ко мне. Если решишь,что я подхожу, у тебя будет достаточно времени сделать из меня «порядочную женщину», как говорила моя прабабушка, хотя одному богу известно, зачем это нужно.
Вид у меня, должно быть, был невеселый. Она накрыла мою руку своей и сказала серьезным тоном:
— Взгляни на карту, Сэм.
Я повернул голову. Красного цвета прибавилось: зона вокруг Эль-Пасо стала больше.
— Давай сначала разберемся с этим делом, хорошо? После, если не передумаешь, ты снова сделаешь мне предложение. А пока у тебя будут все права и никаких обязательств.
Казалось бы, чего еще желать? Но мне хотелось совсем другого. Странно, но приходит время, когда мужчина, который всю жизнь считал, что супружество хуже чумы, вдруг решает, что на меньшее он просто не согласен. С чего бы это?
Когда совещание закончилось, Старик прихватил меня с собой и повел прогуляться. Да, именно прогуляться, хотя мы дошли только до Мемориальной скамьи Баруха. Там Старик сел и с мрачным выражением лица долго вертел в руках свою трубку. Духота стояла, как бывает только в Вашингтоне, и в парке почти никого не было.
— Этой ночью начинается операция «Ответный удар»,— сказал он наконец, затем помолчал и добавил: — Мы выбрасываем десант на все ретрансляционные станции, телестудии, редакции и отделения связи в «красной» зоне.
— Неплохо, — отозвался я. — Сколько людей участвует в операции?
Не отвечая на вопрос, Старик произнес:
— Мне это совсем не нравится.
— В смысле?
— Видишь ли... Президент вышел в эфир и приказал гражданам Соединенных Штатов раздеться до пояса. Однако нам стало известно, что его обращение не достигло пораженных районов. Что дальше?
Я пожал плечами.
— Видимо, операция «Ответный удар».
— Операция еще не началась. Думай. Прошло больше суток. Что должно было произойти, но не произошло?
— А я должен догадываться?
— Должен, если ты хоть чего-то стоишь сам по себе. Держи. — Он протянул мне ключи от машины. — Сгоняй в Канзас-Сити и хорошенько осмотрись. Держись подальше от теле- и радиостанций, от полицейских и... Короче, ты знаешь их тактику лучше меня. Держись подальше от этих. Но все остальное осмотри внимательно и не вздумай попасться им в лапы. — Старик взглянул на перстень с часами и добавил: — Тебе нужно вернуться не позже половины двенадцатого. Вперед.
— Не так много времени, чтобы осмотреть весь город, — пожаловался я. — Только на то, чтобы добраться туда, уйдет часа три.
— Больше,— сказал Старик.— Не превышай скорости и не привлекай к себе внимания.
— Ты же знаешь, черт побери, что я вожу машину очень осторожно.
— Двигай!
Я двинул. Машина — та же самая, на которой мы прибыли, — стояла на платформе Рок-Крик-Парк. Движения почти не было, и я поинтересовался у диспетчера, в чем дело.
— Все грузовые и коммерческие перевозки приостановлены,— ответил он. — Чрезвычайное положение... Кстати, у тебя есть пропуск?
Я мог бы связаться со Стариком и получить пропуск в два счета, но беспокоить его из-за таких мелочей себе дороже. Поэтому я просто сказал:
— Проверь машину.
Диспетчер пожал плечами и ввел номер машины в свой компьютер. Видимо, моя догадка оказалась верной, потому что он удивленно вскинул брови и сказал:
— Ну и дела! Ты не иначе как в президентской охране работаешь.
Взлетев, я запрограммировал нужное направление, набрал максимально допустимую скорость и, откинувшись на сиденье, задумался. Каждый раз, когда при переходе из одной системы транспортного контроля в другую машину цеплял радарный луч, панель управления отзывалась коротким «бип», но экран оставался чистым. Очевидно, даже при объявленном чрезвычайном положении машина Старика могла передвигаться где угодно. Я попытался представить себе, что произойдет, если я проскользну на этой машине в «красную» зону, и тут до меня дошло, что имел в виду Старик, когда спрашивал: «Что дальше?»
Мы привыкли думать о связи как о телевизионных каналах и радиовещании. Но «связь» означает любое движение информации, включая и тетушку Мэми, которая направляется в Калифорнию посплетничать. Паразиты захватили электронные средства связи, однако новости невозможно остановить одними только этими мерами; они лишь замедляют распространение новостей. Следовательно, если паразиты планировали удержать власть в занятых регионах, захват электронных средств связи — это лишь первый шаг.
Какой будет следующий? Они наверняка что-то придумали, и, поскольку я тоже подпадал под определение «связь», мне следовало подумать о том, как их обмануть, иначе прощай свобода: Миссисипи и «красная» зона приближались с каждой минутой. Что, интересно, случится, когда кодовый сигнал машины уловит станция слежения, захваченная паразитами?
Я решил, что в воздухе будет достаточно безопасно. Главное — не дать им узнать, где я приземлился. Казалось бы, элементарно.
Но не все так просто, когда имеешь дело со службой транспортного контроля, которую иногда называют «воздушным ситом». Разработчики утверждали, что на всей территории Соединенных Штатов даже бабочка не упадет без того, чтобы не сработала автоматическая поисково-спасательная система. Это, конечно, преувеличение, но и я не бабочка.
Пешком я сумел бы пересечь, наверно, любую границу — ни заборы, ни электронные системы, ни патрули, ни комбинированные методы охраны меня не остановят. Но как сделать это незаметно, когда летишь в машине, которая каждые семь минут оставляет позади один градус долготы? Машина не может состроить глупую невинную физиономию. Однако если я отправлюсь пешком, Старик получит доклад дай бог к концу сентября, а он нужен ему к полуночи.
Как-то, разоткровенничавшись, Старик сказал, что он никогда не дает агентам подробных инструкций. Человеку, мол, нужно дать задание, а там пусть сам барахтается. Я тогда заметил, что его метод, должно быть, очень расточителен в смысле людских ресурсов.
— Пожалуй, — признал он. — Но другие методы еще хуже. Я верю в людей и отбираю тех, кто умеет выживать.
— По какому, интересно, принципу, — спросил я, — ты их отбираешь?
Губы его изогнулись в зловещей ухмылке.
— Это те, которые возвращаются с заданий.
«Элихью, — сказал я себе, подлетая к красной зоне, — еще немного, и тебе станет ясно, умеешь ли ты выживать... И чтоб ему пусто было!»
Запрограммированный курс пролегал по дуге мимо Сент-Луиса и вел в Канзас-Сити. Но Сент-Луис находился в красной зоне. Карта показывала, что Чикаго все еще в зеленой. Янтарная линия уходила на запад где-то под Ханнибалом в штате Миссури, а мне хотелось пересечь Миссисипи на своей территории: над рекой шириной в милю машину будет видно на радарном экране, как осветительную ракету над пустыней.
Я просигналил в наземную службу, запросил разрешение на спуск до уровня местного движения и, не дожидаясь ответа, рванул вниз, затем перешел на ручное управление, снизил скорость и полетел на север.
На подлете к Спрингфилду я, держась поближе к земле, свернул на запад и с выключенным ответчиком медленно пересек реку над самой водой. Знаю-знаю, в воздухе сигнал ответчика не отключается, но у нас в Отделе не совсем обычные машины. Короче, я надеялся, что люди на местной радарной станции если и засекут сигнал, то примут меня за лодку.
Я не знал, в чьих руках управление движением на этом берегу, и уже собрался включить ответчик, решив, что так будет легче вписаться в транспортный поток, но тут увидел впереди небольшой разрыв береговой линии. Никакого притока на карте не было, и я рассудил, что это или залив, или новый, еще не отмеченный канал. Опустив машину чуть ли не на воду, я направился туда. Узкий приток петлял то влево, то вправо; местами кроны деревьев почти смыкались над головой, отчего я чувствовал себя как пчела в тромбоне, но радарная «тень» получалась идеальная, и если меня кто и заметил раньше, то теперь след машины наверняка потерялся.
Правда, спустя несколько минут я и сам заблудился. Канал змеился, сворачивал, возвращался, и, управляя машиной вручную, я попросту потерял счет поворотам. Я чертыхался и жалел, что у меня не трифибия, которую можно посадить на воду. Однако вскоре в деревьях появился просвет, а за ним полоска ровной земли. Я рванул туда и так резко затормозил, что меня чуть не разрезало ремнем надвое. Машина приземлилась, и мне уже не нужно было изображать зубатку в мутной воде.
Что делать дальше? Где-то недалеко наверняка шоссе. Можно отыскать его и двигаться по земле.
Но это глупо, потому что нет времени. Мне просто необходимо было лететь. Знать бы только, кто здесь контролирует транспортную сеть: свободные люди или паразиты?
Стерео я не включал от самого Вашингтона и теперь попытался отыскать новости, но безуспешно. Передавали все что угодно, кроме новостей. Лекция доктора медицины Миртл Дулайтли «Почему мужья начинают скучать» (спонсор — компания по производству гормональных препаратов «Утаген»); трио певичек, исполняющих «Если ты имеешь в виду то, что я думаю, то чего же ты ждешь?»; очередной эпизод из бесконечного сериала «Лукреция познает жизнь» и так далее.
Доктор Миртл выступала полностью одетой. Трио, как и следовало ожидать, было почти раздето, но они ни разу не повернулись спиной. С Лукреции то срывали одежду, то она снимала ее сама, но едва это случалось, или план менялся, или гас свет, и я никак не мог проверить, голая ли у нее спина — в смысле, есть ли там наездник.
Впрочем, это все равно не имеет значения. Программы могли записать задолго до того, как Президент объявил о режиме «Голая спина». Я щелкал переключателем каналов, пытаясь отыскать новости, и тут наткнулся на елейную улыбку ведущего какой-то программы. Тот был полностью одет.
Вскоре до меня дошло, что это одна из тех глупых викторин с раздачей призов. Ведущий говорил: «...и какая-нибудь счастливица, сидящая сейчас у экрана, получит — причем совершенно бесплатно — автоматический домашний бар с шестью функциями производства “Дженерал Атомикс”. Кто же это будет? Вы? Вы? Или, может быть, вы?» Он повернулся к камере спиной, и я увидел его плечи. Даже под пиджаком было заметно, какой он сутулый — чуть ли не горб на спине. Выходило, что я уже в красной зоне.
Выключив стерео, я заметил, что за мной наблюдают. Неподалеку стоял мальчишка лет девяти. В одних трусах. Впрочем, в его возрасте это совершенно нормально. Я опустил ветровое стекло.
— Эй, парень, где тут шоссе?
— Дорога на Мейкон будет там. Э-э-э... мистер, а это у вас «Кадиллак-Молния», да?
— Точно. А где это «там»?
— А прокатите?
— Времени нет.
— Возьмите меня с собой, и я покажу.
Я сдался. Когда он забирался на сиденье, я открыл дорожную сумку и достал брюки, рубашку и пиджак.
— Может, мне не стоит одеваться? Люди здесь носят рубашки?
Он смерил меня сердитым взглядом.
— Носят, конечно. Вы куда, думаете, прилетели, мистер? В Арканзас?
Я снова спросил насчет шоссе.
— А можно мне будет нажать кнопку, когда будем взлетать, а?
Пришлось объяснить, что взлетать мы не будем. Он надулся, но все же согласился показать, куда ехать. По пересеченной местности машина шла с трудом, и мне приходилось вести очень внимательно. Мальчишка несколько раз велел сворачивать. Наконец я затормозил и сказал:
— Ты покажешь мне все-таки, где шоссе, или тебе надрать уши?
Он открыл дверцу и выскользнул из машины.
— Эй! — крикнул я.
Мальчишка обернулся и махнул рукой: «Туда!» Я развернул машину и, хотя совсем уже не ожидал, обнаружил
шоссе всего в пятидесяти ярдах. Паршивец заставил меня сделать почти полный круг.
Шоссе, конечно, оказалось еще то — ни грамма резины в покрытии. Однако какая-никакая, а дорога, и я двинулся на запад. На все эти маневры у меня ушел целый час.
Мейкон, штат Миссури, выглядел слишком нормальным, и это настораживало. О режиме «Голая спина» тут явно не слышали. Я начал думать, что, может быть, достаточно будет осмотреть этот городишко и рвануть, пока не поймали, назад. Двигаться в глубь территории, захваченной паразитами, мне совсем не улыбалось. Поджилки тряслись, и очень хотелось дать ходу.
Однако Старик сказал: «Канзас-Сити». Я обогнул Мейкон по кольцевой дороге и выехал на взлетную полосу на западе. Пристроился в очередь на взлет и направился в Канзас-Сити вместе с беспорядочным роем фермерских вертолетов и машин. Приходилось держаться местных ограничений скорости, но это безопасней, чем лезть в магистральный поток с ответчиком, который выдаст мою машину на первом же контрольном пункте. Взлетную полосу обслуживала автоматика, и похоже было, что мне удалось вписаться в транспортный поток Миссури, не вызвав ни у кого подозрений.
