Глава 23
«Мы выбрались», — тупо бормотал про себя Хольгер. Сколько времени они провели под землей? Луна уже катилась по небосклону на запад.
Небо немного очистилось. Ветер разогнал тучи и теперь зло метался по плоскогорью, поросшему жесткой травой, гнул к земле голые кусты и трепал кривые ветви низкорослых деревьев. Потусторонний свет луны и колючие искры звезд. Серый, как пепел, пейзаж.
Совсем рядом плоскогорье обрывалось в бездонную пропасть, налитую чернотой. Вдалеке на севере мерещились снежные вершины — или только мерещились? Холод пронизывал до костей.
Прихрамывая, подошел Карау. Взглянув на него, Хольгер подумал, что и сам выглядит, конечно, не лучше: оборванный, испачканный кровью, черный от дыма, с погнутым шлемом на голове и закопченным мечом в руке. В свете луны сарацин казался призраком. Но тут луна нырнула в тучу, и упала тьма.
— Все живы? — прохрипел Хольгер. Шелестела трава. Карау тихо ответил:
— Боюсь, что для Хуги эта переделка кончилась плохо.
— Ну уж нет! — раздался голос, в котором звучали знакомые басовитые нотки. — Я сколько получил, столько и заплатил.
Луна опять вынырнула из-за туч. Хольгер опустился на колени рядом с Алианорой, склонившейся над лесовиком. Из его левого бока сочилась кровь.
— Хуги, — прошептала Алианора, — ты не можешь умереть. Я не верю.
— Не огорчайся, дева, — пробормотал гном. — Этот рыцарь за меня расквитается.
В нереальном свете луны лицо карлика казалось вырезанным из старого темного дерева. Ветер лохматил его бороду. На губах пузырилась кровь.
Хуги поднял голову и погладил Алианору по руке.
— Ну-ну, не хнычь, — выдохнул он. — Пусть плачут женщины моей расы, у них для этого больше причин. Но тебя я любил… — Он судорожно вздохнул. — Дал бы я тебе пару добрых советов, да поздно… В моей голове слишком сильный шум стоит…
Его голова поникла. Хольгер снял шлем.
— Аве, Мария… — начал он. Здесь, под пронзительным горным ветром, он не мог сделать для карлика большего. И он просил в молитве о милости и покое для души гнома, и закрыл ему глаза, и начертал над ним знак креста.
Потом вместе с Карау они выкопали мечами неглубокую могилу. Уложили в нее тело, и засыпали землей, и воздвигли пирамиду из камней. На верхушке надгробия Хольгер укрепил рукояткой вверх кинжал Хуги. Где-то поодаль завыли волки. Теперь они не смогут разрыть могилу.
Потом они перевязали раны друг другу.
— Мы понесли тяжелые потери, — подытожил Карау. От его привычной веселости не осталось и следа. — Мы потеряли друга, а также коня и мула с пожитками. Наши мечи зазубрены, а доспехи разбиты. Кроме того, Алианора не может взлететь, пока ее крыло… ее рука не заживет.
Хольгер смотрел на серый, угрюмый ландшафт. Ветер дул ему прямо в лицо.
— Это был мой обет, — сказал он. — И только я виноват в том, что принес вам столько страданий.
Сарацин ответил ему дружелюбным взглядом.
— Думаю, это был обет всех людей чести, — сказал он после минутного молчания.
— Я должен сказать тебе, сэр Карау. Борьба наша — борьба против самой королевы фей Морганы. Она уже знает, что мы здесь. И, я уверен, уже призвала на помощь те силы Срединного Мира, против которых нам просто не устоять.
— Что ж, — ответил Карау. — Те, из Срединного Мира, умеют путешествовать быстро. Поэтому нам лучше не задерживаться. Только что нас там ждет, в церкви святого Гриммина?
— Там конец моим поискам… кажется… и конец всем опасностям. Но, может быть, и нет…
Хольгер был готов объяснить Карау все до конца, но тот уже шел к своей лошади. Нельзя было терять ни секунды.
Алианора села на Папиллона позади Хольгера и крепко обвила руками его талию. Когда они трогались, она оглянулась и помахала рукой тому, кто остался здесь навсегда.
Папиллон устал. Что было говорить о белой кобыле? Но они несли всадников, подковы звякали по камням, с сухим шепотом расступались травы. Луна, как прожектор, била в глаза Хольгеру.
Через какое-то время Алианора спросила:
— Скажи мне, там, у прохода, на нас напали случайно?
— Нет, — он взглянул на Карау. Тот, казалось, дремал в седле. — Сначала пришла Моргана. И после нашего с ней разговора прислала туземцев.
— После разговора? И что она говорила? О чем?
— Так, ничего особенного… Она хотела, чтобы я сдался.
— Я уверена, что не только этого. Когда-то она была твоей возлюбленной, правда?
— Да, — равнодушно ответил Хольгер.
— Она могла одарить тебя всем на свете.
— Я сказал ей, что хочу быть с тобой.
— О мой любимый! — шепнула она. — Я… Я… — Она всхлипнула.
— Что случилось? — спросил он.
— Ах, я сама не знаю. Я не имею права быть счастливой сейчас, после этого… но что я могу поделать?.. — она вытерла слезы рукой.
— Но… — Хольгер запнулся. — Мне показалось, что ты и Карау…
— Ну что ты! Он очень милый, конечно. Но неужели ты мог подумать, мог поверить, что у меня в мыслях могло быть что-то другое, кроме одного — отвлечь его от твоей тайны? Но я рада, что смогла выдавить из тебя капельку ревности. Какая дура может променять тебя на кого-то другого?
Хольгер неотрывно глядел на Полярную звезду. Алианора глубоко вздохнула и обняла его за шею.
— Мы никогда не договаривались об этом, — сказала она твердо. Но знай, если я когда-нибудь увижу, что ты ухаживаешь за дамой, рыцарь, тебе не поздоровится. Разумеется, если этой дамой буду не я.
Хольгер резко натянул поводья.
— Карау! — крикнул он. — Проснись!
— Что такое? — сарацин схватился за рукоять меча.
— Наши лошади, — ляпнул Хольгер совсем не то, что было у него на уме. — Они еле волочат ноги. Если мы дадим им часок отдохнуть, то потом сможем ехать много быстрее.
Сарацин подумал и ответил:
— Не знаю. Если нам на хвост сядет погоня, наши кони еще покажут себя. Но, с другой стороны… — он пожал плечами. — Пусть будет по-твоему.
Они спешились. Алианора обняла Хольгера за талию. Хольгер подарил сарацину улыбку, стараясь, чтобы она не показалась слишком самодовольной. Карау изумленно поднял брови, а потом широко улыбнулся в ответ.
— Желаю тебе успеха, дружище, — сказал он. Потом вытянулся на траве и, подложив руки под голову, стал насвистывать какой-то мотивчик.
Хольгер и Алианора взялись за руки и побрели прочь. Боли и усталости как не бывало. Он слышал, как бьется сердце — не неистово и напряженно, а ровно и сильно, разгоняя кровь по всему телу. Они остановились и замерли, глядя друг другу в глаза.
Вокруг лежала каменная пустыня. Яркий свет луны и черные тени в камнях. Тучи со светлыми краями на небе. Россыпи звезд. Несмолкаемый плач ветра. Но он видел только Алианору — ее серебряный силуэт на фоне мировой ночи. Капли росы сверкали в ее волосах. Луны мерцали в зрачках…
— У нас может больше никогда не оказаться случая для разговора, — тихо сказала она.
— Да, может, — ответил он.
— Поэтому я скажу тебе: я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
— Мой любимый… — она шагнула к нему, и он крепко прижал ее к груди.
— Каким я был глупцом. Сам не знал, чего хочу. Я думал, что, когда все это кончится, я смогу уйти и покинуть тебя. Глупец… прости…
Она подарила его прощение — губами, руками, глазами.
— Если нам удастся выкарабкаться, — продолжал он, — мы уже не расстанемся. Мое место здесь. Рядом с тобой.
По ее щекам текли слезы, а в смехе журчало счастье.
— Не говори, не говори ничего…
И вновь поцелуй — как вознесение… Крик сарацина оттолкнул их друг от друга. Его голос, порванный ветром, был едва слышен, но они различили:
— Сюда! Скорей! Охотники приближаются!..
