Часть X
Глава 1
Аззи уходил из Дворца правосудия с низко опущенной головой. Его черные крылья бессильно повисли и волочились по земле. Демон пытался свыкнуться с мыслью, что пьесу, его безнравственную пьесу, над которой он столько трудился, не суждено доиграть до конца. В его театре занавес опустится в самом разгаре действия. Легенда о семи золотых подсвечниках будет забыта. К Пьетро Аретино никогда не придет великая слава, а с актерами, с этими славными людьми, к которым Аззи успел привязаться, придется расстаться навсегда. Навсегда... За всю свою жизнь Аззи пришлось пережить немало утрат, и он знал, каким холодом веет от этого слова. Но что он мог поделать? Ананке приказала ему отменить пьесу...
Впрочем, если хорошенько поискать, должен найтись какой-нибудь выход.
Аззи добрел до киоска, где торговали готовыми заклинаниями перемещения и другими волшебными средствами для путешествий в пространстве и времени, и пополнил свой дорожный запас магических снадобий. Настроение у него было мрачное. Оглядевшись кругом, он заметил неподалеку другой киоск, на котором большими красными буквами было написано: «Готовые завтраки, обеды и ужины на любой вкус. Для ангелов, демонов и других духов». Подойдя к окошечку, где краснощекий толстяк в белом колпаке принимал заказы от клиентов, Аззи спросил меню. В списке блюд оказались его любимые копченые кошачьи головы с острым соусом. Аззи воспрянул духом: когда в дорожной сумке демона лежит увесистый пакет с копчеными кошачьими головами, демон начинает видеть вещи не в таком мрачном свете. Аззи сотворил заклинание перемещения и вскоре уже мчался сквозь волнистые туманы, расстилающиеся между различными сферами потустороннего мира.
С хрустом жуя кошачьи головы, Аззи обдумывал свои дальнейшие планы. Блестящие гипотезы возникали одна за другой, однако, поразмыслив, Аззи вынужден был их отвергнуть. Несмотря на свои блестящие знания трансцендентальной казуистики, он не видел обходного пути. Что бы он ни сделал, Ананке все равно рано или поздно найдет его, и тогда ему придется очень туго. Но если бы ему грозил только гнев Ананке! Были куда более серьезные неприятности. Волшебные кони, которых ввел в свою пьесу Аззи, нарушили причинно-следственные связи во Вселенной. Структура Мироздания трещала по швам и готова была развалиться при любом, даже самом незначительном вмешательстве в естественный ход событий. И тогда... Страшно подумать, что случится тогда. Законы логики перестанут действовать, и мир погрузится в состояние хаоса, из которого он когда-то возник.
Вскоре он уже был в Венеции. С высоты птичьего полета демону открылась безрадостная картина. Город доживал свои последние дни. Внешние острова уже полностью скрылись под водой. Ветер утих, но вода все продолжала подниматься, и над площадью святого Марка уже было целых десять футов глубины. Люди пытались спастись от наводнения в верхних этажах домов, но соленая морская вода размывала каменную кладку, и дома рушились, погребая под своими обломками несчастных жителей.
Аззи без труда нашел Аретино — поэт был дома. Засучив рукава, он перетаскивал мешки с песком и сбрасывал их возле стен своего дома, чтобы хоть как-то отгородиться от воды. Впрочем, он сам понимал бесполезность своего занятия и продолжал работать лишь из обычного упрямства.
Бросив на полдороге очередной мешок с песком, Аретино вместе с Аззи прошел в наполовину затопленный дом.
На третьем этаже им удалось найти сухое помещение. Не тратя лишних слов, Аззи сразу перешел к делу.
— Где наши актеры? — спросил он у Аретино.
— В трактире, где же еще, — пожал плечами тот.
Итак, Аззи оставалось только объявить о роспуске своей труппы, собрать волшебные золотые подсвечники и отправить их обратно в Лимб, к Фату, из чьих рук он их получил. Затем нужно будет увезти актеров из Венеции. Но сказать об этом Аретино сейчас у Аззи просто не хватало мужества. Пусть поэт узнает об отмене спектакля, когда об этом будет объявлено в присутствии всех актеров.
— Нужно спасать наших людей, — сказал Аззи, избегая глядеть поэту в глаза. — Во что бы то ни стало их надо увезти из Венеции. Не нужно быть пророком, чтобы понять простую истину: город обречен на гибель. Ему не выстоять против нашествия монголов и этого ужасного потопа. Из достоверных источников мне стало известно, что грядет смена событийной ветви пространственно-временного континуума, на которой находится эта часть истории...
— Как вы сказали? Смена ветви какого-то континуума? Объясните, пожалуйста, что все это значит.
— Это значит вот что. Представьте себе единую нить истории целого города, которую прядет какая-нибудь дряхлая Парка или другое мифическое существо. Дальнейшие события — это тот материал, из которого после должна получиться нить. Парка скручивает их вместе и долго вертит в пальцах. Ход нынешних событий грозит Венеции неминуемой гибелью. Этого Ананке допустить не может. Значит, Парке придется расщепить единую нить истории на две как раз в том месте, где в естественный ход событий вплелась наша легенда о золотых подсвечниках. Та новая нить, где не будет никаких подсвечников, станет основной, а побочная, то есть та, где мы сейчас находимся, будет вырезана и отправлена в Лимб.
— Ваш рассказ понятен, но в нем слишком много абстракций, — сказал Аретино. — Что конкретно это будет означать для жителей города? Что с ними произойдет?
— Что ж, если вам непременно хочется это узнать, я удовлетворю ваше любопытство. Та Венеция, которая будет отправлена в Лимб, просуществует всего лишь неделю — с того момента, когда я попросил вас написать пьесу, и до сегодняшней полуночи, когда войска монголов войдут в город и морские воды наконец одолеют последнюю дамбу, еще сдерживающую их напор. Город погибнет. Но на этом все отнюдь не кончится. Время замкнется в кольцо, и эта трагическая неделя будет повторяться снова и снова. Жители Венеции раз за разом будут переживать свои последние дни — и умирать.
— А если мы спасем наших актеров?
— У них есть шанс остаться в живых. Если до сегодняшней полуночи нам удастся вывезти их из Венеции, то все будет продолжаться так, словно меня и не было. Их вернут в прошлое, как раз за несколько секунд до того момента, когда мы с ними встретились.
— Но они хотя бы будут помнить о том, что с ними здесь происходило?
— Нет, Аретино. Помнить об этом будете только вы. Я хочу, чтобы вы все-таки написали свою пьесу.
— Понятно, — кивнул Аретино. — Откровенно говоря, я не ожидал такого поворота событий. Не думаю, чтобы нашим актерам это понравилось.
— И, однако, им придется подчиниться, нравится им это или нет. Иначе пусть пеняют на себя.
— Что ж, придется мне им растолковать, что к чему.
— Уж вы постарайтесь, любезный Пьетро. Не теряйте времени, идите к ним. Мы с вами встретимся в церкви.
— Вы покидаете нас?
— Есть у меня одна идея, — ответил Аззи. — Если мой план удастся, пьесу о семи золотых подсвечниках еще можно будет спасти.
Глава 2
Совершив переход в систему Птолемея, Аззи увидел над своей головой хрустальный купол небесного свода и хрустальные сферы, на которых держались золотые звезды, каждая на своей орбите. Аззи попадал сюда уже не в первый раз, и его всегда удивлял образцовый порядок, царивший в этой системе, — порядок, которому неукоснительно подчинялось все живое и неживое.
Аззи мчался со скоростью демона до тех пор, пока вдалеке не показались Гостевые Врата рая. Для него это был единственный путь на небеса. Всякого, кто осмелился бы пройти через служебный вход, ждало суровое наказание.
Гостевые Врата, строгие решетчатые бронзовые ворота сорока локтей в высоту, висели на двух мраморных столбах. К ним вела дорожка из белых пушистых облаков, ступать по которым было мягче, чем по самому роскошному персидскому ковру. В чистом воздухе далеко были слышны ангельские голоса, распевающие «аллилуйя». У входа стоял массивный стол красного дерева, за которым сидел благообразный лысый старичок с длинной седой бородой. К его белой атласной хламиде была приколота современного вида карточка в пластиковой обложке: «Святой Захария. Господь да пребудет с Вами!» Этого старичка Аззи не знал, хотя был знаком почти со всеми обитателями рая. Впрочем, на вахту у Гостевых Врат обычно назначают кого-нибудь из малозначительных святых.
— Чем могу быть вам полезен? — осведомился Захария, увидев демона.
— Мне нужно поговорить с архангелом Михаилом.
— Он оставлял какие-нибудь письменные распоряжения насчет вас?
— Боюсь, что нет. Я ведь не договаривался с ним о встрече заранее.
— В таком случае, любезнейший, боюсь, что...
— Послушайте, — досадливо поморщился Аззи, — я пришел по очень важному делу, которое не терпит отлагательств. Доложите же Михаилу, что я прошу меня принять. Даю вам слово демона, он только похвалит вас за расторопность.
Что-то ворча себе под нос, Захария поднялся из-за стола и направился к мраморному столбу Врат, где висела златая переговорная труба. Произнеся в трубу несколько слов, он приставил к ней ухо и стал ждать ответа, весьма скептически поглядывая на демона. Наконец из трубы послышался чей-то начальственный голос, который произнес несколько коротких слов.
— Разрешите заметить, сэр... — забормотал святой. — Это нарушение правил... Да... Да... Слушаюсь!
И, повернувшись к демону, сказал:
— Вас велено пропустить.
Открыв маленькую служебную дверь, поставленную рядом с парадными Гостевыми Вратами, Захария пропустил Аззи на территорию рая.
Аззи зашагал по песчаным дорожкам мимо зеленых лужаек, на которых стояли опрятные беленькие домики. Вскоре он добрался до административного здания в западной части рая. Сам Михаил встречал его на ступеньках. Он провел демона внутрь и налил ему бокал превосходного вина — в раю знают толк в винах, хотя за стаканом доброго виски вам пришлось бы идти ко всем чертям.
Аззи сразу же перешел к делу.
— Я хочу заключить с тобой договор, — сказал он Михаилу.
— Договор? О чем? И на каких же условиях?
— Тебе, безусловно, известно, что Ананке запретила постановку моей безнравственной пьесы?
Михаил усмехнулся:
— Ах так, значит, она все-таки запретила твою пьесу! Что ж, отлично!
— Так, значит, тебя это радует? — Аззи говорил ровным, безжизненным голосом.
— Конечно! Хотя в принципе Ананке положено быть выше добра и зла, верша правосудие, я рад, что она понимает, с какой стороны ее хлеб намазан маслом.
— Я предлагаю договориться по хорошему.
— Ты хочешь заключить со мною союз против Ананке?
— Да.
— Ты меня удивляешь. Ананке запрещает твою безнравственную пьесу, чему я, признаться, очень рад. И ты предлагаешь мне выступить против нее?
— Сдается мне, что ты просто завидуешь успеху моей постановки, вот почему тебе так хочется, чтобы пьесу отменили.
Михаил снисходительно улыбнулся:
— Ну, может быть, я тебе и завидую. Чуть-чуть. Признаться, меня уже давно раздражают твои вечные поиски чего-то нового, твое стремление показать всему миру, на что ты способен. Однако, решив остановить тебя на этот раз, я исходил отнюдь не из личных соображений. Ведь твоя пьеса подрывает основы всяческой морали, которую я как служитель добра призван защищать. Разве не так?
— Нет, не так, — сказал Аззи. — Ты, конечно, не поверишь мне, но на этот раз речь идет о гораздо более серьезных вещах, чем мораль как таковая.
— О вещах более серьезных — для кого?
— Для тебя и для твоих союзников, разумеется.
— Для меня? Чем же это грозит мне? Ведь Ананке делает как раз то, чего мы добиваемся.
— Плохо уже то, что она вообще что-то делает.
Михаил резко выпрямился.
— Ты так думаешь?
— Да, я думаю так. С каких это пор Ананке стала вмешиваться в наши дела, в извечную борьбу сил света и сил тьмы?
Михаил в задумчивости потер подбородок.
— Действительно, я что-то не припомню другого подобного случая... Слушай, Аззи, куда ты клонишь?
— Ты признаешь право Ананке командовать собою? — спросил Аззи.
— Конечно, нет! Не ее дело вмешиваться в дела добра и зла. Она приводит космос в равновесие, но отнюдь не устанавливает законы.
— Но ведь, запрещая мою пьесу, она тем самым диктует нам свою волю — иными словами, устанавливает закон!
Михаил улыбнулся:
— Подумаешь, событие вселенского масштаба — запретили пьесу!
— Ты заговорил бы совсем по-иному, если бы она запретила твою пьесу! — воскликнул вышедший из себя Аззи.
Улыбка на лице архангела сменилась гримасой:
— Но ведь она запрещает твою пьесу...
— На этот раз — да. Но кто может поручиться, что в следующий раз не настанет твоя очередь? Если уж Ананке взялась распоряжаться Злом, то почему бы ей не указывать Добру? Что ты на это сможешь возразить?
Михаил ничего не ответил. Он поднялся из высокого кресла и начал расхаживать взад-вперед по комнате, заложив руки за спину. Внезапно он резко остановился и повернулся к Аззи.
— Ты прав. Запретив твою пьесу, Ананке тем самым нарушила принцип невмешательства. Как она только посмела? Конечно, как представитель Сил света я рад, что пьеса не пошла; однако последствия такого запрета со стороны Ананке могут оказаться серьезнее той смуты, которую могла бы посеять твоя безнравственная пьеса.
И в этот самый миг прозвенел колокольчик у дверей.
— Войдите! — нетерпеливо крикнул Михаил.
В кабинет вошел архангел Гавриил.
— Ах, это ты, Гавриил! А я уже собирался посылать за тобой гонца!
— Вам почта, сэр, — доложил Гавриил.
— Почта подождет. Я только что получил весьма тревожные сведения о том, что Ананке, фигурально выражаясь, вторглась на чужую территорию. Мне срочно нужно посоветоваться с архангелом Гавриилом и еще кое с кем.
— Да, сэр. Они также желают вас видеть.
— Они желают меня видеть?
— Да, и поэтому они прислали вам письмо.
— Письмо? Чего же они хотят?
— Мне об этом ничего не сказали.
Михаил бросился к двери из кабинета.
— Ждите меня здесь, — бросил он на ходу.
— Это относится ко мне, сэр? — спросил ангел Гавриил.
— К вам обоим, — ответил архангел.
Михаил отсутствовал недолго, но, когда он вернулся, Гавриил и Аззи сразу поняли, что дела идут неважно.
— Боюсь, что сопротивляться Ананке мне не под силу, — сообщил архангел, избегая глядеть Аззи в глаза.
— Как же так? — тихо спросил его Аззи. — Ведь силы добра понесут не меньшие потери, чем силы зла.
— Ах, если бы дело было только в этом! — сказал Михаил.
— А в чем же дело? — спросил Аззи.
— Речь идет о гибели самого Мироздания, — ответил Михаил. — Судьба всей Вселенной поставлена на карту. Так меня информировали в Совете светлых сил.
— Михаил, пойми, что речь идет прежде всего о свободе, — не сдавался Аззи. — О свободе воли, которая есть величайшая ценность в этом мире. О свободе каждого избирать стезю добра или зла, следуя велению собственного рассудка и голосу совести, подчиняясь только законам природы, а не воле Ананке.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул архангел Михаил. — Не думай, что мне это нравится. Но, видно, правду говорят: от судьбы не уйдешь. Сдавайся, Аззи. Отменяй свою пьесу. Ты проиграл на этот раз. Даже Совет темных сил не поддержит тебя.
— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал Аззи и вылетел из кабинета, хлопнув дверью.
Глава 3
Вернувшись в Венецию, Аззи застал своих актеров все в том же трактире. Синьор Родриго и синьора Крессильда молча сидели рядом в углу. Хотя меньше всего на свете они нуждались в обществе друг друга, все же привычка соблюдать светские условности заставляла их держаться вместе: ведь остальная публика явно не принадлежала к высшей знати. Корнглоу и Леонора, как обычно, не замечали никого, кроме друг друга. Квентин и Киска играли в веревочку. Мать Иоанна устроилась у окна с рукоделием, а сэр Оливер до блеска начищал золотую рукоять своей шпаги: в последнем акте пьесы он хотел появиться во всем своем великолепии.
Аззи начал говорить; тон его был довольно бодрым.
— Дамы и господа, по не зависящим от нас обстоятельствам доиграть пьесу мы не сможем. И тем не менее разрешите мне поблагодарить вас за участие в пьесе. Все вы справились со своими ролями как нельзя лучше, и подсвечники пришлись как нельзя более кстати.
— В чем дело, синьор Антонио? — спросил сэр Оливер, внимательно слушавший речь демона. — В конце концов, исполнятся наши желания или нет? Я подготовил торжественную речь, и мне не терпится произнести ее в последнем акте. Не пора ли начинать?
Вслед за сэром Оливером и остальные актеры начали подавать голоса со своих мест. Аззи жестом остановил их:
— Я не знаю, как вам это объяснить, но на высочайшем уровне мне был дан категорический приказ немедленно прекратить постановку пьесы. Торжественное шествие с золотыми подсвечниками отменяется.
— Мы сделали что-нибудь не так? — встрепенулась мать Иоанна.
— Похоже, что в нашей пьесе был нарушен один из этих глупых древних законов...
Мать Иоанна удивленно подняла брови:
— Но ведь древние законы, похоже, для того и существуют, чтобы их нарушать. Люди каждый день нарушают тысячи разных законов — и Вселенная от этого не переворачивается.
— Обычно нет, — согласился Аззи. — Но на этот раз, кажется, она готова перевернуться. Мне сказали, что в этом виноваты мои волшебные кони. Я ввел в пьесу слишком много волшебных коней.
— Подумаешь, волшебные кони! — сказал сэр Оливер. — Волшебные кони — это пустяки, дело житейское. Стоило поднимать из-за них такой шум! Нам нужно только продолжать пьесу, и дело уладится само собой.
— Я бы рад ее продолжить, — вздохнул печально демон, — да не могу. Сейчас каждый из вас вручит Аретино свой золотой подсвечник.
Аретино молча обошел актеров; участники действа нехотя расставались со своими драгоценными талисманами.
— А теперь нам пора убираться отсюда, да поскорее. Венеция обречена. Оставаться здесь дольше нельзя — это опасно.
— Так скоро? — разочарованно протянула мать Иоанна. — Я даже не успела навестить могилы величайших святых, поклониться святым мощам.
— Если вы не хотите, чтобы среди могил величайших святых появилась еще одна — ваша, то советую вам прислушаться к моим советам, — сказал Аззи. — Все следуйте за Аретино. Он выведет вас из города. Вы слышите меня, Аретино? Этих людей во что бы то ни стало нужно вывезти с венецианских островов.
— Легко сказать! — проворчал Аретино. — Могу обещать вам только одно: сделаю все, что в моих силах.
Поэт сложил золотые подсвечники в углу у алтаря.
— Что прикажете с ними делать дальше? — спросил он у Аззи.
Аззи уже собирался ответить, но тут кто-то робко потянул его за рукав. Обернувшись, Аззи увидел Квентина. Рядом с ним стояла Киска.
— Пожалуйста, сударь, — произнес Квентин умоляющим тоном. — Я ведь очень хорошо выучил свою речь, с которой я должен выступить в последнем акте. Мы с Киской вместе ее придумали. Она очень красивая. В стихах...
— Молодцы, — рассеянно пробормотал Аззи.
— Неужели я напрасно ее разучивал? — не унимался Квентин.
— Ну, расскажешь мне по дороге. Нам нужно выбираться отсюда. Я доставлю вас в безопасное место...
— Но ведь это совсем не одно и то же! — возразил Квентин. — Ведь мы готовили речь для торжественного выхода...
Аззи поморщился:
— Не будет никакого торжественного выхода.
У Квентина на глазах показались слезы.
— Кто-то из нас плохо себя вел? — спросил он.
— Нет, вы все вели себя хорошо.
— Значит, пьеса плохая?
— Нет! — вскричал Аззи. — Пьеса отличная! И вы блестяще справились со своими ролями — вели себя совершенно естественно, как и положено настоящим актерам.
— Но если пьеса отличная, — сказал Квентин, — и мы играли ее хорошо, то почему же все-таки нам нельзя ее доиграть?
На этот вопрос Аззи было нелегко ответить. В самом деле, почему? Аззи понимал чувства мальчика — он вдруг вспомнил себя молоденьким демоном, гордым и честолюбивым, не признающим над собой никакой власти. С тех пор, конечно, многое изменилось. Он уж не тот, что прежде. Теперь Ананке вздумалось приказать ему отменить пьесу — и он безропотно повиновался. Конечно, Ананке имеет огромный вес, и в данном случае она выступала скорее не как персона, а как могучая, всеподчиняющая сила. Это ее железная воля смутно угадывалась за всеми событиями в мире. Она незримо, но самовластно управляла Вселенной. И вот теперь она впервые открыто вмешалась в происходящие события. И кто же в результате пострадал больше всех? Аззи Элбуб.
— Это не так просто, мой мальчик, — сказал Аззи Квентину. — Ведь, доигрывая пьесу, все мы можем погибнуть.
— Что ж, умирать когда-нибудь все равно придется, — философски заметил Квентин.
Аззи посмотрел на этого мальчика, готового пожертвовать жизнью ради его пьесы, и ему стало стыдно. Неужели же он, демон достаточно высокого ранга, струсит и отменит пьесу, если даже простой смертный, еще совсем ребенок, проявляет такую смелость и силу духа?
Аззи поднял голову и расправил крылья. В глазах его зажегся дьявольский огонек.
— Хорошо, мой мальчик, — сказал Аззи. — Ты меня переубедил. Эй, вы, все! Ну-ка, разбирайте свои подсвечники! По местам, мои актеры!
— Вы все-таки решились продолжать спектакль! — обрадовался Аретино. — Благодарю вас, сударь, от всей души! Как бы я смог закончить свою пьесу, не посмотрев на живую игру актеров?
— Да, теперь вы сможете закончить свою пьесу, Аретино, — тихо сказал Аззи. — Кстати, вы позаботились о музыке для спектакля?
Музыканты заиграли веселую мелодию. С самого начала они сидели на своих местах. Аретино заплатил им втрое больше обычного за все время, пока они вместе с актерами ждали Аззи. Однако даже обычной платы хватило бы с лихвой: кто еще будет приглашать музыкантов в затопленном водой городе, где гуляет смерть?
Под нежные звуки скрипок Аззи дал знак актерам. Представление началось.
Глава 4
Это было великолепное, яркое зрелище, как раз в духе эпохи Возрождения. Жаль только, что зрителей было маловато — кроме Аретино, занявшего кресло во втором ряду, в зале не было ни души. Конечно, обстановка в городе не располагала к посещению музыкальных вечеров, и тем не менее отсутствие публики, тусклый свет за окном, даже дождь, барабанивший в стекла, придавали спектаклю своеобразное очарование.
По знаку Аззи актеры, серьезные и сосредоточенные, одетые в свои лучшие наряды, прошли через пустой зал и поднялись на сцену. Аззи, игравший роль церемониймейстера, представлял каждого из актеров по очереди и говорил краткую хвалебную речь в его или ее честь.
Но тут начали твориться чудеса. Занавес вдруг зашевелился сам собой. Ветер за окном завыл, застонал печально и жалобно, словно погибшая душа, попавшая в адское пекло. Запахло склепом, могильной сыростью.
— Никогда не слышал, чтобы ветер так стонал, — негромко сказал Аретино.
— Это не ветер стонет, — ответил Аззи.
— Прошу прощения?
Аззи промолчал. Он знал, что зловещий вой ветра, и запах склепа, и внезапный холодок, пробегающий по коже, и звуки чьих-то тяжелых шагов на чердаке — это знаки незримого присутствия гостя из потустороннего мира.
Теперь демону оставалось только уповать на то, что эта могучая, явно враждебная ему сила не сразу сможет его одолеть. Похоже, она с трудом прокладывала себе дорогу в подлунный мир. Хуже всего было то, что Аззи понятия не имел, кто на сей раз явился по его душу. Прямо чертовщина какая-то: на демона охотится нечто, не имеющее образа, больше всего напоминающее привидение! Однако, хотя Аззи и не знал своего нового врага в лицо, то, что ждет его потом, ему было хорошо известно: черный колодец пустоты, распад сознания, когда прочный храм логики и причинности вдруг рассыпается, словно замок из песка. Малейшее движение — и вот уже камня на камне не остается от той крепости, которую ты возводил всю свою жизнь...
После того как все торжественные речи были произнесены, наступило время для короткой интерлюдии. Хор мальчиков, который Аретино подобрал специально для торжественного случая, исполнял вокальные произведения на духовные темы. Под пение хора в дверях зала возникли неясные очертания высокой худой фигуры, и присутствующие решили, что на представление явился дух святого Георгия. Однако нежданный гость так и не смог окончательно материализоваться и растаял в воздухе.
Затем наступила кульминация торжественного действа. Актеры один за другим подходили к краю рампы, ставили свои подсвечники в ряд и зажигали свечи. Когда свечи во всех семи подсвечниках вспыхнули ярким пламенем, Аззи произнес краткую заключительную речь. Его пьеса, поставленная, чтобы доказать миру одну простую истину: следуя своим природным наклонностям, человек может достичь счастья, удалась. Удача пришла к его актерам отнюдь не как награда за подвиги и добродетели. Напротив, отныне каждый может рассчитывать на благосклонность судьбы.
— И в подтверждение тому, — закончил Аззи свою речь, — здесь стоят мои актеры, получившие златые награды за то лишь, что оставались собой во всем своем несовершенстве.
Аретино, за все время спектакля не покидавший своего кресла в зрительном зале, низко склонился над записной книжкой и что-то быстро писал. Теперь уже он зримо представлял себе контуры той пьесы, которую вскоре напишет по мотивам спектакля, поставленного Аззи! Пусть демон тешит себя иллюзией, что достаточно разыграть подобие «Божественной комедии» — и получится отличная пьеса. Аретино знал, что для создания подлинного шедевра нужно еще долго, долго работать над материалом, который дал ему Аззи. Многое предстоит переосмыслить, а кое-что придется сочинить заново. Ему, сочинителю гениальной пьесы, придется труднее всех: ведь он должен войти в жизнь каждого из своих героев, смеяться вместе с ними и вместе с ними плакать, а если нужно, то вместе с ними пойти на смерть. Потому-то подлинно великие творения и переживают своих творцов, что пишутся они собственной кровью.
Погруженный в свои мысли, Аретино не заметил, как актеры обступили его и наперебой начали спрашивать, как понравилось ему их выступление. Аретино, недовольный тем, что его отвлекают, хотел было сердито ответить им, чтобы они оставили его в покое, но сдержал свой нрав и ответил, что каждый из них сыграл как нельзя лучше.
— А теперь, — сказал Аззи, гася свечи, — нам пора. Подсвечники вам больше не понадобятся. Я сотворю мелкое чудо и отправлю их в Лимб, где они пролежали много веков, пока я не принес их вам. Аретино! Вы готовы отвезти этих людей в безопасное место?
— Да, я готов, — отвечал Аретино. — Если только еще возможно хоть кого-нибудь увезти с этих островов, я берусь это сделать. А как же вы, сударь? Разве вы не покидаете Венецию вместе с нами?
— Я бы рад, — ответил Аззи, — но меня могут здесь задержать непредвиденные обстоятельства. Если меня... ну, словом, если со мной что-нибудь случится, вы знаете, что делать, Пьетро. Во что бы то ни стало спасайте людей, увозите их из Венеции!
— Да, но вы...
— Я постараюсь уцелеть, — улыбнулся Аззи. — В нас, демонах, удивительно развит инстинкт самосохранения.
Аззи и Аретино в сопровождении горстки актеров вышли на улицу, где бушевала гроза. Тьма сгущалась над обреченным городом; в ней пропадали затопленные водой кварталы и высокие шпили церквей. Это была роковая ночь, последняя ночь Венеции, и, быть может, всем им суждено было погибнуть вместе с нею.
Глава 5
Улицы Венеции весьма напоминали преддверие ада. Вода доходила уже почти до пояса. Жители города, обезумевшие от страха, покидали свои дома и бесцельно блуждали по городу в поисках какого-нибудь укрытия, где можно было бы спастись от наводнения. Аретино провел своих спутников кратчайшим путем к пристани, где обычно стояли легкие лодки, развозившие пассажиров, но причал был абсолютно пуст. Не помог даже увесистый кошель с золотом, который Аретино предусмотрительно взял с собой, зная, что там, где речь идет о спасении жизни, плата за место в лодке может быть довольно высока.
— Дьявольщина! — выругался Аретино. — Похоже, что все лодки в городе либо пошли ко дну, либо уже заняты теми, кто оказался проворнее нас.
— Я знаю, кто может помочь нам вывезти актеров в безопасное место, — сказал Аззи, — и я во что бы то ни стало разыщу его, хоть это и вызовет новую аномалию, за которую мне придется потом отвечать. Нам нужен Харон. Его ладья обычно рыщет неподалеку от тех мест, где пахнет смертью. У него особое чутье на крупномасштабные трагедии.
— Как, разве Харон существует на самом деле? — удивился Аретино. — Я думал, это просто древний миф...
— Конечно, он существует, — сказал Аззи. — Он пережил древних богов и даже сумел весьма неплохо устроиться с наступлением эпохи христианства. Он по-прежнему переправляет души умерших в мир иной, и дела его, смею уверить, идут весьма неплохо.
— Да, но возьмет ли он в свою ладью живых?
— На этот счет не беспокойтесь. Мне уже приходилось несколько раз иметь с ним дело. Я берусь его уговорить.
— Но где нам его искать?
На этот вопрос Аззи не ответил; он просто повернул в одну из улочек и быстро, уверенно зашагат вперед.
Аретино и актерам безнравственной пьесы не оставалось ничего другого, как идти за ним следом.
— К чему такая спешка? — спросил Аретино, догнав демона. — Неужели наше положение настолько безнадежно?
— К сожалению, оно даже хуже, чем вы можете себе представить, Аретино. Падение Венеции — это только начало. Если мы не успеем спасти наших актеров, то вся Вселенная погибнет. Рухнут обе системы — и Коперника, и Птолемея. Уже сейчас повсюду заметны признаки надвигающейся мировой катастрофы. Среди бела дня на улицах творятся чудеса. Торговля в городе почти замерла. Даже любовью люди уже почти не занимаются! Налицо явный аномальный взрыв.
— Я не понимаю, какая связь существует между любовью и гибелью Вселенной. Что такое аномальный взрыв? Что конкретно нам угрожает? И что ждет нас всех, если эта катастрофа, как вы ее называете, и впрямь случится?
— О, в этом случае вы и сами сразу же обо всем догадаетесь. Когда гибнет Вселенная, первым делом распадается связь времен. Следствия перестают плавно вытекать из своих причин, выводы не увязываются с предпосылками. Как я уже рассказывал вам, реальность начинает раздваиваться, и начиная с какого-то момента будут существовать два параллельных мира, две совершенно самостоятельные реальности. В одном из этих новообразовавшихся миров история будет идти так, как будто бы вовсе не существовало золотых подсвечников и никто не ставил безнравственную пьесу. Но в другом мире золотые подсвечники будут существовать, наша с вами пьеса будет сыграна, и, как следствие этого, погибнет Венеция, великий город. Этот мир, с погибающей Венецией, мы аккуратно вырежем из ткани бытия и отправим в Лимб. При этом время замкнется в непрерывное кольцо. История с золотыми подсвечниками будет повторяться снова и снова, и всякий раз это будет кончаться гибелью целого города. Нам нужно увезти отсюда актеров до того, как это случится.
Однако найти Харона оказалось не так просто. Они обошли полгорода в поисках его ладьи, и повсюду они видели толпы людей, пытающихся выбраться из гибнущего города. В ход шли любые средства; наиболее отчаянные хватались за доски или обломки бревен и бросались в волны, пытаясь уплыть с островов. Однако большинство не могло справиться с волнами и сильным течением и тонули, и тянули с собой на дно других неудачливых пловцов, оказавшихся поблизости.
Аззи и Аретино видели нескольких лодочников, еще не успевших отплыть от пристани. Их лодки были окружены плотным кольцом из человеческих тел. Пассажиры, занявшие места в лодке, отбивались от тех, кто прыгал в воду и цеплялся за ее борта. В ход шли шпаги и кинжалы; лилась кровь, и слышались пронзительные вопли раненых.
Наконец, вдоволь покружив по узким улочкам, Аззи в сопровождении своей уставшей, до нитки промокшей труппы вышел к одному из знаменитых венецианских каналов, по которому медленно проплывала утлая Харонова ладья. Харон ни разу не обновил свое судно за все время, пока работал перевозчиком душ умерших, и черная краска, которой была выкрашена его ладья, местами облупилась.
— Эй, на борту! — закричал Аззи, завидев эту старую посудину.
Высокий и худой старик со впалыми, землистого цвета щеками и ввалившимся ртом обернулся на зов. Глаза его недобро сверкали из-под нависших седых бровей.
— Аззи! — воскликнул он. — Вот нечаянная встреча! Впрочем, тебя можно встретить в самых неожиданных местах.
— А ты сам? Что делаешь в Венеции ты, Харон? Ведь если я не ошибаюсь, это довольно далеко от Стикса.
— Мы, перевозчики душ умерших, плаваем везде — ведь люди умирают во всем мире. Из компетентных источников я узнал, что вскоре здесь должна произойти катастрофа, да такая, какой мир еще не видал со дня гибели Атлантиды. Вот я и решил податься в эти края.
— Мне нужна твоя помощь. Дело очень важное и срочное.
— Моя помощь? А это дело не может подождать? Я как раз собирался вздремнуть до того, как начнутся эти бесконечные изматывающие рейсы в преисподнюю и обратно.
— Мои друзья попали в беду, — настойчиво продолжал Аззи. — Во что бы то ни стало нужно вывезти их из города.
— Не мое это дело — возить живых, — ответил Харон равнодушно. — У меня и без того хватает работы — в городе слишком много больных, которые вот-вот отдадут богу душу.
— Мне кажется, ты не вполне понимаешь, чем грозит нам гибель Венеции.
— Что до меня, то мне от этого ни жарко ни холодно, — усмехнулся Харон. — Смерть собирает свою жатву в Верхнем Мире, а в царство мертвых она не спускается. Там царит вечный покой.
— Да, так оно и было до сих пор. Но сейчас миропорядок может нарушиться, и тогда в царстве мертвых будет уже не так спокойно, как прежде. Слушай, неужели тебе в голову не приходило, что сама Смерть может умереть?
— Смерть может умереть? Какой абсурд!
— Ну да. Если даже Бог умер, то почему Смерть не может умереть? Когда пробьет роковой час, она умрет, причем весьма мучительно! Я говорю тебе чистую правду: судьба всей Вселенной висит на волоске. Если Мироздание рухнет, ты тоже погибнешь под его обломками!
Этот последний довод может убедить кого угодно, и даже такого скептика, как Харон.
— Так чего ты от меня хочешь? — спросил он у Аззи.
— Мне нужно вывезти своих людей из города и вернуть их в прошлое, за несколько секунд до нашей с ними встречи, на то самое место, где они впервые встретились со мной. Тогда все встанет на свои места, и мир будет спасен.
Многие думают, что утлая Харонова ладья тащится еле-еле и ничто в мире не может заставить ее двигаться быстрее, однако это далеко не так. Если Харон захочет, его судно развивает скорость хорошего парусника. Как только актеры сели в ладью, перевозчик душ умерших встал у руля и приказал своей команде матросов-мертвецов налечь на весла. Ладья вышла на середину канала и стрелой полетела к морю.
Харон стоял на корме, крепко сжимая руль, — худой и высокий, в длинной мешковатой одежде, весьма напоминающий огородное пугало. Вскоре его ладья уже бороздила воды залива. Гибнущий город был виден отсюда как на ладони. Повсюду пылали костры; багровое зарево полыхало над Венецией, и дым извивался, словно огромный змей, поднимаясь к закрытому грозовыми тучами небу. Выйдя из залива, Харон резко изменил курс и сбавил скорость; ладья начала скользить вдоль болотистых берегов, густо заросших камышом. Места были незнакомые и какие-то странные. Оказалось, что Харон выбрал кратчайший путь через реку, текущую между двумя мирами.
— Здесь все осталось так, как было в самом начале? — спросил Аретино.
— Ну, в те времена меня здесь еще не было, — усмехнулся Харон, — однако я здесь плаваю довольно давно. Здесь мало что изменилось с тех пор, когда мир еще не знал строгих законов физики и в нем царила магия. Да-да, на Земле были такие дивные времена. Явь тогда была похожа на сон. Люди и по сей день навещают этот затерянный мир — в мечтах и фантазиях, в волшебных снах или при помощи колдовских чар. Это древняя, заповедная страна. Она древнее, чем сам бог, древнее, чем все его творения. Так мир выглядел еще до того, как возникла Вселенная.
Перед отправлением Аретино пересчитал людей, взятых Ха-роном на борт. Оказалось, что двое или трое жителей Венеции, воспользовавшись всеобщей суматохой, сумели незаметно проскользнуть в трюм и прятались там до тех пор, пока их не обнаружили. Впрочем, места на ладье Харона было вполне достаточно, и поэтому лишних пассажиров было решено оставить. Но вот Корнглоу и Леоноры не было видно нигде — ни в трюме, ни на корме, ни на носу.
Аретино спросил, кто и когда видел влюбленную пару в последний раз, но пассажиры только вопросительно глядели друг на друга и пожимали плечами. Корнглоу и Леонора как в воду канули. Никто не видел их после окончания представления.
Актеры заняли места на пассажирских скамьях, но Аззи не торопился присоединиться к остальным. Он стоял у причала и отвязывал толстый канат, удерживавший ладью.
— Нет Корнглоу и Леоноры! — крикнул ему Аретино с кормы.
— Мы не можем их ждать! — проворчал Харон. — Смерть подгоняет нас. Она не любит опаздывать.
— Отправляйтесь без них! — отдал приказ Аззи.
— А как же вы? — спросил Аретино.
— Рад бы, да не могу, — ответил демон. Только сейчас Аретино разглядел за его спиной неясную тень, протянувшую свою длинную костлявую руку прямо к горлу Аззи.
Аззи отвязал канат и забросил его на борт ладьи. Хароновы гребцы оттолкнулись веслами от причала, и ладья отчалила. Между причалом и ее бортом показалась полоска темной воды.
— Неужели мы ничем не можем вам помочь? — прокричал Аретино.
— Нет, не можете! — крикнул в ответ Аззи. — Пожалуйста, отплывайте как можно скорее! Во что бы то ни стало вы должны выбраться отсюда!
И он еще долго провожал взглядом ладью, быстро удалявшуюся от берега и наконец превратившуюся в маленькое темное пятнышко среди морских волн.
Пассажиры пытались устроиться поудобнее на своих скамьях — ведь путь предстоял неблизкий. Конечно, мертвые — не самые приятные спутники для живых, но ради спасения собственной жизни можно перетерпеть маленькие дорожные неудобства.
Киска вежливо поздоровалась со своей соседкой, женщиной в темной накидке с низко надвинутым на глаза капюшоном.
— Здравствуйте, барышня, — ответила та глухим голосом. Киска удивилась тому, что мертвецы, оказывается, могут говорить.
— Куда вы направляетесь? — продолжала любопытная Киска.
— В ад, барышня, куда же еще, — ответила та.
— Ой, извините, — смутилась Киска.
— Ничего, рано или поздно все там будем.
— Даже я? — огорчилась Киска.
— Даже ты, — ответила ей женщина. — Но не расстраивайся, ты еще не скоро туда попадешь.
Квентин, сидевший на соседней скамье, жалобно попросил:
— Мне бы чего-нибудь покушать...
— Боюсь, наш хлеб придется тебе не по вкусу. Он очень горек.
— Я не люблю горькое, — захныкал Квентин.
— Тише! — прикрикнула на него Киска. — Разве ты забыл, что для живых не годится та пища, которую едят мертвецы? Стоит тебе проглотить хоть кусочек — и ты сам тоже станешь мертвецом! Потерпи еще немного, мне кажется, я вижу впереди берег.
— Хорошо, — сказал Квентин. Ему вспомнилось как он служил курьером в потустороннем мире, доставлял почту ангелам и демонам. Как весело было путешествовать между мирами! Как жаль, что все хорошее так быстро кончается!
