Часть III. МАРКО ПОЛО

Глава 1

Открыв глаза, Мак увидел, что он стоит на углу людной улицы. Мак решил, что они прибыли в большой город. Мефистофель и Маргарита стояли рядом с ним: демон — по правую руку, девушка — по левую. Мефистофель не изменил своим аристократическим привычкам и был изящно одет, словно собирался на бал: в петлице темного пиджака красовался свежий бутон алой розы, узкие черные туфли блестели. Мак глянул на Маргариту — девушка показалась ему очень красивой: после того как они улетели из Константинополя, она успела завить волосы и наложить косметику на лицо. Свою промокшую кофточку и шерстяную юбку она сменила на яркое шелковое платье. Лиф платья был с глубоким вырезом, соблазнительно приоткрывавшим грудь.

Мак огляделся, пытаясь понять, где они сейчас находятся. Своеобразная архитектура зданий подсказывала, что они попали в Китай. Присмотревшись к людям, проходившим мимо по улице, он заметил, что прохожие были одеты в шелк и меха, длинные рукава полностью скрывали кисти их рук. Несколько человек стояли в стороне и разговаривали. Их голоса, высокие и тонкие, напоминали птичий щебет. Воздух, холодный и сухой, пах древесным углем и традиционными пряностями. Небо над городом было темно-синим — такая глубокая, густая синева раскидывается в ясный день над берегами северных морей.

Среди спешащих по своим делам низкорослых прохожих в длинных шелковых халатах выделялись широкоплечие мужчины в островерхих меховых шапках. Вглядевшись в их смуглые, широкоскулые, плоские лица, Мак решил, что это монголы. Их здесь было довольно много, и каждый имел при себе оружие.

Люди проходили мимо Мака и Мефистофеля с Маргаритой, даже не глядя в их сторону, словно не замечая троих пришельцев.

— В чем дело? — спросил Мак. — Почему все стараются показать, что не видят нас?

— Они и в самом деле нас не видят, — ответил Мефистофель. — Я сотворил заклинание, сделавшее нас невидимыми. Это гораздо проще, чем снять специальную комнату для переговоров. Да и дешевле.

— Как вам угодно, — сказал Мак. — Итак, что я должен буду здесь делать?

— Эта улица ведет прямо ко дворцу Кубла-хана. У Великого хана пышный двор — его окружают родственники, фавориты, придворные, мудрецы, шарлатаны, мошенники, купцы, авантюристы, многочисленная челядь и никому не известные люди без определенных занятий, которых можно встретить при любом дворе — как европейском, так и азиатском. Среди этой весьма разнородной публики находится Марко Поло.

— Марко Поло? Знаменитый путешественник родом из Венеции?

— Вот именно. Его отец и дядя живут вместе с ним, но сейчас они уехали по торговым делам в Трапезунд.

— В Трапезунд?.. А где это? — спросил Мак.

— Не важно. К вам лично это не имеет никакого отношения, — сказал Мефистофель. — Сейчас для вас самое главное — понять, что вам предстоит сделать.

— Да, конечно, — согласился Мак. — Объясняйте же поскорее.

— Итак, Марко решил оставить Пекин и вернуться в Венецию. Кубла-хан весьма неохотно дал ему разрешение покинуть дворец, потому что Марко — единственный, .кто может обеспечить надежную охрану для принцессы Ирены, предназначенной в жены персидскому шаху. Против Марко плетутся многочисленные интриги. Некоторые из монгольских ханов завидуют славе Марко и тем богатым дарам, которые он получил от Великого хана. Марко угрожает опасность — несколько придворных составили против него заговор. Один из предлагаемых вам вариантов — спасти жизнь знаменитому путешественнику. Его хотят убить до того, как он покинет Пекин...

— Постойте... Подождите минутку, — перебил Мефистофеля Мак. — Но он же уехал из Пекина, разве не так?

— Да, конечно, но то было в прошлом, — ответил Мефистофель. — А сейчас история переписывается заново. Наступает ключевой момент. События могут принять совершенно неожиданный оборот, но может случиться и так, что все останется по-старому. Вам нужно понять только одно — все происходит как будто в первый раз. Здесь еще никто не знает о том, какая судьба ждет Марко Поло.

— Но если события станут развиваться по-иному, — сказал Мак, — не отразится ли это на ходе всей истории? И к каким последствиям это приведет? Вдруг окажется, что в нашем времени все будет не так, как должно быть?

— Вас лично это никак не коснется, — успокоил его Мефистофель. — Можете думать об этом парадоксе времен как о некоей абстракции... как о вещи в себе, если вам угодно. Вас доставили сюда в определенный момент времени. Перед вами стоит задача — сделать выбор из трех предложенных вам моделей поведения. А после мы посмотрим, удалось ли вам повлиять на историю, и если да, то в какую сторону склонятся весы — в сторону добра или зла.

— И все-таки я не понимаю, зачем мне помогать Марко, — сказал Мак. — Ведь он благополучно выехал из Пекина, несмотря на все интриги и заговоры, составленные против него...

— Да, вы и вправду ничего не поняли из моих объяснений, — вздохнул Мефистофель. — Еще раз повторяю вам: здесь сейчас все происходит заново, в первый раз, и невозможно предугадать, куда повернется колесо истории. Как в картах, так и в природе существует свой тайный ход фишки. К слову сказать, никто не знает, сколько раз переигрывалась судьба Марко Поло. Вполне возможно, что каждый раз жизнь этого человека складывалась по-другому. Та же картина наблюдается в истории племен и народов, только там идет куда более крупная игра. Сотни раз мы разыгрываем одну и ту же историческую драму, финал которой непредсказуем. Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. Представление начинается каждый вечер, вход по специальному приглашению. Нельзя сказать, что эти спектакли очень интересны, но иногда удается стать свидетелем довольно неожиданной, эффектной развязки.

— А эти... как их... переигрывания истории... они не влияют на реальный — то есть, я хотел сказать, на истинный ход событий? — спросил Мак.

— Как можно говорить о единственной реальности, когда история разветвляется и таких ответвлений становится все больше и больше? — пожал плечами Мефистофель. — Можно, конечно, выбрать один из нескольких тысяч параллельно существующих миров и назвать его истинным, но это значило бы приписывать вещам свойства, которыми они не обладают. И стоит ли говорить об истине там, где само время относительно, а бытие подобно течению реки?.. Что же касается конкретной ситуации, в которую вы попали, — мой вам совет: смотрите на все это, как на игру — правда, на такую игру, где ставки достаточно велики. Это и в самом деле игра — по крайней мере для нас. Но в то же время я советую вам играть всерьез; в противном случае для вас это может обернуться весьма печальными последствиями.

— Хорошо... Так из чего мне предлагается сделать выбор в данном случае?

— Второй из предлагаемых вам вариантов касается принцессы Ирены. Кубла-хан предназначил ее в жены персидскому шаху. Но если она выйдет замуж за кого-то другого, это может повлиять на ход истории точно так же, как любое другое крупное событие — например, убийство или спасение жизни выдающегося человека. Таким образом, расстроив брак принцессы с персидским шахом, вы можете изменить мир.

— А что потом случилось с тем, за кого она вышла замуж... ну, в нашем мире? — спросил Мак.

— История об этом умалчивает, — ответил Мефистофель.

— Ну, ладно, — вздохнул Мак. Он потерял всякую надежду вытянуть из этого высокомерного демона хоть каплю полезной информации. Придется самому разбираться уже на месте, как и в первый раз, подумал он. А вслух прибавил: — А третий вариант?

— У Кубла-хана есть талисман — волшебный скипетр, приносящий неизменную удачу тому, кто обладает им. До тех пор пока этот скипетр находится в руках Кубла-хана, его войско будет одерживать победы над врагом — в том числе над западными государствами, с которыми Великий хан ведет крупные войны. Вам предлагается похитить у него этот скипетр.

— Благодарю покорно! — воскликнул Мак. — В прошлый раз я уже пытался проделать это с чудотворной иконой!

— Это совсем разные вещи, — сухо возразил Мефистофель. — Кроме того, вы уже в другом времени, и ситуация здесь совсем иная. Забудьте о том, что было. Приготовьтесь. Сейчас я сниму магический покров, благодаря которому мы оставались невидимыми, и вы сможете приступить...

— Подождите! Подождите! — вскричал Мак, заметив, что Мефистофель собирается сделать какой-то жест. — А как я объясню, откуда я взялся и кто я такой?

Мефистофель размышлял несколько секунд, потом сказал:

— Представьтесь послом из Офира.

— Из Офира?..

— Офир, — ответил Мефистофель, — это город, упомянутый в Ветхом завете. Библейский царь Соломон — вы, наверное, слышали о нем — получал из Офира золото, серебро, слоновую кость, а также обезьян и павлинов.

— А где расположен этот Офир?

— Точно никто не знает. Одни говорят — где-то в Африке, другие — на Дальнем Востоке, третьи — в Абиссинии, четвертые — на Аравийском полуострове... Однако нам известно, что Марко Поло никогда не бывал в нем, иначе он обязательно упомянул бы об этом городе в длиннейших записках о своих многочисленных путешествиях. Итак, смело объявляйте себя послом из Офира — ни один человек не сможет уличить вас во лжи.

— Хорошо, — сказал Мак. — Значит, я — офирский посол...

А как правильно говорить — «офириец» или «офирянин»?

— Как вам самому больше нравится, — пожал плечами Мефистофель. — Ну, теперь вы готовы?

— Подождите!.. А моя одежда?..

— Взгляните на себя, — сказал Мефистофель.

Мак последовал его совету и обнаружил, что на нем черно-белое трико и черный суконный камзол, а на голове — шапочка, украшенная пером. Итак, с одеждой все было в порядке. Очевидно, переодеваясь, Мефистофель отдал приказ позаботиться о подходящих костюмах для него и для его подруги.

Пока Мак разглядывал свою новую одежду, Мефистофель сложил руки в первом магическом жесте Заклинания мгновенного исчезновения.

— Подождите! — отчаянно завопил Мак. Рука Мефистофеля замерла на полпути вверх.

— В чем дело?

— Как я буду разговаривать с этими людьми?

— Что вы имеете в виду?

— Язык! На каком языке мне с ними говорить? Вряд ли они знают немецкий. Я, конечно, могу кое-как объясниться с ними на французском, но боюсь, что этого будет недостаточно.

Брови Мефистофеля поднялись вверх.

— Как же так? — спросил он. — Вы меня удивляете, доктор Фауст. Ведь, кроме своих непревзойденных успехов в алхимии, вы приобрели всемирную славу как выдающийся лингвист!

— Это большое преувеличение, — вздохнул Мак. — Вы сами знаете, что людская молва обманчива. Кроме того, в течение долгого времени я был лишен практики в восточных языках. А языки так быстро забываются!..

— Ну, хорошо, — сказал Мефистофель. — Я открою вам Малое Речевое Заклинание. Оно даст вам возможность понять другого человека, на каком бы языке он ни говорил, и наоборот — вы сами сможете свободно говорить на любом языке. Но будьте осторожны: это заклинание предназначено строго для служебного пользования. Я даю его только вам, и никому другому.

— О! Малое Речевое Заклинание — это как раз то, что мне нужно! — обрадовался Мак.

Демон тотчас сделал несколько быстрых, почти неуловимых движений пальцами:

— Готово. Не забудьте вернуть его обратно, когда кончится срок вашего пребывания во дворце.

— А как же я? — спросила Маргарита.

— Вы будете при нем, как его подруга. Что касается Речевого Заклинания, на вас его действие не распространяется... Вы готовы? — повернулся Мефистофель к Маку.

Мак перевел дыхание и кивнул. Мефистофель исчез в ту же секунду — на сей раз без дыма и пламени, просто растворился в воздухе, как будто его и не было. И тотчас же какой-то толстенький низенький человечек с длинной бородой столкнулся с Маком, чуть не сбив его с ног.

— Оргунги, — произнес коротышка, поднимаясь с земли.

— Ах, что вы! Это я виноват. Извините, — ответил Мак, удивляясь тому, что прекрасно понял незнакомца. И проворчал себе под нос: — Вот черт, не продумывает ничего до конца — сам исчезнет, а потом обязательно какая-нибудь накладка выйдет!.. Ну, ладно, что там мне надо сделать?

В ту же минуту послышался громкий окрик:

— Эй, ты!

Оглянувшись, Мак увидел угрюмого широкоплечего воина в меховой шапке. Воин шел к нему, позвякивая блестящим оружием.

— Вот это уже что-то знакомое, — вполголоса сказал он Маргарите и, повернувшись к воину, ответил: — Да?

— Я тебя здесь раньше не видел, — сказал тот. — Ты кто такой?

Мак гордо выпрямился:

— Я офирский посол. Отведи меня к вашему хану... Да, со мной моя подруга Маргарита.

— Ступайте оба за мной.

И они пошли следом за воином. Завидев вооруженного человека, люди почтительно расступались перед ними, кланяясь на китайский манер. Они вышли на площадь перед дворцом Кубла-хана; возле торговых рядов толпился народ. Волна незнакомых запахов обрушилась на Мака и его спутницу — это были специфические запахи Востока. Здесь пахло Китаем, Индией и чуть-чуть — Южными морями. К этим терпким ароматам порой примешивался легкий дух Европы. Проходя мимо торговых палаток, они почувствовали, что резкий запах пяти основных специй усилился. Съедобные морские водоросли в огромных мокрых корзинах пахли солью и йодом. Среди всего моря перемешанных друг с другом запахов чеснока, древесного угля, рисовой водки, уксуса и сладких орешков личи Мак различил тонкие свежие ароматы бамбука и сандалового дерева. В плетеных корзинках лежали куски жареной свинины, на деревянных тарелках — подрумяненные по рецепту генерала Ку цыплята. Во всем чувствовался неповторимый дух Пекина, и больше всего — в специфическом запахе знаменитого пекинского соуса, которым китайцы приправляли все блюда.

Они шли через площадь, и сотни узких темных глаз провожали эту маленькую процессию. Смуглолицые черноволосые люди со смешными тонкими косицами на затылках перешептывались, указывая на чужеземцев. Благодаря волшебству Мефистофеля Мак понимал все, что говорили о нем и о его подруге.

— Марта, взгляни вон туда.

— Что такое, Бен?

— Кажется, чужеземцы.

— Какой странный цвет кожи...

— Пучеглазые, словно рыбы! Ну и красавцы, нечего сказать!

— А одеты как смешно! Никто таких кафтанов не носит...

— А она-то как вырядилась!..

— Ну и ну!

— Ты только погляди на ее ноги!

— А каблуки-то, каблуки!.. Мы здесь не носим таких высоких каблуков: они вечно где-нибудь застревают. Можешь себе представить, на что это похоже!

Толпа шумела, разглядывая чужеземцев, но враждебности к ним никто не проявлял.

Наконец пестрые торговые ряды и площадь остались позади. Мак с Маргаритой и сопровождающий их солдат оказались в самом начале широкого бульвара, ведущего прямо ко дворцу. Сюда не долетали ни резкие запахи рынка, ни гул человеческих голосов. Редкие прохожие двигались важно и чинно. Солдат провел двух чужеземцев во внутренний двор и остановился перед высокими дворцовыми воротами. Они были открыты, но перед ними стоял стражник в блестящих доспехах, вооруженный мечом и круглым щитом. Преградив путь троим незнакомым посетителям, он громко крикнул:

— Кто идет?

— Простой солдат, — ответил монгольский воин, сопровождавший Мака и Маргариту во дворец. — Привел с собой двух чужеземцев — офирского посла с женщиной, — чтобы представить их хану.

— Хорошая новость! — обрадовался стражник. — Кубла-хан собрал сегодня своих придворных в Большом приемном зале. Они уже закончили деловую беседу, но время обеда еще не наступило. Появление нового посла развлечет их. Проходи, солдат, сопровождающий почетных гостей!

Изнутри ханский дворец поражал роскошью так же, как он притягивал взоры своею пышностью снаружи. Описывать сказочные богатства, собранные здесь, означало бы пытаться объять необъятное; поэтому мы не будем отвлекать внимание читателя утомительным перечислением разных диковин. Гости, сопровождаемые стражей, прошли по длинным коридорам, стены которых были украшены затейливой росписью — китайскими стихами, воспевавшими утонченную прелесть созерцания воды. Последние двери вели в Большой приемный зал. Это были тяжелые бронзовые двери, плавно закругленные наверху; обе створки украшала затейливая резьба. Когда маленькая процессия с Маком во главе приблизилась к ним, они распахнулись без единого звука, как будто приведенные в движение скрытым механизмом — ни слуг, ни стражников, которые могли бы открыть их, не было видно.

И в тот же миг перед Маком появился маленький смуглый человечек — словно из-под земли вырос.

— Как прикажете доложить о вашем прибытии? — спросил он.

— Посол из Офира, — важно ответил Мак. — И его спутница.

Пышный приемный зал ярко освещали факелы, привезенные из Франции специально для дворца Великого хана. В их неживом, холодном, резком свете лица придворных казались застывшими гипсовыми масками. На богатых одеждах сверкали драгоценные камни, словно капли росы на ярких, роскошных южных цветах. На возвышении стоял трон, где сидел невысокий, ничем не примечательный человек средних лет, с маленькими узкими глазами и жидковатой бородкой. Его голову венчал высокий тюрбан, украшенный таким огромным бриллиантом, что Мак сразу понял: этот человек и есть Кубла-хан. По обе стороны от трона были отведены места для особо приближенных лиц и родственников хана — тетушек и дядюшек, нескольких братьев и сестер, их наперсников и ближайшей родни. Чуть поодаль был сооружен другой помост — пониже; там стоял другой трон. На нем в неудобной позе замерла светловолосая белокожая женщина — Мак подумал, что это принцесса Ирена. За спинами придворных стояли рослые солдаты-лучники, держа свои стрелы наготове. Они следили за всеми присутствующими в зале, не доверяя никому. Их узкие черные глаза перебегали с одной фигуры на другую, замечая малейшее движение руки или поворот головы. Над отдельным столиком возвышался высокий островерхий колпак, расшитый звездами и таинственными символами. Его обладатель, худой сутулый старик в длинной мантии, разукрашенной под стать колпаку, очевидно, был придворным мудрецом и звездочетом. Рядом со столиком мудреца стоял изящно одетый молодой человек, судя по внешности — европеец. На нем были панталоны и камзол; щегольской наряд довершала маленькая фетровая шапочка с соколиным пером. Мак догадался, что это знаменитый путешественник Марко Поло.

— Значит, вы прибыли из Офира? — спросил Кубла-хан.

Припомнив недавний разговор с Мефистофелем, Мак заметил, что хан держит в руке какой-то скипетр. Маку казалось, что скипетр этот вовсе не похож на магический предмет; но, с другой стороны, у него не было серьезных оснований не верить Мефистофелю.

Кубла-хан продолжал:

— Вы первый офириец, которого мы принимаем при своем дворе. Или, может быть, правильнее говорить «офирянин»?

— Как вашему величеству больше нравится, — ответил Мак.

— Послушай, Марко! — обратился Кубла-хан к человеку в европейской одежде. — Он, оказывается, европеец!

Молодой человек повернул голову; перо на его шапочке слегка качнулось. Бросив на Мака подозрительный недружелюбный взгляд, он сказал:

— Я с ним незнаком. Как вас звать, милейший, и откуда вы родом?

— Я доктор Иоганн Фауст, — ответил Мак. — Я родился в городе Виттенберге, в Германии. В настоящее время я исполняю обязанности офирского посла.

— Офирского посла?.. В Европе никогда не слышали о таком государстве.

— О, это неудивительно. Мы, офирийцы, большие домоседы. Мы не любим путешествовать, и наша страна не так сильно преуспела в торговом деле, как, например, ваша родная Венеция, Марко.

— А!.. Вам известно мое имя!

— Конечно. Ваша слава бежит далеко впереди вас; она достигла даже Офира.

Взгляд Марко потеплел — знаменитый путешественник был польщен.

— Чем же богата ваша страна? — спросил Марко.

— Всего не перечислишь, — ответил Мак. — Мы торгуем в основном с соседними странами. Мы продаем иноземным купцам золото, серебро, слоновую кость, обезьян и павлинов.

— Обезьян!.. Это интересно... — задумчиво произнес Марко. — Великому хану как раз нужен надежный поставщик обезьян.

— О, в таком случае вы вряд ли найдете лучшего поставщика, чем Офир, — сказал Мак, широко улыбаясь. — У нас их очень много, на любой вкус: большие обезьяны и совсем крошечные обезьянки, огромные гориллы и оранжевые оранг... оранж... оранг... оранжутаны. И много-много других. Наши обезьяны по качеству соответствуют лучшим мировым стандартам, и я думаю, что мы сможем удовлетворить запросы вашего обезьянника.

— Хорошо. Мы еще вернемся к этому вопросу и уточним некоторые детали. Кажется, перечисляя вывозимые из вашей страны товары, вы упомянули про павлинов?.. Великому хану могут понадобиться павлины — если, конечно, ваши цены не слишком высоки.

— Вам стоит только пожелать, — улыбнулся Мак. — Я сам назначу для вас цену.

В этот самый миг придворный мудрец, мирно дремавший в кресле за своим низеньким столиком, вдруг встрепенулся и выкрикнул резким, дребезжащим голосом:

— Офир, да?.. Это город, расположенный в тех же краях, что и Сава?

— Совершенно верно, — кивнул головою Мак. — Вы угадали.

— Посмотрим, — сказал старик. — Я еще должен сам в этом убедиться.

— Полагаю, вы убедитесь в том, что город наш стоит и дела в нем идут весьма неплохо, — сказал Мак, засмеявшись собственной шутке. Однако все придворные сохраняли серьезный и важный вид — ни один не позволил себе улыбнуться даже уголком рта. Смех Мака прозвучал довольно резко и оборвался.

Кубла-хан, неподвижно сидевший на своем троне, шевельнулся и открыл рот. Взоры всех присутствующих в зале устремились к нему.

— Добро пожаловать, доктор Фауст, офирский посол. Мы принимаем вас при своем дворе, — промолвил хан. — Мы еще побеседуем с вами, ибо, да будет вам известно, мы любим послушать разные истории про дальние страны и рассказы путешественников про их удивительные приключения. Это очень поучительно, и потому мы много говорим со вновь прибывшими к нашему двору. Наш возлюбленный сын Марко услаждал наш слух своими повествованиями, но нашему уху всегда приятно слышать новое от новых людей.

— Я весь к услугам вашего величества, — ответил Мак.

Рот Марко скривился в неприятной усмешке, а хмурый, неприветливый взгляд, устремленный на новичка, стал колючим и злым. Мак понял, что ему не удалось расположить к себе хитрого венецианца, а значит, ему будет сложно приобрести надежных союзников при дворе Великого хана.

— А женщина? — спросил хан.

— Он обращается к тебе! — шепнул Мак своей спутнице.

— Что он говорит? — спросила Маргарита. — Я ни слова не понимаю!

— Я буду говорить за тебя, — сказал ей Мак. Повернувшись к Кубла-хану, он произнес: — Это Маргарита, моя спутница. К сожалению, она совсем не знает монгольского языка.

— Совсем не знает? Как же так? Ведь мы хотим послушать и ее рассказ тоже.

— Я буду переводить вам ее слова. Очень жаль, что она не может сказать ни слова по-монгольски, — она мастерица рассказывать разные истории.

— Не нужно, — возразил Кубла-хан. — Благодаря нашему мудрому распоряжению у нас создан специальный институт — Институт монгольского языка. Опытные учителя очень быстро обучают монгольскому языку тех, кто прибывает к нашему двору, не понимая ни слова по-монгольски. Вы-то сами владеете монгольским языком в совершенстве, мой дорогой Фауст.

— Благодарю вас, — улыбнулся Мак. — Языки — это мое маленькое хобби. Я увлекался ими всю жизнь.

— Но женщину необходимо обучить. Объясните ей, что надо идти на занятия. Сейчас ее проводят в класс. Она выйдет оттуда лишь после того, как научится хорошо говорить по-монгольски.

Мак повернулся к девушке:

— Послушай, мне очень жаль, но я ничего не могу поделать. Они сейчас отведут тебя в класс, где будут учить монгольскому языку.

— О-о, — простонала Маргарита, — опять в школу!.. Все, что угодно, только не это!

— Мне очень жаль, но я ничем не могу тебе помочь.

— Черт возьми! — в сердцах воскликнула Маргарита. — Вот уж не было печали!

Но ей пришлось послушно выйти из зала вместе с двумя девушками-служанками, чьи руки сжали ее локти и мягко, но настойчиво подталкивали спутницу офирского посла к выходу.

Глава 2

Мак шел по бесконечным дворцовым коридорам. Слуга Вонг, приставленный к важной особе офирского посла, чтобы проводить его до отведенных ему комнат, шагал впереди, держа в руке фонарь. Язычок пламени дрожал и колыхался, хотя пахнущий пылью воздух был совершенно неподвижен. Мак не чувствовал ни малейшего дыхания ветра. Проходя по полутемным залам, из которых в разные стороны разбегались коридоры, Мак заметил, что вход в один из этих коридоров прегражден тяжелым малиновым шнуром, подвешенным на двух золотых кольцах, ввинченных в стены коридора. Темный коридор, казалось, скрывал какую-то мрачную тайну.

— Куда ведет этот коридор? — спросил Мак слугу.

— В западное крыло, крыло духов, — ответил Вонг. — Эта часть дворца отведена для духов умерших поэтов. Живым туда входить запрещено. Только сам Великий хан в сопровождении избранных мастеров, служителей искусства, проходит в это крыло, чтобы принести жертвы.

— Какие жертвы?

— Разноцветные камни, морские раковины, мох и многое другое, что любят духи умерших.

И Вонг рассказал Маку, что до Кубла-хана было много правителей, принимавших гостей из дальних стран при дворе и заводивших новые полезные обычаи, но Кубла-хан далеко превзошел их в своей любви ко всему чужеземному. Он резко отличается от остальных монголов: его уши всегда открыты для старинных преданий и легенд, а также для рассказов путешественников, прибывших из заморских краев. Он велел приводить к нему иноземцев, чтобы они рассказывали о своих странах и о том, каковы обычаи в каждой из этих стран. Он также любит слушать рассказы о семьях и родственниках чужестранцев, и, чем длиннее рассказ, тем больше бывает доволен Великий хан. Одно крыло ханского дворца отведено Для гостей, прибывших издалека. В этих роскошных покоях разные бродяги, собравшиеся со всего света, могут жить сколько им вздумается, ничего не платя за хлеб и кров.

Во дворце Кубла-хана жили не только знатные особы, послы и ученые. В гостевых покоях находили пристанище нищие, калеки, попрошайки и мошенники, подонки общества, стекавшиеся во дворец. Однако хан оказывал им столь же щедрый прием, как и всем остальным, ибо он полагал, что этим людям недостает не столько хлеба, сколько поучительных историй. В каждом нищем или попрошайке хан видел погибшего поэта или сказителя. Давая приют несчастным и обездоленным, Великий хан проявлял царственное милосердие, на все лады воспеваемое придворными льстецами.

Вонг подробно описал таинственное западное крыло дворца, крыло духов. Великий хан верил в загробную жизнь; он верил, что души поэтов и сказителей бессмертны, что они обитают в Царствии Небесном, созданном специально для них власть предержащими. Но иногда эти души покидают свою небесную обитель и спускаются на землю, ибо поэты черпают вдохновение из земных источников. Духи охотнее всего посещают те места, с которыми связаны самые яркие впечатления и дорогие воспоминания — как радостные, так и печальные. Странствуя по свету, духи нередко попадают под влияние посторонних сил. С помощью специальных обрядов и заклинаний искушенные в тайных науках люди могут привлечь какого-нибудь духа, случайно проходящего мимо. Это значит, что духов можно заманить и в ханский дворец — нужно только показать им, что здесь всегда будут рады появлению нового поэта или сказителя, особенно если дорогой гость давно умер. Поэтому в западном крыле дворца были отведены специальные покои, где днем и ночью горели ароматизированные свечи, а в золотых курильницах дымились ладан и драгоценное сандаловое дерево. В полутемных залах лежали мягкие звериные шкуры, блестящие осколки разбитых зеркал, куски янтаря, кристаллы горного хрусталя, старинные серебряные монеты, разноцветные камни и множество других вещей, притягательных для любого духа. Духи слетались в западное крыло, как воробьи на рассыпанное зерно, и часто какой-нибудь дух, насладившись видом столь дорогих ему предметов, в благодарность за этот роскошный пир посылал хану чудесный сон.

Благодаря частым посещениям духов хан видел удивительные сны. Ему снились огромные киты, человек в белом плаще с красным подбоем, торжественно выкрикивавший слова на незнакомом языке перед притихшей толпой, фигуры людей в черных капюшонах, низко надвинутых на глаза (хану было известно лишь то, что эти люди — заговорщики; но кто они и зачем собрались в полночь в мрачном подземелье, Кубла-хан не знал), снились всадники, скачущие по заснеженным полям. Ему снилось, что он блуждает по темному лесу, сбившись с дороги, снилось, что он должен сделать выбор между прекрасной принцессой и тигром... Таким образом, хан мог наслаждаться своими любимыми волшебными сказками и необычайными приключениями дни и ночи напролет; сама жизнь для него была лишь продолжением сна. Порою зыбкая граница между сном и реальностью совсем стиралась, и сам хан не мог вспомнить, была ли его греза сном или он услышал эту повесть из уст очередного сказителя. В глубине своей души Великий хан лелеял мечту перенестись после смерти в те небесные чертоги, где обитают души поэтов, и, восседая на высоком золотом троне, внимать рассказам духов.

Комнаты, отведенные офирскому послу, были обставлены с восточной пышностью. Мак обнаружил, что обычаи, принятые при дворе Великого хана, не только необременительны, но, напротив, очень приятны. Недоучившийся студент, проведший почта всю свою вольную жизнь в дешевых трактирах и на постоялых дворах, никак не мог пожаловаться на отсутствие комфорта. Мягкая постель, вышколенная молчаливая прислуга, подававшая ему изысканные яства и напитки и подогретую воду для умывания, — такую роскошь в Европе мог позволить себе далеко не каждый знатный господин. Сперва Маку казалось странным, что челядь, прибирающая в его комнатах или подающая ему воду и сервирующая стол, не обращает на него абсолютно никакого внимания и ведет себя так, словно его нет дома, однако позже он оценил все вытекающие из этого удобства: ничто не нарушало его покоя, никто не мешал ему предаваться размышлениям. А размышлять ему приходилось много: ведь он прибыл во дворец Великого хана не по своей воле и отнюдь не из простого любопытства, как большинство обитателей гостевых покоев. Ему нужно было исполнить поручение Мефистофеля. Эта мысль не выходила у Мака из головы, не давала ему беспечно наслаждаться жизнью.

Для начала Мак решил познакомиться поближе с тем человеком, чью жизнь ему было предложено спасти, — с Марко Поло, знаменитым путешественником. Отвести от Марко нависшую над его головой угрозу означало, по мнению Мака, совершить доброе дело. Чем дольше он размышлял, тем больше ему нравился такой способ действий: Мак считал, что он, по крайней мере, никому не причинит вреда. Расстраивать брак принцессы Ирены и искать ей другого жениха казалось ему крайне сложным и рискованным делом; к тому же он ни разу не видел саму принцессу. Что касается похищения магического скипетра у Кубла-хана, то этот план Мак отверг в самом начале, ибо трон Великого хана охраняли двое монгольских воинов, вооруженных луками. Стоило кому-нибудь из присутствующих в зале сделать неосторожное, резкое движение или просто оступиться, как стрелы ложились на тугую тетиву. Пытаться приблизиться к трону Кубла-хана, а тем более похитить скипетр прямо из его рук означало идти на верную смерть.

Итак, для начала нужно было разузнать побольше о Марко.

— Скажи мне, — обратился Мак к слуге Вонгу, — не живет ли Марко Поло где-нибудь поблизости?

— Ему отведены комнаты в гостевых покоях, — ответил тот, — погроме того, ему принадлежат несколько больших домов в городе, несколько загородных поместий, где построены великолепные дворцы, и еще у него есть земли далеко за пределами...

— Остановись! — воскликнул Мак, рассмеявшись. — Меня не интересует его недвижимое имущество. Я только хотел узнать, где его можно найти.

— Сейчас он находится в Главном банкетном зале. Он наблюдает за тем, чтобы зал был должным образом украшен для пира в честь Великого хана, который будет устроен во дворце сегодня вечером.

— Пожалуйста, проведи меня в этот зал.

Глава 3

В Главном банкетном зале царила суматоха: здесь готовились к торжественному событию — пиру в честь Великого хана. Слуги, словно мыши, бегали взад и вперед по залу и ближайшим коридорам; несколько человек, взобравшись на высокие лестницы, развешивали на стенах пестрые флажки, вымпелы, длинные шуршащие бумажные ленты и разноцветную мишуру. Мак огляделся кругом — Главный банкетный зал был достаточно просторным, чтобы вместить несколько сотен человек. Высокий потолок поддерживали восемь массивных колонн; основанием каждой из этих колонн служили кубические каменные глыбы, на которых размещались украшения, сразу привлекавшие к себе внимание, — отрубленные человеческие-головы. Вокруг каждой колонны возвышалась пирамида из отрубленных голов — некоторые еще кровоточили, другие были покрыты пятнами засохшей крови; иные, со сморщенной кожей, свисавшей с дряблых щек, были чуть тронуты трупной зеленью, а несколько голов казались выкопанными из старых могил — носы их провалились, а кожа почти совсем сошла со лбов и щек, обнажив гниющую плоть и желтые кости черепа. В центре зала стоял огромный чан, наполненный кровью; две фигуры в плащах с низко надвинутыми на глаза капюшонами наклонились над чаном, перемешивая кровь, чтобы она не свернулась. Марко Поло стоял неподалеку от них, подбоченясь и задрав подбородок. Он глядел на пирамиды отрубленных голов, словно художник, созерцающий написанную им картину.

Несколько минут Мак стоял неподвижно, потрясенный этим мрачным зрелищем, затем решительно направился к Марко.

— Какая великолепная декорация из отрубленных голов, — произнес он, растягивая губы в улыбке, — ряды так ровны, словно их высоту и ширину отмеряли по линейке.

Знаменитый путешественник, поглощенный своим занятием, едва удостоил его взглядом и кратким ответом:

— Благодарю вас. Однако кое-что нужно подправить.

И он закричал слугам, хлопочущим возле восьми зловещих пирамид:

— Ровнее, ровнее кладите головы вон в той пирамиде! Поправьте пятую слева в верхнем ряду! Я не хочу, чтобы они рассыпались! Мне нужно добиться впечатления монолитности. Этот эффект достигается за счет максимального уплотнения. Кладите выше, еще выше — вот так! Возле каждой колонны должна возвышаться двухметровая пирамида голов. Я знаю, что они не могут держаться сами собой. Однако вам нужно сделать так, чтобы со стороны казалось, будто они держатся. Скрепите их чем-нибудь — проволокой или тонкой веревкой, — только чтобы не было заметно снаружи. И вытащите из общей кучи вон то старье! Долой все подпорченные, почерневшие головы! У них такой вид, словно они пролежали в земле несколько десятков лет! На этом пиру нет места прошлому. Мы устраиваем праздник в ознаменование настоящих и будущих побед Великого хана, а значит, зал должен быть украшен только что отрубленными головами; желательно, чтобы кровь текла из ран. Если крови будет мало, добавьте несколько ковшей из чана.

Несколько минут Мак и Марко молча наблюдали за тем, как слуги суетятся вокруг каменных оснований колонн, исполняя распоряжения Марко. Мак сказал с видом знатока:

— Теперь, конечно, стало еще лучше.

— Правда?

— О да. У вас, венецианцев, острый глаз и отменный вкус к подобным вещам.

— Благодарю вас. Если я не ошибаюсь, вы прибыли из Офира?

— Да, — кивнул головою Мак. — Но не будем говорить обо мне, тем более что я новичок при дворе и моя скромная персона вряд ли представляет интерес для прославленного путешественника. Я хочу сказать вам, что я рад нашей встрече и возможности побеседовать с таким выдающимся человеком, как вы. Я восхищаюсь вами, Марко. Я и мечтать не смел о том, чтобы встретиться с величайшим повествователем своего времени, а может быть, и последующих веков.

— Это характеризует вас как тонкого ценителя и вообще любознательного человека, — лукаво усмехнулся венецианец. — Но ведь вы сами в некотором роде... повествователь, не правда ли? Я имею в виду вас и ваш Офир, разумеется. Неужели у вас не найдется- нескольких волшебных историй про вашу сказочную страну?

— Ах, — вздохнул Мак, очевидно не поняв скрытого намека. — Боюсь, моя история покажется короткой и скучной. Кому интересен Офир? Кроме обезьян, павлинов и слоновой кости, там нет ничего, о чем стоило бы упомянуть.

Улыбка Марко стала неприятной.

— Допустим. Надеюсь, вы понимаете, что при дворе слишком мало места для двух повествователей, если они рассказывают об одних и тех же вещах.

— О, здесь я вряд ли смогу оказаться вам достойным соперником. Ваш непревзойденный опыт и искусство делают вас самым выдающимся из мастеров рассказа. Между прочим, именно поэтому я пришел сюда. Я хотел бы получить ваш автограф, Марко.

— У вас есть моя книга?

— Да, это поистине самое дорогое, что у меня есть... Точнее, было, поскольку эти негодные арабские воришки стащили у меня единственный экземпляр, когда я проезжал через Приволжскую возвышенность.

— Напоминает приключенческий роман, — усмехнулся Марко.

— Нисколько, — возразил Мак, прекрасно помня о том, кому отводится роль главного придворного лгуна. — Самое обычное мелкое воровство, ничего больше. Очень жаль, что у меня не сохранилась эта книга. Осмелюсь попросить вас об одной любезности — начертать вашу подпись на листочке бумаги. Я вклею этот листок в книгу, когда мне удастся раздобыть еще один экземпляр.

— Может быть, у меня сохранился один экземпляр, — сказал Марко, теряя интерес к беседе. — Я могу уступить его вам.

— Ваш единственный экземпляр! Как можно! Я никогда не решусь воспользоваться вашей добротой! — воскликнул Мак.

— Если хотите знать, у меня хранится несколько экземпляров моей книги, — зевнув, ответил ему Марко.

— Это большая честь для меня — получить книгу из ваших рук, — слова полились из уст Мака подобно струе воды, бьющей из фонтана. — Надеюсь, вы окажете мне еще большую честь, позволив сопровождать вас и ограждать от тех, кто плетет гнусные интриги вокруг столь славного человека, как вы.

— Интриги? — переспросил Марко. — Как вы смогли узнать о них — ведь вы совсем недавно появились при дворе?

— Очень просто, — сказал Мак. — Всякий, кому посчастливилось обладать столь тонким умом, как ваш, и стяжать великую славу, непременно наживает при дворе много врагов. Я почту за счастье служить вам и охранять вас.

— Если вы действительно хотите помочь мне, то, пожалуй, вы можете кое-что сделать.

— Я к вашим услугам.

Марко размышлял несколько секунд, затем произнес:

— Я полагаю, что, будучи офирским послом, вы владеете многими иностранными языками.

— Это обязательное условие для каждого, кто хочет занять должность посла, — ответил Мак, поклонившись.

— Мне известно, что вы знаете немецкий, французский, монгольский и персидский.

— Это весьма распространенные языки, и знать их необходимо.

— А как насчет тюркских языков? Турецкого? Фарси? Туркменского?

— Полагаю, я сумею с ними справиться.

— А с языком племени пушту?

— Я не совсем уверен... Не будете ли вы любезны произнести несколько слов на этом языке — мне легче воспринимать слова на слух, чем рассуждать о лингвистических тонкостях.

— Хорошо, — ответил Марко. — Слушайте.

Выпятив губы, он издал несколько странных звуков. Это должно было означать: «Вот несколько слов на языке пушту».

— Да, — сказал Мак. — Я понял.

— Вот и хорошо, — сказал Марко. — Принцесса Ирена говорит только на языке пушту, не утруждая себя изучением монгольского. Ей не с кем разговаривать, поскольку никто не владеет языком, на котором говорит принцесса.

— Кроме вас, разумеется, — вставил Мак.

— К сожалению, я не могу похвастаться знанием этого языка. Единственная фраза, которую я разучил, это: «Вот несколько слов на языке пушту». Изучение иностранных языков отнимает очень много времени, вы знаете, а я постоянно занят.

— Очень жаль, — ответил Мак.

— Но ваше знание языка пушту очень кстати, — продолжал Марко. — Я хочу, чтобы вы пошли к принцессе и побеседовали с ней. Ей будет приятно поговорить на своем родном языке. И конечно, ваш рассказ об Офире, об обычаях и нравах этой страны, немного развлечет ее.

— Я думаю, не стоит занимать принцессу такими пустяками, как рассказы об Офире, — сказал Мак. — В общем, Офир мало чем отличается от любой другой страны. Но если вы считаете, что принцесса благосклонно отнесется к моей болтовне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы развеселить ее. Располагайте мною, как вам угодно. Я тотчас же отправлюсь к принцессе.

И Мак вышел из Главного банкетного зала, удивляясь, как легко ему удалось проникнуть в самые высокие круги монгольского двора.

Глава 4

Покинув Главный банкетный зал, Мак пошел по бесконечным коридорам. Коридоры во дворце Великого хана представляли собой настоящий лабиринт, в котором новичку было очень трудно ориентироваться. К счастью, он выбрал верное направление и ни разу не сбился с дороги. Однообразие коридоров и галерей, через которые проходил Мак, угнетало его; ему казалось, что он обречен целую вечность шагать по гладкому полу и по пологим лестницам, ведущим в никуда. В каждом коридоре висели клетки с птицами — они качались на длинных золотых цепях, прикрепленных к потолку. Шагам Мака вторило приглушенное эхо; порою в полумраке коридора в нескольких шагах впереди него возникала фигура собаки или грациозного оцелота — звери свободно бродили по дворцовым коридорам, не обращая особого внимания на людей. Иногда до ушей Мака долетали отдаленные звуки труб, ревущих на высоких и резких нотах, сопровождаемые грохотом большого барабана. Дважды Мак сталкивался с разносчиками питья и кушаний — на их лотках стояли кувшины и чаши, на серебряных блюдах лежало мясо, зажаренное на палочках, и ароматные монгольские энчилады. По распоряжению Великого хана разносчики обходили все коридоры, чтобы заблудившиеся в этом огромном лабиринте гости, тщетно пытающиеся отыскать дорогу в трапезную, не страдали от голода и жажды.

Мак спустился в нижние покои дворца, где не было окон, но по пути часто попадались искусно выполненные диорамы. Он проходил мимо небольших березовых рощиц — в траве были расставлены чучела лесных зверьков, — попадал в тропические джунгли, где из-за деревьев выглядывали озорные обезьянки, шел по берегам спокойных рек. Эти подделки, конечно, не могли заменить живую природу, но они разнообразили унылую пустоту галерей, и благодаря им человек, блуждающий по длинным коридорам, не чувствовал себя пойманным в каменный мешок. Всюду, где только хватало места, создавалась иллюзия свободного пространства — художники, прекрасно владеющие перспективой, рисовали пейзажи, а возле них ставили уменьшенные копии деревянных храмов, напоминающие кукольные домики.

Наконец один из длинных коридоров вывел Мака в широкий внутренний двор, вымощенный каменными плитами. Мак увидел много вооруженных воинов — разбившись на группы по нескольку человек, они выполняли сложные упражнения с мечами, пиками и алебардами: одни нападали, другие отражали удары. Наставники в красных повязках наблюдали за воинами, заставляя отрабатывать каждое движение по нескольку раз. Проходя между рядами воинов, глядя на потные спины и утомленные лица, Мак подумал, как это должно быть скучно — каждый день и в жару, и в холод, по нескольку часов заниматься военной подготовкой в этом неуютном внутреннем дворе под надзором строгих наставников, приказывающих снова и снова повторять сложные фигуры поворотов, взмахи мечами, удары пиками.

Медленно пробираясь на другой конец двора, где начинался коридор, ведущий в покои принцессы Ирены, он глядел на упражняющихся воинов и прислушивался к разноязыкой речи — очевидно, гвардию, охраняющую дворец, набирали из разных мест. Благодаря заклинанию Мефистофеля Мак мог понять речь каждого из воинов, но он слушал довольно рассеянно — ведь в грубых репликах, которыми перебрасываются друг с другом простые солдаты, нет ничего интересного. Однако имя Марко Поло, повторенное несколько раз, привлекло его внимание. Он огляделся, чтобы выяснить, откуда долетел до его ушей обрывок разговора, и заметил двоих рослых бородатых воинов.

Они только что закончили упражняться в фехтовании и теперь стояли чуть поодаль от остальных. Оба были одеты в кожаные рубахи и штаны, на которых были нашиты бронзовые бляхи. Их курчавые волосы блестели от ароматных масел и бальзамов, которыми они смазывали головы, следуя финикийскому обычаю. Первый воин спросил:

— Ну, так что же ты хотел мне сказать про Марко Поло?

Другой ответил:

— Не следует говорить об этом в таком людном месте.

— Не волнуйся, — сказал первый. — Здесь никто, кроме нас, не говорит на хайфасском диалекте среднеарамейского языка.

Действительно, это был очень своеобразный диалект, непривычный для уха европейца. Однако Мак понял его так же легко, как понимал родную речь; он отчетливо различал каждый звук вплоть до твердых приступов. Остановившись неподалеку от этих двоих солдат, Мак сделал вид, что поправляет соскочивший с ноги башмак, и стал внимательно слушать.

— Пора приводить в исполнение наш план, — сказал второй солдат. — Сама Судьба помогает нам: сегодня вечером нас поставят охранять банкетный зал во время пира. Тогда мы это с ним и сделаем.

— Убьем, да?

— Его смерти желает сам владыка Финикии. Я получил от него письмо, отправленное с почтовым голубем. Мы должны сделать это сейчас, пока он не уехал из Пекина и не заключил торговых соглашений, ущемляющих интересы нашего славного города Тира.

— Да здравствует Тир! — воскликнул первый.

— Тише ты, болван! Будь готов сегодня вечером.

И двое заговорщиков вновь начали звенеть мечами, выполняя сложные приемы фехтования. Мак помедлил еще немного, застегивая ремешки башмака, затем выпрямился и пошел через внутренний двор к коридору, ведущему в покои принцессы. На душе у него было радостно: благодаря счастливому стечению обстоятельств ему удалось раскрыть тайный заговор, и таким образом поручение Мефистофеля казалось ему уже наполовину выполненным. Он решил разыскать Марко Поло сразу же после беседы с принцессой и сообщить венецианцу об опасности, угрожающей его жизни.

Глава 5

Принцесса Ирена скучала в своих покоях. Приход офирского посла внес некоторое разнообразие в ее унылую жизнь, подчиненную строгим правилам дворцового этикета.

— Вы должен понимать, — сказала принцесса, когда они шли во внутренние комнаты по роскошным коврам, заглушавшим шаги. — Я много любить гости, но плохо говорить монгольска.

— Именно это обстоятельство явилось причиной моего визита к вам, принцесса, — ответил Мак на безупречном языке пушту. — Поскольку я немного знаю ваш родной язык, я взял на себя смелость предстать перед вами, ибо решил, что вы изволите побеседовать со мной до того, как наступит время пира, вы понимаете?

Принцесса вздрогнула и остановилась, прижав руки к груди. Глаза ее казались огромными и сияли, как звезды. Несколько мгновений она стояла неподвижно, в упор глядя на Мака — казалось, из ее глаз вот-вот польются слезы. Она никак не ожидала услышать родную речь из уст этого белобрысого незнакомца. Молодой человек говорил на языке пушту без малейшего акцента, не путал суффиксы и приставки (вечный камень преткновения для чужеземца, собирающегося овладеть этим языком), правильно расставлял ударения, не пропускал ни одного придыхания в начале слов и четко произносил все фрикативные согласные. Все это казалось принцессе таким же чудом, как если бы она увидела в глубоком январском снегу цветущие фиалки. Это растопило лед ее высокомерия, с которым благородная принцесса относилась ко всему новому и непривычному.

— О, язык, на котором говорила моя мать! — возбужденно воскликнула она. — Я никогда не думала, что при монгольском дворе найдется хоть один человек, знающий его. Вы же владеете им так, словно говорили на нем всю жизнь.

— С вашего позволения, я всего лишь призываю свои скромные способности на службу вашему высочеству, — сказал Мак, произнося труднейшую фразу с легкостью прирожденного лингвиста.

— Ах, как замечательно, что мне теперь можно говорить на родном языке! — сказала принцесса. — Я так плохо говорю по-монгольски, что произвожу жалкое и глупое впечатление, хотя, между прочим, я глубоко изучала офирскую литературу, а также кушскую и савскую, и даже написала несколько трактатов на эту тему.

— Я, к сожалению, не столь хорошо разбираюсь в этих вещах, как ваше высочество, но предмет ваших занятий представляется мне серьезным и важным.

— Для меня сейчас важнее всего то, что вы можете говорить со мной, — улыбнулась принцесса, — а я — с вами. Проходите сюда, присаживайтесь, отведайте вот эти сласти и вино и расскажите о себе. Я хочу знать, какими судьбами вы очутились здесь, в Пекине.

Опустившись на низкий диван с грудой разноцветных подушек, Мак принял из рук принцессы бокал вина. Принцесса села рядом с ним. Это была высокая, хрупкая белокожая блондинка; ее обнаженные плечи были далеко не безупречной формы и не вызывали восхищения у Мака. Глаза, прикрытые пушистыми ресницами, ежеминутно меняли свой цвет, как морские волны. По суетливым, нервным движениям рук и высокому, резкому голосу в ней можно было определить тот истерический женский тип, к которому принадлежали многие царственные особы женского пола. Принцесса еле сдерживала свои эмоции, и драгоценные браслеты на ее запястьях звенели всякий раз, когда она делала тот или иной жест.

— Они привезли меня сюда из Страны Высоких Знамен, — говорила она, — и в конце концов решили выдать замуж за этого персидского шаха. Судите сами, разве это справедливо? Папочка обещал мне, что я выйду замуж за кого захочу. А потом... все так изменилось с тех пор, как Великому хану понадобилась принцесса из нашей семьи. Я хотела выйти за Вигура, но его отравили.

— Такова судьба женщин, в чьих жилах течет царственная кровь, — сказал Мак. — Их браки скрепляют договоры между могущественными державами. Но, с позволения вашего высочества, я не вижу ничего плохого в браке с персидским шахом. На мой взгляд, это прекрасная партия...

— Я видела его портрет! — перебила Мака Ирена. — Если б вы сами его увидели, вы бы так не говорили. Он толстый, жирный, противный. Старый. У него редкие волосы. И рот какой-то кривой. У него вид полного импотента. И дурака. Он говорит только по-персидски.

— Ну, это последнее еще не такая большая беда, — сказал Мак. — Вряд ли ваше высочество может причислить знание персидского языка к его недостаткам.

— Я вообще не хочу иметь с ним ничего общего, не хочу думать о нем/ — сказала принцесса, дрожа всем телом. — Если даже на портрете он выглядит таким уродом, то представьте себе, каков он на самом деле. Что ж, если меня все-таки выдадут за него замуж, ему же будет хуже. Я никогда не рожу ему детей, и его род угаснет!

Мак сочувственно покивал головой, размышляя, к чему может привести такой поворот событий. Если у принцессы не будет детей, это не сможет не отразиться на будущих поколениях. Любое, даже самое незначительное событие может внести огромные изменения в неразрывную цепь причин и следствий, которую люди называют историей. Но насколько глубокими будут эти изменения, Маку не дано было знать. Он не мог даже приблизительно оценить их масштабы. Размышляя об этом, Мак отвлекся от разговора с принцессой, пока ее голосок не прозвенел возле самого его уха:

— Отведайте инжира. У него нежный вкус, но ему, конечно, далеко до вкуса ваших губ.

— Принцесса!.. — воскликнул Мак. Откровенный призыв, прозвучавший в ее словах, удивил и озадачил его. Хотя он всегда был о себе высокого мнения и успел кое-что повидать на своем веку, сейчас он растерялся, как школьник, — настолько странным было поведение его собеседницы. Он боялся поднять глаза, чтобы не встретиться с нею взглядом, и начал сосредоточенно разглядывать загнутые кверху носки своих мягких кожаных башмаков.

— Я буду откровенна, — продолжала Ирена. — Другого случая может не представиться. — Она придвинулась совсем близко и прижалась к нему всем телом, обвив тонкими руками его шею. — Как ты сказал тебя зовут, золотко?

— Иоганн Фауст, ваш покорный слуга. Но, принцесса...

— Ионни, я не могу устоять перед твоими чарами. Ты завоевал меня своим медовым языком... Ах, не противься же, подожди немного — я только сниму вот это... — Она теребила липкими от сластей пальцами шнурок корсета, стягивающего ее стройную талию. Мак в это время пытался отодвинуться от нее как можно дальше, но ему мешали мягкие диванные подушки. Они начали бороться; принцессе удалось опрокинуть перепуганного Мака на спину. Он почувствовал, как ее гибкое тело прижимается к его бедрам, сделал еще одну отчаянную попытку освободиться и снова потерпел неудачу. Мак не имел ничего против энергичных женщин, но сейчас он попал в довольно скверную историю; ведь если кто-нибудь узнает о том, чем он занимался в покоях принцессы, для него это маленькое приключение может закончиться весьма печально. Мозг его лихорадочно работал, пытаясь найти достойный выход из положения. Тем временем принцесса начала расстегивать его камзол, одновременно с этим умудряясь делать множество разных вещей — расшнуровывать корсет, снимать туфли и жевать засахаренные фрукты. Барахтаясь в диванных подушках, Мак размышлял о том, занималась ли раньше принцесса Ирена такими вещами с кем-нибудь из мужчин и если да, то какая участь ждала тех несчастных, если их заставали вместе с нею. Ему показалось, что Марко предупреждал его об этом...

Но не успел он собраться с мыслями, как дверь, ведущая во внутренние покои, распахнулась. Вскочив на ноги и кое-как оправляя одежду дрожащими руками, Мак увидел, что в комнату входит молодая стройная женщина. Она шла очень быстро, и край ее длинного платья из сверкающей ткани неопределенного цвета волочился за нею по полу наподобие шлейфа. Удивление Мака перешло всякие границы: он никак не мог понять, откуда появилась эта женщина и что она здесь делает. У незнакомки были темные волосы и большие темные глаза; одета она была несколько необычно. Приглядевшись внимательно, в ней можно было угадать неземное создание — одну из дочерей Эфира, которые являются смертным поэтам и художникам в минуты божественного озарения.

— Кто вы? — спросил Мак дрогнувшим голосом.

— Я Илит, штатная сотрудница сил добра, официально назначенная наблюдателем за событиями, связанными с новой Тысячелетней войной сил света и тьмы. А вы, доктор Фауст, совершили столь тяжкий проступок, что, боюсь, отныне дорога к добру будет для вас навсегда закрыта.

Глава 6

Илит проходила школьную практику в одном из так называемых параллельных миров, о которых (если, конечно, читатель помнит) Князь Тьмы Мефистофель недавно рассказывал Маку, причем Мак не понял почти ничего из пространных объяснений Мефистофеля. Этот мир сформировался в результате ответвления от основной линии земной истории и теперь существовал почти самостоятельно. В задачу Илит входило совершать добрые дела там, где это возможно, таким образом изучая добро на конкретных жизненных примерах и повышая свое мастерство в совершении честных и благородных поступков — основном ремесле всех ангелов. Упросив Гермеса Трисмегиста дать ей шанс проверить на деле свои теоретические знания, полученные в Гуманитарном Учебном Ангельском Центре, она получила направление в этот мир в качестве ангела-практиканта. Ей нравилось постигать тонкости науки добра, которой в совершенстве владеют все духи, обитающие в Вышних Сферах; нравилось самой творить добро; нравились те, с кем ей приходилось работать. Попробовав себя в роли ангела (хотя бы даже еще только-только начинающего и неопытного), она поняла, что эта роль ей как нельзя более подходит. Ее огорчало только одно: ей казалось, что за время своей практики она сделала ничтожно мало и что она может (а следовательно, должна) сделать намного больше. К тому же, хотя этот мир мало чем отличался от Земли, все же это была не настоящая история, а лишь одна из ее альтернативных «ветвей» (очевидно, возникших в результате совместных экспериментов сил света и тьмы). Поэтому юная практикантка очень обрадовалась, когда сам архангел Михаил позвонил по прямой линии связи, соединяющей ее мир с небесными сферами, и попросил срочно позвать ее к телефону.

— Алло, Илит, — сказал ей Михаил, — мне интересно знать, как там у тебя идут дела?

— Прекрасно, — ответила она, — только я очень скучаю по настоящему делу. Мне бы хотелось скорее приступить к серьезной работе...

— Вот молодец! — похвалил ее Михаил. — Сразу видно, что из тебя получится примерный ангел. Слушай, у нас есть одно поручение — как раз для духа с твоими способностями. Надеюсь, ты следишь за важнейшими событиями, происходящими в нашем мире? Я имею в виду новую Тысячелетнюю войну между светом и тьмой. Слышала ли ты что-нибудь о ней?

— Конечно, — сказала Илит, — у нас все только об этом и говорят.

— Обе стороны, участвующие в войне, могут послать своих наблюдателей на место проведения решающего эксперимента — по одному наблюдателю от светлых и темных сил. Таким образом, ни одна из сторон не сможет получить никаких преимуществ в борьбе — например, заставляя смертного участника Великого спора совершать поступки, которые в конечном счете сыграли бы на руку свету или тьме. Я хотел предложить тебе вернуться на Землю и проследить за действиями Мефистофеля и Мака.

— Я поняла, — ответила Илит. — Считайте, что я уже там.

— Эй, подожди! — окликнул ее Михаил. — Возьми вот этот амулет.

— Но, Михаил... — удивилась она.

— Это отнюдь не подарок, — возразил архангел. — Этот амулет делает невидимым всякого, кто им обладает. Я хочу, чтобы ты незаметно наблюдала за всем, что происходит, оставаясь невидимой.

— Хорошо. До встречи! — Илит тут же исчезла, словно ее и не было.

Она догнала Мака в самом конце его константинопольских приключений и, будучи невидимой, последовала за ним в Пекин. Пользуясь свободой, которую дал ей волшебный амулет, она вошла в покои принцессы и застала Мака и Ирену в самый неподходящий момент. Поза этой парочки, лежащей на мягких диванных подушках, была столь откровенна, что молодая практикантка тотчас же сделала соответствующие выводы.

Принцесса Ирена была ошеломлена внезапным появлением в своих покоях незнакомой женщины; к тому же вид у незнакомки был несколько необычный: пушистые стриженые волосы падали на плечи, а стройный стан облекали ангельские одежды — целомудренные, но в то же время так соблазнительно подчеркивающие женственную прелесть ее фигуры!

— О боже! — воскликнула принцесса. — Что случилось?

— С тобой — ничего, я надеюсь, — ответила ей Илит. — Но мне нужно серьезно поговорить с этим молодым человеком. — Легким кивком головы она указала на Мака, который медленно пятился назад, не решаясь сделать то, что ему сейчас больше всего хотелось сделать, — броситься бежать со всех ног, чтобы очутиться как можно дальше от этой сумасшедшей из потустороннего мира.

— Пожалуй, — строго произнесла Илит, — мне следует увести его отсюда, ибо то, что я собираюсь ему высказать, отнюдь не предназначено для ушей невинной девушки.

Повернувшись лицом к Маку, она добавила тоном, не допускающим никаких возражений:

— Идите за мной, молодой человек.

Она провела Мака в просторный холл, где его недавно встретила принцесса Ирена; пройдя дальше по коридору, они вошли в соседние покои, пустовавшие в данный момент. Просторная комната, в которой они оказались, была почти точной копией той, в которой принимала Мака принцесса Ирена, — вероятно, это помещение было заблаговременно приготовлено для другой принцессы из маленькой страны, владеющей только одним языком.

Илит присела на краешек стула. Она сидела очень прямо, сдвинув колени, — ни дать ни взять классная дама перед своими юными воспитанницами. Смущенный Мак стоял перед нею, словно провинившийся школьник.

— Вы меня разочаровали, доктор Фауст, — начала Илит суровым тоном.

— Я? — переспросил Мак. — Что же я сделал?

— Не прикидывайтесь невинной овечкой, уж меня-то вам не провести. Я была в соседней комнате и все слышала.

— Правда?.. Ну и что же? — ответил Мак, тщетно пытаясь припомнить, что он говорил принцессе перед тем, как в комнату ворвалась эта женщина.

— Я все слышала! Вы пытались соблазнить невинную принцессу, пользуясь тем преимуществом, которое дает Малое Речевое Заклинание. Очевидно, Мефистофель открыл вам это тайное заклинание, чтобы вам удобнее было обделывать свои грязные делишки!

— Послушайте, — возмутился Мак, — вы либо ошибаетесь, либо не за того меня принимаете. Я ведь ничего с ней не делал\

— В таком случае как вы объясните тот шум, который я слышала из соседней комнаты? Мне показалось, что там происходит какая-то борьба. К тому же поза, в которой я вас застала...

— Это она пыталась соблазнить меня! — воскликнул Мак, теряя терпение. — Она меня, а не я ее, вам понятно?

Илит презрительно скривила свои красивые полные губы. Когда-то она была ведьмой — пышнотелой, с крепкими мускулами, которым могли бы позавидовать многие мужчины. Это было довольно давно (по земным меркам, разумеется) — в середине прошлой эры, но события тех дней, когда она со всей страстью своей юной, неопытной души служила темным силам, еще были довольно свежи в ее памяти. Она постигла прелесть возвышенной, духовной любви лишь в самом конце прошлой эпохи, когда без памяти влюбилась в Гавриила, синеокого златокудрого ангела с таким бесстрастным взором, что в первый миг молоденькой ведьме показалось, будто светло-голубые глаза ее возлюбленного вобрали в себя холод всех ледников мира. Это случилось во время прошлой Тысячелетней войны между двумя Великими Силами. Главнокомандующим силами тьмы был назначен уже знакомый нам демон Аззи, пытавшийся переписать историю о Прекрасном принце на свой лад. Илит была подружкой Аззи и помогала ему до тех пор, пока не встретила Гавриила.

Забыв своего прежнего друга ради новой любви, она оставила ремесло ведьмы. Любовь преобразила ее (как видно, эта могучая сила властна не только над смертными, но и над существами из мира духов); и, отрекшись от зла, она стала пламенной поклонницей добра, ибо добро было его стезей. Принеся нерушимые клятвы духа служить добру, Илит вся отдалась своему новому служению. Раньше она была легкомысленным, беспечным созданием, и самой серьезной проблемой, с которой она сталкивалась, был выбор наряда для предстоящей вечеринки (которые, к слову сказать, она очень любила). Теперь она стала законченным синим чулком и строгой блюстительницей нравов, каких уже очень давно не видели на Небесах: поистине, воинствующими фанатиками становятся отнюдь не праведники, а раскаявшиеся грешники — те, кто однажды уже оступился. Бывшая ведьма следовала добру и правилам хорошего тона (поскольку эти две вещи неразрывно связаны между собой) с тем же неутомимым усердием, с которым она когда-то предавалась пороку. Казалось, она не знала меры ни в чем; и иногда ее поступки удивляли даже видавших виды старейших представителей светлых сил, которые за долгие годы трудов во имя Добра уже успели разобраться, как вещи выглядят на самом деле. «Она еще просто слишком неопытна, — говорили они, качая головами. — Это ничего. Пройдет некоторое время, и она научится». Но время шло, а она все никак не могла научиться.

— Вы злоупотребили своим положением, — отчитывала Илит Мака. — Вас прислали сюда отнюдь не затем, чтобы вы соблазняли молоденьких девиц, используя Речевое Заклинание. Вы — участник серьезного научного эксперимента, а ведете себя, как проказливый мальчишка! Вам было поручено серьезное задание, а вы, вместо того чтобы выполнять его, проводите время за легкомысленной болтовней и любезничаете с девушками. Я подам на вас жалобу в Объединенный Совет Высших Сил света и тьмы — я уверена, что она не останется без внимания и вам придется отвечать за все ваши проступки. А пока я позабочусь о том, чтобы вам больше не удалось натворить здесь никакого безобразия.

— Подождите, — взмолился Мак, — выслушайте меня...

Он хотел подробно рассказать ей, как все было на самом деле, но Илит ничего не желала слушать. Она считала, что это просто очередная ложь дерзкого соблазнителя, воспользовавшегося неопытностью своей жертвы и пытающегося избежать заслуженного наказания.

— Я помещу вас в такое место, где вы никому не сможете причинить зла, — сказала Илит. — Я посажу вас в Зеркальную тюрьму, голубчик мой.

Отчаяние придало Маку сил, и он был готов сопротивляться. Он поднял руки, защищаясь, — неизвестно, что придет в голову этой сумасшедшей блюстительнице нравов. Но какой бы хорошей реакцией он ни обладал, Илит оказалась проворнее. Ей понадобилась какая-нибудь доля секунды на то, чтобы взмахнуть рукой и щелкнуть пальцами. Ее яркие, тщательно ухоженные ногти блеснули в свете ламп, словно маленькие зеркальца. Комната закружилась перед глазами Мака; ему показалось, что он теряет сознание. Мгновение спустя он увидел, что Илит исчезла. Он обрадовался, подумав, что она совсем пропала, оставив его одного в комнате. Оглядевшись, он понял, что если кто-то и пропал, то это, несомненно, он сам. Помещение, в котором он находился, было ему незнакомо; в нем не было видно ни выхода, ни входа.

Это была маленькая комната с зеркальными стенами. Зеркальными были даже пол и потолок. Зеркала, расположенные под самыми разными углами друг к другу, порождали бесчисленное количество отражений. Те из зеркал, которые находились друг напротив друга, создавали иллюзию бесконечных темных коридоров, ведущих в никуда, или мрачных провалов, зиявших прямо у ног несчастного Мака. Изумленно озираясь по сторонам, он увидел несчетное множество своих отражений: некоторые были повернуты лицом к нему, некоторые — боком или спиной, а иные вообще были перевернуты вверх ногами. Он повернулся — его отражения сделали то же самое. Он сделал осторожный шажок вперед — некоторые из его двойников шагнули ему навстречу, другие же, наоборот, попятились. Еще шаг, уже не столь осторожный — и он ударился о зеркальную поверхность. Он отступил назад. Большинство отражений точь-в-точь скопировали его действия, а некоторые продолжали идти дальше, не встретив на своем пути никакого препятствия. Мак очень удивился, заметив, что его отражения каким-то образом обрели самостоятельность. Такое чересчур вольное поведение его двойников показалось ему зловещим признаком. Он начал наблюдать за их действиями и увидел, что один из его зеркальных образов сидит в кресле и читает книгу. Почувствовав на себе чей-то взгляд, двойник из Зазеркалья поднял глаза от книги и приветливо кивнул головой Маку. Другой сидел на берегу реки и удил рыбу. Он был настолько поглощен своим занятием, что даже не повернул головы, когда Мак поглядел на него. Третий развалился в кресле, вытянув длинные ноги, и усмехался Маку в лицо. Тут несчастный узник Зеркальной тюрьмы почувствовал себя крайне скверно, и мысли начали мешаться в его голове.

Он снова двинулся вперед, вытянув перед собой руки, пытаясь найти выход из этого зеркального лабиринта. Несколько отражений последовало его примеру. Но один из двойников в это время сидел за столом, за обе щеки уплетая ростбиф и йоркширский пудинг. Другой спал на мягкой пуховой перине. Третий сидел на вершине невысокого холма, запрокинув голову, и следил за полетом воздушного змея, бечевку от которого он держал в руках. Когда Мак глядел на эти отражения, многие из них оборачивались, приветливо кивая головами и улыбаясь, другие же продолжали заниматься своими делами, не обращая на него никакого внимания.

Мак смотрел — и не верил своим глазам. Внезапно прямо в его мозгу раздался беззвучный голос:

— Я схожу с ума!

Другой так же беззвучно ответил:

— Надеюсь, тут найдется что почитать.

Поняв, что он бессилен что-нибудь сделать, Мак закрыл глаза и попытался заставить себя думать о чем-нибудь приятном.

Глава 7

Мефистофель материализовался в покоях принцессы Ирены, напоследок окутавшись едким зеленовато-желтым дымом, — очевидно, демон был не в духе. Его только что вытащили из любимого кресла возле камина, где он читал увлекательный роман «Записки о детстве дьявола». Роман Мефистофелю очень нравился — это была лучшая книга, которую он прочитал за последние годы. Он уже дошел до ключевого момента, когда главный герой, молодой демон из старинного княжеского рода, попавший в сложную жизненную ситуацию, предает всех, кто еще недавно был ему близок и дорог, не чувствуя при этом угрызений совести, как вдруг резкий телефонный звонок разрушил тот хрупкий фантастический мир, в который воображение переносит наиболее восприимчивых читателей, наслаждающихся любимым произведением.

Мефистофель снял трубку и выслушал сообщение, переданное одним из невидимых наблюдателей, следящих за ходом Тысячелетней войны. Наблюдатель докладывал главнокомандующему, что недавно произошло грубое вмешательство в ход эксперимента: главный герой был насильно удален с места действия без всякого законного на то основания и заперт в особой зеркальной комнате, из которой он до сих пор не нашел выхода.

Мефистофель отложил книгу и не медля ни минуты отправился в Пекин, несмотря на то, что формально в настоящий момент он не был при исполнении служебных обязанностей. Однако демон отнюдь не был рассержен оттого, что его вызвали на место происшествия в нерабочее время, — ведь тот, кто творит Зло в этом мире, должен мириться с тем, что дела в любой момент могут оторвать его от приятного времяпрепровождения.

— Илит, — строго спросил Мефистофель, — что ты делаешь? Почему ты заперла Фауста?

— Я исправляю величайшую ошибку, — храбро ответила бывшая ведьма, хотя в глубине души она начинала чувствовать себя крайне неловко под суровым взглядом демона высшего ранга.

— Что ты с ним сделала?

— Я изолировала его из моральных соображений, только и всего, — сказала Илит.

— Как ты посмела?! Ты не имеешь никакого права вмешиваться в эксперимент! Тебя прислали сюда только как наблюдателя!

— Как наблюдатель, — отпарировала Илит, — я стала свидетельницей грубого нарушения правил ведения войны. Я знаю о многих вещах. Например, о том, что вы оказывали тайное давление на Фауста и советовали ему совершать отвратительные поступки. Вы позволили ему свернуть с того узкого и трудного пути, который он должен был проделать в соответствии с замыслом эксперимента; иначе как вы можете объяснить его недостойное поведение? Вместо того чтобы выбрать один из предложенных ему вариантов действий и приступить к исполнению своих планов, он соблазнил невинную принцессу!

— Как?! Ты еще смеешь обвинять меня? Я не имею к этому никакого отношения! — вскричал не на шутку рассердившийся Мефистофель. — Не хватало еще, чтобы я стал советовать смертным подобные вещи! Если он соблазнил девчонку, он сделал это по собственному желанию, а следовательно, вся ответственность за этот поступок целиком на его совести!

Тут оба вспомнили, что сама принцесса Ирена находится в этой комнате и слышит все, что о ней говорят. Они посмотрели на нее, затем обменялись озабоченными взглядами и наконец пришли к молчаливому соглашению. Илит приподняла одну бровь; Мефистофель кивнул. Илит сотворила Заклинание сна.

Эфирное покрывало, тонкое и невесомое, как паутинка, само собой поплыло по воздуху и опустилось на стройную фигурку принцессы. Принцесса тотчас погрузилась в глубокий сон. Очнувшись от него, она должна была забыть все, что происходило с ней за последние полчаса.

Убедившись в том, что принцесса крепко спит, и бросив быстрый взгляд на Мака, томящегося в Зеркальной тюрьме, Илит повернулась к Мефистофелю. Ее синие глаза гневно сверкали.

— Это ваша вина! И не пытайтесь сбить меня с толку с помощью своих обычных уловок — льстивых речей, так называемых научных аргументов и тому подобных вещей. Я этим штучкам цену знаю! Вам не удастся обвести меня вокруг пальца. Не забывайте, я когда-то была в вашем лагере.

— Держи себя в руках, женщина! Следи за своими словами! Я открыл Фаусту Малое Речевое Заклинание, чтобы он не запутался в этом причудливом смешении восточных языков, на которых говорят во дворце. Было ли это добром или злом, выяснится позже; во всяком случае, это менее тяжкий проступок, чем незаконное удаление главного действующего лица со сцены. Ты здесь натворила дел гораздо худших, чем могла бы натворить целая сотня Фаустов.

— Вы лжец! — ответила ему Илит.

Мефистофель кивнул:

— Ну и что? Какое отношение это имеет к ходу эксперимента?

— Я требую, чтобы Фауста заменили! Его место в споре должен занять добродетельный человек.

— Женщина, ты не имеешь никакого права что-либо требовать! К тому же здесь не место для догматических споров о морали и нравственности! Судить данный спор предначертано не представителям добрых и злых сил, а самой Судьбе, Ананке. Выпусти Фауста сию же секунду!

— Ни за что! Не вам мною командовать!

Мефистофель решил не продолжать бесполезный спор. Бросив на молодую практикантку высокомерный взгляд, он достал из-под плаща походную сумку демона, обладающую волшебным свойством уменьшаться в размерах в сотни раз и ровно во столько же раз терять в весе, когда владелец кладет ее в карман. Вытащив из сумки маленький красный телефон, он набрал на нем номер 999 — число 666, знаменитое Число Зверя, перевернутое вверх тормашками, превращается в Число Ангела — и стал ждать ответа, от нетерпения постукивая ногой по полу.

— Кому вы звоните? — спросила Илит.

— Тому, кто, надеюсь, вложит немного ума в твою упрямую голову.

В тот же миг посередине комнаты возникло большое пушистое облако, переливающееся всеми цветами радуги. Послышались мелодичные аккорды арфы. Облако вскоре растаяло, и перед Мефистофелем и Илит предстал сам архангел Михаил. С его кудрявых темных волос стекала вода, а строгие ангельские одежды ему заменяло большое белое полотенце. Кое-как прикрыв наготу, Михаил огляделся и спросил недовольным тоном:

— В чем дело? Я принимал ванну...

— Ты всегда принимаешь ванну, — сказал Мефистофель. — Можно подумать, что ты проводишь гам все свободное время.

— Ну и что же? — с вызовом ответил Михаил. — Чистоплотность и целомудрие — добродетели, которые должен воспитывать в себе каждый порядочный ангел.

— Старое заблуждение! Во всем, что касается чистоты, зло ничуть не менее разборчиво, чем добро. Чистоплотность сама по себе — ни добро, ни зло, а следовательно, считаться добродетелью не может... Однако у нас слишком мало времени, чтобы тратить его на споры из-за таких пустяков.

— Согласен. Так зачем же ты вызвал меня?

— Этой ведьме, — отчеканил Мефистофель, показывая длинным пальцем на Илит, которая стояла, скрестив руки, отчего ее маленькие, дерзко приподнятые острые груди отчетливо вырисовывались под ангельскими одеждами, и сердито сверкала глазами на демона, — этой глупой женщине, этой недоучившейся практикантке, этому исчадию ада, превратившемуся в религиозную фанатичку, взбрело в голову удалить Фауста с исторической сцены. А так как ей, видите ли, этого показалось мало, она заключила Фауста в тюрьму. Такое грубое вмешательство в ход событий грозит сорвать намеченный план действий, остановить Тысячелетнюю войну и уничтожить плоды многодневных трудов. Вот почему я вызвал тебя сюда.

Темные брови Михаила резко сошлись над переносицей, отчего его лицо приняло такое мрачное выражение, какое редко можно было видеть на лице архангела. Раздражение вскоре сменилось недоумением. Михаил озадаченно взглянул на Мефистофеля, очевидно подумав, уж не подшучивает ли над ним демон.

— Удалить Фауста?.. Ты не шутишь?

Тут Илит решилась взять слово.

— А что мне оставалось делать? — с вызовом спросила она; однако было заметно, что уверенности в собственной правоте у нее поубавилось. — Его Фауст соблазнил принцессу Ирену!

— Какую принцессу Ирену? — спросил архангел Михаил. — Впрочем, это не имеет значения. Во имя всего святого объясни же мне наконец, с чего это ты вдруг решила вмешиваться не в свое дело? Ты решила остановить Тысячелетнюю войну из-за совращения какой-то несчастной принцессы?!

— Кстати, этот факт еще не проверен, — вставил Мефистофель.

— Более того, — продолжал Михаил, — ты злоупотребила оказанным тебе доверием. Мы назначили тебя наблюдателем лишь для того, чтобы немного успокоить Гавриила — он совершенно без ума от тебя. А ты устраиваешь глупые сцены из-за такого банального и никого не касающегося дела, как соблазнение, да к тому же еще недоказанное!

— Нас учили, что всякое соблазнение — зло, — смущенно пробормотала Илит.

— Разумеется, зло, — пожал плечами Михаил. — Но тебе следовало бы знать, что если кто-то творит зло, благоразумнее всего не вмешиваться не в свое дело. Мы следуем этой разумной политике уже много лет и, как видишь, не остаемся в проигрыше. Точно так же, когда некто творит добро, силы зла не препятствуют ему. Неужели ты ничего не слышала об относительности добра и зла и понятия не имеешь об основных диалектических законах, в частности о единстве противоположностей? В первой части «Практического руководства для ангелов» этим непростым вопросам посвящена целая глава. Разве у вас в школе не читали вводный курс по истории взаимоотношений добра и зла? И разве у вас не было практических занятий по этому предмету?

— Были... Но я, очевидно, пропустила эту главу в школьном учебнике, — огорчилась Илит. — Пожалуйста, не ругайте меня! Я не ангел, я еще только учусь. Я очень стараюсь во всем следовать добру и делать так, чтобы все вокруг тоже следовали ему.

— Действуя так, как действуешь ты, — произнес Михаил назидательным тоном, — вряд ли добьешься в этом успеха. Прямолинейность — не лучшее из качеств, которые надлежит развивать в себе ангелу. Творя добро, нужно делать это с умом, иначе все твои усилия могут оказаться напрасными. Добро, эта великая творческая сила, в неумелых руках может превратиться в свою противоположность, обернувшись великой бедой — тоталитаризмом, если не чем-нибудь похуже. А ведь тебе бы этого не хотелось, не правда ли?

— Не знаю...

— Зато я знаю, поскольку мне уже не раз приходилось сталкиваться с подобными метаморфозами. Вот что я скажу тебе. Немедленно выпусти Фауста. Верни его на прежнее место. После этого подашь рапорт в Центр перевоспитания. Воспитатели Центра определят степень твоей вины и то наказание, которое ты понесешь за свое дерзкое и необдуманное поведение. В этом Центре ты пройдешь полный курс переподготовки. Тебе еще нужно как следует позаниматься, прежде чем приступать к какой-либо практике.

— О, не будь столь строг к бедной запутавшейся девочке, — вмешался Мефистофель. Он знал, что, проявляя великодушие к побежденной, выглядит очень эффектно; к тому же в голове у него уже начал созревать план, как использовать сложившуюся ситуацию в пользу зла. — Пусть она остается наблюдателем. Только пускай больше ни во что не вмешивается.

— Ты слышала, что говорят старшие? — строго спросил Михаил у Илит.

— Слышала, — ответила она. — Но никогда не думала, что услышу из уст архангела приказ повиноваться адскому духу!

— Подрастешь — и поймешь многое из того, чего сейчас не понимаешь. — Михаил поправил полотенце, слишком узкое для того, чтобы как следует прикрыть его атлетическую фигуру. — Я вижу, что тебе еще долго придется учиться, прежде чем ты станешь настоящим ангелом... Итак, конфликт улажен и мне можно наконец принять ванну? — добавил он, обращаясь к Мефистофелю.

— Да-да, конечно, — ответил Мефистофель. — Извини, что потревожил тебя.

— А ты, — Михаил поглядел на Илит сверху вниз, — помни о том, что я тебе сказал. Твори добро, но знай меру. И не поднимай бурю в стакане воды. Это приказ, понятно?

Сказав это, он бесследно исчез. Илит тотчас же уничтожила Зеркальную тюрьму. Мак вышел наружу, удивленно оглядываясь. Мефистофель улыбнулся и растаял в воздухе.

— Кажется, я вернулся назад, — сказал Мак. — А как принцесса? Вы уже поговорили с ней?

— Занимайся своим делом, — ответила Илит и тоже исчезла.

Глава 8

После освобождения из Зеркальной тюрьмы Мак попрощался со смущенной принцессой Иреной и направился в другое крыло дворца, чтобы предупредить Марко Поло о грозящей ему опасности. Однако найти обратный путь оказалось значительно труднее, чем добраться до покоев принцессы. Мак очень спешил, помня, что каждая минута промедления может обернуться бедой, и второпях свернул не в тот коридор. Запутавшись в лабиринте пересекающихся друг с другом переходов, бесчисленных винтовых лестниц, арок и узких тоннелей, ведущих неведомо куда, он попал в совершенно незнакомую ему часть дворца. Мак понял, что заблудился. В отчаянии бросившись в один из бесконечных извилистых коридоров, он наконец вышел в огромный, ярко освещенный зал. Здесь было так много людей, что сперва Мак подумал, уж не вышел ли он из дворца на крытую базарную площадь через какой-нибудь черный ход. Оглядевшись, он понял, что все еще находится в ханском дворце. Где-то вдалеке резко провыли трубы и гулко ударили огромные барабаны. Мак бросился в ту сторону, откуда доносились эти звуки. Ему пришлось изрядно проплутать по дворцу, прежде чем он добрался до гостевых покоев. Тяжело дыша от усталости, он распахнул дверь в комнаты Марко, даже не постучав:

— Марко! У меня есть сообщение чрезвычайной важности!..

Но ему ответило только слабое эхо, отразившееся от стен пустой комнаты, — Марко в ней не было.

Мак понял, что, пока он находился в зеркальной камере, прошло несколько часов. Сейчас, должно быть, уже вечер — Мак не заметил, как он наступил, ведь во внутренних покоях дворца и днем, и ночью царит полумрак, рассеиваемый лишь неярким светом настенных фонарей под цветными стеклянными колпаками. Мак вышел из пустой комнаты и побежал по пустым коридорам в Большой банкетный зал. На этот раз ему повезло, и он не сбился с дороги. Протолкавшись сквозь небольшую толпу стражников, собравшуюся у дверей, он вошел в уже знакомый ему зал.

Пир был в самом разгаре. Кубла-хан и наиболее приближенные к нему лица сидели на специальном возвышении в другом конце зала, напротив дверей. Марко и принцесса Ирена занимали почетные места чуть пониже ханского трона, стоявшего выше всех. Мак заметил еще несколько знакомых лиц, в том числе и придворного мудреца, облаченного в расшитую звездами мантию и островерхий колпак. Несколько музыкантов наигрывали приятные мелодии; рядом с ними на маленькой сцене кривлялся шут с грубо раскрашенным лицом. — на нем были широкие штаны из козьего меха и рубашка, сшитая из разноцветных лоскутов. Никто не слушал музыкантов и не обращал внимания на шута. Глаза всех присутствующих были устремлены на Мака.

Наступила тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками музыкальных инструментов и репликами шута. Маку она показалась особенно зловещей — так перед грозой затихает ветер и примолкают птицы. Мак смущенно откашлялся, чтобы прочистить горло, а заодно выиграть несколько секунд в этом немом поединке с притихшим залом, и наконец проговорил:

— Марко, я очень рад, что вовремя нашел вас. Против вас составлен заговор. Я подслушал один важный разговор, когда шел через внутренний двор, где упражнялись солдаты. Среди них было двое из Тира, они говорили...

Марко поднял руку, прервав его на полуслове:

— Вы имеете в виду кого-нибудь из присутствующих здесь?

Оглядевшись, Мак заметил среди стражи двоих бородатых солдат — тех самых, которые обсуждали свои коварные планы во время передышки между двумя учебными поединками.

— Вот эти двое, — сказал он.

— Весьма любопытно, — ответил Марко. — Дело в том, что они сами подошли ко мне около часа назад и предупредили о существовании заговора. Они назвали главного заговорщика. Это — вы.

— Неправда.

— Вы заплатили им довольно большую сумму за мою голову. Так они говорят.

— Они пытаются обмануть вас, чтобы выйти сухими из воды. Не верьте им! Я сказал вам чистую правду!

— Я вам не верю. Я уже давно начал подозревать вас, — сказал Марко и, повернувшись лицом к хану, спросил: — Не будет ли мне дозволено провести расследование, дабы обличить этого человека перед всеми, как лжеца и мошенника?

— Конечно, проводи, — важно кивнул головой Кубла-хан. — Нам очень нравится западный способ ведения судебных процессов. Особенно пытки, которые применяют при допросе преступников, упорствующих в отрицании своей вины.

— Пусть говорит принцесса Ирена.

Принцесса восседала на маленьком троне, установленном на том же возвышении, где сидел Великий хан со своими приближенными, чуть в стороне от мест, отведенных для родственников Кубла-хана и высших придворных сановников. На ней была небесно-голубая мантия, расшитая золотыми цветами, удивительно гармонировавшая с ее светлыми волосами и ослепительно белой кожей, — с тех пор как Мак покинул ее апартаменты, у принцессы было немало времени, чтобы переодеться для пира, и нужно сказать, что наряд ее был подобран как нельзя более тщательно. Она казалась воплощением самой невинности, когда, раскрыв свой яркий ротик, проговорила на ломаном монгольском:

— Эта выскочка пришел моя комната, которая ни одна мужчина нельзя входить. Он делал мне бестактность, говорил на мой родной язык, но на такое наречие, которое говорят между себя только члены одной семьи или грубые люди, которые хотят угрожать. Я очень боялась за своя жизнь, потому что чужеземец, который говорит тебе на это наречие, верно хочет тебя убить. Я... э-э... обморочилась... упала в обморок, а когда я встала, он уже ушел — наверное, его испугал шум в коридоре. Он вообще... э-э... казал мне себя... выглядел как трус. Потом я переодела себя в эта голубая мантия и пришла сюда.

— Ложь, все ложь, — сказал Мак. — Вы, Марко, сами послали меня к принцессе!

— Я? Я послал вас к принцессе? — Венецианец закатил глаза и сделал какой-то нелепый театральный жест, очевидно, желая привлечь внимание хана. Затем, повернувшись лицом к собравшимся в зале придворным, он спросил: — Господа, вы знаете меня уже достаточно давно, чтобы я мог призвать вас в качестве свидетелей. Я при дворе уже семнадцать лет. Нарушил ли я хоть раз за это время монгольские законы? Оскорбил ли общественное мнение? Совершил ли хоть сколько-нибудь тяжкий проступок, который не подобает совершать порядочному человеку?

Единственными звуками, которые доносились до ушей встревоженного Мака, было поскрипывание и потрескивание костей, когда все гости, как один, закачали головами: «Нет, нет». Маку показалось, что даже отрубленные головы, сложенные в пирамиды у оснований колонн, покачиваются: «Нет, нет».

— Теперь все ясно! — воскликнул Мак. — Марко Поло задумал убрать меня с помощью лжи и хорошо продуманной интриги. Он не терпит соперников при дворе и расправляется с ними самым недостойным образом. Он боится, как бы образованный и кое-что уже повидавший чужеземец не отнял у него хотя бы малую долю ханских милостей. Ну и конечно, он завидует мне: ведь я — офирский посол, а он — всего лишь торговец и сын торговца.

— Что касается последнего, — ответил Марко, — пусть мудрец говорит!

Высокий худой старик неспешно поднялся, оправляя широкую мантию, расшитую звездами и малопонятными знаками. Водрузив на крючковатый нос очки в оправе из тонкой проколоки, он долго откашливался, прочищая горло, и наконец произнес скрипучим старческим голосом:

— Я созвал всех ученых мужей Пекина на совет, и вот что сказали мне люди, сведущие в географии и в истории народов. На земле нет такого места, которое называется Офир. Наши мудрецы утверждают, что если такой город и существовал когда-то, то он погиб много веков назад в результате некоей катастрофы — наводнения или извержения вулкана. И конечно, все единодушно заявили, что даже если бы такой город действительно существовал в наше время, то его правители вряд ли назначили бы немца послом своего государства.

Мак заломил руки в припадке отчаяния. Гнев, обида и возмущение затопили в этот миг его рассудок. Он хрустел пальцами, притопывал от волнения носком туфли по полу, но ни одна спасительная мысль не приходила ему в голову. Он стоял, не зная, что теперь говорить и что делать. Молчание нарушил сам Великий хан:

— Нам не хотелось бы делать этого, ибо мы известны как мудрый и милостивый правитель, и двор наш — один из самых передовых в мире, что, конечно, исключает жестокое обращение с чужестранцами. Однако сей человек был обличен перед собранием лиц, равных ему по рождению, в плутовстве и самозванстве, поскольку он назвался послом несуществующей страны, а также в преступном совращении женщины королевской крови. По обычаям, принятым при нашем дворе, он должен быть водворен в тюрьму, где его предадут пыткам, которым подвергают всех самозванцев и обманщиков, а затем его надлежит удавить, вырезать его внутренности, утопить, четвертовать и, наконец, сжечь.

— Это мудрое решение, — сказал Марко. — Но обычно к такой смерти приговаривают простых людей. Этот же может иметь в своих жилах каплю благородной крови. Я осмелюсь предложить, чтобы его убили здесь, прямо сейчас. Это позабавит двор, а потом мы продолжим наш пир.

— Хорошая мысль, — согласился Кубла-хан, — нам она нравится.

Он поднял свой магический скипетр и сделал жест свободной рукой, словно подзывая к себе кого-то. С другого конца зала к возвышению, на котором сидел хан с наиболее почетными гостями, заспешил бородатый толстяк, одетый весьма странно — на нем были только замшевый жилет и короткая замшевая набедренная повязка; руки, плечи и ноги его оставались голыми. Голову его украшал тюрбан, почти такой же огромный, как у самого хана.

— Королевский палач к услугам Великого хана, — поклонился толстяк.

— Удавку с собой взял? — спросил его хан.

— Она всегда со мною, — ответил палач, отвязывая тетиву от лука, обмотанную вокруг его талии, — на всякий случай. Ведь невозможно предугадать, когда она понадобится вновь.

— Стража, — позвал Кубла-хан, — взять этого человека! Палач, делай свое дело!

Мак бросился к выходу. На бегу ему пришла мысль спрятаться в одном из бесчисленных дворцовых коридоров — если стражники не поймают его здесь, в зале, то им нелегко будет найти беглеца в лабиринте проходов, туннелей, мостиков и лесенок. А тем временем он успеет придумать, как выбраться из дворца незамеченным... Но когда он проносился мимо Марко, словно заяц, бегущий от своры собак, коварный венецианец, злобно усмехаясь, поставил ему подножку. Споткнувшись, Мак упал, растянувшись во весь рост, и тут его схватили лучники. Они заломили ему руки за спину и держали крепко — не вырваться. К стражникам не спеша, вразвалку подходил палач, вертя в руках свою удавку и мастеря какую-то хитрую петлю. Этот толстяк хорошо знал свое дело.

— Ваше величество, — воззвал Мак к Великому хану, извиваясь в руках стражников, — вы делаете большую ошибку!

— Пусть даже так, — равнодушно ответил хан. — Когда великие ошибаются, их ошибки в конце концов становятся всеобщим правилом. Такова привилегия власть имущих.

Палач захлестнул петлю удавки на шее Мака. Мак попытался закричать, но тщетно — с губ его не сорвалось ни звука. У него оставалось еще несколько кратких мгновений перед тем, как жизнь навсегда покинет его тело, и он на собственном опыте убедился, что в эти мгновения вся жизнь отнюдь не проносится перед умирающим с быстротой молнии, как это утверждают некоторые. В те ужасные секунды, когда удавка все туже впивалась в его горло, Мак вспоминал, как давно, еще в школьные годы, он лежал в траве на берегу реки Визер. Был погожий воскресный денек, и они с приятелем-однокурсником решили пойти на реку. Мак говорил своему товарищу: «Знаешь, человек никогда не может угадать наперед, какой смертью ему придется умереть». Он оказался прав тогда, поскольку даже в самом фантастическом сне ему вряд ли могло привидеться такое — что он гибнет от руки палача при дворе Кубла-хана в Пекине, да к тому же еще за несколько сотен лет до дня своего рождения! Однако сознание собственной правоты отнюдь не придавало бодрости несчастному молодому человеку.

Внезапно что-то загремело, и в зале появился Мефистофель, окутанный клубами едкого черного дыма и языками адского пламени.

У адского духа было скверное настроение, и потому его появление в Главном банкетном зале сопровождалось великолепнейшим фейерверком и причудливыми фантомами и миражами, которые внезапно появлялись в воздухе перед испуганной, притихшей толпой придворных и столь же неожиданно исчезали. Очевидно, Мефистофель решил потратить несколько драгоценных мгновений на эти фокусы, чтобы в конечном счете выиграть время, рассчитывая на то, что перепуганные люди в зале и не подумают сопротивляться ему.

— Отпустите этого человека! — прогремел сатанинский голос под сводами зала.

Палач повалился на пол, словно пораженный молнией. У двоих стражников, державших Мака, ноги подкосились от страха, и они упали на колени. Кубла-хан откинулся назад, на высокую спинку своего трона. Марко Поло нырнул под стол, надеясь, что там его никто не тронет. Принцесса Ирена упала в обморок. Освобожденный Мак шагнул вперед, к ханскому трону.

— Вы готовы отбыть? — спросил его Мефистофель.

— Гогов, мой господин! — ответил тот, оправляя одежду. — Осталось сделать только одно.

Мак подошел к трону Кубла-хана. Великий хан оглядывался, ища защиты, но парализованные страхом стражники не спешили прийти к нему на помощь. Мак взял из дрожащих рук хана скипетр и положил его в свой поясной кошель.

— Теперь посмотришь, долго ли продлится твое царствование! — прокричал он прямо в лицо хану. Мефистофель взмахнул рукой — и тотчас оба они растаяли в воздухе, как будто их здесь и не было.

В зале еще долго стояла мертвая тишина. Никто не осмеливался пошевелиться. Наконец Кубла-хан проговорил слабым голосом, словно очнувшись от глубокого сна:

— Марко, как ты думаешь, что это было?

И Марко ответил:

— Я полагаю, мы стали свидетелями явления сверхъестественной силы. Мне приходит на ум один случай, приключившийся со мной во время моих странствий — я был в Ташкенте. Ранней весной, когда первые цветы...

Но тут тяжелые бронзовые двери распахнулись, и в зал вошла улыбающаяся Маргарита. Китайское платье из муарового шелка с высоким воротником подчеркивало ее женственно округлые формы. Ногти ее были тщательно ухожены, косметика умело наложена на лицо, волосы взбиты в высокую прическу и надушены. Она так и сияла свежестью и чистотой. Очевидно, обучением иностранцев монгольскому языку занимались настоящие профессионалы — они знали, как привить любовь к учению молодой девушке.

— Здравствуйте, — сказала она. — Я только что из школы. Вот, послушайте. — И выпалила скороговоркой: — Сшит колпак не по-колпаковски, его надо переколпаковать, перевыколпаковать. На дворе трава, на траве дрова, не руби дрова посреди двора.

Она говорила по-монгольски с чуть заметным акцентом, но вполне правильно и бегло.

Произнеся эти трудные фразы буквально на одном дыхании, Маргарита широко улыбнулась — она ждала, что кто-нибудь похвалит ее.

— Не казнить ли нам ее на всякий случай? — спросил Марко у Кубла-хана, выбравшись из-под стола и отряхнув с себя пыль.

— Можно и казнить, — ответил хан, думая, что проявление жестокости поможет ему обрести утраченное достоинство. — Все-таки лучше, чем ничего.

— Стража! Палач! — крикнул Марко. Мрачная сцена повторилась. Стражники схватили девушку; палач уже подходил к ней, несмотря на то, что его руки и ноги мелко дрожали от страха. Тогда опять появился Мефистофель.

— Извините, я и забыл про вас, — сказал он.

Щелкнув пальцами, он исчез вместе с Маргаритой. Хан и придворные опять надолго погрузились в молчание. Никто не смел шевельнуться, и со стороны могло показаться, что в зале сидят деревянные куклы, облаченные в праздничные яркие одежды. А потом вошли слуги с подносами, уставленными напитками и яствами.

Назад: Часть II. КОНСТАНТИНОПОЛЬ

Дальше: Часть IV. ФЛОРЕНЦИЯ